Солнце неторопливо выглянуло из-за рваного облака. Широкая дуга белых колец, протянувшаяся с запада на восток по небу, вспыхнула ослепительным сиянием.
Свет резанул по глазам. Альфонсо зажмурился, привычным движением накинул запыленный капюшон на темные волосы, тронутые по вискам сединой, и огляделся.
Июль был почти на исходе. С замиранием сердца люди ждали август, так как второй месяц лета ознаменовался изматывающей засухой и, что в разы хуже, чередой ураганов. Из под ног во все стороны разбегалась сухая каменистая степь, по которой тут и там плясали воронки пылевых дьяволов. Порой взгляд цеплялся за кривые мёртвые кусты и островки пожухлой жёлтой травы. По небу изредка проносились светлячки метеоров, разлетающиеся на мелкие яркие искры и таящие без остатка в синеве неба.
В раскаленной мерцающей дали ландшафт уходил вверх длинным покатым отвалом. Значит, цель уже близка. Альфонсо переступил с ноги на ногу и сморщился от боли. Чужие сапоги мучительно натирали. Вероятнее всего до крови. Последние сутки пути дались ему особенно сложно. После стычки с шайкой дорожных бандитов ныли не только ноги, но и ребра, изрядно намятые негодяями. У некоторых нет ничего святого.
– Сол, – устало прохныкал Альфонсо. – Пойдём уже! Всех святых помянуть решила?
Пастор оглянулся и в нетерпении уставился на свою спутницу. Перед курганом, увенчанным деревянным крестом, на коленях стояла женщина. Горячий ветер трепал её белоснежные волосы, играл полами короткой дорожной куртки. Соледад, скрестив руки на груди таким образом, что ладони легли на плечи, тихо шептала молитвы. Одну за другой. Она даже ухом не повела в сторону измученного Альфонсо.
– Великий Юпитер! – воскликнул пастор. – Сол, я предам тебя анафеме, если мы сейчас же не двинемся в путь!
– Ещё минуту, – пробубнила женщина между словами молитвы, не поднимая головы.
Альфонсо фыркнул, скинул заплечный мешок с редкими пожитками на камни и уселся рядом. Небольшую гитару черной древесины он возложил поверх сумы, любовно и очень осторожно.
Ветер крепчал. Порывы поднимали в воздух облака желтоватой пыли, беспощадно швыряя её в лицо. Это откликалось в душе пастора глухой тревогой. Нужно было спешить.
Он извлёк из глубокого нагрудного кармана старую карту, которая до сих пор не рассыпалась в труху только каким-то чудом. Развернув ее, Альфонсо вгляделся в выцветшие линии.
Так. Вот могила безымянного пилигрима, около которой они находятся. Впереди за грядой кратер. Пожалуй, таких огромных Альфонсо ещё не встречал. На южном его склоне и притулилась небольшая деревенька, в которую они направлялись. От неё до Предрага двое суток пути. Может быть, удастся разжиться лошаденкой и добраться до города быстрее. Все зависело от того, насколько благодарная паства попадется...
– Отче, благослови.
Альфонсо вздрогнул всем телом. Была у Соледад дурная привычка – подкрадываться незаметно.
– Святая Юнона! Женщина, ты меня так убьешь когда-нибудь!
– Благослови, отец, – Сол опустилась перед ним на колени и в молитвенном жесте скрестила руки.
– Да обратит Юпитер лик Свой на тебя, да призрит он тебя и помилует, – пастор надавил большим пальцем на шип, топорщившийся в середине увесистого кулона в виде серебристого креста. Зашипев, он отнял руку от реликвии. На подушечке набухла жирная капля крови.
Альфонсо провел багровую полосу по синеватой коже лба от линии роста волос до переносицы.
Женщина подняла, наконец, глаза, прозрачные и ярко-алые, как зерна граната, и озабоченно нахмурилась.
– Ты как?
– Что, плохо выгляжу? – Альфонсо утер пот, стараясь не задевать свежий шрам на щеке, прибавившийся после службы в бандитском логове к десятку других увечий, тут и там располосовавших лицо.
– Бледный. И пахнешь кровью. Болит?
– Да это ерунда, – отмахнулся Альфонсо. – Больше ноги мучают.
– Я говорила, что моя обувь будет тебе мала.
– Всё лучше, чем ничего, – усмехнулся пастор. – Я в отличии от тебя не могу босиком по камням бегать.
– Снимай, – кивнула Сол на грубые кожаные сапоги.
– Зачем?
– Ты так никуда не дойдёшь. Давай. Я помогу.
– Знала бы ты, как меня иной раз выбивают эти твои штучки, – пастор покорно вытянул вперёд ноги.
– Но все равно ими постоянно пользуешься, – улыбнулась ему Сол, стягивая тесную обувь со своего спутника. Она поставила сапоги рядом с собой и извлекла из пухлой сумки, что висела у неё через плечо, помятую пластиковую бутылку. Осторожно, стараясь причинить как можно меньше боли, Соледад размотала портянки с проступившими пятнами подсохшей крови, и осмотрела тонкие ступни Альфонсо.
– Дело плохо, – покачала она головой и, открутив острыми зубами пробку, плеснула воды на изодранную пятку.
Пастор зашипел.
– Потерпи, – Сол кончиками пальцев смыла кровь, пыль и пот. Альфонсо следил за ней молча, закусив побелевшую губу.
Затем женщина опустила лицо к самой ноге и прошлась алым пухлым языком по сочащимся ранам. Сначала по подошве, мокро и горячо, затем хорошенько увлажнила слюной лопнувшие мозоли на пятке.
Боль тут же отступила. Отхлынула холодной волной куда-то прочь. Кровь вмиг свернулась и прекратила выступать алыми разводами.
Альфонсо выдохнул с наслаждением.
– О, слава Юпитеру... В такие моменты я готов благодарить его до синяков на коленях за то, что он дал мне тебя.
– Идти ты все равно не сможешь, – Соледад торопливо обула свои сапоги и поднялась. – Я понесу тебя.
Альфонсо было запротестовал, но слушать его никто не стал. Спутница, которая на целую голову была выше самого пастора, лихо взвалила его себе на спину, словно маленького ребёнка, подхватила мешок с вещами и размеренно зашагала вперёд. Альфонсо только и оставалось цепляться руками за крепкие плечи, да обвивать ногами стан Соледад.
***
Сломя голову Сол неслась по краю воронки, подгоняемая резкими порывами ветра.
– Скорее! – Альфонсо испуганно оглянулся. Он успел различить преследовавший их неясный силуэт в облаке песка, который, казалось, вытянул перед собой когтистую тощую лапу, но рассыпался вместе с рыжей пылью.
Соледад хрипела сквозь сжатые зубы и вместо ответа лишь удобнее перехватила бедра спутника, сидящего по прежнему у неё на спине.
Впереди уже мелькал деревенский частокол, когда порыв ветра впереди бегущей Сол сгустился, сплелся серыми нитями в жилистую непропорциональную тварь, что с воем кинулась на неё. Женщина резко метнулась влево, отпустила ноги Альфонсо, который тут же полетел кубарем в пыль, а затем, по звериному зарычав, прыгнула на монстра. Она повалила чудище на землю, увернулась от размашистого удара и вцепилась клыками в горло врага. В воздух взвилась острая струя чёрной крови, исчезнувшая тут же в воздушных потоках. С хрустом Соледад выдрала из шеи трахею, и отбросила ее в сторону. Тварь судорожно дернулась в последний раз и растворилась бесследно.
Сол подскочила на ноги, схватила за шкирку Альфонсо и рывком подняла его на ноги.
– Вперед! – крикнула она.
Пастору не нужно было повторять дважды. Он, хромая, понёсся изо всех сил к деревне. Соледад же за его спиной сцепилась в схватке с новым монстром. В этот раз она ухватила тварь за острые шипы, которые обрамляли высокий кожистый гребень, и с криком рванув их в разные стороны, разорвала серую голову напополам до самой шеи.
Альфонсо ударился о закрытые ворота, в истерике заколотил по ним кулаками. Безнадёжно! Селяне крепко заперли их и наверняка укрылись уже где-нибудь от ветра, полного чудовищ.
Соледад молнией пронеслась рядом. Когда она приблизилась к толстым дубовым доскам заставы, тело ее словно бы распалось в пыль, обратилось в воздушные струи, и исчезло, ударившись порывом о древесину.
Альфонсо оглянулся, и сердце его ушло в пятки. Тройка серых силуэтов налету сгущалась прямо перед ним. Пастор схватился за крест на шее и зажмурился.
За спиной послышался грохот откидываемого засова. Ворота приоткрылись. Соледад схватила Альфонсо за руку и втащила его за частокол, после чего вновь захлопнула вход, подперев толстым сосновым брусом.
Пастор, быстро сориентировавшись, махнул на почерневшее здание бревенчатой церквушки. Вместе они добежали до храма, взлетели по небольшой лестнице и застучали в стрельчатую дверь. Изнутри послышался испуганный женский визг и басовитая ругань.
– Впустите! – завопила Соледад. Ветер все усиливался. Она загривком чувствовала, что сюда с каждым мгновением стекается все больше чудовищ.
– Именем Юпитера, я пастор Альфонсо Деограсиас! Откройте!
Голоса в церкви стихли на миг, скрипнул засов, и стоило двери только чуть приоткрыться, как Соледад вышибла ее тяжелым ударом плеча. Пилигримы рухнули внутрь храма.
– Невозможно! – послышался удивленный возглас у них за спиной. – Это же чудо, что вы выжили в таком урагане!
Альфонсо уперся руками в колени, пытаясь отдышаться. Ноги были разбиты в хлам. Под ступнями липко хлюпала кровь.
Соледад, шумно выдохнув, огляделась. В церквушке собралось десятка три испуганных людей. Возле двери топтались несколько мужиков с дубинами. Бабы с детьми же жались ближе к алтарю. Некоторые из них встревожено всхлипывали, другие же тихо молились.
От мужчин отделился один, невысокий, крепкий, с рыжей куцей бороденкой. Проступающей лысиной он еле доставал Сол до груди.
– Даже и не знаю, что сказать, – растерянно развел он руками. – И правда, деяние Юпитера, не иначе.
– Господь милостив, – мотнул Альфонсо головой и сплюнул песок, набившийся в рот, прямо на пол. Затем он нащупал на шее шипастый крест и поднял его высоко над головой. – Я пришел к вам для проповеди, люди! Мою веру не сломить даже стае разъяренных поветрий, беснующихся за этими стенами.
– Глория, – Сол скрестила руки.
Ей вторила волна тихих голосов, прокатившаяся по церкви. Люди с благоговением и надеждой смотрели на символ веры в руках пастора.
– Меня зовут Эспозито, отче, – представился рыжебородый, – я смотритель храма.
– Отец Альфонсо Деограсиас. Совершаю паломничество в Предраг, в храм Щита Юпитера. А это моя верная спутница – Соледад. Мы планируем отслужить у вас завтра утреннюю литургию и двинуться дальше в путь. Вы получили моего голубя, которого я послал вам из Алузии?
Эспозито с сомнением окинул взглядом Сол: было заметно, как нос его брезгливо сморщился. Но говорить что-либо в ее адрес он не решился.
– Да, получили. Мы вас ждали.
– Прекрасно. И? – Альфонсо, наконец, справившись с дыханием, распрямился.
– Я со вчера приготовил вам келью, – кивнул смотритель. – Пройдемте за мной, – Эспозито направился к небольшой дверце, расположившейся слева от алтаря.
Уже ныряя вслед за провожатым в портал, Соледад оглянулась и увидела именно то, что и ожидала. Люди торопливо собирали с пола капли крови Альфонсо. Кто чем. Одна из баб оторвала от подола лоскут ткани, поелозила им по полу, а после запихнула заветную тряпицу себе в лиф. Другой мужик не пожалел рубахи, которую теперь раздирали на полосы его односельчане.
Сол нагнулась, провела пальцем по багровому разводу на широких половых досках, вновь окрасила алым полосу на лбу и, наконец, нырнула в темноту коридора.
***
Эспозито провел гостей в тесную келью, предназначенную странствующим священникам. Небольшая бойница под потолком, узкая кровать, пара стульев и широкая лохань в углу – вот и все убранство скромного приюта. Для Сол он принёс побитый жизнью матрас, набитый соломой, и шерстяное колючее покрывало.
Вскоре подали скудный ужин, а после, когда ветер подутих, церковные бабы натаскали с кухни горячей воды и наполнили лохань почти доверху.
Альфонсо откинулся на гладкий борт кадки и прикрыл блаженно глаза.
– Ради таких моментов стоит жить... А, Сол?
Его спутница, сидя на полу, мучала несчастный инструмент, который в ее крупных руках казался детской игрушкой. Струны стонали и глохли под пальцами, но временами мелодия все же складывалась, замирая в самый неподходящий момент, когда Сол искала нужное положение пальцев на гитарном грифе.
– Как ноги? – не поднимая глаз, поинтересовалась она.
– Благодаря тебе более чем, – Альфонсо поднял сморщенную пятку над водой и придирчиво ее оглядел. – По крайней мере, до утра, думаю, боль меня мучить не будет.
– Нужно завтра найти тебе подходящую обувь, – Соледад отложила гитару и поднялась. Она стянула с себя льняную рубаху мужского кроя и принялась расшнуровывать ремень узких кожаных штанов.
– Ты что удумала? – Альфонсо подавился воздухом.
Сол взглянула на него удивлённо.
– Хочу искупаться.
– А ничего, что я здесь сижу?
– Ты маленький, мало места занимаешь. Я влезу.
– Да, но... – Альфонсо открыл рот, - не знаю, что и сказать.
– Не вижу в этом ничего скверного, – Сол откинула брюки в сторону, оставшись в одном белье. – Меня отношения полов совершенно не волнуют. Ты знаешь, что мне это чуждо. А у тебя священный обет.
Альфонсо украдкой оглядел ее. Высокая, мощная фигура, широкие плечи, бугристые мускулы на спине и руках. По гладкой голубоватой коже разбежался рельеф синих вен. Крепкие бедра и точеные икры Сол напоминали больше ноги скакуна. Сходство с породистой лошадью усиливала грива белоснежных, непослушных волос. На счету спутницы пастора был добрый десяток разбитых сердец дев, принимающих ее на первых порах за юношу. Да, подобные конфузы случались порой. Смешно и неудобно.
Пастор на ее фоне выглядел совсем уж тщедушным. Альфонсо был хрупок и невысок то ли от природы, то ли от ужасных условий, в которых проходило его детство. Красавцем его, конечно, не назвать. Ситуацию усугубляли борозды шрамов, самый глубокий из которых протянулся по щеке от левого уголка губ почти что до самой мочки уха. С этой отметиной перекрещивалась другая, начинающаяся под нижним веком и чуть его оттягивающая, отчего этот глаз Альфонсо полностью не смежался.
Соледад перекинула через борт лохани одну ногу, попробовала кончиками когтистых пальцев температуру, опустила полностью, после вторую, а затем погрузилась в купель целиком. Вода хлынула через край, заливая пол, убегая в крупные щели между досками.
Пастор следил за ней молча и крайне внимательно.
– Что-то не так? – поинтересовалась Сол, укладывая мокрые волосы на плечо.
– Ты красивая, – ответил Альфонсо задумчиво.
Женщина посмотрела на него потерянно, а затем кивнула. Что это значило, Альф не понял. Но решил не уточнять.
***
Люди, собравшиеся в храме, тихо гудели и переговаривались полушепотом в ожидании пастора. Сегодня они нарядились в лучшие свои одежды, ибо не каждый день к ним заезжал настоящий священник-чудотворец.
Альфонсо, поправив белоснежный шарф, уверенной походкой вышел к кафедре, положил перед собой раскрытую книгу и остро заточенный нож. Он оглядел присутствующих, откашлялся и громко произнес:
– К молитве, дети мои.
Отец небесный, Заступник наш, наш Щит милостивый и Меч карающий!
Да воспарят слова наши в чертоги твои, да не затеряются они меж сфер иных, да не осквернятся они помыслами греховными!
Мы каемся у подножия престола твоего,
Ты прощаешь прегрешения наши, ты милуешь любовь свою и защиту.
Даруй нам, Юпитер, прощение Свое, заступись за нас и земли наши скудные,
Ибо не смеем просить тебя ни о чем, а только роптать у ступней твоих.
Славен Юпитер!
Глория!
Сол, наблюдающая за священнодействием из бокового коридора, прошептала в такт слова молитвы и скрестила руки на груди. «Глория» – с благоговением повторила она и дотронулась до коричневой корочки засохшей крови на лбу.
– Вера моя крепка, дети мои. Крепка и непоколебима, – Альфонсо опустил глаза, собираясь с мыслями. После секундного промедления он продолжил, – Я видел множество Чудес, которые вершил Юпитер, – он обвел рукой свое лицо, обращая внимание паствы на шрамы. – Он исцелял дланью моей безнадежных, укрощал стихии. Он обращал в веру тех, у кого даже нет души. Я привел вам живое доказательство Его могущества. Соледад, подойди.
Женщина вынырнула из полумрака портала и подошла к пастору, с вызовом оглядев присутствующих рубиновыми глазами.
– Расскажи нам свою историю. Расскажи, кто ты и что ты.
Соледад почувствовала, как ее сердце пропустило удар. Впрочем, подобная прилюдная исповедь была для нее не впервой.
– Я вампир.
По церкви пронесся вздох ужаса и удивления.
– Покайся, – спокойно произнес Альфонсо, взял Сол за плечо и опустил ее на колени.
– Я убивала. Много. Женщин, детей, стариков. Я… пила их кровь. Я порочнее всех людей на свете. Я жила словно бы в алом тумане боли и смерти. Будто в ад я попала при жизни, сотворив его подле себя сама.
– Что же остановило тебя, Соледад? Почему ты прервала душегубство и отправилась в паломничество?
– Вы, отче. Вы остановили меня, – Сол робко взглянула на пастора, который взирал на нее сверху вниз с одобрением. – Ваша вера тронула меня до глубины души. Юпитер открыл мне очи на ужасы грехов моих, на ту бездну, в которую я пала. Теперь я хочу только одного: смыть с себя содеянное, хоть и понимаю, что невозможно это. Я до последнего вздоха верна вам, отец, и господу нашему, Великому Юпитеру.
– Какие убеждения еще нужны, чтобы осознать все могущество Заступника нашего? Тварь! Он укротил зверя, чудовище, что теперь стоит перед вами на коленях, кроткое, словно жертвенный агнец.
– Глория! – закричала женщина из зала, с горящими глазами подскочившая со своей лавки. – Глория, люди! Это чудо!
– Глория! – запричитал народ, вскидывая руки.
Это представление всегда производило нужный эффект. Альфонсо еле заметно ухмыльнулся.
– И теперь, попирая зверя, – пастор положил руку на голову Сол и погладил ее по волосам, – и лицом обращаясь к небу, чертогу Господа нашего, я спрашиваю вас: веруете ли вы в чудо?
– Веруем! – загудели прихожане. – Истинно веруем!
– Кто из вас достоин чуда более других?
Эспозито встал в полный рост и прокричал:
– Моя дочь, святой отец! Исцелите мою дочь!
– Моя мать! – перебила его сидящая рядом седая женщина, схватившая смотрителя за руку.
– Твоя мать старая колода! – пробасил кто-то с задних рядов. – Она уже отжила свое! Отче, исцелите дочку Эспозито!
– Кто это сказал?! – вспыхнула седовласая. – Моя матушка жизнь свою положила, чтобы учить вас и ваших ублюдков! Вот как вы ее отблагодарили?
– Дети мои, – перебил яростный спор Альфонсо, – С самого утра я понял, что день этот будет особенный и ознаменуется не одним чудом, а сразу двумя. Где те, кто нуждается в исцелении?
Сол с сомнением покосилась на своего спутника. Ну, если он так решил…
– Мама! – седовласая вспорхнула со своего места, пронеслась через весь зал храма и опустилась на колени перед ветхой старушкой, лежащей ничком на лавке в последнем ряду. – Теодоро, помоги!
Худой долговязый мужчина, сидевший рядом с бабкой, встал с сиденья, аккуратно взял на руки иссохшее тельце, закутанное в одеяло, и поднес его к кафедре пастора.
Эспозито тем временем помог подняться со своего места миниатюрной бледной девочке, которая с трудом дошла до Альфонсо, хромая и хватаясь за отца.
– Как зовут тебя, дитя? – спросил пастор ласково.
– Она не говорит, отче. Ни разу не слыхивали и звука из уст ее. Ее имя Анна, дочь Эспозито и Эсмеральды. Она родилась кривенькой и чуть живой. Еле удалось нам с супругой выходить ее. Какая есть – все наша плоть.
Лицо Анны было перекошено. Челюсть девочки съехала вперед, обнажив ряд ровных нижних зубов. Горбатая спина не давала несчастной полностью распрямиться, а худые ноги - уверенно стоять. Однако голубые глаза, с застывшими бусинами слез в уголках, смотрели на пастора с надеждой и страхом вполне осознанно.
– Как имя твое? – обратился Альфонсо к старухе.
– Исабелла, – еле прошелестела та из груды тряпья.
– Чадо Господне, Анна, – пастор взял с кафедры остро заточенный нож и полоснул свою ладонь, – чадо господне, Исабелла, – он вновь взмахнул лезвием, оставляя на светлой коже красную полосу, – сегодня Юпитер снизошел до вас, обогрел любовью своей и благодатью. Преклони колени, Анна.
Эспозито надавил на плечи дочери, и она опустилась перед Альфонсо.
– Во имя щита его и меча его, – он возложил длань на ее голову. Тонкая струйка крови пробежала по рыжим волосам, скользнула по щеке и протянулась густой ниткой от подбородка до груди. – Сегодня ты, Анна, восславишь Господа своим голосом.
Альфонсо извлек из складок рясы небольшой золоченый сосуд, откупорил его и поднес к устам девочки.
– Испей благословение, дитя.
Анна жадно пригубила прозрачную вязкую жидкость. В тот же миг девочка отшатнулась, повалилась на пол и забилась в судорогах. Эспозито рухнул подле нее, распростер над несчастной свои руки и зарыдал, не зная, чем облегчить страдания дочери.
– Во имя щита его и меча его, – Альфонсо повернулся к Теодоро с бабкой на руках и провел по морщинистому старческому лицу окровавленными пальцами, – сегодня, Исабелла, ты уйдешь отсюда на своих ногах.
Он поднес бутылочку к старухе. Та с трудом сделала пару глотков, а затем завизжала дикой кошкой, выгнулась так, что мужчина с трудом сумел ее удержать.
– Помолимся! – призвал пастор толпу.
– Отец небесный!.. Глория!.. Глория!..
Анна широко разинула рот, захрипела…
– Г…г-глооо… – вырвалось из ее груди. – Гло-о-ория-я-я… – протянула она сиплым голосом.
– Чудо! – не помня себя от радости, воскликнул Эспозито. – Чудо свершилось!
Счастливый отец вскочил, подбежал к Альфонсо.
– Позволь отблагодарить тебя!
Пастор опустился перед смотрителем на одно колено и с поклоном протянул ему нож.
Люди вокруг ликовали, слушая каркающие крики Анны.
Эспозито принял клинок и с волнением произнес:
– Ты истинно чудотворец, отче! Пусть все видят, как велика сила твоей веры!
Альфонсо зажмурился. Острое лезвие впилось в его висок, протянуло рану по щеке вниз и съехало на шею. Кровь хлынула потоком, заливая белые одежды священника. Чудом Деограсиасу удалось не закричать. Он почувствовал, как звуки вокруг размазываются, а храм начинает предательски кружиться.
Откуда-то издалека до него донесся возбужденный визг:
– Отец! Я стою! Я стою сама! Я чувствую, как смерть отступает прочь, как вместо ледяной пустоты меня наполняют новые силы!
В этот раз нож чиркнул по лбу. Густой багряный поток залил глаза, окрашивая мир вокруг в алый.
Альфонсо, шатаясь, поднялся на ноги. Он бы точно рухнул, ели бы не крепкие руки Соледад, подхватившие его сзади за талию. Не различая ничего вокруг, пастор улыбнулся, возвел руки вверх и прокричал:
– Юпитер Велик!
– Воистину!.. – народ кучей повалил к алтарю, – Священный сосуд, слава тебе, сосуд божий и Господь наш Заступник!
Каждый норовил дотронуться до Альфонсо, испачкать руку или специально прихваченную тряпицу в его крови.
– Сол, – прошептал священник, – я сейчас все…
– Поняла, – коротко ответила вампир и, подхватив спутника на руки, начала отступать от напирающих людей. Спиной она нырнула в боковой коридор, развернулась и кинулась к келье.
– Прочь!.. – послышались крики Эспозито. – Служба окончена! Прочь!
Сол захлопнула ногой дубовую дверь, кинула Альфонсо на кровать и жирно облизала его лицо, останавливая в считанные мгновения кровотечение.
– Что б я делал без тебя… – прошептал пастор. – Без тебя и твоей чудесной слюны… Эликсир… Вот где чудо. В тебе…
– Молчи, ради Юпитера, ты потерял слишком много крови…