По словам врача, рак прогрессировал, нужно было как можно быстрее начинать лечение.
«Тогда он сказал, что шансы есть. Нужно пройти курс лучевой терапии, химиотерапии, и потом можно будет удалить опухоль вместе с маткой. У неё был рак шейки матки, но уже чуть выходил за границы, и сразу нельзя было оперировать. Специалист назначил день, когда начнут лечение», – добавила Алина.
Она добавила, что в назначенный день, в декабре, Юлии сказали, что лечение начнут после новогодних праздников. Но сибирячка переживала, что будет слишком поздно и обратилась в частную клинику.
Чудо произошло?
В частной клинике сибирячке рассказали про фотодинамическую терапию, которая, якобы, либо полностью разрушает опухоль, либо останавливает её рост.
«Без облучения, без химии, без выпадения волос, безболезненно – всё просто здорово. Первая консультация прошла в начале января. На руках у неё были, естественно, уже не свежие анализы – новых в этой частной клинике никто даже не назначил», – рассказала Алина.
Скрин с сайта клиники с описанием фотодинамической терапии
Таким образом, на руках у Юлии был онкоскрининг за ноябрь, биопсия за октябрь и несколько результатов УЗИ.
«Врач ей сказал, мол, мы тебя вылечим, давай начинать. Если не ошибаюсь, 13 января была первая процедура. После неё опять никаких анализов никто не берёт. Единственное, что запросил врач, – МРТ без расшифровки. Мол, мы сами всё расшифруем, пусть просто снимки отдадут. Посмотрел – надо ещё просветиться, потому что «тут кусочек не взялся». Ещё раз просветилась, потом ещё раз. Всё это время наблюдение онколога, гинеколога отсутствовало! Получается, биохимию не брали, а ведь у онкобольных её должны регулярно отслеживать. У мамы были постоянные кровотечения, значит, как минимум гемоглобин нужно контролировать. Были случаи, когда врач ставил свои флаконы: по кассе проводят один, а мама у него с рук ещё два покупает. Она мне как-то говорит: «Хорошо, что у меня были деньги с запасом. Сегодня 80 тысяч получилось». Я ещё подумала – почему так? Обычно выходило 50−60 тысяч. Мама сказала, что он для эффективности два своих флакона дал».
Как в фильме ужасов
В апреле 2022 года делают очередной МРТ, к тому моменту Юлия прошла три-четыре процедуры фотодинамической терапии.
«Врач смотрит МРТ и говорит, мол, всё отлично, опухоль почти разрушена, осталось только скопление жидкости между маткой и мочевым пузырём, мол, она почти здорова, к нам в клинику едет аппарат из Китая, мы им уберём эти остатки», – продолжила рассказ Алина.
Поскольку в 2022 году на Россию обрушились санкции, начались проблемы на таможнях.
«С апреля по май мама сидит дома, ждёт этот чудо-аппарат. И в мае ей становится резко плохо. Вот прям в один день. То есть на протяжении всего времени, что она болела, у неё были кровотечения, но умеренные. Можно сказать, как в обычные менструальные дни. В мае просто начинается фильм ужасов – обильное кровотечение, стали отходить какие-то куски ткани, может, даже части каких-то органов, я не знаю. По виду похоже на куриную печень. Маме плохо настолько, что она не может встать с кровати. Я предлагаю вызвать скорую, мама в штыки – нет, я буду только с эти врачом лечиться. Мне кажется, её очень хорошо «обработали» в этой клинике. Так всё хорошо, и рак почти исчез. Я не раз ей предлагала сходить к другому врачу, просто посмотреть, проверить. Я ей объясняла – раз одна процедура стоит от 40 до 60 тысяч рублей, у нас и до 80 доходило, говорю, если бы всё так было радужно, за такие деньги у нас вообще никто не болел бы раком. Мне тогда 18 лет было, девчонка совсем, естественно, я на неё особо повлиять-то не могла», – вспоминает Алина.
В итоге Юлия позвонила своему лечащему врачу из частной клиники. Со слов Алины, он сказал, что всё так и должно быть.
«Он объяснял: «Юля, все отлично! У нас же опухоль разрушена, да? Это она сама и выходит, организм чистится. Возможно, и не надо тебе идти на этот китайский аппарат». Сказал пить гранатовый сок, чтобы повысил гемоглобин. За весь период «лечения» выписывал какие-то антибиотики, прокалывал лимфоузлы, бесплатно светил каким-то лазером – что за лазер, что за таблетки – мы ничего не знаем. Назначал какие-то настойки на грецких орехах, свечи иммуномодулирующие».
К слову, в январе, после новогодних праздников, Юлии всё-таки позвонили из онкоцентра – сказали, что время подошло, можно приезжать.
«Она как раз была на приёме в этой частной клинике. Говорит, звонят, зовут. Знаете, что он сказал? «Юля, ты что сошла с ума?! Мы с тобой добились таких отличных результатов без химии! Они деньги через бюджет отмывают, конские дозы ставят!» Сказал, что если и понадобится химия, то у него есть знакомый онколог, они через него купят дозу, и он сам ей поставит. Ну, мама, естественно, отказалась ехать в онкоцентр, испугалась. Думаю, зря».
Весь май Юлия пила гранатовый сок, пыталась набраться сил. Но становилось хуже.
«С очередного приёма мама выходит полуживая. Все это видят. У неё там же на месте берут биохимический анализ крови, делают УЗИ. Гемоглобин – 33. Если вы не знаете, он у покойников выше. А УЗИ показало полное разрушение органов малого таза, то есть там уже внедрение в мочевой пузырь, метастазы в почках. Полный кошмар. Ей эти все документы отдали, говорят, мол, езжайте лечитесь по месту жительства. Они у неё тогда не взяли ни за приём деньги, ни за анализы, ни за УЗИ – ничего. Просто отдали результаты и отправили её. Врача, кстати, в клинике уже не было – пока она была на УЗИ, он куда-то уехал. Мама его больше не видела».
После частной клиники Алина повезла маму в государственную больницу.
«Пока мы сидели в очереди, её телефон просто разрывался: ей звонил этот её врач. Пытался связаться и сам учредитель клиники, говорит, мол, вы нам обязательно потом скажите, что вам в бесплатной больнице сказали. Я у мамы спрашиваю: ты вообще понимаешь, что произошло? А она будто в пустоту отвечает: «Ой, побыстрее бы уже этот аппарат приехал». Будто человек не в себе. Я не знаю, в клинике ли её «обработали», или уже сама болезнь так сказывалась. Жить-то всем хочется, поверишь, даже если вокруг тебя с бубном будут прыгать. В общем, мама зашла в кабинет, а телефон оставила. Опять звонит учредитель. Я взяла трубку. Спросила, почему за всё время не взяли ни одного анализа? Почему её не смотрели гинеколог и онколог? Мне ответили, что это не обязанность этого врача, он не лечащий врач. Специалист просто предоставлял ей курсы фотодинамической терапии. А остальное уже не их проблемы», – вспоминает Алина.
Юлию положили в больницу. Алина приехала домой и позвонила врачу из частной клиники.
«У нас с ним состоялся разговор, что называется, на повышенных тонах. Он сказал, что в апреле у неё всё было хорошо. Что сейчас произошло – он вообще не понимает. Назначили консилиум на 27 мая».
По словам Алины, Юлия обратилась в клинику, когда у неё была диагностирована вторая стадия, под вопросом – третья. В мае Юлии поставили уже четвёртую.
«На консилиуме мама всё время молчала. Я задавала вопросы, мне ничего по существу не отвечали. Весь разговор с их стороны был построен так, что «вроде бы мы и виноваты, но не виноваты». Предложили помощь на безвозмездной основе, положить маму к ним в стационар. Я говорю, то есть вы её не добили, сейчас я её оставлю, чтобы вы «достарались»? Предложили, что они договорятся на лечение в онкоцентре, но уже традиционными способами. Очень интересно».
Алина всё-таки запросила расшифровку с апрельского МРТ, когда врач сказал, что Юлия почти здорова.
«На консилиуме я поднимаю расшифровку апрельского МРТ. Там уже в апреле было полное разрушение малого таза, двусторонний уритрогидронефроз, причём повторный, метастазы в почках. Это уже был полный кошмар. Там срочно рекомендовалась консультация уролога, онколога. Ещё в апреле! Ничего конструктивного нам на это не ответили. То есть картина от их лечения вообще не изменилась. С чем она приехала, с тем и уехала, даже ещё и запустила».
Алине потом сказали, что врача, который лечил Юлию, уволили. Однако, со слов девушки, после этого она звонила в клинику и пробовала к нему записаться – ей предлагали свободные даты и время.
Ещё одна попытка спасти маму
После пережитого кошмара в частной клинике, Алина с мамой пытаются изо всех сил побыстрее встать на учёт в онкодиспансер, чтобы начать химиотерапию.
«И истериками у врачей, и какими-то подпольно-окольными путями я добиваюсь того, чтобы её начали обследовать. Всё это делается день в день – вот ты приехал и ходишь там по кабинетам, всё в порядке очереди. И в одном из помещений мне говорят, что если вы сейчас успеете – вам повезло, если не успеете – не повезло. А я понять ничего не могу. Врач заявил, что у неё вот-вот откажут почки, если сейчас получится ее довезти в ближайшую больницу – то здорово. Мы приезжаем в приёмный покой – маму отказываются брать. Уже не помню причину. Я уже в слезах говорю, что сейчас оставлю её тут на входе, и вы будете вынуждены взять. В итоге маме поставили нефростому и отправили домой – приводить в порядок анализы. И уже после этого повторно ехать в онкоцентр для получения химии».
По словам Алины, врачи к ней на дом не приходили. На вопросы отвечали, что исход ясен, спасти не получится.
В итоге Юлия всё же начала принимать химию в домашних условиях.
«Вроде бы всё начало выравниваться, налаживаться. Мама стала принимать железо. Мы, насколько это возможно, наладили работу почек – они начали хоть немного работать. Кроме нефростомы – а мы же вели дневник, сколько, когда мочи вышло в мешочек – мама начала немножко мочиться сама. Мы подняли гемоглобин до 110, что в её случае было просто счастьем. Причём, когда она лежала в больнице с анемией, этого не смогли добиться. Мы залечили раны на спине, откуда эти трубочки выходили, убрали все нагноения, они подзатянулись. Всё было относительно хорошо», – рассказала Алина.
Последний день
8 июля Алина уехала по делам. Днём ей позвонила мама.
«Говорит, Алин, я отключаюсь. В прямом смысле. Приезжаю домой, а она уже катается по дивану – сидит, а её в разные стороны шатает. И просто всё в крови. Открылось невероятное кровотечение, весь пол залит. Вот есть выражение «льёт как из ведра» – это действительно так, без преувеличения. Все ноги красные, куски ткани выходят, куски мяса, я уже не знаю, что это было: органы или опухоль лопнула, распад произошёл. Просто ужас. Я её тормошу, не даю ей потерять сознание. Позвонила в скорую. Это сейчас я понимаю: она у меня на руках умирала. А тогда просто не понимала. Очень повезло, что младшего брата не было дома, ему 10 лет. Он гулял во дворе. Мне было очень страшно. Думаю, может, можно чем-то помочь? Померила маме давление – 50 на 30. Думаю – надо чем-то поднять давление. Чуть ли не на рюмку три ложки кофе мешаю, пытаюсь кусок шоколада дать, чтобы глюкозу прогнать. Тормошу её. Пока ждала скорую, решила, что надо самим ехать в больницу. Но как? Ни одно такси её не возьмёт – из неё кровь фонтанами бьёт. У нас уже были памперсы. Я пытаюсь их надеть. А там кусок какого-то органа, ну очень большой, он просто встал на входе во влагалище. Это был просто очень-очень плохой фильм. С очень плохим концом. Я не знаю, врагу не пожелаешь пережить этот кошмар. Позвонила соседу, попросила помочь довезти маму до больницы. Он согласился. И как раз приехала скорая. Заходит мужчина в возрасте. Он говорит, что сейчас начнёт её осматривать, а мы чтобы шли, брали носилки, и будем её выносить. Сосед помог».
Юлию положили в реанимацию, подключили к кислороду.
«Врач мне что-то говорит, объясняет, а я её не слышу. Говорю, что мне нужно зайти попрощаться. Почему я так сказала, я не знаю. Причём никогда не предполагала, что она умрёт. Мне всегда казалось, что они все дураки, что они какую-то чушь мне говорят. Я же вижу, что у неё налаживаются анализы. Врач сказала, что туда нельзя, это реанимационная палата. И я на фоне стресса, наверное, что-то ей сказала типа, что я всё равно сейчас туда зайду, иначе здесь будет беда. Говорю, давай халат свой. Она дала. Я надеваю её маску, чуть ли не с неё снятую. Захожу в палату, что-то ей говорю: «Всё будет хорошо. Ты как в себя придёшь, ты мне напиши». Я её поцеловала. И она мне головой кивнула. Я ей говорю, мол, ты не нервничай, не переживай, а сама трясусь. Не знаю, зачем я это говорила».
Алина позвонила в отделение ближе к ночи. Ей сказали, что анализы чуть-чуть нормализовались.
«У людей часто перед смертью последние жизненные силы как-то вспыхивают – какое-то недолгое улучшение наступает, и тут же всё гаснет. В 7:58 утра мне позвонили. Я заранее знала, что они мне скажут. Неспеша взяла трубку. Мне сказали: «Доброе утро». Ну и потом, что можете приехать, забрать вещи, если успеете, вы её ещё увидите. Я приехала, её уже не было. Наверное, хорошо, что не было».
Жизнь без мамы
Алине даже некогда было оплакивать маму – сразу навалилось столько проблем.
«Мама умерла девятого числа. Я понимаю, что 15-ого нужно платить за квартиру. Опять же – это съёмное жилье, своего у меня нет. Нужно организовывать похороны, оформлять опеку над братом. И самое страшное – я сейчас приду домой и мне надо как-то сказать Ване».
Когда Алина приехала домой, младший брат был в отличном настроении.
«Вот знаете, нарочно не придумаешь: он в таком хорошем настроении был, что-то рассказывает мне, что-то показывает. Я говорю: «Ваня, подожди, мне нужно тебе что-то сказать». А он взахлёб смеётся, даже не слышит, что я ему говорю. Я его снова тормошу, говорю: «Ваня, сядь». Он садится. Я ему: «Ваня, у нас больше нет мамы». Он на меня смотрит, начинает плакать. Спрашивает, не шучу ли я. Начинаю с ним разговаривать, чтобы он в истерику не впал. Сказала, что не буду никуда его отдавать, он будет жить со мной, что я его не брошу. Несмотря на то, что тебя теперь нет мамы, это не значит, что его можно обижать, что в обиду не дам. Я просто возьму все её обязанности на себя. Объяснила, что вне зависимости от того, с кем я буду встречаться, за кого я выйду замуж, может быть, это будет один человек, а, может, десять, что он всё равно будет самый главный, я его не отдам, не выброшу никуда. Я начала говорить, что маме так лучше – ты же видел, что у неё постоянно болел живот, ей было очень тяжело. Сказала, что мама всё равно всегда будет рядом, просто мы её не видим. Да, нам страшно. Ей тоже. Она же тоже переживает, что она двоих детей оставила одних. Может, этими уговорами я и сама себя успокаивала. Собирала всё подряд. Ваня ушёл в другую комнату, и началась истерика. Он орал так, что, кажется, вся пятиэтажка слышала. Но я не стала к нему заходить. Я подумала, что, наверное, он должен эти эмоции пережить. И он хочет их пережить самостоятельно. Значит, не нужно его трогать».
Привезли бабушку из Мариуполя
У Алины и Ваня осталась бабушка. Она инвалид, живёт в Мариуполе. Не знает, что мама умерла.
«И я не хотела ей говорить, что это случилось. Потому, что если бы что-то случилось с бабушкой, я бы не могла за ней поехать, это было невозможно. Но мир не без добрых людей, подсказали, как всё сделать. Слава богу, она смогла это пережить, если это можно так назвать. В мае 2024 года мы её забрали».
Следствие по делу
27 июля Юлии пришёл ответ от Минздрава региона на жалобу по поводу частной клиники. В письме сообщили, что были проведены заседания врачебной комиссии в ГБУ «Новосибирский областной клинический онкологический диспансер» и в ГБУ «Бердская центральная городская больница».
«По результатам заседания установлены дефекты соблюдения порядка оказания медицинской помощи по профилю «онкология» в частной клинике, которая не является организацией, подведомственной министерству здравоохранения Новосибирской области», – сказано в письме регионального Минздрава.
В августе девушка забрала медицинскую карту мамы из частной клиники. Она переживает, что не все данные там достоверные. Этот вопрос решила обсудить с юристами.
Алина сходила на консультации к нескольким специалистам, которые сказали девушке даже не думать судиться с частной клиникой.
«Наговорили мне, что у этого учреждения такие большие связи, что они всё перевернут в свою пользу, да ещё и я останусь виноватой. Испугалась и не стала ничего делать. А получилось так, что я писала обращение в приёмную президента и описывала всю эту ситуацию, оттуда распределили моё письмо в Следственный комитет. Со мной связался следователь. Я ему сказала, что не буду в этом участвовать, мне это не нужно. Может быть, ему просто жалко меня стало, или какую-то профессиональную заинтересованность в этом увидел, не знаю. Но он попросил встретиться, сказал, можно, пожалуйста, я подъеду, и мы поговорим. Мне кажется, он подумал, что меня запугали, раз я так категорически отказывалась расследовать это всё. Я ему объяснила, почему я так решила. Он сказал, что ничего мне не будет, что не надо бояться. Дело началось, было сделано две судмедэкспертизы, которые выявили нарушения клиники. Первое – маме вообще была противопоказана эта процедура фотодинамической терапии. У неё имелся риск распада опухоли, и нельзя было этого делать. Во-вторых, помимо радужных свойств этой терапии, у неё есть противопоказания, которые не были озвучены. Нет ни одного подписанного мамой документа, что она проинформирована, о том, что это может сыграть в обратную сторону. В-третьих, не было консилиума, который должен был выбрать метод и тактику лечения. Потому что эта фотодинамическая терапия делается исключительно в комбинации с химио- или с лучевой. В общем, по медкарте, по заполненным каким-то документам они выявили кучу правонарушений. Но у клиники, естественно, свои взгляды – они не виноваты. Ещё и настаивают на том, что препараты, которые он ей колол, это я посоветовала, потому что я в аптеке работаю. А я даже не фармацевт, а консультант».
В июле 2024 года дело ушло в суд.
«По инициативе ответчика была проведена третья экспертиза. Им не понравилось, что следствие не дало им возможность задать вопросы экспертам. Но, по идее, они и не должны свои вопросы задавать. Третью экспертизу мы получили 7 июля. Её отправили обратно для уточнения некоторых вопросов, потому что ответы были неоднозначные, а ответчик не предоставил документы на аппарат», – подытожила Алина.
Следующее заседание состоится в сентябре. Горсайт направил запрос в частную клинику и опубликует ответ. Также мы направили запрос в региональный Минздрав. Редакция продолжит следить за развитием событий.
