TuTaHxaMoH

Свидетель по уголовному делу - это не только лицо, которому могут быть известны какие-либо обстоятельства, имеющие значение для расследования и разрешения уголовного дела, и которое вызвано для дачи показаний. Как ни странно звучит, но свидетель - это прежде всего человек. А человеку свойственно ошибаться и добросовестно заблуждаться, а также просто не помнить какие-то мелкие подробности увиденного и услышанного.

Как-то один заслуженный преподаватель кафедры оперативно-розыскной деятельности Академии управления МВД России рассказывал нам, что ими проводится изучение такого метода восстановления в памяти свидетелей деталей увиденного, как гипноз. То есть свидетеля вводят в гипнотическое состояние, и из этого состояния он рассказывает об увиденном. Преподаватель приводил удивительные примеры восстановления воспоминаний о номере автомобиля, который свидетель видел мельком год назад и все в таком же духе.

Однако с того момента прошло уже пятнадцать лет, но данный метод в повседневную практику работы правоохранительных органов так и не внедрен. В чем тут дело, сказать не могу: то ли с гипнотизерами в стране напряженка, то ли метод признан опасным для здоровья свидетелей, то ли все-таки его признали шарлатанским.

Вместе с тем, бывают такие случаи, когда в работе со свидетелем ни гипнотизеры, ни экстрасенсы, ни какие-либо другие способы добычи информации не помогают в силу объективных причин. Об одном таком случае и пойдет речь в очень коротком рассказе из воспоминаний бывшего следователя прокуратуры.

В середине 90-х годов в одном поселке, расположенном в сельском районе уральской глубинки, произошло разбойное нападение: обнесли круглосуточный бар. Под утро, часов уже в пять, в бар зашли двое в масках в темной одежде, помахали обрезом и вымели всю наличку из кассы. Бармен ничего толком не понял — как появились нападавшие и куда скрылись, а остававшиеся на тот момент в баре посетители просто уже зари не наблюдали по понятным причинам. Но нашелся ценный свидетель: дедок лет под семьдесят, который как раз шел в бар за сигаретами (не спалось ему что-то), и видевший, как от бара как раз сразу после разбоя резко стартанул автомобиль. Между операми уголовного розыска и дедом состоялся диалог следующего содержания:

- Отец, ты расскажи, что за машина-то была?

- Ребята, вы меня извините, но я сроду в машинах не разбирался. Своей машины у меня не было, у родни и знакомых тоже не было… Короче, не понимаю я в марках машин ничего. Легковая была машина, больше ничего сказать не могу.

- Ну ладно, в в марках машин ты не разбираешься, а какой кузов у нее был: седан, хэтчбек, универсал?

- Ребята, да не понимаю я в ваших кузовах ничего! И рисуете разные машины вы мне зря, потому что для меня все машины легковые — одинаковые, не обращаю я внимания на это.

- Хорошо, отец... Точнее, плохо… Ну а цвет, какого цвета была та машина?

- Вы меня извините, ребята, но про цвет я вам тоже ничего сказать не могу. Дальтоник я.

В общем-то, этим маленьким рассказиком я хочу поздравить всех причастных с сегодняшним праздником и пожелать действующим, чтобы им на служебном пути не встречались подобные свидетели, а бывшим — чтобы их не подводило здоровье. Короче, с Днем милиции!

Был такой старый советский фильм, который назывался «Это сладкое слово — свобода», что-то там про побег из тюрьмы латиноамериканских коммунистов. Не знаю, как там в Латинской Америке, может для них свобода — это и есть сладкое слово. Для российской действительности более актуальна другая сентенция: «Это сладкое слово — халява». Халява, как известно, бывает всякой, но основополагающим её признаком является халявность. Да уж, получилось как в том старом анекдоте: Слово «фундамент» происходит от латинского «фундаменто», что в переводе на русский означает «фундамент». Но суть в том, что халяву в России любят и ценят абсолютно все, включая и сотрудников правоохранительных органов. Вот о паре случаев невероятнейшей халявы и пойдет речь в очередных воспоминаниях бывшего следователя прокуратуры.

Первый случай произошел в середине 90-х годов. В наш провинциальный уральский городок приехал в командировку по какому-то своему делу сотрудник уголовного розыска из другого города, назовем его Гонцов. Приехал Гонцов без каких-то церемоний, по-простому: один, в плацкартном вагоне, имея при себе из служебного инвентаря только шариковую ручку, ежедневник, пистолет ПМ с запасным магазином да две бутылки водки. Вернее, водку он использовал по назначению еще в дороге, поэтому вышел на перрон нашего вокзала уже без тяжести в руках, но с тяжестью в голове. С целью ликвидировать абразивный эффект от движений языка в ротовой полости, а также придать некоторое ускорение мыслительному процессу, Гонцов посетил абсолютно непафосное привокзальное заведение, называвшееся без затей «Пельменная». Взяв две порции пельменей с уксусом, три хлеба, стакан томатного сока и двести грамм водки, он расположился за столиком и вдумчиво приступил к процессу излечения.

Когда водки оставалось уже где-то грамм сто, а пельменей — еще меньше, к Гонцову за столик внезапно подсел молодой паренек, очень вежливо попросивший оставить ему пару пельменей. Пареньку этому на вид было меньше двадцати лет, одет он был чисто, но явно в вещи с чужого плеча. На почве резко улучшившегося состояния здоровья в Гонцове внезапно проснулись изрядно притупившиеся за годы службы с милиции доброта и человеколюбие, и он купил пареньку отдельную порцию пельменей. Пока паренек жадно ел, Гонцов расспрашивал его о том, как тот докатился до такой жизни. Паренек поведал, что он служил в армии, но сбежал из части, так как не видел своего дальнейшего там существования в условиях процветающей дедовщины. При этом паренек пообещал обязательно рассчитаться с Гонцовым за пельмени, и даже дать ему много денег, но за небольшую услугу: надо помочь продать автомат Калашникова и два магазина с патронами, которые паренек подломил при самовольном оставлении части.

После этих слов доброта и человеколюбие почему-то покинули Гонцова также резко, как и нахлынули. «Навоз-вопрос!» - сказал он пареньку, - «Толкнем твою валыну, есть тут у меня один брат лихой, сейчас позвоню ему, забьемся на стрелку у центрального рынка, там и бабло получим сразу. Кстати, а автомат-то у тебя где?». Паренек объяснил, что автомат в спортивной сумке он спрятал в кустах у железнодорожной линии. Гонцов купил ему еще порцию пельменей, и даже сто грамм, а сам пошел звонить из телефона-автомата (сотовых тогда еще не было) якобы тому самому «брату лихому», а на самом деле оперу из нашего управления уголовного розыска, с кем он созванивался перед командировкой и который обещал свою помощь в случае чего.

После того, как паренек провел Гонцова к заветным кустам, и взял оттуда припрятанную сумку с автоматом, они на автобусе поехали на центральный рынок, где перед парадным входом их уже ждала группа встречающих с понятыми и видеокамерой. Дальше «опись, протокол, отпечатки пальцев», замытие Гонцовым редкой удачи вместе с местными операми, а уже потом процесс сугубо творческий: составление служебной документации, свидетельствующей о проведении совместной углубленной оперативной разработки, увенчавшейся задержанием дезертира с похищенным автоматическим оружием. Кому в тот раз достались какие медали — не помню уже, если честно.

Зато знаю от ветеранов историю другого награждения. На этот раз события происходили еще раньше, в середине 80-х годов. В августе месяце молодой выпускник высшей школы милиции, пусть будет Сергей Солодовников, приступил к исполнению своих служебных обязанностей в качестве оперуполномоченного отделения уголовного розыска дважды краснознаменного имени комиссара Мегрэ Ленинского районного отдела внутренних дел нашего городка. Если еще точнее, то у Солодовникова случился первый рабочий день, который, как правило, бывает не очень-то и рабочий — вступление в должность и все такое.

В 17 часов, по окончании служебного времени, молодой лейтенант Солодовников в гражданской форме одежды вышел из райотдела и двинулся в сторону автобусной остановки. Путь его проходил по одной из центральных улиц городка, причем мимо вино-водочного магазина (советский аналог «Красного и Белого»). У этого магазина шел активный махач между какими-то колдырменами. Заметив явное нарушение охраны общественного порядка, молодой милиционер Солодовников посчитал своим долгом вмешаться и сделать замечание. Однако своих противоправных действий алкогольноориентированные граждане не прекратили, в нелитературных выражениях указывали Солодовникову направление его дальнейшего маршрута движения, а один, наиболее активный, даже пытался заехать начинающему сотруднику в глаз. Будучи парнем физически крепким и далеко не робким, Солодовников сам стал наносить этому колдырю предупредительные удары в туловище и расслабляющие в челюсть, в результате чего противник был повержен, а его сподвижники позорно покинули поле битвы, рассосавшись по дворам.

Солодовников же, подхватив побежденного, доставил его в дежурную часть уже своего родного Ленинского райотдела для составления протокола об административном правонарушении. Однако там при установлении личности доставленного выяснилось, что этот колдырь — не просто колдырь. Это оказался какой-то сильно особо опасный, уже пару лет находившийся во всесоюзном розыске за совершение ряда особо тяжких преступлений, и вроде бы даже нескольких убийств. В общем, он даже и пятнадцать суток в райотделе не отбывал, потому что сразу заехал на СИЗО, а потом этапом куда-то в центральную Россию.

Напомню, что времена тогда, в середине 80-х, были совершенно глухие, темные, скажем прямо - тоталитарные. Поэтому на запрос из МВД СССР о том, кто именно задержал особо опасного и находившегося два года в розыске жульмана местному милицейскому начальству пришлось отвечать честно: оперуполномоченный Солодовников. Спустя непродолжительное время из Москвы пришел указ Президиума Верховного Совета СССР о награждении лейтенанта милиции Солодовникова медалью «За отличную службу по охране общественного порядка» за храбрость и самоотверженность, проявленные при задержании опасного преступника.

Вот так, с совершения подвига в первый же рабочий день, началась карьера оперуполномоченного Солодовникова. Кстати, его карьера не закончилась и сейчас, потому что в данное время он возглавляет управление МВД России по одному из субъектов Федерации и является генерал-майором полиции.

Ну а этим постом я хотел бы поздравить всех причастных с сегодняшним праздником — днем Уголовного розыска, и пожелать (нет, конечно же не халявы) оперской удачи. Выпьем за день уголовного розыска, выпьем и снова нальем!

Сегодня без особых предисловий: Данная история произошла в конце нулевых годов нашего века, в тот период, когда я служил в подразделении собственной безопасности органов внутренних дел. Началось все с того, что в апрельский день, точнее глубокой ночью с пятницы на субботу, прошло сообщение о том, что в одном из райцентров нашей провинциальной глубинки произошло дорожно-транспортное происшествие, в результате которого получила серьезные травмы молодая женщина. Но самая суть была в том, что единственным автомобилем, участвовавшем в этом ДТП, был пожилой, но вполне себе еще бодренький «морковник» (то есть «Тойота Марк II”), принадлежавший оперуполномоченному уголовного розыска местного райотдела Застенникову, который по первоначальной информации был обнаружен около этого автомобиля в состоянии опьянения. Поэтому на место происшествия незамедлительно выдвинулись сотрудники инспекции по личному составу (ИЛС) областного УВД.

Вообще-то термин «незамедлительно выдвинулись», применяемый в советской, потом российской милиции, а сейчас — в обновленной полиции, простому обывателю представляется исключительно по кинофильмам эпохи СССР: по громкой связи в органе внутренних дел звучит суровый голос дежурного: «Опергруппа, на выезд!», услышав который все участники этой опергруппы, до этого мирно занимавшиеся в комнате отдыха чтением научно-популярной литературы или настольными играми, будят СРС (служебно-розыскную собаку), и под тревожную, но бодрящую фоновую музыку быстро грузятся в служебный автомобиль, который, в свою очередь, уже стоит «под парами», и сразу же срывается с места, включив СГУ, или в просторечии - «люстру». Ну или по фильму «Улицы разьитых фонарей», где начальник «угла» Соловец говорит, заглядывая в оперской кабинет: «Андрюха, у нас труп, по коням!». В жизни ничего подобного не происходит. Если ехать нужно в какой-то отдаленный район, то сначала дежурный обзванивает перспективных жертв (в данном случае — сотрудников ИЛС), доводит до еще не проснувшихся мозгов тех, кому удалось дозвониться, вводную информацию, и дает команду прибыть в УВД. А сам в этом время занимается вопросами заправки бензином автомобиля, который поедет в район, то есть опять же по телефону пытается разбудить кого-то из ответственных тыловиков, которые могут разрешить внеплановый отпуск горючего, и так далее и тому подобное. В итоге «незамедлительно» означает часа через два-три, если не больше.

Еще одно необходимое разъяснение: в милиции (полиции) разделение обязанностей между службами очень строго регламентировано, причем настолько понятно и недвусмысленно, что иногда разобраться в том, какая служба согласно нормативным документам за что отвечает, невозможно в принципе. К примеру, борьбой с личным составом в МВД (помимо непосредственных командиров), занимается две службы: собственной безопасности (которая подчиняется непосредственно начальнику УВД) и инспекция по личному составу (которая подчиняется начальнику УРЛС, то есть управления кадров). У каждой из этих служб свои руководящие нормативные документы, и четкого разграничения полномочий между ними как бы и нет. В связи с этим во всех УВД между руководством этих служб заключаются устные договоры о ненападении, в которых оговариваются сферы влияния. Как правило, все залёты милиционеров «по синьке», в том числе и ДТП — это сфера влияния ИЛС, а совершенные милиционерами преступления — УСБ. Вот поэтому на факт совершения ДТП пьяным опером выехали именно сотрудники инспекции, а не УСБ.

Короче говоря, два сотрудника ИЛС, поднятые дежурным, добрались до того райцентра уже под утро. В ходе сбора ими первоначального материала было выяснено, что накануне вечером в свободное от службы время оперуполномоченный Застенников употреблял в себя спиртные напитки в доме своего приятеля Кенгурятникова. Помимо них, за столом присутствовала некая Сумбурцева, девушка двадцати пяти лет, холостая, незамужняя, в брачных отношениях не состоящая, официально одинокая, но поддерживающая с опером Застенниковым исключительно дружеские отношения на половой основе. Кстати, сам Застенников, которому тогда было что-то около двадцати семи лет, был женат. Но дело не в этом. Где-то около часа ночи Сумбурцева на почве вызванной застольным общением эйфории (спиртное она не пила) якобы решила покататься на машине. Застенников, будучи тоже в эйфорическом состоянии (но уже от испитого), ей это разрешил. Сели в «морковник»: Сумбурцева за руль справа, Застенников спереди слева, Кенгурятников сзади, и поехали кататься по ночной деревне. Проходя один из пологих поворотов влево на скорости около 80 км/час, Сумбурцева в этот поворот не вписалась, а вписалась в бетонную опору линии электропередач, стоявшую за обочиной справа по ходу движения. После удара все выползли из автомобиля, а Сумбурцева не смогла — повредилась сильно. Застенников сразу позвонил в «скорую», а затем и в райотдел. Пострадавшую увезли в больничку, на место происшествия прибыло руководство районного ОВД, а затем уже сотрудники ИЛС с целью учинить первоначальные разборки.

Опер Застенников давал пояснения, соответствующие изложенными выше обстоятельствам: мол, пустил Сумбурцеву за руль, так как она была трезвая и у нее были водительские права. Однако на вопрос сотрудника инспекции о том, была ли Сумбурцева вписана в полис ОСАГО, ответил, что нет, не была. Этот его ответ был отражен в объяснении. Сумбурцеву тоже опросили позже в больнице, она подтвердила, что в момент ДТП сама была за рулем автомобиля, не справилась с управлением, в связи с чем претензий по поводу полученной ею в ДТП травмы ни к кому не имеет.

Сотрудники ИЛС, собрав весь материал, убыли в областной центр, где в первый же рабочий день доложили о результатах руководству УРЛС (то бишь управления кадров). Начальник УРЛС сказал, что ему ясно одно: опер Застенников сто пудов гарантии был за рулем сам, но решил отмазаться таким нехитрым способом, переведя стрелы на свою любовницу Сумбурцеву, которая, понятное дело, подтвердит для него всё, что нужно. То есть этот Застенников вводит в заблуждение должностных лиц, проводящих служебную проверку, поступая словно кастрированный самец домашней лошади темносизой масти. И за это Застенникова необходимо изгнать из стройных рядов органов внутренних дел путем увольнения за совершение проступка, порочащего честь сотрудника милиции.

Уяснив поставленную задачу, сотрудники ИЛС принялись морщить самим себе и друг другу мозг с целью найти законный способ увольнения Застенникова. В итоге они представили на утверждение проект приказа, согласно которому проступок Застенникова выражался в том, что он, будучи сотрудником милиции, доверил управление транспортным средством лицу, не вписанному в полис ОСАГО. С этим проектом начальник УРЛС пошел к начальнику УВД, объяснил ему ситуацию, и тот «махнул шашкой», то есть приказ об увольнении Застенникова подписал.

Прошло два месяца, и вдруг из суда поступила копия искового заявления от Застенникова к УВД об отмене незаконного приказа об увольнении, восстановлении на службе и выплате денежного довольствия за время вынужденного прогула. В обоснование своих исковых требований Застенников указал, что на самом деле Сумбурцева была вписана в полис ОСАГО на его «Марка», просто во время дачи объяснений сотрудникам ИЛС он был еще пьян, сильно волновался, и от этого неверно ответил на соответствующий вопрос. К исковому была приложена копия страхового полиса, в котором действительно помимо самого Застенникова значилась и вторая фамилия — Сумбурцева. Причем ДТП было в ночь с пятницы на субботу, а полис выдан якобы в среду этой же недели.

В ходе последовавших судебных заседаний представители УВД доводы Застенникова опровергнуть не смогли, поэтому его иск был удовлетворен: Застенников был восстановлен на службе и ему была выплачена зарплата за то время, пока он не работал.

Последовали большие разборки в маленьком аппарате УВД, в ходе которых выяснилось, что истребовать у Застенникова сразу после ДТП полис ОСАГО и откопировать его никто из сотрудников ИЛС не догадался. Ситуация была доложена начальнику УВД, который снова «махнул шашкой» и озвучил подразделению собственной безопасности задачу в прямой постановке: найти доказательства того, что Застенников — не самый хороший человек, и что он незаконно восстановился на службе, введя в заблуждение суд.

Начали мы работать с того, что получив соответствующее судебное решение, истребовали детализацию звонков Застенникова в ночь ДТП, то есть с пятницы на субботу. Выяснилось, что в 4 часа 25 минут он звонил своему брату, говорил с ним 12 минут. Через двадцать с чем-то минут брат перезвонил Застенникову, причем разговор уже был короткий — минуты три. В 9 часов 30 минут Застенников позвонил некой женщине по фамилии Простофиленко, говорил с ней менее минуты. Затем, опять же через судебное решение, изучили детализацию звонков брата Застенникова. Оказалось, что он звонил Простофиленко в 4 часа 40 минут, говорил с ней минут десять, и уже потом перезвонил своему брату-оперу.

Установили, что Простофиленко живет в том же райцентре, и является начальницей местного филиала одной из известных страховых компаний. Дальше было проведено гласное оперативно-розыскное мероприятие «Обследование помещений, зданий, сооружений, участков местности и транспортных средств», в данном случае — филиала, в котором командовала Простофиленко, причем с участием представителей службы безопасности страховой компании. Там нашли журнал выдачи полисов ОСАГО, и установили, что тот полис, который предъявил в суд Застенников, и который был выдан якобы в среду, по номеру значится после тех, которые выдавались в пятницу. Причем тот самый злополучный полис выдавал не кто-то, а сама Простофиленко.

После этого стали вместе с безопасниками страховой компании распедаливать Простофиленко, рисуя ей в красках увольнение и привлечение к уголовной ответственности за подделку документов. В обмен на признательные показания ей обещали прекращение уголовного дела за деятельным раскаянием и продолжение работы в занимаемой должности. Она размышляла несколько дней, но в итоге согласилась на наши условия и рассказала, что действительно очень рано утром в субботу ей позвонил её хороший знакомый — брат Застенникова, и попросил о небольшой услуге — выдать полис задним числом. Она согласилась помочь и сказала, что будет в офисе около полдесятого утра, несмотря на выходной. Приехав в офис, ей позвонил сам Застенников, она сообщила, что уже на месте, после чего он принес ей документы и она оформила ему полис средой, а не субботой, вписав в него какую-то женщину.

Несмотря на то, что брат Застенникова «ушел на 51-ую» (то есть от дачи показаний отказался), по собранным материалам в отношении Застенникова следственным комитетом было возбуждено уголовное дело по части 1 статьи 303 УК РФ — фальсификация доказательств по гражданскому делу лицом, участвующим в деле.

В отношении Застенникова уже не инспекцией по личному составу, а подразделением собственной безопасности была проведена новая служебная проверка, и он снова был представлен к увольнению из органов внутренних дел за совершение проступка, порочащего честь сотрудника милиции. Этот приказ Застенников тоже обжаловал в судебном порядке, но на этот раз суд ему в иске отказал — доказа против него хватало с избытком.

Но параллельно мы продолжали работать по факту ДТП, и тут имел место очень необычный случай. Дело в том, что обычно к такому мероприятию, как поквартирный (подворный) обход принято относится скептически, то есть трудозатраты на него требуются значительные, а вот результат совершенно не гарантирован. Точнее, в 99% случаев результат выходит нулевой — никто ничего не видел, не слышал, не помнит и все в таком духе. Вот и на этот раз, когда мы решили спустя почти три месяца после ДТП провести подворный обход, наши сотрудники стали говорить, что всё это бесполезная трата времени и сил. Но после профилактического обамбучивания безоговорочно приняли доводы руководства подразделения и поехали в тот райцентр делать подворный обход.

Что характерно, на чудо никто не надеялся, но оно все равно нас настигло. Первый же дом, в который зашли наши ребята, располагался прямо около того столба, в который прилетел «морковник». Жила в том доме женщина среднебабушкинского возраста, то есть уже за шестьдесят, но еще не семьдесят, а значит в относительном здравии и при памяти. Она рассказала, что в ночь ДТП проснулась от звука громкого удара, ей даже показалось, что упал бетонный столб. Наскоро одевшись, она вышла в ограду и через штакетник увидела, что столб опоясывает передняя часть большого легкового автомобиля. Из правой передней двери вылез парень ростом поменьше, а из правой задней — подлиннее. Они пытались кого-то достать с левого переднего сиденья, сначала у них ничего не получалось, Но потом им удалось вытащить чье-то тело и положить на асфальт слева от машины. Затем они стали звонить куда-то по сотовым телефонам. Буквально через несколько минут подъехала автомашина милиции, а почти сразу за ней - «скорая». Увидев, что все под контролем, бабуля со спокойный сердцем пошла спать. После ДТП к ней с расспросами никто не приходил.

Таким образом выходило, что ключевой свидетель все это время был прямо у всех под носом, а спросить его о самом важном никто не догадался. Показания бабули давали основания к предъявлению Застенникову (а ростом поменьше был именно он) обвинения в совершении преступления, предусмотренного частью 1 статьи 264 УК РФ - нарушение лицом, управляющим автомобилем, правил дорожного движения, повлекшее по неосторожности причинение тяжкого вреда здоровью человека.

Хотя на самом деле нюансов было много, и далеко не все они были отработаны. К примеру, назначенная следователем дополнительная судебно-медицинская экспертиза не смогла ответить на вопрос: на правом или на левом переднем сиденье автомобиля находилась Сумбурцева в момент столкновения со столбом. Не в последнюю очередь это произошло потому, что ушлый Застенников чуть ли не на следующий день после ДТП снял автомобиль с учета по причине утилизации и сдал его в чермет. Таким образом, провести автотехническую экспертизу по этому делу тоже не представилось возможным. Сумбурцева стояла на своих первых пояснениях и утверждала, что за рулем была она, а не Застенников. Тем более, что к тому моменту бывший опер Застенников уже официально развелся с женой и в открытую жил с Сумбурцевой. Кенгурятников вообще с самого начала от дачи показаний отказывался, ссылаясь на 51-ую статью Конституции и как бы давая тем самым понять, что он тоже может быть в числе тех, кто управлял автомобилем в момент ДТП.

Тем не менее, следственный комитет посчитал, что имеющейся доказательственной базы достаточно, и уголовное дело по обвинению Застенникова было направлено в суд. Как ни странно, но после целой серии судебных заседаний он был признан виновным и осужден. Правда, не к реальному лишению свободы, а к условному. Вроде бы, еще и к крупному штрафу, но точно уже не помню.

Так что поговорка, которая гласит, что посеявший ветер пожнет бурю, оказывается имеет под собой вполне реальное отражение в обычной жизни.

Общераспространным является мнение, что в 90-е годы, особенно в их начале, хозяйствующие субъекты решали между собой вопросы просрочки расчетов по договорам при помощи неформальных объединений юристов с хорошей спортивной подготовкой. Как правило, участники этих объединений соблюдали свойственный только им корпоративный дресс-код, а именно коротко подстригались, носили спортивные костюмы и массивные ювелирные украшения. Эти юристы в основном использовали два нехитрых, но очень действенных способа урегулирования дебиторской задолженности: резкое повышение температуры кожных покровов и мягких тканей должника при помощи бытовых нагревательных приборов, либо ведение деловых переговоров в темное время суток в лесной безлюдной местности с применением аргументации в виде элементов спортивного инвентаря для игры, распространенной в США.

Мнение это имеет под собой все основания, поскольку и в самом деле большинство серьезных вопросов по долгам в 90-е решалось так, ну или примерно так. Но были и другие способы получить бабло с должника. Об одном из таких способов и пойдет речь в очередной реальной истории из воспоминаний бывшего следователя прокуратуры. Я, тогда еще начинающий старший следователь прокуратуры области, принимал участие в расследовании этого уголовного дела в качестве члена следственно-оперативной группы (то есть был на подхвате у настоящего «важняка»), поэтому запомнилось оно мне достаточно хорошо. Букв будет немало, но без этого в таких историях никак. Короче, приступаем:

В середине 90-х годов, в один из дней конца осени в ОВД сельского района нашей провинциальной уральской области поступило заявление о совершении мошенничества от директора ЛПДС — линейной производственной диспетчерской станции нефтепродуктов (вроде бы так это называлось). Тогда этим ЛПДС разрешили продавать некоторое количество ГСМ для того, чтобы обеспечивать собственные производственные нужды, чем и воспользовались злоумышленники. Где-то за два месяца до подачи заявления на ЛПДС приехали два человека — один пожилой мужчина, назвавшийся главой крестьянского (фермерского) хозяйства (КФХ) Иваном Матвеевичем Упадниковым, и второй - молодой, лет двадцати с небольшим шустрый парень, который представился Андреем Сиворыловым. Разговор с директором ЛПДС вел исключительно Сиворылов, глава КФХ Упадников только кивал головой. Сиворылов сказал, что КФХ скоро будет продавать урожай зерновых в кировскую фирму «Паразит-консалтинг», но самому хозяйству крайне необходимо приобрести ГСМ для продолжения своей деятельности. Он предложил следующий вариант: КФХ поставляет зерно в «Паразит-Консалтинг», те перечисляют по банку деньги на счет ЛПДС, и в размере этой суммы ЛПДС отгружает КФХ солярку. Директор ЛПДС согласился, но с условием, что отгрузка ГСМ будет производится только после получения платежа из Кирова на счет ЛПДС. Сиворылов не возражал, Упадников покивал головой, и на этом расстались.

Действительно, где-то через месяц после этого разговора, в сентябре, на банковский счет ЛПДС из кировской фирмы «Паразит-консалтинг» пришла некая сумма денег для оплаты четырех тонн солярки (примерно). Буквально на следующий день на ЛПДС приехал Сиворылов и осведомился, пришел ли платеж. Получив подтверждение он сказал, что выбирать ГСМ на эту сумму приедет автоцистерна, и назвал её госномер. В тот же день на ЛПДС прибыла названная Сиворыловым цистерна, в которую залили ГСМ в оговоренном объеме.

Так повторялось три раза на протяжении всего сентября: из Кирова приходил платеж на четыре тонны, приезжал Сиворылов с автоцистерной, выбирал топливо и уезжал. Сбоев схема не давала, все шло своим чередом.

Но в последних числах сентября Сиворылов появился на ЛПДС снова вместе с главой КФХ Упадниковым. Они показали директору ЛПДС платежное поручение о перечислении денег от «Паразит-Консалтинга» на ЛПДС, полученное по факсу, на сумму, достаточную для покупки двухсот сорока тонн солярки. Сиворылов объяснил, что деньги из Кирова ушли, но по каким-то банковским техническим причинам до нашей области дойдут только через несколько дней. А ГСМ фермерскому хозяйству нужно получить обязательно в тот день, иначе будут большие проблемы. Упадников кивал. Директор ЛПДС внимательно посмотрел факсовую платежку — все реквизиты совпадали с теми платежами, которые поступали и раньше. Он согласился пойти навстречу фермерам, поскольку до этого они рассчитывались исправно, и дал команду отгрузить ГСМ. Весь день шесть бензовозов выбирали оплаченное той платежкой топливо и увозили в неизвестном направлении.

И всё бы ничего, но платеж из Кирова на счет ЛПДС не поступил ни через несколько дней, ни через неделю, ни через месяц. Руководство ЛПДС нашло в областном центре Сиворылова (он оставлял им свои контакты) и предъявило ему за долги. На это Сиворылов сказал, что он с КФХ больше не работает, и все вопросы по расчетам за ГСМ нужно предъявляет самому Упадникову, так как он распоряжался соляркой единолично.

Стали искать Упадникова, но тот как в воду канул и нигде не появлялся. Короче, ЛПДС просто-напросто кинули, и на немаленькую сумму — на двести сорок тонн солярки. Поэтому и было подано заявление в милицию.

В ходе работы по этому заявлению милиционеры также стали разыскивать Упадникова, с целью чего опросили его супругу. Она пояснила, что в течение последнего года дела у КФХ её мужа шли очень неважнецки, а точнее сказать — они вообще толком не шли. Дело в том, что за год до этого Упадников взял на уборочную ГСМ в долг у фирмы «Колхоз Петролеум» , а затем у них — же — на посевную весной. Однако рассчитаться не смог, так как был неурожай, цена на зерно почему-то упала и все в таком духе. На этой почве у Ивана Матвеевича была серьезная депрессия, дела в КФХ он к осени практически забросил, поскольку не было денег на ремонт сельхозтехники, на ГСМ и т. д. Кстати, большую часть своей техники он распродал по дешевке еще летом, так как надо было срочно рассчитываться по долгам за посевной материал, за электроэнергию и так далее. Но самый большой долг — перед КП — так и оставался непогашенным. Правда, в конце лета домой к Упадникову несколько раз приезжал какой-то молодой парень, они что-то обсуждали наедине, после этих разговоров Иван Матвеевич становился еще мрачнее. В сентябре Упадников несколько раз уезжал куда-то, говорил, что пытается решить вопрос по долгам. А в один из последних дней конца сентября поздно вечером к частному дому, где жил Упадников с семьей, подъехал какой-то автомобиль, какой именно, жена Упадникова не рассмотрела в темноте. Автомобиль посигналил, Упадников сказал, что ему нужно выйти поговорить ненадолго, и ушел. Больше он домой не возвращался, и жена Упадникова уже подала в милицию заявление о розыске его, как без вести пропавшего.

Также было получено объяснение с Андрея Сиворылова, который пояснил, что его отец — Петр Иванович Сиворылов — является владельцем сети автозаправочных станций «Колхоз Петролеум» (или просто «КП») и занимается продажей ГСМ на территории области оптом и в розницу. В конце лета Сиворылов-младший закончил телегоремонтный факультет местного университета и попросил отца поручить ему какую-нибудь работу, чтобы иметь возможность за свои деньги приобретать научную литературу по французской словесности XVI века. Отец предложил ему заняться реструктурированием задолженности, которая образовалась у КФХ Упадникова перед КП. Сиворылов-младший повстречался с Упадниковым и узнал, что у того еще оставалось зерно. Упадников сказал, что будет выгоднее продавать зерно в Киров в фирму «Паразит-Консалтинг», в свою очередь Сиворылов-младший заявил, что «Колхоз Петролеум» интересует ГСМ, чтобы продать с большей прибылью на своих АЗС. Вот так, путем мозгового штурма и родилась совместная идея и продаже зерна в Киров, приобретении солярки на ЛПДС и реализации этой солярки через автозаправки «Колхоз Петролеум». С кировской фирмой договаривался Упадников, причем по телефону, установленному в офисе «КП», а Сиворылов решал вопросы с вывозом ГСМ бензовозами «КП» и его дальнейшей продажи. В конце сентября Упадников показал факсовую платежку из Кирова и сообщил, что он звонил в Киров и что там есть технические трудности с банковским переводом. Сиворылов-младший взялся порешать этот вопрос с директором ЛПДС, что и было сделано. Полученную солярку вывезли на автозаправочные станции «Колхоз Петролеум», где и реализовали в розницу. С КФХ Упадникова был подписан акт сверки, согласно которому после этого никаких долгов перед «КП» у него уже не было. После этого Сиворылов-младший посчитал свою миссию оконченной и с Упадниковым больше не встречался.

Была изучена злополучная факсовая платежка, поступившая якобы от кировской фирмы. Сверху на ней имелся номер факса, с которого она была отправлена. Пробивка номера показала, что этот номер действительно был в городе Кирове, только принадлежал не фирме «Паразит Консалтинг», а был установлен на центральном почтамте.

Было направлено поручение в Киров об опросе работников фирмы «Паразит-Консалтинг». Они пояснили, что действительно занимаются скупкой зерна в России и дальнейшей его реализацией за рубеж. В конце лета им позвонил по телефону мужчина, представившийся главой КФХ Упадниковым и предложил приобрести у него небольшое количество зерна. Поскольку его устраивала их цена, они согласились. Единственное условие, которое поставил им этот Упадников, было перечислить ему деньги за зерно не сразу, а несколькими платежами через равные промежутки времени, и на счет организации, который он укажет в договоре. После этого по факсу (а затем по почте) Упадников прислал им договор, в котором значилось, что деньги необходимо загонять на счет ЛПДС. Когда в Киров приехала фура с зерном, фирма «Паразит-Консалтинг» добросовестно начала перечислять на указанный в договоре счет деньги несколькими платежами. После осмотра копии последней платежки кировские коммерсы заявили, что этот документ поддельный, они его не составляли и такую сумму не оплачивали. Более того, сумма, указанная в этой платежке, явно выходила за пределы договора, который они заключили с КФХ Упадникова.

В общем, все сходилось на том, что главным злодеем являлся неудавшийся фермер Упадников, который, судя по всему, после проворачивания этой аферы скрылся. Упадникова объявили в федеральный розыск, а уголовное дело по мошенничеству в сельском РОВД приостановили.

Нашелся Упадников только весной следующего года, причем в лесном массиве в нескольких километрах от областного центра с огнестрельным проникающим сквозным пулевым ранением в голову. То есть изначальные смутные подозрения о том, что не всё в той афере с ГСМ так ясно и однозначно, получили реальное обоснование. Данным делом стал плотно заниматься УБОП.

Изучили личность Сиворылова-младшего и его окружение. Выяснилось, что никакой французской словесностью XVI века он, конечно, не увлекался, а вел обычный для мажора образ жизни: казино, кабаки, девки и дорогие автомобили. В кругу его постоянных связей, помимо нескольких других таких же мажоров, значились как некоторые выдающиеся представители бандитского мира, так и криминальные фигуры масштабом помельче. Особая дружба связывала Андрея Сиворылова с неким Павлом Марамойским — одним из бригадиров местной ОПГ. УБОПовцы сделали вывод, что если кто и «исполнил» Упадникова, то это либо сам Марамойский, либо кто-то из бойцов его бригады.

Поскольку никаких прямых улик, указывающих на причастность Марамойского к убийству Упадникова, не было, опера наковыряли на него другой состав — года за полтора до этих событий он, куражась перед братвой в кабаке, частично откусил плохо обслужившему его официанту ухо. Сразу после этого официант написал заявление о том, что он претензий ни к кому не имеет и виноват в утрате части уха исключительно сам. Но УБОПовцам удалось-таки убедить его в необходимости настаивать на привлечении Марамойского к уголовной ответственности. Было возбуждено уголовное дело, и Марамойский заехал на СИЗО.

Там опера стали вести с ним беседы разной степени душеспасительности. Но это не помогало: Паша Марамойский был в глухом отморозе и за убийство Упадникова не говорил вообще ничего. Понятное дело, что он понимал — реального доказа на него все равно нету, и зацепиться по этому убийству УБОПу не за что.

Между тем дело по мошенничеству в отношении ЛПДС и дело по убийству Упадникова соединили, и его принял к производству следователь по особо важным делам прокуратуры области. По делу была создана постоянная следственно-оперативная группа и был проделан значительный объем работы, вплоть до допросов всех соседей Упадниковых, кто мог что-то видеть или слышать в тот злополучный вечер, до детальной отработки возможных связей между Сиворыловым и кировской фирмой «Паразит-Консалтинг». Была найдена даже пишущая машинка «Ятрань», на которой изготовили то самое поддельное платежное поручение. Как нетрудно догадаться, она стояла в одном из кабинетов «Колхоз Петролеум», кстати, в том самом, в котором располагался телефон, с которого звонили в Кировскую фирму. Все в офисе «КП» дружно подтвердили, что осенью в том кабинете часто заседал Упадников.

Тут нужно отметить очень существенный нюанс: без сомнения, Сиворылов-старший был весьма авторитетный в области предприниматель, вхож к губернатору и так далее. Однако как раз в тот момент времени между прокурором области и губернатором сложились на самые хорошие личные отношения, поэтому работе по сыну Сиворылова был дан полный «зеленый свет».

Однако, несмотря на все предпринятые усилия, никаких подвижек по этим преступлениям добиться не удалось. Уголовное дело по обвинению Сиворылова-младшего в совершении мошенничества все-таки было направлено в суд, хотя перспективы по нему сразу рисовались не самые радужные, особенно учитывая тот момент, что его защищали сразу два адвоката из так называемой «золотой пятерки». Предчувствия нас не обманули — Андрей Сиворылов был полностью оправдан, поскольку опровергнуть доводы о том, что мошеннические действия совершал не он, а покойный Упадников, так и не удалось. А уголовное дело по обвинению Марамойского закончилось приговором с уловным сроком, потому что к моменту судебного заседания официант съехал со своих показаний и снова заявил, что претензий не имеет.

Вот так и закончилась история с убийством неудавшегося фермера Упадникова. А вот история с мажором Сиворыловым на этом не закончилась. Лет через пять после вышеописанных событий в один из летних вечеров на офис фирмы «Колхоз Петролеум» было совершено разбойное нападение, в ходе которого из сейфа была похищена весьма значительная денежная сумма, по странному стечению обстоятельств как раз накануне туда помещенная. При этом был убит охранник, стороживший помещение офиса. Уголовный розыск в данном случае сработал четко и в ту же ночь по горячим следам задержал за это преступление Сиворылова-младшего и его нового друга, некоего Добродущенко. Этот Добродущенко сразу пошел «в расклад» и поведал, что Андрей Сиворылов предложил ему схитить деньги из отцовского офиса, причем зайти туда можно будет без проблем — ведь охранник прекрасно знал его. Так и поступили, и, зайдя в помещение офиса, стали наносить охраннику удары по телу ножами, а затем взяли в потайном месте ключ от сейфа и забрали из него все деньги. Так что Сиворылов-младший (который вину в убийстве категорически отрицал) и Добродущенко были арестованы и помещены в СИЗО.

Однако в дальнейшем Добродущенко свои показания изменил, и стал говорить, что удары ножом охраннику наносил только он один, и деньги брал тоже один, а мажор Сиворылов просто помог ему зайти в офис. Сам же Сиворылов погнал картинку на полное расстройство душевной деятельности, в связи с чем был направлен на судебно-психиатрическую экспертизу. Конечно, еще оставалась надежда на добросовестность экспертов, но чуда не произошло: Сиворылов был признан невменяемым. В итоге Добродущенко уехал на 15 лет лишения свободы, а Сиворылов-младший — всего лишь в психиатрическую больничку закрытого типа для применения медицинских мер принудительного характера. Оттуда он вышел уже через год, поскольку был признан докторами полностью излечившимся.

Однако в дальнейшем для Сиворыловых все складывалось не так благостно. Следуя общей тенденции, в область стали заходить крупные сети АЗС, с которыми «Колхоз Петролеум» конкурировать никак не мог. Поэтому бизнес стал захиревать, и Сиворылов-старший начал пытаться переводить его в другое русло. Но не успел — внезапно скоропостижно скончался от какой-то болячки. Его наследник Сиворылов-младший по-честному промотал все остатки отцовского состояния в кратчайшие сроки, причем крепко подсел на наркоту. Ходили слухи, что он скололся до самого дна, а некоторые утверждали, что он уже помер. Если бы это было так, то я бы об этом ни капли не пожалел.

Прежде всего, прошу прощения у своих постоянных читателей за некоторый срыв графика публикаций моих псевдомемуаров. К сожалению (или к счастью, не знаю), моя жизнь состоит далеко не только из изложений своих воспоминаний о былых годах, сидя на лавочке в спокойной обстановке в кругу хороших друзей, а из добывания хлеба насущного для себя, а главное – для своей семьи, причем зачастую в поте лица. Плюс в настоящее время я пытаюсь принимать участие в одном проекте, о сущности которого пока говорить не буду. Поэтому истории от меня будут появляться и дальше, но по мере наличия у меня свободного для этого времени.

А эта короткая история из воспоминаний бывшего следователя сельской прокуратуры будет посвящена небольшому инциденту, до сих пор позволяющему мне утверждать, что менты – это просто циничные люди, а вот медики – это очень циничные люди.

Дело было в середине 90-х годах прошлого века, когда я трудился старшим следователем сельской прокуратуры, причем зимой. В то время я проживал со своим семейством в служебной квартире, располагавшейся метрах так в трехстах от райотдела. В силу этих обстоятельств я был у райотдельской дежурки вечным выручателем, потому что найти другого такого трезвого (или близко к тому) следователя прокуратуры в настолько шаговой доступности в то время просто не представлялось возможным. Поэтому звонили мне дежурные постоянно, и, зачастую, на самом деле приходилось их выручать, то есть подниматься и выезжать на различные происшествия.

Вот и в тот раз дежурный позвонил мне где-то подвенадцатого ночи, когда мы с семейством уже улеглись спать (завтра же на работу). Он сообщил, что в селе Полированные Гробы случилось серьезное происшествие – покушение на убийство. Стреляли в местного жителя из ружья дробовым зарядом, но попали только в левое плечо. Левое – отдельно отметил дежурный, недвусмысленно намекая на тот момент, что стреляя в левую часть груди, убивец явно метил в сердце потерпевшему, то есть преследовал умысел на убийство. Конечно, эта шняга легко отбивалась мощным аргументом: «А вы сначала споймайте жульмана, и если он скажет, что в натуре хотел терпилу замочить, а не просто похулиганить, то тогда и будем квалифицировать, как покушение на убийство». Так бы сейчас и поступили 99,9% действующих следователей Следственного комитета России, и были бы правы в разрезе процессуального законодательства. Но, напомню, дело было в середине 90-х годов – времена смутные, суровые, когда следователей прокуратуры грузили серьезными преступлениями, а не всякой шнягой, как сейчас, да и огнестрел однозначно воспринимался как контроль со стороны прокуратуры субъекта со всеми вытекающими последствиями. Поэтому мне проще было съездить, и уже по итогу развернуто доложить прокурору. Короче, я оделся, взял дежурную папку, и под ворчание сонной жены: «Как ты задолбал уже со своей работой! Вернешься-то когда?» ушел пешком в райотдел, благо идти было близко.

В дежурке уже царила атмосфера легкого кипеша, была открыта оружейка, и два опера с криминалистом бодро получали табельное оружие, причем с двойным комплектом боеприпасов (едем же на огнестрел, а не ежиков пасти). У меня в то время пистолета на постоянке не было, поэтому я намеревался ехать на происшествие вооруженным исключительно процессуальной грамотностью и неукоснительным соблюдением законодательства вкупе с гелевой ручкой, карандашом (ими можно писать на морозе), а также бланками документов и чистой бумагой формата А4. Но опера сразу сказали, что так дело не пойдет, и всучили мне карабин КС-23 с резиновыми пулями. Эта валына внешне представляла из себя этакий брутальный помповый дробовик, с которым впору было охотиться на Рембо в лесах Аризоны (или Вермонта – не помню уже), а не пугать жителей уральской глубинки. Я, конечно же, сначала запротестовал, но меня убедили, что убить кого-то из него будет трудно, а вот защитить себя в случае экстренного заплета – вполне возможно. Короче, уломали они меня, чертяки. Взял я эту дуру, и мы погнали в городскую больницу скорой медицинской помощи на дежурном УАЗике со страшной максимальной скоростью, которую этот УАЗик мог из себя выжать, а именно 50 км/ч.

В больничку мы поехали потому, что брат потерпевшего, который поднял всю эту бадягу, сообщил по телефону в дежурку, что он нашел раненого у себя в ограде и на своей машине уже повез его из села Полированные Гробы в ближайшую больницу, то есть в город, для оказания неотложной медицинской помощи. Так как прежде чем устраивать в деревне массовые репрессии нам были крайне необходимы показания потерпевшего, мы, ясное дело, тоже выдвинулись туда.

Наш вход в приемный покой больницы был эпичен: впереди двое оперов с явно бандитскими мордами, чуть позади – я, с помповым ружьем в одной руке, и с дежурной папкой в другой. Однако никого из медперсонала мы этим не впечатлили, и на нас сразу заорали в том плане, что мы премся куда-то внутрь медицинского учреждения в верхней одежде и без накидок. Мы не стали спорить (а спорить с тетками в приемном покое больницы скорой медицинской помощи вообще-то опасно для жизни и психического здоровья), поэтому покорно скинули куртки и набросили накидки, после чего уже прошли к операционным.

Подойдя к дверям одной их операционных, где по полученной нами от медсестер информации уже активно штопали нашего потерпевшего, мы замерли. Один из оперов робко постучался, открыл дверь и позвал доктора. К нам вышел среднего роста мужик, в кровавых перчатках по локоть и с маской на лице. Мы объяснили ему, кто мы такие, и что мы хотим. Доктор опустил маску вниз и спросил: «Курить есть?». Каждый из нас выставил ему по открытой пачке сигарет, и он, убедившись, что все мы курим только L&M (которые тогда в народе даже называли «Любовь мента»), брезгливо взял сигарету и позвал нас на лестничную клетку. Закурили. Сделав пару затяжек, доктор сообщил нам, что прямо сейчас наблюдал у пациента очень странное дробовое ранение: куча проникающих ран диаметром несколько миллиметров в области левого плеча и левой части грудной клетки, но ни в одном из них он не нашел ни одной дробины. Мы спросили его, а что сказал сам терпила, на что доктор меланхолично ответил: «Пьян, как сволочь, ничего толком не говорит». Мы стали сетовать на то, что нам еще ехать дальше в Полированные Гробы искать там не пойми кого, и тогда доктор вдруг сказал: «Погодите, парни, сейчас я еще немного дробь там у него поищу, может, он и вспомнит что». После чего он резко затушил бычок и скрылся за дверью операционной.

Мы ждали под дверями, слушая доносящиеся из операционной дикие крики, которые прекратились минут через пять. После чего оттуда вышел доктор, утер пот со лба и сказал: «Кто из вас следователь, говорите? Ты? Иди, допрашивай его, он сейчас все расскажет». Я незамедлительно проследовал к столу (операционному, разумеется), где узнал всю правду о том кровавом происшествии.

Дело в том, что потерпевший в тот вечер беспощадно бухал, в связи с чем не пойми какими путями попал в ограду к каким-то посторонним людям. А там, в той ограде, его встретила большая собака, которая легко повалила его на снег и начала кусать. Инстинктивно он подставлял ей левое плечо, поэтому оно и получило больше всего повреждений, то бишь укусов. Следы в теле от собачьих зубов и образовали ранения, похожие на дробовые огнестрельные, только без дроби. Потом он как-то сумел свалить от собаки, и дополз до дома брата, которому сказать ничего не смог – был сильно пьян. Про дробовое огнестрельное брат уже додумал сам на основании имеющихся ранений.

В общем, мы поехали по домам, и мне так и не довелось применить в реальной боевой ситуации карабин КС-23. Чему я, кстати, несказанно рад. Но зато я убедился, что настоящие врачи люди намного более циничные, чем следователи и опера.

Очередная история из воспоминаний бывшего следователя сельской прокуратуры носит незамысловатое название, которое как минимум на половину раскрывает её содержание. Да, речь в ней пойдет о преступниках-инвалидах. Катализатором для данных воспоминаний послужила некоторая недавняя новость, разбирать которую я смысла не вижу, а вот поделиться своими воспоминаниями из области работы с обвиняемыми-инвалидами могу.

Первая история случилась в канун очередного юбилея Победы. Жила в одной из деревень нашего района бабушка — ветеран войны, зенитчица, с боевыми и трудовыми наградами, но, к сожалению, в последние годы практически обездвиженная на почве какой-то болезни. Понятное дело — почтенный возраст и особенно перенесенные в молодые годы лишения рано или поздно дают о себе знать. И был у этой бабушки дед. Обычный такой дед, но почему-то не фронтовик. Как так получилось — не вдавался в подробности, если честно. После выхода на заслуженную пенсию у деда особенно усилилось увлечение одним хобби, а именно употребление внутрь недорогих, но крепких спиртных напитков. А поскольку пенсия у бабушки в связи с её заслугами была вполне приличная, то на хобби деду хватало вполне. Бабушка, конечно, это его увлечение не поддерживала, хотя и выпивала с ним понемногу, поскольку ей резонно было жалко пропитых дедом денег, да и ухода за ней по причине дедовского пьянства особого не было.

И вот в один из дней дед сбегал до лабаза, принес бутылочку какой-то гамыры, и стал её неспешно испивать, в полуха слушая бабкины причитания по поводу вреда пьянства с точки зрения экономики и здравоохранения отдельно взятой российской семьи. Причитания эти дед слышал регулярно, поэтому не реагировал на них вообще. Но, как позже выяснилось, совершенно зря. В один момент бабушка изловчилась, тоnянулась до стола, который стоял не сильно далеко от кровати, на которой она лежала, схватила расположенный на краю стола кухонный нож и что есть силы воткнула его в спину сидевшему на стуле к ней задом деду. Потом несколько часов она ждала, пока не зайдут соседи, и уже им все рассказала, попросив вызвать милицию.

Приехавшей следственно-оперативной группе бабушка тоже рассказала все, как было, ничуть не скрывая того, что убийство деда совершила именно она. По факту убийства возбудили уголовное дело, расследовать по которому было особо-то и нечего, поскольку все было ясно и очевидно. Бабушке избрали меру пресечения в виде подписки о невыезде, которую она, понятное дело, ни разу не нарушила.

Буквально через два месяца уголовное дело ушло в суд и уже там остро встал вопрос, как это дело рассматривать по существу. Проблема была в технической стороне вопроса — кто будет доставлять обездвиженную бабушку в суд, какими силами, кто будет возвращать её на место и так далее и тому подобное. Решилось всё в итоге очень просто: заместитель председателя районного суда сказал, что лично рассмотрит это дело в выездном судебном заседании. С этой целью он сам, секретарь судебного заседания и помощник прокурора сели на «Волгу» председателя суда и приехали в ту деревню к бабке домой. Судебное заседание проходило в той самой комнате, где лежала бабушка, то есть практически на месте преступления. Причем формализм был соблюден до такой степени, что зампредседателя суда даже отдельно разрешил бабушке лежать при поступлении команды секретаря «Встать, суд идет!». Так что дело рассмотрели быстро, бабушку признали виновной в совершении убийства и назначили ей наказание «ниже низшего», да и вообще условное с испытательным сроком на один год.

Кстати, следователь, который направлял в суд это уголовное дело, наверняка тоже читает эту историю, поэтому, пользуясь случаем, передаю Андрею привет от напарника.

Другое уголовное дело расследовал уже я сам, и оно было намного сложнее. Опять же в середине 90-х годов на территории нашего сельского района произошло убийство. Убили пациента туберкулезной больнички. Прямо в палате самой больницы. Туббольничка эта представляла собой несколько одноэтажных деревянных бараков, расположенных в паре километров от одного села, в сосновом лесу. Для тех, кто не в теме, объясняю: пациентами таких туберкулезных больниц практически на сто процентов являются различные деклассированные элементы, либо сидельцы с многолетним стажем, но без особых средств к существованию, либо деклассированные элементы из числа сидельцев с большим стажем (вариантов много, но суть их ясна). Недаром туберкулез называют болезнью солдат и заключенных. Хотя я и сам в свое время переболел туберкулезом (быстрее всего, подцепил где-то от благодарных клиентов на тюрьме), но вышеприведенная мысль представляется мне верной. В общем, контингент собрался там еще тот, и этот контингент усиленно лечился, в основном забухивая все, что горит, но под чутким наблюдением медицинского персонала.

Убиенный (назовем его Петропавлов) тоже в прошлом был сидельцем по каким-то «бакланкам» (за хулиганство сидел, чтобы всем было понятно), но давно угомонился, хотя и не утратил некоторых гопнических замашек несмотря на пятьдесят с хвостиком лет. В частности, он постоянно подкалывал своего сокамерника, то есть сопалатника, по фамилии Борисоглебов. Этот Борисоглебов был человеком замечательной судьбы, во всяком случае, он себя таким рисовал. Лет ему тоже было далеко за пятьдесят, и у него не было обеих ног, ампутированных по середину бедер. По сведениям ИЦ (информационного центра УВД), Борисоглебов сначала сидел по статье 103 УК РСФСР (умышленное убийство) восемь лет, потом раза четыре за кражи по статьям 144 и 89, каждый раз года по три-четыре. О причине отсутствия у него ног Борислоглебов рассказывал мне, что на предпоследнем сроку он, работая на лесоповале, повредил бревном одну ногу, долго лежал на морозе, пока его не доперли до больнички, в результате обморозил обе ноги, началась гангрена и по концовке ему оттяпали обе ноги выше колен. Так это было или нет — сказать трудно, я этот вопрос специально не выяснял, поскольку он не входил в предмет доказывания. Да и говорил он много, особо упирая на то, что в первый раз присел за убийство тещи, причем с таким видом, как будто это был как минимум подвиг. Хотя кто его знает, что там была за теща... Но сейчас не не об этом, а о том, что на последний свой срок за кражошку Борислоглебов заехал уже без обеих ног.

В придачу к тому, что он был безногий, у него был диабет, а также туберкулез в последней стадии. Короче, в народе таких называют «полчеловека». Однако по манере поведения он был достаточно дерзкий и на приблатненной волне, так что если закрыть глаза и слушать его не глядя, то о его инвалидности можно было запросто и не догадаться.

Как я уже упомянул, у Борислоглебова с Петропавловым сложились крайне неприязненные отношения. Вот и в тот самый вечер, когда обитатели палаты раскружили на пятерых два пузырька «палёнки» по 0,5, главным развлечением собравшихся стал спор между Петропавловым и Борисоглебовым. Точнее, спором это было назвать трудно, они просто выясняли, кто именно из них является представителем самцов из подотряда куриных, то есть дискуссия носила преимущественно научно-орнитологический характер. В итоге водка кончилась, и Борисоглебов сказал Петропавлову, что тот еще пожалеет о своих словах, поскольку в истинно интеллигентных кругах именование оппонента «петухом» никому и никогда не прощается. После этого все участники брифинга потянулись в холл (если можно так выразиться) барака, где стоял телевизор, по которому начинался какой-то сериал. А Петропавлов сказал, что эту муть сериальную он смотреть не будет, и лег спать в своей койке.

Минут через сорок один из обитателей третьей палаты пошел в свою тумбочку за сигаретами, но вернулся очень быстро с криками «Петропавлова замочили!». Все пациенты и персонал в виде медсестры ломанулись в палату и увидели, что Петропавлов лежит на своей постели в положении на спине, но с нехарактерным предметом между ребер левой части груди — ножом.

Вызвали из соседнего барака дежурного врача, тот пришел, посмотрел трупа и снова ушел звонить в милицию. Тем временем медсестра занялась привычным для неё ритуалом приготовления отошедшего в мир иной пациента к похоронным процедурам, то есть сняла с него все казенное белье, чтобы не нарушать отчетности, вытащила из груди нож и тщательно его вымыла, поскольку имущество больницы не должно находиться в грязном виде, а также обтерла влажной тряпкой потеки крови с груди трупа Петропавлова. Короче, методично и у всех на глазах уничтожила все улики, лошадь педальная.

Кто, когда и в какой последовательности заходил во время просмотра телевизора в третью палату и выходил, установить не представлялось возможным, поскольку решительно все пациенты говорили, что не следили за этим, и подробностей не помнят. Тот же Борисоглебов говорил, что он на своей коляске выкатился из палаты вместе со всеми, и приехал туда уже после обнаружения трупа.

Вот в таком виде мне досталось это уголовное дело. С целью установления истины я решился провести одно невиданное в наших краях следственное действие - следственный эксперимент с большим количеством участников. Второй раз на такой подвиг я решился еще только однажды (кстати, еще раз привет моему тогдашнему напарнику Андрею, это было по его делу, когда мелкие бандиты на пляже битами забили одного мужика насмерть, а второго оставили инвалидом), и больше такого желания у меня не возникало.

Смысл следственного эксперимента сводился к следующему: Все, кто был в момент происшествия в наличии в том бараке, то есть больничном корпусе, были собраны в холле у телевизора. К телеку подцепили видеомагнитофон и включили ту самую серию фильма, которая шла тем вечером. Участникам эксперимента (а их всего было где-то пятнадцать человек, включая медсестру) было предложено занять места согласно тем позициям, которые они занимали в тот вечер, и если имелись противоречия, то они сразу устранялись путем получения пояснений с занесением их в протокол. Должен сказать, что все это вышло очень хлопотно, хотя участники эксперимента в основном подобрались люди культурные, обращавшиеся ко мне исключительно по старинной традиции «гражданин следователь». Тем не менее, когда Борислоглебов занял на коляске место перед одним из пациентов, тот тут же заявил, что Борисоглебова в тот вечер тут не сидело, поскольку в таком случае он бы загораживал ему экран. Борислоглебов откатился к другому месту, но и там заявили, что его тут не было.В конце концов выяснилось, что он установил в тот вечер свою коляску перед стулом, на котором сидел обитатель первой палаты, который, в свою очередь, сказал, что он посмотрел фильм минут десять, и потом пошел покурить. Причем на момент его ухода Борисоглебова еще не было. Выходило, что Борислоглебов был единственный, кто прикатил из палаты к телевизору позже всех, то есть оставался последним в палате наедине с убиенным в течение как минимум десяти минут.

Сам Борислоглебов свою вину отрицал. Но делал он это так, что всем сразу становилось понятно, что это он замочил Петропавлова. Потому что он с ухмылкой заявлял без протокола: «А вы докажите, у вас доказательств-то нету, эта клюшка-медсестра ножик вымыла, всё, нету у вас доказа!», и все в таком духе. Было понятно, что в силу имеющегося криминального опыта он прекрасно понимал перспективы доказывания.

А с ними у нас было весьма негусто. Точнее имелось только: личная неприязнь с потерпевшим, ссора в вечер убийства с обещанием поквитаться, да следственный эксперимент свидетельствующий максимум о том, что Борисоглебов покинул палату минут на десять позже всех. Поэтому, несмотря на внутреннюю убежденность в том, кто является убийцей, предъявлять ему обвинение я не спешил.

Но где-то через месяц меня и исполняющего обязанности прокурора района вызвал в областную прокуратуру начальник следственного управления (была тогда такая должность), который, не позволив нам даже присесть, стал выговаривать, что мы — не прокурорские работники, а мальчишки и слюнтяи, добыли достаточно доказательств на убийцу, но боимся пойти на риск и все в таком духе. Мы пытались возражать, но нам было четко дано понять, что доказательств достаточно, и что убийца, тем более совершивший такое преступление повторно, не должен разгуливать на свободе, то есть его нужно арестовать.

Тут нужно сделать необходимое пояснение: В Уголовном кодексе РСФСР образца 1960 года имелась статья 102, в которой был пункт «и» - то есть умышленное убийство, совершенное лицом, ранее совершившим умышленное убийство. Наказание там предусматривалось двух видов — от восьми до пятнадцати лет лишения свободы, либо смертная казнь. Короче говоря, поскольку Борислоглебов был ранее судим за убийство, ему корячилась областная подсудность со всеми вытекающими.

Но тогда нам хотелось убедить руководство, что мы не мальчишки, поэтому вернувшись к себе в районную прокуратуру, я изготовил постановление о привлечении Борислоглебова в качестве обвиняемого по статье 102 пункту «и» УК РСФСР, а также постановление об избрании в отношении него меры пресечения виде заключения под стражу, которое и.о. прокурора района тут же утвердил. Исполнять постановление поехал конвой с РОВД, который худо-бедно погрузил Борислоглебова в УАЗик и оттартал до СИЗО вместе с коляской.

Уже потом парни из оперчасти СИЗО со смехом показывали мне документ из личного дела Борисоглебова, в котором он давал подписку о предупреждении наступления уголовной ответственности за побег. Но мне было не до смеха, дело нужно было направлять в суд. На следственные действия в следственный кабинет Борисоглебова таскали двое из «хозбанды», но он сам почему-то не падал духом и все так же с усмешкой говорил, что ничего у нас не получится, и доказательств нету.

Тем не менее, было составлено обвинительное заключение, которое утвердил заместитель прокурора области (дело-то, напомню,было областной подсудности). Дело ушло в суд и было назначено к слушанию.

Однако суд не состоялся, потому что Борислоглебов скончался в камере СИЗО от туберкулеза. Поэтому уголовное дело в отношении него было прекращено судом за смертью.

Наверное, многие скажут (или подумают), что я загнобил ни в чем не повинного человека до смерти и все такое прочее. Но я до сих пор убежден в его виновности, хотя как бы расценил мою убежденность суд на основе имеющихся доказательств — это большой вопрос.

Вот такие две неравнозначные истории вспомнились мне про обвиняемых-инвалидов.

В нашей стране (да и не только в нашей) большинство населения убеждено в том, что работать в правоохранительные органы люди идут исключительно из-за возможности брать там взятки. Есть масса теорий о том, почему такое убеждение сложилось – из средств массовой информации, из личного опыта или из рассказов знакомых, родственников, друзей, знакомых родственников друзей и родственников друзей знакомых. Стереотип уже и имеется, и с этим ничего поделать нельзя. Поэтому я не собираюсь воевать с ветряными мельницами и пытаться тут этот стереотип как-то поломать: практика показывает, что это просто бесполезно. Отмечу лишь, что на самом деле в органах полным-полно людей, которые работают там не то, чтобы за идею, а банально за зарплату. Однако одну коротенькую, но немного занятную историю про стереотипы упомянутой выше категории все-таки расскажу.

Несколько лет назад, когда я служил в подразделении собственной безопасности органов внутренних дел, мы с коллегами проезжали мимо одного стационарного поста ГИБДД на оживленной трассе и совершенно случайно, пользуясь тем, что внимание сотрудников ДПС было отвлечено пролетавшим мимо НЛО, скрытно установили на этом посту несколько видеокамер с микрофонами. Потом, где-то месяца через два с лишним, также проезжая мимо этого поста, мы внезапно вспомнили про эти камеры, и почему-то решили их снять. Нам снова повезло: как раз через пост ехал бродячий цирк, и сотрудникам ДПС опять было не до нас.

Приехав к себе в контору, мы несколько недель отсматривали снятый видеоматериал, но ничего заслуживающего выкладывания на Ютуб там не нашли. Зато нашли больше пятидесяти эпизодов получения сотрудниками ДПС на этом посту взяток, которые имели четкие перспективы доказывания, и еще где-то сто с лишним эпизодов, где с доказыванием было не очень.

Тут хочу заметить вот что: лично я являюсь принципиальным противником несения сотрудниками строевых подразделений ГИБДД службы на стационарных постах. Мой опыт подсказывает мне, что сотрудники на этих постах в основном пользуются возможностью спокойно, в комфортных условиях вымораживать с водителей транспортных средств бабло, чем на самом деле пресекают нарушения Правил дорожного движения и выявляют преступления. Но это лично моя точка зрения.

Так вот, на этом посту гаишники брали всем: деньгами в любых суммах (от трехсот рублей и выше), водкой, коньяком, скидочными карточками, карасями. Да-да, свежими карасями. Мужик вез на ГАЗончике улов какой-то рыбоводческой фирмы с озера – тонну карасей, но на ГАЗоне не горел ближний свет справа, и улов уменьшился на четыре ведра в пользу сотрудников ДПС. В общем, в хозяйстве пригождалось всё.

Так что наша задача свелась к поиску тех лиц, которые давали взятки, предъявления им видеозаписи, получения от них явок с повинной о даче взятки и передаче материалов в следственный комитет, где по ним возбуждались уголовные дела. Гаишники все, как один, тоже особо не тупили, и после просмотра научно-познавательного фильма о жизни сотрудников дорожно-патрульной службы в естественных условиях обитания быстренько каялись, признавали вину и шли на «особый порядок».

Конечно, по итогам всего этого безобразия было вдумчивое рытье так называемой «братской могилы», которое заключалось в издании разгромного приказа по УВД об увольнениях, понижении в должностях, раздаче «выговорешников» и «неполных ходов» руководителям ГИБДД разных уровней.

Справедливости ради надо заметить, что из двадцати с лишним сотрудников, которые работали на том посту, брали человек пятнадцать. Да, это больше половины, но это не все. Были и инспектора, которые добросовестно оформляли все, что попадалось под руку.

Так вот, несколько эпизодов натурального вымогалова взяток было с водителей, проживавших в одной из областей Южного Казахстана. Необходимо было им тоже показать кино и задокументировать те эпизоды. С этой целью два наших сотрудника, оформив все необходимые бумаги, поехали в командировку Южный Казахстан.

Надо отметить, что коллеги из казахстанского УСБ встречали их там шикарно, не говоря уже о том, что все нужные люди очень быстро нашлись и очень быстро рассказали все, как было. Понятное дело, в первый же день их приезда казахстанские коллеги закатили мощный банкет, сопряженный с гибелью барана. Наших ребят посадили во главе стола рядом с начальником местного УСБ, и угощали разными деликатесами вроде бараньих мозгов и тому подобного (точное наименование блюд не знаю, так как меня там не было). После нескольких тостов за дружбу народов и результативное взаимодействие, начальник местного УСБ встал и произнес прочувствованную речь о том, что с коррупцией надо бороться. Он говорил долго и по-восточному красиво о том, что нельзя прощать ни один эпизод получения взятки сотрудником полиции, что на это не надо жалеть ни сил, не средств и так далее. Закончил он свой спич примерно такими словами: «И это очень правильно, что наши русские коллеги не поленились и приехали к нам за несколько тысяч километров, чтобы задокументировать десять эпизодов взяток. Потому что тех сотрудников ГАИ, которые не делятся с УСБ, надо добивать, чего бы это ни стоило».

Казахстанские коллеги согласно закивали и выпили за этот тост. И сколько бы потом наши ребята не пытались объяснить, что они работают исключительно за одну зарплату, парни из казахстанского УСБ только понимающе подмигивали, похлопывали их по плечам, покладывали жареной баранины и подливали чистейшей казахской водки.

В общем, как я уже упомянул выше, стереотипы – они бывают разные, в том числе и сформировавшиеся на почве собственного опыта, обусловленного в данном случае (по моему скромному мнению) особенностями менталитета и древними местными обычаями.