
Нетрезвый взгляд
40 постов
40 постов
Заебавшийся менеджер Дима решает бросить работу, чтобы жить в свое удовольствие. После одной из попоек с приятелями он возвращается в квартиру, которая совсем недавно досталась ему от погибшего отца, и обнаруживает там призрак маргинального писателя Чарльза Буковски... книги которого Дима, надо сказать, обожает.
Пусть Буковски всего лишь призрак, ему это не мешает, рассевшись в кресле, потягивать водочку из горла. А Дима вдруг замечает, что начал привлекать женщин. Чем больше Буковски пьет, тем сильнее Дима заводит их. И вот наступает день, когда женщины становятся безотказными.
Однако не все так просто: деньги-то на бухло заканчиваются, а аппетиты у призрака все растут...
Впервые в жизни - с тех пор, как начал общаться с женщинами - я совершенно не чувствовал себя чмом. Конечно, иной раз и мне доводилось кого-то трахать. Бывало даже, что долго трахать: как, например, мою последнюю бывшую. Но, возвращаясь к сестре и маме, в квартиру, где нам троим не хватало места, я часто чувствовал себя самозванцем. Я не достоин этого, думал я. Их должен ебать другой.
Теперь я чувствовал, что достоин. Вообще-то любой достоин, и в этом - истина. Это всего лишь женщины. Это всего лишь жизнь. Значимость чересчур завышена. Впервые с тех пор, как начал дрочить, я обнаружил, что особо не хочу трахаться. Предложи мне сейчас роскошную женщину, даже совершенно роскошную женщину - откажусь. Натрахаться на всю жизнь нельзя, как нельзя на всю жизнь наесться, но отвести душу на солидный временной промежуток очень даже реально. Вооружившись полученным за последнее время опытом, я в один присест выдал двенадцать листов безумия.
- Либо я стал графоманом, - сообщил я Буковски, - либо мое мастерство растет.
- Графомания все же лучше, чем ничего.
- Ты действительно так считаешь?
- Конечно, нет. Просто хотел тебя поддержать.
Эти двенадцать листов обозначили не критичную, но проблему. В ноябре я только и делал, что трахался да писал. Еще гулял. Я забрался на стул, выглянул, как из бункера, в форточку. Жуткий ливень, и ветер хлещет. Писать я больше не мог, при мысли о сексе болели яйца. Моя фантазия и мой организм требовали пощады.
- Похоже, Бук, нам только и остается, что провести время за хорошей беседой.
Призрак культового писателя застонал.
- Малыш, я еще соглашусь на это, если ты обеспечишь выпивку. Но чесать языком на трезвую голову - ты с ума сошел?
- Что ты за писатель, если не любишь с людьми общаться?
- Я стал писателем, чтобы общаться с людьми поменьше. Не прокатило. Жизнь стала сноснее, но, в сущности, писательство всего-навсего подняло меня на круг выше.
- На круг?
- Да, я очутился в другом кругу совместного ада. Только и всего.
- Ладно, - махнул я рукой, - давай просто кино посмотрим.
- ГОСПОДИ ТЫ ИИСУСЕ! - заголосил Буковски. - Еще есть идеи?
- Не знаю... Я просто хочу, чтобы тебе не было скучно.
- Мне не скучно, - заверил меня Буковски. - У тебя удобное кресло. Дай мне просто посидеть в этом кресле.
- Ну, если тебе нормально... - засомневался я.
- Мне нормально. Принеси мне, когда сумеешь, выпить.
Признаюсь, я был разочарован. Буковски мне почти ничего не рассказывал, за исключением нескольких пахабных историй. Я рассчитывал на автобиографический эксклюзив. Пробежаться по его книгам, узнать, насколько каждая из них правда. Меня обламывал призрак, бухающий за мой счет.
Я взялся за роман Ялома "Шопенгауэр как лекарство". Ялом соображает, как переплести психологию с философией, сделав их увлекательными. В какой-то момент я сказал Буковски:
- Смотри-ка, Шопенгауэр говорил, что, если темной ночью пройтись по кладбищу, постучать по надгробиям и спросить у мертвых, хотят ли они прожить жизнь заново, практически все откажутся. Любопытно. Всем этим людям наверняка не хотелось ложиться в гроб.
- Никто не хочет, когда припрет, - буркнул из кресла Буковски. - Уверен, что каждый из них много раз хотел прыгнуть с моста или пустить себе пулю в лоб. Хемингуэй так сделал. У большинства, однако, играет очко. Когда наступает их час, они лихорадочно пытаются удержаться в жизни, которую ненавидели.
- Ты отказался бы?
Буковски задумался. Я ужаснулся его морщинам и шрамам в который раз: когда он думал, они разрезали кожу почти насквозь - зрелище было чудовищное.
- Если бы мне вернули права на книги - да.
- А если нет?
Призрак культового писателя покрутил у виска пальцем.
- Я не настолько слетел с катушек. Я отпахал всю жизнь, поскольку, выскальзывая из вагины матери, понятия не имел, во что ввязываюсь. Моего мнения не спросили. Но оказаться в этом аду по своему желанию? Спасибо, нет. Я мертвый, но извилины у меня на месте.
- Тебя послушать, мир - беспросветное место.
- Давно ты начал считать иначе?
- Ну...
- Посмотрим, как запоешь, когда придется снова искать работу.
Я мрачно уткнулся в книгу. Буковски напомнил о будущем. Мне было страшно в него смотреть. Я не боялся Хаоса. Меня не заботил мой социальный статус. Как минимум, потому, что мне и так дают, а мужику, если ему дают или он просто забил на баб, много денег вроде и ни к чему. Но мне надо есть и пить, а дома мне нужны свет, вода и тепло. Все это стоит денег. Я боялся, что мне придется снова их зарабатывать. Снова заняться чем-то, что мне не всралось.
- Какое же мир говно, - изрек я.
- Ну а я о чем, - равнодушно сказал Буковски.
За неделю у меня дома побывало семь женщин. Потом я подумал, что можно круче. В понедельник утром я соблазнил студентку таможенной академии. Она пропустила, ни капли о том не жалея, пары, зато получила хороший секс. В обед я переспал с какой-то дамой, покинувшей офис на обеденный перерыв. На работу она опоздала на два часа.
- Отмажусь как-нибудь, - сказала она.
Людей задолбала работа, им надоело в просиживать задницу в душных аудиториях. Дай им возможность, они убегут от своих обязанностей. Обязаловка угнетает. Однако ее так много, и она столь беспросветна, что человеку лучше и не мечтать. Ты рвешься ввысь, но тебя прижимает к земле. Остается учиться ползать...
Каким-то чудом я еще умудрялся писать свои пять листов в день. Я заполнял строку за строкой, а Буковски стоял у меня за спиной. Меня это почему-то не напрягало.
- Осторожней, малыш, - как-то предостерег Буковски. - Не слишком умничай. Не будь придурком, который воображает, будто постиг какую-то высшую мудрость.
- Ты этим не заморачивался, - признал я.
- Я никогда не писал для тех, кто ищет в книге какой-то мудрости. Мои книги для тех, кто уже перешел на следующий этап.
- Все-таки есть резон сделать книгу чуть-чуть умнее... - засомневался я.
- Мудрость можно найти где угодно, - сказал Буковски. - В выгребной яме, тюрьме, на больничной койке. Когда у тебя запор. Или когда у тебя понос. Книги для этого не нужны.
- ЛАДНО, БЛЯДЬ!
Он меня мотивировал. Я хватал ручку и очумело писал еще один или два листа. Призрак культового писателя приходил в неистовство.
- ДАВАЙ, МАЛЫШ, ПИШИ ЭТИМИ ОГРОМНЫМИ БУКВАМИ! ДАВАЙ ЖЕ, МАЛЫШ, ДАВАЙ!
- А-А-А-А! - орал я.
И продолжал наяривать. Строки, строки и еще строки, абзацы, страницы, листы безумия. Господи Иисусе, сжалься над этим несчастным миром...
Третью за понедельник женщину я привел домой вечером. Подцепил в "Скейте". Уставшая, сексуальная и в дресс-коде. Я предложил ей релакс-программу. Не скажу, что после двух лет отношений я стал идеальным любовником. Идеальный любовник - миф, каждая комбинация гениталий играет свою мелодию. Но когда влечение между вами сильное, устроить хороший отдых не так уж сложно.
Отдохнула она, судя по ее стонам, здорово. Когда закончили, с блаженной улыбкой прижалась ко мне всем телом.
- Что еще нужно женщине после трудового дня, - сказал я.
- Да-а-а-а, - протянула она, потягиваясь и затем прижимаясь ко мне сильнее. Потом открыла глаза, приподнялась на локте: - Знаешь, я никогда ни с кем не спала без любви до этого.
- Любовь - это сублимация полового инстинкта. Нам, людям, свойственно усложнять.
- Да, блядь! - выкрикнула она. Расхохоталась. Я чувствовал, как со смехом из ее тела выходят остатки напряжения и усталости.
Она села в постели. Я залип на ее груди. Идеальная двоечка.
- Я даже не знаю, как тебя зовут, - сказала она, глядя на меня сверху вниз. - Господи, ха-ха-ха! - она красиво запрокинула голову. - Ты тоже не знаешь, как меня зовут. Ты обо мне вообще ничего не знаешь.
- Для секса это не обязательно, - улыбнулся я.
Она упала лицом в подушку.
- Инга.
- Дима. Ну и как?
Инга повернула ко мне лицо.
- В смысле?
- Что-нибудь изменилось после того, как мы друг другу представились?
Инга прислушалась к своим ощущениям.
- Вообще нет. Представляешь? - сказала она, смотря на меня сияющими глазами. - Почему я так раньше не делала?
- Наверное, хотела замуж.
- Я и так замужем, - отмахнулась она.
- Ого! А кольцо не носишь.
- Какой ты глазастый, - сказала она игриво. В карих глазах вдруг вспыхнуло любопытство. - Погоди-ка... А будь у меня на пальце кольцо, ты бы заговорил со мной?
Я усмехнулся.
- Мне не нужны проблемы, - не хорохорясь, ответил я.
- Проблем не будет, - пообещала Инга. - Будет намного лучше.
Ее нога оказалась на мне. Я впился в ее губы. Дальше было намного лучше, чем в первый раз.
Рано утром я проводил ее на работу. До двери своей квартиры. Инга бросилась мне на шею, крепко поцеловала. Буковски стоял, прислонившись плечом к стене, руки скрещены на груди.
- Аккуратнее будь, малыш, - сказал он мне, когда мы остались наедине. - Если гоняться за каждой юбкой, можно не написать и строчки.
- Сам-то ты не особо сдерживался.
- Как-то я отказал одной.
- Однажды и я сумею.
Я умиротворенно осмотрел студию. Впереди меня ждал еще один день из тех, которые хочется повторить.
Утром я, сообразив себе скучающее лицо, покинул элитный дом. В ушах наушники, в глазах безразличие ко всему на свете. Совсем не похоже на человека, который трахался ночью с красивой женщиной. И которого за это чуть не убили. Если тот тип наблюдал за подъездом, я не должен был вызвать у него подозрений. В конце концов, это женщин стало ко мне тянуть. Для мужчин я остался прежним. Вряд ли тот бандюган подумает, что его гламурная дамочка мне дала.
Мой дверной замок дважды щелкнул. По сравнению с апартаментами той блондинки это жилье - помойка. Но как приятно сейчас оказаться дома! Родимый запах подвала, м-м-м... Крохотное пространство. Призрак Буковски в кресле. Кто еще может похвастать призраком американского поэта и романиста в кресле?
- Здорова, - жизнерадостно сказал я.
- Ага.
- Я понял важную штуку, Бук: спать с женщиной бывает опасно.
- Всегда опасно.
- А с резиновой?
- С резиновой тоже. Настоящая может вычислить.
- Ладно, я сегодня почти не спа-а-а-ал, - зевнул я. - Прилягу-ка до обеда...
- Эй-эй, малыш! - всполошился Буковски. - Ты будешь сны смотреть, а мне тут что делать без выпивки?
Я обреченно вздохнул.
- Ты совсем ничего не можешь, кроме как говорить и пить?
- Я еще могу думать. Но думать на трезвую голову - это же от тоски сдохнуть можно.
- Ладно, сбегаю в магазин. Только немного, ладно? Я вечером буду дома.
- Ладно.
Я снова накинул куртку. По дороге встретил молодую мамашу с дочкой. Дочке лет пять, наверное. Симпатичная такая девчушка. Дети практически все симпатичные, к ним не успело говно прилипнуть. Но хуже всего, когда говно проникает внутрь. Может, люди поэтому и заводят детей. Хотят иметь под рукой кого-то, не пропитанного говном.
Девочка стояла посреди груды опавших листьев. В руках, прижатых к груди, пестрели желтые и оранжево-красные листья клена. Мамаша снимала историю.
- Давай, Даша, подними листья немного выше. Покружись с ними. Вот так... Улыбнись чуть шире...
Инстапизда, подумал я и пошел себе дальше за бухлом для призрака. Вернулся домой в литрухой, поставил перед Буковски.
- Слушай, Бук, у тебя ведь дочь была. Ты даже ни разу меня не спросил, что с нею стало. Сейчас в интернете легко найти все, что хочешь.
- Не хочу.
- Судя по твоим книгам, дочь - единственный человек, которого ты любил.
- Она - единственный человек, не дававший мне упасть в пропасть. В молодости я не покончил с собой из упрямства. Мир пытался меня убить. Я не хотел ему упрощать задачу. Хрен тебе, думал я. Хочешь меня прикончить? Придется тебе попотеть, мудила. Но когда тебе пятьдесят, запала намного меньше. Как-то, уволившись с почтамта, я поднес себе бритву к горлу. Но сразу сказал себе: "Спокойно, приятель, у тебя есть дочурка, единственное на свете существо, которое тебя любит. Ей нужны совместные походы в зоопарк и все такое".
- И ты совсем не хочешь узнать, как ей жилось после твоей кончины?
- Малыш, наш мир - место наисквернейшее. Наверняка с ней случилось какое-нибудь дерьмо. Я не желаю об этом знать.
- Ладно, - отступил я в растерянности. - Захочешь узнать, скажи.
- Непременно. Спасибо, малыш.
Я оставил его с бутылкой, не ограничивая в количестве: чувствовал за собой вину, что поднял больную тему. Сон пришел быстро. Когда проснусь, снова что-нибудь будет. Мне было, в общем-то, наплевать, то именно.
Спустя полчаса я спохватился, что не взял из дома презервативы. Я почему-то не рассматривал вариант, что кто-то меня позовет к себе.
Загуглил круглосуточную аптеку. Недалеко. Почти по пути. На улице застегнул куртку. Прохладно. Натянул капюшон. Темно. Даже мрачно, хотя и центр. Погода берет свое. На улице все еще был народ, меньше, но все же был. Почти все шли быстро. Всем хотелось чуть-чуть уюта перед грядущим рабочим днем. А я шел трахаться. Проводить время в постели с красивой женщиной. Целовать ее, мять, вставлять ей. Она меня еще и покормит: я на это надеялся. Я бы не отказался перекусить до секса. Или после. Или между. Все варианты вполне себе. На пути в аптеку я развлекал себя, гадая, кто из прохожих возвращается к себе в дом просто жрать и спать, а кого поджидает хороший секс. Или хотя бы какой-то секс.
Я купил большую упаковку презервативов. Классических. Не знаю, в чем тут прикол, но в ароматизированных у меня не встает как следует. Особенно в клубничных. А классика не подводит, и я уже почти пришел по адресу. Внушительные ворота, а сам дом - эпичное такое строение. У меня еще оставалось десять минут в запасе. Я дал ей эти десять минут.
Домофон гудел долго. Пришлось набрать трижды. Я уже заподозрил, что меня продинамили. Я уже развернулся со злым намерением отнять у Буковски выпивку, когда трубку наконец подняли.
- Поднимайся на шестнадцатый этаж, - сказал из динамика знакомый голос.
Ого! Так высоко я не забирался. Бывший муж из Канады наверняка поспособствовал покупке квартиры в элитной высотке. Обставил ее как надо, не экономя. А теперь среди его овеществленных денег его бывшую женушку будет трахать безработный чувак, живущий в полуподвале с призраком. Справедливости в мире нет. Твердые духом люди умеют принять сей факт.
Она меня встретила в мягком розовом халате. Ну а чего еще было ждать?
- Извини, - сказала она, - была в душе.
Моя рука легла ей на талию. Одним движением притянул к себе, прижался к мягкому телу. Поцеловал эти в меру накаченные губищи. И только потом отдал ей куртку и снял кроссовки.
- У меня для тебя кое-что есть, - сказала она дразняще.
- Не сомневаюсь, - ответил я, с улыбкой глядя в ее глаза.
- Я не об этом, - засмеялась она.
Она поманила меня на кухню. Квартира и правда была шикарная. Однокомнатная, но у меня, когда жил с матерью и сестрой, двушка площадью была меньше. На кухне она заранее приглушила свет. На столе стояли высокие бокалы с шампанским, широкое блюдо с бутербродами: масло и красная рыба, масло и красная икра. Великолепно! Эта женщина знала, как подойти к мужчине.
- В тебе есть класс, - сообщил я ей словами Буковски.
- Надеюсь, что и в тебе он есть, - подколола она меня.
- Теперь точно будет, - пообещал я.
Разговор зашел о еде. О всяких красивых и дорогих местах, где можно эту еду попробовать. Я почти нигде не был. Говорила по больше части она. Так оно выходило лучше. Чем больше она рассказывала, тем сильнее меня хотела. Женщина на том уровне, когда больше не распускаешь уши, слушая о красивой жизни, а, напротив, с удовольствием демонстрируешь свою красивую жизнь. Я слушал, пил и ел. В принципе интересно. Сгодится в моей работе. В литературе, в смысле. После семи совместно съеденных бутербродов, которые в дань эстетике она порезала тонко, я почувствовал себя сытым. Логично, ведь она съела всего один.
"Покажи мне свою постель" - так я хотел сказать. Раньше бы я сказал скромнее: "Пойдем в комнату, что мы все на кухне...". Или какую-нибудь похожую муру. Причем таким тоном, словно секс у нас не планируется. Нежданчик, блин. Сейчас я просто подсел к ней ближе. Поцеловал, притянул к себе. Пошел рукой вниз, провел по бедру ладонью. Схватил за волосы, аккуратно, но решительно потянул вниз. Ее голова задралась, я прошелся губами по ее шее - в меру неторопливо. Потом мы опять целовались. Я уже гладил и щупал ее везде. Взаимное возбуждение достигло пика. Тогда я шепнул ей:
- Покажи мне свою постель.
В "Скейте" я написал семь листов. Снизошло вдохновение, так сказать. Вообще-то за двадцать дней я привык писать. Так привык, что делал это в любом настроении или без такового вовсе. Как-то я написал пять листов с абсолютно холодным сердцем: раз или два в неделю такое случалось. Чего не случалось, так это двух таких дней подряд. Или отсутствия улучшения настроения, когда я, выполнив свою норму, с облегчением ставил точку. В эту минуту я поднимал от тетради взгляд, смотрел вокруг и думал: "Ну, мир, я свое дело сделал, теперь ТЫ покажи, что можешь мне предложить".
Заведение почти опустело. В дальнем углу какая-то малолетка работала за крохотным ноутбуком. Волосы ее были очень светлые и довольно жидкие, телосложение худенькое. Я сперва думал, ей лет шестнадцать. Потом услышал, как она говорит. По-деловому и очень грамотно. Возможно, ей восемнадцать-двадцать. Впрочем, какая разница?
Я пил чай и посматривал вниз на улицу. "Перспективу" все никак не починят, а здесь один пончик стоит, как там гарнир с мясом. Дороговато для безработного.
В поле моего зрения появилась соблазнительная фигура. Дама лет тридцати пяти максимум. Блондинка. Фигура - самое то, есть за что ухватиться. Смотрю, направляется к нам. Если поднимется, будет шанс проверить свои догадки...
Минут через пять блондинка появилась на лестнице. Чтобы не разлить кофе, она поднималась медленно, давая возможность оценить ее частями. Лицо - типичная крашеная блондинка с накачанными губами. Еще чуть-чуть силикона, и она бы стала непривлекательной. Повезло, что ей или ее косметологу хватило ума остановиться вовремя. Приятных размеров грудь, обтянутая черной кофточкой. Сейчас, впрочем, у женщин столько примочек, увеличивающих все и вся, что о размере груди лучше не делать выводы, пока избранницу не раздел. Джинсы с бледными стразами обтягивают широкие бедра. В этих бедрах чувствовался спортзал. Мы обменялись взглядами. Блондинка осмотрелась. Я наблюдал за ней. Гламур, но гламур умеренный. Свободного места полно, но она села на край моего дивана. Закинула ногу за ногу. Мы сидели друг к другу боком. Она поправила кофточку, я увидел обнажившийся валик жира. Кожа у нее была гладкая и слегка загорелая. Между джинсами и носками золотилась полоска кожи, тоже идеально гладкой. Я почувствовал, что под одеждой она вся такая: соблазнительная и гладкая. Я посмотрел на нее. Блондинка бросила взгляд на меня. Она хотела. Похоже, Буковски допил бутылку.
- Часто бываешь здесь? - спросил я.
- Да нет, впервые, - ответила она с некоторой неловкостью.
- Я уже неделю хожу. Раньше ходил в "Перспективу", но она сейчас...
И так далее. Диалог завязался.
- Давай-ка я сяду ближе, - сказал я спустя минут пять. - А то чего мы...
- Да, чего мы орем, - засмеялась она.
Лицо у нее было неидеальное. Без прыщей, но местами со шрамиками, особенно в области подбородка. Эта женщина точно знала, как себя подавать. Изъяны лица уравновешивали гламур, делали ее настоящей. Передо мной сидела привлекательная живая женщина. Не красавица, но ее имидж до мельчайшей детали настолько выверен, что я уже десять раз представил ее в постели. Действуя с обычно несвойственной мне смелой раскрепощенностью, я большими шагами двигался к переходу к постельной сцене. Или мне только казалось так?
Я вскользь упомянул про писательство.
- Я очень творческая, - заявила в ответ блондинка.
- Интересно, - воодушевился я искренне. - Чем занимаешься?
- Сейчас ничем, работаю с тендерами. Раньше сочиняла стихи, играла на фортепиано.
Играть на фортепиано - не творчество, если не пишешь музыку. Музыкант вовсе не обязательно творческий человек. Композитор - да. Но люди обычно не разбираются. Рисуют творческий ореол вокруг всякого, кто брынчит. Ей я этого говорить не стал. Будучи человеком моды, она была одержима модными идеями. Быть творческим сейчас модно. Зарабатывать как можно больше денег - тоже. Не жить с родителями и водить машину. Она не жила с родителями. И водила машину.
- Я тебе сейчас расскажу историю про себя, - сказала блондинка. - Если немного подкорректировать, она может лечь в основу потрясающей истории о любви.
- Давай, - сказал я.
С творчеством она пролетела, но еще оставался шанс, что ее внешность не стопроцентно соответствует ее содержанию.
- В общем, я в свое время встречалась с парнем из Канады. Познакомились мы в Ростове, потом, когда он улетел домой, переписывались полгода. Я собиралась лететь к нему, но были проблемы с визой, и я полетела решать их в Москву. Ищу одно здание, ничего не выходит, смотрю, сидит на лавочке парень с бородой. Не с красивой такой бородой, а скорее Лев Толстой. В общем, он мне помог. Потом спрашивает: "Тебе в какую сторону?". Я сказала, в какую. "Мне тоже, - сказал он. - Идем гулять". И мы гуляли с ним часа три-четыре. Потом залезли в метро. На своей станции он сказал: "Ну, пока!", и выскочил за дверь. Я его больше не видела.
- Почему не обменялись контактами?
- У меня парень был.
- Так он в Канаде.
- Я за него вышла замуж.
- Серьезно? Долго жила в Канаде?
- Нет. Развелись через полгода. Но ты послушай, что я хочу сказать. Представь, что это романтическая история. Девушка в чужом городе гуляет с незнакомым парнем. Им хорошо друг с другом. Потом он выскакивает из метро. Двери захлопываются. Тут она понимает, что влюбилась в него, но не в силах его догнать: поезд тронулся, а он уже затерялся в толпе...
Она в восторге размахивала руками, глаза блестели. Я подумал, что от такой банальной истории и правда не долго тронуться. Она что, в лесу росла, где про кино не слышали?
- Ага, - сказал я. - Неплохо.
Надежда на содержание испарилась, но у нее все еще оставалась задница. И ноги. Потенциально - сиськи. Гладкая кожа. Хороший парфюм: я заценил, когда подсел ближе. Я предложил пройтись.
- Мне парень не разрешает общаться с другими мужчинами. Даже просто увидит на улице - все, конец.
Она облизала губы. Скользнула взглядом по моему телу, посмотрела на губы, потом в глаза.
- Давай тогда переместимся туда, где он нас не увидит.
- Можно у меня дома.
- А если придет?
- Не планировал. В крайнем случае - не открою. Потом что-нибудь придумаю. Ты только добирайся до меня сам.
- Диктуй адрес.
Она оглянулась на малолетку. Та не отрывалась от ноутбука, и все же блондинка понизила голос:
- Жду тебя через час.
Назвала адрес. Пушкинская. Удобно.
Она ушла, покачивая задом. Я проводил эти джинсы взглядом. Как-то не верится, что уже через час сниму их. Если это не перемены в жизни, то что тогда?
Я скинул обувь, взял подушку и улегся в полный рост на диван. Глупости. Суть остается той же. Меняются декорации. Мимо прошла малолетка. Посмотрела на меня.
- Прости, - сказал я ей мысленно, - ты слишком маленькая, чтобы с тобою трахаться".
Уже в пальто, она спустилась по лестнице. Я лежал в предвкушении классной ебли. Один на всем этаже. А внизу сотрудники "Скейта" смеялись и обсуждали что-то.
Я двадцать дней не работал. На двадцать первый мне позвонил начальник.
- Здорова, Димка.
- Здравствуйте.
- Как оно - быть безработным? - жизнерадостно спросил он.
- Замечательно, - ответил я в тон.
- Еще бы, - басом расхохотался он. - Целый день валяешься на диване.
- Иногда даже встаю.
- Посрать?
- В основном. Еще и пожрать.
- Не надоело еще?
- Скажете тоже.
- А у меня для тебя предложение. Выгодное.
- Знаю я ваши выгодные предложения, - сказал я кисло.
- Ну, суди сам. Я себе ищу заместителя. Восемьдесят пять тысяч в месяц плюс премии. Каково?
Внутри меня шевельнулся червь. Восемьдесят пять тысяч... Можно будет продать свой подвал, взять в ипотеку двухкомнатную... Если уж залезать в это дерьмо, то как минимум из-за двушки.
- Малыш, о чем задумался? - спросил Буковски.
Призрак культового писателя меня спас. От волокиты с клиентами, коллективом, поставщиками. От нормированного рабочего дня, от обязаловки, от обеденных перерывов, отчетов, бракованного товара, возвратов, консультаций, переговоров. Кийосаки был прав: так люди и попадаются на крючок. Хозяин обещает кормить получше, и раб остается. Рабу необходима работа с ее стабильностью. Хаос раба пугает.
- Спасибо, но я все-таки пас. У меня своя дорога.
- Какая дорога? На диване валяться?
- Чем не вариант?
- А когда деньги кончатся?
- Пойду бродяжить. Или нет. В любом случае, буду решать проблемы по мере их поступления.
- Ну, как знаешь... - протянул он разочарованно.
- Спасибо за предложение. До свидания.
- Удачи, Димка.
Я отключился. Вдохнул. Выдохнул. Посмотрел с кровати на призрака.
- Спасибо, Бук. Ты спас меня от ошейника.
- Это надо отметить.
- Сейчас достану твои пол-литра, - сказал я, вставая.
- Я хотел их выпить еще вчера.
- Хорошо, что не выпил. Что бы ты пил сегодня?
- Я решаю проблемы по мере их поступления.
Он остался допивать свою водку, а я рванул в "Скейт" писать свою норму. Быть безработным вообще-то здорово.
За спиной еще голосит домофон, я успеваю сделать пять или шесть шагов, и тут меня хватают за плечи.
- Бу!
Испуг подбросил меня этажа на два. С колотящимся сердцем я обернулся.
- ЕБ ТВОЮ МАТЬ, ЧУВАК!!!
- Бля, извини, ха-ха, извини, ха-ха...
Мы пошли рядом.
- Что ты здесь делаешь?
- Приехал в гости. У меня два дня выходных, - сообщил Гунан.
- Ты на своей приехал?
- Нет, на автобусе.
- Зачем ты купил машину, если катаешься на автобусе?
- Я на ней езжу в деревню. В городе парковаться трудно.
Чистейшая правда. В том смысле, что парковался Гунан ужасно.
- Ладно, идем в магазин.
- Идем. Я, кстати, подсел на протеиновые батончики. Братан, они такие вкусные.
Гунан постоянно подсаживался на какую-нибудь еду. Часами мог говорить о еде, подчеркивая оттенки вкусов. Когда-то он работал в "Макдольдсе". В других общепитах тоже, но только в "Макдаке" он дорос до менеджера. Потом у него поехала крыша. Работу пришлось сменить. Формально он был здоров, да и по факту в последние годы тоже. Сходил он с ума не более, чем любой из нас.
- Когда у меня был психоз, я думал, что у меня тромбоз полового члена, - завел свою шарманку Гунан. - Прихожу к урологу, говорю ему: "Доктор, мне кажется, у меня тромбоз полового члена. Когда он встает, вены чересчур толстые. Сейчас я вам продемонстрирую". Он на меня смотрит и говорит: "Молодой человек, вы хотите сказать, что сумеете прямо сейчас, со мною наедине, добиться эрекции?". "Пожалуй, нет, - ответил я, поразмыслив. Потом сказал: - Я, пожалуй, пойду". Он, видимо, догадался, что со мной что-то не так. Ха-ха! Сказал на прощание: "Молодой человек, займитесь своей жизнью".
- Что ты и сделал.
- Ха-ха, да, бля-я, ха-ха!.. Ну и райончик тут у тебя. Трущебы.
- Домик у нас приличный.
- Это да.
- А район для ценителей тишины. Суету можно найти и в Центре. Дома человек хочет залечь на дно.
- Я, когда дома, мечтаю только о том, чтобы сбежать из дома.
- У отца начались припадки?
- Ага, на месяц раньше. Опять ему чудятся запахи. С нами не ест, думает, что мы его травим. Разгреб кладовку, заштукатурил стену и нарисовал там картину.
- Хорошую?
- Нет, бля-я, ха-ха!.. А еще маме устраивает сцены ревности. Говорит, что она водит любовников, когда его нет дома, а я ее покрываю. Недавно распечатал ее звонки, стал у нас под окном и орет: " Вот твои звонки, шлюха!" Прикол в том, что там звонки только мне и ему, ха-ха!..
- Для семидесяти лет он довольно бодрый, - с уважением сказал я.
- Не то слово, чувак! У него пресс до сих пор и мышцы. Мы с ним боремся иногда, я в свои двадцать семь не всегда побеждаю.
- Примерная статистика?
- Ну, скажем так, пятьдесят на пятьдесят, ха-ха!..
Мы дошли до универмага. Полчаса до закрытия. Сотрудники так заебаны, что даже не ненавидят нас.
- Хочешь, возьми что-нибудь к чаю, - предложил я. - У меня только те же конфеты, что в прошлый раз.
- Не, братан, я на диете.
- Ты и так уже кило десять скинул.
- Пятнадцать.
- Скоро от тебя ничего не останется.
- Я все еще жирный.
- Ты все еще больной на голову.
Гунан воровато огляделся по сторонам, расстегнул куртку и задрал майку.
- Смотри!
Смуглый впалый живот. Изрядно волосатый.
- Поел бы ты, - посоветовал я.
- Ага, щас! Я два месяца этого добивался.
- "Пусть мне не быть на обложках журналов, ну так и тебе не быть тоже, чувак, расслабься и нормально, вкусно похавай", - спел я.*
- Нормально, ха-ха!..
Мы разделились. Гунан взял два протеиновых батончика.
- Знаешь, мне на своих старых джинсах, когда сажусь, приходится расстегивать пуговку, - признался я. - Ну и что? Надо не перебарщивать, вот и все. А иногда можно и переборщить. Поменьше переживай о том, о чем думать не следует.
Я взял водку. У Гунана округлились глаза.
- Ого! - заорал он. - У тебя что, вечеринка?
- Нет.
- Ты же не пьешь.
- Я и не собираюсь. Меня попросили купить.
Я специально не говорил ему о Буковски. Хотел проверить, могут ли его видеть другие люди.
Когда мы вернулись, Гунан развалился в кресле. Стал одним целым с призраком. Их черты забавно друг на друга накладывались. Каждый по-своему был безумен. Буковски заметно приуныл, наблюдая, как я засовываю в холодильник водку. Почему он может засунуть голову в холодильник, но не может оттуда пить?
- В мире столько необъяснимого, - сказал я Гунану, когда мы сели чаевничать. Буковски презрительно наблюдал за нами. Наверняка считал, что мы слабаки. Мужчины не пьют чаи. Настоящие мужчины еще и не едят... почти.
- Ага, это точно, - сказал Гунан. Он откусил от батончика. - М-м-м... хочешь попробовать?
Он протянул его мне. Я покачал головой. Развернул конфету, задумался. После конфет я собеседник такой себе. С другой стороны - это Гунан. Он будет говорить сам, пока не захочет спать.
- Вот мы живем в двадцать первом веке, смотрим все эти фильмы, где люди бороздят космос, отращивают конечности, уменьшаются, увеличиваются, телепортируются. А по факту мы далеки от всего от этого. Кучу всего не лечим. Не понимаем фундаментальных вещей. У нас все догадки. Многое, правда, создали и построили. Но, несмотря на это, живет человек, а потом его - бах! - и нету. И ничего не сделаешь. Богатый ты или бедный. Хотя у богатых надежды больше.
- Да, братан, я тоже об этом думал. Вот поехал я головой, а почему? Мне объяснили, ЧТО со мной. А почему?
- Предрасположенность, генетика. Вот и все, на что мы пока способны. Человеку чудится черти что, и никто ему не помощник тут.
- Ага. А еще, бывает, подхватишь какую-нибудь херню, и хорошо еще, если тебе точно скажут, что с тобой и что делать. У моего знакомого уже два года болит голова. Где он только не лечился. Боль то меньше, тогда терпимо, то больше, а в этом случае только лежать, как овощь. И никто ничего не знает.
- У одной моей подруги тоже головные боли. Бывают совершенно нормальные дни, но раз или два в неделю такая мигрень накатывает, что хочется упасть в обморок. Врачи сказали, что эта мигрень вызывает отмирание нейронов. Эта штука ее медленно убивает, а о причинах никто ни слова.
- Это все стресс, - заявил Гунан. - У того моего знакомого умер отец. Тогда головная боль и возникла.
- У моей подруги - неудачный брак. Сбежала к родителям с годовалым ребенком. Уже в разводе. Твой друг ходил к психотерапевту?
- Да. Бесполезно. А твоя подруга?
- У нее на психотерапию нет денег.
Я съел уже три конфеты. Гунан прикончил батончики.
- Вот что делает с людьми трезвость, - сказал Буковски. - Они бесконечно ноют. Слабаки.
- Нам остается только забить на все, - сказал я. - Делать то, что нам нравится, и забить на все.
- Я бы работу не прочь сменить, - возразил Гунан. - Меня недавно с должностью прокатили. Повысили какую-то бабу, отработавшую всего три месяца.
- У нее есть пизда.
- По-любому прошла по блату.
- У нее есть пизда. Лучшего блата еще не выдумали. Кстати, анекдот хочешь? - обрадовался я.
- Давай, - воодушевился Гунан.
Анекдоты я обожал рассказывать, хотя получалось средне - не хватало терпения выдерживать в нужных местах паузы, а еще харизмы. Но все равно я это дело любил. Когда травишь анекдоты, как-будто возвращаешься в детство. У нас тогда не было интернета. Мы запоминали приколы и анекдоты и пересказывали друг другу. Раз в две недели из другой части города ко мне приезжал друг. Мы травили друг другу истории и приколы, которые успели добыть между нашими встречами. Запоминалось легко. А сейчас, я заметил, надо усилия прилагать, чтобы услышанный, а в наше время скорее - прочитанный анекдот из головы не вылетел. Когда вся информация под рукой, мы отвыкаем запоминать. Если хотим рассказать анекдот, достаем телефон и читаем с экрана.
- Приходит красивая девушка устраиваться секретаршей. Начальник спрашивает у претендентки: "В Ворде работать умеете?" "Нет". "А в Экселе?" "Нет". "Ну а хотя бы кофе умеете делать?" "Увы, тоже нет". "Простите, я не могу взять вас на эту должность, у вас совершенно нет нужных навыков". Претендентка резко поднимается и, уходя, обиженно говорит: "Ну и трахайся со своими навыками!".
- Ха-ха-ха, нормально, бля-я, ха-ха!.. А знаешь, - отсмеявшись, сказал Гунан, - вообще-то жизненно. У нас на работе недавно был случай. Устроилась к нам в отдел симпотная такая девчонка. На самом деле та еще соска, вся из себя. Я в обед собрался сгонять за чизбургером, а она такая: "Гунан, купишь мне энергетик?" "Ты деньги дашь сразу или потом?" "Принесешь, скажешь сколько, я переведу". "Окей". Поел в "Макдаке", возвращаюсь с ее энергетиком. Она так мило мне улыбается и говорит: "Спасибо. Сколько с меня?" А у самой такое лицо, словно я должен сказать: "Да нет, ничего не надо". Я говорю: "Сто двадцать рублей". Ты бы видел, как она в лице поменялась. Перевела мне деньги и даже со мной не здоровается теперь.
- Мразота, - сказал я, смеясь.
- Ага.
- У меня был отдаленно похожий случай. Позвал девчонку в "Тыкву". Там только за время платишь. Приятно провели время. Я расплатился, жду, когда она за себя заплатит. Вышло у нас по пятьсот рублей. Смотрю, а у нее во время оплаты перекосилось лицо.
- Бля-я.
- Ага.
- Кстати, как там Оля?
- Понятия не имею. А что?
- Да просто. Все-таки два года с ней провстречались.
- Да, но в итоге она оказалась не фонтан. Если подумать, настоящего класса в ней не было никогда.
- А в ком он есть.
- Хороший вопрос, чувак. я в меру сил ищу на него ответ.
*В романе использован текст песни группы СМЕТАНА band "Турникмен"