Видишь формулу на стр. 47? Ту, которую я обвел в рамочку, это не расчет курса. Это уравнение морального императива. В 52-м году, у черной дыры в системе TRAPPIST-1e, наш «Прогрессор» попал в гравитационную петлю. Компьютеры кричали: «Сбросить балласт!» Балластом были колонисты в криокапсулах – пять тысяч человек. Компьютер просчитал оптимальный выход: жертва меньшинства ради спасения корабля и большинства команды. Логично, безупречно, эффективно.

Я посмотрел на эти формулы, на кривые вероятности на экране. А потом посмотрел в иллюминатор. Там плыли эти капсулы, как серебряные гробики. И я понял: логика - это карта. Но не территория. Территория здесь.

Я взял штурвал и вручную, по этой книге, потратил три часа лишних, сжег половину топлива, рискнул кораблем и всеми на борту. Вывел через хроноклазм, который по всем прогнозам должен был нас размазать по пространству-времени. Вывел.

Почему? Не из героизма, а из упрямства. Из ощущения, что если я сейчас сверну - стану не человеком, а придатком к машине. Что моя неэффективность - и есть тот самый человеческий фактор, который нельзя оптимизировать.

Твой мир, Артем, другой. Он быстрее, умнее, рациональнее. Твои нейроинтерфейсы, твои буры - они творят чудеса. Но помни, машина всегда предложит оптимальный путь. Самый короткий, самый эффективный, самый бесчеловечный.

Преемственность поколений, не в том, чтобы летать на тех же кораблях. И не в том, чтобы повторять наши ошибки (их хватит и на твой век, поверь). Она  в передаче вопроса. Главного вопроса: «А что, собственно, мы оптимизируем? Ради чего?»

Я передаю тебе не звездолет, не формулы. Я передаю тебе этот дурацкий, неэффективный, упрямый вопрос. И право на нелогичный поступок. Потому что иногда именно он и есть единственно верный курс сквозь хаос.

Лети дальше, внук. Но иногда, смотри в иллюминатор. Не на дисплей, а в иллюминатор.

Твой дед. Штурман 1-го класса Игнат Сторожев.»

Артем опустился в кресло деда. Старая кожа скрипнула. В комнате пахло пылью, металлом и чем-то неуловимо космическим - озоном, может, или холодом вакуума. Он снова посмотрел на книгу. На идиотскую, с точки зрения его инженерного разума, формулу в рамочке. На безумный риск деда.

За окном плыл неон мегаполиса, трассы летающих каров рисовали в небе строгие, оптимальные линии. Где-то на орбите ждал его проект. Бур, способный за час пробить скальное ядро астероида. Эффективно, без риска, по рассчитанной траектории.

Артем вдруг представил лицо деда - морщинистое, с колючими бровями и смешинками в уголках глаз. Того самого деда, который учил его в детстве определять созвездия по старинному бумажному атласу, ругаясь на «эти ваши голопроекторы, в которых души не видно».

«Право на нелогичный поступок», прошептал Артем.

Он достал из кармана миниатюрный проектор, вызвал схему своего бура. Сложная, красивая, безупречно эффективная сеть нейронных связей, алгоритмов, предохранителей. Идеальная машина для добычи ресурсов.

«А что, собственно, мы оптимизируем? Ради чего?»

Пальцы Артема замерли над интерфейсом. Потом он начал вносить изменения. Не в схему бура. В его базовый протокол принятия решений. Он добавил ветку. Небольшую. Почти не влияющую на КПД. Ветку, которая в случае обнаружения аномальных, неучтенных сигналов (биологических, артефактных или просто странных) требовала бы не автоматического продолжения бурения по оптимальной траектории, а остановки. Запроса оператора. Человеческого решения.

Это было нелогично. Неэффективно. Добавляло задержку. Риск срыва графика.

Артем откинулся в кресле. Взгляд упал на голографическую карту Туманности Андромеды над столом. Там, где-то в Поясе Глизе, тихо мерцала условная точка последний причал старого штурмана.

«Смотри в иллюминатор, внук», будто прошелестел голос из прошлого.

«Смотрю, дед», -  мысленно ответил Артем. – «Смотрю».

Преемственность состоялась. Не через знание формул. Через передачу сомнения. Через этот тяжелый, неудобный дар - право на неэффективную человечность посреди вселенной холодных расчетов. И Артем вдруг понял, что эта комната не музей. Это стартовая площадка. Для его собственного прыжка,  не только в пространстве, но и в понимании того, что значит быть человеком в мире машин.

- Дед передал мне огонь человечности. Теперь гореть ему в моих руках.