Читать здесь:

https://pikabu.ru/@ZoyaKandik

-2-

Войдя в свою квартиру, Мэри Мак прямо на пороге разделась догола, расстегнула застежки экзоскелета и, дрожа от озноба, направилась в душ. Тело, не понукаемое и не побуждаемое сбруей, как она называла экзоскелет, тут же расслабилось – спина перекосилась, горб, и так не маленький, выпер еще больше, руки с искривленными узловатыми пальцами словно вытянулись, доставая до колен, а короткая шея и вовсе исчезла под тяжестью большой шишковатой головы. Уже не прихрамывая, а сильно припадая на левую ногу, вихляясь всем телом и раскачиваясь, девушка была сейчас похожа на громадного краба, раздавленного тяжелой машиной, страшно искалеченного, но еще живого.

Стоя под тугими горячими струями, Мэри наслаждалась теплом и покоем. Впереди два выходных дня, целых два дня, когда не надо никуда идти, ни с кем общаться. Можно сидеть дома, читать книги, смотреть фильмы, мечтать…

Мэри вдруг зло рассмеялась и резко выключила воду. Мечтать она перестала год назад, после того, как целый консилиум хирургов вынес вердикт – все будет долго, дорого и никто, даже сам господь бог, не гарантирует результата.

- Лично я за вас не возьмусь, - честно сказал доктор Лейдер, признанный мировой авторитет в области модификации. – Я тщеславен, знаете ли, и терпеть не могу неудач.

Повинуясь внезапному импульсу, Мэри включила зеркало, которым никогда не пользовалась. И долго, с мазохистским наслаждением, разглядывала уродливое существо, которое ненавидела.

Раньше, в детстве, она так же ненавидела мать, бросившую ее сразу после рождения. Но, став постарше, задала себе вопрос – а как бы она сама поступила на ее месте? Смогла бы отказаться от своего ребенка, каким бы он ни был? Душа, израненная, жаждущая любви и тепла, кричала – нет! Ни за что! Никогда! А рано повзрослевший разум беспощадно развеивал эту иллюзию.

Иногда Мэри думала, что ей было бы куда легче, родись она умственно неполноценной.

Закутавшись в теплый безразмерный халат, Мэри приготовила легкий ужин, перетащила его в комнату и, устроившись на диване, включила телевизор. И через какое-то время осознала, что не понимает происходящего на экране, не чувствует вкуса еды. Все ее мысли занимала сегодняшняя встреча с психом.

А с психом ли? Он был так убедителен. Впрочем, психи в своем бреду обычно убедительны и абсолютно логичны. И если речь не идет о чем-нибудь особенно завиральном, то им даже можно поверить.

Что он там нес? Новый экспериментальный метод? Чушь, разумеется. Хотя, почему? Наверняка, идут какие-то разработки. Они не афишируются, о них мало кто знает, даже из специалистов, ведь новый метод нужно сперва отладить, опробовать на добровольцах…

На добровольцах! Мэри вскочила и возбужденно заковыляла по комнате. Так вот что ей предлагал незнакомец – участие в опытах! И даже отметил, специально подчеркнул, что ей это не будет стоить ни гроша. «Что ты теряешь?» - услышала она его отчаянный вопль. И в самом деле – что? Сделать ее уродливей, чем она есть, навряд ли получится. Правда, если метод рискованный, и есть возможность летального исхода… И пускай! Все равно это не жизнь, а так, жалкое бесперспективное существование. Лучше умереть.

Мэри не понимала, что уговаривает себя поверить в чудо. В ней проснулась надежда, и желание, чтобы это чудо произошло, с такой неистовой силой вспыхнуло в ней, что разум, безотказный разум вынужденного реалиста и скептика, замолчал. Впервые в ее сознательной взрослой жизни. Поедет ли она? Да какие могут быть сомнения? Она задыхалась от восторга; она ужасалась, что могла бы разминуться с этим удивительным молодым человеком; она молиться была готова на зуб, которому так вовремя вздумалось разболеться.

И вдруг все кончилось. В сиреневой вспышке утилизатора такси сгорела не только визитка, но и будущее. Мэри ощупью нашла диван, присела и некоторое время молча пристально вглядывалась в телевизор, где бесновались комики из молодежного шоу. Потом встала.

- Ну, вот и все, - негромко сказала она и коротко хохотнула. Чудо – это не для нее.

Собрав грязную посуду, она отправилась в кухню и долго тщательно мыла ее вручную. В душе было пусто и безысходно.

Действуя автоматически, она сунула бесформенный ком одежды в стиралку, убрала в шкаф экзоскелет, встряхнула мокрый плащ. Из кармана выпал белый прямоугольник. Мэри подняла его – это была визитка незнакомца. Как она туда попала? – вяло удивилась Мэри. Я же точно помню, что выкинула ее в утилизатор. Может, случайно все-таки сунула в карман? Или, вдруг озарило ее, это он сам положил визитку? Ну, да, так и есть – из клиники она выскочила в одном платье, а молодой человек вынес ей плащ. Конечно, у него было время положить в карман что угодно. Но зачем он это сделал?

- Какая разница? – спросила Мэри. – Ну какая тебе разница? Не будь дурой!

Эрик Эрикссон, было написано на визитке, скульптор, специализация – гуманоидная психокинетика, резонатор второго типа. И адрес: Приморский бульвар, первая линия, дом восемь.

Не долго думая, Мэри загрузила данные в сеть, но результат ее обескуражил – людей с таким именем на планете оказалась тьма тьмущая, а непонятные «психокинетика» и «резонатор» выдавали ссылки на технические и литературные сайты. И ни слова о пластической хирургии.

- Так он что, подшутил надо мной? Это розыгрыш?

Да нет, слишком жестоко для шутки. И замысловато. Кому может прийти в голову таким образом разыгрывать ее? Ни друзей, ни врагов… коллеги, если только, но они все люди серьезные, в возрасте… жалеют ее, бедняжку. Нет, они не могли, никто из них. Значит, псих?

- Значит, псих, - согласилась Мэри.

Разорвав визитку на мелкие клочки, девушка отправилась спать. Странно, но она чувствовала некоторое удовлетворение – в ее жизни было так мало событий, что даже эта, в общем-то неприятная, ситуация сейчас представлялась чуть ли не приключением. Во всяком случае, таких эмоций она давно уже не испытывала.

Уже находясь между сном и явью, Мэри вновь ощутила тяжесть мужских рук на своих плечах и решила, что приключение вполне можно назвать романтическим.

-3-

Ровно в восемь часов Мэри Мак стояла на крыльце дома номера восемь на Приморском бульваре. Позади, невидимый в темноте, мерно и мощно дышал океан; впереди светилось теплым желтым светом окно. Значит, хозяин встал и ждет ее. Глубоко вздохнув, Мэри решительно толкнула дверь.

Она была готова ко всему: к насмешкам, оскорблениям, к опасности. Даже если бы неизвестные люди спросили ее, что она здесь делает, она бы не удивилась, просто извинилась бы и отправилась досыпать. Но когда она, жмурясь от света, переступила порог, навстречу ей стремительно вышел вчерашний молодой человек и засмеялся. Весело и радостно, как смеются при встрече старых друзей.

- Здорово, что ты пришла!

Он подошел к девушке вплотную, бесцеремонно откинул капюшон и принялся рассматривать ее лицо. Мэри стиснула зубы и заставила себя стоять неподвижно. Она впервые находилась наедине с посторонним мужчиной, и ее охватила паника. К счастью, Эрик Эрикссон бросил ее рассматривать, схватил за руку и потащил вглубь дома.

- Сперва чаю, - говорил он. – Или ты хочешь кофе? У меня здесь неплохой кофе, только без сливок и молока. Тебе надо согреться и расслабиться. Ты же вся комок нервов.

Он усадил ее за стол и вопросительно вздернул брови.

- Чаю, если можно, - сообразив, чего он от нее ждет, пробормотала Мэри.

Что ж, это была хорошая идея. К чаю Эрик подал горячий багет, сливочное масло, джем и паштет. Он вел себя совершенно свободно, с аппетитом ел, вел легкий, ничего не значащий разговор и совершенно не требовал никакой реакции от девушки. И вообще, вся атмосфера была такой дружеской, домашней, что Мэри мало помалу расслабилась.

Даже если все враки, даже если ничего не выйдет, уже из-за этого утреннего чаепития стоило рискнуть и прийти сюда, подумала она. И осмелилась взглянуть в лицо Эрику.

Он оказался очень милым, с веселыми карими глазами и еле заметными веснушками на щеках. Белая футболка подчеркивала пропорционально сложенную мускулистую фигуру. А улыбка была такая искренняя, такая открытая, что ей хотелось верить безоговорочно. Неужели и правда маньяк, тоскливо подумала Мэри.

- У меня нет денег, - вдруг выпалила она с отчаянием.

От неожиданности Эрик вздрогнул и поперхнулся чаем. Он надсадно раскашлялся, лицо его покраснело, на глазах выступили слезы. Из фильмов Мэри знала, что в таких случаях люди хлопают друг друга по спине, но сама не решилась, и просто сидела, тупо уставившись в пол. Чувствовала она себя полной идиоткой.

- Ну какие деньги, - с трудом просипел Эрик. – Ох, чуть не помер! Уф! Какие деньги? Я же тебе вчера все сказал. Хотя… Ты в таком состоянии была, что половину мимо ушей пропустила наверняка. Значит так, ты – моя дипломная модель. Я буду тебя работать, результат гарантирую, денег не возьму. Поняла?

- Поняла, - послушно кивнула Мэри.

Результат гарантирую! Да за такие слова, за такую уверенность, в них прозвучавшую, никаких денег не жалко! Мэри все бы отдала без остатка, без сожаления, только, вот беда, не было у нее ничего, кроме скромных сбережений.

- Туалет там, - махнул рукой Эрик. – Давай сходи и начнем.

От подобной бесцеремонности Мэри растерялась.

- А как ты думала? – фыркнул Эрик. – Каждый сеанс это час минимум, примерно столько же на фиксацию. Мне нужно, чтобы ты была максимально расслаблена и неподвижна. Будем считать, что я – твой лечащий врач. Так что давай безо всяких этих глупостей и стеснений. Ясно?

- Ясно, - покорно сказала Мэри.

Данная статья относится к Категории: Построение научных моделей

Грегори Бейтсон публикует книгу: Разум и природа: неизбежное единство / Mind and Nature: a necessary unity, где вводит две классификации научных моделей:

- Дивергентные последовательности - идут в сторону увеличения разнообразия и поэтому плохо предсказуемы человеком-наблюдателем;

- Конвергентные последовательности - идут в сторону уменьшения разнообразия и поэтому могут быть предсказуемы человеком-наблюдателем.

Отталкиваясь от естественнонаучных аналогий, Грегори Бейтсон переходит к вопросу о «значении выдающейся личности в истории»:

«Если мы нагреваем чистую жидкость (скажем, чистую дистиллированную воду) в чистом, гладком стакане, в какой точке возникнет первый пузырёк пара? При какой температуре? И в какой момент? На эти вопросы не существует ответа, если только на внутренней поверхности стакана нет маленькой шероховатости или в жидкости нет частички пыли. Если такого зародыша для начала изменения нет, прогнозы невозможны. А поскольку мы не можем сказать, где начнутся изменения, мы также не можем сказать, когда они начнутся. Следовательно, мы не можем сказать, при какой температуре начнется кипение. Если эксперимент серьёзно подготовить, т. е. если вода будет очень чистой, а стакан будет очень гладким, возникнет перегревание. В конце концов вода закипит, поскольку рано или поздно найдётся различие, которое сможет послужить зародышем изменения. Перегретая жидкость «найдёт» эту отличающуюся точку и некоторое время будет взрывообразно кипеть, пока температура не снизится до нормальной точки кипения, соответствующей барометрическому давлению окружающей среды. То же верно и для замерзания жидкости или выпадения кристаллов в перенасыщенном растворе. Зародышем, нужным для начала процесса, т. е. отличающейся точкой, в случае перенасыщенного раствора может стать, например, микроскопический кристаллик.

В этой книге я буду постоянно обращать внимание на существование глубокой пропасти между утверждениями, относящимися к идентифицированному индивидууму, и утверждениями, относящимися к классу. Такие утверждения имеют различный логический тип, и предсказания одного на основании другого всегда шатки. Утверждение «жидкость кипит» имеет другой логический тип, нежели утверждение «эта молекула переместится первой».Этот вопрос весьма важен для исторической науки, для философии, стоящей за теорией эволюции, и в целом для понимания мира, в котором мы живём.

По вопросу истории марксистская философия утверждает, что великие люди, послужившие историческим зародышем для глубоких общественных изменений или открытий, в известном смысле нерелевантны для тех изменений, кристаллизацию которых они вызвали. В этом с марксистами согласен и граф Толстой.

Например, утверждается, что в 1859 г. западный мир был готов и созрел (возможно, перезрел) для создания и принятия теории эволюции, отражающей и оправдывающей этику Промышленной революции. С этой точки зрения сам Чарльз Дарвин выглядит как несущественный персонаж. Если бы он не выдвинул свою теорию, в течение ближайших пяти лет подобную теорию выдвинул бы кто-то другой. И действительно, параллелизм между теорией Альфреда Рассела Уоллеса (Wallace) и теорией Дарвина на первый взгляд как будто поддерживает такую точку зрения.

Если я их правильно понимаю, марксисты утверждают, что слабейшего звена не может не быть; тем самым под давлением определённых общественных сил или напряжений некоторый индивидуум начнёт изменение первым, но при этом не важно, кто именно это будет.

Однако, несомненно, имеет значение, кто начинает изменение. Если бы это был не Дарвин, а Уоллес, у нас сегодня была бы совсем другая теория эволюции. Всё кибернетическое движение могло бы начаться на 100 лет раньше в результате сравнения Уоллесом паровой машины с регулятором и процесса естественного отбора. Или, возможно, большой теоретический прогресс мог бы иметь место во Франции как развитие идей Клода Бернара, который во второй половине XIX века открыл то, что позднее получило название гомеостаза тела. Он обнаружил, что milieu interne - внутренняя среда - уравновешена и способна к самокоррекции.

Я утверждаю, что разговоры о том, что не имеет значения, какой именно индивидуум послужил зародышем для изменения, - это просто чушь. Как раз это и делает будущую историю непредсказуемой. Ошибка марксистов - это просто грубая ошибка логической типизации, путаница между индивидуумом и классом».

Грегори Бейтсон, Разум и природа: неизбежное единство, М., «Урсс», 2007 г., с. 54-56.

Источник — портал VIKENT.RU

Дополнительные материалы

Роль великих людей / гениев в истории по Джону Берналу

Изображения в статье

Статуя сэра Чарльза Дарвина в Музее естественной истории в Лондоне / Image by Denis Doukhan from Pixabay

Image by Osmij from Pixabay