MidnightPenguin

– Я уже думал, ты не проснешься, – обеспокоенно пробормотал он, а затем откашлялся и пошел прочь. – Иди в душ.

По ощущениям, я будто вообще не ложился. Тело было выжато, как лимон. Мне как будто чего-то не хватало, части меня самого. Большей части.

Перво-наперво, я попытался вспомнить, что вообще делаю в родительском доме.

Помню, как настраивал телефон, чтобы снимать себя во сне. Помню что-то про тень, но понятия не имею, зачем мне пытаться заснять свою тень.

Камера на телефоне дрянная, поэтому кадры мне мало что дали. Ничего примечательного на записи не оказалось.

Но нашлось кое-что еще… телефон кишел уведомлениями о моем посте.

О посте, который я… не помню, чтобы я его писал.

Джейсон? Сын? У меня есть сын? Что за ерунда?

Я все читал и перечитывал слова, которые не помнил, постепенно проваливаясь в пучину вопросов…

А потом быстро собрался и рванул домой, неуверенный даже, что надеюсь там отыскать. Я обошел все комнаты и обнаружил детскую. Опрятная, чистая спальня. Пара постеров на стенах, стол с ноутбуком на нем, кровать, застеленная покрывалом с супергероями… Голова пошла кругом. Началась ужасная мигрень.

Джейсон. Джейсон. Я написал, что у меня есть сын по имени Джейсон…

Выудив телефон из кармана, я набрал отцу.

– Мэтт, что происходит? Ты так срочно уехал.

– Джейсон? Ты помнишь Джейсона?

– …Джейсона? Нет… не помню такого, это твой друг? Что-то случилось?

Твою мать.

– Нет, неважно, спасибо, пап. – Я повесил трубку, прежде чем он успел сказать еще хоть слово.

Но чертов пост ясно говорит о том, что у меня есть сын по имени Джейсон.

Сын Джейсон, который впал в кому.

Я порылся в своем телефоне, но не обнаружил фотографий четырнадцатилетнего мальчика. Перерыл весь дом и не нашел никаких фотоальбомов, абсолютно никаких свидетельств того, что он когда-либо существовал, кроме нетронутой детской.

Сердце ныло, голова кружилась, меня отчаянно терзало ощущение, что чего-то не хватает, но чего?? Это было невыносимо. Я нашел свидетельство о смерти жены и внимательно перечитал.

Там, блядь, ясно сказано, что она скончалась во время родов. Так где же гребаный ребенок?! Почему я не могу его вспомнить? Я отчетливо помню жену...

Когда я закончил, по дому будто прошелся ураган. Но все тщетно: ни свидетельства о рождении, ни старых документов, ни записок учителя, ни назначений врача. Я рухнул на диван в гостиной абсолютно без сил. Веки отяжелели. Но что-то давило мне на затылок, не давая уснуть.

Поэтому я взял свой ноутбук, и тогда заново открыл для себя запись с камеры, о которой рассказывал в прошлом посте. Я увидел его, я ясно увидел сына. Джейсон, которого я не помнил, забрался ко мне в постель в три часа ночи.

И я увидел неясный темный силуэт, его костлявую руку, нависшую над мальчиком.

А потом, промотав вперед, – себя, кричащего и трясущего ребенка, в попытках разбудить. Но он так и не проснулся.

Я помчался в больницу, рассудив, что он наверняка там. А мне нужно было его увидеть.

– Джейсон, мне нужно увидеть Джейсона. – сказал я администратору, едва переводя дыхание.

– Джейсон?.. Я не думаю, что у нас здесь есть пациент по имени Джейсон. – Девушка за стойкой даже глаз на меня не подняла.

– Четырнадцатилетний мальчик в коме?

– А... его зовут Джейсон? Вы опекун?

– Что за… – прошептал я себе под нос.

– Мне нужно взглянуть на удостоверение личности.

Я вытащил паспорт и протянул ей.

– У вас есть его свидетельство о рождении?

– Я... У меня его нет.

– Тогда, боюсь, я не могу позволить вам посещение. – Она, наконец, посмотрела на меня, посмотрела в мои глаза этим полным сожаления взглядом.

– Слушайте, подождите, я могу доказать, что он мой сын, у меня есть видео, где он в моей квартире, я просто принесу ноутбук… Сейчас!

И прежде чем она ответила, побежал прочь.

И вы, блядь, не поверите… Ноутбук пропал. Мой гребаный ноутбук пропал! И не было буквально НИКАКИХ свидетельств взлома машины.

Я не стал возвращаться в больницу, в этом не было смысла. Достал телефон и перечитал пост еще раз, просто чтобы убедиться, что не схожу с ума. А я чертовски уверен, что так оно и было! Как можно забыть, что у тебя есть ребенок, как остальной мир может тоже забыть об этом?

А потом одно сообщение меня заинтересовало…

"Я знаю, с чем ты имеешь дело".

С таким же успехом это мог быть тролль, но мне нечего было терять. Я ответил и попросил помощи.

***

Я поехал обратно домой, всю дорогу думая только о том, чтобы лечь, свернуться под одеялом и заснуть. Но голос в глубине моего сознания продолжал твердить, как заведенный: "Не спи. Ты пожалеешь об этом".

Я уныло оглядывал хаос, царящий в квартире, когда почувствовал, как завибрировал телефон в кармане.

Кофе. Мне нужно кофе. Чайник начал закипать, а я решил проверить сообщения.

"Это... эта сущность приходит прямиком из худших кошмаров, она вползает в твою жизнь, как паразит во время сонного паралича… А потом подходит все ближе,  высасывая жизненную силу."

Пришло следующее сообщение.

"Она нападает, когда ты наиболее уязвим, когда спишь. Чем дольше паразит привязан к тебе, тем более усталым чувствуешь себя каждую ночь, и тем больше жизни он будет высасывать, пока обычное здоровое количество сна больше не сможет подзарядить твое тело. Это и случилось с твоим сыном: его энергия иссякла, мальчику нужно спать больше, чем когда-либо прежде, чтобы проснуться, но сущность ему не позволит. И эта тварь.. паразит может разделяться. Парализовывать больше жертв, не давать им проснуться самостоятельно. Тогда ты настолько ослабеешь, что никто уже не сможет разбудить тебя, а сущность будет высасывать жизнь твоего сына до тех пор, пока он не умрет."

Я подумал, что это абсолютное безумие. А потом вспомнил ту... тень... то жуткое ощущение, что кто-то постоянно наблюдает...

"Как это назвать?" – спросил я, а затем сразу добавил: "И как, черт возьми, оно стерло человека из существования?"

"Это сложно. Я дам адрес, приезжай. И, несмотря ни на что, не спи".

Я ввел адрес в GPS – полтора часа езды. Запасся кофе и сразу же сел в машину.

Всю дорогу туда я чувствовал чье-то присутствие затылком, и краем глаза видел, как движутся легкие тени, но когда смотрел в ту сторону, конечно же, никого не находил.

По истечении мучительных полутора часов я отправил таинственному мужчине сообщение.

"Я на месте."

Адрес привел к старому, заброшенному на вид дому. Я вышел из машины и направился к входной двери, но прежде чем успел постучать, она распахнулась. Пожилой мужчина, похожий на бездомного, с длинной грязной бородой и седыми волосами, оглядел меня с ног до головы.

– Сэр?

Он жестом пригласил меня войти. Дом внутри был совсем не таким, как снаружи. Чистый и опрятный, каждый уголок и щель освещены ослепительным светом.

– Они не могут существовать там, где нет тени, – сказал старик, словно ожидая моего вопроса.

Каждый предмет мебели был сделан из прозрачного стекла, не было ни одной вещи, отбрасывающей тень, кроме нас двоих, и даже тогда свет почти уничтожал тьму позади нас.

Он жестом предложил мне сесть на землю.

– Сядь ровно, не позволяй телу отбрасывать тень.

Я сел, распрямив ноги и вытянув руки по швам, а он расположился напротив, в той же позе.

Старик долго смотрел на меня, неспособного сосредоточиться при таком невыносимо ярком свете.

Я уже открыл было рот, чтобы заговорить, но он меня перебил.

– У этого нет названия. – Он, в раздумьях, поднял глаза к потолку, а затем продолжил. – Многие приходят к тебе во сне, кто-то хороший, кто-то плохой. Сонный паралич – логически объяснимое явление: разум бодрствует, тело спит. Однако все не так просто, дело не в том, что разум бодрствует, дело в том, что разум балансирует между бодрствованием и сном, там, где демоны подстерегают жертву в темноте. Большинство из них могут только напугать, неспособные причинить реальный вред, но есть и те, как тот, что прицепился к тебе. Те, что могут причинить много боли.

– И как от них избавиться?

Он обвел свой дом рукой.

– Если он присосался, только свет тебя спасет.

– Ты не спишь? – Все еще весь затекший после долгой дороги, я инстинктивно скрестил ноги… старик посмотрел на меня так пристально, будто готов был вынуть душу. Так смотрел только отец, когда я плохо вел себя в детстве.

– Не создавай теней!

Я снова выпрямил ноги.

– Сплю, – продолжил он. – Сплю при ярком свете. Со временем связь ослабевает и паразит теряет интерес.

– Как сущность сумела стереть моего сына? Я… я совсем его не помню.

– Джейсон, не так ли? Этого я не знаю, обычно сущность не обладает такой силой… а это значит, что к нему могло прицепиться что-то похуже. – Старик поднялся. – Больше мне нечего тебе сказать. Уходи.

– Зачем ты меня вообще позвал?

– Я… не важно. я достаточно рассказал. Убедись, что в твоем доме нет ни единой тени, если хочешь жить. Сочувствую по поводу сына. Вряд ли его уже можно вернуть.

***

После того, как он фактически вышвырнул меня вон, я долго сидел в машине.

А потом решил, что хочу увидеть сына. К одиннадцати вечера я уже был на парковке больницы.

За стойкой сидела новая администратор, и я постарался объяснить ситуацию как можно логичнее и проще.

– …Так что, пожалуйста, просто дайте мне увидеть его, даже если через окно.

Она посмотрела на меня, решаясь.

– Хорошо, у вас пять минут.

Она проводила меня к палате. По ту сторону стекла лежал в темноте мальчик из видео. Я наблюдал за ним через окно, желая вспомнить все, что он когда-то значил для меня.

И вдруг краем глаза заметил движение тени… Темный силуэт прятался в палате моего сына, сливаясь с тенями в углу.

– Эй! – Я закричал, и администратор прибежала обратно – Там кто-то есть!

Она бросилась в комнату и включила свет. Никого. девушка вздохнула с облегчением.

– Вам пора, сэр.

– Нет, пожалуйста, вы должны мне поверить, там была тень, я видел ее, клянусь!

– Успокойтесь, сэр, в палате ничего нет.

Эмоции, наконец, прорвали плотину. Я разрыдался. Администратор отвела меня обратно в вестибюль и усадила в жесткое кресло. Понадобилось время, но когда слезы иссякли, я снова просмотрел свой пост. И решил написать новый, чтобы попросить о помощи.

Если кто-нибудь знает, как заставить мир вспомнить, как заставить себя вспомнить о существовании Джейсона, пожалуйста, ради всего святого, скажите мне.

Я вижу, как медсестры перешептываются, пока пишу это, есть вероятность, что они выгонят меня или, что еще хуже, запрут.

Меня зовут Мэтт.

Если оно достанет меня, пожалуйста, помните, не забывайте, как я забыл его.

Я не хочу исчезать.

~

Оригинал

Перевела Юлия Березина специально для Midnight Penguin.

Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.

***

Три недели назад сын разбудил меня около полуночи… хотя ладно, я на самом деле еще не спал.

– Пап, я не могу уснуть. – Вид у него был испуганный, на грани паники. Я понял это по легкой дрожи и по тому, как он старался держаться.

– Что случилось, приятель?

Джейсон опасливо взглянул на теперь уже закрытую дверь и вздрогнул.

– Да просто… – Его пальцы барабанили по скрещенным на груди рукам. В этот раз он не выглядел таким смущенным, как бесчисленное количество раз до того. Не выглядел так, будто боится рассказать, словно сломал что-то или попался на шалости. На этот раз он выглядел так, будто не может облечь мысль в слова. – В моей комнате постоянно стоит темная фигура и просто... просто наблюдает как я сплю… Я чувствую его взгляд..

Голос сына дрожал, на глазах выступили слезы. Он был безмерно напуган и упал прямо в мои объятия, не сдерживая рыдания.

Обычно любой родитель просто сказал бы, что это дурной сон, но мне в голову пришло худшее: в комнату кто-то забрался. Когда всхлипы пошли на спад, я сказал сыну, что пойду проверю, что там.

Итак, прямо как в фильме ужасов, я взял большой кухонный нож и на цыпочках прошелся по всей квартире, проверяя, нет ли посторонних или следов взлома… и в конце концов ничего не нашел. Вот только, дверца шкафа в детской была приоткрыта.

Возвращаясь в спальню, я вдруг услышал, как сын зовет меня, пронзительно выкрикивая мое имя.

Я вихрем ворвался внутрь с ножом наготове.

– Он был здесь! – Джейсон указывал пальцем в самый темный угол комнаты, безудержно рыдая.

…В конце концов, я так и нашел никого и ничего. Ту ночь мы спали в одной кровати.

Это повторялось каждый день: Джейсон приходил в мою комнату, дрожал, как осиновый лист, и каждый раз рассказывал, что та темная фигура преследует его, подбираясь все ближе с каждой ночью. К концу недели он уже тихо прокрадывался в мою постель, даже не разбудив меня, где я и находил его утром.

Две недели назад я заказал дешевый набор камер видеонаблюдения и установил их по всей квартире, пока сын был в школе. В том числе и в его комнате. Да, я знаю, конфиденциальность подростков важна, мне не следовало устанавливать камеры по всей квартире, не говоря уже о его комнате и бла-бла-бла, но мне нужно было разобраться в происходящем. К тому же, я все равно планировал снять их через неделю или две.

На следующее утро я снова обнаружил Джейсона свернувшимся калачиком рядом со мной в моей постели. Наступила суббота, так что мне не нужно было на работу, и я тихонько выскользнул на кухню, стараясь не разбудить его, и включил ноутбук, попутно наливая кофе.

Я просмотрел отснятый материал. Не лучшее качество видео в моей жизни, но большего от дешевых камер ожидать не приходилось.

В комнате Джейсона почти всю ночь было тихо. С того момента, как он лег в постель, и до того, как встал и пришел в мою комнату, он ни разу не пошевелился, ни единого раза. Я пытался подтянуть изображение, сделать его ярче, чтобы увидеть самые темные углы комнаты, но картинка все равно оставалась слишком темной.

Пересмотрев ускоренную запись в третий раз, я, наконец, кое-что заметил: пока Джейсон был в постели, его шкаф был закрыт, но вскоре после того, как он ушел, дверца слегка приоткрылась.

Я засек точный момент, когда это произошло: примерно через две минуты после того, как Джейсон вышел. Замедлил запись… чертов шкаф открылся сам по себе. Я не знал, что и думать.

Я сразу же заказал камеры ночного видения, которые стоили целое состояние.

Следующие два дня я просматривал отснятый материал. На вторую ночь Джейсон так и не пришел в мою комнату, он и мускулом не пошевелил, пока я его не разбудил. Шкаф тоже не открылся, в отличии от дня накануне, когда мы снова спали вместе.

Как только прибыли новые камеры, я установил их в комнате сына и пересмотрел отснятый материал на утро. Джейсон не засыпал той ночью допоздна, почти до двух часов ночи. Он так и не решился заснуть в детской и пришел прямо ко мне. На этот раз я наблюдал за шкафом с таким вниманием, что подумал, что сейчас сам открою его силой мысли… и, конечно же, через две или три минуты дверца приоткрылась.

Я увеличил масштаб настолько, насколько это было возможно, замедлил съемку, и вот тогда увидел это.

Темная фигура за долю секунды пересекла комнату, скользнула мимо шкафа, а в следующую секунду дверца открылась. Я замедлил съемку еще больше, пересматривал ее снова и снова, но не мог разглядеть фигуру подробнее. Просто сгусток тени.

Вздохнув, я пошел в свою комнату, чтобы разбудить Джейсона. Последние дни мне все время приходилось делать это, так крепко он спал. Даже после двенадцатичасового сна сын выглядел усталым, мешки под глазами наливались все сильнее.

На следующую ночь Джейсон старался не спать в последний раз.

***

Я проснулся, рядом с сыном, как обычно в последние несколько недель, и тихонько выскользнул из комнаты. Не то чтобы шум его разбудил, но все же… И приступил к утренней рутине: пить кофе и просматривать отснятый материал.

Он снова засиделся допоздна, до трех часов ночи, я даже подумал отругать его за это, все-таки будний день… И вот что странно: дверца шкафа в этот раз не открылась. Ни разу за ночь. По наитию, я решил посмотреть записи с дешевых камер, все еще расставленных по всему дому.

И вот тогда я увидел это. Ясно, как божий день. Тень костлявой руки, парящей прямо над моим сыном. Всю. Чертову. Ночь.

Подгоняемый дурным предчувствием, я бросился в спальню и попытался разбудить его осторожно, как делал каждое утро, но Джейсон не сдвинулся с места. Я хорошенько тряхнул его, крикнул просыпаться… Сын не отреагировал.

И я вызвал скорую, поскольку больше ничего не оставалось делать.

Ему поставили диагноз "коматозное состояние".

Я снова и снова смотрел записи, все за последние несколько недель, и обнаружил кое-что ужасающее. Каждую ночь, когда Джейсон приходил ко мне спать, тень следовала за ним. Несколько камер показывали, как она несется мимо его шкафа, в коридор, через кухню и в мою спальню.

И все это за какие-то жалкие пару секунд.

А потом она вырастала в моей комнате. Вырастала прямо передо мной. Нависала над Джейсоном, подходя все ближе и ближе с каждой ночью. Я не знаю, как это описать… оно не похоже ни на что, что я видел раньше. Это тень, но такая темная, такая чернильная, что темнота комнаты странным образом подсвечивала ее.

***

Это подводит меня к событиям прошлой недели и сегодняшнему дню.

Я начал ощущать чужое присутствие.

Начал замечать тень, маячащую в уголке глаза, и тоже начал ощущать, как она медленно приближается ко мне, когда я сплю, каждую ночь.

Я лихорадочно составляю график, и, судя по нему, сегодня последний день, когда смогу проснуться самостоятельно, а это значит, что, если меня не разбудят завтра, я больше не проснусь.

Я приехал в дом своих родителей и собираюсь провести здесь ночь. Им даны конкретные инструкции, как разбудить меня. Плюс я хочу посмотреть, последует ли эта штука за мной, и все еще пытаюсь придумать, как разбудить сына.

И выяснить, что за тварь с ним это сделала.

~

Оригинал

Перевела Юлия Березина специально для Midnight Penguin.

Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.

– Ты не слышал, друг? – спросил он.

– Нет, – ответил я. – Не слышал чего?

– Сегодня автобус не придет, – сказал он. – Водитель напился и попал в аварию. Все пассажиры погибли.

То, как он произнес последнюю часть, почти с улыбкой, заставило мой желудок сжаться.

Я не был уверен, что действительно верю ему, но решил, что в любом случае должен отсюда убраться. Мне сильно захотелось оказаться от него как можно дальше.

– Ох, – ответил я. – Думаю, мне придется пройтись пешком.

– Да, – сказал он. – Придется. Подожди, возьми мой зонт.

Он протянул мне зонт, и я взял его, не подумав. Мои пальцы едва коснулись его руки,  и все тело пронзила дрожь.

На следующий день я увидел новость об аварии, вот только она произошла после моей остановки. Как и сказал мужчина, все пассажиры погибли. И если бы не он, я тоже был бы в этом автобусе.

В следующий раз я увидел демона на втором году обучения в колледже. Он поджидал меня в моей комнате в общежитии, ссутулившись за моим столом и читая одну из моих книг.

– Это ты, – сказал я.

– Да, – ответил он, – это я.

Он спокойно закрыл книгу и повернулся лицом ко мне, сверкая своей кривозубой улыбкой.

– Я принес тебе подарок, – сказал он.

Внутренности скрутило.

– Подарок? – Переспросил я.

– О, да.

Он засунул руку под лацкан пиджака и достал розовый блокнот на спирали. На обложке было написано имя Эллен Хартвелл.

– Это принадлежит симпатичной брюнетке с занятий по психологии, – сказал он. – На которую ты постоянно пялишься. Ты скажешь ей, что нашел это, а потом пригласишь поужинать.

Он положил его на мой стол.

– О, – сказал я, – спасибо.

– Не стоит благодарности, – ответил мужчина. – Мы еще увидимся.

Не успел я моргнуть, как он исчез.

В последний раз я увидел демона в ту ночь, когда был зачат мой сын. Моя жена Эллен ждала в спальне, пока я приму душ. Выйдя из душа голый и мокрый, я увидел мужчину, стоявшего в моей ванной.

– И снова здравствуй, друг, – сказал он.

– Ты напугал меня, – ответил я.

– Я знаю, – сказал он. – Послушай меня. Сегодня ты должен поговорить со своей женой. Она готова к ребенку, но еще этого не знает. Сегодня она зачнет твоего сына.

Сердце подпрыгнуло при мысли о сыне, но желудок был менее оптимистичен, и его скрутило от тревоги.

– Почему ты мне помогаешь? – спросил я.

Мужчина широко улыбнулся.

– Нити судьбы длинны, – сказал он, – длиннее человеческой жизни.

Он щелкнул пальцами и исчез в синевато-серой дымке.

После этого мужчина больше не приходил, но иногда у меня возникало то тревожное чувство в животе, которое сопровождало его присутствие. Прошли года, потом десятилетия, и постепенно я забыл о нем, до того самого дня, пока не пришла полиция.

Они пришли с собаками и лопатами, и перерыли весь мой участок.

После того как все было сказано и сделано, они нашли останки тридцати семи женщин и арестовали моего единственного сына.

На протяжении всего судебного процесса сын утверждал, что убивать его заставлял демон, но прокурор ему не поверил, и его приговорили к смертной казни.

Но я узнал демона на тысяче набросков в блокноте моего сына.

Это был худощавый мужчина с широкой дружелюбной улыбкой из кривых, мертвенно-серых зубов.

~

Оригинал

Перевела Регина Доильницына специально для Midnight Penguin.

Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.

– Привет, мистер Ворон.

– Здравствуй девочка, – ответил ворон.

На мгновение я застыла, ошеломленная, не зная, что сказать. А потом, казалось, вечность спустя, заставила себя заговорить:

– Ты умеешь говорить?

– Все птицы умеют говорить, – откликнулся Ворон – Просто не все люди умеют слушать.

Я толкнула окно, оно приотворилось, ударившись о решетку. Птица с любопытством наклонила голову.

– Почему ты в клетке?

– Думаю, такая моя судьба. – Я не знала, что и сказать. – Так было всегда.

– Ты такая худенькая, хочешь чего-нибудь поесть?

В животе слабо заурчало.

– Да. Это было бы замечательно.

Не сказав больше ни слова, ворон взлетел. А через несколько минут вернулся с небольшой веточкой инжира. Ворон с интересом наблюдал, как я жадно поглощаю фрукт. И даже когда на моих пальцах остался только сладковатый сок, все еще пристально смотрел на меня некоторое время.

– Я не знал, что людей сажают в клетки, – начал ворон. – Думаешь тебя приняли за птицу?

– Я так не думаю, мистер Ворон.

Остаток того дня мы провели в разговорах. Ворон рассказал мне все о том, каково это – летать, о том, что в мире нет ощущения лучше. Рассказал о далеких землях, в которых он побывал, когда был еще совсем молод, и улетал каждый год прочь от зимы. Наконец наступил вечер, и ворон улетел.

А на следующее утро вернулся еще с двумя веточками инжира.

Я поблагодарила его за щедрость, и мы проговорили еще один день напролет. Он даже спел мне песню. Голос ворона не приспособлен для пения, но мне он все равно показался прекрасным.

Так мы провели всю осень, и визиты птицы стали единственным светлым пятном в моей жизни. Он приносил в подарок не только инжир, но и вишни, и грецкие орехи – все, что что только мог удержать.

Однако вскоре наступила зима, а с ней и холода, уничтожившие инжир и вишню. Его подарков становилось все меньше и меньше, а по усталому голосу было ясно, что летать за ними приходится все дальше и дальше.

Однажды утром, когда выпал первый снег, ворон задал мне вопрос.

– На что бы ты пошла, чтобы покинуть это место? – спросил он, склонив голову набок.

Я на мгновение задумалась, не зная, что ответить. А потом сказала правду.

– На что угодно, лишь бы уйти. Все, что угодно.

Ворон торжественно кивнул.

– Зима приносит не только мороз.

Он взмахнул крыльями и спрыгнул с подоконника.

Я не видела его три дня. Часы шли, и мне становилось невыносимо грустно. Каждое утро я по-прежнему слушала пение птиц, но оно звучало одиноко и пусто без друга, который наслаждался бы им вместе со мной.

Наутро третьего дня он вернулся. То был прекрасный день: солнце выглянуло из-за облаков и растопило снег – последний привет тепла перед тем, как зима окончательно вступит в свои права.  Когда тень прошла над долиной, я сначала приняла ее за грозовую тучу… Пока не услышала звук. Он был достаточно громкий, чтобы расколоть небо, но то был не гром – то были птицы.

Тысячи и тысячи их обрушились на дом. Штормовой вихрь бьющихся крыльев и пронзительного карканья. Они врезались в стены и окна, клевали их с дикой свирепостью. Дом сотрясался от натиска перелетной стаи, а крики были такими громкими, что заглушали звон бьющихся стекол.

Но не настолько громкими, чтобы заглушить крики моего отца. Все закончилось в считанные минуты, и ключ от кандалов блеснул под дверью. Дрожащими руками я вставила его в скважину на металлическом браслете на лодыжке и повернула.

Кандалы расстегнулись с громким щелчком. Я впервые в жизни была свободна.

Также я получила и ключ от двери. Дом был практически разрушен. Повсюду валялись щепки и битое стекло, а в центре гостиной лежало то, что осталось от моего отца – лишь куча окровавленных перьев.

Все птицы улетели, но мистер Ворон остался ждать на камине в гостиной, с любопытством разглядывая меня.

– Теперь ты можешь летать на свободе, девочка, – проскрипел он. – Больше никаких клеток.

– Спасибо, мистер Ворон. Ты пойдешь со мной?

Ворон покачал головой.

– Я старая птица. Мой путь подходит к концу. Но твой только начинается.

Мистер Ворон взмахнул крыльями и улетел прочь. Я больше никогда его не видела. Осторожно я вышла на улицу. Босые ноги впервые коснулись подмерзшей травы. Я как будто чувствовала запах цветов в дуновении теплого ветерка.

И хотя я твердо стояла на земле, сердце мое тогда парило высоко в бескрайнем голубом небе, далеко над старым миром, которому пришел конец.

Я по прежнему просыпаюсь на рассвете, чтобы послушать пение птиц.

А когда первые трели нарушают тишину, вспоминаю о мистере Вороне и улыбаюсь.

~

Оригинал

Перевела Юлия Березина специально для Midnight Penguin.

Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.

Идеальный маленький городок – просто кошмар в красивой обертке.

Это началось... несколько дней назад. Наверное. Время здесь утекает как вода: просачивается сквозь трещины и превращает все в размытое пятно. Солнце заходит в неурочное время и восходит, когда ему заблагорассудится.

Ничто не движется как должно... а если и движется, то как сломанные часы – запинаясь, останавливаясь и внезапно срываясь вперед через случайные промежутки времени.

Все началось в ту минуту, когда мне исполнилось 18 – именно тогда я ушел из трейлерного парка. Ушел почти ни с чем: с дорожной сумкой на плече, сигаретой в зубах и небольшой банкой мелочи, которую скопил на летних заработках.

Но этого было достаточно. Мне больше ничего и не было нужно, чтобы сбежать из отвратительной выгребной ямы и оставить позади гобелен ужасных воспоминаний.

Я понятия не имел, куда ехать... но место не имело значения. Я хотел лишь увидеть этот тупик эволюции в зеркале заднего вида.

Я жил в районе Озаркс, который вполне заслуживал неофициальный девиз: Мет, Смерть и Перегар.

Он же определенно описывал человека, ранее известного как мой отец – человека, которого я предпочел бы видеть мертвым.

Вот и все. Я отправился начинать свою жизнь. Где угодно, только не здесь.

Я брел к автобусной станции и думал обо всем. Куда пойду, когда доберусь “туда”? Кем стану?

Ответов так и не нашлось, когда ранним вечером я, наконец, добрался до станции – деревянной коробки, стоящей на пустынном участке дороги, окруженной густым лесом.

Там практически никого не было. У входной двери скорчился облезлый бездомный, внутри было несколько пожилых людей, а за стойкой дежурила прыщавая девушка, выглядевшая не старше меня.

Я пристроил сумку между ног и просмотрел списки автобусов.

– Куда? – спросила кассирша измученным гнусавым голосом.

Будущее распростерлось передо мной – бездонный колодец возможностей. Лос-Анджелес, Нью-Йорк, Эль-Пасо, Сиэтл...

...И место под названием Гринсвилл. Что, черт возьми, такое Гринсвилл? Это звучало как что-то из невышедшей книги доктора Сьюза.

– Где это? – Я указал на Гринсвилл на доске над окошком будки.

– У меня нет рентгеновского зрения, – вздохнула кассирша.

– Ночной автобус до... Гринсвилла?

Девушка нахмурилась.

– Не знаю. Хочешь, чтобы я проверила?

Я колебался. В местечке под названием Гринсвилл было определенное очарование. Я почти мог представить себе ухоженные лужайки – такие поразительно зеленые, что больно было смотреть, – нежно-голубое небо с облаками, идеальными, как на открытке, дома, уходящие вдаль аккуратными рядами…

В таком месте я бы хотел оказаться. Там, где люди улыбались своим соседям и всегда приветственно махали рукой.

А если бы Гринсвилл оказался вшивой дырой, я предпочел бы не знать, пока не приеду туда.

Потому что незнание означало, что там все могло быть идеально. Незнание означало, что я смогу провести всю поездку в автобусе, мечтая о том, что может меня ждать.

– Нет. Именно туда я и направляюсь. Один билет до Гринсвилла.

***

Есть что-то странное и жутковатое в пустой автобусной остановке глубокой ночью. Как будто это портал в другое измерение – то, что притаилось между нашим миром и потусторонним – и только по чистой случайности ты не проваливаешься в трещину в фасаде.

Было поздно, я начинал нервничать. Опустилась темнота, забрав свет и автобусы, которые курсировали весь день.

Я не видел ни одной машины по меньшей мере час... и мой автобус опаздывал. Минимум на тридцать минут.

Он должен был быть здесь в девять сорок пять, но…

Как раз в этот момент фары осветили дорогу, как два горящих глаза.

Маленький комочек возбуждения появился у меня внутри, когда древний автобус, похожий на грустную, обиженную собаку, покатил по тихой дороге.

Я затушил сигарету и подхватил сумку. 

Автобус бочком подкатил к остановке.

Водитель открыл дверь.

Он выглядел странно. Не могу сказать, что было не так... но его словно собрали на фабрике манекенов – идеальная копна черных волос, накрахмаленная униформа, фарфоровая кожа, широкая зубастая улыбка, приветствующая меня из-за руля.

– Едешь в Гринсвилл? – спросил он высоким и писклявым, но не неприятным голосом.

– Именно, – сказал я, садясь в автобус и протягивая свой билет. – Долго ехать?

Он нахмурился, как будто не понял.

– Сколько времени займет поездка, – уточнил я.

Его улыбка стала ярче.

– О. Ты просто устраивайся поудобнее, и я отвезу, куда нужно.

Я начал отворачиваться, задумался…

– Еще кое-что. Где находится Гринсвилл?

Его улыбка стала шире, перерастая в смехотворно гигантскую ухмылку.

– О. Именно там, где и должен быть.

Ладно, странно.

Но я отмахнулся от этого. Некоторые люди были чудаками. Видит бог, я встречал многих в стране Мета, Смерти и Перегара.

Поблагодарив водителя, я оглядел автобус в поисках свободного места – а их было много.

Внутри расположились еще только два пассажира - один в передней части автобуса, другой ближе к середине – оба мужчины в длинных пальто и фетровых шляпах, низко надвинутых на глаза.

Если бы у меня была шляпа, я мог бы сделать так же.

Вместо этого я натянул на голову куртку и устроился на заднем сиденье, готовый к ночной поездке в Гринсвилл.

***

Я моргнул, просыпаясь, и обнаружил себя под открытым небом – глубоким, прохладно-голубым небом, усеянным облаками.

В голове у меня стучало медленно и ритмично, мозг бился о стенки черепа, как ужасный барабан.

Поморщившись от боли, я встал и огляделся.

Рядом со мной, в тени ярко-зеленого навеса, стояла деревянная скамейка… автобусная остановка. Скамейка, сошедшая с экрана фильма 1950-х годов. Не покореженная, незапятнанная, абсолютно чистая.

Другими словами – совершенно новая.

Как и клочок травы подо мной, залитый солнечным светом и…

Что-то было не так. Запустив пальцы в густую зелень, я понял, что это искусственная трава. Она казалась мертвой и грязной.

Поморщившись, я отдернул руку, будто от раскаленной сковороды.

Но все это было тут же забыто, стоило мне увидеть вывеску, похожую на почтовую открытку, раскрашенную в кричащие цвета, на которой был изображен город моей мечты – идеальные лужайки, идеальные дома, улыбающиеся люди, машущие друг другу. Место, где не знали, что такое Мет, Смерть и Перегар.

Идеальный маленький пригород 1950-х – старомодные маленькие машины, женщины в платьях, мужчины в костюмах... во всяком случае, именно это обещала вывеска.

Изогнутый по дуге слоган гласил::

Добро пожаловать в Гринсвилл. Улыбайтесь, будто вы этого хотите.

Я прикрыл глаза и посмотрел на город, готовясь к разочарованию – ожидая увидеть умирающую заброшенную дыру, растрескавшуюся и драную, как каблук старого ботинка, или, может быть, какой-нибудь гигантский мусоросжигательный завод, выбрасывающий в небо океаны мусора.

Но нет, конечно, это было не так.

Все было идеально. Этакая съемочная площадка, слишком хрупкая для этого мира… но то была не декорация, все было реально.

Он предстал передо мной, как Изумрудный город. Улицы, вымощенные кирпичом, деревья и кусты, окружающие уютную главную улицу, церковь со шпилем, торчащая на подстриженном газоне – и все разделено на аккуратные маленькие сектора, которые казались такими правильными.

А за городом... В том-то и дело, что я не мог видеть дальше города. Все вдали было в расфокусе, скрытое за странной мерцающей дымкой, похожей на марево над раскаленным асфальтом.

Но я не предал этому значения.

Я видел только маленький городок моей мечты.

Я видел только маленький городок из моих ночных кошмаров.

Все было именно так, как обещала вывеска – старомодные машины, идеальные дома, главная улица с кафе, торговыми рядами, магазинами одежды...

Но то был город-призрак.

Ничто не двигалось. Ничто не дышало. Только ветер овевал меня, бредущего по городу с сумкой за спиной.

Я искал признаки жизни: птицу, бездомную кошку, крысу, роющуюся в мусоре…

И ничего не находил. Ничего, кроме...

...Людей. Людей в магазинах. За рулем машин. За стойкой закусочной, застывших в сценках веселой трапезы. Навечно застывших в безмолвной рутине.

Потому что они вообще не были людьми.

Они были манекенами.

Первой на ум пришла игра Call of Duty Nuke Town. Вторым – фильм "Индиана Джонс: Королевство хрустального черепа".

Я подумал об Инди, который ввалился в город, похожий на этот... только для того, чтобы спрятаться в холодильнике со свинцовой облицовкой, когда яростное дыхание атомного взрыва поглотило все в поле зрения.

Я вытащил телефон, вполне ожидая, что связи нет...

Было одно деление.

Набрал в поиске “Гринсвилл” с надеждой... на что-то. Что-нибудь.

Гринсвилла не существовало для Google.

Паника зародилась у меня внутри. Я набрал 911 и попал на автоответчик – пластмассовый голос, произносящий пластмассовые слова, просто нечто, имитирующее человеческие манеры и вежливость.

У меня мурашки побежали по коже.

Вы дозвонились до Элиты Гринсвилла! Мы выезжаем прямо сейчас, но если вы оставите свое имя и…

Я сбросил звонок и остановился.

Все казалось ужасным. Свежевыкрашенные указатели, свежеуложенные дороги – все было таким неправильным.

В голове не нашлось ни единой мысли.  Беспокойство и растерянность отключили мне мозг. Рациональное мышление внезапно улетучилось, оставив меня тонуть в мыслях в поисках какого-либо плана действий.

Ничего не приходило на ум.

А потом пришло. Пришло, танцуя где-то за глазами мигающим красным неоном, осознание того, что здесь что-то очень, очень не так.

Затем нечто шевельнулось на грани зрения.

Я резко повернулся… и обнаружил, что смотрю на свое собственное искаженное отражение лица в витрине закусочной.

Но двигалось не мое отражение – в этом я был уверен.

Что-то шевельнулось по ту сторону стекла. В здании, на двери которого висела табличка с надписью "Добро пожаловать, мы открыты!"

Я подошел ближе. Солнечный свет отражался от блестящего чистотой стекла, превращая внутренность закусочной в темную пропасть.

Я приложил ладони к окну и заглянул внутрь.

И сначала не понял, что вижу.

Ужасная, скользкая дрожь пробежала по спине. Желудок скрутило от ужаса. Я стоял, прижимаясь к стеклу и смотрел на на манекены, когда-то увлеченные своей пластиковой трапезой…

Только теперь все головы повернулись, и уставились прямо на меня.

Я отпрыгнул назад и сделал то, что подсказывали инстинкты: побежал.

Слепое, стремительное бегство куда-нибудь – куда угодно, только подальше отсюда.

Здания превратились в сплошное разноцветное полотно, но я кожей чувствовал, как пластиковые мужчины, женщины и дети поворачивают пластиковые головы, чтобы посмотреть мне вслед.

Чувствовал, стремглав сворачивая с главной улицы в тихий переулок, как их мертвые глаза впиваются мне в шею.

Я врезался в мусорный бак – тот, что никогда не знал и никогда не узнает вкуса мусора.

Глубоко вдохнул и, наконец, задумался, что же мне делать.

Автобусная остановка.

Да. Надо вернуться к...

Где была автобусная остановка?

Я выглянул из переулка и посмотрел в обе стороны.

Главная улица осталась позади, теперь вокруг был чистый пригород, с всего парой крупных зданий: церковью, зданием суда, ярко-красным пожарным депо.

Городок превратился в зеленое море, простирающееся насколько хватало глаз.

Автобусной остановки не было. Не было ничего, кроме...

Гринсвилла.

Я смотрел на идеальный город – тихий и безжизненный, как на открытке, – и чувствовал, как мои надежды и мечты рушатся.

Предполагалось, что это будет моя новая жизнь. А оказалось…

Чьи-то руки схватили меня сзади и потащили обратно в переулок.

И я завопил.

Мужчина в костюме был весь в крови. Пропитался ею.

Я с трудом узнал его. Лицо – окровавленное, изуродованное месиво – свисало клочьями с белого, как кость, черепа.

Он ехал на автобусе в Гринсвилл. Их было двое: фетровые шляпы надвинутые на глаза, пальто поверх костюмов…

А теперь один из них умирал.

Он двигался, как издыхающее животное, сбитое пикапом. Цеплялся за мою рубашку окровавленными руками и пытался подняться.

Не думаю, что он понимал, что у него нет обеих ног – они были грубо оторваны выше колен. Ничего не осталось кроме искореженных обрубков, из которых с силой хлестала кровь.

– Пожалуйста… – Он застонал хриплым от боли голосом. – Беги...

И рухнул на землю – марионетка с перерезанными ниточками – и я услышал приглушенный стук из-под его куртки.

Я сглотнул, искренне желая убежать и не желая прикасаться к изодранному костюму, все еще теплому от красной крови...

...Но я был родом из страны Мета, Смерти и Перегара – и сразу понял, что это за стук.

Поморщившись, я осторожно расстегнула его пиджак, извлекая на свет пистолет 38-го калибра, аккуратно лежащий в наплечной кобуре.

Рядом с ним, во внутреннем кармане, лежал значок.

Движимый лишь любопытством, я вытащил его и раскрыл.

С.П.А.

Сверхъестественное правоохранительное агентство.

Это что еще за херня?

Но мне было все равно. Я хотел только револьвер. Было бы приятно держать его в руках. Утешительно.

Я расстегнул кобуру и потянулся за пистолетом.

– Не хмурься, – произнес пластмассовый голос.

Я поднял глаза и увидел напарника мужчины, стоящего у входа в переулок.

Его лицо, пустое и невыразительное, мгновенно выдало, кем он стал.

Одним из них.

– Здесь все улыбаются, – проскрипел он. – Это единственное правило.

Затем его лицо вытянулось, и я понял, что он был не просто манекеном – он был чем-то гораздо, гораздо худшим.

Я выхватил пистолет. Голова манекена раскололась пополам,верхняя часть откинулась назад, словно на шарнире, обнажив рот, полный зазубренных, острых как иглы зубов –  зубов, сделанных из разбитого фарфора.

Его глаза, черные и безжизненные, превратились в щелочки, четыре огромных насекомоподобных отростка вырвались по бокам пластикового паразита.

Ухмыляющаяся тварь упала вперед и поползла ко мне на четвереньках, как какое-то кошмарное насекомое, словно рак отшельник, скрывавшийся в оболочке манекена, как в панцире.

Оно помчалось вверх по переулку. Высокий, дребезжащий вопль вырвался из глубины его горла.

В ответ раздалось еще больше криков – десятки, дюжины, сотни воплей раздались из каждого дома и улицы, каждого магазина и здания в Гринсвилле.

Все эти фальшивые люди с их фальшивыми жизнями и фальшивой одеждой были заражены чем-то... чем-то, что корчилось и извивалось прямо за пластиковыми улыбками.

Эта догадка сбила меня с ног, словно товарняк. Вспышка страха поглотила мой крошечный, несовершенный мир, как черная дыра.

Поглотила стены переулка.

Поглотила револьвер в моей руке.

Завеса тьмы закрыла мне зрение, а пластиковый паразит все наступал.

Я должен был бежать.

И не мог пошевелиться.

Вокруг был только страх, охватывающий со всех сторон острый страх…

Я втянул воздух в легкие и превратил его в рев.

Револьвер материализовался в моих руках, тяжелый и успокаивающий.

Я навел его и нашел спусковой крючок.

БАМ! БАМ! БАМ!

Три пули 38-го калибра пронзили существо насквозь. Брызги пластика и крови разлетелись вокруг, одна насекомоподобная конечность оторвалась от сустава, половина его лица взорвалась и тварь, наконец, рухнула на землю.

Мир вокруг меня резко прояснился.

Я с трудом поднялся на ноги, побежал, как ветер…

И оказался на главной улице лицом к лицу с армией манекенов.

Их были сотни – мужчины, женщины, дети – море летних платьев, брюк цвета хаки, рубашек поло и костюмов...

Стена улыбающихся пластиковых лиц, едва сдерживающих то, что скрывалось под ними...

В револьвере, который безвольно висел у меня на боку, осталось три патрона.

Мне понадобилось бы три тысячи, и даже тогда не было бы шансов на победу.

И, словно подчеркивая эту мысль, обитатели Гринсвилла изменились.

Их головы разом откинулись назад, обнажив неровные зубы.

Насекомоподобные отростки пробились сквозь пластиковые бока, разрывая одежду, пробуя воздух на вкус.

Армия идеальных людей преобразилась.

Пластиковые паразиты выбрались из панциря.

Воздух наполнился какофонией дребезжащих воплей.

Я повернулся, чтобы бежать…

…и обнаружил, что окружен десятками улыбающихся существ, снующих по стенам зданий, по переулкам и витринам магазинов.

Так и настал конец.

Конец для ребенка, который ничего так не хотел, как просто ластик – ластик, чтобы стереть прошлое и начать все заново.

Это разбивало мне сердце. Сокрушительное осознание того, что здесь и сейчас была  только одна вещь, которую я мог контролировать.

Я приставил револьвер к подбородку и…

…увидел слив канализации, вмонтированный в бордюр.

Пластиковые паразиты наваливались со всех сторон. Я не раздумывал, просто бил и бил ногой по решетке.

А потом нырнул вперед ногами в узкий желоб, надеясь, что не раскрою череп об острый бетонный край.

Небо и свет исчезли, я провалился в темноту.

Столкновение с землей выбило из меня весь воздух. Я захрипел и, шатаясь, поднялся на ноги, отчаянно пытаясь уйти от полосы солнечного света, пробивающейся сквозь желоб.

В узкой щели наверху проплывали очертания тварей. Крики сплетались.

Я брел вперед во мраке, блуждая по лабиринту грязи и слизи, скрывающемуся под идеальным, как на открытке, городом.

Чем дальше я пробирался по грязным коридорам и залитым илом переходам, тем тише становились вопли.

Я шел вдоль реки густой коричневой жижи, журчащей вниз по течению... надеясь, что она выплюнет меня на солнечный свет где-нибудь далеко-далеко отсюда.

Но единственным солнечным светом, который я видел, был тот, что проникал сквозь канализационные решетки.

Иногда я останавливался, чтобы посмотреть на город, который должен был стать моим новым началом – город, заполненный манекенами, и застывший во времени...

Застывший ровно до того момента, пока то, что жило под пластиковой оболочкой, не решит проснуться.

И так я слонялся много дней. Размытые картины. Обрывки воспоминаний. Мое бесконечное путешествие по канализации Гринсвилла.

Некоторое время спустя я нашел бойлерную.

Прошел по узкому коридору, спустился по винтовой лестнице, и оказался в широком, похожем на пещеру помещении. Оно было залито странным подземным светом и опутано толстыми трубами и резервуарами, циферблатами и рычагами.

Так по-библейски. Огромный живой организм, пульсировавший с ужасающей энергией – шипящий пар, клубящийся дым.

Жара была невыносимой.

– Боже мой, - прошептал я, осознав, что скрывается за оборудованием.

Толстые пласты плоти пульсировали в промежутках между трубами и чанами – как будто что-то огромное, ужасная гора горячего мяса покрывала металл, как шелуха.

Я чувствовал кислый запах. Он заполнил мое горло и проник в легкие.

Это было мучительно.

Я не мог этого вынести.

Приставил револьвер к виску и нажал на курок.

Пистолет не выстрелил.

Пол не окрасился последним рисунком моих мыслей и чувств.

Раздался лишь бессильный щелчок, от которого мне захотелось согнуться пополам в приступе безумного смеха.

Когда падал в канализацию, я, должно быть, сдвинул цилиндр.

Это было легко исправить.

Я дважды нажал на спусковой крючок

Щелк.

БАМ!

Шальная пуля просвистела через всю комнату и ударилась о чан.

С шипением вырвалась сердитая струя пара, превратившись в кипящее облако...

И мысль ударила меня, как молот.

Здесь никого нет. Мне некому позвонить. Некому рассказать. Некому, кроме... тебя.

Мой безымянный, безликий сообщник.

Телефон цеплялся за жизнь достаточно долго, чтобы я успел закончить писать это. У меня осталось всего 2%, чтобы рассказать тебе, чем все закончится...

Когда я начинал писать, конец терялся в смутном мареве. Теперь все ясно – залито кровью и внутренностями.

Это, конечно, не счастливый конец – подобные истории, даже самые лучшие, обычно не благосклонны к таким людям, как я.

Моя судьба была расписана с того момента, как началась. Я попытался переписать концовку и посмотри куда меня это привело...

...в жару умирающей котельной.

Я потратил большую часть часа, поворачивая каждый диск и рычажок, которые смог найти, и теперь это место – то, что скрывает массивное нагромождение из плоти – варит в своих внутренностях что-то мощное...

Взрыв, я надеюсь, уничтожит город раз и навсегда.

Каждый циферблат в поле зрения находится в красной зоне, стрелки испуганно дрожат, вырывается пар и поднимается жар.

Я не знаю, является ли это живое существо из плоти – то, что за трубами – хозяйкой города, его матерью или мозгом...

Но я точно знаю, что огонь – это лекарство от ненормальности.

И как только я закончу излечение Гринсвилла, ни один из его пластиковых паразитов больше никогда не улыбнется.

~

Оригинал

Телеграм-канал, чтобы не пропустить новые посты

Еще больше атмосферного контента в нашей группе ВК

Перевела Юлия Березина специально для Midnight Penguin.

Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.

– Эй, привет! – Ее лицо просветлело. Будто она знала меня.

– Эй… – едва выговорил я, борясь с болью в груди. – Я вас знаю?

Голубые глаза погасли, улыбка исчезла. Она едва сдержала подступившие слезы.

– Я Кеннеди, – прошептала она. – Твоя жена.

– Моя… что?

Женщина опасливо взглянула на меня, достала телефон и показала мне наши фотографии. Судя по всему, в прошлом году мы ездили в семидневный круиз на Косумель. На одной фотографии я кормил дельфина с рук. На другой мы были на экскурсии по руинам майя. На фото мы были так счастливы… счастливы быть там и счастливы быть вместе. Она продолжала листать снимки, один за другим, пока я не попросил остановиться. Это было уже слишком – смотреть на жизнь, которую не в состоянии вспомнить, иметь жену, которую совершенно не узнаешь. А еще я знал, что это все слишком хорошо для такого, как я. Не спрашивайте меня, откуда, но я знал. Не мог представить, что у меня вообще может быть жена, не говоря уже о такой красотке, как Кеннеди. Я попытался вспомнить какие-то моменты своей жизни, но понял, что очень многое утрачено. Я знал, как выгляжу. Вспомнил родителей, окончание средней школы, но, когда попытался вспомнить текущую жизнь, ничего не пришло. Я понятия не имел, где работаю, кто мои друзья или что у меня за хобби. И чем больше пытался думать об этом, тем сильнее стучало у меня в голове.

Должно быть, я снова отключился, потому что, когда увидел ее в следующий раз, она спросила, вспомнил ли я что-нибудь о нашей совместной жизни. Наши сокровенные моменты, первый раз, когда мы занимались любовью… Я сказал ей правду. Нет. Я все еще понятия не имел, кто она такая. Я не хотел ранить ее, но как тут можно было солгать? Я был напуган и зол.

Врач, парень с британским акцентом по имени доктор Барнаби, вошел в палату. Кеннеди спросила о пробелах в моей памяти. Почему так случилось? Почему я не помню определенные аспекты нашей жизни? Доктор Барнаби объяснил, что это из-за травмы головы. Я так сильно впечатался лбом в тротуар, что заработал отек мозга. Он заверил, что память вернется, но на это потребуется время.

На следующий день, когда Кеннеди приехала навестить меня, она привела с собой мою маму. И... маленькую девочку, которую я не знал. Увидев маму, я очень расчувствовался. Грудь снова болезненно сжалась. Запищало проклятое эхо кардиомонитора.

По какой-то причине мы не часто виделись с мамой, и я все никак не мог вспомнить, почему. Вроде бы она куда-то переехала? Но это не имело значения. Важно было то, что она сейчас здесь. И при виде ее я не смог удержаться от слез. Настолько, что даже голос сорвался, когда я попросил маму обнять меня. Но затем маленькая девочка, которой было не больше семи или восьми лет, подошла ко мне.

– Что случилось, папа? – спросила она мягким голоском. Нежным.

Я перевел затуманенный слезами взгляд на ребенка и впервые полностью рассмотрел ее лицо. Как я мог не узнавать эту маленькую девочку, свою собственную дочь? Она была самым прекрасным, что я когда-либо видел в жизни. Шедевром, искусно созданным рукой самого Бога. Глаза шоколадного цвета, как мои. Лицо в форме сердечка, безупречная кожа...

Я запнулся, пытаясь подобрать слова, хоть что-то, что скрыло бы тот факт, что я ничего о ней не помню. Но мой разум был разбит вдребезги. Слова не приходили. К счастью, вмешалась жена и объяснила, что у меня сильно болит голова и что, как только буду готов, я вернусь домой.

Дом. Звучало заманчиво.

Увидев эту маленькую девочку, я уже не мог ее отвергнуть. Она этого не заслуживала. То, что я ее не знал, не делало ее ненастоящей. Это не ее вина, только моих травм.

Слабой рукой я обнял ее и притянул к себе.

– Не забивай свою хорошенькую головку. Со мной все будет в порядке, хорошо, Тыковка?

“Тыковка”?

Уголок ее рта приподнялся в нежной улыбке, на левой щеке появилась ямочка. Это, в свою очередь, заставило меня улыбнуться. Эта ямочка. Она была такой же, как у меня. Ее отца.

– Ты помнишь, – проворковала она, прижимаясь ко мне. Кеннеди нежно положила руку мне на грудь. Так приятно. Тепло.

Хотя я все еще был не в себе после аварии, через несколько дней меня выписали из больницы. Теперь можно было идти домой. Мама поцеловала меня в щеку и сказала, что мы скоро увидимся.

Кеннеди везла нас домой, а я с горечью осознавал, что понятия не имею, куда мы едем. Соседские дома, проплывавшие мимо, были абсолютно незнакомы, но я держал рот на замке всю дорогу. Не задавал вопросов, чувствуя, что это только расстроит жену и дочь. Наконец мы подъехали к маленькому одноэтажному дому. Кеннеди, должно быть, заметила выражение моего лица. И поняла, что я понятия не имею, где, черт возьми, нахожусь.

Она ободряюще улыбнулась мне.

– Все в порядке. – Теплая рука легла на мою. Несложно понять, почему я влюбился в эту женщину. Нежную и добрую, исполненную мягкой силы.

Она сказала, что все будет хорошо, и я ей поверил.

Когда мы вошли в гостиную, трое незнакомцев радостно приветствовали нас. Двое парней и девушка, все примерно моего возраста. Вот только Кеннеди им не обрадовалась. Раздраженный вздох недвусмысленно говорил об этом. Она сказала девушке по имени Вайолет, что было бы лучше, если бы они подождали пару дней, прежде чем навестить нас. Предписание врача. Вайолет, в свою очередь, возразила, что, как моя младшая сестра, она не хуже врачей знает, что для меня лучше. Прежде чем спор набрал обороты, я взял жену за руку и заверил, что все в порядке. Мне это было нужно. Быть может я смог бы вспомнить…

Гостиная выглядела уютной. Потрескивал камин. Простая дешевая мебель, потрепанная, будто взята с рук, и везде разложены пледы. Я сел в одно из глубоких кресел и сразу утонул в ощущении покоя. Мэдисон, моя дочь, убежала в свою комнату и оставила взрослых разговаривать.

Сначала был Поин, который называл себя “мой лучший друг-азиат”. Парень выглядел как модель, словно только что сошел с обложки корейского GQ. Одетый с иголочки и отлично подкаченный, он словно был одним из тех “крутых ребят”, что заняты исключительно своей персоной. Но с ним было очень легко. Поин принес хоттеок, который, как он сообщил мне, был корейской версией оладей. Очевидно, я их любил. И, даже совершенно этого не помня, я снова влюбился в них с первого кусочка. Продолжая дурачиться, он сказал, что хотел бы заиметь и себе амнезию. Чтобы переживать первый секс, снова, и снова, и снова. Я не смог удержаться от смеха.

Затем Тревор. Кем он работал? О, профессиональным испытателем медицинской марихуаны.  Я не шучу, это он так сказал, хотя не знаю, стоило ли в это верить. А еще он заявил, что, раз уж мы живем в Торонто, было бы преступлением не сыграть труп в паре телешоу. Это больше похоже на работу? Раскрасить лицо под мертвеца и весь съемочный день лежать в углу. Не буду врать, от этого парня невозможно было удержаться от смеха. Почти каждое слово – чистое золото. А еще он утверждал, что любит ходить в кофейни и глазеть на людей, и недавно ему назначили встречу руководители McDonald's. Якобы он в процессе доработки деталей новейшего  продукта, супер-дешевого и простого в изготовлении хот-дога. “Мак-сосистер. Ну знаешь, покажу им  мою сосиску в булке.” Тревор…

И, наконец, моя младшая сестра Вайолет. Мне рассказали, что она была на год младше меня, но перескочила через класс, и мы закончили школу вместе. У нее накопилось неприлично много фотографий наших выходок. После окончания колледжа она устроилась на работу в Google. План был в том, чтобы вместе объездить страну на машине Google. И мы правда поехали. Снимали горячие точки городов, посещали популярные закусочные и настраивали им рекламу. А благодарные владельцы постоянно угощали нас бесплатными потрясными обедами… Кажется, мы здорово повеселились. По крайней мере, судя по фото, так и было.

В какой-то момент моя жена решила, что гостям пора по домам, а нам – отдохнуть. Все вскоре разошлись, и мы с Кеннеди отправились спать.

В течение следующих двух недель, пока силы постепенно возвращались, я понял, что наши отношения с Кеннеди были даже лучше, чем казалось. Она как будто понимала меня. Знала, о чем я думаю. Была дружелюбна с другими и очень лелеяла Мэдисон, которую я обожал.

В Мэдисон было все, что я когда-либо хотел видеть в дочери. Хотя я не был знаком с ней так близко, как хотелось бы, ей явно было очень комфортно со мной. Она любила бороться и делала это со всей отдачей. Она помогла мне вспомнить, как бросать футбольный мяч, – то, чему я научил ее за два года до того. И ей нравились мультфильмы про Бетмена, как и мне. Я совершенно не помнил этого, но мы вместе засматривались “Юной Лигой Справедливости”... и мы запоем досмотрели это чертово шоу на Netflix. Как только заканчивался один эпизод, она кричала: “Включи дальше!”

– Что? – спросил я в первый раз, удивленный ее тоном.

– Дальше!! – пронзительно завопила она.

– Ладно, ладно, тише, Боже…

– Я сказала включиии! Включи!!

– Да включаю я, юная леди! Спокойно!

– Оно не включается!

– Подожди секунду, и загрузится!

– Папа! Оно не загружается! Почему оно не загружается...

– Видишь этот красный кружок? Это значит, что сейчас все будет! Расслабься…

– Наш интернет сосет!

– О боже. Что за слова? Нам придется…

И шоу загрузилось. И мы оба были загипнотизированы. Так и продолжалось, стоило очередной серии закончиться. Не знаю, как так вышло, сердце колотилось от волнения, но мне это нравилось.

Той ночью, когда я уложил Мэдисон спать, к нам заглянули Вайолет и Тревор. Тревор выглядел потрясающе, щеголяя фальшивыми порезами на лице – гримом, оставшимся после работы. Он только что закончил играть жертву убийства во Флэше. Даже раздобыл для меня автограф Гранта Гастина, исполнителя главной роли. Я спросил их, придет ли Поин… но произошло нечто странное.

– Кто? – спросил Тревор.

– Ну ты знаешь. Поин. Корейская суперзвезда.

Вайолет и Тревор обменялись смущенными взглядами.

– Кто такой... Поин? – Теперь очередь Вайолет.

– Поин. Красавчик, будто сошедший с экрана дорамы. Поин?

На лице Тревора появилось беспокойство. Он нежно сжал мое плечо. А затем сказал кое-что, что чуть не сбило меня с ног.

– Извини, чувак. Мы не знаем никого по имени Поин.

По телу пробежали мурашки. Волосы на затылке встали дыбом.

– Не может быть…

Я подошел к холодильнику и посмотрел, не осталось ли у меня хоттеока. Я положил его в холодильник и потихоньку перекусывал с тех пор, как ко мне вернулся аппетит. Конечно же, коробки не было. В телефоне, который вручила мне Кеннеди, больше не было его номера. Как и всех наши фотографий, сделанных пару недель назад, после моего возвращения. Теперь на фото были только я, Тревор, Вайолет и Кеннеди. И ни следа Поина. Как будто кто-то отовсюду вырезал его.

– Ты в порядке? – В тоне Вайолет отчетливо читалось беспокойство.

– Я просто... да.

Преисполненный решимости, я позвонил Кеннеди и спросил ее, есть ли у нас друг по имени Поин.

– Кто? – тут же переспросила она.

Шок оглушил меня. Дак это правда?.. Никакого Поина не было? Но как такое могло случиться? Я сказал Кеннеди, что нуждаюсь в ней прямо сейчас, и она поспешила домой.

Она сказала, что доктор Барнаби предупреждал о подобном. Из-за несчастного случая мой мозг…

– Что мой мозг? – огрызнулся я. – Начнет выдумывать случайных азиатов?

Она перевела дыхание, скорее всего, пытаясь успокоить растущий гнев.

– Я просто говорю, – мягко начала она, – что ты только что пережил серьезную аварию. И теперь страдаешь от амнезии.

– Я его не выдумывал! Поин приходил к нам! И как ты объяснишь, откуда я знаю, что такое хоттеок?!

Она поперхнулась.

– Что? И как его звали, как ты сказал... Поин? – Кеннеди произнесла его имя так, словно понятия не имела, откуда это взялось.

– Да что с тобой? Какого черта я стал бы придумывать такое имя, как Поин?

И на этом все не закончилось. На следующий день Тревор, Вайолет и я пошли купить крылышек. Кеннеди пришлось задержаться на работе из-за дедлайна. Мое сердцебиение болезненно участилось… а потом успокоилось само собой. Мы заказали еду, Тревор, извинившись, вышел в туалет. А когда двадцать минут спустя вернулась официантка, на подносе стояли только две порции. Одна для Вайолет, другая для меня. Я тут же сообщил ей, что часть заказа потерялась. Не хватало порции для нашего друга Тревора.

И тут Вайолет спросила: “Для кого?”

Второй раз то же самое. Это начинало надоедать. Я немедленно встал и направился в туалет. Его нигде не было видно. Абсолютно пустой туалет. Тревор исчез. Никаких следов его присутствия не осталось и в телефоне.

Я вернулся к столу и рассказал Вайолет о Треворе. Конечно, она ничего не помнила ни о нем, ни о нашем вчерашнем разговоре, ни о исчезновении Поина. Я все твердил, что Тревор приходил каждый день после того, как меня выписали. Рассказал, о чем мы с Тревором говорили, что его юмор помог мне пережить многое из произошедшего. Что он держал меня на плаву. Помог снять стресс из-за того, что я так много забыл о своей жизни…

Вайолет поняла, что я расстроен, попросила официантку упаковать еду с собой и увезла меня домой. На пороге моего дома она с грустью в глазах обняла меня. Сказала, что мы поговорим об этом подробнее завтра. В груди снова расцвела боль. Наверное как следствие шока от происходящего. А потом Вайолет ушла. И я вдруг почувствовал, что больше ее не увижу. Никогда. И был прав.

Когда Кеннеди вернулась домой, она сказала, что Вайолет не существует. Мой телефон подтвердил это.

Я не понимал, что происходит. Не выдержал и крикнул Кеннеди, что это безумие. Что людей просто невозможно придумать. Яростно спорил с ней, кричал, что не могу выдумать что-то вроде парня по имени Поин или нового хот дога под названием Мак-сосистер. Или парня-профессионального испытателя медицинской марихуаны, подрабатывающего трупом в телевизионных шоу. Это совершенно не мое! Я не настолько креативен. Мой разум так не работал. Я сказал ей, что боюсь, что схожу с ума.

Той ночью Кеннеди отвезла меня в больницу. Мой врач – женщина по имени Джемма (ведь никто не помнил доктора Барнаби) – сделала мне МРТ, чтобы выяснить, не случилось ли кровоизлияние в мозг. Сказала, что если в мозгу были повреждены кровеносные сосуды, это могло бы объяснить галлюцинации с Поином, Тревором и Вайолет.

Пока я сидел в одной из больничных палат в ожидании результатов компьютерной томографии, руки снова задрожали. Я пытался остановить их, но не смог. Усилились боли в груди, а затем замигали лампы, окутывая меня чередующимися вспышка тьмы и света. Я услышал взрыв разряда электричества, знакомое приглушенное пищание… Лампочка вспыхнула, посыпались искры… А затем все вернулось в норму, и я был в порядке. Потерянный, я провел руками по лицу, все думая, почему это происходит со мной. Дверь открылась, и вошла Кеннеди с легкой улыбкой на красивом лице, едва скрывающей печаль в глазах. Она нервно сглотнула и села рядом. Увидев ее, я немного успокоился.

– Привет. Мэдисон с моей мамой?

Кеннеди моргнула.

– Кто?

У меня кровь застыла в жилах. Пульс участился. Я резко встал на ноги. В мой желудок будто бросили холодный свинцовый шар, влекущий меня вниз, в пустоту.

– Мэдисон!!  Где она?

Кеннеди поднялась на ноги.

– Да кто, черт возьми, такая Мэдисон!?

– Наша дочь!

– У нас нет дочери!

Я слышал ее слова, но не воспринимал.

– Кеннеди! Пожалуйста! Скажи мне. Скажи мне, что ты помнишь ее!

– Милый, ты меня пугаешь.

Ноги подкосились. Я рухнул на пол. Моя дочь. Моя милая, ненаглядная дочь. Она... она ушла. Свет снова замигал, и боль развернулась в полную силу. Перед глазами все поплыло. Эхо в голове вернулось, запищал кардиомонитор. Я схватился за грудь, хватая ртом воздух. Казалось, что сердце сейчас разорвется. Кеннеди бросилась прочь и притащила доктора Джемму. Мое зрение снова затуманилось. Что-то взорвалось внутри меня, и я почувствовал, как холод разливается по телу. Пришла новая боль, охватившая конечности. Я яростно брыкался и молотил руками. Пытался закричать от боли, но голос не шел, горло сжалось, будто меня душили.

Затем снова замигал свет, и наступила тишина.

***

Я прихожу в себя в больнице, в окружении незнакомых людей. Врач, пожилой индеец с мягким лицом. Две медсестры и то, что осталось от реанимационной тележки. Моя грудь горит, будто ей не раз пришлось встретиться с дефибриллятором.

– Что… – пытаюсь заговорить.

Доктор подходит ближе.

– Сэр. Нужно, чтобы вы выслушали меня. Вы…

Обрываю его.

– Где... где моя жена?

Теперь он смущен.

– Сэр. Вы…

– Где моя жена??

– У вас нет жены, – тихо отвечает он.

У меня совершенно нет сил, я падаю головой на подушку. Слезы катятся по щекам. Я просто не понимаю...

Врач продолжает:

– Меня зовут доктор Редди, и последние несколько дней вы были в коме. Ваше сердце останавливалось несколько раз, и нам приходилось реанимировать…

И вот тогда все обретает смысл. Я игнорирую остальные его слова, туман в памяти рассеивается. Я все вспомнил.

Я всю жизнь работаю бальзамировщиком в местном морге. Из-за этого у меня нет друзей. Никого, кто мог бы и близко сравниться с Поином или Тревором. Расписание слишком беспорядочное: я либо сплю, либо работаю. У меня нет сестры, с которой я путешествовал бы по Америке, пробуя разные блюда. Мама? Давно умерла. Вот почему я так расчувствовался, когда увидел ее.

У меня нет жены. И нет Мэдисон. Я не заблуждаюсь относительно себя: как выгляжу и где работаю. Знаю, что у меня нет абсолютно никаких шансов когда-либо снова увидеть их прекрасные лица. Слезы подступают. Всхлипываю, пытаясь сдержать рыдания.

Мои глаза останавливаются на реанимационной тележке рядом с кроватью. Еще несколько деталей пазла встают на свои места. Боли в груди? Это были разряды дефибриллятора. Я умирал, и именно из-за него все исчезли.

По правде говоря, моя жизнь – отстой. Я ненавижу каждый день, когда прихожу домой с работы, пропахший формальдегидом. Вся моя крошечная квартирка пропахла им, особенно мои простыни. Как бы я ни старался, как бы усердно ни стирал, запах никогда не исчезает. Именно из-за этого так тяжело оставаться здесь, зная, что где-то для меня есть лучшая жизнь. Этой ночью я плачу, пока слезы не иссякают.

***

Теперь, когда мне лучше, когда меня выписали домой, я знаю, что нужно делать. Я знаю, как вернуться к ним.

Увидеть их снова.

Завтра тот самый день. В первый раз это была случайность, на теперь я все сделаю  намеренно. Я знаю точное место, знаю дерево, в которое нужно врезаться. Я арендовал машину, и потратил последние 200 долларов. Купил новую одежду, чтобы поприветствовать их. Купил коробку хоттеок для Поина, бинокль для Тревора, чтобы удобнее было рассматривать людей в кофейнях, и книгу “Best of Yelp” для Вайолет.

Что касается Кеннеди и Мэдисон, им ничего не нужно. Все, что им нужно, это я. А они нужны мне. Они мои. Мои идеальные девочки. Мои прекрасные ангелы.

Я люблю вас, девочки.

До скорой встречи.

Папа возвращается домой…

~

Оригинал

Телеграм-канал, чтобы не пропустить новые посты

Еще больше атмосферного контента в нашей группе ВК

Перевела Юлия Березина специально для Midnight Penguin.

Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.

– Мальчик опознал преступника? Есть что-то полезное?

– Дастин сказал, что спустился вниз и увидел, как Санта Клаус вытаскивает его мать через заднюю дверь, – подала голос Марджи. – Он хочет поговорить с тобой, Чарли. Я пыталась вытянуть из него больше информации, но он уперся, что это секрет и его нельзя рассказывать. Пришлось поуговаривать, и парнишка согласился сказать, что там, детективу. Нам лучше поторопиться.

Тепло дома обняло нас. Дастин сидел, уставившись в пол, до смерти напуганный, плачущий. Сердце разрывалось от его вида. От вида всех тех восьми бедолаг за эти годы…

– Привет, Дастин, – мягко начал я. – Меня зовут Чарли Ренфроу, я детектив из полиции. Сегодня было страшно, но я хочу помочь. Мисс Марджи сказала, что ты хранишь секрет, который не можешь ей рассказать. А мне можешь? Это поможет твоей маме.

Мальчишка рассеянно болтал ногами и шмыгал носом, но не поднимал глаз.

– Мне нельзя, – выдавил он наконец сквозь рыдания. – Маме уже больно, и мне тоже будет…

– Дружок, все будет хорошо. – Только с детьми я слышал у Марджи такой успокаивающий голос. – Просто расскажи Чарли, что произошло, чтобы он мог помочь.

– Я говорил с Сантой, и он спросил, о чем я мечтаю на Рождество. Я сказал, что хочу велосипед, а он сказал, что он у меня обязательно будет. Он сказал, что надо открыть заднюю дверь после того, как мама ляжет спать, чтобы он мог занести подарок внутрь. А потом украл маму…

У меня кружилась голова. Ребенок говорил с подозреваемым, преступник использовал мальчика, чтобы проникнуть в дом. Неудивительно, что не было следов взлома. Мерзавец завоевывал доверие детей, и те впускали его.

– Где ты разговаривал с Сантой, приятель? Он приходил к вам домой?

– Нет, –  всхлипнул мальчик. – Мы с мамой пошли в торговый центр, а я хотел сфотографироваться с Сантой. Он так много спрашивал обо мне, и маме, и о том, почему папа с нами не пошел. Я сказал ему, что папа разозлился и ушел. А Санта сказал, что это очень грустно, и он хочет принести мне особый подарок. Я сказал ему, где мы живем, и он попросил открыть дверь… но это был большой секрет, иначе никакого велосипеда… Зачем он украл маму? Когда она вернется?

***

Мой напарник Мелвин Гарсия появился через несколько минут после того, как я закончил с мальчиком. Я рассказал ему все, что узнал от Дастина.

Санта в торговом центре. Его расспросы. И просьба оставить дверь незапертой.

– Да ты шутишь! – воскликнул Мелвин. – Санта из местного торгового центра? Сукин сын выискивает жертв, используя детей! Я свяжусь с несколькими людьми и постараюсь выследить этого парня. Иди отдохни. Выглядишь дерьмово. Я позвоню, когда появится зацепка.

Мелвин на ходу набрал чей-то номер. Я же попросил Марджи продолжить разговор с Дастином и попробовать вытащить из него что-нибудь еще. И наступил мой самый нелюбимый момент в расследвании.

Женщина похищена, подозреваемый не определен, Мелвин будет сидеть на телефоне до тех пор, пока не найдет кого-нибудь способного проникнуть в офис менеджера в местном молле и вытащить документы на Санту. А мне оставалось только вернуться в участок и рыться в материалах этого проклятого дела за все восемь лет в поисках любого возможного упоминания о подозреваемом. Как обычно, безуспешно.

Около 6:30 позвонил Мелвин.

– Его зовут Артур Фален. Работает Сантой в торговом центре последние тринадцать лет. Судимостей нет. Владеет белым фургоном Шевроле G-серии 1998 года выпуска – соответствует описанию с места происшествия. Шестидесятилетний мужчина, белый. Метр девяносто ростом. Седые волосы и борода. Вот такие дела. Еду на место, сейчас вышлю адрес, если приедешь раньше нас, жди, твою мать, подкрепления.

Я сорвался к машине. адрес пришел в смс, и я тут же ввел его в GPS. Резко газанул, колеса взвизгнули об асфальт.

Адрес привел к дому в двадцати пяти минутах езды от города, на безлюдной окраине. Я ожидал встретить полицейских по пути, но оказался единственной машиной на дороге. На пустой дороге среди заснеженных полей.

Полицейская волна гудела. Патрульные машины отставали от меня минут на десять. Желудок скрутило. В висках стучало. До дома Фалена оставалось всего ничего езды, но я молча молился, чтобы успеть вовремя.

В конце двухсотметровой подъездной дорожки показался фермерский дом. Рядом с ним торчал  ветхий сарай. А перед сараем – белый фургон "Шевроле". Вдоль подъездной дорожки тянулись по снегу свежие следы.

Я остановил машину, у поворота, припарковал ее, тут же пулей вылетел из салона и пошел к дому пешком. Я столько лет ждал этого момента. Нельзя былао позволить хрусту гравия под клесами все испортить.

Перебегая от дерева к дереву в поисках укрытия, я упорно шел к дому. Тонкие струйки дыма поднимались из трубы на крыше пристройки. Я был, наверное, метрах в тридцати от двери, когда услышал ужасающий крик.

Сердце заколотилось, раскаленный добела разряд страха пронесся по телу.

Понимая, что времени почти не осталось, я бросился бежать и изо всех сил протаранил плечом дверь сарая. Старое дерево раскололось и так легко поддалось , что я едва удержался на ногах. Резкий запах меди и разложения наполнил нос.

– Какого черта? – заворчал пожилой мужчина, одетый в красный костюм Санты, отороченный белым мехом. Вот только с его шеи свисал кожаный фартук, а в правой руке сверкал охотничий нож. Жертва – Дебора Стэнли – лежала на металлическом столе, привязанная ремнями.

– Бросай нож! Отойди от нее! – Мое сердце готово было выпрыгнуть из груди. – Быстро!

– О, погоди минутку! Давай-ка все обсудим! Вот я сейчас как брошу…

Старик поднял нож в воздух и сжал его двумя руками. Его лицо исказилось в усмешке от предвкушения того, как сталь войдет в ее грудь прямо у меня на глазах. Я выстрелил дважды. Убийца отлетел к стене и сполз по ней.

Я осторожно обошел стол, с рыдающей на нем Деборой Стэнли, держа на мушке Артура. Темная лужа густой крови растекалась под его телом по развалившейся куче подарочных коробок с бантами. Тех самых коробок, которые предназначались для Деборы.

Хор сирен наполнил воздух, я повернулся к перепуганной женщине на столе.

Все было кончено.

***

Террору Артура Фалена пришел конец. Почти десять из тринадцати лет работы Сантой этот человек собирал информацию у невинных детей в поисках жертв. Он использовал детскую веру в чудо, чтобы проникнуть в дом и забрать самое ценное в их жизни. Мы никогда не узнаем почему.

Если бы я дождался подкрепления, возможно узнали бы. Но Дебора и Дастин Стэнли тогда не встретили бы вместе ни одного Рождества. Моя потребность понять мотивы убийцы никогда не перевесила бы такую потерю.

Мы повторно опросили некоторых старых свидетелей. Большинство детей смутно помнили встречу с Сантой в торговом центре накануне того, как их матери были убиты. Двое даже признали, что оставили заднюю дверь незапертой, но не сказали нам из страха. Эта сволочь манипулировал ими, используя облик Санты, чтобы заставить хранить ужасный секрет.

Мертвые женщины все еще приходят ко мне во снах. Мои собственные призраки прошедшего Рождества. Я говорю им, что сделал все, что мог, но они просто молча смотрят. Так будет всегда. Они заслуживали лучшего, а я всегда опаздывал к ним на помощь. Всегда, кроме одного раза.

Вот уже прошло еще одно Рождество, и впервые почти за десять лет я провел его со своей семьей. С Шей все стало... по-другому. После того, как я убил Артура Фалена и мы нашли Дебору Стэнли, она спросила, не хочу ли я пожить в доме с ней и детьми какое-то время.

“Какое-то время” превратилось почти в год. Мы ужинаем всей семьей. Ходим в кино. Играем в парке.

Дети липнут ко мне как приклеенные. Я счастлив впервые за много лет.

Шей держит меня за руку при каждом удобном случае. Так крепко, что кажется, никогда не отпустит.

Я надеюсь, что так и будет.

~

Оригинал

Телеграм-канал, группа ВК чтобы не пропустить новые посты

Хотите получать эксклюзивы? Тогда вам сюда =)

Перевела Юлия Березина специально для Midnight Penguin.

Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.