Нина, склонившись над ней, завершала последние приготовления. Её цель была чудовищна в своей простоте: ещё не рождённый младенец должен был стать сосудом, совершенным носителем для духа её бабки, древней демонессы Махаллат. Для тёмных сущностей, изгнанных в эфирные пределы, материальный мир — это пытка. Долгое пребывание в нём истощает, а зов Ада неумолимо тянет обратно в бездну.
Когда-то Нина, применив сложнейшее заклятье, заключила дух Махаллат в портрет. С тех пор она периодически вселяла его в новые оболочки — чаще всего в молодых и сильных мужчин и женщин. Каждое такое возвращение Повелительницы тёмных духов на землю отмечалось в истории человечества чёрной меткой: вспыхивали войны, прокатывались волны мора, сама земля стонала под пятой насланных ею катаклизмов.
Со временем ритуал приходилось совершать всё чаще: сила Махаллат постепенно иссякала, и носители «сгорали» быстрее. Возникал вопрос: зачем ей, чьё законное место в Аду рядом с супругом-Искусителем, среди интриг и противостояния с другой его женой — коварной Лилит, — так цепляться за мир живых? Ответ был прост и ужасен: её пожирала ненависть. Ненависть, выкованная за тысячелетия, обращённая на весь род человеческий без разбора. И пока хоть одна людская душа дышит на земле, её миссия мести не будет завершена.
— Иван, охрана! — властно бросила Нина, не отрывая взгляда от Лены.
Мужчина, словно марионетка, кивнул и вышел. Вскоре дом окружили деревенские парни — самые крепкие и сильные. Их сознание было затуманено чарами, воля подавлена. Они стояли молчаливым частоколом, готовые разорвать любого, кто посмеет приблизиться. Иван, чьё тело было уже почти высушено, получил обратно крохи энергии — ровно столько, чтобы дожить до конца ритуала. Когда всё закончится, она не станет больше церемониться. Она осушит до капли жизненные соки каждого обитателя этого богом забытого захолустья, превратив его в безжизненную пустыню. Но сейчас все её силы, всё её тёмное искусство были направлены на одно — ускорить рост ребёнка в утробе, заставить его развиться и выйти на свет в срок, отмеренный не природой, а её демонической волей.
В ту самую минуту, когда холод коснулся обнажённой спины Лены, Олега, находившегося на другом конце деревни, пронзила острая, физическая боль под сердцем. Он понял — с ней случилось что-то ужасное. И в этот миг осознал другое: она стала для него любимой. Та самая стрела, о которой пишут в книгах, не метафорически, а по-настоящему пронзила его сердце, и теперь его долг, его единственное желание — защитить её, даже ценою собственной жизни.
Позже он будет думать, что это было Божье провидение. Иначе как объяснить эту внезапную, всепоглощающую тягу? Он и не планировал приезжать к отцу в это лето. В столице его ждала куча дел, а ещё был забронированный отпуск — круиз по Средиземному морю на фешенебельном лайнере, о котором он давно мечтал.
Но однажды утром, проснувшись в своей холостяцкой квартире, он, сам не понимая зачем, набрал номер отца.
— Пап, я приеду, — сказал он, не дав тому и слова вымолвить. — Соскучился.
— Сынок! — обрадовался отец Сергий. — Да я как раз уже трубку взял, чтобы тебе звонить!
Олег тогда лишь удивился странному совпадению. Теперь же он видел в этом незримую руку, ведущую его к месту, где он был нужнее всего.
А накануне матушке Марии привиделся тревожный, пророческий сон.
Приснилось ей, будто деревня их объята адским пламенем, и на высоком холме, на фоне кровавого зарева, возвышается огромный крест, сколоченный из почерневшего дерева. К нему гвоздями прибита девица с кожей цвета молока. Храм лежал в руинах, разобранный самими же прихожанами, а по его обломкам, словно бесноватые тени, плясали обезумевшие люди.
Не было бы спасения гибнущим душам, если бы не их сын, Олег. Явился он с Божьим словом на устах и с пылающим мечом в руке. Рубил он головы нечестивцам, очищая землю от скверны, а после поднялся на холм и высвободил девицу из страшных пут.
Но едва он снял её с креста, как из-за спины подкралась к нему змея-нагайна. Обвила его стальным хвостом, сдавила горло и вонзила ядовитые клыки. Укус её смертелен, и лишь немногие могут устоять. На этом матушка Мария проснулась в холодном поту и, не медля, бросилась будить мужа, умоляя вызвать сына в отчий дом.
Олег стремительно шёл к дому Нины. За пазухой лежали молитвенник и флаконы со святой водой; за поясом был заткнут нож, а в кармане пальцы сжимали рукоять старого отцовского пистолета. На всякий случай он прихватил и гранаты — трофеи со Второй Чеченской, что отец хранил как память. В руках он сжимал тяжёлый посох, похожий на дубину, ощущая его шероховатую поверхность.
Подойдя к дому, он увидел, что двор заполнен до отказа. Плотная толпа зомбированных мужчин стояла стеной, окружая здание мёртвым кольцом. Они не кричали и не угрожали — они молча ждали, обратив на него пустые, невидящие взгляды.
Олег не стал медлить. У самого забора он начал читать молитвы, вкладывая в каждое слово всю силу своей веры. Сначала зазвучал «Отче наш», затем псалом «Живый в помощи Вышняго», а после — сильная молитва великомученику Киприану от нечистой силы.
Словно на невидимую команду, толпа пришла в движение. С нечеловеческими, хриплыми звуками люди один за другим стали бросаться на него. Олег, не желая убивать, ловко работал посохом, отражая удары и отбрасывая нападающих. Раздавались хруст костей, кто-то падал со сломанной ногой, другой затихал с разбитой челюстью, третий оставался лежать без сознания.
И тогда, ведомый какой-то высшей силой, Олег возвысил голос, и слова молитвы зазвучали с новой, пронзительной мощью:
— Спаси нас, Господи, от всякого зла, дьявольского наваждения, чародейства и злых людей! Яко воск от лица огня, тако да погибнут беси от лица любящих Бога! Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа! Заклинаю и прогоняю вся лукавые духи и очи злых людей, дальних и ближних, силою Честного и Животворящего Креста Господня!
Молитва становилась не просто словами, а оружием, рассекавшим морок, опутавший души несчастных.
И оставшиеся люди отступили. Словно пелена спала с их глаз, они в ужасе разглядывали оружие в своих руках, а затем побросали его на землю. Один за другим они падали без чувств, истощённые борьбой и очищенные от тёмных чар. Олег, переведя дух, шагнул в дверь.
Пространство внутри дома было погружено в зыбкий полумрак, нарушаемый лишь трепетным светом бесчисленных свечей. В центре огромного зала, на массивном столе, лежала Лена. Её тело было искажено неестественно огромным, пульсирующим животом — казалось, роды должны были начаться с минуты на минуту.
Не успел Олег сделать и шага, как сзади к его горлу прижалось холодное лезвие.
— Стой. Не двигайся, — прохрипел знакомый, но до неузнаваемости чуждый голос Ивана.
— Одумайся, Ваня! — Олег старался говорить спокойно, чувствуя, как острая сталь впивается в кожу. — Это же твоя жена! Ей больно, она рожает! Ты что, не видишь?! Опомнись!
В ответ Иван лишь коротко усмехнулся. Его глаза на мгновение вспыхнули в темноте угольным блеском, и лезвие провелось по шее Олега, оставляя тонкую алую полоску.
— Достаточно, милый, — раздался сладкий, властный голос Нины. — Мы не должны его убивать. Пока что. Ребёнок на подходе, и ты уже ничего не сможешь изменить.
Как будто в подтверждение её слов, Лена внезапно пришла в себя и издала душераздирающий, животный крик. Её тело выгнулось в мучительной судороге — начались схватки.
Нина, приблизившись к алтарю, склонилась над извивающейся в агонии женщиной и зашептала древние, отвратительные на слух слова. Иван, Олег и родители Лены, замерли, увидев, как из старого портрета на стене выползла тонкая, маслянисто-чёрная нить. Она извивалась в воздухе, притягиваясь к животу Лены и сгущаясь в чёрную воронку. И в этой клубящейся тьме Олег начал различать кошмарные очертания: длинные, острые как бритва когти, чешуйчатый, извивающийся хвост и шевелящийся клубок ядовитых змей на месте волос.
Лена вопила в немой агонии, её тело выгибалось, а ноги судорожно дёргались, пытаясь отстраниться от чёрного духа, который уже вползал в неё через пупок, наполняя леденящим холодом и нечеловеческой болью. Олег отчаянно рвался вперёд, но мёртвая хватка троих одержимых, державших его, была железной.
Когда последняя частица тьмы скрылась внутри девушки, Нина возликовала, и её голос прозвучал как скрежет по стеклу:
— Во славу Великой Махаллат, одной из четырёх матерей демонов, владычицы легиона злых духов! Я, Нина, дочь Аграт бат-Махлат, рассылательницы болезней и Похоти, призываю тебя в этот мир и дарую душу младенца! Пусть этот ребёнок станет твоим сосудом и правит земными тварями в облике истинной демоницы, навлекая на них самые страшные беды и разрушения!
Лена чувствовала, как внутри неё бушует адский пожар. Сквозь пелену слёз она понимала: её нерождённое дитя уже потеряно. Его чистая душа была поглощена, а тело стало вратами для древнего зла, которое вот-вот явится на свет.
Для Олега следующие мгновения растянулись в вечность. Он повис на руках мучителей, и всё его существо обратилось в одну сплошную молитву. Он взывал к Богу так яростно и отчаянно, как никогда в жизни. В памяти всплыли картины детства: тихий полумрак отцовского храма, золото икон, тёплый воск от плавящихся свечей. И тогдашнее, почти забытое ощущение — лик Господа и Его тихий, беззвучный голос, который он в детстве принял за сон.
И сейчас этот Голос прозвучал вновь, наполняя его изнутри всесокрушающей силой: «Восстань, сын мой. Сокруши порочное зло праведным словом. Я с тобой».
такой силы Олег не испытывал никогда. Казалось, само небо наполнило его жилы расплавленным светом. Одним мощным движением он отшвырнул от себя Ивана и родителей Лены.
Нина, полностью поглощённая ритуалом, не сразу обратила на это внимание. Схватив ребёнка, она бросилась прочь, на лету опрокидывая мебель и преграждая путь Олегу. Тот уже почти настиг её, схватив за край платья, как вдруг незримые бесовские путы сковали его ноги. А в следующее мгновение острая боль пронзила спину — Иван, поднявшись, успел воткнуть ему нож под лопатку.
Ранение, к счастью, оказалось неглубоким. Обернувшись, Олег встретился взглядом с помутневшими глазами мужа Лены.
— Хватит с меня твоих игр, — сквозь зубы проговорил Олег и, молниеносно выхватив из голенища пистолет, выстрелил Ивану в плечо.
Тот с стоном рухнул на пол.
— Отступи, — прошипела Нина. — Тебе не выжить в этой битве. Ты не первый праведник, чью душу я отправлю в ад.
Её тело начало стремительно меняться, обретая истинное, чудовищное обличье. С шипением она бросилась на Олега, но он был быстрее. Напротив древнего зла он выставил простую человеческую веру — отцовский нож, лезвие которого было омыто святой водой. Сталь вошла в демоническую плоть с глухим хрустом. Раздался оглушительный, предсмертный вопль, и тело Нины рухнуло на пол.
Не теряя ни секунды, Олег бросился к алтарю. Лена была ещё жива, но её пульс был нитевидным, а лицо — цвета мрамора. Ребёнок, тихо плача, лежал рядом. Осторожно подняв Лену на руки, а младенца устроив в случайно подвернувшейся корзине, он вынес их из проклятого дома.
Во дворе уже толпились пришедшие в себя, растерянные люди.
— Помогите! Она умирает! — крикнул Олег, и его голос, полный отчаяния, заставил оцепеневших мужчин броситься на помощь.
Последующие часы слились в сплошной хаос. Нашедшаяся машина, бешеная гонка в областную больницу. Все два часа пути Олег, не отпуская её руки, говорил с Леной, умоляя её держаться.
Лена провела в больнице трое суток между жизнью и смертью. Когда кризис миновал и её перевели в палату, стало ясно — самое страшное позади. Вернувшись в деревню, она застала непривычную тишину, наступившую после бури.
Тело Ивана нашли в сенях того самого дома. Перед смертью он смог доползти и упасть рядом с телом Нины, которая в свой смертный час вновь приняла облик той, кем когда-то явилась ему, — прекрасной и желанной незнакомки. Даже её гибель не развеяла чары, опутавшие его разум.
Олег и Лена рассказали родителям всё. Лариса Алексеевна, рыдая, целовала руки дочери, вымаливая прощение за те ужасные минуты, когда её воля не принадлежала ей. Прощать же было некого — все они стали жертвами.
И лишь один вопрос повисал в воздухе, тяжёлый и неразрешённый, омрачая обретённое спокойствие. Что делать с ребёнком? Как изгнать дух древней демонессы из маленького тельца и вернуть душу девочке, которую Лена в своём сердце уже назвала Верой? Их битва была выиграна, но война за душу ребёнка — только начиналась.
