Peschaniy

Четверка продвигалась по луговине. Партизаны часто вставали на колени и смотрели в сторону противника. Когда они зашли во фланг в тыл гитлеровцам, залегли и открыли стрельбу из автоматов и винтовок, все мы, стоявшие на крутом берегу, с нетерпением ждали развязки.

Фашисты стали подниматься и, не обращая внимания на то, что стрельба усилилась, начали отбегать по луговине влево. Наши пулеметчики перестали жалеть патроны. Снайперы тоже стреляли торопливо. Откуда-то из-за огородов, из-за наших спин по лугу ударили минометы. Фашисты опять залегли. Четверка, увидев панику среди противника, осмелела и пошла на гитлеровцев во весь рост.

Анисимов, стоявший рядом с Ковпаком, что-то шепнул ему на ухо.

— Можно,— ответил Ковпак,— только когда они, как бараны, кучей соберутся.

Анисимов исчез. Вскоре в переулке, выходящем к реке, появилась короткоствольная пушка, и около нее засуетилась прислуга.

Четверка быстро приближалась к противнику. Сзади нее появились три гитлеровца. Это были уже пленные. Они направились к реке, и Яковенко доставил их на наш берег.

Наши пулеметчики все чаще открывали огонь. Фашисты старались выбраться из ловушки.

— Добить! — крикнул Ковпак.— Добейте их немедленно!

Через две минуты минометы выпустили несколько мин. Под усиливающимся огнем гитлеровцы начали разбегаться. У четверки вновь появилось несколько пленных. Пленные шли к реке, где поджидал их Яковенко с лодкой.

Четверка захватила восемнадцать пленных. Фашисты, выйдя из зоны пулеметной досягаемости, поднялись и бросились к лесу. Они бежали толпой, беспорядочно.

Анисимов, наблюдавший в бинокль за поведением солдат, подал команду орудийному расчету. Снаряд разорвался сзади гитлеровцев. Второй снаряд сделал перелет, и гитлеровцы сбились в кучу. Пушка выпустила несколько снарядов, которые окончательно рассеяли врагов, они разбегались по луговине и уходили в лес.

Яковенко перевез на тот берег бойцов из хозяйственной части Павловского. Те разбрелись по лугу и начали собирать трофеи: пулеметы, винтовки, пачки патронов, пулеметные ленты, одеяла, свернутые в виде шинельных скаток, и котелки. На берегу Тетерева выросла гора трофеев.

Костя подошел к Ковпаку и начал докладывать о выполнении своей задачи.

— Не надо,— сказал Ковпак,— я видел, как действовали. Скажи мне, за что ты ударил пленного?

Костя смотрел на него недоумевающе.

— Я не бил,— сказал он.

— Я сам видел,— строго сказал Дед.

— А,— вспомнил Костя,— он открыл по мне стрельбу. Это полицейский.

— Веди его ко мне,— сказал Ковпак.

Пленного подвели. Он подошел, посмотрел на Ковпака и вдруг заулыбался.

— А, Сидор Артемьевич,— сказал он развязно,— наше вам почтение. Вот где увиделись.

— Так, так,— неопределенно сказал Дед. Перед ним стоял сын его соседа по слободе Котельва, из которой Ковпак был родом.— Стрелял в него? — спросил Дед, указывая на Костю.

— Стрелял,— подтвердил полицейский.— Он же в плен забирал меня.

— Стрелял. Так,— сказал Ковпак.— Не хотел бы я с кумом ссориться, но придется пустить в расход.

Пленный побледнел, недоумевающе глядел на Ковпака.

— Как же так, Сидор Артемьевич,— сказал он,— мы ведь соседи.

— Мы были бы добрые соседи, когда б вместе бились, а то, как рак с лебедем, в разные стороны тянем.

Пленного полицейского отвели за деревню и расстреляли.

Коробов Леонид. Фронт без флангов. Изд. 1972 г.

Перед службой в армии пересматривал его раз 10 и он не казался трагичным, даже было смешно в некоторых моментах.

После службы фильм воспринимается уже по-другому: интерес к нему не угас, но стал замечать любопытные детали как и в самом фильме, так и в его персонажах. Например, в характере главного персонажа, рассказчика этой истории - рядовом Шутнике.

Сейчас вижу в нем человека, абсолютно неразборчивого в половых связях: ему все равно, что "очко товарища" Ковбоя, что дешевая проститутка, что групповуха с сослуживцами. Неудивительно, что в Деву Марию он не верит, не то чтобы это вопрос религиозный, но ему как будто вообще неприятна чистая девушка.

Всего мы видим в фильме три женских персонажа: две проститутки, с которыми Шутник не против замутить, и одну девчонку, которая нагнала страху и почти заставила отступить целый взвод американских солдат - снайпершу (впрочем, она была без снайперского оружия).

В конце фильма снайпершу смертельно ранят и ее добивает рядовой Шутник. Но был в сценарии фильма и другой вариант концовки: рядовой Животное достает свой тесак (который носил за спиной) и кромсает тело девушки.

В целом в фильме видно отношение американских интервентов (на примере взвода "Похотливых кабанов") к женщинам: для них это просто кусок мяса. И чем он грязней, тем привлекательней. Возможно, о таком отношении поется в песне Rolling Stones "Paint it, Black":

"Я вижу девушек, гуляющих в летних платьях,

Я должен отвернуться, пока не рассеется моя тьма.

Я заглядываю внутрь себя и вижу, что мое сердце черное,

Я вижу мою красную дверь, но она окрашена в черный".

Впрочем, вспомним пример другого участника войны во Вьетнаме, Форреста Гампа, которому проститутки были не по душе.

В итоге Форрест вернулся с войны не только живым и здоровым, не считая "ранения на миллион" - осколка, попавшего в задницу, - но и смог выстроить отношения с подругой детства Дженни. А какую женщину найдет себе после войны любитель дешевых проституток и педераст, рядовой Шутник?

Тур пожертвовал собой ради общего дела, и казаки одержали победу над ляхами. Красивый эпизод, как не запечатлеть его в рисунке.

А мне же вспоминаются свои случаи из армии (2019-2020 гг.). Бывало, что бросался помогать пацанам, которым было трудно: на рабочке или в наряд пойти вместо того, кто за*бался больше меня, снаряжение понести, а бывало так, что злорадствовал, когда человек мучался и говорил про себя "лучше ты, чем я".

Помнится в "Цельнометаллической оболочке" так сказал рядовой Животное над телами погибших товарищей: "Лучше вас, чем меня".

Так что в армии действительно вскрывается твоя животная часть, как бы ты не маскировался на гражданке.

Ну а те солдаты, которые живут по-другому принципу - "сам погибай, но товарища выручай", - достойны уважения. Таким, как мне кажется, был казак Тур.

У Богдана Хмельницкого похожая история. После смерти отца местные власти – польские шляхтичи, - стали отжимать дом и землю сына, то есть Богдана, хутор Субботов. Он, как гражданин Речи Посполитой, начал было отстаивать свое право юридическим путем и дошел до самого короля в Варшаве, тот выдал Богдану «привилий» - документ, подтверждающий право на владение имуществом. Но этой бумаге шляхтичи особой цены не придали, «тем более, что он был дан человеку русской народности, а когда дело касалось русских, польский закон отличался необыкновенной эластичностью».

Вскоре дом Богдана сожгли, сына убили, жену похитили. Пришлось ему бежать за Днепр, на Сечь к запорожским козакам…

Вспомним еще одного, но уже вымышленного персонажа - доктора Питера Блада, об удачных приключениях которого писал Рафаэль Сабатини. А начались они, эти приключения, так же, как и у предыдущих двух персонажей – с «правоохранительной» системы.

Коротко напомним в чем было дело. Доктора Блада обвиняли в государственной измене как участника мятежа против короля Якова II-го Стюарта (м-да, опять Стюарты). Якобы он, Блад, был в сговоре с одним из руководителей мятежа, лордом Гилдоем, - об этом якобы свидетельствовал тот факт, что доктор Блад находился в доме лорда, когда туда нагрянули королевские солдаты. Однако Блад в мятеже не участвовал, более того считал это глупой затеей – «глупой опереткой», как выразился бы товарищ Тальберг, - а прибыл к вышеупомянутому лорду по зову врачебного долга, т.к. лорд был ранен.

Однако судья не стал себя утруждать вызовом свидетелей, которые могли бы подтвердить слова доктора Блада о его непричастности к мятежу:

«— <…> Так, так! И это все ваши свидетели?

— Почему же все, ваша честь? Можно вызвать из Бриджуотера и других свидетелей, которые видели, как я уезжал вместе с Питтом на крупе его лошади.

— О, в этом не будет необходимости, — улыбнулся верховный судья. — Я не намерен тратить на вас время.»

Доктору Бладу отказали в приглашении свидетелей защиты, - ведь по мнению суда «в этом не будет необходимости», - и так будут поступать с невиновными, видимо, всегда. Приведем, к примеру, фильм об обезьяньем процессе, «Пожнешь бурю» 1960 г., там адвокату отказали в вызове свидетелей защиты – а ими были, между прочим, профессора и доктора наук.

Однако страх перед людьми мыслящими присущ не только американской глухой провинции, - красочно показанной в «Пожнешь бурю», - но, к сожалению, и нашей. Вспомним судебное разбирательство 2018-19 гг. в «тульском Чикаго», городе Суворов, получившее название «Чиновники провинции против столичной профессуры». Там суд запретил выступление хоть каких свидетелей защиты. Разрешили выступать только свидетелям обвинения. Да и то, прокурор попросил остановиться на четверых из шести, потому что эти свидетели обвинения стали нести такое, ну такое, что не записать это на камеру было бы грехом. Так что записали – ценные кадры (см. ниже). А допрос пятого и шестого свидетелей, видимо, сделал бы обвинение настолько абсурдным, что оставалось бы только рассмеяться.

«— Вы смеётесь на пороге вечности, стоя с верёвкой на шее? — удивлённо спросил верховный судья.

И здесь Блад использовал представившуюся ему возможность мести:

— Честное слово, у меня больше оснований для радости, нежели у вас. Прежде чем будет утверждён мой приговор, я должен сказать следующее: вы видите меня, невинного человека, с верёвкой на шее, хотя единственная моя вина в том, что я выполнил свой долг, долг врача. Вы выступали здесь, заранее зная, что меня ожидает. А я как врач могу заранее сказать, что ожидает вас, ваша честь. И, зная это, заявляю вам, что даже сейчас я не поменялся бы с вами местами, не сменял бы той верёвки, которой вы хотите меня удавить, на тот камень, который вы в себе носите. Смерть, к которой вы приговорите меня, будет истинным удовольствием по сравнению с той смертью, к которой вас приговорил тот господь бог, чьё имя вы здесь так часто употребляете».