Отрывок из письма ...

От кого: Чарли Брауна. Великобритания.

Кому: Францу Штиглеру. Германия.

Я не могу написать тебе в письме «мой дорогой друг», потому напишу тебе «коллега» ...

Меня зовут Чарли Браун. Эта история произошла со мной и тобой в канун Рождества, в декабре сложного для наших стран 1943 года. Я был командиром американского бомбардировщика B-17 (экипаж состоял из десяти человек, на борту было двенадцать пятьсотфунтовых бомб), который в составе 379-й бомбардировочной группы шёл над Северным морем.

Наша цель – разбомбить авиационный завод «Фокке-Вульф». На боку моего самолёта красовалась разрисованная кружка пенного пива, я любил рисовать в свободное от полётов время. На восходе солнца наши самолёты попали под обстрел ваших немецких зенитных

орудий. Огонь был плотным. Очень плотным. Один из снарядов разорвался прямо по курсу моей «Летающей Крепости» и осколки повредили носовое остекление B-17.

Никто из моего экипажа не пострадал, но внутри (как и снаружи) температура стала минус пятьдесят (по Цельсию). Но это было только начало истории. Потом последовали другие разрывы ваших немецких зенитных снарядов, которые повредили нам два из четырёх двигателей самолёта.

Я жив до сих пор, «коллега», и потому ты понимаешь, что я стойкий орешек был и есть, потому, несмотря на серьёзные повреждения B-17, мне удалось дотянуть до цели и сбросить на немецкий авиазавод свои бомбы.

Задание выполнено.

Дали команду всем идти обратным курсом – домой!

В нашей группе повреждения были у всех самолётов, но очень серьёзные травмы получили только два самолёта – мой и ещё один. У Макса Шилдена горели два двигателя. Наши самолёты начали отставать от основной группы. Я увидел, что бомбардировщик Макса пытается с помощью различных манёвров сбить пламя. Мы с Максом остались в небе одни. Два раненных бронированных лебедя. Пока спасала облачность, но разрывы в облаках становились чаще и в какой-то момент облака исчезли совсем. Потому, идущих прямо к нам с десяток «фоккеров» FW–190, мы увидели издалека. Через мгновение рядом с ними появилось несколько «мессеров» Bf–109. Мы приготовились к бою. Боезапас у всех стрелков был полным. Всё было по инструкции – подпустили на прицельную дальность наших пулемётов и открыли по ним огонь. Верхний стрелок попал в один из немецких истребителей – он задымился. Мы сделали резкий манёвр, что-то типа тарана, и второй «мессер» попался на нашу приманку и паникуя попытался избежать лобового столкновения с нами и попал под огонь носового стрелка. Рядом сражался Макс. Я видел, что ему тоже удалось повредить один «мессер» и прострелить хвост «фоккеру». В какой-то момент он исчез из поля моего зрения. Чуть позже штурман доложил, что увидел внизу и правее вспышку от двойного взрыва на земле... Так взрываются при столкновении с землей только В-17...

Наш самолёт остался один на один с кучей немецких самолётов.

Минус два истребителя было занесено в бортовой журнал. Два «мессера» повисли у нас на хвосте и в самый ответственный момент мне докладывает хвостовой стрелок о том, что замёрзла смазка поворотного механизма в нижней турели, на которой поворачивался по осям хвостовой пулемёт (напоминаю тебе «коллега», что лобового стекла у нас всё ещё не было и в салоне самолёта температура потихоньку приблизилась к минус шестидесяти...

Мы увидели вспышки залпов немецкого истребителя, который в упор решил покончить с нашим бомбардировщиком... Стрелок погиб на месте. Был изрешечён хвост, сметен руль направления, заклинило руль высоты... Самолёт начал заваливаться набок и уходить в пике...

«Мессеры» дали ещё один залп на прощание. Все выстрелы попали в цель. Ими было убито два члена экипажа, повреждён еще один двигатель (третий из четырёх) и пробит мой кислородный баллон. «Летающая крепость» начала снижаться по спирали, потому что руль был мёртв.

Мы дымили уже тремя моторами и, теряя высоту, начали быстро приближаться к земле.

Я задыхался, но пытался удержать машину ровно, но повреждение руля делало это практически невозможным. Кислородное голодание сделало своё дело – я потерял сознание. На отметке четыре тысячи футов я пришёл в себя. Мы падали также по спирали и всё также обильно дымили тремя подбитыми моторами. Немецких истребителей, рядом не было видно.

Видимо они нас уже мысленно похоронили и улетели. Дыхание восстановилось, и я немедленно налёг всей своей массой на штурвал, пытаясь выровнять нашу раненую машину. И мне это удалось. Руль расклинило (потом мне наш механик рассказал, что это было самое настоящее чудо), и самолёт из пике я вывел на высоте три тысячи футов (912 метров – прим.автора). Самолёт выровнялся и начал потихоньку набирать высоту, но выше восьми тысяч футов один двигатель тяжелую машину поднять не смог. Повреждения были видны невооруженным глазом – мы были похожи на решето с одним работающим двигателем. Из экипажа не ранен был лишь я один. Убитых – трое. В сознании тоже – только я. Взял курс на Англию ...

Бортовое время 15.02. Но, чтобы вернуться домой, надо преодолеть «Атлантический вал», так называлась немецкая линия обороны. На высоте это было еще можно сделать, ну, или ночью. Но с одним двигателем и белым днём наш тяжелый самолёт был не способен подняться выше, чем летел сейчас, это было невозможно.

Мы превратились в медленно летящую лёгкую для зениток добычу...

Я начал молиться, потому что спасти меня, моё летающее решето с нарисованной на боку кружкой пенного пива и мой раненый экипаж, могло только чудо ...

- - -

Отрывок из письма ...

От кого: Франца Штиглера

Кому: Чарли Брауну

Меня зовут Франц Штиглер, я лётчик. Воевал я на прекрасном немецком самолёте–истребителе. Уважаемый «коллега», тот день начинался как обычно. К нам с утра уже пришли посылки из дома с открытками и различными подарками – начиналось Рождество! Аэродром базирования располагался недалеко от Йевера. Несколько боевых тревог, вылет с одним коротким боем, в котором мы сбили два американских бомбардировщика В–17, один из них был записан на мой счёт, отличительная особенность которого была заметна издалека – кружка пива на боку. Но на базу вернулись не все истребители из нашей эскадрильи. Два было сильно повреждено и два сбито. Экипаж успел покинуть самолёты. О месте приземления наших лётчиков я доложил наземным службам.

И вот, не успев приземлиться и доложить командованию о сбитых самолётах, вновь прозвучал сигнал тревоги и доклад о том, что замечен низколетящий бомбардировщик В–17, возможно сбившейся с курса или идущий на выполнение одиночного задания.

Хотя один и в такое время дня – это сродни самоубийству, но времени на раздумье не было, и я запрыгнул в самолёт и, получив разрешение на взлёт, посмотрел на время – было 15.00. Я был суеверный, как все лётчики, и никогда не вылетал на свободную охоту в точное время. Ну в такое, когда минутная стрелка показывала ровно вверх. Выждал несколько минут и вот мой «сто девятый» легко взмыл в небо, которое было покрыто небольшими облаками.

Несколько дней назад я сбил очередной B-17, сегодня ещё один и теперь мне не хватало одной победы в воздушном бою до Рыцарского креста. Сбив очередную «Летающую крепость», я честно заслужил бы свою очередную, но теперь уже высокую награду. Я поднялся на предельную высоту и сразу же обнаружил В–17. Он летел медленно и дымил тремя из четырёх своих двигателей. Я начал атаку, зайдя бомбардировщику в хвост, но сразу обратил внимание, что во-первых – из кабины хвостового стрелка бомбардировщика никто не стреляет в мою сторону, а во-вторых – у него на боку нарисована пивная кружка! Я прекратил атаку и решил выяснить всё на предельно близком расстоянии. Подлетев ближе, я понял, что это тот самый самолёт, за который я уже отчитался, как за лично сбитый мной. Как он выжил – я не понял и предположить не могу до сих пор. Я расстрелял его в упор, я видел, как его прошивали насквозь мои очереди, и я видел, как он свалился в пике и полетел к земле – превращаться в погребальный костёр. Жаль, что в Рождество, но это война. Тут не до сантиментов. Или ты, или тебя. Описывать повреждения этого изрешечённого самолёта – время терять. В нём было продырявлено всё: хвост, крылья, кабины без стёкол, двигатели дымят, рули и тяги высот явно прострелены и не работают, обшивка отслаивается и отлетает. Видел, что лётчик регулирует высоту полёта бомбардировщика скоростью. И удерживает машину неимоверным усилием и мастерством в горизонтальном полёте одним выжившим двигателем. Экипажа я внутри не видел, хотя знаю, что их там десять человек. Я продолжил сближаться с вражеским самолётом и еще раз пролетел вдоль машины противника. Я не верил своим глазам.

Это на самом деле была именно она, сбитая мной «пивная кружка», но каким-то чудом выжившая в канун Рождества ...

И тут я увидел тебя, «коллега», и через мгновение мы уже смотрели друг другу в глаза. Богу оказалось угодно, чтобы ты не разбился. Другого объяснения нет и не было. Вот так мы с тобой и познакомились. Второй раз сбивать я тебя уже расхотел. Ты выжил вопреки всякой логике и всему тому, чему меня учила война и училище. Когда-то мне мой отец рассказал, что, если в твоей жизни что-либо случается такое, что бросается в глаза – задумайся. Это Знаки свыше, и они именно для тебя, сынок, и не для кого больше. Я задумался. По очевидному докладу я уже сбил В–17-й с пивной кружкой на боку. Теоретически их может быть и два. Но это невероятный случай и теперь я хочу сохранить тебе жизнь. Ещё не знаю как, но хочу. Ну ладно, я отпущу тебя здесь, но как я объясню своему командованию то, что я не смог с тобой справиться? Ну, допустим не нашёл, но впереди, через несколько десятков километров было то, через что тебе, англичанин, не перелететь – это «Атлантический вал». Там зенитных установок больше, чем в данный момент дырок на твоём самолёте, англичанин, тебя собьют, собьют без всяких сомнений, тем более курс ты держал прямо в самый их центр скопления! Это всё я объяснял тебе жестами. И, когда понял, что тебе понятны мои жесты, предложил сесть на наш аэродром. По нашим договорам мы хорошо обходились с американскими военнопленными. В тот момент мне показалось, что я смог прочитать твои мысли. Тут рядом с тобой появился раненый штурман. Увидел и его удивлённый взгляд. Он смотрел, то на карту, которую держал в окровавленных руках, то на меня. По его глазам я догадался, что он тебе, «коллега», тоже сообщил, что на такой высоте и в такое время шансов на успех вашего перелёта нет.

Совсем нет ...

- - -

Отрывок из письма ...

От кого: Чарли Брауна

Кому: Францу Штиглеру

...Сначала я примерился с судьбой. Я наблюдал, как подлетает немец, видел, скорее чувствовал, что он заходит сверху и сзади ко мне в хвост, но я упорно вёл самолёт, на пределе работы единственно оставшегося в рабочем состоянии, двигателя. Потом, когда уже должны были прозвучать звуки прощального залпа, а их всё не было, я начал соображать. Ведь были некие очевидные причины не сбивать нас, но я пока не понимал какие. Не понимал, пока не встретился взглядом с этим немецким лётчиком, с тобой, «коллега». Когда встретился, то я всё понял. Не знаю как, не знаю почему, но мне открылись твои помыслы. Так я думал, «коллега», в тот момент истины для меня. Ведь для меня наше спасение тоже было неким чудом, Рождественским чудом, произошедшим в самый канун Рождества Христова! Я увидел твои жесты, понял их смысл и принял для себя решение – в плен не сдаваться. И у меня были на то причины. Веские причины. Через мгновение, после принятия этого решения очнулся штурман Джон Хигс. Он раскрыл своими окровавленными руками карту. Мы вместе посмотрели то, что находится под нами, и то, что будет ожидать нас впереди, буквально через несколько километров. Спасительной облачности не было. Был ясный и солнечный декабрьский день, но через несколько мгновений нас должны заметить немецкие зенитки, и тогда наступит конец, если не произойдёт ещё одно чудо, если не произойдёт чудо ... Так повторялось у меня в голове без остановки ... Не много ли чудес для одного экипажа В-17? Так не бывает. Так не бывает ...

Самолёт сильно трясло, нас со штурманом тоже трясло, только не от холода, а от нервной дрожи. Холод мы не замечали – не до него было, хотя ледяной ветер давно оставил нас без единой капли тепла, ведь ещё на пути к цели у нас осколками от разрыва зенитных снарядов смело всё остекление кабины. Единственный выживший двигатель ревел на максимальных оборотах. Рули толком не слушались. Куски обшивки с крыльев и хвоста постепенно отслаивались и исчезали в небе срываемые ветром. Самолёт понемногу терял свой облик и обнажал свой скелет. Штурман доложил о трёх убитых и о пяти тяжело раненых и находившихся без сознания. Сам он был ранен осколками в плечо и ногу. Я почему-то понимал, что от немецкого лётчика можно не ждать подвоха. По его неуверенному взгляду понял, что мы для него стали ценностью, но не как пленники, а как некое привидение ... точно, я видел такой взгляд в детстве, когда мой старший брат прибежал ко мне со странным выражением глаз и сказал, что увидел в заброшенном крыле нашего большого дома некое существо, которое по всем признакам походило на приведение...

Или по причине Рождества...

И тут меня осенило – это был тот же лётчик, который уже сбил нас некоторое время назад. Это именно он и он абсолютно был уверен, что мы уже покойники. Вот такие мысли были у меня в голове, «коллега», и я оказался прав. Сначала мы со штурманом увидели одновременно на горизонте очертания «Атлантического вала», потом одновременно повернули голову в сторону немца – он не улетал, хотя должен был отлететь в сторону и оставить нас на растерзание зениткам. Потом я опустил голову вниз и увидел среди битых стёкол потрёпанную фотографию своей невесты – Лиззи (я её хранил приклеенную к лобовому стеклу), я не расставался с ней никогда! Наше знакомство было очень необычным. И я хочу тебе, «коллега» рассказать об этом, и ты поймёшь меня, почему я не хотел сдаваться в плен. Когда я учился в Королевском военном училище в Сандхерсте, то курил табак, а по всему Сандхерсту стояли маленькие табачные лавки. Покупал я как-то сигареты и мне продавщица (леди в возрасте) даёт сдачи существенно больше денег, на порядок больше, чем надо. Я с извинениями (чтобы не причинить моральную боль по отношению к возрасту и плохому зрению, ведь леди в возрасте) указываю на ошибку в выдаче сдачи, как следствие получаю поток благодарности, правильную сдачу и ухожу. Потом были учебные полёты, потом мы объявили войну Германии, потом первые боевые задания, и вот спустя несколько месяцев, в канун Рождества, год назад, я опять иду за сигаретами в ту же лавку. Вижу леди в возрасте, здороваюсь, протягиваю деньги, и тут случается то, что даже меня, уже немного боевого лётчика, привело в оцепенение! Леди в возрасте хватает меня за руку и кричит «это он!». Я не знал, что думать, пытаясь вспомнить, на кого из преступников, которых я недавно разглядывал возле полицейского участка, я был похож. И тут леди в возрасте выходит из лавки и за руку выводит светловолосую девушку просто неземной красоты, с голубыми, как небо глазами, и знакомит меня с ней. Как потом прояснилось, леди в возрасте своей внучке достойного мужа искала. Я её поразил своей порядочностью, ну а дальше, дальше ждали они меня вместе и ежедневно почти два месяца, ну и дождались! Теперь Лиззи уже, как год моя невеста, и мне нельзя в плен, немец! У меня свадьба через две недели! И я показал тебе всё это жестами, одновременно показывая обручальное кольцо на своём пальце и фотографию своей невесты. Ты на всё это внимательно посмотрел и куда-то исчез.

Я понял, что ты нас бросил на растерзание зениткам, которые уже были видны невооруженным глазом. Они были прямо под нами. Ты, «коллега», пропал из моего поля зрения... Тебя не было ни сверху, ни слева, ни справа... И вот мы летим над самым логовом немецких зениток, видим их повёрнутыми в нашу сторону, но по нам никто не стреляет. Никто! Я не поверил в такое, не поверил бы, что такое чудо вообще возможно! Как они нас могут не видеть? Это невозможно, или это таки ещё одно чудо, Рождественское чудо ... не может быть! И вот мы уже летим над синей морской гладью, которая переливается на солнце всеми цветами, от ярко-синих, до фиолетово-красных, и тут я замечаю под нами на морской ряби тени от самолётов. Не одну тень от нашего, а две. Но где второй самолёт? Почему я его не вижу? Я сошел с ума? Но штурман тоже не видит, а по двое и одновременно с ума не сходят! ...

- - -

Отрывок из письма ...

От кого: Франца Штиглера

Кому: Чарли Брауну

...Я увидел, как нас засёк самолёт-разведчик, но я корпусом своего истребителя прикрыл английский бомбардировщик полетев какое-то время чуть впереди и сбоку от тебя, «коллега», и разведчик успокоился, увидев мои кресты на хвосте и крыльях, и исчез за горизонтом бороздить просторы океана дальше. Теперь оставалось самое сложное – зенитки. Я увидел фотографию твоей невесты, не рассмотрел в деталях, но по длинным и белокурым её волосам понял, что она необычайна красива. Понял, глядя на обручальное кольцо и, если я правильно прочитал твои жесты, что свадьба у вас состоится в самое ближайшее время, в Рождество или в самый канун Нового 1944 года, если ты долетишь, если я тебя спасу. Понял, что не стоит пытаться принуждать тебя к посадке на немецкой территории, ну или хотя бы заставить свернуть в сторону Швеции — где бы твой экипаж и тебя интернировали на Родину, через какое-то время. Тебя спас Бог, спас в своё Рождество, и я просто обязан выполнить такое странное господне поручение и доставить тебя живым к своей невесте, обязан...

Я сделал манёвр и пристроился под брюхом твоего медленно летевшего «летающего танка». В очередной раз удивился пробоинам у тебя в борту, как самолёт не рассыпается – уму непостижимо! Ведь через эти дыры небольшой танк проехать сможет. Потом прикинул примерный размер твоего самолёта и своего и опустился на пятьдесят метров ниже, про себя прочитав короткую молитву, чтобы ты не развалился прямо надо мной. Не хотелось бы подтверждать поговорку, что ни одно доброе дело безнаказанным не остаётся... Таким образом для зенитчиков должна будет открыться картина, через густые облака, что летит один самолёт и он свой. Кресты на моих крыльях должны их в этом убедить. Небольшой дождик дополнил наш успех. Дело было сделано.

С Рождеством, поздравил я мысленно и себя, и тебя, «коллега», с Рождеством!

Уже над морем я выбрался из-под твоего брюха, подлетел к тебе, посмотрел в твои удивлённые глаза, отсалютовал и, изменив направление движения, пошел в сторону своего аэродрома...

=========

Отрывок из письма ...

От кого: Чарли Брауна

Кому: Францу Штиглеру

...Я увидел, как справа от меня появился твой истребитель, и понял, что это была за тень, и что это было за чудо. Чудо, Рождественское Чудо – это был ты, «коллега». Отсалютовав и показав жестом, чтобы я провёл достойную

свадьбу и не расстраивал своим отсутствием невесту, ты улетел. Надеюсь, немец, мы с тобой не встретимся в бою, ведь мне придётся тебя убить, а тебе меня, это уж, как кому повезёт, чёртова война, – подумал я. Моя «пивная кружка» дотянула до берега Англии, и я смог посадить умирающий самолёт без особых приключений.

Truth is stranger than fiction

(перевод с английского: Правда более странная чем вымысел – прим.автора), да и шила в мешке не утаишь, потому командир эскадрильи собирался вместо награды, наказать нас, пообещал, что

когда мы все выйдем из госпиталя, посадить нас под арест, за слухи, которые распространились, сначала по полку, а потом и по всей Англии, что нас спас от смерти немецкий лётчик-истребитель... В итоге всё было приказано засекретить. И всем сообщить, что вылета с «пивной кружкой» вообще не было. Послесловие:

Чарли Браун и Лиззи Мэлтон благополучно поженились в январе 1944 года.

Чарли закончил войну живым и здоровым. О количестве их детей точной информации нет.

Франц Штиглер тоже благополучно приземлился возле Бремена, но по понятным причинам никому ничего не рассказывал. Иначе ему вместо Рыцарского креста, который он получил чуть позже, грозил бы суровый показательный военный суд – трибунал.

После окончания войны они нашли адреса друг друга, потом какое-то время переписывались, и даже один раз встретились, но это уже следующая история...

Я рассказывал Лео ещё много разных историй. Он слушал открыв рот. Потом настала его очередь... Мы до того засиделись, что, хоть он и отнекивался, но ему пришлось заночевать в нашем гостеприимном доме. А перед этим мы с ним попробовали русскую водку, предварительно я ему рассказал один интересный факт о Льве Толстом и водке (русской)..., и очень долго, пытался объяснить русскую шутку, которая звучала так: «ну выпил литр, ну два, ну три, но напиваться-то зачем?» 

Утром я отвёз уважаемого Лео на вокзал. Мы обменялись адресами и расстались.

========

Аналогом звания Героя Советского Союза в германской наградной системе является Рыцарский крест Железного креста. Он имел пять степеней, высшая из которых Рыцарский крест Железного креста с золотыми дубовыми листьями, мечами и бриллиантами. Ею был удостоен всего один человек – лётчик-штурмовик полковник Ганс-Ульрих Рудель, получивший эту награду 29 декабря 1944 года. Рудель, последние месяцы войны летавший с одной ногой, удостоился высшей степени Рыцарского креста за 2530 боевых вылетов и 9 сбитых самолётов. По советским меркам он соответствовал двум нашим асам – полковнику Александру Покрышкину, сбившему 59 вражеских самолётов, и майору Ивану Кожедубу, сбившему 62 (по другим данным – 64) немецкие машины. Правда, они были лётчиками-истребителями, а не штурмовиками. Но именно лётчики составляли значительную часть награжденных как «Золотой Звездой» Героя, так и Рыцарским крестом. Повторных награждений у немцев было гораздо больше. Рыцарский крест с дубовыми листьями, мечами и бриллиантами (это как у нас четырежды Герой Советского Союза) получили 27 человек, а исключая Руделя – 26

--------------------

Отрывок из документального, военно-исторического романа "Летят Лебеди" в двух томах.

Том 1 – «Другая Война»

Том 2 – "Без вести погибшие"

Сброшу всем желающим пикабушникам на электронную почту абсолютно безвозмездно, до Дня Победы, включительно.. Сначала Том 1, если понравится, то после прочтения (отзыва) и Том 2. Получение Тома 2 по времени не ограничено никак.

Пишите мне в личку с позывным "Сила Пикабу" (weretelnikow@bk.ru), давайте свою почту и я всё вам отправлю (профессионально сделанные электронные книги в трёх самых популярных форматах).

Есть печатный вариант в твёрдом переплете.

Предрождественская акция в сети магазинов в Англии😄😄😄

– Ух, я тебя сейчас поймаю! Стой, негодник! Снова двойку получил! Опять подрался… и как мне теперь в глаза учителю смотреть? Ведь обещал, в прошлый раз, что исправишься, ой не могу я больше с тобой. И когда же это все закончится? – причитала запыхавшаяся старушка, что гонялась по заснеженному двору за мальчишкой.

Мальчик проворно увиливал от мокрой тряпки, что издавала пар и пыталась догнать его спину. У тазика с бельем валялся на замерзшей лужице портфель, из которого торчал лист школьной тетради с жирной красной двойкой. А под бельевыми веревками во дворе стояла его бабушка, и придерживая скрученную в калач простынку, держалась за бок, охая от избытка чувств.

– Арсений, а Арсений? И в кого ты такой пошел, мать твоя умницей была, да и папка порядочную жизнь прожил, а с тобой, что ни день – то приключения, доведешь меня, останешься сиротой, узнаешь тогда!

– А я что? Он сам начал, а я только ответил, – выглядывая с опаской из-за болтающихся на ветру простыней, всхлипывал Сенька, – а двойка тоже не честная, я только хотел, чтобы не скучали на уроке, ведь биология, мы как раз птиц проходим, а мне Серега обещал контрольную решить если я ворону выпущу!

Бабушка закончила со стиркой и направилась в дом:

– Ой, нет у меня сил с тобой бороться, не знаю, что из тебя получится, ладно иди в дом, обедать будем.

Арсений немного пожевал, накинул шапку-ушанку и отправился на соседнюю улицу к закадычному приятелю – Ваське.

Пока шел, размышлял о том, чем будет заниматься:

«До вечера еще куча времени. Может смастерить ловушку для воробьев из кастрюли? Нет, холодно слишком, возится долго. Пруд, наверное, начал замерзать, небось кататься еще не получится, лед тонкий! Может Васька что придумает?»

– Здорова, Вась, ты чего там? – наблюдая через щель в трухлявом заборе.

– Тише, я готовлюсь на слежку, у нас тут соседка, хочу на чистую воду ее вывести. Чего застыл, влезай уже! – махнул Васька.

Сенька перелез через забор и присел на ступеньку крыльца.

– Пойдем, как темнеть начнет, чтобы не заметила, – засовывая батарейки в старый массивный фонарик, прошептал Вася.

– А что с ней не так? Зачем следить-то? – спросил Сеня.

Вася прятал два пирожка в рюкзак:

– Да-а понимаешь, поселилась тут еще летом. Говорят, выгнали ее из другой деревни, не смогла ужиться с односельчанами. Странная она, я ее у леса видел, травы все собирает, мухоморы в корзинке несла, зачем они ей…

Сеня потер руки, представляя сегодняшний вечер, который точно не будет пропущен зря, даже с воробьями под кастрюлей не нужно будет возиться.

Небо затянулось тучами, отчего потемнело раньше. Мальчишки спрятались за кучей соломы, что лежала за соседским огородом.

Сеня прошептал:

– А я сегодня от Мишки, старшеклассника фингал получил! – показывая в свете фонаря крупный синяк.

– Меньше будешь выторговывать, небось снова менял что? Услуга за услугу? Ха-ха-ха, но, давай потише, мы сейчас не за этим здесь.

Вскоре дверь домика отворилась и на улицу вышла пожилая женщина, направляясь в сторону сарая.

– Так. Вот она! Ишь собралась, куда на ночь, точно что-то задумала! – прошипел Васька.

– Ну, идет в сарай, может, ей там дров взять нужно или молоток, что ж удивительного? – пожал плечами Сеня.

– Ага, а может, у нее там спрятан кто? Или завод по производству чего-нибудь запрещенного? – выглядывал из-за сена Васька.

Женщина вышла с зажженной керосиновой лампой и проходя мимо калитки, что вела на огород, остановилась. Посмотрела в сторону кучи с сеном и что-то непонятное проговорила.

Мальчики затихли и вмиг спрятались.

Скрипнула дверь уличного туалета.

– Глянь, что там? – прошептал Васька.

Сеня высунул голову. В туалете светился огонек фонаря.

– Да все нормально, придумаешь ты тоже! Домой пора идти, я обещал пораньше вернуться, – ответил Сеня.

Вася высунул голову и тоже уставился на деревянную кабинку.

– Да ну вас, ничего интересного. Эх, ладно, может, в другой раз что обнаружим, – вздохнул Вася.

Через минуту дверь отворилась и вместо соседки из туалета выбежала упитанная щетинистая свинья.

Мальчики оторопели, керосиновый фонарь стоял на земле у двери, а животное, похрюкивая, направлялось прямиком к стогу сена.

– М-м-м, это что еще, а где соседка твоя? – светил фонариком в сторону несущейся свиньи Сеня.

– Неужто это она? Бежим отсюда, – слезая с сена, кричал Васька.

Мальчики неслись изо всех сил по деревенским огородам, свинья, словно бесноватая не отставала и пыталась схватить за ноги. Сеня, как на зло, то и дело спотыкался о крупные комья земли, что уже хорошо промерзли.

– Дого-о-онит! Держись! Быстрее, бегом домой! – крикнул Вася, швырнув в свинью фонарик, и видимо, попав ей прямо в пятак.

Разъяренная тварь пронзительно завизжала и уже почти настигла лазутчиков. Оставалось добежать до металлической оградки, что отделяла огороды от деревенской улицы, но у Сеньки развязался шнурок на ботинке, он зацепился и шлепнулся, ударившись о замерзший ком земли.

Сердце замерло, Сеня открыл глаза, стер пот со лба. Он лежал за оградкой, как он там оказался сам не понял, а свинья с небольшой ссадиной на пятаке трепала шапку-ушанку с обратной стороны забора.

– Ушли, ушли! Никогда так не радовался еще, наверное! Ух-х… ну и свинка! Надо будет в школе рассказать, обхохочутся.

Мальчики разошлись по домам.

После завтрака Сеня первым делом отправился к Ваське, вспомнить вчерашнее. Мама друга с заметным волнением рассказала, что тот с раннего утра отправился на озеро, проверять, замерзло ли оно, но что-то надолго застрял там.

Сеня решил выяснить, там ли Васька. До озера идти недалеко, оно совсем рядом с деревней. Друга там тоже не было, да и вообще никого. Тишина, лишь ветер завывает.

Потрогал лед:

– Нет. Тонковат, надо будет через недельку вернуться – покатаемся.

Пока вылезал назад, к обрыву озера, заметил следы на тонком снежке у дороги.

– Может, его – Васькины? Интересно, чего это его в лес понесло?

Завязал потуже шарф и отправился по следам. Дошел до леса и на ветке сосны заметил болтающуюся шапку.

– Да ведь это моя! Неужто Васька нашел?

Шел, пока тропинку не перекрыло сухое поваленное дерево. Дальше след оборвался, снег лежал ровный. Решил пройтись еще, вглубь леса, до знакомой поляны. Вверху, над деревьями кружила крикливая ворона, преследуя мальчика.

– Эх, не взял я рогатку, научил бы тебя, как каркать! – пригрозил кулаком Сеня.

Сквозь деревья послышался странный звук, словно звенели колокольчики. Мальчик направился в сторону звона, дошел до поляны и остановился. Поляна выглядела знакомой, но откуда-то на ней появилась землянка, обнесенная забором, внутри стояли белые сани, на которых и висели колокольчики, что позвякивали от ветра.

Арсений насторожился:

– Что за жилье, не было ничего здесь, может охотников проделки?

Стемнело, вышла яркая луна, в землянке затеплился огонек. Сенька топтался с ноги на ногу и дышал на озябшие руки:

– Ну что же с ним делать с этим Васькой, сбежал без предупреждения, а мне теперь мерзни да разыскивай.

Дверь землянки отворилась, и из нее кто-то показался, в сумраке сложно было разобрать очертания фигуры, но больше она походила на старого дедушку или бородатого, сутулого мужичка.

– Пойду спрошу, вдруг, знает, где Васька! – направился к забору Сеня.

– Деду-у-шка, де-е-душка! Стойте! Я друга ищу, может, видели? Там следы… – крикнул Сеня, стараясь казаться вежливым.

Обитатель земляного домика обернулся, в лунном свете Сенька увидел исхудалое лицо пожилого человека, только вместо бороды торчали сучья, как у куста или даже деревца, они были совсем не сухими, и, казалось, вросли прямо в дедушку.

Сеня остановился и онемел.

Старичок произнес:

– Привет, Сенька! Заходи! Давно жду!

Сеня попятился к лесу, а старичок добавил:

– Да не бойся, я это, Васька! Так сразу не расскажешь, зайди, все поймешь!

– Ч-ч-что? К-к-какой еще В-вас-ська? – заикаясь от холода или ужаса, уставился на диковинную бороду деда.

Старичок взял его за руку, и они вошли в дом, внутри потрескивали дрова в печке, на плите шипел чайник, а на столе лежала банка с малиновым вареньем и стопкой блины.

– Угощайся, – поставил тарелку на стол, приглашая мальчика присесть.

Сеня дрожал от холода:

– Д-д-дедуш-шка мне Васька нуж-ж-жен, я ег-го пот-терял, – протянул к печке руки и уселся на стул Сенька.

– Слушай, я это – Василий. Да ты меня, наверное, и узнать теперь не сможешь. Ну вот, смотри, – дед оголил рубаху и показал локоть, на котором неаккуратно разместился крошечный шрам в форме небольшой звездочки.

– Ух ты! Откуда у вас звезда? Ведь про нее только мы с Васькой знаем! – почесал свой локоть Сеня, на котором была точно такая же звездочка, что была сделана в знак вечной дружбы, горячей резаной монетой.

– Ну хорошо, вот помнишь, мы с тобой летом кошку гоняли у школы, с привязанной консервной банкой к хвосту? А бомбочкой прыгали с обрыва на спор, и ты у меня выиграл. А как бабу Фросю мукой обсыпали с ног до головы и потом она нам уши чуть не отодрала?

Арсений нахмурил брови и прищурился, рассматривая деда с ветвистой бородой. И правда, что-то в его лице было таким знакомым, нос картошкой, уши как лопухи, да и на брови шрам.

Сеня размышлял: «А ведь это я шрам ему поставил, фирменный! Но как это может быть, чтобы вчерашний Васька стал дедом, да еще и с сучковатой бородкой?»

– Вот! Другое дело, узнал! Теперь слушай. Помнишь, как мы с тобой ходили к соседке, что я все отслеживал? Так вот, странная она мне тогда казалась, и я был прав! Ходил я потом к ней еще. Все в окно заглядывал, а потом заметил у нее еще много чего необычного, кот у нее на задних лапах ходил, чашка сама кипела, без чайника, представляешь? А в лес она бродила чуть не каждый день, все грибы искала, да травы. Шпионил я однажды за ней, по следам шел. Пока не добрался до этой поляны, тут она меня и застукала. Да так схватила, что вот, каким меня сделала... не знаешь что я здесь пережил. Сначала в печь засовывала, - поймав Сенькин взгляд, подтвердил, - да, в эту самую! Затем долго что-то на полу рисовала и травой трясла, бормотала все под нос себе, и под конец моих мучений запихнула грибов мне полнешенький рот, - Васька глубоко вздохнул. - А вскоре уже и борода эта деревянная начала пробиваться, годы шли... эх. Много раз я пытался домой вернуться, да забор этот проклятущий не пускает, и сани эти белые на дыбы становятся чуть что. С тех пор ни одной живой души я не видал, кроме старухи этой-соседки, иногда приезжает. За ней сами сани едут и сюда доставляют.

– Не знаю, как и поверить тебе дедушка… ой… Васька. Кажись, не врешь, правда не пойму. Я ведь тебя еще вчера видел, а ты говоришь, давно тут?

– Все так. По-вашему, деревенскому – еще вчера, а по-нашему уже лет пятьдесят как прошло, здесь на этой поляне все по-другому. Да сам погляди, – дед Вася вывел Сеньку на двор и поднял скрюченный палец вверх, сделав им круг в воздухе.

Воздух зашевелился, и невидимый круг стал светиться радужным блеском, а затем из него пошел дождь, обычный летний дождик, падая прямо на пол, что лежал на земле.

Сеня не знал, чему больше удивляться, дождю, состаренному Василию или саням с колокольчиками, что странно шевелились, оглядывая с опаской на незнакомца.

– Неужели сплю? – Сеня ущипнул себя за щеку, отчего, красная от мороза кожа, налилась синевой, а мальчик громко вскрикнул, – значит наяву!

– И как же тебя вытащить отсюда? – озадачился Сеня.

– Да, понимаешь, раз в неделю мне сани травы, ягоды, да грибы привозят, а я теперь здесь только тем и занимаюсь, что их подготавливаю, отбираю, раскладываю по мешкам. Мне велено здесь сидеть еще пятьдесят пять лет, а как наступит срок, так я смогу выбраться назад из леса.

Сеня обратил внимание, что на печке, под кроватью и на скамейках, стояло множество лукошек, до краев наполненные сушеными травами, грибами, ягодами. А на деревянной палке у входной двери отчетливо виднелся ряд меток-годов.

Вася продолжил:

– Правда… она мне сказала, что… если бы кто другой, пожертвовал свои годы, то… меня сразу бы и отпустили это ворота… в заборе. Но, ты первый, кто сюда вообще пришел. Некому было и рассказать, – вздохнул Вася, отчего сучки на бороде зашевелились и стали похожи на тоненькие корни деревца.

– Да-а-а Васька, это проблема. Что же, если бы такой, как я, например, дал бы тебе своих пятьдесят пять лет, это получается, мне бы уже на выходе из леса стало бы шестьдесят пять?

Э-э-э нет, так не пойдет, дружба дружбой, но это же вся жизнь. Как же ее тебе подарить? Не могу я так. Знаешь, пора мне. Бабуля заждалась, обещал не пропадать до темноты.

Арсений нахмурился и вышел из землянки, сани поглядывали на него, словно прищурившись, с презрением и укором.

Прошел сквозь лес, мимо озера, добрался в дом. Бабушка волновалась и хотела даже выпороть ночного гуляку, но сегодня ей нездоровилось, поэтому, не вставая с кровати, тихо проговорила:

– Там на столе пирог испекла, завтра ведь Рождество, в церковь хотела сходить, а вечерком бы отметили. Ты чайку попей Сенечка, а я полежу, нехорошо мне.

Ночью Сенька почти не спал, ворочался, изредка в коротком сне мелькала ворона, которая кружила над ним, то появлялись сани, что стояли возле кровати и с упреком смотрели, позвякивая колокольчиками, то за ним гналась щетинистая свинья с разбитым пятачком.

Утром мальчик проснулся и не завтракая вышел на улицу, разыскал бабушку, что кормила куриц во дворе и стал задавать вопросы.

– Бабуль, а вот если бы тебе предложили умереть, а чтобы, мой папка с мамой живы были, ты бы согласилась?

Бабушка улыбнулась:

– Ишь ты какие вопросы, – замолчала, по щеке соскользнула слезинка и продолжила, – да милый, согласилась бы. Пожила я, мне с головой хватит, а они молодые.

– А если бы не сейчас, а тогда, как ты юной была?

– Пойдем в дом, теплее будет.

На столе лежали свежесобранные ветки и моток ниток, бабушка взяла клубок со спицами и принялась вязать:

– Знаешь, я когда с дедом твоим познакомилась, еще не женаты были, он ведь тогда сильно заболел, простыл, нужна была операция на почках. Вот мне и предложили отдать одну, свою. Я сначала колебалась, ведь только встречались с ним еще, хоть и любила его сильно. Да и риск был – что, ни я, ни он не выживем. Ведь он с моей почкой, а я тоже с оставшейся. Но поразмыслила, да и молилась тогда, вот, как сейчас помню, тоже новый год прошел, рождественский вечер был, и решилась. Ну, а дальше, ты знаешь, всю жизнь вместе, хоть и болели, но хорошо прожили!

Больше Сеня не задавал вопросов, уже через час, мчался он мимо Васькиного дома, мимо окошка соседки, из которого выглядывала странная женщина с царапиной на носу, еще через полчаса стучался он в дверь землянки. Дед Вася открыл дверь, удивленно поднял морщинистые брови.

– На! Забирай нужные тебе годы, я согласен! – Сеню трясло от холода и волнения, отчего слезы выступили на глазах, он сел на сани и опустив голову тихо сказал, – Вась, это больно будет?

Василий улыбнулся, вышел из домика, пристально посмотрел на Сеньку. Затем поднял руки вверх и вспыхнул лучом света. Отчего все вокруг исчезло, землянка, забор, даже хитрые сани. Арсений от необычной яркости прикрыл глаза рукой, и сквозь пальцы увидел, что вместо старика с сучковатой бородкой, перед ним парит светящийся стройный ангел, с широко раскрытыми крыльями и улыбаясь одобрительно смотрит.

Ангел произнес:

– Арсений ты молодец, у тебя доброе сердце! – затем звуки перемешались, свет стал еще ярче, и Сеня услышал, – сынок, вставай, вставай хулиган ты мой! Просыпайся! Будем праздновать Рождество Христово!

Сенька открыл глаза, он лежал в своей кровати, дома. Совсем рядышком стояли мама с папой, за праздничным столом сидела бабушка в нарядной одежде, на пороге со своими родителями ждал лучший друг Васька. В углу огоньками светилась нарядная елка, под которой лежали упакованные коробки с подарками, среди которых выделялся небольшой, аккуратно связанный игрушечный старичок с косматой бородкой из веток, сидящий на диковинных санях.

Автор: Роман Алимов.

Однажды, в конце этого года приходит мне сообщение, "Здравствуйте, а это не вы по обмену в АДМ на хеллоуин отправляли посылку в Казань?"  я поднапряглась, что нибудь не так? Старалась,подарок был собран, упакован и отправлен с душой)))  Нет, сказали мне, все хорошо, просто мне очень все понравилось, и хотелось бы как-то поздравить вас с Новым годом) Посылка пришла сегодня, как раз к Рождеству, и я хочу сказать спасибо моей Снегурочке не "по обмену" Казань полна прекрасными и добросердечными людьми, и я желаю им и всему прекрасному нашему человечеству всего самого доброго! ИРИШКА Ч из Казани Спасибо тебе!!!

За этим стоит история 1917 года о мощном взрыве и взаимовыручке

Более 100 лет назад произошёл взрыв в Галифаксе, мощнейший в доядерную эпоху. На помощь пришли соседи, и рождественская традиция — символ того, что ничего не забыто.

20 ноября в американский город Бостон прибыла 14-метровая сизая ель — её установят на центральной площади неподалёку от капитолия штата Массачусетс в качестве официального рождественского дерева. Ель городу подарила канадская провинция Новая Шотландия, и эта традиция длится уже почти 50 лет — канадцы выбирают и присылают рождественское дерево своим соседям.

За ежегодной акцией «Tree for Boston» стоит история о мощнейшем взрыве доядерной эпохи, который произошёл в Канаде в 1917 году. Жители Бостона тогда незамедлительно пришли на помощь, и даже спустя 100 лет Новая Шотландия не забывает этот поступок.

Подробно о традиции с рождественскими елями рассказал твиттер-аккаунт канадских вооружённых сил в США

По состоянию на декабрь 1917 года Канада уже три года участвовала в Первой мировой войне в составе Британской империи, и город Галифакс в Новой Шотландии стал важным морским портом для Королевского флота. Сам город всё это время не чувствовал на себе войну, но из-за расположения превратился в важную базу для кораблей, перевозящих в Европу войска, боеприпасы и гуманитарную помощь.

Галифакс расположен на берегу пролива Нэрроуз, который, как следует из англоязычного названия, довольно узкий. И именно он отделяет выход в океан от гавани Бедфорд-Бейсин, где во времена Первой мировой войны формировались конвои.

6 декабря в проливе Нэрроуз пересеклись два судна. Норвежский пароход «Имо» выходил из порта Галифакса по направлению в Нью-Йорк, чтобы там взять продовольствие и привезти его в Бельгию. Экипаж «Имо» задержался в гавани дольше запланированного, а потому старался нагнать график, превышая скорость. В это же время в Галифакс направлялся французский корабль «Монблан», грузом которого были 2,3 тысяч тонн пикриновой кислоты, 200 тонн тротила, 10 тонн пироксилина и 35 тонн бензола.

В узком проливе судна сблизились, и оба экипажа полагали, что им уступят дорогу. Это привело к столкновению: «Имо» врезался в правый борт «Монблана». Удар не нанёс большого урона французскому кораблю, но из-за него опрокинулись бочки с бензолом, а искры при расцеплении кораблей подожгли его.

Французские матросы сразу же покинули судно, понимая, что оно под завязку начинено взрывчаткой. Направляясь к городу на шлюпках, они кричали, пытаясь кого-то предупредить. Тем временем сотни жителей Галифакса, включая детей, вышли к набережной посмотреть на пожар. Они не знали, что за груз был на «Монблане».

Взрыв и последовавшее за ним цунами сравняло с землёй всё в пределах 1,5 квадратных миль. Взрывом были разбиты окна на расстоянии 60 миль от эпицентра. Рыбаки у побережья Массачусетса говорили, что слышали грохот. Судовой якорь нашли почти в 3,7 миль от берега

1,6 тысячи человек умерли мгновенно. Ещё 400 — в следующие дни. Дети никогда не дошли до школы, не вернулись домой. Осколки ранили тысячи людей, ослепили тех, кто стоял у окон и смотрел на пожар. Когда на следующий день поднялась метель, 25 тысяч человек были без крова

После взрыва Элизабет Фрейзер нашла свою тётушку Софи: «Я увидела тётю, которая ждала ребёнка, она тащила за руку маленького шестилетнего мальчика. Оба её глаза вылетели из головы, и она говорила ему поторапливаться. Он был мёртв, а она даже не знала»

Погибли 482 ребёнка до 14 лет. 242 ребёнка до пяти лет. 30% пострадавших были детьми. Многие выжившие потеряли зрение, братьев, сестёр, родителей. Травмы и видения о тех ужасных событиях преследовали их на протяжении всей жизни

Там, где происходит трагедия — там есть и свои герои. Одним из них стал железнодорожный диспетчер Винс Коулман, который работал недалеко от пирса. Он был одним из немногих, кто узнал от моряков «Монблана» о взрывчатке на борту и скором взрыве. Теоретически он мог успеть спастись, но вместо этого Коулман остался на рабочем месте и рассылал сообщения приходящим поездам, чтобы те не въезжали в зону поражения.

Последнее сообщение диспетчера гласит: «Остановите поезд. В гавани загорелся корабль с боеприпасами, он взорвётся. Думаю, это моё последнее сообщение. Прощайте, парни». Считается, что тем самым он спас несколько сотен жизней.

Оставшиеся в живых жители города при поддержке военных сразу же бросились помогать раненым и разбирать завалы. Но их усилий было недостаточно. Тем временем о взрыве в Галифаксе узнали в Бостоне — города располагаются в 650 километрах друг от друга. Губернатор Массачусетса написал канадским властям письмо, где не только выразил поддержку, но и предложил свою помощь.

И жители Бостона действительно пришли на помощь, собрав деньги на восстановление города и отправив припасы. Также в Галифакс поехали местные доктора и медсёстры. Первый поезд из Новой Англии отправился уже через 12 часов после взрыва — и некоторые специалисты оставались в Канаде месяцами, пока нужны были их услуги.

Прибывали доктора и медсёстры из соседних провинций. Они устремлялись навстречу опасности — как тогда, так и сейчас. Но Галифаксу нужна была дополнительная помощь

Прибывали доктора и медсёстры из соседних провинций. Они устремлялись навстречу опасности — как тогда, так и сейчас. Но Галифаксу нужна была дополнительная помощь

Комитет по оказанию помощи в Бостоне собрал почти 2 миллиона долларов по современным меркам за час. Народ Массачусетса добавил ещё 15 миллионов долларов на оказание помощи. Немедленная и безоговорочная поддержка

Меньше, чем через 12 часов после взрыва, Бостон покинул поезд с докторами, медсёстрами и припасами. Этот поезд был первым из многих других поставок из Новой Англии. Соседи заботились о соседях

«Мы приехали сюда, чтобы помочь вам. Всё, что у нас есть — ваше. Всё, что мы можем сделать — сделаем». Американцы помогли организовать систему по оказанию помощи. Они построили временные жилища. Они заказали ещё больше припасов. Они лечили пациентов. «Всё, что у нас есть — ваше...»

В Новой Шотландии действительно считают соседей из Массачусетса своими спасителями: вклад жителей Бостона в восстановлении Галифакса проходят в школах. Перед Рождеством 1918 года канадцы в качестве благодарности отправили в Бостон рождественское дерево — Новая Шотландия славится своими сизыми (их ещё называют канадскими) елями.

Спустя годы дружба между соседними регионами продолжилась. И с 1971 года передача рождественского дерева превратилась в ежегодную традицию. Выбор и перевоз ели в Бостон — отдельные ритуалы. Деревья часто дарят сами жители Новой Шотландии, на чьей территории они растут. Поиск подходящей ели начинается ещё летом. Откуда бы не везли дерево — его обязательно провожают в Галифаксе.

Каждый год в начале декабря на центральной площади Бостона проходит церемония зажжения рождественских огней на подаренной ели. И уже 49 лет подряд это символ взаимовыручки в самые трудные времена.

Это дерево в Бостон-Коммон — из Новой Шотландии. Жители провинции отправляют его каждый год. Чтобы сказать, что мы помним. Чтобы сказать, что мы никогда не забудем. Чтобы сказать «спасибо» вам, соседи

Статья честно стырена с tjournal.ru