Похоже мы стали забывать почему Ленин в мавзолее, а не в земле, придется напомнить:

Азаг-Тота — Ленина похоронили в Мавзолее в Зоне Кадаф. Забальзамированный и лежащий в саркофаге, повелитель Кадаф не мог пополнять энергию за счёт тех небольших запасов Золотого Корня, которые сохранились в почве. Он был обречён вечно лежать в стеклянном саркофаге. Попытка иерархов Кадаф, вырвавшихся из Глубокого Бестиария с помощью переродившейся Тасмит, воскресить физическое тело Азаг-Тота (кризис Кадаф) кончилась провалом и гибелью всех участвовавших в ней гиперборейцев, кроме Лазь, открыто отказавшейся от философии Кадаф.

Пруфы:
https://t-grad.fandom.com/ru/wiki/Азаг-Тот
https://t-grad.fandom.com/ru/wiki/Кадаф

Чистое, первозданное озеро Светлояр. Точно юный рассвет. «Вода без греха, губами почувствуешь… – говорила она, объясняя дорогу. – Пить будешь – не напьёшься, дышать ею захочется...» При первых лучах солнца он видел каждую трещинку на сбитых ладонях. А когда окунул руки в воду, прозрачную точно слёзы ангела, видеть стал их намного чётче. И вкус у воды оказался особенным. Разбитые губы хлебнули прохлады, и та в три глотка уняла боль в его теле. Не соврала старая ведьма, ничего не напутала, обещанным добром отплатила за прежнюю помощь. И пусть это было еще не озеро, но водица такой-то силы вытекала из него, не иначе.

С трудом перекатился на бок, оторвавшись ртом от спасительной неги. Поплескал на себя, на грудь, на лицо. Потом лёг в лужу на спину. И долго лежал так, слушал журчание. Дышал тяжело, надрывно стучало сердце внутри. Вода оказалась и в правду целебной, но с ранами, как у него, вскочить и бежать – невозможно. Всë равно Семён умирал. Он чувствовал. Просто воды святые несли облегчение.

Не думал он, что когда-то придëтся искать сюда самому дорогу. "Не примет тебя святое озеро, Сёмушка, не примет, - причитала травница Прасковья, именуемая другими ведьмой. - Грехи не отмаливал, в церквях не бывал. Озеро – оно не для всех. Ты ведь не волхв? Не провидец, не мученик. Зачем тебе знать дорогу? " "А ты всë равно скажи, - настаивал он на своём. - Может не мне, другому кому сгодится. Знать буду путь – сам отведу..." Вздохнула бабка в ответ. "Я-то скажу. Помолюсь за тебя. Сгинуть не дал мне – Бога сама за тебя молить буду. А время придёт – может, пропустит святое озеро... " Не стал он тогда еë расспрашивать, мол, как этот так, ведьма и к Богу с мольбами. Со временем последняя эта их встреча и вовсе забылась в его голове. Только как вышел ночью к жилищу, дом ведьмы пуст оказался. Видно, оставила место Прасковья, в избе той давно никто не бывал. Не умерла же старая травница? Услышал бы о таком событии хоть в одной деревне. Однако, что бы там с бабкой-ведуньей ни вышло, а не у кого стало переспросить про озеро. И пошëл он тогда искать дорогу по памяти, проклиная свою забывчивость…

Родился Семён здесь же, на нижегородчине. Однако в местные деревни перебрался, когда стало ему за тридцать. Поколесил по всей стране, перевидал леса и горы, забредал в такие дали в тайге, где людей по неделе вокруг не встретишь. А потом, когда колено подводить стало и поубавилось силы и прыти, решил где-то корнем осесть, завязать со своим походничеством. Семью завёл, поставил добротный дом и с женой народили деток. Всё, как у всех, не больше и не меньше. Пристроился работать в местное лесничество. В нём честно смотрел за лесом, от браконьеров чащу стерёг и не давал мужикам местным баловать с сетью. Озёра здесь были красивыми, рыбными, а густые леса полны зверя. Так и познакомился он с бабкой Прасковьей, в одной деревушке, с тремя-то жилыми домами. Подолгу одна она все равно не бывала, со всех деревень к ней съезжались люди, кто хворь залечить какую, кто на ноги скот заболевший поставить. В глаза называли ведуньей и травницей, лишь за спиной тихо шептали «ведьма!». И было за что, не на пустом народилось месте. Однажды так заговорила двух местных охотников, что блуждали те по знакомым лесам неделю, признать не могли родной окрестности, дорогу домой всё искали. Сжалилась над ними бабка и отпустила, выбрались тогда оба живыми. Зато перестали без дела зверьё стрелять и капканы на крупного зверя ставить. Вот за это стал уважать Прасковью Семён, отчасти работу его помогла ему выполнить.

Но и Семёну однажды довелось помочь старой ведунье. А случилось это семь лет назад, в холодную снежную зиму. Шел он тогда с охоты домой на лыжах. Увидел Прасковью в лесу одну, увязшую по пояс в огромном сугробе. Слаба в тот день была бабка, болела, но в лес для чего-то из дома вышла. Застряла она и уже замерзала, когда под вечер Семён набрёл на неё и чуть живую выцарапал из снега. Сам от усталости с ног валился, но волоком дотащил старую женщину до избы. Благо ушла недалеко от деревни – всего метров триста. Вот через пару лет после встречи и решила его отблагодарить, когда снова увиделись. Вызнай, мол, у меня, о чём не знаешь, и я тебе честно отвечу. А Семён возьми и не растеряйся. Спросил, а правда ли, что люди такое дурачьё и всерьёз думают, будто на дне того озера утонувший город? Посмотрела она него тогда, посмотрела, и сказала: «Не то это озеро, верно. И люди твои дурачьё. Но есть настоящее озеро Светлояр, в лесах оно местных прячется, деревья дорогу к нему охраняют, волхвы и молитвы. Вода в озере том целебная, и рану заживит любую, и жизни к годам прибавит. А умирать станешь, к себе позвать озеро может. Душа коль не совсем пропащая …» Услышав про такое чудо, Семён не спешил верить бабке. Однако припомнил потом про блуждавших охотников. И неизлечимых больных не забыл, тех, что Прасковья выхаживала. Много чего разом вдруг вспомнилось, чем знаменита была в деревнях ведунья. Потому сильнее оказалось его любопытство, расспросил-таки о дороге к настоящему озеру Светлояр, где некогда от степной орды город старинный укрылся. И запомнил все бабкины наставления. Без надобности, мол, озеро всё равно не пустит, нечего из любопытства туда соваться…

Только пускало сейчас к себе озеро, со всеми его грехами. Иначе б не нашёл от него ручеек. Оттого и успокоился Семён, как воды из него попробовал, ощутил внутри себя новую силу.

Разлёживаться всё же было некогда. Ручей давал только время, но истинное исцеление находилось дальше, у спрятавшихся в лесу берегов. Нужно было дойти до озера, скинуть с себя одежду и нагим нырнуть в холодную глубь, уйти под воду раньше, чем солнце оторвётся от земли нижним краем. И там, на глубине, вдохнуть озёрной воды полной грудью. Вдохнуть, не боясь захлебнуться. Только тогда, сказала Прасковья, взглянет на тебя озеро Светлояр древним оком. И вынесет суд свой, достоин ли будешь жить дальше…

Тяжело Семён перевалился на живот и подобрал под себя ноги. Поломанные рёбра его не заметили, как он согнулся почти гусеницей. «А, может, и хватит воды из ручья, исцелит?» - подумалось в миг одолевшей духовной слабости. В глазах уже перестало двоиться и сердце из горла будто вернулось в грудину. Стучало, пусть, тяжело, но шум в голове растворялся в нежном рассветном утре. Даже руки окрепли, а ноги были готовы нести остальное тело. Вернуться б только домой, забраться на печь, улечься на ней суток на двое. Всегда ж в деревнях вот так выживали-спасались. А, встав у ручья на колени, понял он вдруг, насколько хрупка была его сила. Поднялся с трудом и побрел вдоль воды…

Всё правильно ночью сделал Семён, верное принял решение. Не стал пугать жену и детей, не повернул к дому в страхе, а вспомнил про тайное озеро Светлояр. С такими ранами до обеда не дожил бы – напрасно б только машину в больницу гоняли. Про озеро ж вспомнил как – сразу направился к бабке Прасковье. Надёжней она ему показалась озёрной воды, о которой сама и рассказывала. Надеялся до последнего дома застать старую травницу, где ж ей в ночь ещё было шастать? Сидит поди за столом, ведьмовством своим занимается, травки в узелках перекладывает да заклятья новые вяжет. Подумал, пошепчет над ним что-нибудь, и в миг тогда полегчает, не надо будет на озеро ночью переться. А как уткнулся в заросший забор с полисадником, как увидел пустую собачью будку, так и похолодело у него в спине сразу. Помощи, оказалось, просить-то и не у кого. Кровь он терял быстро, рана в спине горела, и в глазах начинали троиться деревья. Пришлось тут заново уверовать в воды Светлояра, понадеялся, что всплывет в памяти к озеру дорога, откроется ему на последнем пути. Пережал тогда рану рукой покрепче, и поплелся от дома ведуньи в самую чащу. Молился про себя, что б не упасть и не сгинуть вот так…

Как всё случилось? Да так же, как всюду оно и бывает. В вечер накануне Семён со двора вышел в лес и было ещё светло. Знал он прекрасно, в какое время люди капканы смотреть свои ходят, туда и направился, где с утра обнаружил их. Хотел поглядеть лишь одним глазком. Почуял неместных – железо уж больно хорошее было у них. Ввязываться пока не собирался, но хоть посмотреть и запомнить в лицо, когда проверять начнут ловушки расставленные. А там и выйти поговорить с людьми можно – как ситуация, в общем, сложится. Двустволку свою не взял. Оно, как известно, если на зверя с капканом выходят, ружьё применяют крайне редко. Да и к чему привлекать внимание лишним шумом? На лисов и зайцев – он ведь мелкий, капкан, добивают такое зверьё не выстрелом. Ничего, кроме таких железяк с утра не увидел. Потому шёл Семён к месту тому без опасений. Нечего боятся в своём лесу, тут каждый пень за него горой и лешие с мавками в дружбу просятся.

И всë бы ничего, прошëл бы вечерний рейд, как и был задуман, не перетёк бы в тревожную ночь, если б только медведь его не попался. В этой части леса их никогда не видели. Не жаловался на встречу с косолапыми ни один житель окрестных деревень, с визитом давно сюда крупные звери не захаживали. Однако несколько лет назад прибился сюда такой тайный житель. Может и раньше здесь обитал, да как-то совсем уж тайно. Поначалу Семëн натыкался только на след, встречал медвежий помëт и видел в лесу кабаньи кости. Питался зверь правильно, не брезговал честной охотой, не собирал падаль у деревень и не ходил человечьими тропами. Вообще к поселеньям людей не приближался. Как показало время, соседствовать зверь умел по-мужски – себя он вёл скромно и тихо, без всякой альфа-бравады. Виделись с ним потом несколько раз, при встрече друг к другу принюхивались. Посмотрев издалека на человека, медведь уходил в сторону, дорогу уступить себе не требовал. Так и повелось у них раз-два за месяц встречаться. Семëн это называл «здороваться с Потапычем». Жене только о нём своей рассказал, Ксении. И больше никому ни слова, что б мужики с ружьями потом бурого не донимали. Вот Миша и жил хорошо, не лез, куда не надо, от людей бродил далеко и ведал свои лишь медвежьи маршруты. Грибников любопытных и ягодников огибал стороной за километр – Семён по следам всё прочёл о его повадках сразу. Был этот медведь не стар, но отчего-то немного другой, не как остальная его порода. Не метил дерева даже когтем, но будто смотрящим ходил по большому лесу. И ведь отчего-то знал Семëн – не пустит чужого зверя сюда Потапыч, прогонит, как более сильный хищник. Пусть странности и водились за ним не медвежьи. Почти человечьи. Видел он пару раз, как Мишаня на задние лапы вставал, и не поймёшь, не то идёт, не то танцует, с медведицами невидимыми хороводы кружит. Вроде и не первым замечен был за таким занятием, в народе их именовали медвежьими танцами, но уж больно особенно у него получалось. А после лап ещё и следы оставались порой интересные, прямо рисунки какие-то выведенные. Со стороны будто просто на месте топтался Мишаня, а такое иногда после этих топтаний оставалось! Может, думал Семён, в его собственной голове, от частого бывания в лесу, рассудком само всё в узор дорисовывалось, а на земле были просто каракули?.. Такие вот были особенности у друга его лесного. Да только кому ж они жить мешали?..

Увидел он медведя своего почти сразу, как прибыл на место. Когда оказался поближе к капканам, пошёл осторожно – боялся встретить людей не ко времени. И тут вдруг услышал тяжёлый вздох. Затем и знакомая бурая холка мелькнула в листве. В железный капкан угодил Потапыч, сидел в кустах тихо и ждал. Голову повернул, когда увидел его, взглянул на него без злобы. Понятно, что и без особой радости – смотри, мол, какое творится! Я волка и зверя другого гоняю, а ты куда смотришь, кого в лес запустил?!.

Подошëл Семëн к зверю, остановился в двух шагах от него и на землю поставил сумку. "Чать не порвëшь меня, не задавишь? – спросил он его. - Гуляли же сколько, здоровались..." Засопел медведь носом, отвернул от него свою голову. Жест принят был за приглашение.

Достал тогда из сумки своей Семён инструмент, подобрался к медведю поближе. И начал уже тот капкан на части раскручивать. А крутил пока и от страданий избавлял лесного товарища, почуял аж трижды, как жарко Миша дышал ему в затылок и капал слюной на волосы. Ни разу не вздрогнул. Всё продолжал тыкать отвёрткой, сжимать пассатижам – будто знал он, не тронет его дикий медведь.

Освободился когда зверь из плена, ушел с места сразу, не обернулся. Боднул только боком, да так, что Семён кувыркнулся на месте, ружьё аж с плеча слетело. Обиделся косолапый на дружбу такую нечестную, не усмотрел, мол, за лесом лесничий, не убрал из той ямы капкан. Уж он-то учуял медвежьим носом, что, кроме заезжих с жедезом, Семëн тут тоже успел побывать. Вот только утром ловушки медвежьей он не заметил.

А вскоре и двое те объявились, капканы пришли проверять, добычу забрать. Не кстати из леса вышли они, в дурном настроении оба, угрюмые и недовольные. В руках по ружью, а лица – приветливей некуда, хоть пугалом ставь в огород. Так и попал Семëн с ними впросак. Свою-то двустволку с земли поднять не успел, а в руках ничего, кроме старой отвëртки.

Он понял всё сразу, чем встреча у них закончится. Как и подумал, не стали они с ним договариваться. Переглянулись лишь коротко, и оба шагнули вперёд. Долго били его потом, тяжёлыми ружейными прикладами охаживали. В какой-то момент Семён сообразил, что если не дёрнется прямо сейчас, то в следующий миг уже и не сможет. Так и останется тут лежать в безвестности, мёртвым или покалеченным. Рванулся тогда он из последних сил и разбросал их от себя руками. А едва пробежал два-три шага, то в спину ему из винтовки и выстрелили. Упал и пополз по земле. Понимал, что от жизни нечего ждать...

Медведь снёс обоих. Промчался рядом словно торнадо. Бесшумно он вышел сначала на край поляны. Потом люто взревел, когда нападал. Семён как раз перевернулся на спину, что б встретить смерть гордо, лицом, а не затылком. И тут налетел этот бурый вихрь, смёл разом обоих его обидчиков. Не рад зверь оказался видеть людей, изувечивших его лапу капканом. Зубами схватил одного за плечо и начал трепать его словно игрушку. Возил по земле, подбрасывал вверх и громко расхрустывал ломкие кости. Пусть стало и радостно за избавление, но лучше б было скорее убраться. Второй браконьер дал в лес стрекача. Не ровен час, забудет медведь про их тесную дружбу и зубами возьмётся уже за спасённого. Разорвёт его в лоскуты косолапый и рвать будет он не со зла. Суметь бы только встать и уйти побыстрее с поляны. Так думал Семён, цепляясь за тонкие ветви берёзы, и чувствовал, как тянет она в ответ…

Вот и сейчас, упав у ручья, не сумел он подняться сразу, ощутил, что земля его не пускает. И если часы назад помогал спасительный страх, то сейчас напугать и заставить идти стало некому. Медведь давно ушёл своей звериной дорогой. Расправился с одним браконьером, а спасителя своего преследовать не стал. Семён после этого побывал в пустом доме бабки Прасковьи. Потом уже оказался здесь, у ручья. Всё шел вдоль потока и шёл, пока позволяли немевшие ноги. А как почувствовал, что стало совсем невмоготу, присел и решил напиться живительной неги снова. Вот только на этот раз вода не спасла. Плюхнулся он безвольно на бок, и понял, что истощил до предела последние силы. В лицо давно мощно веяло влагой и светлые воды древнего озера приближались. Но никак не давались последние двести шагов. Заряда в избитом теле осталось чуть. И всё, на что был способен Семён, – лежать и дышать. Молиться и ждать избавления.

***  ***  ***

Когда он открыл и закрыл глаза, и думал, что делает это в последний раз, его измождённый рассудок заметил вдруг некую странность. Семён лежал на спине и глазами смотрел на восток. Туда он и шел, лишь сил дойти не хватило. Но на мгновенье ему показалось, будто отчётливо увидел он солнечный диск, погруженный по пояс в воду. Встряхнув тогда присмиревшей от слабости волей, с трудом разлепил он веки, и взгляду предстала всё та же картина. Деревья, что должны были загораживать солнце, просвечивало косыми его лучами насквозь. Бордовое светило будто всплывало из озера, и справилось с этим уже наполовину. В тот миг, когда он желал умереть, нарочно будто кто-то подталкивал к жизни и заставлял сквозь оставшийся лес видеть громадное красное солнце. Он словно безмолвно кричал ему в ухо: «Смотри же!.. Смотри!..  Восход ведь не полный!.. Ты можешь успеть!..»

А ровно через мгновение видение солнца в воде исчезло. И ничего, кроме плотного строя деревьев, перед глазами уже не стояло.

Рука вновь плеснула слабо в лицо. Тянулась к воде с трудом, но зачерпывала щедро пригоршней. Несколько глотков, и половина из них растеклись по подбородку и шее. Бледность лица пугала не только его самого, но и воду, в которой оно отражалось. В какой-то момент он осознал вдруг, что стоял уже на коленях, раз видел внизу свое отраженье. И ровно наполовину из озера вышло молодое солнце. Как только нижний край оторвется от воды, надежды на спасенье не останется. И потому идти он должен, поднявшись с земли, быстрей восходящего шара. Медведя рядом не было, но страх был больше не нужен, что б подобрать себя на ноги. Если Вселенная или кто-то ещё боролись за него, то сдаться самому было б предательством.

Семён вновь оказался на ногах. И удивился, как легко вдруг поднялся с колен. Посмотрел на землю, не осталось ли там тела, не выпорхнула ли это его душа из останков. Но на траве увидел только длинный мятый след и маленькое бордовое пятнышко - от раны на спине, где засела проклятая пуля. Пройди она тело насквозь, давно истёк бы кровью, а так – ещё дышал. И даже брёл куда-то. Перед глазами плыли лица близких, а Ксения с детьми возглавляли тот хоровод. Пока он видел их, шаги его хрустели по траве, и последний рывок обескровленного тела обещал не остаться напрасным.

Знакомый щелчок раздался внезапно. В ушах гудело настолько, что он не услышал приближения чьих-то шагов. Зато понял при этом звуке, что за спиной взвели курок. И, покачнувшись, обернулся.

Нацеливший на него ружьё заговорил с ним, забрызгал кровавой слюной. Но разве принято внимать живым, когда не знаешь, жив ли сам? Да и не слышал Семён ни слова, лишь наблюдал за открывавшимся его ртом, что вызвало у него только усмешку. Как больно же было в улыбке растягивать губы! Одной ногой он чувствовал себя в могиле, другую всё не мог никак поднять, чтобы дойти до берега, шагнуть и прыгнуть в воды Светлояра. Напугал же медведь, судя по всему, этого второго браконьера! Стоял тот перед ним и вытанцовывал знатно, ружьё в руках дрожало как листва молодой осинки. Быстрее зайца он первым сбежал с поляны, когда товарища его терзали и мешали с грязью. Всю ночь где-то прошлялся, а теперь вот догнал его. Пришёл убивать.

- Дойти мне не дашь? – не слыша его ушами, глазами взглянул на него Семён. – Стрелять опять будешь?

Последнее спросил с каким-то равнодушием. Не всё ли равно, будет, не будет? Прилив сил, что испытал он во второй раз от воды из ручья, бежавшего от Светлояра, опять иссякал в нём. Неправильные какие-то песочные часы были – дыра будто была безразмерной и всасывала почти мгновенно, затягивала его в себя вместе с жизнью. Он всмотрелся в лицо стоявшего напротив него браконьера и только сейчас увидел, насколько тому самому досталось. Потапыч его потрепал или нет, но лицо всё было в сильных ссадинах, разорвана в клочья щека, будто когтями по ней хорошо прошлись. А то и сам, горемычный, свалился откуда, а щёку пропорол корневищем или соткнул острым суком. Лес, если вести себя в нём неправильно, подрать мог не хуже медведя. Любить нужно было лес, уважать. С законами его считаться.

- Эко ж тебя, бедолагу… - с жалостью вздохнул он, глядя на увечного браконьера.

И снова перед глазами образы Глаши и Мити возникли из марева в воздухе. Ксенья обоих детей взяла за руки и повела по тропе к священному озеру. Вот и Семён повернулся за ними следом, не взирая на окрики сзади. За семьёй своей он пошёл. И даже не вздрогнул, когда прозвучал двойной выстрел. От слабости встряхнуло целиком. На деле же – будто руку только задело. Не страшно – ногами ведь шёл, не руками.

Плохо соображал Семён от большой кровопотери. Потому хорошо и вышло, что вторая их встреча закончилась быстро. На этот раз браконьер не успел его ударить. Лишь разбежался и прыгнул, желая ударом подсбить его с ног – патроны у него закончились или просто игрался. Только качнуло сильно и без его помощи – вбок отступил ногами Семён. А браконьер тот, задев его телом чуть, пролетел птицей мимо. Оступился на земле и упал, головой наскочил на твёрдый камень. Ни голоса его, ни слов разобрать не удавалось, а тут, сквозь гул в ушах, отчётливый вдруг раздался хруст. Обмяк тогда упавший и в судорогах последних задёргал ногами. Вытянулся напоследок и замер. Такой вот печальный удел – о землю убился. Сам.

- Что ж за дурак ты такой… - с обидой произнес в голосе Семён, боясь остановиться у края той ямы. Уж коли встанут ноги, не поведут его дальше, воспротивятся. Чувствовал он, что в последний раз сдвинулся с места и шёл. До берега Светлояра оставались шаги, и солнце теперь не мерещилось, он видел его, оно призывало, манило лучами! На нижнюю треть оно оставалось в воде, но на целых две – из неё поднималось. Красное и огромное – всё, как явилось в недавнем виденье.

Успел-таки дойти он до озера, заторопился сразу на радостях на берегу. У дерева встал и посмотрел неверящим взором на чистую воду. Потащил с себя разорванную рубаху, бросал отдельные ее лоскуты на землю. По очереди с ног снимал он ботинки и взялся руками за штаны. Но закрутился на одной ноге малость, поплыл сознаньем вдруг и… упал. Не удержался плечом о ствол березы.

Болезненным оказалось это паденье. Много раз падал в жизни Семён, но так, что б ныло потом везде, что б болью аукалось в каждом члене… Свалился ничком, разодрал подбородок. И видел, как тихие воды шепчутся с берегом. Кроваво-оранжевое солнце разгоралось всё больше, последняя четверть пока оставалась в воде, но всё остальное чертило на ней лучами дорожки. Жутко хотелось вытянуть к берегу руки, коснуться священной воды, доползти до нее, докатиться. Но всё, что он чувствовал – вяжущий душу холод. И холод тот погружал в темноту…

Горячий медвежий язык облизал лицо. Отколупал залипшие веки и, яркий солнечный свет ударил в зрачки. Небесное светило поднялось над водой целиком – лишь нижний край касался пока её пламенем. Последняя надежда исчезала на глазах, и вместе с ней утекали остатки жизни.

-Уааааау! – нетерпеливо взревел медведь. Переминался тяжело рядом на передних лапах, пыхтел и ворчал, торопил его. Пришёл косолапый, не бросил. Откуда ж он брался всегда? Как чуял беду?..

Семён поднял руку. Ослаб, но сумел ухватиться за длинную бурую шерсть. Пальцы его, что сжались сначала слабо, вдруг ощутили, что им помогают. Медведь опустил большущую голову, позволил обнять за могучую шею и ждал терпеливо, когда руки на ней сомкнуться. Потом вдруг встряхнулся весь. Как щепку забросил к себе на спину, дал время улечься и сразу шагнул. А сделав тот первый шаг, вдруг побежал. В мгновенье достиг заветной черты, и мощным тараном влетел в Светлояр. Поднял мириады брызг и тысячи гулких всплесков. И сразу ушёл в глубину…

Продолжение...

Я тут подумала, и мне это понравилось.

У меня уже целых два комментария и ни одного поста. Непорядок! Поскольку я крайне ленива, исправляться буду самым простым способом. Опубликую один из моих готовых рассказов.

Рассказ "Меч и Дева" был написан несколько лет назад на конкурс для публикации в сборнике по "Тайному городу" Вадима Панова. Он прошел конкурс, я даже получила рекомендации маэстро по редактуре.

Как вы думаете, что же пошло не так? Правильно, лень. Я не отредактировала рассказ до сих пор.

Итак, собственно вот и рассказ, наслаждайтесь.

В “Ящеррице” было, как обычно, многолюдно, несмотря на то, что неугомонный Птиций уехал в теплые края. По разным слухам, конец то ли решил немного отдохнуть, то ли отправился на поиски очередной экзотической приманки, оставив клуб на своего племянника, новичка в индустрии развлечений, так что ни шоу сгорающего феникса, ни танцев терракотовых одалисок ждать не приходилось, и в клуб хлынула публика попроще. На танцевальной площадке двигались под ритмичную громкую музыку пары и одиночки, барная стойка бесперебойно поставляла коктейли и крепкую выпивку, за столиками обнимались, смеялись и вели деловые переговоры те, кто никогда не получил бы приглашения на особенные вечера Птиция. Некоторые же успешно совмещали все удовольствия, укрываясь за заклинаниями или считая, что за шумным весельем их все равно никто не услышит.

Вальфрид предпочел бы ограничиться объятиями и поцелуями, к чему очень располагал мягкий низкий диван, полукругом охватывающий маленький столик на двоих, но Любозвана завела разговор о Рубиновом Мече.

- Любозвана, - сделал Вальфрид последнюю попытку вернуться к формату свидания с очаровательной и очень упрямой феей, - Рубиновый Меч - это невозможно. Он давным-давно безнадежно утерян. Шутка ли, столько веков назад был утрачен последний его след!

- Ох, ты меня совсем не слушаешь! - обиженно надула губки Любозвана. - У меня же есть совершенно точная информация! Я всё сделала для тебя!

Фея настороженно осмотрелась вокруг, словно в поисках шпионов, и Вальфрид невольно проследил за ее взглядом. Для взрывной, эмоциональной феи, как он успел понять за время их недолгого знакомства, подобная опасливая внимательность была несвойственна. На взгляд юного чудского гвардейца вокруг ничего не изменилось. Никто не обращал внимания на чуда и фею Зеленого дома, сидевших в обнимку за маленьким неудобно расположенным столиком.

- Подожди, сейчас я тебе все расскажу, - пообещала Любозвана.

Она скользнула по крохотному диванчику и тесно прижалась к Вальфриду бедром. Высокий разрез на подоле платья сдвинулся, и чуд почувствовал нежную шелковистую кожу под своей рукой. Любозвана то ли не возражала против ладони Вальфрида на своем бедре, то ли была слишком занята, накладывая слабенькое заклинание Интимного полога. Его силы, как она выяснила после долгой и приятной практики, как раз хватало, чтобы заглушить разговор двух тесно прижавшихся друг к другу людей, что фея считала исключительно удачным положением для переговоров.

- Так вот, - начала она шепотом. - Ты помнишь, я рассказывала тебе о человском наемнике, который работает на Генбека Хамзи? Ну, он обычно редкие книги для этого скучного шаса разыскивает и достает.

Вальфрид помнил, о чем и сообщил кивком. Сейчас его куда больше волновала близость Любозваны, и ради продолжения знакомства он был готов выслушать все, что она хотела ему рассказать.

- Этот наемник похвастался мне, что скоро будет невероятно богат и сможет до конца его нелепо короткой человской жизни больше не работать. Конечно, я спросила, как так вышло. И он рассказал, что обнаружил Рубиновый Меч. В коллекции оружия какого-то человского олигарха, представляешь? Сила Меча была спрятана под сетью заклинаний неизвестного колдуна, так что увидеть его мог только чел. Они и видели, да только даже не догадывались, что это такое, пока тот наемник не обчистил олигарха, вообще по другому поводу. А он знал о Мече! Он вообще интересуется артефактами, знаешь, говорит, никогда не угадаешь, что на деле попадется, - серебристый смех Любозваны ласкал слух. - А Хамзи по старому знакомству согласился найти покупателя и посредником выступить.

Вальфрид на секунду задумался, почему же этот безымянный наемник все выложил Любозване, и даже успел начать строить неприятные предположения об их отношениях, когда фея поймала его рассерженный взгляд. Она успокаивающе положила маленькую ручку ему на грудь и подняла сияющее лицо. Чуд не должен был сорваться с крючка. Любозвана в этом деле не могла рассчитывать ни на кого из своих близких знакомых.

- Теперь ты сможешь получить силу Меча, - выдохнула Любозвана, и тут же поняла, что выбрала верную тактику, как и всегда в обращении с этими глупыми мужчинами.

Глядя в сверкающие зеленые глаза, Вальфрид понимал, что с ней для него в самом деле нет ничего невозможного. Он коснулся губами розовых губ феи и с удовольствием почувствовал, как она отвечает на его поцелуй. Впрочем, тут же маленькая ручка уперлась ему в грудь. Вальфрид со вздохом отстранился. Его дама не считала разговор законченным, так что награды еще предстояло дождаться.

- Меч по-прежнему у этого чела? - спросил он.

Забрать клинок у наемника, пусть даже с боем, как того требовала сила древнего артефакта чудов, было не сложно.

- Нет, - огорченно сказала Любозвана. - Он уже отдал его Генбеку Хамзи.

Вальфрид растерялся. Одно дело вступить в бой с безвестным челом, другое - напасть на торговца, находящегося под протекторатом Темного Двора.

- Любозвана, - неуверенно начал он, - атаковать Темный…

- Ой, нет! - воскликнула фея, не дослушав. - Нет-нет, что ты, я никогда бы… Нет! Так вышло, что я знаю, в какой день за Мечом явится заказчик и знаю, кто он… Он из ваших, из чудов. Робер де При. Знаешь его?

- Де При! - не сдержал смеха Вальфрид. - Ну, понятно, почему он готов был отдать в уплату за артефакт все свое состояние! После того, что он натворил, Великий магистр собирается отрезать его от источника, и…

Вальфрид осекся. Неприятная история с Робером де При была все же делом Ордена, и говорить о ней с представительницей Зеленого Дома не стоило. Любозвана понимающе улыбнулась, и за это понимание Вальфрид был готов простить что угодно, даже интрижку с человским наемником. Чего не понимал и не должен был понять юный гвардеец, так этого того, что Любозване никакого дела не было до прегрешений де При.

- И я сильнее его в фехтовании, - закончил мысль Вальфрид.

- Да, - выдохнула Любозвана. - У тебя такой большой… дар… Ты, именно ты - истинный владелец Рубинового Меча!

Фея сняла заклинание Интимного полога, и долгому, страстному поцелую могли позавидовать все посетители “Ящеррицы”.

***

Женя согнала кота с клавиатуры раньше, чем протерла заспанные глаза. От дивана со сбитым за ночь постельным бельем до рабочего стола было всего несколько шагов между уложенных в картонные коробки книг. Утренняя предрабочая рутина: Тефтеля всегда спал на клавиатуре, какие бы воспитательные меры не принимала его хозяйка.

- Неудобно же тебе тут спать, не помещаешься уже, - бормотала, зевая, Женя, с тревогой прислушиваясь к натужному гудению кулера. - Да и на обновление клавы у меня денег нет, Тефтеля, ты же знаешь.

Кот понимающе мявкнул, мазнул боком по хозяйской ноге и потрусил на кухню. Следующим рутинным пунктом было наполнение его миски.

Женя вздохнула, посмотрев ему вслед, и нашарила на стопке книг рядом с монитором очки. Компьютер как раз успеет загрузиться, запустить почтовик и открыть все запомненные вкладки браузера со словарями, пока она положит еды коту и заварит себе кофе. Девушка прошлепала на кухню, привычно расстроившись от собственного отражения в ростовом зеркале. Отражению не льстила даже полутьма тесного коридора, заменявшего прихожую в маленькой однокомнатной квартирке. Рыжая, растрепанная, полноватая особа в мятой пижаме с котятами - ничего нового она не увидела.

Кошачий корм и кофе подходили к концу, а бюро переводов, на которое Женя работала, уже вторую неделю задерживало оплату большого заказа.

- Мы с тобой близки к краю, Тефтеля, - сообщила девушка коту, размешивая сахар в кофе.

Тефтеля, увлеченный едой, проигнорировал эту проблему. За окном снова начинался снегопад, и Женя позволила себе полюбоваться танцем снежинок в тусклом утреннем свете, прежде чем возвращаться к работе. Она любила зиму, если наблюдать ее из окна теплой квартиры. С тех пор, как она перешла на надомные переводы, чтобы ухаживать за больной матерью, поводов выходить в холод и снег стало значительно меньше. А полтора года назад, когда мама умерла и пропала необходимость бегать по аптекам и больницам, Женя и вовсе перестала выходить куда-либо, кроме продуктового рядом с домом и нескольких букинистических лавок по всей Москве. Теперь в ее жизни оставались только Тефтеля, работа и книги.

При мысли о книгах Женя поняла, что утро становится более недобрым, чем обычно. Сегодня был последний день, до которого владелец одной из лучших книжных подборок обещал придержать для нее интереснейшее издание “Сказок” Гауфа. Отлично сохранившаяся обложка, великолепные иллюстрации, хорошая бумага, немного обтрепанные срезы страниц, дарственная надпись на первом форзаце, выполненная изящным почерком с неразборчивой подписью… О, да! Это была книга с историей! Ее читали, наверняка наслаждаясь изысканностью слога. Ее дарили, чтобы друг мог разделить счастье погружения в сказочный мир. И, наконец, книгу оставили в букинистическом магазине, где Женя смогла отыскать ее среди множества других. Смущало только отсутствие пары страниц: какой-то варвар вырвал их из самой середины! Женя была в ярости, и до сих пор краснела, вспомнив, какими несдержанными словами обругала тех, кто позволяет себе так обращаться с книгами. Владелец, искренне очарованный одержимостью девушки и, как показалось Жене, разделяющий ее страсть, обещал сделать хорошую скидку.

- Вот ведь гадство! - с невольными слезами на глазах воскликнула Женя. - Ну что этой бухгалтерии стоило поторопиться с оплатой?!

Где-то в комнате тренькнул мобильник. Женя вздрогнула, сладкий кофе выплеснулся на стол, но это ее не взволновало. Она вскочила, запнулась о Тефтелю, едва не рухнула на пол, но выровнялась, и понеслась в комнату. Придержалась рукой за дверной косяк, чтобы круто развернуться к тумбочке рядом с диваном. Дрожащими руками сорвала телефон с зарядного устройства, разблокировала и издала победный вопль:

- Да! О, спасибо-спасибо-спасибо, милая бухгалтерия! Я никогда больше не буду тебя ругать!

Тефтеля мурлыкал и крутился у ног. Женя наклонилась его погладить и мимолетно подумала, что обычно оповещения о зарплате сопровождались каким-то другим текстом, но сумма, вроде, была чуть больше той, что ей задолжали, и девушка быстренько выбросила из головы все сомнения.

Руки подрагивали. Сердце колотилось где-то у горла. Гауф! Она успеет купить “Сказки”!

***

Казалось, весь город куда-то собрался, чтобы помешать Жене добраться до магазина. Сначала пришлось долго ждать автобуса до метро, потом штурмовать его вместе с бурлящей недовольством толпой. Женя качалась в душной тесноте, прижимая объемную сумку с заветной банковской картой к груди и молила мироздание только об одном - чтобы на ее пути не попался грабитель. У метро та же толпа, что занесла в автобус, вынесла ее наружу. Женя постояла несколько минут, ловя ртом морозный воздух, и понимая, что, выскакивая из дома, забыла надеть шапку и взять с собой перчатки. Собиралась она в такой спешке, что окончательно доломала молнию на зимних сапогах, пришлось надевать осенние. Все это не имело никакого значения: несколько станций метро, небольшая пробежка по Арбату - и она будет на месте.

Осенние ботинки скользили по утоптанному снегу и клочкам льда, так что до магазина Женя добралась запыхавшись и раскрасневшись. Она глубоко вдохнула, еще раз мысленно проговаривая короткую речь, и потянула на себя тяжелую дверь.

У прилавка стоял посетитель. Как было видно даже через запотевшие очки, еще более рыжий, чем сама Женя. Он стоял спиной, и, когда обернулся посмотреть, кто пришел, по черной коже зимней куртки скользнули собранные в длинный хвост волосы. От смешанных в равных пропорциях восхищения и сочувствия - она-то знала, как достается рыжим в жизни! - Женя замерла.

- Простите, - скомканно пробормотала она.

Судя по тому, как резко оборвался диалог при ее появлении, она едва не сорвала важную сделку. Отчаянно покраснев, Женя сняла очки и принялась протирать их кончиком шарфа. Она не ждала, что в обычно тихой лавочке окажется кто-то, кроме владельца. Да еще, что этим кем-то окажется впечатляющий рыжий мужчина.

- А, Женечка! - воскликнул владелец магазина, качая головой.

Женя убедилась, что пришла не вовремя, и уже готова была развернуться и подождать снаружи, пока покупатель уйдет, но Хамзи сварливо продолжил:

- Проходи, раз уж пришла. Твой Гауф тебя ждет. Погоди, пока этот молодой человек закончит метаться между скупостью и жадностью. Можешь пока посмотреть книги.

Женя кивнула, надела протертые едва ли не до блеска очки и бочком двинулась в обход прилавка к книжным полкам, стараясь не смотреть на договаривающиеся стороны и не слушать их. Последнее труда не составляло - сердце гремело так, что отдавалось в ушах. Краем глаза она успела заметить блеск стали и всполох каких-то крупных красных камней. Камни словно светились своим светом и, вроде как, даже пульсировали в такт ее сердцебиению. Женя мимолетно удивилась странному товару, пока пробиралась к высоким полкам с великолепной подборкой книг мимо маленького столика с начатой шахматной партией и мимо прочно закрытых массивных витрин с самыми драгоценными раритетами. Она стянула пуховик и положила его на пол поверх сумки. Пробежалась пальцами по корешкам, посмотрела на приветливо раскрытый авантитул какого-то издания на неизвестном ей языке, и полностью забыла о рыжем покупателе.

Не слушать, как торгуется Генбек, стало легко. Голоса то повышаясь, то понижаясь, жужжали на периферии сознания. Женя вдыхала терпкий запах старых страниц и типографской краски, чуть пыльный, с нотками сухой древесины. Аромат еще не прочитанных книг будил воображение. Девушка рассеянно улыбалась, словно в ожидании приятной встречи, словно выбирая, с кем из интригующих незнакомцев завести легкую беседу. Выбор был непростой: на полках ее ждали философы, ученые, путешественники, сказочники.

- А вы кто такой? - шепотом спросила Женя и взяла в руки раскрытую книгу на неизвестном языке.

Том оказался приятно тяжелым, держать его на раскрытой левой ладони оказалось непросто, запястье приятно напряглось. Женя ласково закрыла обложку, провела кончиками пальцев по тонкой темно-красной коже переплета с тисненным названием и автором. Залюбовалась тонким, летящим рисунком, выполненным коричневой краской, полустершимся от времени… Она уже собралась раскрыть книгу на случайной странице, как поступала всегда при первом знакомстве, когда ее мир был разбит грохотом двери, ударившейся о тяжелую деревянную витрину. Зазвенели стекла в плотно запертых дверцах. Женя вздрогнула и едва не выронила книгу из рук, от чего перепугалась еще больше.

Ворвавшийся в магазин хулиган был высоким, плечистым и… рыжим. Женя моргала, не веря своим глазам - трое рыжих в одном магазине. Ей показалось, что на самом деле она не вышла из мира неизвестной книги, в который уже начинала погружаться. Девушка прижала том к груди, с волнением ожидая продолжения сюжета.

- Де При! - не обманул ее ожиданий вошедший. - Этот клинок не по тебе!

- Вальфрид Ланге, - покупатель повернулся к медленно закрывающейся на чудом не сломавшемся доводчике входной двери.

Женя заметила, что де При потянул с прилавка украшенный красными камнями меч. Клинок показался ей самым реальным из того, что происходило в магазине. Он притягивал взгляд, как могла бы притянуть новая книга.

“Скьявона,” - подумала Женя. Она видела подобный в одной старой оружейной энциклопедии, но этот клинок, хотя и повторял форму с рисунка в книге, был куда совершеннее. Блеснули, отражая свет, красные камни на изящно изогнутой гарде, и Женя поняла, что Хамзи уже успел спрятаться под надежно укрепленный прилавок и нажать кнопку, опускающую тяжелые рольставни. Именно последний луч солнца и отразился в украшениях скьявоны. Зажглись лампы на потолке, и электрический свет сделал сцену еще более нереальной.

- Рубиновый меч - мой, - убежденно сказал де При, вставая в боевую стойку.

- Ты слишком слаб для него, - возразил Вальфрид.

- А ты слишком глуп, - усмехнулся де При. - Кто привел тебя сюда? Ну же, кто тобой вертит, Ланге?

Вальфрид Ланге в ответ лишь зарычал сквозь стиснутые зубы. Женя не заметила, откуда в его руке появилась спата. По сравнению с рубиновым мечом она выглядела неказистой и грубой. Прежде, чем противники сошлись, Женя успела мимолетно удивиться, почему Генбек до сих пор не включил сигнализацию.

Звон скрестившихся клинков, невыносимо громкий в замкнутом пространстве магазина, вымел из головы все размышления. Завороженная стремительным началом схватки, Женя едва дышала.

Даже просто развернуться на том пятачке торгового зала, что был свободен от витрин, книжных шкафов и полок, было сложно, но оба массивных бойца умудрялись не задеть ни одного угла. Они уверенно использовали каждый сантиметр свободного пространства. Де При сосредоточенно атаковал, Вальфрид защищался. Четкие, быстрые удары и контрудары, резкие повороты и обманные финты. Женя подумала, что они не впервые бьются друг с другом, но эта схватка была не учебным поединком. Ставки были высоки, хотя Женя и не понимала, что именно стоит на кону.

- Ты откусил слишком большой кусок, де При, - рыкнул Вальфрид, когда клинки сошлись в клинче.

Силы были равны, и де При предпочел отступить на полшага. Скользнув своим мечом вверх по клинку противника, он попытался зацепить клинок Вальфрида сложной гардой своей скьяды, разоружить его. Вальфрид быстро отклонился, отводя спату и опрокинув бедром круглый столик с шахматной доской. Фигуры со стуком раскатились по полу. Белая пешка, кружась, докатились до ног замершей Жени.

- Сила меча достанется победителю! - рыкнул Вальфрид. - Ты знаешь это!

Де При молча атаковал, попытавшись провести прямой удар в корпус. Вальфрид его легко отбил, однако это оказалось лишь уловкой. Де При воспользовался инерцией противника, чтобы развернуть его боком, прямо на валяющиеся на полу шахматные фигуры. Вальфрид споткнулся об одну из них, взмахнул левой рукой, ловя равновесие.

- И победителем стану я, - яростно выдохнул де При, замахиваясь клинком для прямого удара в бок Вальфрида.

Скьяда блеснула злым алым светом, предчувствуя пролитую в бою кровь. Вальфрид коротко выругался, падая на колени, рванулся вперед, в ноги де При, рассчитывая уронить его на пол, и скьяда лишь скользнула по прочной коже зимней куртки.

Жене послышался скрежет металла о металл, и, присмотревшись, она заметила, что на противниках вовсе не зимняя одежда, а кольчуги из плотно переплетенных звеньев с металлическими вставками, поверх которых - красные табарды, отделанные мехом. Но это ей показалось совершенно естественным, словно так и должно быть.

Де При устоял. Удар Вальфрида качнул его и заставил переместиться к входной двери. Сам Вальфрид вскочил на ноги, разворачиваясь лицом к противнику, и Женя заметила, что ткань табарда рассечена на спине так ровно, словно ее прорезали остро отточенной бритвой, а разрезе виднеются рассеченные кольчужные кольца. Де При выжидал, заняв оборонительную позицию. Он сосредоточенно следил за противником.

- Мерзавец! - прорычал Вальфрид. - Сколько бы ты не заплатил, Рубиновый Меч не покорится тебе!

Он отвел левую руку в бок, изогнув запястье и сложив пальцы так, словно держал большую полукруглую чашу. Над ладонью затрепетали сначала слабые, но быстро набирающие силу лепестки пламени. Женя услышала потрескивание срывающихся искр, негромкое гудение огня. Де При усмехнулся, резко провел рукой перед собой, и за его ладонью протянулась полоса огня.

“Огонь!” - перепуганно сообразила Женя, прижимая к себе книгу. - “Они же тут все сожгут! И моего Гауфа… Книги...”

Она рванулась вперед, к этим безумцам. Она должна была остановить их. Горло распирало от беззвучного вопля. Она должна была успеть!

Вальфрид взмахнул левой рукой, собираясь запустить комок огня и одновременно изготовился для атаки мечом. Де При отвел скьяду, целя в потерявшего самообладание Вальфрида. Противники рванулись друг к другу.

- Не смейте! - звонко выкрикнула Женя, кидаясь между ними.

Де При коротко втянул воздух, в последний момент заметив девушку. Он попытался изменить траекторию удара, но оступившаяся на шахматной фигурке Женя налетела прямо на острие клинка. Хищно сверкающая алым скьяда с хрустом вошла снизу вверх под ребра девушки. Женя удивленно подняла глаза. Ее руки ослабили хватку, и книга на неизвестном языке с легким стуком упала на пол. Де При ответил ей таким же изумленным взглядом - рукоять Рубинового меча испарилась из его ладони, как не было.

Этот взгляд был последним, что увидела Женя в своей жизни.

***

- И вы вернули ему деньги? - скептически спросила Любозвана, низко наклонившись в мягком кресле, чтобы поставить недопитую чашку чая на вычурный низенький столик и заодно показывая, что интересного есть в глубоком вырезе ее зеленого шелкового платья.

С Генбеком Хамзи, равнодушным к ее женским прелестям и нехитрым уловкам, она не любила иметь дело, но привычно практиковала все то, что на более молодых мужчин производило требуемый эффект. Сегодня она даже обошлась без привычных ароматных притираний, которые обычно служили первой линией атаки на сильный пол. Сидящий в кресле напротив шас предсказуемо нахохлился и бросил на тоскливо вздохнувшую фею угрюмый взгляд из-под низко нависших бровей.

- Ничего он не вернул, - рассмеявшись, ответила на вопрос Любозваны Женя, пристроившаяся на самом верху книжной полки. - Чтобы этот скопидом выпустил из рук полученное? Три хаха! Он сказал, что предоставил меч, как и было оговорено, а уж то, что покупатель не сумел его удержать...

- Держать надо крепче было, - буркнул шас. - Молодежь у чудов пошла пренеприятная. Если бы молодой де При вежливо попросил, оставил бы часть оплаты за причиненное беспокойство, то…

Хамзи поднял глаза на Женю, с лукавым интересом ожидавшую продолжения и закончил со вздохом:

- То в любом случае, ничего не получил бы. Уговор есть уговор. Де При, милая Любозвана, заплатил за собственную небрежность в заключении сделки и впредь станет внимательнее относиться к договоренностям.

На столик, задев пустую чашку торговца, вспрыгнул толстый кот и громким мявом выразил свое отношение к этому заявлению. Фарфоровая чашка закачалась, звеня о блюдце, но утвердилась на донышке.

- За что мне это мохнатое наказание? - вздохнул Хамзи, привычным жестом подцепляя кота под пузо и пересаживая к себе на колени.

- За меня! - резко ответила Женя. - После того, как ты меня подставил, и я умерла, забрать Тефтелю - меньшее, что ты должен был сделать! Даже деньги на “Сказки” перевел, не пожалел! И скажи спасибо, что я доброе привидение! Разнесла бы тебе всю лавчонку!..

Любозвана тактично молчала, не вмешиваясь в диалог. Тефтеля поднял голову и стал хищно всматриваться в то место, где сидела Женя. Он не узнавал бывшую хозяйку в ее текущем состоянии, но девушка не теряла надежды наладить контакт с котом.

- Моя дорогая девочка, кого ты пытаешься обмануть? Ты бы разнесла библиотеку? Ты, кто призвана теперь охранять все печатные и рукописные издания? У тебя все собрания книг теперь под опекой. И вечность в запасе, чтобы все книги перечитать. Неужели мы должны поверить, что ты несчастна? Я забрал твоего кота, Женечка, исключительно по той причине, что и в самом деле стал катализатором твоей ранней смерти. Всегда жаль потерять в расцвете лет истинного ценителя литературы, - неожиданная улыбка собрала глубокие морщины вокруг глаз Генбека, и показалось, что этот сварливый старый шас может кого-то любить.

- У вас, Женя, есть доступ к любой библиотеке? - оживилась Любозвана, перенеся все свое внимание на дух девушки.

Раздобыть дневники одного из поклонников ее красоты было бы крайне уместно. Женя, между тем, выглядела достаточно юной и наивной, чтобы попытаться прямо сейчас заручиться ее помощью, и фея воодушевленно продолжила:

- А могу я вас попросить посмотреть…

- Нет! - неожиданно резко отрезала Женя. - Ничего я никому смотреть не буду. И доносить не буду. Может, лет через двести, - неожиданно счастливо улыбнулась она, - когда все книги перечитаю… Хотя… К тому времени столько нового напишут… Кстати, в собрании вашего Зеленого Дома, Любозвана, я нашла изумительный раритет! Рукописная работа, редкого изящества почерк, великолепно сохранившиеся чернила, изумительные рисунки! Не терпится к нему вернуться и познакомиться поближе...

Издав счастливый вздох, Женя растворилась в воздухе, напоследок послав воздушный поцелуй Тефтеле.

- А если чуды сумеют изъять из нее Рубиновый Меч? - с легким раздражением спросила Любозвана, уязвленная резким отказом. - Она умрет окончательно?

Шас поднял брови и выразительно помолчал, размеренно поглаживая блаженно раскинувшегося у него на коленях Тефтелю.

- Девочка далеко пойдет. В работе с текстами она на редкость талантлива. Человской колдуньи из нее бы не вышло - слабовата сила, а с артефактом… Вы, милая Любозвана, должны понимать. Больно смотреть, как вы зарываете свои таланты, уповая лишь на вашу красоту и обаяние.

- Да-а-а, - неуверенно протянула Любозвана, против воли польщенная замаскированным комплиментом ее умственным способностям. - Сила Рубинового Меча переплелась с ее слабым даром, усилив и дополнив его. Она же наверняка была невинна, клинок принял ее жертву, и теперь их и не разделить, если она сама не захочет. Очевидно, дар ее был связан с книгами...

Фея покачала головой и рассмеялась.

- Какая ирония! Древний артефакт чудов достался человской девчонке! Ну что ж, все получилось, как хотел ваш заказчик, так, Хамзи?

Генбек удовлетворенно улыбнулся, не потрудившись подтвердить догадки Любозваны.

- А я привела вам Вальфрида, как и договаривались. В точности нашей сделки я уверена, вам не отвертеться. - продолжила фея. - Так где мои письма?

Шас протянул руку и открыл неприметный ящик под столиком. Он извлек оттуда пачку писем, перевязанную зеленой атласной лентой, и протянул фее.

- Вы совершенно правы, милая Любозвана, наша сделка завершена, - сказал он.

Тефтеля подтверждающе мявкнул.