Мои отношения с богом – это очень и очень сложные отношения, наверное, мои самые сложные отношения с мужиком, какие только у меня были. Я не крещенная, не верующая, не атеист, и я ужасно мучаюсь осознанием присутствия чего-то и отсутствием доказательств этого. Пока родившая меня блудница спорила с родственниками моего отца-убийцы о том, как меня назвать – Венеркой ли, или русским именем, какую веру мне дать, они просто-напросто забыли меня покрестить, хотя изначально намеревались. Когда я выросла, я всегда верила в удачу и случай. В моменты особого пиздеца надеялась только на собственные ноги и мозг. Но были и исключительные случаи, вне опасности со стороны, когда моя душа полностью чернела. Она чернела как самый темный сон древней русалки с глубокого, забытого миром лесного болота.

И я думала, что схожу с ума.

Однажды, когда мне было лет 20, я еле дошла до дома и упала на пол, только-только успев захлопнуть за собой дверь. В тот день со мной случилось нехорошее. Я мучительно и горько ревела, кричала, мычала, держала скрещенные руки на груди, группируясь от ужаса сознания самой себя. Выла тогда – «пожалуйста, господи, не могу больше, не могуууу, никак не могу. Если ты есть, сука, ну помоги ты мне, умоляю тебя. Только раз! Только один раз. Я прошу, ебаный ты пидр, покажи, что ты есть, покажи, что я не одна. Я сразу тебя приму, сразу поверю, клянусь. Ты же любишь своих детей, чем я хуже?! Ну чем же я хуже?! Покажи, что ты есть, умоляю, покажи только раз. Почему мне так больно?! Гляди ты, сколько во мне любви, ты что, ослеп? Да пошел ты нахуй!». Но вокруг стояла тишина темной хаты, ходили два моих черных котика и лишь меланхолично обнюхивали меня лежащую. Многих усилий мне стоило тогда не перевернуть весь дом вверх дном в приступе истерического отчаяния.

Но это все хуйня, временные трудности, полежали и хватит.

Я итак неизбежно по-бабски глупая, да еще и находилась в возрасте весьма идиотическом, поэтому, когда у меня с отцом небесным диалога не вышло (видимо я ждала, что он вдруг явится, сядет на корточки и скажет – «ну вставай, побазарим»), испугалась и постаралась забыть свою слабость. Стала избегать и сторониться этой темы, и вообще вести себя еще хуже, назло. Смирившись с мыслью, что я безбожник и живое воплощение некоторых грехов, пошла я по жизни дальше. Но фанаты движения «околобога» не давали мне окончательно забыть о небесном суде. Такими были и родители одного мужика, с которым я проживала. И это жесть какая-то, ей богу.

Я вообще не хотела с ними знакомиться, но когда это случайно получилось, один из первых вопросов, заданных мне, был – верю ли я и молюсь ли. Я сначала подумала, что они спрашивают об этом в прикол, увидев, как я одета, еще и вся в черном, что для взрослых всегда подозрительно. Я ответила, как на духу, что не знаю ни одной молитвы, даже «отче наш», и вообще меня еще не крестили. Короче, оказалось, что это не шутка нихуя, и они прониклись ко  мне глубочайшей агрессией. Никак не могли допустить, чтобы их сын был со мной, бесноватой, говорили, что я доведу его до смерти, что вопрос с крещением немедленно нужно решить. Мне показалось нелепым и то, что они вообще не знают о том, чем живет их сын. У него из прошлого остался полон шкаф книг по магии, причем книг хороших и ценных, всякая ритуальная атрибутика и прочее. Странно, что они этого никогда не видели. У них бы, наверное, случился инфаркт. Когда мы ушли, я надеялась никогда их больше не увидеть, но не тут то было.

Начались звонки по телефону – молись, бог простит тебя за твои деяния. Молись перед сном, молись за спасение и так далее. Потом начались приходы его отца, когда парень был на работе. Отец долбился в дверь страшным стуком, кричал и бегал по квартире, угрожал «оттащить меня в церковь за волосы». Он бросал мне в лицо иконы и церковные книги внезапно, когда я только успевала открыть дверь. Драл меня за руки, чтобы я одевалась идти с ним в храм. Я не шла. Разбивал мне банки с «ведьмовскими» приправами. Каким-то образом записал меня на крещение – сама не знаю, как можно договориться о таинстве без виновника торжества, но факт остается фактом. Он даже купил мне платок и какую-то тряпку по типу юбки в пол. Я сразу сказала, что никуда не пойду и креститься не буду. В день икс заперлась на все замки, он пытался выбивать дверь.

Бывший запойный алкоголик, пребывающий много лет в завязке, прямиком от меня он направился в винный и нахуячился неподалеку на лавочке в хламину. Ночью мне позвонила его жена и сказала, что он в запое и разнес всю квартиру, и всё это из-за меня, ибо контакт со мной заразил его душу тьмой. На следующий день ближе к вечеру в двери раздался скромный медленный стук. Это было странно. Он говорил виноватым тихим голосом, что ничего мне не сделает, что он просто хочет поговорить. В итоге я открыла, но на всякий случай отбежала подальше. В руках у него была бутылка красного вина. Он даже не глядя на меня прошел на кухню. Состояние у него было так себе - одежда грязная, треш на голове и опечаленная пьяная физиономия. Выяснилось, что он на улице с кем-то подрался еще поутру. Я предложила ему бокал, но он взял кружку 330 мл и выпил сразу до дна. Потом налил еще одну, выпил половину и закурил мои сигареты, хотя не курил с армии. Он поднял на меня мутные глаза и сказал «Ты вызываешь плохие чувства. Оставайся так, я больше не приду. Страшно всё это». И ушел, хлопнув дверью. Я еще некоторое время посидела на столе, тщетно пытаясь понять, о чем это он, но допила глоток вина из пузыря и забила на всё.

Пару лет назад я поехала в Суздаль.

Поехала не одна, а с мужчиной, по совместительству собутыльником, с целью в очередной раз проникнуться провинциальной атмосферкой, старой малой архитектурой, посмотреть на разрушения, погулять – пофоткать, побухать и упасть на дно колодца, в общем. Два дня мы потусили во Владимире, 5-6 дней в Суздале. Суздаль встретил нас звоном десятков колоколов. Церкви понатыканы через каждые 10 метров, в какое окно ни глянь – церковь, куда ни пойди – храм, монастырь. Всё это, конечно, очень живописно, город отличный, двухэтажная изба на берегу речки с кожаными диванами, чучелами птиц и 3-метровым столом из массива - тоже охуенно. Мы пили, трахались и гоняли на лодке с веслами в пятерочку за добавкой, ловили рыбу. Я черпала мальков из-под деревянного настила у реки, лежа на животе, прямо ковшом. Рассматривала их и выливала обратно - класс)

Под конец путешествия меня трясло похмелье и нервное напряжение. Путь долог, мы вышли рано утром и меня всё гложила мысль, что я обещала матери купить икону в какой-нибудь из церквей. Местное кафе «Харчевня», слава богу, предложило нам домашней медовухи в граненных советских стаканчиках рублей по 80. Я выпила два, еле-еле впихнула в себя какой-то салат, и мы пошли дальше. Шуруя в сетчатых колготках и черной майке мимо вереницы церквей, я приняла решение надеть толстовку и натянуть капюшон, чтобы как-то оградиться и вообще не пугать людей похмельной размалеванной рожей с кольцом в носу. И вдруг я вспомнила – блиин, икона! Говорю мужику – «давай ты зайдешь в любую церковь и купишь по имени мамы икону, я тебе деньги дам». Он сразу – «твоя мать, ты и покупай. Че я там забыл». Я говорю – «куда я пойду в таком виде, ты с ума сошел? Они меня выгонят оттуда ссаными тряпками, да я и сама не хочу, боюсь». Он ответил – «я им выгоню, блять, ментов сразу вызову, охуели совсем?». «Ну давай хотя бы вместе, ну пожалуйста». «Лааадно».

Я 100 лет выбирала церковь поменьше да постарее, чтобы снизить шансы встретить там особо мощного служителя бога, который бы ослепил меня свечением золотых одежд и гнева господня. Ну… так я рассуждала, что в больших храмах – большие, властные попы, в маленьких – наверное, маленькие …не знаю. В общем, выбрала самую темную и невзрачную и на трясущихся ногах ступила на каменную ступеньку.

Попали мы в помещение метров шесть – лавка, где продавалась всякая божественная всячина. За прилавком стояла старушка. Я выдохнула, что тут не сразу залы начинаются, и щас быстренько куплю и всё. Запахнувшись и углубившись в капюшон, я подошла к ней и, ничего не разглядывая, сходу спросила нужную икону. Вокруг никого, тишина гробовая. К сожалению, по имени мамы ничего достойного не нашлось, поэтому женщина пустилась в рассуждения о том, какая бы икона подошла моей матушке, исходя из её жизненных обстоятельств. Слушать ее давалось мне очень тяжело, потому что она говорила много, медленно и с большим чувством, смотрела на меня глубоко и очень по-доброму. В итоге я уже сказала «давайте эту, за 1500». Она начала заматывать ее в мешковину, сказав, что выбор отличный. Запихнув икону в свою расчудесную серебряную сумку, я уже направилась к выходу, как услышала сзади – «А свечи? Свечи поставить не хотите разве?». Уже хотела сказать – «нет, спасибо», но только успела открыть рот, как мой спутник внезапно громко сказал «очень хотим!» и подпихнул меня вперед в сторону каменной арки. Я зашептала ему «ты че делаешь, а?!». Он, не обращая на меня внимания, сказал старушке «Да она просто переживает, что она не в том виде!». Я ужасно смутилась и очень недостоверно рассмеялась «да я просто не умею, не ставила никогда». Женщина внимательно ко мне присмотрелась и ответила неизвестно кому «это не имеет никакого значения», подхватила меня под локоть и напористо провела в арку.

Огромный зал был залит уличным светом через высокие окна, повсюду сияло золото огромных икон, рам, украшательств, штуковин на которых лежали книги и фиговинок под свечи. Пол блестел, звенело эхо. Переминаясь с ботинка на ботинок, я смотрела на это всё великолепие с неподдельным интересом – никогда такого не видела! Особенно потолок. Но подумала, что, должно быть, смотрюсь я в центре этого зала охуенно эпично, слава богу, тут никого нет. Старушка все поставила и написала за нас, но меня, честно говоря, этот ритуал не интересовал, мне хотелось поразглядывать окружающие детали. Она видимо это поняла и подпихнула меня – «иди, деточка, осмотрись-осмотрись». Так я первый раз в жизни внимательно посмотрела в глаза некоторым святым на гигантских досках и даже понюхала какой-то коптящий дырявый шар. Он пах очень знакомо, мне кажется, что в каких-то духах Серж Лютен я чувствовала нечто подобное. Короче, оказалось не так уж и страшно.

Мама икону оценила, повесила над дверью.