Я должна была родить Антихриста (часть 4 из 7)
~
Когда я прихожу в себя, в ушах стоит страшный звон. В горле суше, чем в пустыне. Пытаюсь сглотнуть. Язык шершавый, как наждак. Вдруг вспоминаю, как в детстве мы с Зои, моей подругой, однажды совершили набег на мамин винный шкаф и выпили по несколько глотков чего-то из вычурной бутылки. Конечно все закончилось жутким похмельем. Мама тогда так спокойно отреагировала:
– Дети есть дети, – смеялась она. – Но может быть вы все же начнете не с самбуки, а с каких-нибудь пивных коктейлей, пока не научитесь не так быстро расставаться с выпитым?
…Да, я чувствую себя ужасно. Но.
Я не мертва. Круто. Заебись. Сейди.
Сейди! Я приподнимаюсь и верчу головой. Ее здесь нет. Как и священника. Если Сейди куда-то увели, то мне нужно туда. Ведь я должна защитить ее. У меня это весьма херово получается, но, признаю, врезать Нэйтану по яйцам было довольно приятно.
Ладно, не время жалеть себя. Время найти Сейди и убраться отсюда нахуй. Пока мы еще живы.
Кое-как встаю и плетусь к двери. Волна головокружения догоняет, накрывает и я с трудом удерживаюсь на ногах, хватаясь за холодную дверную ручку. Трясу головой в тщетной попытке отогнать туман, наползающий на глаза. Несмотря на то, что я еле стою, разум работает в бешеном ритме.
Если я и правда от семя дьявола, значит ли это, что я – зло? Нет, понятно, что я не святая, но ведь я никогда не делала ничего такого уж плохого. Максимум списывала на контрольных и распустила пару слухов. В фильмах Антихрист вызывает бури, убивает щенков и творит подобное дерьмо. А я боюсь грома и рыдаю каждый раз, когда вижу рекламу приютов.
Это какая-то бессмыслица. Моя мама фанатично предана какой-то кучке психов, вот и все. Но почему тогда мне стало так плохо, стоило только переступить порог этой церкви?
Забей. Сосредоточься на поиске Сейди. Я распахиваю дверь, и в лицо мне бьет ослепительный цвет. Щурясь, я рассматриваю см горящей люстры на витражные окна, в которые просачиваются солнечные лучи. Скольжу взглядом по скамьям и дальше по проходу, и я так боюсь, что опоздала. Что я потеряла ее, что уже слишком поздно…
– Лорелай… – голос такой тихий, но его ни с чем не спутаешь. Тот же голос, что умолял меня в автобусе, фыркал на мои макароны с сыром из коробки и с рыданием срывался, пока мы рука об руку бежали из дома.
Я поворачиваю голову и вижу его всего в паре метров. Церковный алтарь.
Высокий и горделивый. И весь залитый кровью.
Моя сестра стоит у его подножия, дрожащая, перемазанная кровью с ног до головы. Липкая коричнево-красная жижа перекрасила ее волосы, склеила пряди толстыми сосульками. Кровь течет по ней, по толстовке, до самых кроссовок и белые конверсы на глазах становятся красными. С трудом подавив рвоту, я бросаюсь к ней и крепко обнимаю.
– Сейди! – Я отстраняюсь и осматриваю сестру. Откуда столько крови? Я не могу разглядеть ран, да и не смогла бы, слишком много крови… Она будто сошла с экрана фильма ужасов, но под красными разводами все еще моя невинная, милая Сейди. И она не заслужила этого дерьма. – Ты ранена? Что случилось? Где он?
Сейди молчит. Только мелко дрожит. Легонько встряхиваю ее.
– Сейди, поговори со мной. Где Винсент? По сделал тебе больно? Чья это кровь?
Наконец она реагирует и поднимает дрожащий палец, указывая на алтарь. И я больше не могу сдерживаться – складываюсь пополам и блюю на пол. Я так давно не ела, что могу выдавить только немного желчи. За последние сутки я повидала немало дерьма, но к такому невозможно подготовиться.
Это отец Винсент, да. Вот только он разорван надвое. Его тело разделено прямо по талии: верхняя половина привалилась к алтарю, а нижняя впечатана в противоположную стену. Кровь не течет… скорее бежит ручьями из распотрошенных кишков и вен, и лужа становится все больше и больше. Он похож на вспоротую подушку, из которой вытащили набивку, разбросав тут и там. Бог знает какие органы валяются на полу, маринуясь в крови. Я вижу кость, торчащую у него из бедра. Его глаза широко распахнуты и налиты кровью, а на лице выражение шока и ужаса, какого я еще никогда не видела. И посреди всего этого хаоса блестит нож. Не окровавленный, только забрызганный месивом, оставшимся от отца Винсента.
Я в панике закрываю рот ладонями.
– Что случилось?!
Сейди молчит.
Я поворачиваюсь к ней и встряхиваю сестру еще раз, теперь сильнее.
– Сейди, скажи мне!
Она медленно поднимает на меня глаза, полные слез.
– Он… он хотел убить меня. Он прижал меня к алтарю. Он приставил мне нож к горлу. Прямо к горлу! – Она начинает всхлипывать и я прижимаю ее к себе, с отвращением отмечая как липкая кровь пропитывает мою футболку.
– Все хорошо, – нежно бормочу ей в затылок. – Ты в безопасности.
Я сама себе не верю. Мы больше никогда не будем в безопасности, думаю это известно нам обеим. Все вокруг будто хотят либо убить нас, либо обрюхатить мою сестру, а меня уничтожить.
Сейди все рыдает:
– Мне было так страшно! Я думала, что умру. И вдруг почцувствовала что-то странной в груди… Я закричала и не останавливалась, даже когда он закрыл мне рот рукой, а потом…
Она срывается на визг, и я укачиваю ее, прижимая к себе.
– А потом он взорвался! Я хотела, чтобы он остановился, мысленно умоляла его остановиться, и он взорвался! – Голос Сейди становился все выше и выше. – я взорвала его! Я убила его!
Я качаю головой.
– Сейди, это невозможно. Ты не могла убить его силой мысли… Он просто… умер…
Мой голос затихает на полуслове, потому что у меня нет никакого разумного объяснения произошедшему. Невозможно рационально обосновать тот пиздец, что нас окружает. Но страх и замешательство смешиваются с облегчением. Сейди жива, ее сердечко бьется так часто, в моих объятиях.
– Лори, – шепчет она. – Я хотела, чтобы он умер. Я хотела, чтобы он умер и это было… приятно. Я плохая, Лори!
– Сейди, перестань. Это была самооборона. Даже если ты и правда каким-то образом убила его, то ты просто защищалась. Он хотел убить нас. А ты нас спасла.
Я никак не могла понять… Как могла моя тринадцатилетняя сестра, полтора метра ростом, разорвать взрослого мужчину пополам да так, чтобы с ног до головы пропитаться его кровью? Еще и когда она была прижата к алтарю? Какая-то бессмыслица. Да Бога ради, она даже не может толком бросить мяч! Как? Как блядь она разорвала этого чувака пополам?
– Я УБИЛА ЕГО! – кричит Сейди.
Ее голос такой пронзительный, и голову снова прошивает боль. Нужно убираться отсюда, немедленно. Отец Винсент говорил, что придут другие. Кто они? Еще люди, которые спят и видят, как убьют нас?
– Заткнись! – Я начинаю рыдать, боль в голове все усиливается… Сейди замолкает, но ее рыдания не стихают, только становятся глубже и приглушеннее. – Мы уходим. Все будет хорошо. Я позвоню в 911. Они защитят нас, включат в программу защиты свидетелей или подобное дерьмо.
Сейди недоверчиво смотрит на меня
– Защита свидетелей? Лори, ВСЕ ХОТЯТ УБИТЬ НАС!
– Есть идея получше? – Липкими от крови руками я хватаюсь за телефон и на ходу набираю цифры, таща сестру за собой по проходу. Прочь из чертовой церкви.
– 911, что у вас случилось?
Хочу начать говорить, но не могу. Не знаю, что сказать.
– Слушайте на нас с сестрой… охотятся. Какая-то религиозная секта преследует нас. Пришлите полицейских.
Пара секунд молчания…
– Эм… секта?
Я вздыхаю.
– Да, секта. Они хотят обрюхатить мою сестру, чтобы она родила дьявола. Мы спрятались в церкви, но священник попытался убить нас. И, я не знаю как, но его разорвало пополам, и мы вообще не понимаем, что делать, поэтому, ПРИШЛИТЕ ПОЛИЦИЮ! – Хреновый способ просить о помощи, но я в таком отчаянии, что ничего лучше не могу придумать.
Оператор вздохнула. А потом заговорила усталым голосом:
– 911 – это не место для розыгрышей. Вы действительно попали в чрезвычайную ситуацию?
– ДА!
Я с трудом сдерживаюсь. Интуиция кричит, что вот-вот произойдет что-то ужасное. Надо убираться из церкви немедленно! С полицией или без, мы должны уходить, черт возьми. Ноги моей больше не будет в церкви. Пусть дети будут атеистами. Блядь. Я же не могу иметь детей. И не хочу.
Сосредоточься, Лорелай!
Отпускаю Сейди, зажимаю телефон между плечом и ухом, и двумя руками толкаю. тяжелые церковные двери. Утреннее солнце встречает нас. Такое жизнеутверждающе яркое. Дождь прошел. Прекрасное утро. Прекрасная пятница.
Пронзительный крик разрывает тишину, я хватаю Сейди и заслоняю ее собой. Женщина с мелкой собачкой на поводке в ужасе тычет в нас пальцем. Представляю себе это зрелище, мы же по уши в крови. Она идет к нам.
– Сейди, уходим.
Я хватаю сестру за руку и мы уходим прочь от церкви и той женщины. Шансы остаться незамеченными стремятся к нулю. Двое подростков, покрытые кровью выходят из церкви поутру, мда. На телефон приходит сообщение и только тогда я понимаю, что оператор 911 повесила трубку.
На экране неизвестный номер. И сообщение: “Карпентер-стрит, 17. Мы приютим вас. Люцифер больше не причинит вам вреда. Здесь безопасно”.
– Черт, – шепчу я. У нас слишком плохой опыт общения с организациями, чтобы просто так довериться. Бросаю взгляд на Сейди, стоически следующей за мной, глядя вперед в пустоту. Мне не защитить ее в одиночку. Нам некуда идти, но так мы рискуем попасться маме или дружкам отца Винсента.
Все так сложно, но я готова рискнуть.
Глубоко вздохнув, я открываю GPS-навигатор.
~
Если вам нравятся наши переводы, то вы можете поддержать проект по кнопке под постом =)
Телеграм-канал, чтобы не пропустить новые посты
Еще больше атмосферного контента в нашей группе ВК
Перевела Юлия Березина специально для Midnight Penguin.
Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.
Я должна была родить Антихриста (часть 3 из 7)
~
Мужчина помогает нам с Сейди войти в церковь, и двери позади нас громко хлопают. Пока мы идем за ним по проходу, я нервно оглядываюсь, не выпуская маленькую, влажную ладошку Сейди из своей. Никогда раньше мы не были в настоящей церкви – конечно, видели их по телевизору, но наша семья не была религиозной, полагаю, по очевидным причинам.
В реальной жизни церковь выглядит немного иначе, чем я представляла. Свет все еще проникает внутрь через витражи, а потолок высокий, такой высокий… В голове вдруг вспыхивает боль, и я думаю о том, насколько же устала. Истощилась.
Мужчина – священник – (можно ли называть его мужчиной? Я не знаю) ведет нас по проходу мимо алтаря в маленькую комнату в задней части церкви, почти пустую, если не считать большого шкафа, пары стульев и шаткого деревянного стола в углу, едва балансирующего на тощих ножках.
– Садитесь, пожалуйста, – говорит священник, указывая на стулья. Нерешительно я сажусь, и Сейди следует моему примеру. Священник дает нам передохнуть. Неудивительно – наверняка мы выглядим так, словно марафон пробежали. Я до сих пор чувствую, как пот течет по лицу, застывает на волосах и проступает сквозь рубашку на спине. Сестра все еще плачет, уже тише, но тем не менее сердце у меня сжимается.
– Воды хотите? Съесть что-нибудь? – спрашивает священник.
– Что… – начинает Лори, но я перебиваю ее твердым:
– Нет, спасибо. – В животе у меня до сих пор колышется странное чувство подозрения. Как бы мне ни хотелось пить, я не могу заставить себя довериться этому человеку. – Все в порядке, – продолжаю я, виновато глядя на сестру, которая сжимается в кресле.
Священник смотрит на нас ласково.
– Пожалуйста, – говорит он, – воспользуйтесь хотя бы нашей аптечкой. Вашей сестре нужна помощь.
Я испуганно смотрю на Сейди. По шее у нее медленно стекает кровь, и я вздрагиваю, потому что это моя вина. Я это сделала. Со своей собственной сестрой. Я должна защищать ее. Чувство вины бурлит в желудке вместе с каким-то другим, неприятным чувством, от которого кишки скручиваются в узел. Меня тошнит.
Сейди качает головой, прижимая рукав к ране.
– Все в порядке, – говорит она и зачем-то повторяет: – Лори, все в порядке.
И я понимаю, что меня трясет.
Это просто пиздец. Я едва защитила сестру. Я чуть не перерезала ей горло. А если бы тот мужик потянулся нажать на курок, что бы я сделала – реально перерезала бы ей горло? Что я, реально дитя Сатаны?
Священник прерывает мои мысли.
– Ладно. Меня зовут отец Винсент. Как я уже сказал, мы ждали вас.
– Кто «мы»? – тут же спрашиваю я. – Откуда вы знаете наши имена?
Отец Винсент вздыхает.
– Под «нами» я подразумеваю церковь. Мы давно полагали, что вы придете к кому-то из нас, поэтому ждали. А что касается ваших имен… вы довольно известны в наших кругах. – Он улыбается. – Почти знамениты, можно сказать.
– В каком это смысле? – продолжаю я, сузив глаза.
Отец Винсент продолжает. У меня на лбу опять проступает пот, и я вытираю его тыльной стороной ладони. Кожа горячая на ощупь.
– Вам, наверное, уже известно, что ваша семья очень давно поклоняется Сатане. И ваша мать – одна из самых… выдающихся последователей. Но кое-что еще отличает вашу семью от остальных.
– И что?
– А разве это не очевидно, Лорелай? – Священник и я встречаемся взглядами. – Где-то в вашей родословной воплощение дьявола переплелось кровью с вашей семьей… Ваш род проклят, отсюда и пророчество. Такие люди, как ваша мать, рассчитывают на второе пришествие. На Люцифера во плоти, который поведет их за собой.
Я с трудом удерживаюсь от насмешек.
– Значит… вы хотите сказать, что я связана с дьяволом? Как и Сейди?
Священник щурится.
– Я бы сказал иначе, но… да. Последователи Люцифера ждут, когда в семье родится женщина, которая предоставит Антихристу сосуд. И, к счастью или к сожалению, сосуд должен быть мужского пола. Вот почему ни одна из вас не соответствует требованиям, и ваша мать тоже.
– Окей, то есть теперь единственный способ родить Антихриста – это…
– Сейди, – прерывает отец Винсент. – Единственный способ родить Антихриста – это Сейди. Когда Бог послал болезнь тебе, Лорелай, он избавил тебя от опасности вынашивания этого ребенка. – Он переводит взгляд на сестру. – Сейди, с другой стороны, не так повезло. А теперь ваша мать и все остальные в панике. Они боятся, что Бог ударит по ним снова. Вот почему они отчаянно пытаются оплодотворить твою сестру прежде, чем это произойдет.
Сейди нервно всхлипывает и икает. Я кладу руку ей на колено. Голова болит все сильнее и сильнее. Болит и сердце. Это все – просто безумие.
Отец Винсент тепло улыбается.
– Я рад, что вы двое не похожи на свою мать. Вы нашли нас здесь, и мы сможем защитить вас, если позволите. На святой земле ваша мать не сможет причинить вам вред.
– Это безумие, – бормочу я, и отец Винсент медленно кивает. Глаза у него полны сочувствия.
Ладно, давайте просто на секунду предположим, что он говорит правду. Если Бог не собирается помогать Сейди, тогда должна помочь современная медицина.
– Хорошо, – говорю я. – Тогда мы должны сделать Сейди гистерэктомию.
– Что это? – визжит Сейди.
— Остынь, — говорю я ей. – Это просто операция по удалению матки. Нет матки, нет ребенка, нет Антихриста. Все просто. – Я смотрю на отца Винсента. – Это же поможет, верно?
В глазах отца Винсента снова тот взгляд, который я не могу понять. Голова словно набита ватой, я быстро встряхиваюсь, пытаясь прояснить зрение.
– Верно?
Отец Винсент медленно кивает.
– Да. Если Сейди стерилизовать, она не сможет родить ребенка. Поэтому второе пришествие не состоится.
– Окей, круто, – на секунду меня переполняет облегчение, – так что, мы можем пойти в больницу или что-то такое? Или вызвать врача сюда? У вас ведь должны быть врачи?
– Боюсь, все не так просто, – отвечает священник, и, вскинув голову, я встречаюсь с ним глазами. Острая боль пробегает по позвоночнику, я с трудом заставляю себя игнорировать ее. Сейди, вся мокрая, молча дрожит в кресле.
Отец Винсент встает со стула и подходит ко мне. Уперевшись длинным пальцем мне в подбородок, он поднимает мою голову так, что я смотрю ему в глаза. Он снова улыбается, и улыбка сбивает меня с толку окончательно. Он улыбается грустно, и отчасти мило, и сочувственно, но – злобно. Едва он убирает палец, пальцем, я бессильно роняю голову, и кашель сотрясает горло.
– Боюсь, если мы просто стерилизуем твою сестру, ненависть Сатаны проявится иначе. Боюсь, это уже происходит. Как ты себя чувствуешь, Лорелай?
Дерьмово. Голова словно плавает в формалине. Я пытаюсь сглотнуть, но не могу, потому что в горле просто пустыня.
Я кладу руки на колени и наклоняюсь вперед, капли пота капают на бедра. Сейди рядом со мной скулит, а я даже не могу повернуться, чтобы увидеть ее, потому что у меня чертовски затекла шея.
– Вот именно, – шепчет отец Винсент. – Хоть ты и не сосуд, на святой земле твоя дьявольская кровь кипит. Ты опасна. Вы воплощение зла, и я боюсь, что никакая гистерэктомия не спасет вас от этого, дорогие.
– Сейди, – выдавливаю я, – беги!
Отец Винсент усмехается.
– Не бойся. Мы не злые. Обещаю, мы только возьмем вашу кровь на анализ для... личных целей. После ваша смерть будет быстрой и безболезненной. Быть может, Господь вознаградит тебя за твои добрые дела, открыв Царство Небесное, или, по крайней мере, не проклянет тебя в аду, как всех остальных.
– Нет. – Я задыхаюсь.
Они не посмеют убить Сейди. Ей тринадцать. Она никогда не целовалась с мальчиком (или с девочкой, кто я такая, чтобы судить), не водила машину и не ходила на выпускной бал. Она не прожила своей жизни, и будь я проклята, если какой-нибудь религиозный хер убьет ее из-за красного парня с рогами.
При мысли о сестре тело сотрясает прилив энергии, и, порывисто поднявшись, я изо всех сил замахиваюсь на отца Винсента. Я стараюсь, но ни разу в жизни я никого не била, и замах получается слабым и неуклюжим. Я даже не прикасаюсь к нему – коленки подгибаются, и я падаю на пол со стоном.
– Лори! – визжит Сейди, приземляясь рядом со мной.
Отец Винсент становится на колени рядом с нами и нежной рукой заправляет мне за ухо клочок влажных прядей волос.
– Скоро у нас будут гости, – шепчет он, – и тогда все уладится. А сейчас будьте послушными, ладно?
Засунув руку в халат, он вытаскивает маленький пузырек и медленно отвинчивает крышку. Капнув немного жидкости на пальцы, он тянется к моему лицу. Я вздрагиваю, но безрезультатно, и он вытирает пот с моего лба. Когда его рука касается моего лица, я кричу, корчусь, вскидываю руки в воздух в попытке отодвинуть его, но мышцы не слушаются. Руки дергаются в разные стороны. Голова горит. Мозг как будто шипит, словно череп вот-вот расплавится.
И даже в чем-то, похожем на агонию, я ищу Сейди. Поворачиваюсь к ней и смотрю на нее – растрепанные каштановые волосы, искаженное лицо, отец Винсент гладит ее по лицу, а она молит о пощаде. Кожа у нее раскраснелась, как обожженная, и маленькой ладошкой она пытается оттолкнуть священника от себя. Но ей с ним не совладать. Ей тринадцать, тринадцать, и это моя работа – драться за нас, но я не могу.
Спаси ее. Спаси ее, Лори. Спаси свою сестру. Ты обещала, что с ней ничего не случится. Давай же, Лори, давай!
Но я не могу.
Знаете, я в жизни много ошибалась. Как-то раз, когда мне было четырнадцать, я выскользнула из окна и попыталась спуститься по стене комнаты, и все это было ради свидания с мальчиком, а закончилось падением с большой высоты и сломанной лодыжкой. На первом курсе старшей школы я сжульничала на контрольной по химии, меня поймали и наказали жирным нулем. Я распространяла слухи про Кэти, с которой мы вместе ходили на алгебру. Когда я была маленькой, я таскала сестру за волосы и прятала ее Барби по дому. Я кричала на отца в ночь перед его смертью за то, что он бросил мою маму.
Но никогда я не ошибалась так, как тогда, когда решила прийти в эту церковь. Вот об этом я думаю напоследок, прежде чем глаза закрываются.
И теряю сознание.
~
Если вам нравятся наши переводы, то вы можете поддержать проект по кнопке под постом =)
Телеграм-канал, чтобы не пропустить новые посты
Еще больше атмосферного контента в нашей группе ВК
Перевела Кристина Венидиктова специально для Midnight Penguin.
Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.
Я должна была родить Антихриста (часть 2 из 7)
Главы: 1
~
Я сжимаю руку Сейди мертвой хваткой. Спотыкаясь, мы пересекаем подъездную дорожку дома и выходим на улицы. Сейди больше не плачет и не кричит, только мелко, часто, судорожно дышит. Мне приходится буквально тащить ее за собой.
– Давай, – я фыркаю, – нужно отсюда выбираться.
– Куда мы идем?! – пронзительно спрашивает Сейди, задыхаясь в попытках вытолкнуть из себя слова.
Куда мы идем? Хороший вопрос.
Я думаю о полиции. Полицейские ведь для этого и существуют, правда? Свободной рукой достаю мобильный и кое-как, большим пальцем, набираю 911. И останавливаю сама себя.
А что, черт возьми, я им скажу?
«Добрый день, тут такое дело: моя мать и ее друг-насильник поклоняются дьяволу, поэтому хотят оплодотворить мою тринадцатилетнюю сестру».
«Здравствуйте, офицер, видите ли: оказалось, я бесплодна и не могу родить маме внуков, а она так на них рассчитывала, что теперь планирует мою смерть в своем фан-клубе Сатаны?»
«Да-да, все верно, мою младшую сестру хотел трахнуть лысеющий сатанист, и я пнула его по яйцам».
Кто мне вообще поверит? А хуже того, что если меня и Сейди разлучат? Что если выяснится, что полицейские с этим фан-клубом Сатаны заодно? Я брежу? Или просто проявляю разумную предосторожность? Или и то, и другое?..
Одно я знаю точно: нам нужно уйти как можно дальше отсюда. Мать активно участвовала в жизни района: не только состояла в Ассоциации родителей и учителей (а это та же секта), но и всегда помогала соседям. Я осматриваю чехол телефона: дебетовая карта по-прежнему на месте, еще есть пара смятых долларовых купюр. Не так плохо.
– Лори, стой! – задыхаясь, вскрикивает Сейди, и мы останавливаемся. Мы уже вышли к главной дороге, и, наверное, здесь безопаснее, но никакая внешняя безопасность не отменяет того, что мы остались одни – и мы уже в отчаянии. А на счету у нас примерно три доллара.
Я оглядываюсь на сестру, на ее личико, покрытое слезами. На взлохмаченные волосы, растрепавшийся конский хвост – почти все пряди выбились из-под резинки. Красными щеками и налитыми кровью глазами она напоминает мне мать в то время, когда та, запершись в комнате, рыдала из-за моего бесплодия…
– Слушай, – начинаю я, – все будет хорошо. Вот что мы сдела…
– Я не хочу ребенка, – перебивает она порывисто, – я не хочу ребенка!!!
– И у тебя, блядь, его не будет, – шиплю я, – просто послушай меня. Мы сделаем вот что: идем через квартал, к магазину 7/11 и снимаем там столько денег, сколько получится. Карту оставим там. А потом сядем на любой автобус, лишь бы он ехал подальше. Потом найдем церковь.
– Церковь?.. – переспрашивает Сейди. Ее дыхание начинает выравниваться.
– Ага. – Я беру ее влажную ладонь в свою, и мы продолжаем идти. – Если кто-то и знает, как быть с… ну, с младенцами-демонами, так это священник, верно?
Ослепляющие огни магазина, контрастирующие с темнотой ночи, заставляют меня вздрогнуть. Едва зайдя внутрь, мы быстрым шагом подходим к банкомату, и я вставляю внутрь карту. Мою первую, слегка потертую карту, с идиотской картинкой пляжа на передней стороне. Я получила ее в пятнадцать, после того, как целое лето отработала в летнем лагере и прилично заработала, и тогда, в банке, мама была со мной. Она, кажется, по-настоящему мной гордилась. «Ты скоро станешь такой прекрасной молодой женщиной, Лореляй».
Когда я ввожу пинкод, Сейди вдруг яростно трясет головой.
– Лори, ты же не веришь взаправду во все это дерьмо?.. В смысле, мы же не одержимы дьяволом, мама просто сошла с ума.
– Понятия не имею, Сейди, но это единственное, о чем я сейчас могу думать.
Я отказываюсь верить, что мама действительно сошла с ума, – и одновременно отказываюсь верить, что она действительно поклоняется дьяволу. Пока банкомат выплевывает деньги, смотрю на людей в магазине, чтобы отвлечься. Вот молодой кассир со скучающим видом пялится в телефон. Вот два подростка ждут у автомата свою газировку. А вот пожилой джентльмен со съехавшими на кончик носа очками пробивает на кассе конфеты.
Наши взгляды встречаются, и я, мгновенно отвернувшись, смотрю в пол так, что в нем вот-вот должна появиться обугленная дыра. Может, взгляд ничего и не значит – люди постоянно друг на друга оглядываются случайно, – а может, и значит. Да, пожалуй, в случае чего я справлюсь с Карлом из мультика «Вверх», но проверять это как-то не хочется.
– Пора идти, Сейди. – Рявкнув, я хватаю ее за руку и вывожу из магазина, избегая смотреть на старика. Моя карта остается в мусорном ведре за упаковкой «Орбита».
Все хорошо, Лори, дыши глубоко, ты справишься.
Автобусная остановка отсюда всего в паре кварталов. Мы вполне успеем на следующий, если слегка прибавим шагу. Автобус. Церковь. Планирование семьи – мне нужно, чтобы Сейди принимала таблетки. Господи, заставлять сестру садиться на таблетки точно не входило в мои планы, но я же должна сделать хоть что-нибудь. Что-нибудь получше аборта вешалкой.
Пока я борюсь с тошнотой от этих мыслей, мы дожидаемся автобуса, заходим внутрь, пихаем водителю деньги за проезд и садимся в середине. В вечер четверга автобус почти переполнен – даже не знаю, хорошо это или плохо.
Автобус с рокотом двигателя оживает, и я слегка наклоняюсь вперед, погруженная в свои мысли. Сестра бросает на меня обеспокоенный взгляд. Она выглядит напуганной, и я ее не виню. Я сама чертовски напугана, а это ведь не на меня напали полчаса назад. Кладу левую руку ей на колено, рисую большим пальцем круги по ее джинсам. Я так делала еще в детстве, когда не могла заставить ее перестать плакать. Она немного успокаивается, и я улыбаюсь про себя – хотя прошло уже много времени, способ-то все еще работает.
– Все будет хорошо, – бормочу я. – Не высовываемся, и все будет окей. Выйдем на последней остановке, хорошо? «Они» нас тогда ни за что не найдут. – Запнувшись, я пытаюсь подобрать более ободряющие слова. – Эй, по крайней мере, тебе завтра не придется идти в школу, так? Пропустишь ту презентацию по английскому, из-за которой так ныла.
Сейди слабо улыбается, и мы больше ничего не говорим. В автобусе болтают люди, двигатель затихает на каждой остановке и снова ревет на старте, в чьих-то наушниках играет музыка. Впервые за последнее время я чувствую что-то, похожее на покой. Даже могу представить, что мы просто две обычные девушки, едем в церковь послушать проповедь вечером четверга.
В этот момент я замечаю отражение водителя в лобовом стекле. Мы сталкиваемся взглядами, прежде чем он отворачивается к дороге – но затем опять смотрит на меня. И снова на дорогу. И снова на меня. Его глаза странно блестят, но непонятно, почему. Чем-то он напоминает того старика из магазина, и мне это не нравится. Он задерживает взгляд на мне, затем поворачивается к Сейди, и я принимаю решение мгновенно.
– Мы выходим на следующей остановке.
Сейди тут же оборачивается на меня вопросительно.
– Почему?
– Потому что я, блядь, так сказала, и ты послушаешься, – говорю я резче, чем хотелось бы, и сестра, отшатнувшись, съеживается на сидении.
Ладно, Лори, новый план. Выйти из автобуса, отойти подальше от автобуса, найти ближайшую церковь.
Но автобус уже почему-то замедляет свой ход и останавливается на обочине пустынной улицы. Водитель заглушает двигатель, достает ключи. Пассажиры возмущенно ворчат, но я уже знаю, что автобус не сломался. И водитель только подтверждает мои мысли, когда встает в проходе и поднимает в воздух пистолет.
– Положить телефоны!!! – вопит он. – Увижу телефон в руках – получите пулю в башку.
Пассажиры кричат, и я вдруг понимаю, что Сейди кричит тоже. Водитель целеустремленно идет по проходу, и я порывисто поднимаюсь, поднимая Сэди вместе с собой.
Ствол пистолета смотрит прямо мне в лоб. Я никогда раньше не видела оружие, по крайней мере, в реальной жизни, и бурлящий страх, который я пытаюсь подавить, вырывается на поверхность. Но я не плачу, даже когда водитель подходит ближе. Только загораживаю Сейди.
Водитель выглядит совсем обычно. Он молод, ему на вид около тридцати пяти, стрижен под ежик, а глаза у него зеленые – я бы даже сказала, красивые, если бы он не собирался выстрелить мне в лицо. Люди вокруг уже не кричат, только тихо бормочут и сдавленно стонут. Краем глаза в двух рядах впереди я вижу девочку-подростка, примерно моего возраста. Она пытается достать мобильный из кармана рюкзака у себя на коленях.
Водитель тоже это замечает, и оглушительный звук выстрела чуть не разрывает мне барабанные перепонки. Кровь брызжет на подлокотник с тошнотворным звуком, густые красные потоки хлещут из дыры в голове девушки. Покрытая частицами мозгового вещества, она, как кукла, опадает на свое сидение и прислоняется к окну – разбившемуся, повсюду разбрасывая осколки.
Вокруг кричат, кого-то тошнит, но водитель по-прежнему смотрит только на меня. Я борюсь с тошнотой и воплем в глотке. Я должна выстоять, как скала, потому что, если я рухну, у Сейди не останется и шанса.
– Послушай, дорогая, – говорит водитель, – отдай девушку, и никто больше не пострадает.
– Отъебись, – шиплю я, хватая рыдающую сестру за руку.
– Я не побоюсь тебя пристрелить, – продолжает он. – Твое чрево для нас теперь ничего не значит. Нам нужна только она. – Он указывает глазами на Сейди. – Леди, пришло вам время послужить цели более великой.
Паника затапливает меня. Я не могу отпустить сестру, но меня загнали в угол, и…
Какая же ты дура, Лори. Нельзя было садиться на автобус.
– Решай уже. – Голос водителя стряхивает с меня мысли. Я вдруг слышу, как скрежещут его зубы. – Хватит тянуть время.
И я оживаю. Обвиваю рукой шею Сейди – та визжит – и быстро наклоняюсь за осколком, бывшим когда-то стеклом автобуса. Прижимаю острый край к шее сестры, а она дергается и беспомощно скулит.
– Я, блядь, убью ее, – шиплю я, – перережу ей глотку, прямо сейчас. Нет Сейди – нет ребенка.
Мужчина явно сомневается, но пистолет не опускает.
– Стой! – кричу я. – Положи пистолет, живо, иначе, клянусь, я перережу ей яремную вену.
– Лори, – визжит Сейди, заставляя меня на секунду задохнуться от чувства вины. Я сильнее сжимаю ее шею – под кожей бьется пульс. Быстро, хаотично. Ее сердце колотится.
Водитель размышляет, глядя то на меня, то на сестру. Кажется, в его голове буквально крутятся шестеренки.
– Живо, – повторяю я, вжимая осколок в кожу. Из ранки вытекает капля крови, яркая, вишневая. Упав на пол, она оставляет между нами и водителем крохотное пятно. Пистолет выпадает из рук мужчины, и он в ужасе вздрагивает, как олень в свете фар. Как ни странно, я чувствую себя почти всесильной. Впервые за долгие годы я контролирую ситуацию, пусть и ценой Сейди.
– Хорошо, – продолжаю я. – Мы, блядь, сейчас уйдем, и ты за нами не пойдешь, иначе – я тебе это гарантирую – я ее убью. Услышал?
Ответа я не дожидаюсь. Просто волочу Сейди по проходу на буксире.
Мы выходим из автобуса, и, едва мы останавливаемся, я почти разражаюсь слезами. Но нужно тащить Сейди дальше, и я тащу, прижимая ее к себе, как живой щит. В каком-то смысле, она и есть живой щит, и от этого мне особенно страшно. Она все еще рыдает.
– Извини, – запоздало бормочу я, – мне пришлось. Я… не имела в виду ничего такого. Никто к тебе не притронется.
Прибавив шагу, мы мчимся по жилому району и переходим на другую сторону главной дороги. Идем мимо величественных кирпичных домов, почтовых ящиков с отпечатками рук, собаки провожают нас лаем. На этот раз удача на моей стороне, и я ее не упущу. Мы выходим к храму Святой Давида. Не то чтобы это было важно – пусть там поклоняются хоть Летающему Макаронному Монстру, мне все равно.
Когда мы подходим к двери, я бросаюсь на нее всем телом. Тяжесть всего, что я натворила, берет верх, и я начинаю рыдать. Желчь подступает к горлу, я давлюсь, сопротивляясь желанию заблевать порог Божьего дома. Бью кулаками по двери, кричу.
– Откройте дверь!!! – Громче и громче. – Откройте дверь сейчас же, ублюдки!
Когда я уже рыдаю в голос, в уши вонзается музыка. Тяжелая церковная дверь открывается, тепло за ней почти мгновенно поглощает меня на контрасте с холодом и страхом снаружи.,
По ту сторону стоит улыбающийся мужчина в рясе. Его глаза странно блестят, но я об этом не задумываюсь.
– Лорелай, Сейди. – Он тепло улыбается. – Мы вас заждались. Пожалуйста, входите.
~
Если вам нравятся наши переводы, то вы можете поддержать проект по кнопке под постом =)
Телеграм-канал, чтобы не пропустить новые посты
Еще больше атмосферного контента в нашей группе ВК
Перевела Кристина Венидиктова специально для Midnight Penguin.
Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.
Я должна была родить Антихриста (часть 1 из 7)
– То есть… хотите сказать, она… пустышка? – Моя мама плачет.
Доктор дергается, как от удара.
– Не совсем… подходящее слово, но, да, ваша дочь бесплодна. – Она поворачивается ко мне. – Мне жаль, Лореляй, но преждевременная менопауза необратима. Даже когда станешь старше, ты не сможешь иметь детей.
С всхлипом мама прижимает руку ко рту, дрожа. Машинально я оборачиваюсь к ней и, нерешительно прикоснувшись к вздрагивающей спине, глажу меж лопаток в попытке успокоить.
– Все будет хорошо. Это же не конец света.
Но она со мной не соглашается. Хотя, на мой взгляд, все действительно не так уж плохо. Мне семнадцать, и меня не слишком волнует перспектива (или отсутствие перспективы) иметь когда-то там, в будущем, детей. В конце концов, у меня теперь никогда не будет месячных – чем не сделка века?
Поэтому я даже не думаю расплакаться, а вот мама ведет себя так, словно у меня диагностировали опухоль мозга. Я оглядываюсь на доктора, чтобы пожать плечами, извиняясь, но та смотрит в сторону. Единственным звуком, нарушающим тишину комнаты, остается плач моей матери.
***
Мама не приходит в себя даже спустя несколько дней. Она заперлась в спальне, и, несмотря на попытки к ней пробраться, отказывается с нами контактировать. Ее бесконечные рыдания разносятся по дому эхом, вибрируя о деревянные стены.
Я высыпаю в кастрюлю спагетти, вздрогнув от всплеска воды и протестующего шипения плиты. Сейди, моя сестра на 4 года младше меня, с любопытством смотрит за процессом из-за кухонного стола.
– Меня от макарон уже тошнит, – фыркает она.
– Не нравится, готовь сама, – демонстративно закатив глаза, небрежно парирую я, хотя внутри тревожно.
С того самого визита к врачу мама практически ничего не делала – не ела, не принимала душ, не разговаривала, – и это очень непохоже на нее. Она всегда казалась мне стойкой женщиной, супермамой, заменившей нам еще и отца после того, как тот умер. Когда до кухни доносится отчетливый громкий всхлип, в груди колет от чувства вины.
– Мама плачет из-за твоей матки? – раздосадованно стонет Сейди.
Я смеюсь.
– Ага, злится, что не вышло из меня инкубатора для внуков.
Пока мы едим макароны с маслом, мамин плач, вздохи, шумы затихают и, наконец, обрываются совсем – скорее всего, она засыпает. Таков был ее распорядок последние три дня – плакать, спать, снова плакать.
– Ты уже сделала домашку? – строго спрашиваю я, прерывая молчание.
На этот раз глаза закатывает Сейди.
– Да, мам.
– Я просто спрашиваю. Ну, знаешь, чтобы ты тоже не стала разочарованием семьи.
Перестав недовольно гримасничать, она становится не по-детски серьезной.
– Ты не разочарование, Лори, это не…
Ее прерывает стук в дверь, но куда сильнее меня напрягает скрип кровати в маминой спальне. Она встает, выходит наружу, спускается в прихожую и открывает дверь с приветливой улыбкой. Ничего не сказав, я выглядываю из кухни. На пороге стоит лысеющий седой мужчина, на бедре у него сумка, на лице – круглые очки. Я пристально всматриваюсь в него, но все равно не узнаю.
– Нейтан, – выдыхает мама с очевидным, неприкрытым облегчением в голосе. – Пожалуйста, проходи.
Нейтан заходит, и они оба заглядывают к нам в кухню. Теперь я смотрю и на маму – она выглядит ужасно. Под глазами темные мешки, волосы спутались и истончились, глаза красные и все еще блестят от слез, а сосуды в них полопались. Но она нам улыбается – впервые, кажется, за целую вечность.
– Лори, Сейди, познакомьтесь – это Нейтан, мой друг.
– А, м… привет, – говорю я неуверенно, и Сейди за мной повторяет. – Хотите спагетти?
Натан невесело усмехается.
– Нет, спасибо, дорогая. – Его тон сразу ставит меня в тупик. – Рад с вами познакомиться. Ваша мама столько мне о вас рассказывала.
Сейди, в отличие от меня, слава богу, еще не настолько скована этикетом:
– Мама, – говорит она, – кто это и зачем он здесь?
Нейтан смеется, а мама отчего-то краснеет.
– Милая, это невежливо. Нейтан здесь, чтобы нам помочь. Давайте вместе поднимемся в кабинет, ладно? Все мы.
Я склоняю голову, сбитая с толку. Мама никогда не пускала нас в свой кабинет, никогда. Дверь всегда была заперта, и пытаться как-то ее обойти всегда запрещалось. Якобы из-за важных юридических документов, которые там хранились: мама была юристом и не хотела, чтобы мы увидели конфиденциальную информацию.
– Кабинет? – переспрашиваю я осторожно, оглядываясь на Сейди. Она тоже явно растеряна.
– Да. – Мама нетерпеливо кивает. – Пойдемте, времени не так много.
Мы вчетвером поднимаемся по лестнице на второй этаж и направляемся к двери. Мама на мгновение исчезает и возвращается с ключом, ржавым и серебряным, словно с оранжевыми крапинками. Она вставляет ключ в замок и поворачивает, открывая дверь с сильным скрипом.
– Какого хрена?.. – шепчет Сейди, и из-за гула в ушах я едва слышу, как мама ее отчитывает. Никогда в жизни не видела ничего подобного. Стены испачканы алыми надписями, которые – хотелось бы верить – сделаны краской, а не кровью.
«ОН ИДЕТ.
НА РАССВЕТЕ ОН ВОССТАНЕТ.
СМЕРТЬ НЕВЕРУЮЩИМ.
ТА, ЧТО РОДИТ ЕГО, БУДЕТ БЛАГОСЛОВЛЕНА».
На полу валяются деревянные тотемы, стянутые сломанными костями и грязными веревками. Скелет какого-то животного, похожего на овцу, валяется в углу, как малыш в тихий час. На потолке, как солнце, сияет пентаграмма.
Мама еле слышно вздыхает.
– Девочки, я хотела рассказать вам об этом позже, но из-за обстоятельств придется сделать это сейчас. – Ее глаза, переполненные гордостью, оглядывают комнату. Приосанившись, она поворачивается к нам. – Дело в том, что наша семья особенная, хотя и по-своему несчастна. В наших жилах на протяжении многих поколений течет кровь Люцифера, и мы живем, чтобы служить ему, как его дети. И за это мы обязаны отблагодарить его подарком. Таким, какой только женщина может быть. Сосудом. Его ребенком.
– И-извини, что? – Я заикаюсь, отупело уставившись на скелет в углу.
– Ему нужен сын. Твой отец умер только потому, что я родила двух дочерей, и, боюсь… следующее наказание может быть хуже. – Мама смотрит на меня, и глаза у нее снова наполняются слезами. – Лореляй, я знаю, что мы были очень близки, но… ты бесплодна. – Она переводит взгляд на пентаграмму. – Наверное, это проверка моей преданности.
Переглянувшись с Сейди, я поворачиваюсь к двери, но Нейтан уже встает в дверном проходе, скрестив руки на груди.
– Боюсь, времени у нас почти нет, – продолжает мама. – Кто знает, что с нами иначе станет в следующие несколько лет. Поэтому… я пригласила Нейтана. У Сейди еще есть шанс зачать ребенка, прежде чем мы потеряем всякую надежду.
– Чего?!! – отчаянно кричит Сейди. Я только стою, разинув рот, – а дальше все происходит слишком быстро.
– Вы сумасшедшие! – Я, наконец, тоже начинаю кричать. – Психи, конченные психи. Думаешь, я позволю этому подонку насиловать мою сестру? – Кровь у меня вскипает в венах. Я поворачиваюсь к Нейтану, который уже деловито тянется к молнии, и, пользуясь этим, мать шагает к Сейди. – Ни хрена подобного!
Мир размывается. Мать берет Сейди за плечи – та глухо всхлипывает. Нейтан расстегивает ширинку… И я, обутая в тяжелые кеды, изо всех сил бью его прямо в пах. Он падает на пол с протяжным стоном.
– Гребаный извращенец, – кричу я.
Пока он корчится и стонет, я торопливо ищу на полу глазами что-нибудь, что угодно. Большая кость – кажется, бедренная – подойдет. Я поднимаю ее, едва справляясь с тяжестью, поворачиваюсь к матери, все еще цепляющейся за кричащую Сейди, и бью с размаху, надеясь разбить череп. Она тоже падает, и, судорожно схватив Сейди за руку, я бегу.
Мы летим вниз по лестнице, перепрыгивая через ступени. Мать кричит нам в спины:
– Куда собрались, твари? Мы вас везде найдем. И вы будете служить нашему Отцу!
Под всхлипы Сэди я с размаху открываю входную дверь, и мы бежим в ночь, в никуда. И только после я понимаю, что совсем не знаю, что делать дальше.
Клянусь, кто-то наблюдает за нами даже вне дома. Кажется, я облажалась.
~
Если вам нравятся наши переводы, то вы можете поддержать проект по кнопке под постом =)
Телеграм-канал, чтобы не пропустить новые посты
Еще больше атмосферного контента в нашей группе ВК
Перевела Кристина Венидиктова специально для Midnight Penguin.
Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.
Я наконец-то помыл свой холодильник и очень жалею, что не сделал этого раньше
Я только что пережил месяцы депрессии после того, как , Трейси – моя девушка – меня бросила. Она просто перестала звонить несколько месяцев назад, и это был самый тяжелый период в моей жизни. Я действительно любил ее, и, хотя мы иногда ссорились, она, как никто, заставляла меня смеяться. Я получил отличную работу в финансовой сфере, и не испытывал недостатка в деньгах, но Трейси такие вещи не волновали. Она была добродушным человеком, который, казалось, действительно заботится о своих близких.
Мы страшно поссорились, когда я вступил на новую высокооплачиваемую должность в компании, связанную с кое-какими не совсем законными вещами, и она пригрозила разрывом, если я свяжусь с этими людьми. Я ответил, что она эгоистична, и что это большой шаг для меня. Думал, что она остынет со временем, но нет. Она просто исчезла.
А ведь перед самой ссорой мы говорили о том, чтобы жить вместе.
Это сломало меня. Каждую свободную секунду я лежал на диване, утопая в страданиях. Я провел три тяжелых месяца, выпивая и поглощая фастфуд. Холодильник был переполнен коробками из-под готовой еды и просроченными продуктами. И каждый раз, когда я открывал дверцу, меня окатытывало мерзкое зловоние.
Одним субботним утром я встал, сделал чашку кофе и случайно налил туда безнадежно прокисшее молоко вместо того, что купил пару дней назад. Когда омерзительный сгусток зеленой слизи плюхнулся в кофе, испортив утро, я решил, что с меня хватит. Настало время разгрести холодильник, и тогда, может быть, я смог бы понемногу вернуться в прежнее русло.
Чтобы подготовиться, я сходил в Старбакс, взял нормальный, не прокисший кофе, и отправился в хозяйственный магазин за мешками для мусора, бумажными полотенцами и чистящим средством. Добрался до дома, посидел перед телевизором и допил кофе, собираясь с духом… И приступил.
Расстелив на полу мешок для мусора, я перекрестился и открыл холодильник. Начал с нескольких коробок пиццы, в которых остались только окаменевшие корки, и бросил их в пакет. Следом размокшие зловонные контейнеры из-под китайской еды, которые грозились развалиться и потечь. Пакеты из-под хлеба с двумя-тремя плесневелыми кусками в них. Нечто в контейнерах, что раньше могло быть овощами. Пустые коробки молока, упаковки из-под яиц со скорлупой внутри, пластиковая посуда с покрытыми зеленым пушком макаронами внутри, настолько старыми, что их наверное могла еще готовить Трейси… В мусор, в мусор, в мусор.
Задержав дыхание, я вылил очередную коробку прокисшего молока в унитаз и смыл. Содрогаясь от каждой новой находки, я медленно опустошал холодильник, оставив только свежее молоко и пару приправ, которые, как я надеялся, никогда не испортятся.
Добравшись до задней стенки холодильника, мне пришлось встать на колени и потянуться, голова почти касалась верхней полки. Я схватил что-то скользкое и тянущееся, бывшее когда-то огурцом и бросил его поверх кучи гнилой еды. В самой глубине покоилась пара незнакомых свертков. В одном из них было что-то мягкое в красной мясницкой бумаге. нет, даже смотреть не хочу, в мусор.
А вторым оказалась маленькая белая картонная коробка, перевязанная красной лентой с бантиком.
– Хей, что тут у нас? – пробормотал я сам себе.
Модные пекарни и кондитерские иногда кладут сладости в такие коробочки. Шоколад редко портится, рассудил я, и решил развязать милый маленький бантик и посмотреть, что там внутри.
Развязав ленточку и откинув крышку, я с криком упал на пол, швырнув коробку через всю комнату. Тяжело дыша, я наблюдал, как содержимое коробочки покатилось по кухонной плитке. Оно выглядело как человеческий палец... Сморщенный и почерневший, он был все еще украшен ярким красным ногтем. Докатившись до посудомойки, палец остановился и остался лежать там.
Я перевел дыхание и попытался подняться, подумав, что это должно быть, какая-то шутка. Это должно быть просто, какое-то реалистичное кондитерское изделие, которые некоторые кондитеры делают на Хэллоуин. Я видел, как люди выкладывают такие в Инстаграм.
Медленно встав на ноги, я решил проверить. Потыкал палец палочкой для китайской еды... Затем, стараясь об этом не думать, наклонился, чтобы понюхать. Воняло сгнившим мясом, и я отвернулся, дыша ртом, сдерживая тошноту. Он был настоящим. Это был человеческий палец.
Как это оказалось в моем холодильнике? Я задумался. Осмотрел коробку, валявшуюся на полу, и удивился, увидев внутри клочок бумаги…
Трейси у нас. Если хочешь снова увидеть свою девушку, переведи 25000$ на счет, указанный ниже. Мы знаем, что у тебя есть такая сумма, и можем заверить, что это не шутка. Если ты позвонишь в полицию – мы убьем ее. Мы уже отрезали один ее палец, чтобы показать, что мы настроены серьезно и не собираемся отступать. Завтра в 8:00, когда банки откроются, мы запустим отсчет. Каждый час, что мы не видим денег на счете, мы будем отрезать от нее по кусочку. Начнем с оставшихся пальцев рук, затем пальцев ног, затем ушей. После этого мы проявим креативность. Если она тебе небезразлична, готовь деньги немедленно.
Потрясенный, я уставился на записку и перечитал ее заново. Мысленно вернулся в тот день, когда мы с Трейси поругались. Она была так зла на меня. Она плакала и кричала, что больше никогда не хочет меня видеть, а я думал, что она просто приняла ссору близко к сердцу, и в конце концов мы помиримся. Я думал, что все будет хорошо, но через день или два решил, что она действительно порвала со мной. Я пытался ей звонить, но ответа не было, и я начал пить, пытаясь залить горе. Та маленькая коробка, которую похититель Трейси безжалостно положил в холодильник, чтобы я ее нашел, вероятно, была задвинута в дальний угол вместе с шестью упаковками пива и вредной едой…
– Боже, Трейси, мне так жаль, я не знал, – рыдал я, лежа на полу рядом с ее отрезанным пальцем.
Прибыла полиция. Детектив осуждающе качал головой, допрашивая меня. Судебно-медицинская экспертиза в своем отчете установила, что это действительно был палец Трейси. Ресторан, в котором она работала, сообщил, что она перестала выходить на работу несколько месяцев назад, и они решили, что она уволилась. Мне пришлось пережить бесчисленные допросы, прежде чем полиция убедилась, что я не причастен к ее исчезновению.
Главный детектив сказал, что они не уверены, что она еще жива, но я больше не являюсь подозреваемым. Думаю, он пожалел меня. Я и сам себя жалел.
Если бы я не был такой размазней, возможно, моя девушка была бы жива.
~
Если вам нравятся наши переводы, то вы можете поддержать проект по кнопке под постом =)
Телеграм-канал, чтобы не пропустить новые посты
Еще больше атмосферного контента в нашей группе ВК
Перевела Регина Доильницына специально для Midnight Penguin.
Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.
Какая самая страшная вещь, которая когда-либо случалась с тобой средь бела дня?
1. Когда мне было около 8 лет, в оживленном парке ко мне подошел мужчина и спросил, не хочу ли я пойти посмотреть на его собаку. Он указывал на лесистую местность в стороне от парка. Теперь я знаю, что в том лесу есть заброшенная железная дорога. К счастью, у меня хватило здравого смысла сказать «нет» и побежать к взрослому. Сейчас я содрогаюсь при мысли о том, что могло произойти.
2. Видел, как кто-то совершил самоубийство в поезде в Англии. Это был плохой, плохой день для всех присутствующих.
3. 9 часов утра. Вторжение в дом, и я получил 5 ножевых ранений, защищаясь.
Подробности: Я был в душе, готовился к работе. Постучали в дверь, моя девушка ответила, и они толкнули ее внутрь, и я услышал ее крик. Я выбежал из душа и вышел совершенно голый, и в мыле, подскользнулся и упал. 2 человека в масках. Один из них начал нападать на меня, а другой просто стоял. Пока мы боролись и дрались, я не мог удержать равновесие, потому что был скользким, и в конце концов он повалил меня на спину. Он сказал, что ему нужны мои деньги и травка, и нанес мне 5 ударов ножом в правое бедро, один из которых попал в переднюю часть и вышел из области ягодиц. Тем временем моя девушка схватила кухонный нож, чтобы позаботиться о другом парне, который просто стоял и смотрел, и как только он увидел, что она схватила кухонный нож, он сбежал. Затем она подошла к парню, который ударил меня ножом, и пошла душить его сзади, давая мне возможность встать. Несколько правых хуков в челюсть, держа его за волосы и разбивая его лицом о стену, его очки слетели с его лица, и он сбежал. Мы позвонили в 911, и я поехал в больницу. Полицейские обыскали мой дом и нашли пол унции травы. Очки — это то, что помогло в опознании его в ходе расследования, а также на стоянке рядом с моим домом были камеры наблюдения, которые показывают, как двое мужчин подкрадываются, вламываются и убегают. Первоначально ему было предъявлено обвинение в уголовных преступлениях, и он заключил сделку о признании вины за нанесение побоев при отягчающих обстоятельствах. Он не сказал ни слова во время процесса, и мы до сих пор не знаем, кем был второй парень.
4. Столкнулся с красномордым альфа-самцом макаки, когда был один в моем гостиничном номере на севере Индии. До этого момента я не знал, что такое выброс адреналина.
5. Я попал в самый разгар перестрелки между двумя конкурирующими бандами наркоторговцев.
Пытаясь уйти от перекрестного огня, я перебежал на другую сторону улицы, как вдруг из переулка вышел парень с рацией и револьвером и направил на меня пистолет.
Я никогда не забуду это чувство. Смотреть на пистолет и быть абсолютно уверенным, что я умру. Это ощущение нелегко описать. Я вообще не мог двигаться, и по сей день каждый раз, когда мне снится долбаный кошмар, я испытываю именно это ощущение.
С тех пор я даже близко не был так напуган, а я уже попал в автомобильную аварию
Автору задали вопрос, а кто же был этот парень с рацией.
Ответ: У местных наркофракций всегда есть парень со связью и фейерверком на границе их территории. Как только происходит какое-либо действие (будь то полиция, армия или конкурирующие банды), эти ребята должны предупредить остальную часть банды.
У них обычно нет тяжелого вооружения, поэтому они могут оставаться незамеченными во время наблюдения.
Дело в том, что эти ребята редко целятся в мирных жителей, и как только он увидел, что я не состою ни в одной банде, он сказал мне спрятаться, пока дело не кончится.
6. Я видел, как мой друг вышел на улицу передо мной и попал под машину. Машина не остановилась или что-то в этом роде, Водитель даже не выглядел обеспокоенным этим. Когда я увидел это, мое сердце остановилось, я чуть не расплакался и меня ужасно трясло. Этот же самый друг, которого я видел, пол колёсами авто, вышел из дома, позади меня, и спросил, все ли со мной в порядке. До сих пор я не знаю, что я видел в тот день.
7. Сумасшедший пытался убить меня в бассейне. Я Даже не заметила его, как он подкрался и набросился. Я не ходил в общественный бассейн с тех пор
8. Я был в самолете. Мы только что взлетели и набирали высоту, когда взорвался один из двигателей. Экипаж успешно заглушил двигатель и потушил пожар дистанционно из кабины. Слышать грохот и чувствовать, как самолет вздрагивает, когда он теряет высоту, было довольно страшно, все действие длилось примерно 30 секунд.
9. Раньше я разносил почту. Собаки собаки собаки.
10. Меня бросили, родители не заметили моего отсутствия, пока не добрались до дома. Меня могли продать (Латинская Америка).