Изгибы⁠⁠

Это перевод истории с Reddit

«Успокойся.»

«Дыши медленнее.»

«…медленнее и подумай.»

Паника отступила, гул стука моего сердца в ушах растворился, и тело сосредоточилось. Рваное дыхание стало спокойным и мерным. Мягкое течение воды скользило мимо, а приглушённая тишина моря смыкалась вокруг. На манометре баллона — чуть меньше 10% воздуха. Чёрт, я тянула воздух так, будто бежала марафон. Левой рукой я вцепилась в якорный конец, ведущий к надувной лодке наверху. Внизу из тени морского дна на меня глядел нос древнего затонувшего корабля.

До поверхности — 50 футов. Пятьдесят футов до спасения. Я посмотрела на часы. Ещё 40 секунд до конца декомпрессионной остановки. Ещё 40 секунд, прежде чем я смогу продолжить медленный подъём.

Я пыталась не смотреть на тень, покачивающуюся у поверхности рядом с лодкой. Человеческая фигура лежала на глади океана. Марк больше не двигался. Он перестал шевелиться несколько минут назад. Я подавила всхлип, глаза защипало под маской — слёзы готовы были прорваться.

В голове зазвучали наставления Ставроса. Я почти видела, как он стоит перед нами с Марком в вилле на курорте. Из бассейна долетали всплески и смех, пока он проводил инструктаж перед сегодняшним погружением. «Слушайте внимательно, кессонка — не шутки. Ни при каких обстоятельствах нельзя подниматься быстрее 30 футов в минуту. На этом дайве особенно важно быть осторожными: мы проведём внизу много времени, значит, нужны декомпрессионные остановки. Организму нужно время, чтобы адаптироваться и вывести лишний азот…» Я почувствовала, как рука Марка на моей талии сжалась крепче, в глазах плясал огонёк предвкушения. Моё сердце споткнулось.

Я больше никогда не увижу этих глаз.

Это должно было стать началом нашей совместной жизни. Началом большого приключения. Нашим медовым месяцем. Подводное плавание в Греции с личным гидом было нашей мечтой. Годы экономии, переработок и щедрость семьи помогли её осуществить. После свадьбы во дворе мы собрали чемоданы и рванули в аэропорт — навстречу приключению.

Восемь дней и четыре погружения спустя до продвинутой сертификации оставалось одно. Утром нас ждал пятый, финальный дайв — «грандиозный финал», как выразился Ставрос. Неисследованное судно на глубине 110 футов. Когда за ужином Ставрос рассказал о плане, мы согласились сразу. Неисследованный корабль — шанс раз в жизни. В ту ночь, пока тепло вина и еды убаюкивало нас, во сне ко мне приходили неизвестные сокровища.

Мы вышли в море в прекрасный летний день. Добравшись до точки, мы всматривались в воду, ища хоть какой-то знак. Через несколько минут Марк заметил тёмно-синий силуэт на фоне синевы морского дна. Волнение стало почти осязаемым, пока мы собирали снаряжение и перепроверяли экипировку друг у друга. По очереди сели на борт надувнушки и перевернулись спиной в воду. Мы понемногу стравили воздух из компенсаторов, и грузы начали вести нас вниз — ровным, медленным падением в глубину.

До поверхности — 30 футов.

Я глянула на манометр: в баллоне 7%. Продолжила подниматься в мучительно медленном темпе. По мере приближения проступали детали Марка. Приоткрытые рот и глаза выпускали в воду тонкие струйки крови, окутывая его розовым туманом. Запястье, запутавшееся в верёвке, дёргало тело каждый раз, когда новая волна вздымала лодку. Чувствовал ли он, как сжатый воздух рвёт его лёгкие и как пузырьки азота проникают в кровь? Заглушила ли паника боль до того, как стало слишком поздно?

Корабль проявился по мере нашего погружения. Это был не фрегат и не современное судно, а нечто гораздо древнее. Античная греческая боевая галера, лежащая на дне. Борта испещрены рядами отверстий, откуда некогда тянулись десятки вёсел, толкавших корабль вперёд. Лес кораллов облепил корпус яркими розовыми, оранжевыми, синими и жёлтыми пятнами. Крошечные силуэты мелькали в рифе. Мимо прошла стайка рыб. Их чешуя переливалась перламутровыми градиентами голубого и розового, мерцая в тусклом свете. Они закружились вокруг нас и юркнули на палубу гребцов. Большой зелёный осьминог с жёлтыми кольцами наблюдал за нами, а потом скользнул в трещину, ставшую его домом. Полюбовавшись редкой красотой, мы приступили к осмотру.

То, что потопило корабль, оставило у кормы огромную зубастую дыру. Рваная пасть из мшистых сломанных досок распахнулась, и мы с жадностью двинулись к ней. Мысли о будущих находках затуманили рассудок. Мы не заметили лёгкого течения, подталкивавшего нас — мягко направляя в проём. Мы не почувствовали, что вода в каюте ледяная и застоявшаяся. Снаружи кипела жизнь и движение, но внутри маленького отсека мы были совершенно одни. Войдя в корпус, мы увидели, что посреди заваленной обломками комнаты стоит ониксовый постамент.

Засыпанный щепой и разбитой керамикой, он был около четырёх футов высотой и двух в ширину. Сквозь налёт едва проглядывали изящные золотые узоры. Мы со Ставросом и Марком поспешили разгрести доски, чтобы разглядеть находку.

Низкий стон снизу вырвал меня из воспоминаний и прокатился по воде. Температура упала, солнечный свет померк. Я бросила взгляд вниз — и тут же пожалела. Из корпуса повалили облака чернильной черноты. Чистая тьма помчалась по дну, скрывая обломки, песок и окружающие камни. Эта тьма была слишком глубокой, как будто подо мной разверзся жёлоб на мили вниз — туда, где в лютом холоде и сокрушительном давлении ничто не живёт. Я смотрела, и в бездне вспыхнули мерцающие огни. Я развернулась, забила ластами быстрее, пошла вверх к лодке. Ставрос не был соперником этому «чему-то». Оно шло за мной.

Спустя несколько трудных минут мы очистили постамент от мусора. Зрелище было завораживающим. Чёрный оникс с изображением битвы тысячелетней давности. Сверкающие золотые линии резьбы контрастировали с ночной чернотой камня. На резьбе — боевые корабли, несущиеся по гигантским волнам и таранящие врага. Над сценой, в чёрной как смоль ночи, огромное золотое око обозревает поле брани. Марк указал на верх постамента, и мы увидели полусферическое углубление — пустое.

Мы принялись шарить по полу, отбрасывая обломки нарядной керамики и трухлявые доски, ища артефакт, когда-то сорванный со своего места.

Я вскрикнула, выпустив из регулятора пузырь, когда мою руку кольнуло что-то твёрдое. На дне лежала сфера. Артефакт размером с грейпфрут. В луче фонаря он сиял ярким золотом. Марк и Ставрос подплыли поближе, а я потянулась подобрать находку.

Артефакт был тёплым на ощупь. Всепоглощающее ощущение утешения окутало мои руки, пока шар сиял, как отполированное золото, в луче фонаря. Марк положил ладонь мне на плечо и наклонился ближе. Свет его фонаря блеснул на краях закрученных узоров, выгравированных на поверхности. Когда свет скользил по ним, казалось, что завитки движутся.

Мы втроём заворожённо смотрели на артефакт у меня в руках. Тепло расползалось по рукам к груди, а течение мягко подталкивало меня к постаменту. Будто во сне я всплыла кверху и водрузила тёплый золотой шар в углубление на вершине.

Мы повисли, заворожённые, когда сфера начала медленно вращаться в гнезде постамента. Гравировка вздымалась и опадала, как волны великого океана, и низкое гудение наполнило отсек. Всё быстрее и быстрее волны разбивались о бока шара, пока он не превратился в золотую размытую кляксу. Марк схватил меня за плечо и потянул к выходу. Ставрос застыл, а я просто смотрела, как сфера остановилась. По артефакту поползла болезненная жёлтая трещина. Он зашипел и взвизгнул, пока трещина расползалась шире и шире. Как золотые веки, она разошлась, и открылось огромное жёлтое око с чёрным зрачком, залившее комнату нездоровым светом. Оно уставилось на нас, переводя взгляд с одного на другого, — роговица то сжималась, то расширялась, осматривая окружение.

Глаз взмыл вверх на струе дёгтеобразной чёрной жидкости, хлынувшей из вершины постамента. Она перелилась через края и растеклась по полу. Там, где пол каюты был песчаным дном, раскрылась бездна, уходящая на мили под морское ложе. Заворожённость сменилась страхом: я рванула к проёму. Чернота покрыла песок и, добравшись до стен, поползла вверх по корабельным бортам. Марк пошёл впереди, Ставрос — следом; мы изо всех сил гребли изнутри разбитого корпуса.

Из бездны вырвался низкий стон. Звук с глубины напоминал предсмертный крик кита. В уши врезался приглушённый вопль — это кричал Ставрос. Тонкое тёмное щупальце обвилось вокруг его ноги и потянуло внутрь. Он лихорадочно искал опору, но гладкий борт не давал спасения. Он выхватил нож, вогнал лезвие глубоко в дерево и закрепился, пока его ноги утягивало в прореху корпуса. Я развернулась, потянулась к его руке — наши пальцы соприкоснулись — и в этот миг его снова дёрнуло: чернильные усики уже вились по его ноге и бедру. Нож держал, но плечо вывернулось с приглушённым щелчком, когда бёдра втянуло в отверстие.

Я протянула руку снова, и новый хор треска костей, перемешанный с криком, разнёсся от Ставроса — его тело растягивалось за пределами возможного. Наши взгляды встретились — в его глазах бушевал ужас. Рука уже не выдержала чудовищного натяжения, и его последний крик эхом прошёл по морю, когда он исчез в чёрной пасти корпуса. Я завизжала, развернулась и что было сил понеслась вверх и прочь от корабля.

«Слушайте внимательно, кессонка — не шутки…»

Слова Ставроса звенели в ушах, и я в ужасе взглянула вперёд: Марк даже не остановился помочь. Он уже был на 30 футов выше, молотя ногами к поверхности. Я снова закричала, выпуская фонтан пузырей, но он не слышал. Я видела, как его тело выдаёт панику. Ничто не могло остановить его самоубийственный подъём. Мне оставалось лишь смотреть, как Марк медленно убивает себя каждым отчаянным футом, приближающим его к «спасению». Ком подступил к горлу; я проверила приборы и начала свой медленный подъём.

До поверхности — 20 футов.

Океан стал пронизывающе холодным, облака всё плотнее закрывали солнце. Волны швыряли тело Марка и лодку туда-сюда. Внизу тьма разрасталась. Она тянулась вверх, всё ближе ко мне. Я неистово работала ластами, поднимаясь как можно быстрее.

До поверхности — 10 футов.

Я кожей чувствовала взгляд — жёлтое око впивалось мне в спину. Его болезненный свет отражался в моих приборах. Внизу что-то скользнуло, задело ласту. У меня нет времени оглядываться.

До поверхности — 5 футов.

Что-то захлестнуло левую ласту и рвануло вниз. Я ударила в ответ, и ласту сорвало. Лёд стал кристаллизоваться на маске, суставы взвыли от боли — тело отвечало на слишком быстрый подъём. Тело Марка и лодка были почти на расстоянии вытянутой руки.

И тут я оказалась лицом к лицу с Марком. Серые безжизненные глаза смотрели прямо в мои. Те самые глаза, что блестели слезами в день нашей свадьбы, когда я шла к алтарю. Глаза, с которыми я собиралась состариться.

Прости. Я полезла, перехватываясь рукой за рукой, используя элементы его снаряжения как зацепы. Ветер швырял брызги мне в лицо, и я, перевалившись, грохнулась в надувную лодку. Я оказалась посреди шторма. Волны трясли лодку, пока я, спотыкаясь, добиралась до подвесного мотора. Сквозь солёный туман и качку я дёрнула за стартер. Я мысленно поблагодарила Ставроса за ухоженное оборудование, когда мотор закашлял и ожил. Я врубила газ. Лодка рванула вперёд, но тут же дико развернулась — её держал якорный фал, привязанный к носу. Меня швырнуло на дно лодки; я поползла к носу, где был закреплён конец. Выдернула нож на поясе и принялась бешено рубить верёвку — что-то тянуло снизу.

Чёрные щупальца обвивали тело Марка, утягивая глубже. По мере того как его тянуло вниз, нос лодки уходил под волну, набирая воду. Его рука, намотанная на якорный фал, тянула нас под поверхность. Я вдохнула, когда ледяная вода накрыла нос — лодку поволокло вниз.

Из глубины хлынул золотисто-жёлтый свет — мы столкнулись с Великим Оком лицом к лицу. Нас окружила бездна звёздной ночи, пока щупальца тянули Марка и лодку. Звёзды и галактики искрились в бесконечном океане космоса. Великое Око изучало меня; радужка шириной в мили то сужалась, то раздвигалась, а яркая жёлтая роговица дышала. Оно было конечным и бесконечным, парящим в черноте.

Ещё один взмах — и верёвка лопнула. Марк исчез под волнами, а лодку выстрелило к поверхности. Захлёбывающийся мотор заставил мои вопящие суставы работать: я бросилась к румпелю. Схватила его и выкрутила газ до упора. Лодка рванула вперёд, взлетела на ближайшую волну и легко перескочила через гребень.

Я помчалась обратно к острову. Ветер хлестал волосы. Слёзы жгли щёки, я глухо всхлипнула. Облака над головой редели. Солнце стало проглядывать, и волны улеглись. Шторм остался позади, пока я скользила по воде.

Я очнулась в больничной палате через неделю. Мама держала меня за руку, когда я открыла глаза. Несколько дней меня обследовали и допрашивали полицейские. Я рассказала всё, что могла, и меня отпустили.

Я пустая, плыву сквозь дни. Работа, друзья, жизнь — от меня осталась тень. Я ворочаюсь в постели, не находя сна. Когда всё-таки проваливаюсь, Великое Око зовёт меня из иного места. Благодарит тёплыми, утешительными сновидениями. Я жажду мира, который оно обещает. Будущего, где мы с Марком держимся за руки и плывём от звезды к звезде, открывая для себя новую галактику — только нашу. Будущего без боли и тревоги. Во сне я становлюсь целой — глубоко под волнами, в объятиях его бесконечного взгляда.

Чтобы не пропускать интересные истории подпишись на ТГ канал https://t.me/bayki_reddit

Можешь следить за историями в Дзене https://dzen.ru/id/675d4fa7c41d463742f224a6

Или во ВКонтакте https://vk.com/bayki_reddit