MIKHAILF74

Персонажи и события данного повествования вполне реальные, родившиеся, выросшие
и гордившиеся великой страной по имени СССР.
Начало 80-х прошлого века, страна проживала период глубокого «застоя», когда ржаной
хлеб стоил 18 копеек при средней зарплате в 120 рублей, работа была для всех и везде
(имею в виду и город и деревню), и, даже было уголовное наказание за тунеядство.
Существовали некие трудности с обеспечением продуктами и модной одеждой в
провинции, в Московской области все ездили в Москву, жаловались, кряхтели, но при
этом, все ходили сытые и с улыбкой на лицах, за исключением перебравших с вечера
портвейна 777 в палисаднике мужиков , да и их грусть была короткой, оставались
считанные минуты до открытия Сельмага, а дальше счастье снова льется прямо в рот и
аппетитно поедается килька в томате с черным хлебом.
В общем, жили люди, трудились, радовались, хулили порой на лавке Нинку из
хлебного ,что обманула со сдачей, плохую погоду, что корова стала меньше давать молока
а куры яиц, ну и, конечно, что кто-то в столице ворует и ездит на Волгах и Чайках, а мы
здесь на велосипедах...но глобально , покряхтев и поохав, народ расходился , предвкушая
поллитровку парного молока перед сном, а кто-то и что-то покрепче, но с сияющей в
глазах внутренней радостью и теплотой.
Мне тогда было не более 6 лет и привезли меня родители погостить к Крестной (родной
сестре мамы), а ее муж был заядлый рыбак-спиннингист и мотик у него был новый
«Минск».
И вот, моя долгожданная мечта попасть на настоящую рыбалку начала сбываться.
Приехав с ночной смены, дядя Петя вывез из сарая свой транспорт, надел на спину рюкзак
с заранее подготовленными снастями, а я уже был готов, ожидая его разрешения сесть на
заднее сидение.
До места было километров 15. Те самые знаменитые Паустовские места, где Ялма
впадает в Пру, а ближайшая деревня в несколько изб с громким названием Великодворье.
Приехав на место, мы оказались вовсе не первыми, да и ловить щуку с берега можно было
только здесь, где вытекавшая из болот Ялма промыла течением дно и была более-менее
широкой, что позволяло делать забросы. Хищник здесь всегда стоял, охотясь за мелкой
рыбешкой, курсирующей между большой водой и болотом.
Начались мои первые броски и бороды, дяде Пете, в отличие от других рыбаков, сразу
улыбнулась удача, но самое интересное произошло через час с момента нашего приезда.
Пришел половить местный дед, а снасть чисто самопальная – палка и примотанная
изолентой и проволокой инерционная катушка времен деда Мазая. Поначалу, мужики его
подтрунивали по этому поводу, но дед стойко готовился к забросу, потом стали
спрашивать про сам возраст, ему оказалось 87 лет. «Ты, дед, видимо всю жизнь не курил и
не пил поэтому и дожил до таких лет», с ухмылкой вымолвил один рыбак. «Сколько себя
помню, всегда курил, да и выпить не откажусь, но никогда до поросячьего визга, а еще 2
войны прошел, вернулся, сыновей поднял в люди вывел, держим до сих пор с хозяйкой
хозяйство, вот, ушицы захотелось, пришел половить», парировал дед. Мужики
переглянулись и принялись вновь безрезультатно закидывать свои новенькие блесна, что
там у старого, ни леска, а веревка какая-то, вместо блесны старая ложка с тройником без
поводка.
И вся бы разговоры на этом закончились, если минут через 10 не раздался за спиной
сильный хлопок по воде. Дед вел зубастый трофей и по поведению можно было видеть,
что на крючке было не 2-3 килограмма. Блеснувшая спина говорила об огромной щуке.
Завсегдатай сих мест посвистывал и слегка матерился на свою добычу, но слаженность
действий говорила о том, что это для него это был далеко не первый трофей. Борьба продолжалась минут двадцать, а может тридцать, и когда все на берегу увидели щуку, то
глазам нельзя было поверить. Она была похожа на извивавшуюся шпалу, по весу трудно
сказать, но точно больше 20 кг. Борьба рыбака и хищница продолжилась до того момента,
пока мой дядя Петя не оглушил ее чем-то тяжелым, и за свою помощь получил
приглашение в гости на уху.
Мы побросали еще часа 2 и решили, тем не менее, заехать к деду. Та уха оказалась
совсем непохожа на те супы из рыбы, которые я ел ранее. Был, в основном, бульон,
немного пшена, соль точь-в-точь по вкусу, и в тарелке красовался порезанный свежий
зеленый лук. Но особый вкус предавала горбушка черного хлеба, натертая чесноком.
Вприкуску с таким бульоном можно было легко проглотить язык. Разговор старших
ладился, а я не влезал, так меня отец приучил (что очень правильно). Однако, краем уха я
услышал, что дед совсем не жалуется на свою жизнь, что живут они с хозяйкой хорошо,
пенсии хватает на все необходимое, да и хозяйство -огромное подспорье. «Да что
говорить, не будь ленив, и все сладится, вокруг лес, грибы-ягоды, зверь для охоты, рыба в
реке, цветы, пчелы- мед, радость одна», произнес дед. После доброй ушицы никак не
хотелось уезжать, а дед еще предложил передохнуть на сеновале в сарае, но дядя Петя
завел своего железного коня, и, отъезжая, я услышал, как хозяин кричал, чтобы мы
заезжали в гости.
Визит состоялся через много лет. Подъезжая к Великодворью, у меня от волнения билось
сердце, в голове стояли картинки, что и рыбалка, и трофейная щука и уха – все это было
буквально вчера. Речка сильно обмелела и того места уже нет, старых изб и хозяйства не
осталось, виднелись несколько современных московских коттеджей и по лугу народ
рассекал на квадриках. Я попытался найти тот дом, двор, сарай с сеновалом и вспомнить
вкус ухи. К сожалению, ничего не осталось, лишь голое заросшее место и у обломков
сарая валялась старая дедовская удочка со заржавевшей катушкой, а ветер дул, как-будто
говорил мне на ухо, что здесь люди жили хорошо..., а как сейчас- сами знаете, хотя так
хочется вновь отведать той ухи с горбушкой черного хлеба, натертой чесноком.

Снегу в январе навалило до самых окон. От дыхания на стекло, украшенное морозными узорами, появлялся глазок в зимний деревенский мир, в котором медленно шли прохожие в валенках, телогрейках и тулупах по узким дорожкам; когда они разговаривали, из их ртов шел белый пар, как будто драконы выпускали, но ни огонь, а что-то похожее на дым.

Зимняя жизнь приехавшей к бабушкам и дедушкам детворы была не менее интересной, чем летом. Во дворе была большая горка с ледяной дорожкой, по которой катились аж до заснувшего футбольного поля. На Рождество в клубе устроили праздник с призами, и наш сосед дядя Петя так искусно переоделся в Деда Мороза, что получил первый приз-настоящего поросенка. А после праздника мы пошли валятся в снегу и так заигрались, что забыли про время. Январский вечер быстро погрузил в темноту все вокруг, и лишь горевший у дома фонарь, как маяк, указал путь домой.

Не знаю почему, но бабушка и родители меня всегда ругали за мокрые варежки. Я делал все возможное, чтобы сохранить их сухими, но, когда руки совсем замерзали, невольно приходилось их надевать и они очень быстро промокали, особенно когда мы рыли пещеры в огромных сугробах.

В это вечер бабуля была не в духе и мне могло здорово влететь, что опять пришел весь мокрый.

С одеждой еще как-то можно было смириться, но варежки… Мой детский ум подсказал решение- спрятать их под обувницу у входа в дом, а вечером, когда бабушка пойдет кормить корову и поросенка, достать и положить в духовку русской печи, она очень теплая и там все быстро высохнет.

В общем, мой план почти удался, только рано утром, когда в печь подбросили еще несколько поленьев, в доме появился резкий запах паленого. Я сразу понял, в чем дело и пока бабуля ходила звать на помощь соседей, успел достать прожжённые варежки, смочить водой и спрятать подальше.

Прошло несколько лет, и однажды мы с мамой вновь приехали к бабушке. Они сидели на кухне пили чай и вдруг неожиданно позвали меня  (обычно, взрослые трапезничали отдельно). Дырявые аргументы лежали на столе и требовали объяснений. Я покраснел, как помидор, но во всем признался сразу. Серьезного наказания не последовало, но я, если честно, тогда принял важное решение, что никогда не буду ругать своих детей за мокрые варежки.