Утро началось как обычно. Мы с Луной сидели на тех же камнях, на которых были вчера, перед нами стояли миски с кашей и по куску хлеба. Но сегодня каша была иной — холодная, вязкая и склизкая, она тянулась за ложкой, будто серая слизь, и с каждым глотком расползалась по языку липким привкусом, вызывая желание сжать зубы и не открывать рот снова. Хлеб тоже был хуже обычного — черствый, с зазубренной коркой, он будто царапал горло изнутри, оставляя сухой след.

Ни мне, ни Луне не хотелось есть, но отказаться было невозможно: слишком много взглядов могло заметить нашу слабость, слишком легко кто-то мог связать её с чем-то большим. Поэтому мы заставили себя доесть до конца, сглатывая боль и отвращение с каждой ложкой.

Мужчины выглядели оживлёнными. В их жестах чувствовалось возбуждение, почти торжественность, словно они ожидали праздника. Некоторые разговаривали громче обычного, в голосах звенела странная гордость. Только пара человек держались особняком, отводя взгляд, будто пытались спрятать собственный страх или сомнения.

Женщины выглядели иначе. Они двигались медленно, подавленно, лица — серые, глаза — пустые. В их покорной тишине не было ни капли радости, но и сопротивления тоже. Лишь редкие, еле заметные жесты выдавали внутреннее напряжение — дрожь рук, слишком крепко сжатые губы. Казалось, они давно знали, что ждёт их, и уже примирились с этим.

Дети же, напротив, вели себя почти обычно. Они бегали между домами, смеялись, играли в свои обычные игры, будто это был ещё один день из множества. Лишь иногда они замирали, когда слышали напряжённые голоса мужчин или видели пустые лица матерей. Тогда их улыбки меркли, и в глазах появлялось то странное чувство — не страх, а скорее недоумение перед чем-то слишком большим и серьёзным для их мира.

После завтрака мы пошли к дому Луны. Мы уже обсуждали возможность собрать маленькую сумку — кусок хлеба, немного воды, что-то полезное в дороге. Но, поднимая взгляд к холму, где находились здания старейшин, я вспомнила о мониторах, что показывал мне старейшина Алстон, и о том, чем закончилась моя попытка подкопа у забора. Они следили за всем. Если мы начнём собирать вещи, нас заметят, или, хуже того, потом найдут наш тайник. Это будет конец.

— Никаких сумок, — сказала я. — Мы сбежим так, как есть.

— Но… — начала Луна, но я перебила её.

— Так безопаснее.

Она кивнула.

День тянулся мучительно долго. С заходом солнца над комплексом разнёсся металлический, тянущийся звук, от которого по коже побежали мурашки. Это был сигнал, который никто не мог проигнорировать.

— Начинается, — сказала Луна. Её голос дрожал, но взгляд был твёрдым.

Мы пошли вслед за другими жителями к ритуальной поляне. Толпа двигалась плотным потоком, и теперь каждая группа выглядела так, словно их роли были заранее распределены: мужчины шли уверенно, женщины — тихо и обречённо, дети — с лёгкой растерянностью, не понимая, что именно начинается, но чувствуя масштаб происходящего.

Мы с Луной оказались среди последних — наши шаги гулко отдавались в ушах, будто мы шли не к обряду, а в ловушку, заранее зная её исход. Толпа выстраивалась в полукруг, семьи держались вместе, мужчины теснее прижимали женщин к себе.

Я ощущала, как Луна дрожит рядом, хотя она пыталась скрывать это за своим обычным холодным лицом. Я знала, что хоть я и рассказала, что будет происходить, но в реальности это все очень трудно представить

Старейшины вышли на сцену, их чёрные одеяния развевались в вечернем ветре. Микрофон снова заскрежетал, и Джон поднял руки.

— Сегодня Истинная Любовь принесёт плоды. Сегодня наши дети вкусят дар матерей и продолжат путь Единого Истинного Бога!

Толпа повторила за ним, громко, словно под куполом из железа.

— Истинная Любовь!

Я сжала кулаки. Это звучало точно так же, как в тот вечер, когда я потеряла маму. Каждое слово было как приговор, и я знала, что сейчас всё повторится.

Мужчины начали подталкивать женщин на колени. Те послушно склонялись, но в их лицах мелькали искры эмоций: у одних — отчаянная покорность, у других — пустота. Вскоре площадь огласили первые крики, когда пальцы мужчин вцепились в волосы, а следом кожа начала срываться с голов матерей.

Ветер донёс до меня запах крови. Густой, липкий, как сама Истинная Любовь, о которой твердили старейшины.

А потом — удары. Тупые, раскалывающие, словно молотки били по хрупкой скорлупе. С каждым звуком крик срывался на визг, и дети дёргались рядом, не понимая, что происходит.

Я видела, как отец Луны занёс молоток над её матерью. Луна стояла рядом, с застывшим лицом, и только руки её дрожали, когда ей протянули серебряную ложку. Она послушно приняла её. И когда удар пробил череп её матери, Луна, словно в тумане, опустила ложку внутрь, черпнула и поднесла к губам.

Я не могла отвести глаз, хотя внутри всё протестовало. Её мать всё ещё была жива — я видела, как слюни и кровь стекали по её подбородку, как её тело всё ниже опускалось к земле. Она превращалась в пустую оболочку, а Луна… Луна ела.

Я обернулась — и сердце ушло в пятки. На краю поляны, чуть выше остальных, стоял тот самый мужчина, что привёл меня сюда. Джексон. Его взгляд был прикован только ко мне. Он не вмешивался, не подходил ближе, но это было хуже любых ударов.

Крики и чавканье слились в единый гул, пока наконец по площади не разнёсся низкий, потусторонний звук. Он не шёл от колонок, не принадлежал старейшинам. Он будто исходил из самой земли.

Толпа мужчин упала на колени. Старейшины, ещё не понимающие происходящего, воздевали руки к небу, их голоса перекрывались в ликовании.

— Он слышит нас! Ритуал завершён! Мы спасены!

Женщины, которых я считала уже мёртвыми, вдруг начали подниматься. Их движения были неровными, кукольными, но лица оставались спокойными, словно они действительно «переродились». Мужчины плакали от счастья. Дети стояли в оцепенении.

И только я видела то, что происходило внизу. Из земли, сквозь траву и песок, к ногам женщин тянулись тонкие, дрожащие щупальца — едва заметные, как корни. Они вонзались в их ноги, вползали под кожу. Женщины качнулись, и их тела начали подниматься, словно их дёргали за невидимые нити.

Земля задрожала. Из разлома, с треском корней и ревом камней, выползло нечто огромное. К’алут. Его глаза вспыхнули тем самым красным светом, который преследовал меня во сне. Женщины висели на щупальцах, их тела поднимались над толпой, словно подношение.

С жутким треском чудовище подняло их к небесам — не как врагов, а как добычу. Старейшины продолжали радостно кричать.

Но ненадолго. Щупальца рванулись и к ним. Чёрные сутаны взвились, когда тела старейшин были подняты, словно тряпичные куклы. Их торжественные крики оборвались на визг, а К’алут втянул их в себя, будто они были частью ритуала.

Мужчины и еще живые женщины пали ниц, не смея поднять головы. Они тянули руки к земле, как к спасению, но щупальцам было всё равно. Первые хлестнули по рядам, как хлысты, и один из мужчин, ещё не успевший склониться, был подхвачен за грудь и поднят в воздух. Его крик оборвался, когда щупальце сжалось, и его тело лопнуло, словно перезревший плод, забрызгав внутренностями тех, кто лежал рядом.

Женщины, только что «перерождённые», теперь сами становились едой. Их тела дёргались, когда их рывками втягивали в зияющие пасти на боку чудовища. К’алут, вытянувшись над площадью, двигался с такой скоростью, что щупальца мелькали, как молнии, хватая всех подряд. Кто-то пытался бежать, но тонкие, быстрые отростки настигали беглецов, сматывали их, и через мгновение от человека оставались лишь обрывки одежды и влажное месиво из костей.

Дети кричали и метались, не понимая, что происходит. Одного мальчика схватило за ногу и дёрнуло вверх так резко, что суставы хрустнули, и он разлетелся пополам. Другого щупальце пронзило насквозь, вырвав из груди сердце и подняв его над толпой, будто игрушку.

Я знала одно: это конец. Всё было обманом. Всё — ради него, ради чудовища, которое больше не нуждалось в нас, оно водило за нос этих глупых мудаков в черных одеждах ради своей выгоды, а те и рады были верить во всю эту хрень.

Не всех женщин подняли щупальца — часть их тел уже обратилась в пустые оболочки, а часть просто валялась в грязи, изломанная и залитая кровью. Среди них была мать Луны. Она лежала, обессиленная, грудь её тяжело вздымалась. Луна застыла перед ней, всё ещё сжимая в руках кровавую ложку.

Мать повернула голову к нам. Её глаза, полные боли и уже угасающего сознания, задержались на дочери, а потом — на мне. Губы едва шевельнулись, но я поняла каждое слово.

— Спаси её... Бегите...

Луна всхлипнула, сделала шаг к матери и застыла. Щупальца уже скользили рядом, подхватывая других женщин и мужчин, но она словно не видела этого, застыв в мучительном выборе.

— Луна! — рванула я, дёрнув подругу за руку. Она не шелохнулась, глаза её блестели в полумраке, как у животного, попавшего в капкан. — Пошли, прошу тебя!

Она покачала головой, губы дрожали:

— Я не могу... не могу оставить её...

Я вцепилась сильнее, почти выкручивая ей запястье, и крикнула.

— Это ее желание! Она хочет, чтобы ты жила!

Щупальце со свистом врезалось в землю в двух шагах от нас, поднимая фонтан из камней и грязи. Я дёрнула Луну так резко, что она потеряла равновесие и едва не упала, но, наконец, её ноги подчинились. Она позволила тащить себя прочь, всхлипывая и оглядываясь через плечо, пока фигура матери не исчезла в багровом месиве.

Одни мужчины продолжали бить лбом о землю, кланяясь чудовищу, будто молитва могла их спасти. Другие, осознав бесполезность веры, рванулись прочь, но тут же были схвачены щупальцами или же повалены соседями, которые, обезумев, пытались удержать их, крича, что именно из-за беглецов всё пошло не по плану.

Воздух был насыщен металлическим запахом крови, густым, сладким и тошнотворным, и каждый вдох давался с усилием, словно лёгкие наполнялись ржавчиной.

Мы рванули к воротам. Я видела нору, едва заметное тёмное пятно у основания забора. Каждый шаг давался с трудом — земля была скользкой от крови, а крики вокруг заглушали всё, даже собственные мысли.

И вдруг — Джексон. Он вынырнул сбоку, перекрывая нам путь. Его глаза сверкнули в темноте, и я почувствовала, как Луна напряглась рядом, готовая отпустить мою руку. Но в его лице не было привычной холодной решимости. Там был страх — настоящий, животный. Он глядел не на нас, а за наши спины, туда, где К’алут возвышался над площадью. Может, он понял, что их «бог» не пришёл спасать. Он также как и мы пытался сбежать.

Мы добрались до норы. Я рухнула на колени и руками раздвинула влажную землю и клочья травы.

— Быстрее! — прошипела я, толкая Луну первой. Она проползла, зацепившись волосами за ржавую проволоку, и я услышала, как она ойкнула, но не остановилась, резко дернув головой и оставив прядь волос на память этому месту.

Я полезла следом. Сзади, совсем рядом, раздался визг — щупальце ударило о землю, оставив глубокую борозду. Я проскочила, царапая локти и колени, и вывалилась по другую сторону забора.

И мы побежали.

Ветки хлестали по лицу, кололи руки, воздух жёг лёгкие. Но мы не останавливались. Мы не смели обернуться. За спиной гремели крики, треск костей, хлюпающий вой чудовища. Этот звук будто преследовал нас, накатывал волнами, от которых хотелось упасть в грязь и закрыть уши.

Ночь была бесконечной. Луна спотыкалась, падала, но я поднимала её снова. Иногда она тащила меня, когда у меня заканчивались силы. Мы бежали, пока ноги не превратились в раскалённое железо, пока дыхание не стало хриплым, словно рваная ткань.

Лишь когда первые лучи солнца прорезали тьму, мы рухнули на землю, среди высокой травы и корявых корней.

Я помню, как солнце коснулось верхушек деревьев и мир наполнился золотым светом. Этот свет показался мне слишком чистым и нереальным после той ночи.

Проснувшись позже и, открыв глаза, я увидела Луну, лежащую рядом, свернувшуюся клубком и обнявшую себя руками. Её волосы спутались, на лице засохла кровь, пыль, кусочки чьих-то тел. В этот момент пришло осознание — мы выжили.

Мы были живы.

И всё же радость имела горький привкус. Лес вокруг был слишком тих, как будто сам притаился. Высокие ели стояли недвижно, их тёмные стволы тянулись к небу, заслоняя часть неба. На траве лежали капли росы, блестевшие в лучах рассвета, а воздух был свежим, наполненным запахом хвои и влажной земли. Всё это должно было успокаивать, обещать новую жизнь — но вместо этого казалось тревожным.

Каждый порыв ветра напоминал чужое дыхание, каждый вздох леса — шаг за спиной. Тени между деревьями будто сгущались, складываясь в фигуры, наблюдающие за нами. Я чувствовала, что лес хранит нечто большее, чем просто корни и ветви.

Мы спаслись. Или мне только хотелось так думать. Потому что чем дольше я смотрела в туман между деревьями, тем отчётливее становились два красных огонька. Может, это был мираж, галлюцинация.

А может — он уже здесь.

Для начала скажу, что я слепой. Жить так непросто, но это легче, чем многие думают. Самое раздражающее, на мой взгляд, — то, что мне всегда нужно сохранять ясность ума среди людей, поэтому я почти не пью, а если пью, то совсем немного.

По-настоящему я позволяю себе выпить только на домашних вечеринках или в те редкие вечера, когда по какой-то причине решаю просто напиться у себя дома.

Именно в одну из таких ночей всё и началось. Я переехал сюда, в Вермонт, чтобы сбежать от насекомых на юге. Мне всегда нравилось сидеть на природе, но с тех пор, как я ослеп, моя кожа стала слишком чувствительной к маленьким лапкам жуков. Это сводит меня с ума, и когда у меня появились деньги на переезд, я сразу это сделал. Нашёл приятный городок — не слишком маленький и не слишком большой, с тротуарами, — и купил дом. Мой дом граничит с лесным массивом. Может, это национальный лес, честно говоря, точно не знаю. Всё равно я не могу прочитать таблички. Плохая шутка слепого.

Я заказал себе большую скамью из прочного дерева, поставил её на краю участка и вырыл кострище. Нет ничего лучше, чем слушать аудиокнигу и греться у огня прохладной ночью. Так вот, примерно спустя месяц после моего переезда ко мне начал приходить гость.

В первый раз я как раз только что попрощался с новыми друзьями, проверяя, чтобы у всех были трезвые водители. Заперев дом, я налил себе ещё один стакан и, слегка пошатываясь, добрался до скамьи и костра. Огонь всё ещё горел — мы разожгли его для вечеринки. Я несколько минут шевелил всё тростью, собирая пустые банки и стаканы. Сложил их под скамьёй, сел и включил аудиокнигу.

Огонь уже почти прогорел, я собирался идти спать, когда услышал приближающиеся шаги. «Кто это может быть так поздно?» — подумал я, но был слишком пьян, чтобы придавать этому значение.

Я из тех пьяных, которые становятся громкими, весёлыми и хотят, чтобы всем вокруг было хорошо. Так что, услышав шаги, я тут же решил: «Новый друг!» И крикнул: «Эй, приятель! Хочешь посидеть у костра?» Некоторое время я ничего не слышал, а потом тяжёлые шаги приблизились. Они становились всё ближе и громче, и я начал гадать, насколько же большой этот человек. Затем он сел на другой конец скамьи. Моя скамья чуть длиннее обычной, около двух метров, чтобы я мог лечь на неё и при этом оставить место для колонки или еды.

Я завёл разговор, но он почти не отвечал. Иногда издавал какое-то мычание, но чаще молчал, позволяя говорить мне. И я говорил.

Я рассказал ему о своей слепоте и о переезде в незнакомое место. О том, что ищу друзей, чтобы рядом были люди, которые помогут мне замечать опасность. Я говорил довольно долго, пока совсем не выговорился, а потом протянул к нему руку. Он сжал её очень большой ладонью, мы пожали руки, после чего я пожелал ему спокойной ночи и, пошатываясь, ушёл спать.

С этого всё и началось. Мой новый друг приходил не каждую ночь, но когда приходил, он просто сидел у огня и слушал. Со временем я стал замечать за ним кое-что. Первое — запах. Я решил, что он просто бездомный, и ему негде помыться. Я даже предложил ему воспользоваться моим душем, но в ответ получил лишь глухой звук, который я понял как что-то вроде «нет, спасибо», хотя уверен в этом не был.

В своей голове я решил, что это бездомный, переживший какую-то тяжёлую психическую травму, из-за которой он почти не разговаривает. Не лучший друг для слепого человека, но кто знает, возможно, я был единственным его другом.

Эта странная дружба длилась несколько месяцев. А потом настала та ночь — та самая ночь, которой боится каждый слепой человек. Ночь, когда кто-то вторгается в твой дом.

В тот вечер я снова сидел у костра и тихо слушал аудиокнигу. Мой друг, которого я начал называть Дубом — потому что он был большим и тихим, как дуб, — сидел на своём обычном месте. Я услышал звук разбитого стекла и поднялся, решив, что, возможно, поставил стакан наполовину на край стола, как это иногда случалось. Я сделал шаг к дому, чтобы пойти и убрать осколки, пока ещё помнил, где всё произошло.

Рычание за спиной остановило меня на месте. Я никогда раньше не слышал такого звука — глубокого, резонирующего. Я чувствовал, как он отдаётся у меня в голове. Затем мой друг встал и всего за несколько тяжёлых шагов добрался до дома. Я услышал, как он открыл заднюю раздвижную стеклянную дверь и вошёл внутрь.

Я хотел сделать ещё шаг, когда услышал первый крик из дома. «Господи, что это за хрень?! Убирайся, убирайся!» Потом — визг, и кто-то вылетел через стеклянную дверь, выбив её наружу на бегу. «Кто ты, чёрт возьми?!» — крикнул я.

Есть ещё кое-что, что нужно знать о слепых людях. Мы забываем о свете. Мы просто не думаем о нём, потому что он нам не нужен. Так что я кричал из темноты. Человек в ответ выдал такой громкий, пронзительный крик, что у меня заболели уши и я вздрогнул. Я заорал от испуга, отчего тот испугался ещё больше и рванул в лес.

Я простоял так несколько минут, а потом пошёл к дому, совершенно в панике и с мыслью, что нужно срочно звонить в полицию.

Под ногами хрустело стекло, и мой друг прошёл мимо меня, волоча за собой что-то по земле. Ко мне донёсся его запах, смешанный с запахом крови. «С тобой всё в порядке?» — спросил я его, и в ответ снова услышал лишь глухой звук.

Я вошёл внутрь, нашёл смартфон, подключённый к сети, и позвонил в полицию.

Позже полицейские объяснили, что, по их мнению, в мой дом проникли двое мужчин, но на них что-то напало. Они нашли на моём диване отрубленную человеческую руку. Крови было много, и я попросил полицейских сделать для меня фотографии. Моей страховой компании будет чем заняться.

Они также нашли следы убегавшего человека и борозды от волочения — от моего друга, который утащил второго прочь. По количеству крови они решили, что второй грабитель, скорее всего, мёртв.

И вот теперь я снова один дома. Уборщики только что ушли после того, как специалисты всё осматривали целую вечность. На задней двери натянута плёнка, такая же плёнка — на окне моего кабинета. Я благодарен своему другу за помощь, но в то же время… какой человек станет волочить тело в лес? Человек ли вообще мой друг? С кем я всё это время делил огонь? Я не знаю, и именно поэтому пишу сюда. Что будет, если он на меня разозлится? Я этого даже не увижу.

Чтобы не пропускать интересные истории подпишись на ТГ канал https://t.me/bayki_reddit

Можешь следить за историями в Дзене https://dzen.ru/id/675d4fa7c41d463742f224a6

Или во ВКонтакте https://vk.com/bayki_reddit

Но в моём детстве всё было именно так: мой лучший друг Эллис ежедневно ел их. Я до сих пор помню день, когда мы впервые встретились в первом классе.

На перемене я сидел во дворе школы в тот единственный день, когда мама забыла положить мне перекус. Эллис увидел, что у меня ничего нет, и, даже не дожидаясь, пока я о чём-нибудь попрошу, протянул мне пакет солёных кренделей. Я неловко улыбнулся, засунул его на дно школьного рюкзака и извинился, сказав, что не люблю крендели. Мы оба засмеялись, и с этого началась наша дружба.

У нас с Эллисом было много общего: мы оба были занудными книжными червями, любили научно-фантастические фильмы и фэнтезийные романы. Мы часами обсуждали друг с другом любимых вымышленных персонажей.

«Знаешь, на пакетике написано, что их нельзя есть», — осторожно сказал я как-то в обед, пока он жевал влагопоглощающие кристаллы. Я показал на надпись «ВНИМАНИЕ: НЕ ЕСТЬ» на одном из синтетических саше, которые вкладывали почти во все упаковки с перекусами.

«Всё нормально, — сказал он и высыпал содержимое саше в рот. — Это вообще безвредно. Там так написано только потому, что можно подавиться. А я умею жевать».

К сожалению для Эллиса, его необычная привычка не осталась незамеченной в нашем классе. Очень скоро другие ученики заметили, что он ест пакетики с силикогелем, и начали придумывать насмешки и издёвки.

«Фу, он жрёт этот мерзкий белый порошок», — хохотал один из задир, возвышаясь над бедным Эллисом. — «Вот урод!»

«Ага, марсианин, у вас на родной планете тоже едят гелевые пакеты?» — смеялась какая-то девчонка, маша рукой у него перед очками.

«Я сегодня в химлабе сделал немного научной химии, тебе тоже надо выпить, ботан!» — гоготал ещё один, пялясь на брошенное консервирующее саше.

Так продолжалось многие годы нашей дружбы: по нескольку раз в неделю. Стоило им заметить, как из ланчбокса появляется маленький голубой пакетик, они подходили и начинали издеваться. Эллис и выглядел гораздо «ботанистее», чем я: толстые очки, худощавая фигура — всё это делало его удобной мишенью.

Но несмотря на весь этот дурной приём, Эллис не отказывался от своей привычки. Он продолжал есть пакетики с силикогелем — только жевал их нервнее, запихивал в рот быстрее, пока задиры не увидели, или съедал их тайком в туалете.

Каждый раз, когда они подходили унижать моего лучшего друга, я отводил взгляд, замолкал и старался не привлекать к себе внимания. По моему поведению было ясно, что мне стыдно за его странную «диету». Я не хотел выглядеть таким же странным и не хотел стать мишенью «за компанию», поэтому никогда не вступался за Эллиса и не вмешивался, даже когда травля переходила от слов к толчкам.

Я его не бросал открыто и не переходил на сторону задир, но никогда и не защищал. Тогда мне казалось: это его привычка и его битва.

С годами я об этом пожалел. Меня мучило понимание, что я дал хорошему другу страдать из-за своей трусости. Бывали ночи, когда я ворочался без сна, прокручивая в голове остроумные ответы, которыми мог бы отбить Эллиса от задир. Детство прошло — поздно.

Мы с Эллисом вместе перешли из начальной школы в среднюю, но в старшую пошли уже в разные. Мы тепло попрощались и пообещали продолжать общаться вне школы, но это не вышло: меня закрутила школьная жизнь.

Прошли годы, я уже перевалил за двадцать, когда Эллис снова всплыл у меня в памяти.

Однажды вечером, пока я сидел в квартире и смотрел телевизор, в новостях показали сюжет, который мгновенно вернул меня мыслями к старому другу. И, конечно.

Речь шла о пакетиках с силикогелем.

Их снимали с производства. Точнее, ту самую марку, которая попадалась нам во всех школьных перекусах и сладостях, — поэтому это была единственная марка, которую ел Эллис. В репортаже говорилось, что бренд Cryztel снимают с производства из-за крайне токсичных веществ в составе. Слова ведущего вогнали меня в холод:

«Это простая часть пищевой упаковки, созданная, чтобы держать наши продукты сухими. Но действительно ли они безопасны? Не те, что делает этот местный производитель.

По утверждениям, пакетики с силикогелем Cryztel создавались из научных отходов, природу которых исследователи в то время до конца не понимали.

К счастью, продукты, хранившиеся с этими пакетиками, были защищены от вещества пластиком. В следовых количествах оно тоже не опасно.

Однако мы призываем всех, кто случайно проглотил этот силикогель и испытывает проблемы со здоровьем, связаться с 9 News».

Я выключил телевизор, и кровь в жилах похолодела. Для здоровья Эллиса это, похоже, означало беду: бедный парень годами ел по нескольку таких саше каждый день. Если они переживают из-за тех, кто случайно проглотил один пакетик, то что это сделало с ним?

Эти саше, как утверждали, делали из отработанных отходов — побочного продукта исследований кристаллизации. Говорили, что эти кристаллы впитывают влагу куда сильнее обычного силикогеля, поэтому компания и решила сэкономить, но за всё приходится платить.

Меня охватило тягостное чувство: а жив ли вообще мой старый друг? Он мог умереть от отравления за те пятнадцать лет, что я его не видел, и я бы так и не узнал. Я достал телефон и быстро поискал его в Facebook.

Страница нашлась. Друзей там было мало, но по активности было видно, что он что-то публиковал хотя бы до начала этого года. Самое тревожное — на странице не было ни одной его фотографии: только картинки вымышленных персонажей. Текущая аватарка? Снимок ледяного монстра Вампы из «Звёздных войн». И обновил он её всего пару недель назад.

По крайней мере, любовь к «гик-фильмам» у него не пропала.

В ту ночь я успокаивал себя мыслью, что со старым другом, скорее всего, всё в порядке, и что мёртвые люди страницы в Facebook не обновляют. Писать ему я так и не решился, но мне хватало уверенности, что он жив.

Тем не менее те же кошмары вины за то, что я не вступился, вернулись. Я снова видел тех задир и снова молчал, пока они рвали его за привычку, которая, возможно, стоила ему здоровья. Однако моё мучение скоро вылезло из снов в явь.

В понедельник, уходя с работы, я сел в машину. Уже собирался захлопнуть дверь, как краем глаза заметил у колонны на парковке что-то. Что-то блестящее и зубчатое, похожее на кристаллы. Как будто всё тело из кристаллов. Я резко повернул голову, чтобы рассмотреть получше, но это уже юркнуло за колонну.

Наверное, тогда и стоило пойти проверить. Но я списал странное мерцание на отражение прохожего в хромированном бампере и выехал с парковки.

На работе кристаллическое создание больше не попадалось. Но легче от этого не стало: я начал видеть его по пути домой. Сначала на улице у офиса, потом на перекрёстке ниже по дороге, потом на автобусной остановке за перекрёстком, потом в переулке ещё дальше по маршруту. Я никогда не видел его дольше нескольких секунд в вечерней темноте — но теперь не было сомнений.

Где-то рядом пряталось двуногое существо, целиком покрытое острыми кристаллами. И хуже всего — день за днём оно следовало за мной до дома.

Такой блеск синтетического кристаллического вещества я раньше видел только в одном месте. Но видел каждый день в течение многих лет. В пакетиках с силикогелем, которые Эллис доставал каждый обед. Я сопоставил факты: новость о том, что его «кристаллическая закуска» токсична, и странное кристаллическое чудовище, что идёт по моим следам.

Снова дома я залез в интернет и начал искать одноклассников. Но на этот раз — не Эллиса, а имена тех, кто его травил. В их компании было человек пять, и я вдруг понял, что много лет ничего о них не слышал.

Вбивая их по одному, я с ужасом находил некрологи. Рой, главарь, был зарезан во сне при нераскрытом нападении на дом. Шона, одна из той шайки, погибла схожим образом: её тело разорвал на части ночной визитёр, пока семья спала. Один за другим я узнавал о зверских, жестоких убийствах, где бывшим задирам кожу протыкали и рвали.

На телах и в ранах находили кристаллическое вещество. Власти подозревали некий наркотик, которым обдолбался нападавший. Я же знал, что это кристаллы, осыпавшиеся с зубчатых конечностей самого убийцы.

Я понял ещё кое-что: существо, которое это сделало, мой старый приятель, шло к своей последней цели. Он хотел отомстить и мне — за то, что я не вступился.

Я мог бы утонуть в беспомощности. Но заставил себя мыслить трезво. Эллис убивал жертв только во сне, вспомнил я. Ему нужно было застать их врасплох — иначе он физически слишком хрупок. Если он подойдёт ко мне, пока я бодрствую, у меня будет шанс ранить его или, если придётся, убить.

Мне было больно думать о старом друге так. Но я не собирался позволить ему изорвать меня во сне, превратить мои виноватые кошмары в настоящий.

В ту ночь я укрепил дверь квартиры несколькими замками и поставил сигнализацию. Я также предупредил портье о возможном появлении уродливого злоумышленника, который может попытаться прорваться наверх, — опустив, разумеется, подробность про кристаллического монстра.

Наконец, я положил у тумбочки бейсбольную биту. Одного удара должно было хватить, чтобы обратить моего мстительного, осквернённого друга в груду стекла.

Не знаю, как мне удалось задремать, зная, что снаружи идёт убийца. Но я всё же уснул — и снова увидел привычные сны о вине. На этот раз я был одним из задир, присоединился к их оскорблениям. Для Эллиса, наверное, разницы не было.

Внезапно меня разбудил звук хлопнувшей дверцы шкафа. Это был мой платяной. Я поднял взгляд, моргая в свете лампы, — и впервые разглядел его вблизи. Эллис.

Зрелище было ужасным: плоть, искорёженная в гроздья белых кристаллов, торчащих из тела во все стороны, будто он замёрз в сталагмитах. Только эти никогда не растаяли бы. Под полупрозрачной белизной я не увидел ничего от его давно заключённого внутрь тела.

Когда он подошёл к кровати, я попытался выполнить свой план. Но от дрожи у меня из руки выскользнула бита, упала и укатилась под кровать.

Заворожённый и безоружный, я ждал, когда Эллис сделает то, чего я, возможно, заслужил.

«Прости, дружище», — твёрдо сказал я. — «Прости за то, что с тобой случилось, и за то, что не защитил тебя, когда это было нужно».

Кристаллическое существо почти не отреагировало на мои слова, а вместо этого потянулось под кровать. Он собирался избить меня моей же битой?

К моему удивлению, кристаллическая масса выпрямилась не с битой, а с моим старым школьным рюкзаком из начальной школы. Я держал его все эти годы из сентиментальности.

До меня начало доходить, когда его зубчатая рука порылась в рюкзаке и вытащила очень старый пакетик кренделей. Острые пальцы легко разорвали упаковку, рассыпав крендели по полу, и он достал то, ради чего пришёл: последний в мире пакетик Cryztel с силикогелем.

Я с изумлением смотрел, как он всыпал содержимое саше себе в рот — так же, как Эллис делал на каждой перемене, — и захрустел ими своими кристальными зубами.

Всё это время ему нужен был именно этот снятый с производства пакетик, а не моя смерть, как в случае с его мучителями. Он никогда не считал меня одним из них.

Получив то, ради чего жил, нечеловеческое существо, в которое превратился мой друг, попятилось. А потом резко метнулось в открытое окно спальни, через которое и пролезло. Снизу через секунду донёсся звон бьющегося стекла. Внизу осталась только россыпь кристаллов и куски плоти.

В ту ночь я снова уснул — и впервые за долгое время спал спокойно. В безопасности, прощённый.

Чтобы не пропускать интересные истории подпишись на ТГ канал https://t.me/bayki_reddit

Можешь следить за историями в Дзене https://dzen.ru/id/675d4fa7c41d463742f224a6

Или во ВКонтакте https://vk.com/bayki_reddit

Но время изменилось. Уже очень и очень давно никто не заселялся. Никто не хотел связывать свою судьбу с местом, где пропали без вести десятки людей. Мебель покрылась толстым слоем пыли, сырость стала моей неотъемлемой частью, пронизывая каждый сантиметр площади, а мороз, проглатывавший все, до чего мог только добраться за зиму, совсем действовал мне на нервы.

Только с крысами мне удавалось бороться. Ну и, естественно, не голодать. Хоть многие и считают этих грызунов довольно смышлеными, но мне так не кажется. Уже сколько стай мне удалось поглотить, но нет. Все шли в надежде на то, что с ними-то уж никак не сможет произойти такой же беды.

Пусть будут. Пища.

Но однажды прямо напротив ворот, врезанных в окружавший меня забор, остановилась неприметная машина. Оттуда вылезли двое мужчин. От одного так и веяло чем-то смрадным, знакомым. Подобное мне довелось ощущать неоднократно. Так пахло от риэлторов.

Я обрадовался этому гнилостному аромату. Он обещал мне семью. Точнее давал на нее надежду.

Второй, к моему счастью, оказался его клиентом. Они быстро прошлись по моим двум этажам, покупатель недовольно цокал языком, смотря на многолетний беспорядок. Но в конце осмотра они пожали друг другу руки. Видимо его устроила цена, которую при мне так и не озвучили. Не важно. Запах будущий "хозяин" моих стен издавал просто умопомрачительно аппетитный. Или это так сказывалась длительная диета из крыс.

Заехали они через месяц. Великолепная семья, образцовая. Тот самый мужчина, его супруга, двое прелестных мальчуганов. Правда перед этим мне пришлось вытерпеть недели ремонта и уборки... Но предстоящее торжество того стоило.

В этот раз я решил не торопиться. Прошлые семьи исчезали вскоре после заезда, а мне бы не хотелось, чтобы в этот раз был такой же долгий перерыв. Он негативно сказывается на моей психике.

Я затих и ждал. Долго. Семья успела обжиться, привыкнуть к моим стенам. Прошло около года, точнее не скажу, не считал. Я все это время также питался крысами, которые, почувствовав приехавших людей, расплодились сверх меры. Грызуны могли бы попортить жизнь моим новым "хозяевам", но я пожирал их достаточно быстро. Достаточно для того, чтобы паразиты не отравляли жизнь людям.

Можно сказать, что в какой-то мере я заботился о них. О жильцах, конечно же, не о порядком надоевших серых тварях.

В конце концов у семьи притупилась бдительность. Они забыли о том, что здесь пропало куча народу, перестали обращать внимания на слухи, которые исправно доносили до них соседи.

Люди успокоились. Вовремя. Мой аппетит, затуманенный вкуснейшим запахом "хозяев", уже был просто неудержим.

Начать мне захотелось с женщины. Нет, здесь нет никакой логики в порядке поглощения, нет ничего более, чем привлекательность аромата. И из всех четверых она казалась мне наиболее вкусной. И я не ошибся.

Момент подобрать оказалось легче легкого. Супруг моей будущей жертвы решил отдохнуть с друзьями, поэтому появиться он должен был только на следующий день. В тот вечер "хозяйка" тоже захотела расслабиться. Дети давно уже легли спать, поэтому она взяла бутылку вина и легла в горячую ванную. Закрыла глаза, отключилась от происходящего и даже задремала.

Этого я и ждал. Она была не первой, кого я застал именно здесь, почти полностью погруженной в воду.

В мою воду. Здесь все было мной.

Стоило только легонько потянуть, как женщина скользнула вниз, скрывшись под водой. Она не сразу поняла, что происходит, попыталась вытянуть голову вверх, глотнуть воздуха. Но вода держала крепко.

Спасительная поверхность была так близко, пища в панике начала барахтаться, задыхаться, но я не давал лицу приблизиться к воздуху ни на сантиметр.

Спустя пару минут она затихла. Широко раскрытые глаза, в которых, наверняка можно было бы найти некоторое отражение безысходности, не видя, смотрели на спасительную поверхность. Пузырьки воздуха уже перестали вырываться из приоткрытого рта.

И в этот момент я начал свое пиршество. Процесс со стороны больше походит на растворение в кислоте. Плоть, жидкости и кости пищи смешивались с водой, краями ванной. Нога, закинутая на бортик и торчащая наружу, почти полностью растворилась, но та часть, голень, оторвавшись, шлепнулась на пол.

Не страшно, здесь везде — я.

Через несколько минут от пищи не осталось и следа. Кристально чистая плитка и вода никак не могли рассказать даже самому пытливому сыщику о том, что здесь только что произошло.

Пришло время приниматься за детей.

Убивать их перед поглощением не было никакой необходимости. Их мать могла закричать, спугнув маленьких жертв, но на их крики уже не прибежит никто.

Спали они в двух разных комнатах на практически одинаковых кроватях. Я уже окреп, поэтому сил для того, чтобы сожрать их обоих сразу у меня было более чем достаточно.

Они кричали. Долго. Я могу их понять, нет ничего приятного в том, что твоя постель, место, которое должно тебя защищать от монстров, обитающих в темноте, превращается в секунду в это самое чудовище. Одеяло, простынь, подушка, кровать, даже стена рядом — все начинает поглощать биологический материал.

И они меня тоже должны понять. Я слишком долго был голодным. Постели, идеально заправленные после приема пищи, молча сохранили память о вкусном.

С "хозяином", впрочем, получилось все слегка не так, как я ожидал. Он вернулся под утро. Судя по его виду, он был не настолько пьян, насколько я ожидал.

И он держал в руках кошку. Что-то говорил про долгожданный подарок любимым детям, вполголоса говорил существу о том, что их семья — самая счастливая на свете, как кошке повезло с ним.

Но в один момент животное перестало его слушать. Оно начало шипеть и вырываться, а затем спрыгнуло у него с рук и убежало по моим комнатам.

Отец семейства не стал обращать на это внимание и решил подняться в комнаты к детям. Видимо, чтобы разбудить их и сообщить радостную новость. Я попытался его затормозить, но мне удалось только поглотить немного ткани носков.
Жертва хоть немного должна находиться на одном месте.

Детей, естественно, он на месте не обнаружил. Как и жены. Он начал пытаться дозвониться до нее, но быстро нашел телефон в ванной.

А затем мужчина резко сорвался с места и побежал в сторону выхода. Я отчаянно цеплялся за его ноги, но не успевал захватить. Уже в коридоре он на ходу схватил висящую на крючке куртку и... Споткнулся о пробежавшую мимо кошку.

"Хозяин" распластался на полу, сразу же оттолкнулся ладонями и попытался встать, но не смог. Я крепко вцепился в его кожу и начал поглощение. Алкоголь в его крови приглушал боль, но не настолько, чтобы сдерживать в себе крики.

За руками отправились колени, голени. И вот пища, еще живая, мыслящая, понимающая, что выхода нет, но продолжающая цепляться остатками рассудка за надежду, уже лежит практически без конечностей с одними только туловищем и головой.

Процесс приема пищи не занял много времени. Я впитал последнего члена семьи полностью быстрее, чем рассчитывал. Но в этом виноват не я, нет. Вина за столь быстрое растворение лежит полностью на нем.

Правда уже нет никакого "него". Есть только часть меня. Часть этого дома, где все — я. И все те, кого я когда-то употребил, тоже являются моими кусками, обреченные бессознательно провести здесь вечно.

Я. И кошка, бродящая по моим комнатам и шипящая от ужаса. Ее, пожалуй, я оставлю на потом, все равно выйти она не сможет. Буду делиться с ней крысами, а затем поглощу, когда диета на грызунах мне наскучит и захочется чего-то более разнообразного.

Ну это будет позднее, пока я насытился надолго. Надеюсь. Но я всегда рад новым жильцам. Заезжайте. Заселяйтесь. Я жду.

Хей-хей, как неделька? Кайф начало? Тут, оказывается зима второй день идет, но грязь под ногами упрямая сука, которая отказывается верить в декабрь, блять!

Тэк, если что, то я и не думал от хоррора никуда уходить, развивая потихоньку фэнтези, нет-нет. Обойдетесь. Все будет, просто постепенно, насколько хватит моего ресурса и вечно кукующей кукушки со съехавшим чердаком.

Ну и фэнтези я постараюсь делать прям мрачное. А то шо-то пока не получается. Зато получается мрачно выглядеть у ссылочек. Нет? Но они по крайней мере тоже стараются:

https://author.today/u/nikkitoxic

https://t.me/anomalkontrol (а не запилить ли мне розыгрыш на пясот папищеков в телеге)

https://vk.com/anomalkontrol

И новостной проект с хтоньевой хтонью и юморесками https://t.me/angnk13

Я не был уверен, что выживу. Буря была сильнее всех, что я когда-либо видел.

Я пытался достать спутниковый телефон, но пальцы не могли нажать кнопки.

С каждым шагом становилось тяжелее. Пальцы на руках и ногах уже не болели; они просто онемели.

И тут, словно маяк, я увидел силуэт дома.

Я постучал в дверь, едва сжимая кулак. Старушка вышла и быстро втащила меня внутрь.

Всё вокруг было размыто. Когда с меня сняли перчатки, мои пальцы уже начали белеть.

— Ты чуть пальцы не потерял! — сказала старушка.

Жар от камина казался уколами в руки и ноги, но я, сжав зубы, стал согреваться.

Они сказали, что не видели такой бури уже много лет. Мне повезло, что я нашёл их дом.

В доме пахло жареным мясом, и моё тело вздрогнуло от возбуждения.

Старики оказались достаточно добры, чтобы посадить меня с собой за стол.

Стейк на вкус был как говядина, смешанная со свининой, с мягкой текстурой и приятным, сладковатым привкусом.

— Как тебе стейк, милый? — спросила старушка.

— Стейк восхитительный. Чем вы его приправили? — спросил я в ответ.

— Только соль и перец, ничего больше, — ответила она.

Они оба засмеялись и переглянулись. Потом мужчина окинул меня взглядом с ног до головы и вернулся к ужину.

После еды ко мне наконец вернулась чувствительность. Место оказалось страннее, чем показалось сначала.

В доме был бардак: везде валялся мусор и старые инструменты.

В соседней комнате на стенах были брызги жёлтой и тёмно-красной жидкости.

— Оставайся на ночь, дружок. Буря будет свирепствовать. Иначе снова едва не помрёшь, — сурово сказал старик.

Мне не нравилось это место, но оно было лучше мгновенной смерти, которая ждала снаружи.

Они позволили мне спать на диване у камина. Старушка принесла одеяло и села рядом. Её глаза уставились на меня так же пристально, как и у её мужа.

— Тебе нормально здесь, на диване, сладкий? — спросила она.

— Да, спасибо за гостеприимство, — ответил я.

Она начала гладить мне спину и плечо. Скоро это перешло в ощупывание и сжимание мышц. Я отодвинулся.

— Должно быть, ты долго шёл. Бедняжка, — сказала она.

Я нервно усмехнулся и поблагодарил.

Ночью меня разбудили странные звуки из подвала.

Чем дольше я прислушивался, тем яснее понимал: это были приглушённые крики.

Я посмотрел в окно, и буря была ещё хуже, чем когда я впервые ворвался сюда.

Я достал из рюкзака маленький нож и лёг на диван, сжимая его.

Приглушённые звуки усиливались.

Я больше не выдержал. Я должен был помочь тому, кто там заперт.

Половицы скрипели под ногами. Сердце колотилось так сильно, что я слышал его.

Я положил руку на дверную ручку и на миг замер.

Каждая клетка тела кричала, чтобы я проигнорировал эти звуки, но я не мог. Я никогда не проходил мимо чужих криков о помощи, и эта избушка не заставит меня поступить иначе.

Я медленно открыл дверь. Внизу было темно и холодно.

Я спустился по ступеням, на ощупь ища выключатель.

Рука нащупала что-то. Я нажал.

Там было четыре матраса — чёрные, грязные, по ним ползали тараканы.

На каждом матрасе лежал человек, одна или обе руки были прикованы к стене. Вместо одежды — лохмотья, грязные, с засохшей кровью. Глаза распахнуты от ужаса, рты заклеены скотчем.

Трое мужчин и одна женщина. У каждого не хватало как минимум одной конечности. У большинства были отрезаны обе ноги, но у одного, в самом дальнем углу, не было обеих ног и руки. Он кричал меньше всех, словно в прострации.

По мере того как я спускался, запах в комнате становился чуть кисловатым, почти медным. Тошнота нарастала. Я не мог вынести этот ужас. Меня стошнило, и я изверг весь ужин на деревянные ступени.

Я медленно попятился наверх. Надо мной скрипнули половицы.

И тут я почувствовал быстрый, острый укол в шею.

Я обернулся. За моей спиной на ступенях стояли старики с той же широкой улыбкой, что была у них за ужином.

Я попытался пойти к мужчине, но ноги не слушались, из руки выпал нож, и я медленно потерял сознание.

Я очнулся на матрасе, по телу ползали тараканы. Я заёрзал, пытаясь стряхнуть их.

Рот был заклеен скотчем, и я мог издавать лишь те же приглушённые звуки, что и остальные пленники.

Прежде чем спуститься в подвал, мне удалось отправить свою геолокацию и тревожное сообщение одному знакомому, полицейскому в паре городков отсюда, но я забыл проверить, дошло ли оно.

Я услышал, как наверху напевает старушка. Дверь открылась. Луч фонарика ударил по ступеням.

— Как наш новый дружок устроился? — услышал я её слащавый голос.

Я попытался вырваться из цепей, но они плотно сжимали мои запястья.

Её шаги медленно приближались, фонарь слепил глаза.

Потом донёсся слабый звук двигателей. Я молился, чтобы это не было обманом бури.

Вдали раздалась сирена.

Послышались быстрые шаги, бегущие наверх. Подвал снова погрузился во тьму.

Они нашли меня раньше, чем старики спустились со своими инструментами.

В больнице я дал показания.

Полицейские сообщили, что нашли только женщину. Мужчина всё ещё где-то на свободе.

Чтобы не пропускать интересные истории подпишись на ТГ канал https://t.me/bayki_reddit

Можешь следить за историями в Дзене https://dzen.ru/id/675d4fa7c41d463742f224a6

Или во ВКонтакте https://vk.com/bayki_reddit

Ждала заказ и рассматривала ложку в стаканчике.
Потом достала её, посмотрела на своё отражение - крошечное, смешное
и улыбнулась так тепло, будто это был маленький секрет.

3. Парень в автобусе

Снял наушник, чтобы послушать, как шуршит дождь за окном.
Потом вернул наушник обратно, но звук уже не включил.

Просто сидел и слушал дождь.

Такие моменты обычно никто не замечает.
А зря - они лучше фильмов.

Такие мелочи обычно никто не замечает, но из них и складываются дни.
Более короткие эпизоды — в дневнике, что бы сюда не спамить.