Deathcrafter

Примечание от автора: сегодня попробую выложить текст "сверх объёма" в комменты. Если такой способ всем зайдёт, буду дробить на части только очень крупные вещи. Отпишитесь, пожалуйста, как вам удобнее читать.

– Вешають, сволочи! Да шоб йим усим…

Остап плакал. Когда погромщики оттеснили бойцов самообороны к Молдаванке, многие студенты попали в кровожадные лапы толпы. С молчаливого согласия армии и полиции, студентов, как христиан, так и евреев, отдали в жертву погрому.

Укладчик путей Остап Горомыко и портной Ицхак Блюменберг успели спрятаться в заброшенном доме на Водяном переулке. Пузатый еврей держался за раненую руку: солдат успел саблей рубануть.

– Ося, отойди от окна, – проскрипел старый Ицхак, – оно тебе ни к чему это смотреть.

– Як же так, дядя Ицхак? Мы що, щуры якись, ховатыся тут, покы наших хлопцив вешають? Ни, я зараз прыстрелю хоч одного. – Крепкой рукой, привыкшей к тяжёлому железнодорожному молотку, Остап дёрнул затвор «институтской» трёхлинейки.

– Ай, ну дурак. Опусти винтарь, бешеный! Лучше оба живых, чем два трупа прямо здесь. Шо ты, много настреляешь, герой? Ну, одного-двух положишь, а потом и тебя шо собаку – прямо на столбе. И кишки заодно выпустят… Остынь, Остап. Отомстим за наших ребят. Как всё уляжется, будем резать потихоньку. Так толку больше будет.

Остап снял картуз с белобрысой головы, высморкался и бросил в пыльный угол. В больших голубых глазах застыло целое море слёз, курносое лицо его опухло и покраснело. Он нехотя опустил винтовку, отомкнул штык и выверенным движением отрезал от своей рубахи полоску, затем ещё одну.

– Рана не глыбока. Перевьяжемо, ось и уся мэдецина.

Остап плеснул из фляги на рану, запахло водкой. Ицхак зажмурился.

– Я уж скильки цих повьязок наложив, наловчывся. Молоди частына ранятся, колы рэйки кладуть. – Горомыко не хвастался, повязка и в самом деле остановила кровотечение.

Старый еврей, опираясь на свою винтовку, с трудом поднялся с табурета. Жестом отогнав Остапа, он одёрнул пыльные занавески и с опаской глянул в окно. Сырой октябрьский вечер окрасил Молдаванку в холодные тона; жёлтые уличные фонари делали пейзаж ещё тоскливее. Ицхак смотрел, как молоденькому студенту, со связанными за спиной руками, накидывают петлю на шею. Двое крепких бородатых мужиков перекинули верёвку через столб и стали тянуть, медленно пятясь. Мальчишка брыкался, болтался в петле как беспомощная марионетка на одной-единственной нитке. Бедолага обмочил штаны, подёргался-подрыгался да и затих. Толпа улюлюкала. Следующим на очереди стал маленький худой человек в грязном лапсердаке. Ицхак узнал его: то был известный в Одессе каббалист — Шломо Эстер. Их было в городе, каббалистов, по пальцам пересчитать. Но погромщики таки умудрились изловить таинственного раввина и отдать его на поруки толпе.

– Що там таке, дядя Ицхак? Дюже мэни ваш погляд не подобаеться…– Остап заёрзал на табурете.

– Ося, сиди на месте, замолчи свой рот и успокойся. Не надо тебе это смотреть…

Ицхак молился про себя. Шевелил губами, прокручивая в голове просьбы к Богу, все, которые знал. Погромщики пустили по кругу дочь и жену рава Шломо. Женщины сначала закричали, забились в истерике, а потом умолкли, повинуясь похотливой воле всё новых и новых насильников. Каббалиста подвесили за ноги и заставляли смотреть на бесчеловечные, мерзкие издевательства над беззащитными женщинами.

– Ну и где теперь твой еврейский бог? – Крепко сбитый солдат схватил Шломо за подбородок и заглянул во тьму его глаз. – Почему он за тебя не заступится?

Шломо громко выдохнул, хрипнул, и что есть силы плюнул прямо в наглую, ухмыляющуюся рожу солдата. Тот будто бы и ждал этого весь день, утёр усы и с размаху пнул раввина в живот так, что тот закачался на верёвке.

– Кончай насильничать, – приказал солдат. Погромщики нехотя отпустили пленниц, среди которых оказались и другие жительницы Молдаванки. Толпа окружила женщин, а те уселись посерёдке, жались друг к дружке как перепуганные котята.

Солдат велел спустить Шломо, достал нож и перерезал путы на руках и ногах раввина. Его забавляла эта игра, он чувствовал себя победителем, хозяином положения.

– Молись, жидяра. Крепко молись. Хочу посмотреть, как тебе твой бог подсобит, а то, может, со связанными руками молиться неудобно?

Каббалист глянул на своего палача искоса, отполз от фонаря, что-то бормоча под нос. К удивлению погромщиков он стал чертить пальцем в грязи, получалась восьмиконечная звезда. Следом раввин прокусил себе вены на запястье; кровь хлынула к пальцам, но Шломо продолжил чертить. Над каждым лучом звезды он что-то написал; было слишком далеко, и Ицхак не смог разглядеть что именно.

Толпа глядела завороженно, но с прицела раввина предпочли не спускать. Погромщиков забавляла эта кровавая молитва. Женщины и оставшиеся в живых самооборонщики наблюдали сие действо отстранённо, лишь в глазах Руфи и Рахили, дочери и жены Шломо, застыл неподдельный страх.

Раввин занёс прокушенную руку над своим жутким художеством, накапал лужицу и положил ладонь прямо в тёплую кровь.

– Довольно, Иуда. Хватит тут цирка. – Солдат смеялся, улыбаясь в рыжие усы. – Что, не помог тебе твой бог? – Его смешок заразил остальных погромщиков. – Как ты теперь будешь жить, зная, что баб своих уберечь не смог?

Шломо не ответил. Он с какой-то упоённой силой держал ладонь в центре звезды и всё бормотал, бормотал… Он не поднял головы даже после того, как лихой мужик в вышиванке пнул его под рёбра.

– Иди домой, жид. У тебя же есть, дом? – Солдат схватил раввина за лацкан лапсердака. Шломо переменился в лице. Он зашипел, вскочил на ноги и со всего размаху залепил мучителю жменей кровавой грязи, в самую морду! Раввин вскинул тощие руки и хотел кинуться драться, но выстрел солдатского Нагана в короткое мгновение оборвал это намерение. Раввин рухнул лицом вниз, где-то позади тихонько завыли Руфь и Рахиль.

– Храбрый був… – сказал Остап, и Ицхак вздрогнул от неожиданности.

– Ося, а ну иди сядь! – Скрипнул портной. – Сегодня Бог забыл за Одессу. Верить бы, шо не навсегда…

***

– Ося, ешь рибу пока горячая. Потом не такая вкусная!

В доме Блюменбергов пахло уютом, пахло настоящим домом, которого у Остапа никогда не было. Путеукладчик был сиротой. Он почти не помнил своего детства, лишь обрывки воспоминаний тех коротких мгновений, когда мама и папа были рядом, порою настигали его во сне, а после приносили кошмары. Зато детдом он помнил хорошо: унизительные и полуголодные годы. Остап был сиротой, а у Блюменбергов не случилось детей, и путеукладчик совершенно не понимал, почему судьба обделила этим счастьем столь добрых и хороших людей.

– Дякую, Роза Моисеевна, аппетиту нема…

– Та шо это за мужик такой? И пожрать нормально не может, аж смотреть противно. Рибу, говорю, ешь, пока горячая.

Ицхак, усевшись на скамейке возле глиняной печи, задумчиво смолил самокрутку.

– Розочка, ты на него глубокие галоши не надевай, парень первый раз кровь настоящую видел, – проскрипел Блюменберг, – тут у любого аппетита буде нема… Не дай Бог тебе увидеть, шо мы имели увидеть, и так вся седая!

Баба Роза как-то сразу вся погрустнела, погладила Остапа по белобрысой голове. Из подпола достала бутыль самогону и плеснула в стакан, Остап выпил и тут же закусил кусочком фаршированной рыбы.

– А ты шо кушать не сядешь? Давай за стол, и тебе налью, сегодня надо…

– Выпить выпью, а жрать не буду. И так тухес на стуле еле помещается.

Бабка пробубнила что-то под нос, обозвала Ицхака поцом, но самогону всё-таки плеснула. Старик крякнул, опрокинул в себя полстакана мутного первака и занюхал рукавом. В дверь постучали.

Ицхак и Остап переглянулись. Синхронно, будто репетировали, встали по обе стороны дверного косяка, крепко сжимая винтовки.

– Кого там нелёгкая принесла? – крикнула баба Роза.

– Баба Роза, открывайте. Свои пришли, имеем вам кое-что передать.

Бабка глянула в щель промеж досок и увидела троих черноволосых пацанов в кипах и полосатых талитах. Ученики ешивы наведались.

Бабка ойкнула, отворила засов, повозилась с замком и пустила мальчиков в дом.

– Вы чего это, сорванцы, по ночам ходите? Погрома не боитесь?

– Сейчас не так опасно, баба Роза! Беспредельщики и солдатня налакались, а теперь спят пьяные. С утра опять громить начнут, вот нам бы до утра и успеть. Мы тут за другими делами. Про рава Шломо слышали?

– Мы навить бачылы… – сказал Остап.

– Ну вот. Нехороший ритуал он провёл, опасный… Вот, возьмите.

Старший из мальчишек достал глиняную хамсу на красной ниточке и передал бабе Розе, достал ещё одну для Ицхака. Мальчишка изучающе посмотрел на Остапа, постоял так с секунду-другую, но всё-таки передал оберег белобрысому курносому путеукладчику.

– На себе или с собой носить надо. Да убережёт вас Элохейну от той тьмы, что вызволил Шломо Эстер. Он не со зла, он чтобы нас защитить. Но всё одно – глядите в оба глаза. Хамсу с собой, везде с собой надо носить!

– Будем носить, родненькие. Кушать хотите? Риба есть вкусная.

– Спасибо баба Роза, но времени нема. Нужно ещё десять домов до Госпитальной улицы обойти. В синагоге увидимся, как всё уляжется.

Ицхак дожёг самокрутку, бросил окурок и растоптал, провожая взглядом троих совсем ещё юных еврейчиков. Улицы Молдаванки засыпало мусором и битым стеклом, кое-где валялись стреляные гильзы. Но даже этот хаос не смог закупорить бутыль жизни нищей одесской окраины: из труб уютно тянуло домашним дымом, тишину ночи прерывала осторожная житейская возня.

– Дякую за ужин, но мени до дому треба. Сподиваюся, общагу ще на ничь нэ закрылы. До побачиння дядя Ицхак, до побачиння баба Роза.

– Ай, дурак. Ну куда ты пойдёшь? Тебя же полицейские видели, они небось сейчас по каждому углу шарят. А если узнают тебя? Аллес цузамен будет, немножко повесят…

– Та ни…

– Ну шо нет, когда да? Ося, не надо мне тут голову любить. Оставайся ночевать. Завтра пойдём до людей Фроима Грача, будем думать за месть, эта борзота погромная сама на нож напросилась. Нам на Молдаванке сейчас твои крепкие руки как раз будут. Оставайся!

Остап кивнул, сев обратно за стол. Ицхак тут же разлил по стаканам первака. Помянули тех, кто сегодня сложил голову за свободу и Одессу. Пили не чокаясь.

***

Макар Леменков, фельдфебель четвёртой роты Замосцкого шестидесятого пехотного полка, пытался пьянствовать. Водка не шла, пиво казалось кислым, от вина в животе крутило. Леменков, редкий по своей породе пьяница, не узнавал сам себя. Впервые в него не лезло…

– Макар Семёнович, ты как? – Капрал плеснул фельдфебелю водки в пустую рюмку. – Совсем не пьёшь, не заболел ли часом?

Леменков с великой тоской посмотрел на прозрачную влагу, схватил рюмку, поднёс к губам и сию же секунду подавился спиртовым духом. Чуть не вырвало.

– Не могу… – с удивлением и ужасом сказал унтер-офицер. – Как жида этого сумасшедшего пристрелил, что-то дурно мне. В кишках крутит, во рту горько.

Фельдфебель взял со стола салфетку и сплюнул, по ткани растёкся чёрно-коричневый комочек, затем вытер уголки рта – остались чёрные следы.

Шшшшшшшшшш – трещало в голове унтер-офицера. Шшшшшшшшлимазл! Умрёшшшшшшшшшшшшшшь…страшшшшшшшшшшшшшшшшно! – Высокие, протяжные звуки сложились во вполне различимую речь.

– Макар, ты чего? – Капрал смотрел в глаза своему командиру и видел, как его зрачки становятся всё шире и шире.

– Дурно мне, братец. Ей-богу, не по себе…

Леменков почувствовал, как внутри шевельнулось и упало, будто кто-то спящий перевернулся с одного бока на другой. В животе булькнуло, в уголках рта заблестела смоляная слюна.

– Тебе бы к врачу надо. Вид у тебя, как у мертвеца…

Макар не слушал. Зрачки его стали столь широкими, что его глаза, мгновение назад бывшие серыми, блестели глянцевой чернотой.

В шинке появился штабс-капитан, солдаты поднялись из-за стола и отсалютовали.

– Сергей Степанович, ваше благородие, – кивнул Леменков. Офицер кивнул в ответ и уселся за соседний столик.

Тут же появился шинкарь, гадкий плешивый человек в засаленной рубахе. Каким-то нелепым чудом от него пахло чистотой, хотя вид он имел запущенный и грязный. Шинкарь поставил на стол перед штабс-капитаном графинчик водки и тарелку мясной нарезки, постоял – подождал, пока Сергей Степанович не опрокинет в себя рюмку и не закусит.

– Холодненькая водочка-то? Колбаска достаточно свежая? – Шинкарь согнулся чуть ли не в поклоне.

– Всё хорошо, Олесь, ступай-ступай. Я тебя позову, если что понадобится.

Не разгибаясь, шинкарь удалился за стойку, шаркая о дощатый пол своими короткими ногами.

Умрёшшшшшшшь – шёпот в голове обрёл интонацию, Леменков ужаснулся, узнав в нём голос убиенного раввина. – Умрёшшшшь и высохнешь, шшшшшшшлимазл!

В животе снова булькнуло, черная горечь потекла по подбородку фельдфебеля, капая на стол и пачкая скатерть. Унтер-офицер слабыми руками вытер лицо.

– Пойду на воздух схожу, – сказал Леменков бесцветным голосом, – подышу, папироску выкурю. Авось и полегчает!

Макар встал, шатаясь побрёл к выходу, хлопнул дверью и исчез. На улице он добрёл до калитки, присел на корточки возле плетня и стал ждать. Минут десять спустя из шинка вышел штабс-капитан: на ходу расстёгивая ремень, офицер бежал к сортиру.

– Олесь, шельма, несвежей колбасой накормил! Убью, сволочь!

Шшшшшшшагай, шшшшлимазл! – прошипело в голове. Леменков медленно поднялся и не спеша побрёл на звуки крепкой офицерской ругани.

Тук-тук-тук.

– Занято! Проклятый шинкарь, собака!

Тук-тук-тук.

– Сказано же: за-ня-то! Имейте терпение…

Тук-тук-тук.

– Да дьявол вас дери, я уже выхожу!

Штабс-капитан отворил дверь, но не увидел настойчивого стучальщика. Никого, лишь единственное окно шинка приветливо освещает тропинку. Сергей Степанович пожал плечами и сделал шаг, затем ещё один. Он чувствовал себя неуютно, да и хотелось поскорей идти ругаться с шинкарём. Сбоку раздался хруст веток, офицер повернулся на звук и крикнул: на него смотрело иссушенное, бледное лицо с огромными чёрными глазами, чудовище беззвучно раскрыло рот и бросилось на Сергея Семёновича, заключив его в крепкие холодные объятия. Холодные сухие губы нашли в темноте тёплый, пахнущий колбасой рот, тугой язык разомкнул зубы и случился омерзительный поцелуй. Офицер почувствовал, как в него проникает тягучая, горькая жидкость, а в ней плещется что-то тяжёлое, по-рыбьи извивается, вползая в самую его утробу. Хотелось крикнуть, но губы налётчика крепко сомкнулись поверх рта Сергея Семёновича.

Когда всё было кончено, штабс-капитан всё же закричал. У его ног лежало высушенное тело фельдфебеля Леменкова.

Ну шшшшшшшшшшто, шшшшшшшштабс-капитан? Пошшшшшшшшшшли?

***

В старом доме на Треугольном переулке в окнах не горел свет, двухэтажный деревянный особняк выглядел покинутым и зловещим. Ицхак постучал в дверь три раза, затем два, затем снова три. Этот код намедни ему передал один из посыльных Фроима Грача.

Дверь слегка приоткрылась, в проёме показалось узкое, невероятно длинное лицо с огромным носом.

– Шалом тебе, Спица, – скрипнул Ицхак. – Пустишь, или мы сюдой пришли весь вечер так стоять?

Длиннолицый не поздоровался в ответ, лишь открыл дверь шире, махнул здоровенной ладонью-лопатой: мол, давайте быстрее проходите.

В дальнем углу комнаты на старом колченогом столе тускло горела керосиновая лампа. В слабом свете Остап разглядел длиннолицего: огромного росту цыган едва ли не гладил потолок курчавым затылком, в левом ухе болталась толстая золотая серьга. Весь он был как-то чудовищно тощ: не человек, а ходячая смерть! Просторная крестьянская рубаха и шаровары на запорожский манер лишь подчёркивали хищную кочевую худобу.

Все трое уселись вокруг стола, глаза цыгана блестели обсидианом в тусклом рыжем свете.

– Нашли ваших хлопцев, почти всех. – Спица пригубил из фляги, потянуло крепким водочным духом. – Двое, машинист и кочегар, работают на николаевском направлении.

– Ба, Ося, коллеги твои… – проронил Ицхак. – Ну и шо они?

– Живут в общежитии при депо. Зовут Николай Валенков и Сергей Чмокин. Больше за них ничего сказать не могу, по описанию вашему – они студентов вешали. А этот ваш солдат, фельдфебель Леменков… Помер, собака. Грач бы и сам хотел его за горло подержать, да не успел. Он в тот же день крякнул, сегодня хоронили.

– Поделом, душегубу. Чтоб тебе могила битым стеклом, поц кровожадный! Жалко не мы его…

– А як ваши люди? Допоможуть? Дуже у нас рук мало, усих беспредельщикив пэрэризаты, – сказал Остап.

– Извини, брат, но мы в этот раз не у дел. Нам сейчас голову показать нельзя – отсекут. Сами многих потеряли в погроме, у самих на счету каждые руки. Чем можем – поможем, но резать не будем. Не дай Бог легавые на Грача выйдут, хана – обезглавят блатных, а без головы они сами друг друга резать начнут. Так что звиняйте, хлопцы. Оружие у нас есть, приходите – дадим, бомбу можем сделать, рассказать можем, если вдруг что где слышали.

– Поняли мы тебя, Спица. На вот, за информацию – двадцать рублей тебе даю. Пришлось солдатские портки подшивать…

– Дядя Ицхак, убери – не позорь меня. Мы за так добрым людям помогаем.

– Тогда мы хочем сказать тебе огромное спасибо! Будь здоров, Спица!

– Нема за шо, дядя Ицхак! И ты себя береги.

Выследить Валенкова и Чмокина оказалось делом несложным, ибо жили они в том же самом общежитии, что и Остап. Взяли слежкой: оба – два приятеля любили залить за воротник в портерной на Дерибасовской улице. Ицхак подговорил босоту с Молдаванки подсобить, и возле той самой портерной Валенкова и Чмокина, уже тёпленьких, схватили, связали и заткнули им рты. Бендюжник Меер дал «на прокат» свой бендюг; спеленатых погромщиков зарыли в сено и увезли на Молдаванку.

В подвале дома на Госпитальной улице машинист и кочегар готовились встретить смерть. Глядя на грустные и злые, по большей части еврейские лица, вешатели и насильники поняли, что сейчас будет твориться расплата. Однако их очень удивил вид палача: из полутьмы на свет единственной электрической лампочки вышел Остап. Парень засучил рукава, в правой руке он держал заряженный револьвер. Короткий выстрел, и Чмокин тут же обмяк на стуле. Во лбу осталась аккуратная кровоточащая дырочка, мозги легли бурой кляксой на стене позади.

– Стой, дай последнее слово сказать, не стреляй! – взмолился Валенков.

– Ну…

– Скажи мне, почему они? Почему русский человек перешёл на сторону всех этих жидочков, социалистов-анархистов и прочего отребья?

– Потому что лучше жить с волками впроголодь, но добывать поесть своей силой и на всю стаю, чем жрать со стола хозяина и ждать пока тот добрый будет. – Привычный малоросский выговор Остапа куда-то пропал. – Ты пёс, и умрёшь здесь как собака.

Остап спустил курок, и Валенкову вышибло мозги.

Утром полицейские нашли тела машиниста и кочегара в Пересыпи.

***

Удивительно много народу собралось на маарив в Балковской синагоге. Погром кончился внезапно, и перепуганные люди спешили помолиться, некоторые из прихожан только в дни погрома вспомнили себя евреями и решили воззвать к высшим силам так, как требуют традиции их народа.

Люди молились, многие потеряли родных и пришли на поминальный кадиш. Остап ждал снаружи. Он не любил мест, куда люди приходят просить Всевышнего; путеукладчик считал себя социалистом, а посему всякую мистику он отвергал и не признавал. Но Остап полюбил портного Блюменберга и его жену Розу Моисеевну, сам того не подозревая, видел он в стариках добрых родителей, которых никогда не имел. Остап дал себе клятву, что пока он жив, и волос не упадёт с седых голов четы Блюменбергов.

Курносый здоровяк сидел на крыльце синагоги и вслушивался в голоса за дверью: люди молились рьяно, искреннее, всей душою. Тёплым октябрьским вечером улица пустовала, заря спускалась на Одессу, зажглись первые фонари.

Остап закурил папиросу, глубоко затянулся и выдохнул, с тоской наблюдая, как дым растворяется в нарождающейся мгле.

Послышался звук автомобильного двигателя, следом показался жёлтый свет фар и через мгновение у крыльца синагоги притормозил чёрный Фиат, за рулём сидел полицейский. Двери салона открылись, и под тусклый свет уличного фонаря вышли ещё двое полицейских чинов и круглый тонконогий человек, одетый в терракотовый костюм. Огромные усы и костюм не по размеру делали толстяка похожим на жука-плавунца.

– А ну стий, драконы легавы! Зараз усих пэрэстрэляю! – Остап выставил перед собою два Нагана. – Зброю на пол!

Трое полицейских переглянулись меж собой, затем глянули на толстяка: тот вспотел, вытирая с выпуклого красного лобика блестящие капли, он дал знак не делать резких движений. Тем не менее троица в форме предпочла не убирать свои револьверы.

Заслышав вопли Остапа, из-за угла выскочили двое хлопцев с винтовками, двери синагоги открылись и в проёме показались люди со стволами наизготовку. Полицейские, осознав преимущество другой стороны, побросали револьверы и подняли руки.

– Мы с миром пришли, прошу всех сохранять спокойствие. Вы что же это, с оружием молиться ходите? – попытался шутить «плавунец».

Из толпы вышел раввин в молитвенном одеянии, один из немногих, он был безоружен. Старика держали под руки, он еле стоял на ногах.

– С кем имеем честь беседовать? – слабым, но уверенным голосом вопрошал раввин.

– Валерий Илларионович Черновольцев, полицейский советник одесской канцелярии.

– Меня зовут Давид Шлоймович Слоущ, я духовный раввин Молдаванки, будем знакомы. И чем мы заслужили визит вашего высокоблагородия?

– Давайте поговорим в более укромном месте, информация государственной важности.

– Что ж, раз уж мы теперь знакомы, можем вести диалог. Либо говорите прямо здесь, у меня от прихожан тайн никаких, либо проследуйте за мной, чтобы я мог сесть.

Черновольцев поправил галстук, тяжело вздохнул и пошёл вверх по лестнице, чувствуя, как чёрные зрачки револьверных и винтовочных стволов внимательно следят за каждым его шагом.

– Э, нет, – выкрикнул Ицхак полицейским, – сюдой ваш шеф один зайдёт.

Старик подошёл к Остапу сзади, сунул руку в карман его пиджака, будто в свой собственный карман нырнул, достал миниатюрный «Браунинг» и дёрнул затвор. – Я там погляжу, Ося, чтобы он не хулиганил.

Рабби Давиду помогли дойти до небольшой комнатушки с различной молитвенной утварью. Старику досталось во время погрома, раввин чудом остался жив, но ослабелое тело не могло помешать сильному духом человеку исполнять свой долг перед Богом и народом израилевым. Ицхак помог Слоущу сесть, держа на прицеле «плавунца» Черновольцева. Самому тайному советнику присесть никто не предложил.

– И так, молодой человек, внимательно слушаю каждое, что вы скажете.

– Градоначальник захворал, и сдаётся мне, что кроме вас ему никто помочь не в силах. – Черновольцев посмотрел на Ицхака снизу-вверх, окинул комнатушку взглядом и насчитал ещё пятерых вооружённых евреев; по их взглядам он понял, что уходить они не станут. – Если он умрёт, в городе начнётся хаос, мне бы этого очень не хотелось, но с его смертью волна погромов может возобновиться. В обезглавленной Одессе порядка быть не может.

– И чем мы можем вам подсобить, ваше высокоблагородие? Вы бы лучше врача позвали, если уж худо в край, то батюшку. Мы чужих покойников не отпеваем…

– Ах, Давид Шлоймович, если бы всё так просто было… Я не дурак сюда ехать, под вашими ружьями танцевать… Звали доктора – тот такой болезни не знает. Генерал-губернатор, его высокопревосходительство, врача искусал, всего чёрной слюной перепачкал. И священника вызывали, тот молитвы читал, кадилом махал, распятье к голове его высокопревосходительства прикладывал. Нет толку: шипит, на идише кричит что-то, сквернословит и пытается вырваться, пришлось его в наручники и кандалы заковать.

Раввин схватился за сердце и тяжело задышал, ему тут же принесли воды. Переведя дух, рав Давид строго посмотрел на Черновольцева, закатил глаза и напустил на себя мученический вид.

– Таки сработал ритуал Шломо…

– Ритуал?

– Диббук… Шломо Эстер, каббалист… Он принёс в жертву свою душу, чтобы стать злым духом. Если верить вашим словам, сейчас Шломо сидит внутри градоначальника.

Кажется, Черновольцев не удивился. Видно, чиновник повидал уже всякого, раз решил ехать на Молдаванку, подставляться под стволы. Ему достало ума прийти и попросить с уважением, другой на его месте мог привезти целую роту, и дело бы окончилось ещё одной перестрелкой.

– Это…Что это ваших ритуалов результат – я понял. Что теперь делать прикажете? Ситуацию я вам обрисовал, но скажу прямо: нужно торопиться. А никак помрёт Дмитрий Борисович? Уже и почти не дёргается, его высокопревосходительство, не ест и не пьёт…

– Вы ведь за помощью пришли, так ведь, Валерий Илларионович? Вы не нашего круга человек, поэтому за услугу услугой. Мой народ готов к ещё одному погрому, не сомневайтесь – переживём. А так ли быстро в Одессе восстановится власть, если начнётся хаос?

– Я всё прекрасно понимаю, Давид Шлоймович, подарков и не ждал. Каковы ваши условия?

– Вы, я вижу, человек умный. Я готов помочь генерал-губернатору, но при условии, что больше ни одна сволочь в Одессе и пальцем не тронет еврея, что погромов отныне и впредь не будет, а все синагоги и духовные места, что пострадали от рук мародёров, восстановят за счёт государственной казны. Идёт?

– По рукам, – ответил Черновольский. – И каков план действий на данный момент?

– Нам нужно найти братьев Эстеров. У них достаточно силы, чтобы заставить Шломо покинуть тело градоначальника.

Концовка в комментах. Больше рассказов и прочих интересностей здесь

Примечание от автора: я учту на будущее пожелание читателей — выкладывать рассказ целиком (в комменты). На всякий случай оставлю ссылку на первую часть

Красовский проснулся. Головная боль пульсировала в висках, нестерпимо ныли суставы.

– Должно быть, продуло… – сказал Андрей и зевнул.

Вчерашнюю уборку вспоминать не хотелось совершенно. Чтобы развеять тревогу, Красовский отправился в трактир. В послеобеденное время улицы обыкновенно пустовали, лишь редкий ямщик нарушал тишину. Красовский шёл навстречу неласковому апрельскому ветру, его трость отбивала мерную дробь по брусчатке. В смоляном безмолвии переулков слышались и другие удары: шлепки дерева о плоть, а между ними – слабые стоны. Красовский остановился, чтобы посмотреть: чистильщики задорно лупцевали палками несчастное существо. Растрёпанная женщина вцепилась в закоченелый труп. Её и саму тронула болезнь: глаза ввалились внутрь, волосы наполовину слезли с черепа, чёрные пятна разбежались по синюшной коже. Несчастная всеми силами пыталась отвоевать тело мужчины – должно быть, своего возлюбленного.

Чистильщики в нелепой прорезиненной белой одежде напоминали сухопутных скатов. Ещё один меткий удар палкой и страдалицу удалось отогнать. Будто мешок, они подхватили иссушенное, невесомое тело и с залихватским размахом бросили его в телегу. Красовский поморщился. Он не любил людей и не испытывал к ним сочувствия, но ведь однажды так могли поступить и с ним. А он – о, это совсем другое дело!

Доктор прибавил шагу. За его спиной мычала женщина. Ещё один удар оборвал её стоны.

Ноги сами принесли Красовского к порогу «Худого бочонка». Трактир пустовал, лишь какой-то местный пропойца тихо посапывал в углу. Увидев дородного, рыжеусого господина в дорогой шинели, трактирщик оживился.

– Ваше-родие, – он приветственно кивнул. – Рановато вы… Вечером будет струнный квартет с солисткой, вот и приходите. Вы же музыку любите?!

– Ах, Григорий. Душа болит! Ты мне кружку портера плесни, а там как пойдёт. Может, и до вечера буду! Где половой-то твой? Где Макар?

– Макар… Матушка его намедни заходила, сказала, язык душит... С жаром провалялся в свой отгул, да не воротился на работу-то. Говорит, сына с невесткой в их собственном доме закрыли, на улицу не пущают. – Григорий перекрестился. – И до Макара дьявол добрался!

– Да не дьявол это! Зараза, как простуда или корь. Только тут надежды выздороветь нет. Заболел – иди сразу могилу рыть. Из лекарств один реливиум.

– Совет за него такую цену ломит, проще сразу лечь и сдохнуть, – покачал головой Григорий, взглянув на Андрея, добавил: – А всё одно! Болезни, ваше-родие, они от дьявола! А Совет, то слуги Сатаны…

– Тут я с тобой согласен. Налей ещё, первая быстро ушла.

Перед Андреем появилась новая пинта битумно-чёрного пива.

Трактирщик заговорщически поднял одну бровь и совсем по-доброму улыбнулся.

– Вы ведь доктор, верно? Как думаете, есть способ сделать лекарство дешевле, чтобы и для простых людей?

– Был я доктор. Теперь уж и не знаю, как обозваться… Способ, он наверняка есть. Вот только для открытия нужно много денег, времени и людей. Врачи вне Совета себе такого позволить не могут. Вся медицина сейчас под белыми дьяволами…

– А что же царь думает? Императорское его величество-то? Разве ему не положено радеть за нас, подданных своих?

Красовский допил вторую кружку и понял, что торчать в трактире до темноты не станет. Расплатившись с Григорием, он вышел продолжать дневной моцион.

***

«Кукушкино гнездо» – одна из главных окраинных достопримечательностей! Крупнейший бордель с великим выбором девиц. Сие гнездо разврата расположилось в старом купеческом особняке о трёх этажах с фасадом пошлого лилового цвета.

Возле дверей дежурили белые «скаты»: восемь человек, каждый с болтовой винтовкой со штыком. Вокруг чистильщиков, безучастно нарезая круги, маячил городовой. «Вот и всё», – подумал Красовский. – «И до храма любви дотянулась болезнь…».

– Доброго вам дня! – поздоровался некто.

Андрей обернулся, и увидел долговязого русоволосого мужика в косоворотке. Это был рабочий, завсегдатай «Бочонка». Довольно часто они с Красовским вели задушевные беседы о жизни, но до сих пор не знали друг друга по имени.

– Здравствуйте! – ответил доктор. – И вы, стало быть, за девочкой пришли?

– Можно и так сказать… Только вот я всё к одной хожу. К Софье… Уж больно хороша, чертовка... Вчера не появлялась, сегодня виделся с их матушкой-сводницей, спрашивал за неё, говорит не приходила. А тут эти нагрянули, на улицу вытолкали. Кто-то из мелких чинов Совета здесь чуму подцепил, – мужик посмотрел на доктора, в его глазах вспыхнула надежда. – А вы ведь знали её, Софью-то.

– Я? Честно сказать, первый раз сюда пришёл.

– Да вы видели её, в трактире. Она частенько там бывает. Тоненькая такая девка, всё в чёрном платье да в перчатках кружевных. Припоминаете?

У Красовского кольнуло под сердцем. Это же она! Та самая девушка, что пришла избавиться от ребёнка.

– Нет, что-то не припомню.

Огонёк надежды стал гаснуть в глазах рабочего. Видно он прикипел сердцем к продажной девице.

– Дурное это дело, к шлюхам привязываться. У них ни чести, ни совести. Дам исключительно мужской совет: остыньте!

– А это уже не вашего ума дело, – огрызнулся мужик. – И без ваших советов разберусь!

Красовский пожал плечами и побрёл обратно домой. Если врачи Совета не уследили за одним борделем, то и в другом доме любви заразиться запросто.

Ночью, лёжа на своей широкой кровати с балдахином, Красовский неистово мастурбировал. Он представлял соитие с пышногрудой толстушкой Лией, с его госпожой Циммерман!

***

Громкий стук, снова. Настойчивый гость грозил вот-вот снести дверь с петель. Красовский поёжился. Ещё совсем недавно его разбудили похожим образом. Неужто расправа над чумной девицей была лишь неприятным сном?

Андрей накинул халат и поспешил вниз. Глянул в глазок: на пороге топталась купчиха Самсонова. Исполинская баба теребила в руках сумочку и нервно озиралась по сторонам.

– Доброе утро, мадам, – зевнул Красовский. – Какими судьбами?

– Да вот… Снова к вам со своей греховной бедой…

Они зашли в дом, Красовский захлопнул дверь. Щёки Самсоновой рдели как рябина на снегу. Стыд распирал её каждый раз, стоило переступить порог этого дома. Сегодня она выглядела особенно взволнованной.

– Не желаете кофе? Обыкновенно я только так и просыпаюсь. На всякий случай сварю на двоих.

– Не откажусь, Андрей Константинович.

Красовский подкинул угля в топку печи «Стерлинг», и поставил турку на конфорку.

– Что, снова Семёна Никоноровича бес попутал? – Красовский подмигнул купчихе.

– Нет, ах, как жаль что нет… Это меня бес попутал, – купчиха чуть не плакала. – Связалась с зеленщиком, пока муж был в отъезде. Вот уже неделю как распуститься цветок-то должен, никак понесла?

– Голубушка, два месяца назад были у меня… Греховно живёте.

– Покаяться надо… В церковь схожу – исповедаюсь. Всё батюшке расскажу, а за детей убиенных свечку поставлю, упокой их Господи.

Красовский разлил кофе по чашечкам и пригласил купчиху за стол. «Уж эта курица всё с мыслями о доме, на улице не ночует, да с бродягами не якшается», – думал Красовский. – «У неё-то, родимой, языка точно не будет». Они молча допили кофе и проследовали в кабинет.

Без всякого стеснения Самсонова стянула с себя корсет, платье и исподнее. Фигурой она была крепка, кровь с молоком. Почтенные годы лишь добавили фигуре соблазнительности. Красовский смотрел на огромные, налитые материнской силой груди.

Андрей был осторожен. Прежде чем произвести дальнейшие процедуры, он внимательно осмотрел купчиху: никаких пятен, кожа розовая и упругая. И намёка нет на следы проклятой заразы.

– Так, что тут у нас. Ореолы сосцов потемнели и набухли, белая линия живота также потемнела. Ну-ка, залезайте на кровать. Ноги шире, таааак. Шейка матки лиловая, площадь сетки сосудов увеличилась. Да, мадам, вы определённо беременны.

Красовский испытывал какую-то иррациональную благодарность купчихе: не заболела, забеременела – пришла к нему. В конце концов, деньги не пахнут, а сейчас каждая копейка на счету.

Красовский аккуратно вскрыл ампулу с морфием и бережно снарядил шприц. Постучал по игле, стряхнув с острия упрямые мелкие капельки.

– Мадам Самсонова, стисните зубки крепче, сейчас будет немного больно. Так, – Красовский навис над купчихой, раскорячившейся на Рахмановской кровати. – Вот и всё! Вы кожу на локте возьмите в щёпоть, ноготками – до боли. Как перестанет саднить, тут же приступим к операции.

Операция прошла быстро. Уже привычное к вмешательствам лоно было податливым. Крови в этот раз было много, кюретка повредила сосуд в матке, но будучи уже опытным врачом Андрей сумел легко остановить кровотечение.

Будто назло, в подвале разорался Аарон, и в этот самый миг оклемалась купчиха. Сдавленные крики были едва слышны, но всё же вполне различимы. Чтобы заглушить низкий, надсадный вой, Красовский принялся греметь инструментами и деловито переставлять склянки с места на место.

– Чей это голос? Я слышу крики…

– Не извольте беспокоиться, мадам, это всего лишь слуховые галлюцинации. Такое бывает после морфия.

Пристыженная купчиха быстро пришла в себя: оставила пятнадцать рублей и обещала больше никогда не возвращаться.

Посреди багровой лужи на дне таза плавали ошмётки слизистой, в глубине багрового месива покоился эмбрион. Осторожно, чтобы не расплескать содержимое, Красовский спустился по лестнице. Аарон замолчал, но за заветным поворотом в тяжёлом подвальном мраке слышалось пение, слабое, убаюкивающее, должно быть колыбельная… Андрей думал, что сходит с ума. Чем ближе он подходил к двери, тем отчётливее становились звуки. Пела девушка.

Красовский аккуратно поставил таз на пол, достал ключ и отпёр окошко. От удивления он потерял дар речи: Аарон лежал на боку, завернувшись в какое-то тряпьё, а над ним склонилась обнажённая девушка, Софья… Андрей поднёс керосинку ближе к решётке и охнул: по ту сторону двери, щурясь от света, на него смотрел малость отощавший, но здоровый человек! Ни единого чёрного пятнышка. Прошло уже несколько дней, заточение в подвале должно было только приблизить смерть, но каким-то чудом девушка выздоровела. Ярость кислым кипятком обдала кишки: Аарон ослушался!

– Аарон! – взревел Красовский. – Я велел тебе убить эту чумную шлюху!

Голем зашевелился под тряпками, Софья приложила палец к губам: «Не буди!».

– Пожалуйста, не шумите… У него мигрень.

– Как ты…у тебя же…чума!

– Аарон меня спас, – глаза Софьи привыкли к свету, она смотрела на Красовского и улыбалась. – Когда я совсем ослабла, он жевал для меня лук. Его слюна… Она на вкус как грибы. Не ругайтесь! Он хотел убить, правда… Но я пообещала, что научу его быть мужчиной. И его семя на вкус как грибы, грибы и глина. Потом мне стало лучше. Я выздоровела! Смотрите! – Софья встала с колен и закрутилась как дервиш. – Я здорова!

Красовский не верил своим глазам. Свершилось настоящее чудо. Но более всего бывалого врача восхищало и одновременно злило спокойствие Софьи. Просидела неделю в сыром подвале, в компании чудовища, почти без еды и всё ещё улыбается?

– И мой ребёнок. Я чувствую, ему тоже лучше. Он выживет!

Аарон проснулся и неуклюже потянулся. Заспанными глазами он посмотрел на Софью, глянул на отца и улыбнулся.

– Она больше не больна, отец! Будет жить.

– Я приказал тебе убить её, ты ослушался, никаких свечей и книг на два месяца! – голос Красовского был угрожающим. – А ты, грязная шлюха, соблазнила моего мальчика, лишила его чистоты и за это умрёшь.

В глазах Софьи не было страха. Она внимательно и строго смотрела на Красовского. Однажды смерть уже отступила, и девушка считала, что не может снова оказаться на пороге вечности. Красовский достал из-за пазухи револьвер, взвёл курок и нажал на спуск: пуля нагана вошла аккурат между глаз; девушка дёрнулась и тут же рухнула, в её глубоких карих глазах навсегда запечатлелось бесстрашие.

Аарон взвыл, кинулся к бездыханному телу и сгрёб в охапку. Он плакал навзрыд, горько, искренне.

– Таз вылизать не забудь, я за ним через час спущусь. Будешь вести себя хорошо – дам книг и свечей пораньше. И да, Аарон, с сегодняшнего дня я буду давать тебе нормальной еды, как ты и просил…

***

Чёртова плесень убивает болезнь, кто бы мог подумать? Все эти годы под боком было лекарство… Красовский мог тайно проводить исследования нового препарата, заработать денег и, возможно, избавить столицу от сонной эпидемии. Быть может он стоит на пороге открытия альтернативы реливиуму, менее дорогого, но действенного препарата.

Раствор плесени пах грибами, а цветом напоминал тёмное пиво из трактира «Худой бочонок». Сходство с популярнейшим напитком докеров натолкнуло Красовского на мысль. Он понял, где нужно искать своего первого пациента. Андрей слил варево в чистую винную бутылку, заткнул пробкой и убрал в саквояж.

Улицы наводнили «скаты». Красовский тихо радовался: падальщики с переполненными труповозками лишний раз напоминали о неспособности Совета контролировать эпидемию. Пускай они сделают реливиум дешевле хоть в десять раз, всё равно не удастся сдерживать океан смерти за стенами изоляторов.

Худой бочонок в этот час пустовал. Не было и спящего пьянчужки, один лишь трактирщик Григорий с безучастным видом протирал пивную кружку. Григорий и Красовский встретились взглядами.

– Вы что-то всё раньше и раньше стали приходить, ваше-родие. Скучаете? Вам как всегда, портера?

– Спасибо, Григорий, но не сейчас. Ты лучше скажи, слышно что о Макаре?

– Болен он. Ходил до его дома недавно, кое-что из еды и вещей передать. Так скаты окна и двери все досками заколотили. Больных в городе всё больше становится, совету людей не хватает каждый дом караулить.

– Значит, жив ещё?

– Жив, ваше-родие, жив. Запертый в доме, как в гробу сидит. Плохой уж совсем, но живой ещё. А вам до него какое дело? Он, считай, уже мертвец.

– Он давно болен, – сказал Красовский мрачно. – Как бывший врач я рисую для себя карту болезни. Хочу понять, когда язык слизывает последнюю каплю жизни. Да и знал я Макара, хочу ему передать кое-что. Мне нужен его адрес.

– Вы сильно рискуете, навещая чумной дом. Скаты стерегут, будь они неладны, да и подцепить заразу – тьфу! Но если вам действительно нужно, что ж, запоминайте адрес. Только бога ради, если вдруг станет хуже, не приходите сюда… Довольно и одного Макара.

***

Дом Макара находился на окраине беднейшего района. Старинный терем от времени почернел; окна с резными наличниками заколотили досками, безмолвный и мрачный, он и в правду напоминал гроб. На массивной деревянной двери красной краской нарисовали кричащий череп с высунутым языком – символ чумы. Щербатый забор ещё не разобрали на дрова, двери калитки не заперты. Красовский выдохнул, пнул ветхие доски и вошёл во двор. За домом он достал из саквояжа прорезиненный плащ-дождевик, надел перчатки, лицо обмотал марлей, пропитанной чесночным маслом.

Красовский зашёл с чёрного хода, небольшим ломиком отковырял доски от дверного косяка. Гвозди держались хлипко, Красовскому не составило труда разобрать дверь.

В доме царила тьма, даже сквозь крепкий чесночный дух доктор ощущал затхлость чумного гнезда. Повсюду валялся какой-то хлам: изломанная мебель, битая посуда, разбросанные тряпки; чистильщики церемониться не привыкли!

– Макар! – позвал Красовский, запалив свечу. – Есть живой кто?

Андрей обшарил весь первый этаж, но не обнаружил ни единой души.

На втором этаже вдруг закашляли, Красовский осторожно пошёл навстречу. Ветхая деревянная лестница жалостливо гудела под могучей поступью восьмипудового человека. В коридоре второго этажа было значительно чище, в самом его конце брезжил едва различимый свет.

– Макар! – снова позвал Красовский, а в ответ опять тишина.

Андрей сглотнул и зашагал быстрее. Он очутился возле открытой двери в спальню, изнутри тянуло нестерпимым гнилым смрадом. Красовский зашёл в комнату и вскрикнул: на одной кровати лежал иссушенный женский труп. Тлен обнажил жёлтые зубы мертвеца, глазницы чернели пустотой, нос ввалился внутрь. На второй кровати лежал отощавший, покрытый струпьями человек. И он был похож на мертвеца, но ровное, хоть и слабое дыхание, выдавало жизнь в испорченном теле. Керосиновая лампа стояла на прикроватной тумбочке, топливо выгорало и пламя тускнело, а потом и вовсе потухло. Красовский достал из саквояжа ещё одну свечу, зажёг и поставил рядом с керосинкой.

– Давай, Макар, глотни, это настойка на луке и грибах, легче станет!

Макар смотрел на спасителя и глаза его горели безумием. Повинуясь рефлексу, он пил снадобье.

– Вот умница, – мурлыкал Красовский. – Молодец! Допивай, а станет лучше – приходи меня навестить. Я адрес на этикетке написал. Ну, будь здоров, Макар!

Красовский спустился на первый этаж и вышел во двор. Снял с себя прорезиненную одежду, свалил её в кучу и поджёг.

По пути он поймал свободную карету и велел кучеру поторапливаться. Ему хотелось оказаться дома как можно скорее, пропарить в бане косточки и выпить горячего чаю. Зараза не терпит жара и чистоты.

***

Через пять дней, будто мертвец с того света, объявился Макар: худой, перемазанный сажей, он вонял могилой. Тяжёлый взгляд его по-осеннему серых глаз выражал величайшую усталость. В правой руке он сжимал бутылку с заветным адресом.

Красовский вышел из сеней во двор, огляделся по сторонам: не привёл-ли хвост? Чисто, улица пустовала в утренний час.

– Заходи, чего встал? Сейчас баньку истопим. Так. Становись в таз и скинь с себя одежду, сланцы надень!

Макар безмолвно повиновался. Красовский заставил его выпить добрый стакан крепкого плесневого отвара, после отвёл в баню, заставил отмыться до розовой чистоты. Удивительными оказались метаморфозы: там, где ещё пять дней назад жирно чернела чума, теперь розовели рубцы. Макар был тощ, измождён, но всё же здоров.

Макар молчал шесть дней. Лишь на седьмые сутки за обедом он проронил свою первую фразу:

– Я ведь дом сжёг... Его дед мой построил, в нём отец помер, в нём язык придушил мою жену. Там поселилась смерть.

Ком встал в горле Красовского, он запил водой – чтобы провалилось, его глаза встретились с глазами Макара. Тело этого человека шло на поправку, но душой он был на той стороне.

– Пока вы не пришли, моя жена… Я смотрел на её тлеющие мощи и слышал её голос. Она звала меня за собою… А я не пошёл. Мать нас бросила умирать, это она позвала скатов.

– Будет тебе, Макар. Я уверен, она как лучше хотела, просто не знала, как помочь…

Красовский привык ко всякому, но душевные болезни по-прежнему пугали и заставляли задуматься о крепости собственного рассудка.

Спустя две недели тело юноши приобрело прежнюю крепость. Мускулы стали упругими, накопился чуток подкожного жиру, но разум Макара так и остался на пороге вечности. Он почти не говорил, ел через силу, вставал с постели только если позовут. Андрей Константинович был злым и чёрствым сухарём, но скупые крупицы человечности заставляли жалеть страдальца искренне.

– Макар, помоги-ка мне тяжёлый ящик достать! Из подвала… – сказал как-то Красовский. – Одному не уволочь!

Макар кивнул, поднялся со скамьи, и словно деревянный, на плохо гнущихся ногах зашагал вниз. Он шагал и шагал, пока не дошёл до развилки. Он хотел было повернуться к Красовскому, спросить – куда идти дальше, но холодный ствол револьвера упёрся в затылок, спущенный курок щёлкнул, голову несчастного продырявило насквозь, бурой кляксой мозги легли на кирпич. Макар умер. В свете керосиновой лампы лицо его выглядело умиротворённым.

В самом дальнем углу подземелья завыл Аарон. Голем помнил этот звук – звук выстрела, он знал, зачем люди стреляют.

– Успокойся, Аарон! Не заставлю есть мертвечину. – Красовский снова солгал.

***

Не так-то просто распространить слухи о новом лекарстве. Но способ нашёлся: через знакомых купчихи Самсоновой обнаружились анонимные больные – люди среднего достатка. Каждый новый выздоровевший приводил кого-то из своих друзей и знакомых, а тот ещё кого-нибудь. Красовский назначал тайные встречи в разных частях города, на дому никого не принимал, боялся привлечь внимание псов совета.

Позже, после чудесного исцеления сына заместителя почтмейстера, в дом стали приходить письма с просьбами о помощи. На конвертах не значился адрес получателя, но благодарный почтовый чиновник исправно перенаправлял эти таинственные послания.

Труп Макара ушёл на суп, котлеты, колбасу и холодец. Жуткая пища подарили голему ещё одну деталь человеческой анатомии: анус. Теперь глиняный истукан мог испражняться, его экскременты, плесень вперемежку с глиной, по целебности не уступали слюне и грибку с поверхностей тела. Больше Аарону не давали человечины. Андрей понимал, что превращение чудовища в человека может и подождать.

Удивительно, но совет не торопился вмешиваться. Вскоре на окраинах города почти не осталось чумоносцев. Совет дал о себе знать лишь после излечения известнейшего адвоката, Семёна Лаврентьевича Смирнова. Красовский вылечил его одной капельницей; до сего момента именитый юрист отдавал бешеные деньги за инъекции ревливума. Сунувшись в кошельки столичных толстосумов, Красовский шагнул на чужую территорию. Псы совета не заставили себя долго ждать.

Поздним вечером Красовский готовил ужин. Гостей он не ждал, осушил добрую бутыль «Шардоне» и пребывал в прекрасном настроении. На сковороде аппетитно потрескивал ломоть жирной свинины. Андрей изготовился было накрывать на стол, как в дверь постучали, тихо, будто боялись показаться невежливыми, затем ещё раз – чуть громче. Всего несколько мгновений зловещего безмолвия и в сенях будто взорвалась граната. Дверь слетела с петель, поднялась стена пыли, в доме возникли две высокие фигуры в строгих белых сюртуках. Псы пожаловали! Один из них, поджарый и долговязый, держал наизготовку револьвер, второй, чуть ниже и шире, возложил ладонь на эфес рапиры.

– Давайте без глупостей, Андрей Константинович. Ваш папенька очень огорчится, случись с вами какая напасть … – говорил широкоплечий человек с густыми каштановыми бакенбардами. Красовский узнал его: о, сколько пинт дивного пива подал этот крепыш!

Узнал он и второго пришельца. Высокий сухопарый человек был никто иной, как тот самый «безымянный» рабочий, теперь он сменил косоворотку на вычурный пёсий наряд…

– Да, вы всё верно поняли, – долговязый будто прочитал мысли доктора. – Всё это время вы были у нас под надзором, милейший. Как таракан под стёклышком. И век бы вам в бабьем сраме ковыряться… Ну, где он?

– Кто – он?

– Не придуривайтесь! – вскрикнул Григорий и на дюйм вытянул рапиру из ножен. – Где глиняный человек, где Иудов истукан?

– Ах, вот вы о ком… В подвале. Я держу его там. – Сказал Красовский и сглотнул. Его нервировал ствол револьвера, глазом покойника глядящий в самое сердце. – Спокойно, давайте не будем делать глупостей, господа. – Красовский развёл поднятые руки и попятился к плите. – Я ещё пожить хочу.

Долговязый только и успел моргнуть: в него полетела раскалённая чугунная сковорода. Убивец не успел увернуться, чем и воспользовался Красовский. Андрей грациозно, как большой кот, прыгнул ко входу в подвал, плечом выбил дверь, и как раз вовремя: в дюйме от уха просвистела рапира. Долговязый неуверенно поднялся на ноги, на лбу его вздулась большая пунцовая шишка.

Одолевала одышка. Тяжеловесный, заплывший жиром, Андрей натужено пыхтел, ускользая в спасительный приют кирпичных коридоров. Его преследователи петляли в темноте, незнакомый лабиринт увёл их далеко во тьму, но Красовский слышал, как «белые дьяволы» сокращают дистанцию. До заветной двери совсем близко – рукой подать, вот уже слышно как кричит Аарон…

– Фёдор, зажги папиросу-то хоть! – в темноте голос Григория разлетался гулким эхом.

– Эх, досада! Спички обронил. Надо бы назад вернуться, канделябр Красовского прихватить… А никак уйдёт, гнида! – с этими словами они сорвались с места.

Двигались на ощупь, хватались трясущимися руками за холодные осклизлые кирпичи. Тишина стояла гробовая, замолчал голем, не слышно и Красовского, только невнятные шорохи и шелест внутри стен.

– А ты не думал, как там поживает твоя жидовочка Лия? – крикнул Григорий зло. – Ты ведь на всю Прагу наследил, шельмец! Её взашей выгнали из музея, от общины отлучили. Небось, с голодухи померла где-нибудь в канаве, пока ты тут в бабьем сраме копошишься.

Долговязый Фёдор залился гаденьким квакающим хохотом. Он смеялся столь мерзко и наигранно, что Красовский вскипел в сию же секунду.

– А ты чего зубоскалишь, длинный? Давно с Софьюшкой своей виделся? – раздался голос Андрея откуда-то из-за стены.

– Какое твоё дело, крыса подвальная? – Фёдор перестал смеяться.

– Так ведь её голем сожрал, в этом самом подвале. И тебя он здесь сожрёт…

Григорий и Фёдор шли на звук, но Красовский всё время ускользал и начинал смеяться за их спинами. В этих катакомбах Андрей провёл много лет, даже без света он прекрасно ориентировался в хитросплетении кирпича и бетона.

Фёдор сдавленно зарычал и пальнул из револьвера. Огонь выстрела на мгновение выхватил одну лишь пустоту коридора. Страх затмевал разум, нарастала паника.

– Да будь ты проклят! – прорычал Фёдор и выстрелил. Снова мимо.

Ещё четырежды он спустил курок, ещё четыре пули застряли в старинной кладке.

– В Нагане семь патронов. У меня у самого такой же, какая напасть – оставил его в ящике стола, – сказал Красовский где-то совсем близко. – Один раз ты выстрелил там – наверху, ещё шесть раз промазал здесь, под землёй. Сумеешь перезарядить револьвер в темноте?

Чиркнула спичка, запалив свечу. За спинами преследователей стоял Красовский, а рядом топтался нескладный холм уродливой плоти.

– Аарон, видишь этих замечательных господ? Они хотели убить меня, а тебя изрубить на куски. Ты знаешь что делать, сынок…

Голем ещё секунду смотрел на двух людей в белых сюртуках, сжал кулаки, громко топнул и понёсся на них, словно скорый пассажирский поезд. Он воздел к потолку свои громадные руки-молоты и с силой обрушил на врагов. Григорий успел вынуть из ножен рапиру и ударить чудище по руке, но клинок лишь застрял в вязкой смеси плоти и глины. Голем взревел! Он бил, стучал, топтал, рвал. Мягкая плоть врагов лопалась, легко отделялась от костей, а сами кости в этих могучих руках были хрупкими как ячная скорлупа. В приступе ярости Аарон даже откусил ступню от оторванной ноги. В считанные мгновения от двух крепких псов совета осталась лишь кучка изорванного мяса.

***

Один из коридоров сообщался с отводным тоннелем ливневой канализации. Человек и голем спускались к реке. Морозец подсушил грязь и сковал лужи льдом, бурую почву укрыл первый снежок. Аарон, преисполненный счастья, изучал этот новый, прекрасный мир. За годы заточения он и не мечтал увидеть столь прекрасные картины живой природы. Большие ступни разного размера оставляли глубокие следы в мёрзлой грязи. Голем смотрел на ровные, одинаковые ноги отца и почему-то грустил.

– Отец, я ведь не ел ту девушку? Ты нарочно сказал, позлить плохого человека хотел?

– Конечно не ел…сынок. Отныне и впредь никакой человечины, клянусь!

Аарон одобряюще кивнул. Грубая кожа его от мороза покрылась крупными цыпками, голем поёжился.

– Холодно… – сказал он.

– Это потому что живая плоть в тебе разрослась. Мы, люди, чувствуем холод, и жар нам вредит, даже чашка горячего чая может больно ошпарить ляжки! Нас могут убить железо и свинец, даже зараза, подхваченная от портовой шлюхи, запросто сведёт в могилу! Глина же вечна… Она появилась на земле задолго до человека и будет ещё целую вечность после него. Ну что, Аарон, всё ещё хочешь стать человеком?

– Хочу. Жизнь хрупкая, от того и ценная. Как тот фарфоровый сервиз, что ты хранишь за стеклом серванта. Я не видел нежности перед глиняными крынками и печными горшками. Человек это фарфор, созданный самим Господом, голем – глиняный горшок, созданный человеком. Чтобы глина стала фарфором, её нужно закалить в печи, я прочёл это в книгах. Я страдаю и мне больно жить вот так. В страданиях суть моей закалки, я стану божьим фарфором, буду настоящим!

Красовский смотрел на своё творение изумлённо. Ещё совсем недавно голем едва мог связать предложение из пяти слов, а теперь, когда он ел, испражнялся и мёрз как человек, мозги его работали ладно.

Голая равнина перешла в сосновую рощу, тощие одинокие деревца сменились непролазной чащобой. Много вёрст осталось позади, а они всё шли. Деревья всё плотнее обступала узкую звериную тропу, становилось всё тяжелее продираться сквозь колючие разлапистые ветви.

Из самой глубины леса показался покосившийся, чёрный от времени сруб. Кривые ставни заколочены, но дверь держится на петлях крепко.

– Пришли! – выдохнул Красовский. – Это старый охотничий домик моего деда. Я уж боялся, что лес его прибрал к себе, ан нет – стоит! Заходи, Аарон. Начнём обживаться.

***

Завтракали варёным зайцем. Аарон закинул в котёл освежёванную тушку, в закромах нашлась соль. Горячая еда была очень кстати: дрова в печи прогорели быстро и дом к утру остыл. Озябший Красовский грелся у очага и с удовольствием прихлёбывал бульон. Тушку поделили поровну, голему половина зайца оказалась на зубок, Андрей же впился челюстями в жилистое варёное мясо. Пытаясь в очередной раз оторвать мясо от костей, Красовский почувствовал, как что-то хрустнуло. Тёплая струйка побежала по нижней губе, Андрей увидел собственный зуб, застрявший в заячьей ножке. Потрогал языком дырку в кровоточащей десне, надавил пальцем на соседний зуб – шатается.

Ужас уколол в самую душу. Красовский будто бы ощутил на себе гнилое дыхание смерти и холодный скользкий язык, дьявольским галстуком затягивающийся на шее. Чума… Стало тяжело дышать, Андрей расстегнул ворот рубахи и стянул её с себя. На правой руке разрасталось иссиня-чёрное пятнышко. Мелкие, словно гречневые зёрна, отметины смертельной заразы ползли от рук к шее. Андрея стошнило.

– Язык! – воскликнул он удивлённо. – Как? Когда, Аарон? Я ведь всё время следил, опасался…

Голем посмотрел на создателя озадаченно, с задумчивым видом подбросил дров в очаг. Прорезавшиеся из глины мозги лихорадочно работали, пытаясь подобрать верное решение.

– Тебе нужно добыть еды, – отец снял мысль с языка. – Как следует наесться. Ты, должно быть, уже и сам понял.

– Знаю. Гриб съедает гниль и заразу, но не трогает живую плоть. Я ведь наблюдал за Софьей…

(Концовка в комменте под постом)

Вечерами Красовский захаживал к хранительнице музея Карлова университета, пышногрудой сорокалетней брюнетке. Не познавшая радости замужества, старая дева легко отдавалась тощему студенту. После страстного коитуса на складе университетского музея, Красовский и хранительница лежали нагими на куче одежды, пили вино и закусывали ароматным сыром.

– Я скоро уезжаю, Лия. Нужно возвращаться в столицу, совет подготовил для меня место. Кончится практика, меня приставят помощником к опытному хирургу.

– Когда ты уезжаешь?

– Послезавтра утром.

– Жаль, – голос хранительницы дрогнул. – Жаль не успеешь на выставку, она как раз будет послезавтра. Тебе бы понравилось, с таким-то интересом к потустороннему... Завтра прибудут экспонаты! Представляешь? Раввинский суд разрешил выставить останки пражского голема и дневник самого рабби Лёва! Вчера в нашей синагоге были жаркие споры! Всё-таки решили, что артефакты каббалистов – культурное наследие, а не ритуальная атрибутика. Ах, это такое событие! Будет чуть ли не половина города. Привезут ещё ярославские мироточащие иконы, из Дублина прибудет статуя девы-Марии, плачущая кровью…

Лия восторженно перечисляла экспонаты, восхищалась непосильным трудом координаторов, упоминала каких-то малоизвестных учёных. Андрей пропустил тираду мимо ушей, но упоминание дневника рабби Лёва его взволновало. Он слышал и много читал про историю пражского голема, и пока на лекциях по танатологии профессор вещал о теории воскрешения умирающих, Андрей думал об оживлении неживого. Сама судьба толкала дневник раввина-каббалиста в его руки.

Следующим вечером Красовский снова навестил Лию. Приволок с собою копчёного сыра и прочих «деликатесов». Платой за прощальный пир Лия устроила Красовскому персональную экскурсию: все экспонаты, включая дневник, разместили в небольшой комнатушке без окон. Раритеты даже не потрудились запереть! После они устроили прощальный вечер любви, как и всегда – в пыльной кладовке. Подвыпившая хранительница хотела впрок насытиться молодостью Андрея. Но стоило ей добраться до заветной бутылочки, как тут же на неё свалился тяжёлый морок. Вино со снотворным подействовало быстро, и Лия уснула мертвецким сном.

Красовский наскоро оделся, сунул дневник подмышку и запахнул плащ.

Охрана университетского музея знала о «помощнике» госпожи Лии Циммерман. Никто не обратил внимания на сутулую фигуру студента, растворяющуюся во тьме.

Красовский забрал собранный заранее чемодан, в городе сел на заказной дилижанс до Моравии, там нанял кучера, и тот увёз его в Польшу. Он возвратился в столицу, со всеми причитающимися справками и рекомендациями ушёл за стены родной альма-матер. Университетская жизнь вернулась в привычное русло.

Подспудное ожидание суда не оправдалось. Ни через месяц, ни через полгода, ни через год за Красовским не пришли полицейские. Он думал о Лие: какой ценой ей досталась его свобода?

День в операционной, день в стационаре, всюду Красовский ходил хвостом за признанными светилами медицины и впитывал знания. Вечерами он изучал дневник: на ветхих пожелтевших страницах раввин рассказывал о своих опытах с неживой материей, о богопротивных проклятиях и рукотворных болезнях, о лекарствах, ядах и противоядиях. Частью на латыни, частью на иврите и чешском, в деталях описывал он жутчайшие ритуалы.

Красовский часы напролёт проводил за переводом, и чёрная тайна ветхих страниц холодила душу.

Андрея интересовал самый богопротивный из опытов рабби Лёва: создание искусственной жизни. Для сих экзерсисов требовались человеческие органы.

На ночь Андрей пристраивался в прозекторскую, дожидаясь своего шанса. И вот однажды старый патологоанатом уснул в подсобке. Красовский решил не упускать случая! Среди покойников старательно выискивал трупы бродяг и бесцеремонно вскрывал их, вынимая всё необходимое.

Старший патологоанатом уже не спал, когда Красовский покинул прозекторскую. Он смотрел в единственное окно тёмной комнаты, озадаченно провожая взглядом студента.

– И зачем тебе понадобилась эта требуха, прости Господи? – Старик перекрестился.

Прозектор не стал молчать об инциденте, и утром новости о похождениях Красовского стали известны в совете. Отец Андрея, лейб-хирург Константин Игнатьевич Красовский, вызвал сына на допрос.

– Ну, Андрей, расскажи отцу, за каким лешим тебе эти кишочки понадобились?

Андрей молчал, понимая, что любое оправдание прозвучит фальшиво.

– Молчишь? Молчи, молчи… Хороший ты подарочек из Праги привёз, – Константин Игнатьевич пошарил в ящике стола, и достал дьявольское сочинение, оригинал! – Ты утащил?! Молчишь? Значит, виноват. Ах, одни беды от тебя! Мать всю ночь плакала, просила ходатайствовать, оставить в зауряд-врачах умоляла. А ты? Даже поужинать не спустился. Спрятал дневник под матрацем, да умотал, должно быть, в наш старый особняк.

Этот проклятый дневник здесь останется, а ты, коли угодно, забирай мешок с требухой, и чтобы духу твоего в родительском доме не было!

Отец лишил наследства, заявил, что сына-вурдалака у него быть не может, но всё же, оставил за отпрыском старый худой домишко о двух этажах.

Красовский долго плакал над осколками разбитой жизни. От трудов рабби Лёва на руках остались лишь копии да переводы… Единственной отрадой в жизни стал богопротивный опыт: в заговорённую грязь Андрей замуровал украденные органы. В старом доме на краю города, во тьме мансарды глиняный человечек делал свои первые, робкие шаги.

***

Красовский проснулся от чудовищной головной боли. Внизу раздавался шум: кто-то настойчиво барабанил в дверь. Андрей залпом выпил воды из графина, накинул засаленный халат и лениво спустился. Заглянул в глазок: за дверью стояла невысокая худосочная девушка в чёрном платье. Андрей признал в гостье проститутку из местного трактира.

– Доброе утро… Чем могу быть полезен, сударыня?

– Это ведь вы доктор Красовский?

– Предположим. Чего угодно?

– Можно я войду?

Андрей отошёл в сторону, девушка маленькими быстрыми шажками забежала в дом.

– Я… Хотела бы избавиться от ребёнка. Вчера в «Бочонке» вы хвастались, как лихо это дело у вас выходит. Ещё с докером подрались, помните?

Густые рыжие брови Андрея сошлись на переносице.

– Да, своё дело я знаю хорошо. Во всяком случае, мои пациентки все живы и здоровы, некоторые даже возвращаются…

– Поймите… У меня сейчас нет денег содержать ребёнка. Долги…

– А на операцию-то деньги имеются? Задаром работать не стану. За аборт я обыкновенно беру пятнадцать с полтиной. Потянете?

– Всё с собой, доктор.

– Что ж, тогда деньги вперёд.

Девушка задрала подол платья, выудила из-за пояса четыре мятые пятирублёвые купюры.

– Это за срочность! Пожалуйста, доктор, будьте осторожны. Я столько историй наслушалась про эти аборты, аж зуб на зуб не попадает от страха…

– Сделаем в лучшем виде! А теперь раздевайтесь и располагайтесь на кровати. Мне нужно подготовиться.

Красовский вымыл руки, оделся в чистый халат, натянул резиновые перчатки и фартук.

Без пышного платья девушка уже не выглядела впечатляюще: рёбра выпирают, синюшные прожилки тянутся по впалому животу, колени и локти перетянуты жёлтыми от гноя обвязками. На измождённом теле тут и там чернеют струпья, а рядом с ними маленькими сфинктерами пузырятся свежие язвы. Красовский отшатнулся.

– Ах, проклятье! Да у вас чума. О чём вы думали, когда шли сюда? Такую беду не утаить!

– Простите, доктор, – голос шлюхи дрожал. – Пойти больше не к кому, если приду за помощью в больницу, меня тут же закроют в изоляторе. Не хочу догнивать в окружении полутрупов и сумасшедших… А ведь самое жуткое: мой ребёнок, он сгниёт вместе со мной. Я не желаю ему такой участи.

Красовский задумчиво покрутил рыжий ус.

– Операция вас не исцелит! Так не бывает…

– Понимаю, доктор. Но у меня ещё есть время. Я заработаю денег и куплю реливиума. Это поможет! А ребёнок… Его не спасти. Считайте, вы проявляете милосердие.

Доктор хмыкнул. Уж что-что, а говорить убедительно портовые шлюхи умели. Но этот реливиум…всего лишь сладкая пилюля, лживый паллиатив. Толку с него никакого.

Красовский снарядил шприц и аккуратно ввёл острие иглы под тонкую, синюшную кожу. Девушка скривилась, прикусив нижнюю губу. Мгновение, и ослабленный организм поддался. Нескладное, по-мальчишески угловатое тело расслабилось, голова безвольно откинулась назад. Проститутка уснула.

Лошадиная доза снотворного – эффективная анестезия, особенно если не собираешься реанимировать пациента.

Красовский поправил перчатки, обхватил бездыханную проститутку подмышками, и волоком стащил в подвал. Кирпичный сводчатый коридор петлял под землей, вдоль стен выстроились покосившиеся шкафы со старым медицинским хламом.

Дверь в конце коридора громыхнула, словно бы за ней уронили что-то тяжёлое. Послышался сдавленный вой.

– Отец! Ты пришёл, я слышу. Я хочу есть, дай еды, умоляю…

Андрей ухмыльнулся: каждый раз одинаковая история. Прислонив бездыханное тело к стене, он достал ключ из-за пазухи, открыл небольшое окошко, взял из корзины несколько луковиц и бросил их в темноту. Огромный нескладный силуэт ринулся подбирать с пола желанную еду, послышалось смачное чавканье. Вторым ключом Андрей отпёр дверь и втащил проститутку в неосвещённый каземат. Кто-то во тьме продолжал шарить по полу, пахло от него сырой глиной и плесенью.

Сделав дело, Красовский быстро-быстро повернул ключ в замке, для верности пару раз дёрнул ручку – заперто.

– Аарон, ты просил больше еды? Получай. Шлюхи хватит надолго, станешь на шажочек ближе к человеческому существу!

Аарон, огромная нескладная тень, прекратил чавкать. Как пёс, он склонился над спящей девушкой и втянул ноздрями воздух. Аккуратно, почти нежно, обнюхал лицо, волосы, руки… Сев поудобнее, с лёгкостью поднял хрупкое тело и принялся качать его, совсем как мать спящее дитя.

– Расправишься с ней – получишь новые книги.

Бросив в окошко оставшиеся луковицы, Андрей подхватил опустевшую корзину и заспешил наверх.

***

Андрей опустил корзину подле камина и небрежно бросил в неё фартук, следом полетела и одежда проститутки. Ополоснув руки спиртом из большой бутыли, доктор разделся, встал в таз и обтёрся с ног до головы. Едкая жидкость щипала кожу подмышек и между пальцами.

Затопил камин. Корзина с одеждой, щедро облитая спиртом, вспыхнула мгновенно. Страх подхватить гадкую болезнь заставил врача вымыть каждый уголок дома. Красовский надеялся, что раствор хлора убьёт всю заразу. Врач не поленился вымыть и необъятное подземелье – всё до последней пяди! Лишь к запертой двери прикасаться не стал…

Уставший до изнеможения, он рухнул на кровать и крепко уснул.

***

Сырое огниво не даёт искры, но немного упрямства и слабый язычок пламени, наконец, родился.

Свеча выхватила из темноты отражение нескладного лица. Из лужи смотрело чудовище со шрамом из отзеркаленных еврейских букв: на лбу слово «эмет» – истина.

Голем тяжело вздохнул, установил свечку надёжнее и полез в покосившийся шкаф – за книгами.

– Ска-зки. – произнёс вслух.

Он знал эту книгу наизусть. Отец забыл про неё давным-давно, и Аарон доставал её, когда становилось скучно.

Сырой подвал не всегда был домом. Аарон помнил дни, когда отец разрешал погреться у камина, поболтать о том – о сём. Вечерами голем трепетал в предвкушении новых уроков. Он чувствовал себя живым, почти настоящим! Грамота давалась с трудом, глиняная голова соображала тяжело, но он учился с усердием.

Голем рос, уже через год он был выше отца, но умишко его оставался скудным. Аарон рассматривал своё тело перед зеркалом: то тут, то там нарастала новая плоть. Вот уже кожа и мышцы обволокли ноги, левая рука по локоть обросла мясом, из живота к груди и паху тянулись живые нити. Отец всё время твердил, что сырое мясо превращает в человека. Аарон не любил этой пищи. Жёсткая, солёная на вкус, она не приносила удовольствия.

Порою удавалось стянуть со стола что-нибудь вкусненькое, но глиняное нутро не принимало обычную пищу. Аарон начинал гнить: чёрная плесень клочками росла ни лице. Бархатистый грибок выскакивал и на других частях тела, где плоть ещё не тронула девственную глину. Аарону влетало: разгневанный отец мог сломать кочергу о широкую глиняную спину, но гораздо страшнее было отлучение от книг. Наказание вселяло ужас: голем боялся оставаться наедине с пустотой в голове.

Однажды отец забыл запереть дверь. До вечерней трапезы оставался час, и любопытный Аарон решил тайком полюбоваться на отца за готовкой. В столовой уже горели свечи, на плите стояло жаркое, но отец куда-то запропастился. Не было его и в кабинете, не нашлось и в гостиной. Из подвала доносился приглушённый шум. Аарон долго сомневался, но любопытство победило, и он стал осторожно спускаться.

Кирпичные коридоры опутала тьма. Ничего не видно – хоть глаз выколи. Аарон шёл на звук. За очередным поворотом он заметил слабый отблеск керосиновой ламы. В тусклом свете спиной к проходу стоял отец. Его плотная фигура, закутанная в белый халат, склонилась над чем-то размытым.

– Раз, два, три, четыре, пять – скоро ужин подавать! – Сдавленно хрипел отец.

Аарон подошёл ближе и вскрикнул: создатель, склонившись над останками человеческого тела, остервенело работал хирургической пилой. Рядом лежало посеребренное блюдо, на нём обыкновенно подавали еду. В глиняной голове родилась чудовищная мысль: «Я – людоед!».

– Отец, ты ЭТИМ мясом кормишь меня?

Создатель опешил, но секунду спустя собрался с мыслями и тяжело вздохнул:

– Этим, дорогой… Я уже тысячу раз говорил, что мясо превращает тебя в человека. Ты ведь хочешь стать настоящим?

– Но не так! Не хочу есть людей, отец убийца! Убивать – грех.

– Грех? С чего ты взял?

– В тех книгах, что ты давал мне…

– Не ищи морали в старых книгах.

– Но отец, ты убил…

– Этого? – отец небрежно махнул пилой. – Всего лишь бродяга, уличный попрошайка. Его никто не хватится. А ты… Ты куда важнее. Настоящее научное открытие! Первый человек из неживой материи. Ты – воплощение мечты о бессмертии. Раньше мы считали, что лишь Бог способен дать жизнь, но я доказал, что это под силу и человеку. Я создал тебя!

– Не хочу, чтобы ты убивал. – По нескладному лицу Аарона потекли грязные слёзы.

– Ты говоришь так, потому что глуп! – раздражённо крикнул отец. – Глиняный болван!

Голем развернулся и пошёл прочь. Создатель бросился следом.

– Аарон, подожди! – Он схватил голема за запястье.

Аарон лишь отмахнулся, но, яростный и напуганный, не рассчитал силы: отец полетел кубарем.

– Папа! Я тебя ранил?

Голем опустился на колени. Создатель лежал, распластавшись на кирпичном полу, и тяжело дышал. Его взгляд выражал страх и недоумение.

– Рука! Ах… Не пошевелить. Я, кажется, и ногу повредил. Помоги найти костыли…

– Где они? Я сейчас же принесу!

– Т…там, в углу каземат. Ай, как больно!

Голем метнулся во тьму и зашуршал по углам. Проверил у другой стены, вернулся, посмотрел ещё раз: нет костылей. Чувство вины жгло изнутри. Как он мог поднять руку на создателя?!

За спиной что-то громыхнуло. Аарон обернулся: тяжёлая дверь захлопнулась.

– Отец, отвори! – Аарон стучал кулаками по толстому железу, но дверь не поддавалась. – Выпусти! Здесь темно, тесно…

– Не совал бы свой нос, куда не следует, сидел бы в своей комнате и спал на кровати как человек. А теперь, пока и вправду человеком не станешь, не выпущу.

– Не надо! Пожалуйста, я хочу есть…

– Вот и поешь заодно. Мертвеца! С голодухи он тебе ой как хорош будет!

Аарон плакал. Припав ухом к двери, слушал, как удаляются шаги. Голем остался один на один с мертвецом в кромешной тьме.

Когда не видидно солнца, постепенно теряется счёт времени. Чтобы не сойти с ума, голем рисовал грязью на стенах, повторяя детали пейзажа, виденного из окна мансарды: ветхие особняки по соседству, булыжная мостовая, тощие и кривые деревья. Со временем весь каземат покрыл сплошной пейзаж.

Отец оказался прав: съесть мертвеца пришлось. Аарон пытался перетерпеть голод, но нити живой плоти вбирали в себя все соки и требовали ещё.

Отец приносил еду, но Аарон старался не думать о её природе. Новые островки плоти, возникающие то тут, то там, явственно давали понять всё о вкушаемой пище. Он сделался людоедом…

В одной из книг, новой, в красивом переплёте, нашлась замечательная фраза: «Ко всему-то подлец человек привыкает!». Голем привыкнет и подавно…

Но одно дело питаться мертвечиной, и совершенно другое – убивать самому. Отец требовал съесть хрупкую девушку. Аарон не находил в себе сил прервать чужую жизнь.

Рассказ целиком (как и много других интересностей) лежит здесь

Читать предыдущую часть

Артём достал ноутбук, интернет-сёрфинг и просмотр вирусных роликов немного успокаивали нервы. Молодой человек начал было клевать носом под какой-то однообразный документальный фильм, как вдруг браузер открыл вкладку с сайтом похоронного бюро, фоном раздавался неприятный звук, будто кто-то царапает камнем дерево. Артём выдернул наушники и отключил звук на ноутбуке. Над вкладками парадигм «подготовка перехода» и «ожидание путешествия» горели иконки с надписью «+1». Трясущейся рукой парень навёл курсор мыши на вкладку «подготовка перехода». Посреди пустой страницы висел один единственный видеоролик: в бородатом седоволосом мужчине Артём узнал своего отца, тот сидел посреди чёрной комнаты, лицо его было встревоженным. Щелчок мыши на кнопку «play», отец заговорил.

– Артём, здравствуй сынок! Ты уже наверняка знаешь, что я умер. Боже, как мне тяжело всё это говорить… Сынок, тебя обманул Маммон, вернее не только тебя… Демон обманул и смерть, заставил работать на себя, а теперь и ты влез в эту кабалу! Ты подписал договор… Теперь каждая парадигма придёт в действие, я не знаю чем ещё помочь, это всё, что я знаю…– Где-то позади послышался низкий, бас-октава, голос. Тысячекратным эхо он вещал

– Хватит болтать старик, тебе пора идти. – Отец смотрел сквозь экран глазами полными слёз, его голос дрогнул, но не успел он произнести последнего слова, как что-то чёрное утащило его во тьму.

Зазвонил мобильник. Это снова была Женька.

– Артём! – сестра еле сдерживала плач. – Ночью был ураган, дерево упало и в электрощитовой морга что-то замкнуло, во всём здании перегорела проводка. Родственников срочно заставили всех покойников забирать. Прости, Артём, всё произошло так быстро. Мы сегодня похоронили отца, ты не успел…

– Я знаю…

***

Во вкладке «отложенное путешествие» Артём увидел собственную фотографию, перехваченную чёрной ленточкой. Под изображением красными буквами горела подпись: «Ожидает перехода».

– Твою мать! Грёбаный Александр Иоганнович, во что ты меня втянул?

Артём зашёл на хостинг, следом залез в файловый каталог сайта и принялся одну за одной удалять страницы проклятого ресурса. Он несколько раз проверил все папки, облазил всю файловую систему и вычистил каждый угол. Для верности обновил страницу похоронного бюро, сайт всё ещё жив! Зашёл обратно на хостинг – все файлы снова на месте, целёхонькие.

Артём истерично вычищал папку за папкой, обновлял страницу браузера и всё без толку: проклятый сайт снова и снова восставал, будто феникс из пепла. Пребывая в состоянии взвинченном до предела, тяжело думать и принимать решения. Артём всё-таки собрался с мыслями и отыскал в записной книжке номер телефона хостинга. Набрал номер, постарался как можно доходчивее объяснить суть проблемы.

– Обновите страницу ещё раз, так, снова всё на месте? Извините, я ничего не могу поделать. Не знаю, почему так происходит, такое в первый раз, честно.

– Что за чертовщина, как такое возможно?

– Не знаю, Артём Валерьевич, теоретически кто-то мог использовать скрипт восстановления с другого ресурса, но это исключено – я перепроверил. Я свяжусь с нашим старшим программистом, если он найдёт решение проблемы – мы вам перезвоним. – с той стороны повесили трубку.

Люди смотрели на Артёма испугано, кто-то продолжал делать вид, что ничего не происходит. Соседи по вагону ощущали тревогу, им казалось, что вместе с ними едет душевнобольной человек.

Артём трясущимися пальцами набрал личный номер Александра Иоганновича. «Набранный номер не существует». – ответил мобильник гнусавым контральто.

Нужно было срочно что-то придумать… Единственное что оставалось – выйти на ближайшей станции и сесть на обратный поезд до Москвы.

Ближайшая остановка произошла на небольшом вокзале города Уяр. В кассе сообщили, что ближайший поезд до Москвы будет только утром, в половине девятого. Нашлось и место, снова боковушка возле туалета, только на этот раз верхняя.

***

Обратный поезд опоздал на сорок минут. В вагонах, набитых людьми под завязку, пахло потом и грязью. Артём взобрался на полку, выпил несколько таблеток снотворного и уснул. Он проспал целые сутки пути.

Молодой человек чувствовал нарастающую угрозу. Несколько раз звонили сестра и мать. Орали в трубку, требовали объяснить срочность возвращения в Москву. Артём не смог придумать ничего путного, сбивчиво врал, после чего родные перестали выходить на связь. «Абонент временно недоступен» – слова автоответчика вызывали величайшее чувство стыда и страха. Из-за Артёма умер отец, а теперь он ещё и не попадёт на его могилу.

Самозабвенные попытки удалить чёртов сайт были безуспешными, всей файлы воскресали вновь и вновь, после одного из многочисленных звонков в службу технической поддержки у Артёма сдали нервы и он наорал на диспетчера. Перестали брать трубку…

Последние километры пути до Москвы прошли в мучительном ожидании какого-то катарсиса, но на душе легче не становилось. Напротив, столичное небо, затянутое пеленой свинцово-серых облаков, затаило угрозу.

Покинув вокзал, Артём спустился в метро, включил ноутбук и поймал wi-fi. Будто одержимый он раз за разом пытался удалить сайт, но ничего не выходило. Очередная попытка избавиться от этого электронного наваждения кончилась блокировкой на хостинге.

– Блядь! Блядь, блядь, блядь! – Артём швырнул ноутбук к дверям, вскочил с места и стал истерично скакать по несчастному компьютеру. Попутчики старательно делали вид, что ничего не замечают.

Будто ошпаренный, Артём выскочил на станции, расталкивая людей, нёсся вверх по эскалатору. На автобусной остановке он грубо отпихнул медлительную старушку и под возмущённое бормотание оной уселся возле окна. Нервы были на пределе, его всё раздражало: разговоры попутчиков казались слишком громкими, водители машин за окном будто бы специально ехали медленнее, задерживая автобус, даже дождь пошёл назло! От страха и злости сердце бешено билось, Артём крепко стиснул зубы, стараясь найти рациональное объяснение той чертовщине, что происходит вокруг. Рекламные щиты, мелькающие за окном, недвусмысленно намекали на бесконечность этого безумия: социальная реклама с неизменно мрачным сюжетом вещала о том, что Артём доигрался, что деньги не главная ценность в жизни и о последствиях нужно думать, что назад дороги нет. Огромный баннер со сморщенным лицом старухи и надписью «Ты мой» поставил жирную точку в этом ландшафтном повествовании.

Белый ЛИАЗ плавно притормозил на нужной остановке. Артём пулей выскочил из салона и побежал. Уже возле самых дверей похоронного бюро обнаружилось, что вывеска с гордым названием «Аэтернум» куда-то исчезла. Вблизи здание выглядело покинутым: краска на фасаде облупилась, ржавчина покрыла дверные петли, в щелях между кирпичами клочками висит паутина.

– Какого хрена происходит, твою мать? – Артём с силой пнул дверь, в воздух поднялась ржавая пыль. – Какого, блядь, хрена?

– Чего орёшь, полоумный? – сзади нарисовалась согбенная фигура бабки с тележкой, той самой, которую Артём толкнул в автобусе.

– Бабушка, милая, – по лицу рекламиста размазались слёзы вперемежку с соплями. – Скажите, а когда похоронное бюро переехало?

– Тьфу ты, больной!! Какое похоронное бюро? Не было его тут никогда, двадцать лет назад был овощной склад, да и тот закрылся. А ты к врачу сходи, сынок, у тебя голова слабая…

***

«Я же был здесь, своими глазами видел. Сайт есть, а бюро нет?» – думал Артём, сидя в салоне автобуса. За окном погода сходила с ума: дождь и снег сменяли друг друга, в перерывах битвы стихий проглядывало солнце.

Артёму снова захотелось своими глазами увидеть этот бессмертный сайт несуществующего бюро. Разбитый ноутбук остался в метро, а телефон, по всей видимости, лежал на самом дне большой спортивной сумки, его никак не удавалось достать.

Кончики пальцев коснулись чего-то хрусткого и шелестящего…бумага. Артём похолодел телом, в руке он держал тот самый «похоронный договор».

– Ахахахахаха. – гримаса нездоровой улыбки исказила лицо, по щекам потекли слёзы. – Я же тебя уничтожил…дважды!

В салоне автобуса Артём был единственным пассажиром. Обезумевший молодой человек ринулся к кабине и сквозь окошко для продажи проездных билетов протянул водителю стопку листов.

– Ты что делаешь, придурок!? – огрызнулся усатый толстяк в синей кепке.

– Посмотри, посмотри! – Артём навязчиво совал в руки водителю пресловутый договор. – Я его дважды уничтожил, дважды! Ахахахаха! Посмотри!

Артём с силой дёрнул на себя дверь, отделяющую его от кабины, отворил её и отрывистым движением бросил стопку бумаг в лицо водителю, тот не успел среагировать, резко крутанул руль и дал по тормозам.

Автобус на большой скорости вылетел на встречную полосу, лоб в лоб встретился с огромным грузовиком. Брызги разбитого стекла ударили в лицо, оглушительный шум и сильнейший толчок потушили сознание.

***

Артём очнулся. Он сидел на удобном стуле за компьютерным столом посреди тёмной комнаты. Помещение выглядело так, будто бы молодой человек каким-то немыслимым образом попал внутрь сайта похоронного бюро. Кругом висели буквы, по дальней стене бегал курсор, отовсюду раздавался неприятный звук, будто камни ударяют по дереву...

– Где я? Это что, ад?

– Хуже… – ответил низкий, тысячеголовой бас-профундо, почему-то такой знакомый. Казалось, говорят сами стены.

Артём пошевелил мышкой, загорелся монитор. Стартовой страницей браузера оказался сайт похоронного бюро Аэтернум. Над вкладкой «проводы в последний путь» горела зловещая единичка; Артём сглотнул и щёлкнул по иконке курсором. В это же мгновение пошевелился и щёлкнул исполинский курсор у него за спиной.

Во вкладке Артём снова увидел свою фотографию и вскрикнул: под портретом алела надпись «его провожают в дальнюю дорогу».

– Нет, нет, нет! Этого не может быть…

Артём попытался зайти на свою электронную почту, ввёл логин и пароль, нажал Enter… Браузер вывел на экран сообщение: «Ошибка 666, запрещено соединение с миром живых». Попытался зайти на одноклассники – та же история, Facebook – аналогично, ВКонтакте – снова нет…

Отчаявшись, Артём набрал в поисковой строке «Контакта» имя и фамилию сестры, нашёл её страницу и снова вскрикнул: Женька выложила одну за одной жуткие фотографии. На них запечатлели толпу неизвестных людей в чёрных одеждах, все плачут. Плакальщики…

На следующем снимке духовой оркестр в чёрных фраках, следом фотографии плачущих родственников и «селфи» самой Женьки. На последней фотографии Артём узнал себя, лежащего в гробу. Над картинкой висела надпись «Евгения Скворцова поделилась фотографией сорок секунд назад».

Отвратительный шуршащий звук, будто по дереву бьют мелкими камешками, стих. Прямо посреди темноты открылся проход, ослепительный белый свет очерчивал неясную фигуру, чёрную и невероятно высокую.

– Уже закопали, – пробасил чёрный человек. – Пойдём, провожу!

В углу большого кабинета стоял массивный дубовый стол, рядом, мерно отсчитывая секунды, тикали старинные часы с кукушкой, на западной стене висели яркие гобелены с неизвестной геральдикой, стену восточную украшали многочисленные грамоты и патенты в аккуратных рамочках. Артём и представить себе не мог, что офис похоронного бюро может быть столь уютным.

За столом удобно расположился сухопарый старичок, одетый в строгий костюм чёрного цвета, он жестом пригласил Артёма сесть.

– Это так замечательно, что вы согласились нам помочь! Ваши предшественники от слов «похоронное бюро» шарахались как чёрт от ладана.

– Деньги не пахнут, – улыбнулся Артём. – Да и поработать с вами – опыт интересный. Мне прежде не приходилось делать рекламу ритуальных услуг. Скажите, а зачем вам собственно реклама в интернете? Мне кажется, похороны дело деликатное. Традиционных СМИ-каналов разве недостаточно?

– Молодой человек, прежде чем мы заключим контракт, я хочу, чтобы вы знали, насколько глубоко моя семья привязана к похоронным делам. Нашей компании уже триста лет, её основал ещё мой прапрадед. Ни у кого нет такого уникального опыта на этом поприще. За три века мы помогли отойти в мир иной тысячам христиан разных конфессий, евреям, мусульманам и даже буддистам. Помню и одного индонезийца. Он и его пожилой отец жили на искусственном острове в Чёрном море, держали рыбную ферму. Когда старик скончался, по доброй традиции народа тораджи, сын периодически выкапывал отца из могилы, и шёл с ним по тропинке к домику на побережье. Он несколько раз вызывал наших плотников с просьбой отремонтировать гроб. Хороший мальчик! В наше время такое почтение к родителям большая редкость.

Артём чувствовал, как спина покрывается мурашками, а внутри живота разливается неприятный холодок.

– А что говорить о наших сегодняшних конкурентах? Им лишь бы закопать человека, забросать курган венками, воткнуть крест в землю и готово. Они, если выразиться грубо, совершенно не чтят дух смерти! Вы верите в бога, Артём?

– Если честно – нет. Я атеист.

Лицо старика вдруг сделалось добродушным.

– Вера – личное дело каждого. Наша семья верит в смерть, в её персонификацию. Мы относимся с глубоким уважением к таинству перехода в мир мёртвых, и нам бы хотелось, чтобы люди отправлялись в свой последний путь надлежащим образом.

– Александр Иоганнович, я прошу прощения, но давайте вернёмся к обсуждению контракта. Будут какие-то специальные пожелания к оформлению сайта, баннеров, к контекстной рекламе в интернете?

Седобородый гробовщик глянул исподлобья на Артёма своими глубокими, светло-карими глазами. Казалось, по ту сторону радужек полыхает пламя. Когда Александр Иоганнович заговорил снова, Артём почувствовал себя будто после падения с большой высоты.

– Это хорошо, что вы такой деловой человек, Артём. Время – оно действительно величайшее из ценностей. Что ж, главное требование у меня таково: на сайте должны быть отражены пять ключевых парадигм нашего бюро. Первая из них – «ожидание перехода»: предполагает набор услуг на случай, когда человек неизлечимо болен или получил смертельную травму и его похороны лишь вопрос времени. Вторая парадигма – «подготовка к переходу»: представляет собой стандартный набор похоронных услуг, подходит в случаях, когда человек уже умер. Третья – «отложенное путешествие». Эта услуга был популярна у советских полярников и лётчиков-испытателей, суть её заключается в том, что мы за небольшую плату резервируем для клиента место на кладбище, готовим гроб и венки заранее, чтобы похороны не стали для семьи усопшего обременительной неожиданностью. И четвёртая парадигма – «проводы в последний путь». Здесь всё куда интереснее, фееричные проводы человека на тот свет! Организация поминальной трапезы, оркестр, услуги профессиональных плакальщиков, оплата работы бальзамировщика, всё в комплексе!

В каком виде отразить эти парадигмы на сайте – вам виднее. Моё требование заключается лишь в том, чтобы вы их отразили в правильном ключе. Если вы не против, я вернусь к срочным делам, ещё раз спасибо за то, что откликнулись!

***

Снаружи похоронное бюро «Аэтэрнум» не выглядело столь же уютно. Здание походило на исполинский чёрный гроб, к которому за каким-то лешим приладили двускатную крышу. Артём не испугался жуткого старика, однако какая-то неприятная оторопь гуляла на рубежах сознания.

Автобусная остановка находилась в паре шагов местного филиала смерти. Артёму повезло: он и автобус подошли к остановке синхронно. Пока бабульки и суровые мощные тётки грузились в салон, парень успел разглядеть рекламу на боку автобуса. Сюжет был довольно мрачным: человек в военной форме и некий абстрактный «террорист» вели перестрелку, откуда-то сбоку, в сторону террориста крался «гражданский» с двустволкой, на фоне сего действа возвышалась неясная, чёрная фигура, венчала же страшную картину надпись «Не лезь в чужие дела».

– Вот так эмбиент медиа! – ухмыльнулся Артём.

– Чего?! – на голос оглянулась ветхая бабка и близоруко сощурилась.

– Ничего, бабуль! Реклама, говорю, страшная!

Парень прошёл вглубь салона и уселся возле окна, наблюдая как по ту сторону стекла проплывают многоэтажки, улицы и скверы.

В кармане завибрировал мобильник.

– Алло, Тёмыч, ну чё там, как дела с сайтом Царства смерти?

– А, привет Мишаня. Да, если честно, говно какое-то. Хозяин мутный, какую-то хрень предлагает, сам не понимает что хочет. Там и бабок походу не айс… Не то время, чтобы за идею работать.

– Блин, подстава… Мне за ипотеку надо заплатить, а на работе зарплату задерживают, если б не декретные жены, с голоду бы подохли... Вот сучара этот гробовщик, прям зла не хватает. Ну ничего, что-нибудь придумаю. Ты держись там, Тёмыч! Прорвёмся.

– Спасибо, и ты держись. – конец связи.

Мишка был талантливым программистом, но дурашливый ребячий нрав и известная доля лени не дали ему сколотить собственный бизнес. На этот раз Артём посчитал, что несправедливо привлекать к работе старого приятеля: не Мишка нашёл похоронное бюро, не Мишка договаривался, не Микша будет продумывать концепт проекта вплоть до последней буковки. Как всегда напишет движок за пару дней и свалит бить баклуши, пока Артём не доведёт всё «до победного». Ну уж нет, не сегодня! Ипотекой решил на жалость надавить… Ха! Сам коренной – родители через два дома живут, да и у жены мама с папой в соседнем районе, ничего, выкрутятся!

Гнусный самообман немного успокоил, и лишь где-то в глубине подсознания шевелился недобитый зародыш совести, он слабёхоньким голосочком пищал: ты, Артём, жадный ублюдок!

***

Уже дома Артём плотно засел за анализ конкурентов. Несмотря на актуальность, ритуальные услуги в Интернете предлагали всего несколько компаний – по пальцам пересчитать. Как сказал бы Александр Иоганнович: «Лишь бы закопать, ничего особенного». Не нашлось ничего и близко похожего на пресловутые парадигмы старого гробовщика.

Ещё до визита в похоронное бюро Артём сверстал «скелет» сайта, осталось только подправить разделы в файловом каталоге и наполнить их текстом, но прежде нужно составить «семантическое ядро». Молодой человек старательно вводил в строку поисковой системы название каждой парадигмы, а позже выуживал устойчивые словосочетания, по которым люди искали в сети ритуальные услуги. Жутковатое «похороны, заказать онлайн» соседствовало с не менее жутким «ремонт гробов»; Артём сразу же вспомнил того индонезийца на искусственном острове, и живо представил его жуткую прогулку с трупом отца.

Артём не боялся мертвецов, но сама щекотливость темы заставляла чувствовать тягучую дурноту. Работа шла с трудом, отяжелевшим от недосыпа мозгам требовалось всё больше кофейно-сигаретного топлива. Артём был «человеком-оркестром» рекламного бизнеса: и копирайтер, и рекламист, и SEO-шник. С программированием дела обстояли хуже, обычно приходилось подключать к работе Мишку. Не желая делиться гонораром, для нынешнего проекта Артём использовал простенький бесплатный движок. «Полный цикл производства» отнял много сил, зато все деньги достанутся ему и только ему.

Проекты Артёма были достаточно посредственными, но иногда «выстреливали» точно в цель.

К утру скелет сайта оброс мясом из текста, картинок и баннеров. Артём сделал и счётчик посетителей, и странное дело, ещё ничего не выложено на хостинг в Интернете, а индикатор показывал одного гостя «онлайн». Подобной чертовщины прежде не случалось, Артём сглотнул и протёр запястьями слезящиеся глаза, глянул ещё раз – на счётчике снова заветный «ноль».

На столе завибрировал телефон, пришла СМС: «На счёт поступили 42 000 рублей. Платёж: аванс за вёрстку сайта, ООО «Аэтэрнум».

Лечь спать с хорошим настроением не получилось, позвонил Мишка. Предчувствуя неладное, Артём решил не брать трубку. Лунная соната проиграла два раза, два чёртовых долгих раза. Мишка был упёртым малым. Сказать потом что не слышал звонка? Так не поверит же.

– Алло!? – Артём крепко прижал динамик к уху, сквозь статический треск помех слышалось тяжёлое дыхание.

– Ну ты и крыса, Тёмыч. Говно какое-то, говоришь? Хозяин мутный, бабок не айс? – Мишка взял паузу, чтобы перевести дыхание. Артём знал, что любые сказанные сейчас слова прозвучат фальшиво, поэтому предпочёл молчать. – Я звонил в этот Аэтернум, хотел взяться за работу, чтобы хоть какая-то копейка, у меня сейчас вообще голяк… А мне там говорят, что уже некто Артём Скворцов взял заказ. Я сначала не поверил что это ты, переспросил, сказал, что сам у тебя иногда подрабатываю. Думал ошибка, но нет, блядь, ИП «Скворцов», адрес регистрации с твоим совпадает. За что ты так со мной, Тёмыч? Я ж всегда к тебе, по первой весточке, а ты... Заказ закрысил! Не друзья мы больше, Тёмыч, не хочу я с крысой дружить…

На этой тяжёлой ноте Артём положил трубку. С удивительной лёгкостью удалось заснуть. Сны снились мрачные и тревожные: чёрная фигура стояла в тоннеле света и молча наблюдала за тем, как согбенный человечек сидит за компьютером и истерично клацает пальцами по клавиатуре.

***

Встреча в похоронном бюро была намечена на полдень. По своему обыкновению Артём загрузил демо-версию сайта на портативный жёсткий диск, после позавтракал и вышел из дому за полтора часа до назначенного времени.

Вчерашний разговор оставил неприятный осадочек, впрочем, Артём находил слабое утешение в Мишкиной попытке подобрать контракт что называется «в тихую», за спиной. Совесть у рекламиста давным-давно атрофировалась, и сегодня, по всей видимости, отвалилась совсем.

В почтовом ящике парень обнаружил традиционный бумажный «спам». Среди прочих листовок он нашёл престранный буклет: на ламинированной бумаге была нарисована смерть, сидящая спиной к наблюдателю, она играла в какую-то гоночную игру – на мониторе компьютера видно только руки и спидометр, над картинкой крупными буквами алела надпись «Не играй в игры со смертью».

– Ага, передам водителю маршрутки. – съязвил Артём, однако позже предпочёл поехать на троллейбусе.

В полуденный час дороги обыкновенно пустовали, и до пяти вечера путешествия на общественном транспорте можно было назвать комфортными. Всего за сорок минут троллейбус довёз Артёма прямо до похоронного бюро. Чёрное здание без окон даже в ясную солнечную погоду выглядело зловеще.

Артём сделал глубокий вдох, и вошёл в открытую дверь. Должно быть, Александр Иоганнович очень любил люминесцентные лампы: несмотря на полное отсутствие окон, в помещении было светлее, чем на улице, белый хирургический свет будто бы обволакивал похоронное убранство торгового зала. В воздухе висела лёгкая дымка, пахло какими-то благовониями, в сочетании с белым хирургическим светом атмосфера заведения и в правду напоминала загробный мир.

– А! Артём, здравствуйте. – старик выплыл из белой мглы словно лодка Харона. – Пойдёмте в кабинет, вы человек не привыкший к такой обстановке, идём-идём, там вам будет уютнее.

Артём охотно согласился и зашагал следом за долговязым и сухощавым Александром Иоганновичем.

В кабинете их уже ждали две чашки кофе и кипа бумаг на подпись.

– Вы получили аванс, Артём?

– Да, Александр Иоганнович. Всё до последней копейки. Уже готовы наработки сайта, у меня всё с собой, на жёстком диске. Можно сесть за компьютер?

– Пожалуйста, присаживайтесь!

– В общем, смотрите, Александр Иоганнович, я разбил сайт на несколько разделов – в соответствии с парадигмами вашего бюро, а вот здесь у нас контактная информация, здесь отдельный каталог товаров, а вот тут ссылка на главную страницу. Цветовая гамма, расположение баннеров и логотипа могу поменять, если не нравится.

– Всё прекрасно, Артём! Я бы и сам лучше не придумал, вы так живо перенесли мои пожелания в электронный формат. Что ж, давайте теперь подпишем оставшиеся документы. Согласно этому договору, с момента фактического запуска сайт является собственностью бюро, любые несогласованные изменения противозаконны. Этот договор на остаток транша по оплате ваших услуг, и вот этот – в подарок. На случай непреодолимых обстоятельств наше бюро обязуется проводить вас в последний путь совершенно бесплатно. Считайте это своеобразным «страховым полисом».

– Спасибо, конечно, за такой подарок, но мне как-то…неудобно. При жизни оформлять договор на похороны, по-моему, как-то кощунственно.

– Вы слишком суеверны для атеиста, Артём. Представьте, что вас не станет внезапно, всякое может случиться, верно? Вашим родным и близким не придётся судорожно собирать все справки, оплачивать похороны и сопутствующие расходы, смерть – это всегда дело хлопотное, при любом исходе из этого мира в мир иной, вы лишите своих родных известной доли хлопот. Да и потом, этот договор, он ведь кушать не просит? Есть и есть, в конце концов, ваши родственники могут им и не воспользоваться. Я ещё раз повторяю, всё абсолютно бесплатно!

– Наверное вы правы. – ответил Артём, а сам чувствовал, как по спине разбегаются мурашки. – Где, говорите, нужно расписаться?

***

Артём кое-что подправил по мелочам и выложил сайт на хостинг. Ну вот, на поверку оказалось, что вполне и без Мишки можно обойтись.

В сию же секунду пришла СМС c подтверждением о переводе ещё пятидесяти тысяч рублей. Артём чувствовал какой-то необъяснимый груз на душе, и дело было даже не в его коварном обмане. Казалось, погоня за длинным рублём увела его в те области, куда простому смертному лезть не стоит. Парень с тоской смотрел на договор о собственных «экспресс-похоронах» и чувствовал подступающую к горлу дурноту.

– Спасибо за заботу старик, но мне ещё рановато думать о вечности! – с этими словами Артём пошёл на кухню, зажёг газовую конфорку и подпалил треклятый похоронный договор. – Так-то!

Настроение немного поднялось, и Артём предпочёл лечь спать, чтобы не думать о всякой мрачной дряни. «Ремонт гробов», с ума сойти!

Наутро Артём собрался было по своему обыкновению пойти в ближайшее кафе – позавтракать. На прикроватной тумбочке завибрировал мобильник, имя абонента – «Сестра».

– Женька, привет! Вот так неожиданность, чего звонишь?

– Здравствуй Тёмчик. – голос сестры дрожал. – Тут такое дело… Мама просила позвонить, – девушка едва сдерживала плач. – Папа в больнице.

– Вот чёрт, а что случилось?

– Ему попался какой-то бракованный инсулин… Он как обычно, укололся, поел и прилёг спать а потом… Мама с утра просыпается, а он весь синюшный… Сейчас в реанимации…Тёмчик…

– Очень хреновые новости… А что врачи говорят?

– Говорят, что вряд ли выкарабкается. Говорят, будут делать всё возможно, но отец уже в ожидании перехода.

– Что…что ты сейчас сказала?

– Умирает папа! – сестра всё-таки разразилась громким плачем. – Овощ под капельницей, Артём, ты приедешь? Маме сейчас очень плохо…

– Конечно приеду… Сейчас мигом в Шереметьево и сяду на ближайший самолёт до Владивостока.

***

Автобус от метро «Планерная» забился под завязку. Дизельный двигатель натужено всхрапнул, и машина двинулась в путь. Артём не был во Владивостоке уже пять лет, отец попал в беду и вот он, хорошенький сыночек, только сейчас собрался к порогу родительского дома. Парень испытывал стыд.

Через Химки, по пути до аэропорта, поднялась метель. На дворе март, две недели стояла ясная, не по-московски тёплая погода и на тебе… Подспудное чувство неотвратимого рока нарастало, Артём ужасно беспокоился за отца.

Автобус проторчал в пробке добрых сорок минут, а после, стоило переступить порог аэропорта Шереметьево, объявили об отмене всех рейсов на ближайшую неделю, синоптики прогнозируют мощнейшую снежную бурю.

– Твою мать! Но почему всё так вовремя, сука?!

Артём нашарил в кармане мобильник и набрал сестру. Заспанная Женька подняла телефон, с той стороны в динамик грязным потоком лились самые ужасные слова о погоде, Аэрофлоте и везении в жизни. Сестра оказалась сдержаннее и благоразумнее, даром что старшая, предложила единственный выход – железную дорогу.

Времени половина третьего дня. Артём зашёл на сайт РЖД с расписанием поездов – ближайший отправляется с Ярославского вокзала в половине первого. Артём решил заехать домой, собрать сумки, в общем, приготовить всё необходимое к недельному путешествию на поезде.

Обратная дорога домой была столь же нудной и долгой. У себя в квартире на юго-востоке Москвы Артём оказался лишь через два часа. Едва переступив через порог, Артём увидел кипу бумаг, лежащую на столе в прихожей. Чёртов похоронный договор – целёхонький. Артём отчётливо помнил, как сжигал прошлым вечером эти постылые бумажки – одну за одной. Быть может приснилось?

Шок понемногу отпускал, Артём изорвал договор в мелкие клочья и выбросил в окно. Сейчас мысли были заняты другим: отец при смерти, и даже самая жуткая чертовщина не могла отвлечь об одной единственной мысли – «Отца скоро не станет».

Мочалка, мыло, паста и зубная щётка, трусы-носки: Артём закинул в сумку всё, что могло понадобиться в недельном путешествии. Из съестного нашлись мясные консервы и лапша быстрого приготовления; на первые пару дней хватит, а там можно что-нибудь купить на станциях или в вагоне-ресторане. Ещё раз проверил деньги и документы, вроде всё на месте.

***

В вагоне поезда было тесно от провожающих. Артёму досталась позорная боковушка в плацкарте возле туалета, спасибо ещё нижний ярус! Ситуация не требовала отлагательств и придирок к уровню комфорта, твою мать – отец в реанимации! Целую неделю трястись в холодной железной коробке, чтобы приехать на порог к горю, боже… А ведь ещё пару дней назад нарисовались такие радужные перспективы: отличный клиент с «якорными заказами», отвязался от вечного прихлебателя Мишки, в одном из ведущих рекламных агентств Москвы предложили работу на полставки…

Поезд тронулся, и старики на соседних местах начали рассовывать свою объёмистую поклажу по всем щелям, а после уселись поглощать копчёную рыбу. Где-то совсем рядом надрывно орал ребёнок, обстановочка прямо-таки шептала «Счастливого пути».

Артём воткнул в уши наушники, и как назло первой песней в плейлисте попалась «Highway to hell», совершенно неуместный аккомпанемент. Эта песня отправилась в небытие. Под звуки какой-то безымянной электроники Артём провалился в сон.

Два часа ночи, мобильник истерично завибрировал в кармане.

– Алло, Женька… Я сплю ещё…

– Папа умер, – голос с той стороны звучал с замогильной беспристрастностью. – Его отключили от аппарата искусственного дыхания.

– Что? Ах… – горячая слеза побежала по щеке. – Как всё быстро, как быстро…

– Держись, братик, ты нам сейчас всем очень нужен. Мы с моргом договорились, что до твоего приезда хоронить не будем, подготовим в последний путь…

– Хорошо, Жень и спасибо… Передай маме, что я её очень сильно люблю.

– Она здесь, можешь поговорить…

– Мама, алло, тебя плохо слышно.

- Артёмка! Сыночек, мы тут т..бя жд..м ч…приезжай ск…., люблю!. – абонент вне зоны действия сети.

Артём не стал сдерживать себя, разревелся как девка. Хоть они с отцом часто бывали в контрах, подолгу могли не общаться, но всё же любили друг друга суровой мужской любовью. А теперь его нет… Столько всего недосказано, столько ещё можно было сделать…

Ошарашенные люди отшатывались от Артёма как от прокажённого, многие делали вид, что ничего не замечают, вечно орущий ребёнок услышал мощного конкурента и заткнулся.

Тяжёлая поездка к могиле отца, самая страшная и мерзкая из поездок домой…

Читать предыдущую часть

Идти пришлось вдоль мерцающих стен, похожих скорее на студень, нежели на железобетонные конструкции. Ким постоянно оглядывался, опасаясь погони.

Внешнее полукольцо коридорной системы завода переходило в ангар внушительных размеров. Вход в гаражный отсек прямо за поворотом. Ким не представлял, что его ждет впереди.

Показался кровавый курган. Его вершину украшала мерзкая антенна, сооруженная из людей и роботов. Мертвецов и андроидов связала единая сеть проводов. Резиновые кишки пронизывали тела и вонзались в головы несчастных, паутиной покрывая ужасную пародию на древние телеграфные башни. Когда-то эти башни позволяли людям поддерживать почти мгновенную связь сквозь огромные расстояния. Ким догадывался, что конструкция, возвышающаяся над ним, служит для похожих целей. Глаза роботов смотрели в пустоту, мерно покачивались жуткие антенны, собранные из рук и тарелок. Ким испытал сильнейшее желание скрыться в глубине ангара. На секунду ему померещилось движение где-то у основания уродливой башни. Одно из тел действительно вздрагивало. Инспектор с трудом узнал в нем Кларенса: размозженная челюсть висела на полоске кожи, из пустой глазницы торчал провод. Уцелевший голубой глаз инженера бессмысленно таращился на Натана.

— Прости, друг. Мне он может пригодиться...

В попытках спасти свою шкуру человек готов расплатиться чужой жизнью. Пожалуй, глаз замученного товарища — меньшее из зол.

***

К великому облегчению Кима, на пути к генераторному отсеку он не встретил обезумевших Саймонов. Сбиться с дороги было бы сложно: под ногами тянулись толстые глисты высоковольтных проводов. Однако чем ближе становился генератор, тем сильнее давил страх: с каждым пролетом мерцание несвета усиливалось, прозрачные стены пульсировали и дрожали. Иногда за светящимися перегородками угадывались размытые фигуры — неподвижные и статичные, они лишь приглушенно пощелкивали. Саймоны... На мгновение Киму показалось, будто он понимает внутреннюю речь андроидов. Воспаленное воображение придавало электронным голосам зловещие «нотки»: вибрирующие, клокочущие, рычащие, живые.

Последний поворот, и бесконечные кишки завода оказались на финишной прямой. Короткий коридорчик взломанного шлюза заливало холодное сияние несвета.

Ким не помнил внутренней планировки отсека. На ощупь он двигался к платформе с консолью управления резервным питанием: черный параллелепипед кабинки стал единственным непрозрачным предметом во всем отсеке. Одну из стенок кабинки, обшитой «vantablack», разбили, толстая связка проводов спадала через раму внутрь, ее конец вставили в запасной порт у основания конструкции.

Ким забрался внутрь. Сквозь остатки защитной обшивки генератор сейчас выглядел как огромная прозрачная батарейка, из ее сердцевины, словно жидкий синеватый металл, сочился несвет. Казалось, его можно потрогать. Его хотелось потрогать, прижаться к нему, войти в него.

Клокотание в голове инспектора набирало силу. Ему мерещилось, что сам генератор говорил с ним, манил к себе, призывал воссоединиться.

Разве может оно причинить вред? Оно манит к себе... Так тепло, так близк-к-ко…

— Что происходит?! — Ким почувствовал, как чужие мысли пытаются проникнуть в его голову.

Близк-к-ко, так близк-к-ко.

— ЗАТКНИСЬ, МАТЬ ТВОЮ!

Оно сидело в его голове, отвлекало своим мерцанием от консоли, мешало думать. Ким раз за разом повторял свое имя и должность, отупевшим взглядом уткнувшись в экран консоли.

— Старший инспектор Натаниель Ким... Нужно набрать мощность... — Ким надавил на кнопку голосового управления. — Пароль: семь четыре, семь четыре, два восемь, три восемь, один.

Через пробоину в кабинку сочился несвет, оранжевый свет монитора пытался побороть своего злого близнеца. Универсальный ключ-пароль не сработал. Компьютер требовал подтверждения команды от старшего инженера эксплуатации.

— Запрос на перенаправление команды. Адресат: Кларенс Айзеншвайгер. Доступ к настройкам... — Ким нащупал глаз в кармане-контейнере на поясе. — Прости еще раз, приятель…

Инспектор приложил глаз к видеоискателю над консолью. Экран загорелся зеленым, в углу монитора всплыла надпись «введите команду».

Старший инспектор Натаниель Ким... В-вы-в нар-руш-ш-или... — трещала в голове а капелла Саймонов.

— Повысить нагруз-зк-к-ку! МАКСИМУМ МОЩНОСТИ!!! — рявкнул Ким и стиснул зубы. Мозги вибрировали в такт волнам несвета, нестерпимая боль уколами спиц разбежалась по всему телу.

На мониторе моргнуло зеленым, всплыла новая надпись «статус команды: выполнено».

Старший инспектор Натаниель Ким... В-вы-ы на-агх-х-гх-шили...

Прозрачные глисты проводов поползли по разбитой раме, обвивая дисплей, послышался хруст пластмассы. Генераторный отсек лениво оживал, будто исполинское существо, пробуждался ото сна. С трудом преодолевая боль, Ким неуверенным шагом поплелся к выходу. Кабели сворачивались в кольца под его ногами.

Голубое гало разрасталось, растворяя видимый мир. Ким врезался в несвет, как раскаленный нож в масло. Пол уходил из-под голых ног.

Инспектор... Нарушили...

— Скафандр, я не вижу свой… Не вижу…

Хлопок, следом взрыв. Что-то невидимое дало под дых. Отрезвляющий удар разорвался снопами искр в голове. Теплое и липкое, все лицо в нем. Кровь.

— Несвет делает прозрачной неорганику. — Старший инспектор Натаниель Ким.. Вы нгар... — Я, мать твою, органика!

Ким тяжело соображал. Он с трудом поднялся на ноги. Все, что инспектор видел сейчас, — это густые капли крови, спадающие с переносицы на подбородок. Перед его лицом, зависнув в вакууме, алела лужица крови.

Щелканье, клокот, рычание будто бы шли по пятам. Из последних сил Ким шагал прочь от генераторной, очертания стен угадывались все лучше.

— Кажется, я в коридоре... Вдоль стены, идти вдоль стены. Приложить немножечко усилий…

Снова падение. Но в этот раз Ким был несказанно рад. Он видел перчатки на руках, видел, как кровавая юшка сочится из носа и заливает стекло шлема, видимое стекло…

— Ты же кореец, Ким, черт подери! Что-что, а прикладывать усилия умеешь!..

Еще один рывок. Ким поднялся, сплевывая кровь. Он вновь двигался по лабиринтам, и чем дальше уходил, тем более осязаемыми становились пол, стены коридоров.

Ангар, Луна, курган. Омерзительное переплетение органических и искусственных тел дергалось в жутких корчах. Антенна дребезжала, искривлялась в такт танцу мертвых.

Возвращающееся сознание подсказывало Киму: следует как можно дальше убраться от завода, от башни из роботов и мяса. Падая, больно ушибая локти и колени, Ким бежал вперед. Огромный голубой глаз Земли безразлично смотрел ему вслед.

Ким продолжал бежать. В нескольких километрах от завода он почувствовал жуткую тряску. Казалось, грунт сейчас провалится под ногами. За лунотрясением последовала ярчайшая вспышка, а следом наступила тьма. В небе проступали звезды, одна за одной. Вдали, на месте завода, образовалась исполинская воронка, облако пыли повисло в вакууме.

Тяжелый вздох. В баллоне кончался воздух, нечем дышать.

Ким сорвал крышку «стазисной кнопки» на предплечье, ударил по активатору и провалился во тьму.

***

Белый хирургический свет. Пурпурное небо и кучевые облака в белой рамке окна; одеяло и стены — тоже белые.

— Как не вовремя ты очнулся, Натан. — Лицо Артура, адвоката и старого друга, было хмурым, если не сказать могильным. — Ох, лучше бы ты не приходил в себя. Прости, старик…

— Черт, Арти, я что, жив?..

— Ненадолго, Натан. Это чудо, что ты выжил. И я действительно рад, что ты выжил. — Артур перевел дух, эти слова давались ему тяжело. — Мне очень жаль, но это наша последняя встреча.

— Что?!

— Я долго пытался собрать эту картину в своей голове. И чем больше я думал о ней, тем тяжелее выходило подобрать правильную последовательность. Как? Я не верю, что ты в одиночку все это сделал…

— Я не понимаю... Что ты несешь? Ты не знаешь, что я видел?! Несвет — это истинное зло! Несвет не должен существовать! Я рад, что взорвал тот проклятый генератор, — вспылил Ким.

— Натан, ты разнес к херам собачьим целый лунный завод. В живых остался только ты. И ты уничтожил оборудование, нанес ущерб на сумму, которую я даже назвать не смогу. Столько нулей!

— Да срал я на это оборудование! Эта дрянь прикончит нас всех! Она поимеет всю Землю. Почему ты не хочешь меня услышать?

— Натан, остановись. Ты не осознаешь масштаба проблемы. «Святая десятка» желает тебе смерти… Понимаешь? Хозяева всего, что ты видишь вокруг, хотят лично присутствовать на твоей казни. Прости, брат, но в этот раз я не смогу вытащить тебя из дерьма.

— Да пошел ты, Арти! Идите все вы…

— ...суд даже разбираться не стал. На твоих перчатках обнаружили кровь инженера по эксплуатации, я даже знать не хочу, почему она там оказалась…. Им не потребовалось иных доказательств твоей вины. Тебя казнят, Нат, мне очень жаль….

— И ты веришь в это дерьмо? Черт тебя дери, ты же мой адвокат, Арти! Неужели... — От ярости Ким начал краснеть.

— Я выбил для тебя смертельную инъекцию! — Артур осекся. Не самое лучшее утешение, которое могло прозвучать из уст старого друга. Ким был того же мнения. Инспектор глубоко и часто дышал. Наступило молчание.

— Когда?

— На следующее утро после выписки.

— Когда выписка?

— Как только ты придешь в себя...

Ким повернулся к окну. Вдали торчали исполинские башни делового центра I.U.H.T. Мужчины долго молчали, глядя, как меняется цвет заката. Красный диск солнца катился за горизонт, небо широким градиентом переходило из пурпурного в оранжевый цвет.

Натан решил прервать тишину первым.

— Смешно.

— О чем ты?

— Там, на лунном заводе, я мечтал хотя бы раз коснуться Земли, хоть ценой жизни... Иногда желания исполняются.

За дверью в коридоре послышались шаги. Пять, а то и все шесть человек приближались к палате. Судебные приставы.

— У меня есть право на последнее желание?

— Конечно, Нат... Сделаю все, что в моих силах.

— Тогда слушай!.. Я хочу, чтобы меня похоронили на старом корейском кладбище, рядом с бабушкой.

(Написано в соавторстве с сербским автором — Стефаном Димитриевичем)

Натаниель Ким ненавидел две вещи: свою непохожесть на чистокровных корейцев и межпланетные перелеты. Полуевропейская внешность напоминала ему о бурлящем хаосе вокруг, а отсутствие гравитации и бездонная чернота космоса заставляли чувствовать себя беспомощным. Ким не был опытным пилотом, людям его профессии это ни к чему. Корпорация I.U.H.T, ныне владеющая половиной Евразии, оснащала свои корабли системами автопилота. Это тоже нервировало Кима: «Доверять свою жизнь машине? Вашу мать, никогда сто тысяч раз, если бы не бабки».

«Инспектор безопасности высшей категории первой группы допуска» — слишком сложное название для нехитрого круга обязанностей: выезжать на вызовы станций и заводов, фиксировать жалобы на работу специального оборудования, возвращаться с отчетом и пинать под зад ремонтников. Давать пинка этим лентяям? О да! Бабушка, апологет идей чучхе, могла бы гордиться Кимом!

Он помнил Пхеньян в первые десять лет после объединения Кореи: люди еще пользовались мобильными телефонами, не было небоскребов выше уровня облаков, на бесконечных асфальтовых трассах встречались живые девушки-регулировщицы; белых, негров и метисов было много, но еще не большинство. Когда I.U.H.T пришли в Корею, грянул производственный бум. Родители Кима получили свободу передвижения внутри корпорации и уехали на Окинаву, оставив сына на попечение стариков. И пока мама с папой погружались в мир электроники и информационных технологий, бабушка Йунг рассказывала Киму, как выращивают рис и кукурузу.

— Приготовьтесь. Подъем начнется через три, две, одну, пуск! — вещал искусственный женский голос. Интерком замолк, и магнитный лифт потащил челнок вверх — к орбите.

Натан ненавидел эти моменты больше всего. Огромный металлический фаллос из магнитных рельсов и дугообразных перекладин, казалось, таил в себе угрозу. В эти моменты Ким любил через имплант в затылке подключаться к Интернету и смотреть гиперпорно. Среди миллиардов трехмерных видео он неизменно искал ролики с азиатками. Жесткий трах стройных узкоглазых красоток успокаивал. Один из плюсов работы в I.U.H.T — бесплатный высокоскоростной Интернет: куча собственных спутников дает бесперебойное сообщение даже с отдаленными станциями на Марсе и Титане.

— Высота пять тысяч метров. — Интерком вещал холодным меццо-сопрано.

Негр с членом толщиной в руку жестко засаживал тощей азиатке с маленькой, почти мальчишеской грудью. Девушка наигранно корчилась и пыталась изображать страсть. Ким почему-то представил лицо бабушки; стало стыдно. Усилием мысли он закрыл сайт с третьесортной порнухой и открыл поисковик: в разделе «избранное» сто два миллиона ответов на запрос «несвет, неполадки».

— Высота десять тысяч метров, — доложил бортовой компьютер.

«Несвет», пожалуй, стал философским камнем двадцать третьего столетия. Лишь в общих чертах Ким понимал, что это за дрянь. Большой адронный коллайдер расширили, второе кольцо опоясало Португалию, Испанию, Францию, Швейцарию и Германию. Циклопических размеров ускоритель БАК-2 изучал взаимодействие не только стандартных частиц, но и антиматерии. Столкновение двух ядер антиводорода порождало множество новых, диковинных кварков, но самым важным открытием стал «несвет». По меркам квантового мира частица имела феноменальную продолжительность жизни: одну миллисекунду. Уникальность открытия заключалась и в том, что новая частица испускала яркое свечение, и все наблюдения показывали — оно распространяется не в привычных трех, а в четырех пространственных измерениях. В те годы I.U.H.T представляли собой крупного промышленного гиганта, но не сегодняшнюю транснациональную корпорацию со столицей в Окинаве и хорошо вооруженной армией в двести сорок миллионов человек. Они спонсировали эксперимент, но при условии, что все открытия и все результаты исследований останутся собственностью корпорации. Триллион мегало-долларов ушел на попытки приручить несвет, и способ нашелся: антикварки стабилизировались в специальной жидкости из нейтрино, жидкость в свою очередь помещали в вакуумную капсулу. Начиналось настоящее волшебство: компактная штуковина, размером с теннисный мячик, загоралась призрачной синевой. Свет проходил сквозь любое препятствие, он был способен сделать прозрачными многие метры бетонных перекрытий. И вот что странно: небесно-синее гало не слепило глаза, а сам объект, с начинкой из нейтрино и чужеродной материи, не нагревался, но вырабатывал колоссальное количество электроэнергии. Одна несветовая лампочка могла с легкостью запитать небольшой частный дом. По всем законам физики эта дрянь должна быть нестабильной, но ученые из I.U.H.T сделали вывод, что излишек потенциальной энергии уходил в четвертое измерение. И все-таки батареи, несмотря на свою относительную надежность, работали исправно не более минуты. Если использовать дольше — установки сходили с ума и усиливали выработку энергии. Аккумуляторы не выдерживали перенасыщения, и целое здание взлетало на воздух. БУМ! Однако инженеры I.U.H.T сумели побороть и этот каприз нового источника энергии. Инновационные «переменные системы» сделали несветовые генераторы экологичнее и безопаснее атомных реакторов.

— Высота двадцать тысяч метров, — пропел интерком. — Входим в стратосферу.

Perpetuum мobile, вечный двигатель найден! В один миг решились проблемы освещения труднопроходимых горных районов планеты и энергоснабжения изолированных предприятий, появились космические грузовики нового поколения. Источник света и «батарейка» в одном флаконе! Совет директоров I.U.H.T. всего за шесть лет стал самой могущественной силой на Земле, контроль над половиной планеты попал в руки десяти человек.

В верхних слоях атмосферы перегрузка не ощущалась. Бортовой компьютер перестал вещать о наборе высоты и заткнулся. Космос сонно раскрылся звездчато-черным зевом. Позади остался уродливый хвост магнитного лифта и бесконечно глубокая голубизна родной планеты.

Сработал датчик, ионный двигатель беззвучно запустился, и челнок стал похож на блестящую елочную игрушку. В носовой части раскрылся противомусорный щит, корабль плавно набирал скорость. Ким решил обойтись без созерцания космических глубин: в Интернете нашлось порно с чистокровной белой женщиной, а это куда интереснее!

***

До Луны шесть часов размеренного полета. Конечный пункт — завод «Грей маунтин». В цехах лунного гиганта реголит обрабатывали и получали на выходе ценные для промышленности изотопы «гелий-3» и «гелий-4». На завод приходилась треть от всей добычи изотопов гелия в Солнечной системе. Ким несколько раз в год летал сюда с плановыми проверками. В этот раз начальство само инициировало внеплановый визит: после запуска нового сверхмощного несветового генератора завод перестал выходить на связь.

Бортовой компьютер челнока оповестил о выходе на захват магнитным лифтом и скором прилунении. Металлический фаллос посадочно-пусковой установки, брат-близнец земной хреновины, поблескивал в тусклом свете звезд. Противомусорный щит сложился и спрятался обратно под обшивку челнока, ионный двигатель отключился, машина плавно пошла на сближение с магнитом. Захваченный лифтом, челнок медленно пополз вниз к поверхности спутника.

Завод построили восемьдесят лет назад, прямо посреди кратера Циолковского. За это время его модернизировали множество раз, установка несветового генератора нового поколения стала крайним апгрейдом.

Периметр кратера окружили редкие серовато-коричневые терриконы. По мере снижения Ким заметил, что половина завода окутана синеватым гало: работал резервный несветовой генератор. Все объекты сияли зловещей прозрачностью. Даже транспортные отсеки и жилые модули, в обычное время питаемые традиционным атомным реактором, оделись в призрачную синеву.

— Прием, прием, Серая гора! Как меня слышно?

В ответ молчание. Рабочая частота трещала помехами.

— Вот говно! — Ядовитое предчувствие чего-то неладного кольнуло под сердцем. Киму захотелось курить.

Челнок приближался. Зловещее сияние, будто заметив вторжение, медленно потускнело. Вскоре транспортный отсек и жилой модуль снова загорелись белыми светодиодными огнями.

Магнитный лифт изгибался, у самой поверхности его излучина уводила корабль в сторону, дальше дорога вела в шлюз. Автоматическая гермодверь затворилась, щелкнули фиксаторы, в шлюзе восстановилось нужное атмосферное давление.

На всякий случай Ким не снял шлем скафандра. Датчики показывали полный порядок: давление в норме, в воздухе нет ядовитых примесей. Гравитационный стабилизатор работал, Натан ощущал тяжесть рюкзака с диагностическим оборудованием.

Миновать вторые ворота шлюза не позволил сканер сетчатки. Шлем все-таки пришлось снять. Ким припал глазом к видеоискателю: по краю зеленой радужки, как снежинки в луже, плавали полупрозрачные буквы лазерного клейма «Собственность Intercontinental Union of HighTechnologies»; рядом с буквами плясал и личный штрих-код Кима, его-то луч и считал.

Лампочка над гермодверью загорелась зеленым, в тон глазам Кима. Шлюз открылся, и селектор пропел женским голосом:

— Добро пожаловать, господин инспектор безопасности высшей категории первой группы допуска. Мы рады вас приветствовать на заводе «Грей маунтин». Чувствуйте себя как дома!

Сразу за дверью начинался широкий коридор, освещенный светодиодными лентами. Зловещая тишина пронизывала воздух холодными иглами. Натан осторожно шел вперед, подспудно ожидая чего-то недоброго. Слишком тихо…

Следом за коридором находился жилой отсек: огромный железобетонный купол, утопленный в лунный грунт на пятнадцать метров. Помещение спроектировали для круглогодичного проживания ста двадцати человек. Четыре рабочие смены: это место должно быть шумным и оживленным, но не видно ни единой души. Не видно и не слышно…

Внезапно тишину прочертил треск перепада в сети. Светодиодные ленты заморгали, а потом погасли. Снова тишина. Включился резервный несветовой генератор. Часть купола, освещаемая синеватым потоком, стала прозрачной, железобетон заискрил хрусталем. Это продолжалось всего минуту: слабый хлопок, гудение, и под куполом снова загорелся привычный хирургически-белый нимб светодиодов.

— Добро пожаловать на «Грей маунтин», старший инспектор.

Ким чуть не подпрыгнул от неожиданности. Справа от него стоял андроид. Человекоподобный робот был одет в привычную синюю спецовку с логотипом завода. Шатен среднего роста, с невнятными чертами лица. Таких на «Грей маунтин» значилось шестьдесят единиц.

— Черт тебя дери. Напугал!

— Извините, сэр. Я не хотел. Несвет делает прозрачной всю неорганику. Вы не могли заметить моего приближения, я должен был это учесть.

— Да брось, проехали. Где все? Почему никто не отвечает на вызовы? На Земле беспокоятся.

— Они все у главного, — равнодушно ответил андроид. — Они ушли к нему.

— К какому главному? К директору? Бакиашвили дал команду остановить производство?

— Нет. На заводе срочные изменения распорядка. Вы сами обо всем узнаете в процессе проверки.

— Странное дерьмо, очень странное. Где у вас можно перекурить?

— Кают-компания на втором этаже, дверь направо. Помните, курение вредит вашему здоровью!

***

Немногочисленные андроиды занимались привычной работой. И это настораживало. Директивы Азимова отчего-то не задевали программную надстройку роботов: эти модели разрабатывались специально для взаимодействия с людьми, длительное отсутствие человека должно привести их в тревожное замешательство. Машины сохраняли спокойствие. Любые вопросы о пропаже начальства, рабочих и остальных андроидов игнорировались.

— Я с ума схожу? — спрашивал себя Ким по-корейски. — Как такое вообще возможно?

Попытки связаться с руководством на Земле не увенчались успехом. Страх безмолвия щекотал нервы. Ким проверил рубку связи. На закрытый канал станции беспрепятственно поступали запросы, но ни единого ответа не последовало. Последний сеанс связи зафиксирован четвертого августа, спустя ровно сутки после введения в эксплуатацию новой системы питания.

Натан проверил оборудование. Все в норме, но что-то глушит исходящий сигнал.

Как инспектор, Ким нарушил главное правило устава: в первую очередь проверять исправность несветовых установок. Ситуация того требовала. На свой страх и риск Ким обязан приступить к работе, но эта пустота вокруг…

***

Все внутренние входы в генераторный отсек перекрыли, сканер сетчатки не срабатывал. Единственный способ попасть к энергетической установке — по открытой Луне, через гараж. К тому же кто-то переделал реле аварийного питания. Теперь раз в час подача электричества от главного реактора отключалась, ровно на минуту основным источником питания становился несветовой генератор. Такая модификация была незаконной. «Самодельщика» ждал суд, жестокий суд, но как теперь узнать, кто все это затеял? На заводе ни единой души, только пятеро андроидов проверяли электронику и поддерживали исправность системы жизнеобеспечения.

Ким взглянул на рабочий таймер: проверка всех систем заняла у него тридцать два часа. Ноги подкашивались от усталости, и еще эти тридцать две вспышки несвета… Все вокруг становилось прозрачным, приходилось надевать специальные очки с фильтром из «vantablack»: черный материал поглощал две трети излучения, делая контуры предметов различимыми.

Устав предписывал работать не более тридцати часов подряд. Истинный северный кореец внутри Кима требовал ложиться спать вопреки всему безмолвному ужасу, творящемуся вокруг.

Несвет снова вспыхнул. Синее гало пульсировало, обволакивая все вокруг. Через свои черные очки Ким видел, как андроиды замерли. Каждый смотрел в одну точку, какой-то невидимый объект притягивал внимание разумных машин. Они стояли, синхронно раскрыв рты и вытаращив глаза.

Здравый смысл подсказывал, что единственное безопасное место сейчас — челнок. Нужно срочно добраться до корабля, немедленно!

«Минута прозрачности» кончилась, андроиды, как ни в чем не бывало, вернулись к своим обязанностям.

Чтобы попасть во внешний шлюз, пришлось пересечь весь завод. На выходе снова возня с видеоискателем, и вот — путь к челноку свободен. Здесь не было ни одного проклятого робота, потустороннее синее свечение доставало едва-едва, лишь на минуту делая гермодверь прозрачной.

Покорный челнок стоял на поворотной оси, готовый в любой момент покинуть зловещий завод имени серой горы. Плюхнувшись в мягкое кресло, Ким ощутил спокойствие. Он взглянул на приборную панель и обнаружил устойчивый сигнал wi-fi. Сигнал был очень слабый, Ким решил, что нельзя упускать единственный шанс связаться с базой.

Ким вставил штекер в разъем на затылке. Перед глазами привычно заплясали искры, и вот — появилась поисковая база. Ким вошел в нее, все вокруг посыпалось: буквы, баннеры, поисковые строки, все начало стекать, будто оплавленный воск. Цифровое пространство заполнил свет, яркий синий свет, несвет… Ким сглотнул. Собравшись с силами, он пытался через «горячие команды» вызвать своего начальника. Не выходило. Чем сильнее кореец напрягал мозги, тем ярче становилось синеватое свечение.

Ким попытался мысленно прервать сеанс. Снова не получается; кто-то дает мощный отказ всем операциям.

Из волн несвета вышли полупрозрачные фигуры. Их было много, все тянули руки к Киму.

— Ким! Смотрите, это старший инспектор! Ким, ты слышишь нас?!

— Ким, это Бакиашвили! Натан, ты должен жить! Не позволяй главному забрать тебя, слышишь?

— Выпусти нас, Ким! Нам больно здесь! Похорони нас, похорони как следует! — Десятки светящихся фигур обступили проекцию Кима. — ПОХОРОНИ!

Инспектор попытался отступить, вырваться из плотного кольца светящихся фигур. Все его мысли сейчас сосредоточились на прерывании сигнала. Синева моргнула и поглотила фигуры, крики стихли. Ким видел, как мертвый свет сплетается в нечто немыслимое, необъяснимое. Человеческого восприятия было недостаточно для понимания формы и размера этого существа. Оно постоянно менялось, делая копии самого себя, дубли сливались во что-то новое и немыслимое. У Натана нестерпимо заболела голова. В висках закололо, череп будто стянули горячим металлическим обручем.

— Я ЕСТЬ ВСЕ! — Существо, великое, могучее, оно говорило без слов, несвет передавал его волю. — Я ЕСТЬ ГЛАВНЫЙ ВСЕМУ!

Ким чувствовал, как глубокая синева обволакивает его разум и пытаетсь утащить. Он сопротивлялся, но это отняло много сил. «Главный» тянул за собой, куда-то сквозь пелену виртуального мира и реальности, в синеву, в несвет.

ЩЕЛК — в затылке хрустнуло. Поисковую базу со всех сторон окружило сообщениями «соединение не установлено».

Реле переключило режим подачи питания, несветовой генератор ушел на вторые роли. Атомный реактор снова взял на себя основную нагрузку.

Натан вынул штекер из затылка и размял шею. Эта «минута прозрачности» оказалась самой долгой в его жизни.

Гермодверь зажужжала и отъехала в сторону. В круглой пасти проема показались андроиды, все пятеро. На их лицах застыла недобрая ухмылка, одинаковая, одна на всех. Бежать некуда, Ким приготовился встретить смерть.

***

— Старший инспектор Натаниель Ким, вы нарушили пункт 3 статьи 7 «Устава о дисциплине работников I.U.H.T, обслуживающих объекты усиленной генерации несвета». Мы вынуждены попросить вас отчитаться перед... Гл-лавным. — Голубоглазый шатен чеканил слово за словом, подобно бабушкиной музыкальной шкатулке. Ким любил разбирать эту старинную игрушку, пробивая новые отверстия-ноты в музыкальной ленте. В конструкторском деле инспектор преуспевал с самого детства, чего не скажешь о способностях к музыке. Самодельные музыкальные ленты доводили шкатулку до агонии, после всегда влетало от бабули.

— Если я не ошибаюсь, Саймон, пункт 2 статьи 9 Устава гласит, что андроид не имеет права нарушать покой работников в отведенное на отдых время. Выметайся! —Страх и гнев, наконец, густым комом выдавили из Натана слова.

— ... Отчитаться перед Гл-лавным, — проскрипела последнюю «ноту» силиконово-алюминиевая «шкатулка».

— Не вынуждайте нас применять силу, господин Ким.

— Что ты несешь, консерва? Какому «Главному»?! — Сорвав голос, инспектор требовал объяснений. — Назови свой серийный номер!

Андроид сделал шаг вперед.

— Какого дьявола?! Директива номер один! Директива номер один, мать тво!..

Голубое свечение внезапно вспыхнуло, и сознание инспектора потухло.

***

Тупая боль в челюсти привела Кима в чувство. Собравшись с силами, инспектор сел и, потирая ноющую щеку, оглянулся. Прозрачно-синие высокие металлические шкафы скрывали в себе сотни микроблоков, просторную комнату наполнял мерный гул охладительных систем. Ориентироваться помогал несвет, генератор вновь заработал.

— Должно быть, уволокли в архив. Нужно связаться с базой...

Томясь в многочасовых космических перелетах, Ким пересмотрел добрую тысячу фильмов ужасов. Он помнил множество примеров смерти по неосторожности. Логика подсказывала проверить: нет ли поблизости «часовых».

«Несвет делает прозрачной неорганику» — вспомнились слова андроида. Пока генератор работал, конвой даже сквозь «vantablack» почти не разглядеть. Натан надел очки: снаружи никакого движения.

— Срань! Ай, ладно, мелькни тут хоть один Саймон, меня бы давно отправили к бабушке.

Ким осторожно, на цыпочках подошел к двери, ведущей из архива в общий коридор. Заперто. Чуть замешкавшись, зашагал обратно вглубь архива. Генератор отрубился, в комнате воцарилась тьма. Лишь спустя несколько томительно долгих минут Ким на ощупь нашел управляющую консоль. Главный дисплей засветился окном ввода пароля.

— Да черт возьми! Куда без техники безопасности? Не хватало, чтобы меня засекли!

Будучи особо уполномоченным, инспектор Ким имел переносной ключ-пароль доступа к архивным базам на большинстве объектов I.U.H.T. Но проблемы на том не заканчивались. В режиме особых и чрезвычайных ситуаций каждый андроид на предприятии будет мгновенно оповещен о входе в архивную базу. Можно ли сейчас представить что-нибудь хуже, чем быть разорванным обезумевшими искусственными людьми? Терять уже нечего...

Окно пароля сменилось значком загрузки, в его середине плавно замигали четыре буквы — I.U.H.T. Загрузка кончилась, экран залился оранжевым светом. Ким съежился в ожидании худшего. Казалось, каждая клеточка его тела стремилась сжаться и тут же взорваться, оставив от инспектора мокрое место. Спустя пару минут гудящего безмолвия Ким решил оторвать взгляд от двери в коридор. По всей видимости, режим чрезвычайного положения не вводили. Зачем его сюда притащили? Одни вопросы и никаких ответов.

«Добро пожаловать, инспектор Ким! Введите запрос».

***

— Ублюдки! Считают, что деньги дают им право лезть в чужую жизнь и контролировать несчастных людей. — Волна неприятных воспоминаний нахлынула в совершенно неподходящий момент.

Поступая на службу в I.U.H.T., каждый кандидат должен проходить инициализацию. После отбора рекрутам выжигали лазерное клеймо на радужке глаза, с этого момента их личная жизнь становилась собственностью трансконтинентальной корпорации. Каждое действие работника контролировалось Уставом, малейшая провинность каралась жестко и бескомпромиссно. Жизнь под прицелом I.U.H.T едва ли отличалась от существования андроида, чье поведение также кодировали в полном соответствии с Уставом. Пожалуй, наличие свободной воли осталось единственным отличием людей от человекоподобных машин. Наверное, механическое безволие и было жирнейшим (пусть и негласным) плюсом этой насмешки над homo sapiens. Пока люди сотнями гибли на дальних планетах, на каждую партию машин приходился целый полк обслуживающего персонала. Излюбленные детища звездной «десятки»: нежизнь, несвет.

Открыв поиск вручную, Натан решил первым делом проверить записи с внутренних и внешних камер видеонаблюдения. На мониторе каскадом рассыпался список файлов.

«Цех обработки реголита: 3/8/2383»

Загрузка.

Ничего примечательного: люди снуют по своим делам, всюду оживление и тривиальные беседы. Цепляет внимание странное поведение андроидов: время от времени они собираются в маленькие группки, с открытым ртом замирают на секунду-другую, а после, как ни в чем не бывало, возвращаются к работе.

Ким промотал запись на пару часов вперед, к обеденному времени, в глаза бросилась едва заметная деталь: пустой цех, над видимой частью конвейера поднимается легкая дымка. Приблизив изображение, Ким пригляделся: из-за угла махины выглядывает ехидная рожа Кларенса, инженера по обслуживанию несветооборудования. Ким знал этого человека уже много-много лет.

Кларенс обходит конвейер с другой стороны и пропадает. Спустя какое-то время, вытирая губы и причмокивая, из-за конвейера выскакивает молодая девушка. Следом за ней выходит и Кларенс, он похотливо улыбается, застегивая ширинку.

— У-у-у, грязный развратник! Ну, хоть не с андроидом...— Ким хохотнул, но резкая боль в челюсти свела лицо судорогой.

Запись: за девушкой закрывается дверь, из слепой зоны камеры выходят трое Саймонов. В обеденном зале к ним присоединяются еще двое. Андроиды собираются в центре цеха и замирают, приглушенно потрескивая: работают внутренние каналы связи.

— Какого хрена? — Ким открыл на вспомогательном дисплее архив внутренних переговорных каналов андроидов.

Папка 3/8/2383 оказалось пустой. Кто-то подчистил архив. Роботы перешептывались и совершено не желали быть услышанными. Следующая находка оказалась и вовсе шокирующей. Просматривая записи с разных камер, Натан заметил, как робот в черной спецовке службы технической безопасности уходит в отсек управления основным реактором и приступает к перепайке реле. Короткая вспышка на секунду ослепила камеры. С этого момента и далее раз в час включается несветовой генератор.

Ким промотал запись дальше. Андроиды сошли с ума: одни бормочут что-то несвязное, переходя от вербального общения к режиму РВК, другие зачем-то меняют друг другу запчасти. Пара андроидов в обеденном зале сооружает «башни» из стульев.

Недоумевающие люди сбились в маленькие кучки и стараются как можно скорее убраться в жилые помещения. Они пытаются не привлекать внимания роботов; к их счастью, стайка Саймонов очень уж увлеклась своей дикой игрой. Работу цеха приостанавливают.

Ким оторвал ошалелый взгляд от дисплея. Комната «растворялась» в несвете, серверные шкафы стали едва различимыми. Пока инспектор собирал по крупицам детали происходящего, прошел час. Натянув на глаза непроницаемо-черные очки, инспектор прищурился, но по-прежнему не заметил движения.

***

«Жилой отсек №3: 3/8/2383, 17:52»

Запись: Кларенс и Павел, главный энергетик, спорят в сердцах, вокруг них несколько электриков нервно переглядываются.

— Черт подери, Павел. Вы не можете осмотреть установку без разрешения Кима. Этим должна заниматься спецбригада ремонтников. Нас потом посадят! «Десятке» плевать, что эти Саймоны умом тронулись! — упирается Кларенс.

— Да чтоб тебя черти драли, гребаный немец! Все у тебя по бумажке! Ждешь указки сверху, а сам ни хрена не можешь. Я осмотрел реакторный отсек, и вот что я тебе скажу: кто-то перепаял реле и перепрограммировал всю гребаную систему питания с помощью вот этой платы! — Павел потрясает микросхемой. — Теперь сигнал включения резервного генератора исходит от резервной же системы управления. И я понятия не имею, что стряслось со связью. Как ты вызовешь Кима, придурок?

— Я уверен, дело не только во вспышках генератора. Давайте дождемся, пока кибертехники починят кукушку нашим Саймонам, и снова попытаемся вызвать инспектора.

— Я вижу, ты храбр только новеньким на клык давать. Пошел к черту, Кларенс. Ребята, пора выяснить, что за чертовщина тут творится! С меня премия в два оклада, каждому.

Группа во главе с Павлом выходит. Чуть помешкав, за ними следует Кларенс.

Время записи — 17:57, несвет пронизывает материю.

Камера над входом в отсек резервного питания: Павел заставляет Кларенса открыть дверь. Стоит голове инженера приблизиться к сканеру сетчатки, как едва различимая прозрачная рука впивается в лицо, запуская пальцы под мощные надбровные дуги. Вторая рука с неестественной силой сжимает горло Кларенса. Крики и топот: электрики предпочли спасти собственные задницы.

Звонкий хруст, бульканье, глухой стук падающего тела. Едва различимая фигура андроида копошится прозрачными пальцами в глазнице Кларенса. Кима стошнило.

— Будь проклята чертова «десятка», НЕТ! Эта дрянь вырвала глаз с клеймом! Боже! У них есть доступ к каждому отсеку этого сраного завода!.. Они всех прикончили...

Окровавленные призрачные пальцы подносят глаз к сканеру сетчатки. Дверь открывается.

***

С каждой секундой сохранять спокойствие становилось все тяжелее. Ким набрался мужества, чтобы продолжить просмотр.

«Гараж: 3/8/2383»

Главная гермодверь гаража открыта, несколько андроидов волокут кабели наружу. Сквозь проем видны размытые фигуры: кто-то лежит на грунте недвижимо, другие дергаются в предсмертных конвульсиях. Новый ком подступил к горлу Натана.

В поле зрения камеры попадают два андроида. Один тащит за ноги двух бездыханных электриков, второй пытается управиться с главным энергетиком.

— Павел! Сукины дети!

Павел был все еще жив, впрочем, безвоздушное пространство Луны быстро добило несчастного.

Короткий взмах, и андроид втыкает что-то в голову мертвого электрика.

Андроиды тащат тела в безвоздушное пространство Луны, подключают живых и мертвых людей к проводам…

— К генератору!.. Эти провода ведут к генератору! Но почему они не делают это внутри завода? — Ответ на собственный вопрос ужаснул инспектора. — Живые им не нужны… В вакууме трупы не испортятся. Твою мать, они их консервируют!

Ким прикинул, что его ждет, если не удастся пробраться к челноку.

Управляющая консоль вновь становилась прозрачной. Инспектор вернулся к просмотру спустя минуту.

***

Гора трупов. Головы людей неоправданно грубо подключены к проводам. Холодок пробежал по спине Кима. Он понял, откуда появились призраки во время попытки подключиться к сети.

Перед мертвецами происходит жуткая мехаоргия. Саймоны разрывают на себе одежду, вырывают с силиконовым «мясом» провода, сплетаются в единую конструкцию. Провода некоторых из них подключают к трупам. Нетронутые роботы снабжают мерзкого «крысиного короля» все новыми деталями. В ход идут разнообразные приемники, тарелки, антенны.

— Антенна?! С кем они пытаются связаться? О боже, с меня хватит...

***

Ким крякнул и грязно выругался.Крышку вентиляционного люка удалось отбросить в сторону. Иных вариантов не было: либо ползти по вентиляционной шахте, либо стать частью ужасного устройства.

К счастью для Кима, завод представлял собой одноуровневое паутинообразное сооружение. Указатели, оставленные для ремонтников, помогли ему быстро добраться до хозяйственного отсека. Отсюда рукой подать до пешеходного шлюза, в котором найдется все, что нужно для выхода на поверхность Луны: аварийные наборы, ремонтное снаряжение и скафандры. Наружу! Нужно попасть туда как можно скорее.

Ким вошел в раздевалку, сорвал первый попавшийся скафандр и юркнул в шлюз. За спиной закрылась первая гермодверь. Неприятные ощущения в кишечнике, легкое давление на глаза и звон в ушах — верные спутники срочной разгерметизации.

Щелчок. Вторая гермодверь открылась.

Ким сделал первый шаг в безжизненную серую пустошь. Первый выход в свет с самого прибытия на Луну. Огромный голубой шар Земли манил к себе, звал инспектора домой. Казалось, сердце хочет вырваться из глотки, улететь к родному миру. Уняв разбушевавшиеся чувства, Ким двинулся в сторону гаражного отсека.

Солнце слепило. Пронзительно-яркие лучи светила резали глаза.

— Да гори оно все!..

Да. Спалить завод. Уничтожить генератор. Это была лучшая идея за время, проведенное на Луне. Все входы в генераторную надежно запечатаны. Единственный путь лежал через гараж.