Константинополь был столицей империи с момента ее освящения в 330 году римским императором Константином Великим. В последующие 11 столетий город много раз подвергался осаде, но преуспели в этом единственный раз лишь крестоносцы, когда город был ими разграблен во время Четвертого крестового похода в 1204 году. Византийская империя распалась на ряд государств-преемников, в частности Никею, Эпир и Трапезунд. Они боролись как союзники против латинских истеблишментов, а также и между собой за имперский трон. Никейцы в конечном итоге отвоевали Константинополь у латинян в 1261 году, восстановив Византийскую империю под властью последней династии Палеологов. После этого в сильно ослабленной империи не было мира, поскольку она отражала последовательные нападения латинян, сербов, болгар и турок-османов.

Между 1346 и 1349 годами Черная смерть выкосила почти половину жителей Константинополя. Город еще больше обезлюдел из-за общего экономического и территориального упадка империи, и к 1453 году он фактически состоял из ряда обнесенных «заборами» деревень, разделенных обширными полями, окруженный бывшими когда то неприступными Феодосиевыми стенами, возведенными ещё в 5 веке.
К 1450 году империя исчерпала себя и сократилась до нескольких квадратных километров за пределами самого Константинополя, Принцевых островов в Мраморном море и Пелопоннеса с его культурным центром в Мистре. Трапезундская империя, независимое государство-преемник, образовавшееся после Четвертого крестового похода, также присутствовала в то время на побережье Черного моря.

Главным противником Византии была Османская империя, правители которой видели в Византии препятствие распространению своей власти в регионе. Впервые османы осаждали Константинополь при Баязиде I (в 1393—1394 годах); при второй осаде город спасло лишь поражение Баязида в 1402 году от Тамерлана. Последовавший период османского междуцарствия (1402—1413), пока сыновья Баязида делили империю и трон, был периодом относительного спокойствия для Константинополя. Лишь в 1411 году один из претендентов на османский трон Муса Челеби осаждал Константинополь, поскольку Византийский император Мануил II Палеолог поддерживал его соперника Сулеймана Челеби. Однако ромеи не смогли использовать эту передышку для усиления империи. Соперничество между Восточной и Западной церквями препятствовало организации помощи византийцам на западе. Императоры вмешивались в династические вопросы османов, пытаясь ослабить власть султана или же способствовать воцарению лояльного к ним кандидата. В 1422 г. уже внук Баязида, Мурад II, осадил Константинополь. Не сумев взять город, он разграбил византийские владения на Пелопоннесе и осадил Салоники. В ответ Иоанн VIII Палеолог организовал мятеж Кучук Мустафы и вынудил Мурада вернуться для его подавления в Анатолию. Мурад, тем не менее, не отступил, и в 1430 г. османские войска захватили и разграбили Салоники, обратив население в рабство.
Когда Мехмед II стал преемником своего отца султана Мурада ІІ в 1451 году, ему было 19 лет. В Европе многие полагали, что молодой османский правитель не станет серьезно оспаривать христианскую гегемонию на Балканах и в Эгейском море. Фактически, Европа праздновала восшествие Мехмеда на престол и надеялась, что его неопытность собьёт османов с пути. Эти расчеты были подкреплены дружескими предложениями Мехмеда европейским посланникам при его новом дворе. Но Мехмед пускал пыль в глаза и его мягкие слова не соответствовали его действиям. К началу 1452 года начались работы по строительству второй крепости (Rumeli hisarı) на европейской стороне Босфора, в нескольких милях к северу от Константинополя. Новая крепость располагалась прямо через пролив от крепости Анадолу Хисары, построенной прадедом Мехмеда Баязидом I. Эта пара крепостей обеспечивала полный контроль над морским движением по Босфору и защищала от нападения генуэзских колоний на побережье Черного моря на севере. Фактически, новая крепость называлась Богазкесен, что означает «преграждающий пролив» или «перерезавший горло». Игра слов подчеркивает её стратегическое положение: по-турецки богаз означает одновременно «пролив» и «горло». В октябре 1452 года Мехмед приказал Турахан-бегу разместить большой гарнизон на Пелопоннесе, чтобы помешать Фоме и Деметрию (деспотам в Южной Греции) оказать помощь их брату Константину XI Палеологу во время приближающейся осады Константинополя. Бейлербей (у османов это звание изначально означало главнокомандующего, а позднее - генерал-губернатора) Караджа-паша послал людей подготовить дороги из Адрианополя в Константинополь, чтобы мосты могли выдерживать массивные пушки.

50 плотников и 200 ремесленников также укрепляли дороги в тех местах, где это было необходимо. Греческий историк Михаил Критобул цитирует речь Мехмеда II перед солдатами перед осадой:
«Мои друзья и люди моей империи! Вы все прекрасно знаете, что наши предки ценой многих битв и очень больших опасностей обеспечили себе это царство, которым мы теперь владеем, и что, передав его по очереди от своих отцов, от отца к сыну, они передали его мне. Ибо некоторые из вас, старшие, участвовали во многих подвигах, совершенных ими, — по крайней мере, те из вас, кто в более зрелых годах, — а младшие из вас слышали об этих делах от своих отцов. Это не такие уж древние события и не такие, чтобы их можно было забыть с течением времени. Однако очевидец видевших свидетельствует лучше, чем слух о делах, произошедших еще вчера или позавчера.»
Византийский император Константин XI быстро понял истинные намерения Мехмеда и обратился за помощью к Западной Европе; но теперь пришлось заплатить цену столетий вражды между восточной и западной церквями. В связи с усилением османской угрозы предшественник Константина Иоанн VIII Палеолог решил достичь соглашения с католической церковью, поскольку от этого зависела помощь западных стран. В 1438 году он отплыл в Италию и принял участие в Ферраро-Флорентийском соборе, на котором была заключена уния. Однако он не достиг своей цели — духовенство Византии в своей массе так и не поддержало унию.

Летом 1452 года, когда строительство Румели Хисары было завершено и угроза со стороны османов стала неминуема, Константин написал Папе, обещая реализовать унию. Однако Папа Николай V не имел ожидаемого византийцами влияния на западных королей и князей, некоторые из которых опасались усиления папского контроля. Более того, у этих западных правителей не было средств внести свой вклад в помощь Византии, особенно в свете ослабления Франции и Англии в результате Столетней войны, участия Испании в Реконкисте, междоусобиц в Священной Римской империи и поражения Венгрии и Польши от турок в битве при Варне в 1444 году. Хотя некоторые войска действительно прибыли из торговых городов-государств на севере Италии, вклада Запада было недостаточно, чтобы уравновесить мощь с Османской империей. Однако некоторые воинские отряды прибыли лично, чтобы помочь защитить город. Кардинал Исидор , финансируемый Папой, прибыл в 1452 году с 200 лучниками. Опытный солдат из Генуи, Джованни Джустиниани, прибыл в январе 1453 года с 400 бойцами из Генуи и 300 с генуэзского Хиоса. Как специалист по защите городов-крепостей, Джустиниани сразу же получил от императора общее командование обороной стен с сухопутной стороны. Византийцы знали его по латинскому написанию его имени «Иоанн Юстиниан», как названного в честь знаменитого византийского императора VI века Юстиниана Великого.
Примерно в то же время капитаны венецианских кораблей, случайно оказавшихся в бухте Золотой Рог, предложили свои услуги императору, если только им не поступят противоположные приказы из Венеции, а папа Николай обязался послать ближе к концу марта три корабля, нагруженных провиантом. Из королевств Неаполя и Сицилии в Константинополь прибыл кондотьер Габриэле Орсини дель Бальцо, герцог Венозы и граф Удженто, вместе с 200 неаполитанскими лучниками, погибшими, сражаясь за Византийскую столицу.
Тем временем в Венеции обсуждался вопрос о том, какую помощь республика окажет Константинополю. Сенат принял решение об отправке флота в феврале 1453 года, но в результате отход кораблей был отложен до апреля, когда было уже слишком поздно. Еще больше подрывая моральный дух Византии, семь итальянских кораблей с примерно 700 людьми, несмотря на то, что они поклялись защищать Константинополь, ускользнули из столицы в момент прибытия Джустиниани. В то же время попытки Константина умилостивить султана Мехмеда подарками закончились казнью послов императора.

Опасаясь возможного нападения с моря, император Константин XI приказал выставить оборонительную цепь у входа в гавань Золотой Рог. Эта цепь была достаточно прочной, чтобы не допустить захода в гавань любого турецкого корабля. Это устройство было одним из двух, которые давали византийцам некоторую надежду на продление осады до возможного прибытия помощи с Запада.
Другой стратегией, использованной византийцами, был ремонт и укрепление Феодосиевых стен. Император Константин счел необходимым обеспечить, чтобы стена Влахернского района была наиболее укрепленной, поскольку этот участок стены выступал на север. Наземные укрепления представляли собой ров шириной 60 футов (18 м), выходящий на внутреннюю и внешнюю зубчатые стены, усеянные башнями через каждые 45–55 метров.

Армия, защищавшая Константинополь, была относительно небольшой и насчитывала около 7000 человек, 2000 из которых были иностранцами. Сокращение населения также оказало огромное влияние на обороноспособность Константинополя. В конце марта 1453 года император Константин XI приказал провести перепись округов, чтобы записать, сколько трудоспособных мужчин было в городе и какое оружие имел каждый для защиты. Георгий Сфранцес, верный секретарь последнего императора, записал, что «несмотря на большие размеры нашего города, наших защитников было 4773 грека, а также всего 200 иностранцев». Кроме того, были добровольцы извне, «генуэзцы, венецианцы и те, кто тайно прибыл из Галаты, чтобы помочь обороне», которых насчитывалось «почти три тысячи», что в общей сложности составляло около 8000 человек для защиты стены по периметру. В начале осады в стенах проживало, вероятно, менее 50 000 человек, включая беженцев из окрестностей. Турецкий полководец Доргано, который находился в Константинополе, служа императору, также охранял один из кварталов города со стороны моря. Эти турки сохранили верность византийскому императору и погибли в битве.

Генуэзский корпус был хорошо обучен и оснащен, в то время как остальная часть армии состояла из небольшого числа также хорошо обученных солдат, вооруженных гражданских лиц, моряков и добровольческих отрядов из иностранных общин и, наконец, монахов. Гарнизон использовал несколько артиллерийских орудий малого калибра, которые в итоге оказались неэффективными. Остальные граждане ремонтировали стены, стояли на страже на наблюдательных постах, собирали и раздавали продовольствие.
Османы имели гораздо бОльшие силы. Недавние исследования и османские архивные данные показывают, что у турок было около 50 000–80 000 воинов, в том числе от 5 000 до 10 000 янычар, 70 пушек и элитный пехотный корпус, а также тысячи солдат-христиан, в частности 1500 сербских кавалеристов, которых Журадж Бранкович был вынужден поставить в рамках своих обязательств перед османским султаном (всего за несколько месяцев до этого Бранкович выделил деньги на восстановление стен Константинополя). Западные очевидцы осады, которые склонны преувеличивать военную мощь султана, приводят несопоставимые и более высокие цифры в диапазоне от 160 000 до 300 000 (Никколо Барбаро – 160 000; флорентийский купец Якопо Тедальди и Великий логофет Георгий Сфранцес – 200 000; кардинал Исидор Киевский и архиепископ Митилини Леонардо ди Чио – 300 000).
Мехмед построил флот (частично укомплектованный испанскими моряками из Галлиполи ) для осады города с моря. Оценки силы османского флота от очевидцев варьируются от 110 до 430 кораблей. Более реалистичная современная оценка прогнозирует численность флота в 110 кораблей, включая 70 больших галер, 5 обычных, 10 галер меньшего размера, 25 больших гребных лодок и 75 конных транспортов.
До осады Константинополя было известно, что османы используют пушки среднего размера, но дальность действия некоторых орудий намного превзошла ожидания защитников. Османы развернули от 12 до 62 пушек. Они были построены на литейных заводах, на которых работали турки. Большинство осадных орудий были построены турецкими инженерами, в том числе большая бомбарда Саруджи; одна пушка была построена Орбаном (Урбаном).

Орбан, венгр (хотя некоторые предполагают, что он был немцем), был довольно загадочной фигурой. Его пушка длиной 27 футов (8,2 м) называлась «Базилика» и была способна выстрелить каменным шаром массой 600 фунтов (270 кг) на милю (1,6 км).
Первоначально Орбан пытался продать свои услуги византийцам, но они не смогли получить средства, необходимые для его найма. Затем Орбан покинул Константинополь и отправился к Мехмеду II, заявив, что его оружие может взорвать «стены самого Вавилона». Получив обильные средства и материалы, венгерский инженер построил орудие за три месяца в Эдирне. Однако эта пушка была единственным его творением и у нее было несколько недостатков: на перезарядку требовалось три часа; ядер было очень мало. Говорят, что пушка разрушилась под действием собственной отдачи через шесть недель. Версия о разрушении пушки оспаривается, учитывая, что о ней сообщалось только в письме Леонардо ди Чио и в более поздней и часто недостоверной русской летописи Нестора Искандера.
Мехмед планировал атаковать Феодосиевы стены, сложную систему стен и рвов, защищающих Константинополь. Его армия расположилась лагерем за городом 2 апреля 1453 года,
Османы были экспертами в осаде городов. Они знали, что для предотвращения болезней необходимо сжигать трупы, санитарно утилизировать экскременты и тщательно проверять источники воды.

5 апреля защитники города заняли позиции, указанные императором. Сам он, вместе со своими лучшими войсками из греков выбрал себе место в районе Месотихиона, где стены были уязвимее всего. Джованни Джустиниани со своими генуэзцами встал подле императора.
Справа от них, в районе ворот Харисия также находились наемники из Генуи под командованием братьев Боккиарди. Чуть выше расположились венецианцы во главе со своим предводителем - бальи Минотто. Им предстояло оборонять район императорского дворца во Влахернах.
Слева от императора стояли отряды генуэзцев во главе с Каттанео, а далее греки под командованием родственника императора Феофила Палеолога. Южный сектор сухопутных стен защищали смешанные отряды генуэзцев, венецианцев и греков.
Стены вдоль Мраморного моря охранялись значительно хуже, так как из-за бурного течения высадка противника была здесь практически невозможна. Этот участок охраняли греческие монахи, каталонцы, кардинал Исидор с наемниками из Рима, а также османский принц Орхан с отрядом, состоявшим из турок.
Берег залива Золотой Рог должны были защищать венецианские и генуэзские моряки под командованием Габриэле Тревизано и Альвизо Диедо. В самом городе было оставлено в резерве два отряда: один, под командованием мегадуки Луки Нотараса; другой, во главе с Никифором Палеологом, находился на центральном гребне возле церкви св. Апостолов.
Император, очевидно, старался расположить свои греческие, венецианские и генуэзские войска вперемежку, с тем чтобы они чувствовали свою зависимость друг от друга и не затевали распрей на национальной почве.
Оборонявшиеся были достаточно хорошо вооружены метательными копьями и стрелами; у них также были пищали и камнеметные орудия. В городе имелось и несколько пушек, но они себя мало оправдали из-за недостатка селитры и разрушений, которые причиняли стенам во время выстрелов.
Несмотря на малочисленность, среди оборонявшихся было множество хорошо вооруженных и профессиональных наемников. Чтобы подчеркнуть этот факт, император попросил своих союзников - генуэзских и венецианских моряков прошагать парадным строем по периметру стен, демонстрируя, что на защите Константинополя стоят отряды их многих государств Европы.
Потребовался немалый срок, чтобы большие пушки, прибыли к стенам Константинополя. Быки, которых запрягли в повозки с орудиями, двигались с трудом, оглашая воздух протяжным мычанием. Оси скрипели, издавая протяжный, однообразный звук, подобный зловещему голосу судьбы.

Когда орудия достигли линии фронта, понадобилось много времени, чтобы разгрузить их и расположить на позициях. 6 апреля, вероятно, лишь некоторые из легких орудий уже находились на месте. Первые их выстрелы по стенам не дали особого эффекта.
Вскоре после начала осады турки предприняли энергичный, но плохо организованный штурм силами иррегулярной пехоты в районе уязвимого участка стены в долине Лика. Люди Джустиниани сделали вылазку и обратили в бегство непрошеных гостей, «убивая одних и раня других».
Константинополь тогда напоминал треугольник, две стороны которого образовывали Мраморное море и бухта Золотой Рог, а третья была сухопутной. С моря город считался недоступным; сухопутная западная сторона треугольника длиной приблизительно 10 км защищалась тысячелетними двойными крепостными каменными стенами и рвом глубиной более 30 метров. Свою атаку турки-османы, не очень хорошие моряки, решили начать с суши. Турки пытались делать подкопы, засыпали ров бочками, деревьями, камнями, землей, а также своими телами, методично обстреливали крепостные стены. Сравнительно новое тогда пороховое оружие здесь причудливо смешалось со старинным — огонь, дым, выстрелы пороховых пушек, тучи стрел и метательных копий. Кроме пушек использовались также катапульты. А вскоре задействовали еще гигантскую передвижную осадную деревянную башню, вооруженную мортирами и обшитую тройным слоем бычьей кожи; ее использовали также для наведения перекидных мостов и подвоза амуниции, камней, солдат и обслуги.
Греки сначала вели себя довольно активно и делали многочисленные вылазки за стены города, но, убедившись в многократном численном преимуществе противника, впредь ограничивались защитой стен; тем более, что у них были недостаточные запасы пороха. Император Константин дни и ночи проводил на каменных стенах — руководил обороной, поднимал дух, принимал стратегические решения.
Через две недели турки убедились, что стены выдерживают обстрелы, что вырытые подкопы греки заваливают, а засыпанный днем ров регулярно расчищают ночью. Поэтому султан решил атаковать и 18 апреля состоялся первый штурм Города. Обороняющиеся отчаянно защищались и отразили атаку.
20 апреля к Константинополю подошло четыре больших корабля. Это была та помощь от государств Запада, которую смог выслать Римский папа в обмен на Унию. Всеевропейский крестовый поход поднять не удалось. Генуэзские галеры были большие, хорошо вооруженные; они везли несколько сотен опытных, тяжело вооруженных воинов, а также зерно, масло, другие продукты. Но это была только капля в море по сравнению с силами Мехмеда. Галеры ожидала сложная и угрожающая ситуация — город был в осаде с суши и с моря, а около входа в бухту Золотой Рог находились сотни турецких кораблей. Но опытные генуэзские моряки бесстрашно вступили в неравный морской бой. Турки не сумели остановить хитроумных и отчаянных генуэзцев, намного более опытных моряков. Корабли прошли, как «прорезали», турецкий морской заслон и вошли в бухту Золотой Рог (греки на это время опустили тяжелую цепь, перегораживавшую бухту). За морским боем наблюдали сотни тысяч людей на берегах Босфора, то есть на берегах Европы и Азии. Сам султан, верхом на коне, стоял на высоком выступе берега и ждал гибели дерзких неверных. Тщетно!
Между тем султану стало известно от предателя-грека, что защитные каменные стены города, выходившие на бухту, были сравнительно слабыми и не очень тщательно оборонялись. И он решил любой ценой передислоцировать часть своего боевого флота в бухту — чтобы атаковать оттуда крепостные каменные стены. Ибо, несмотря на неравные силы, осада затягивалась, а султан уже было подумывал покинуть упрямый Город. Но как же попасть в бухту?
Султан придумал почти сказочный план — переместить по суше легкие корабли и амуницию с Босфора на левый берег Золотого Рога выше устья, в то место, где бухта не защищалась. Берег бухты был здесь крутой, неровный, заросший кустами. Ночью турки расчистили дорогу вдоль бухты, покрыли ее крепкими деревянными платформами, смазанными маслом и овечьим жиром, и — потянули по ним 70 легких галер и бригантин.

Да еще и под парусами — как раз дул попутный ветер. Всего за одну ночь турецкий флот выполз из воды на берег, медленно прошел равнину и снова оказался в Золотой Бухте выше укреплений и мощных кораблей защитников.
Это был страшный сюрприз для греков. Турки сразу же начали наводить с галер мост через бухту, с близкого расстояния обстреливать укрепления и готовиться к генеральному штурму. Все попытки греков сжечь ночью флот или же наведенный мост закончились неудачей и гибелью лучших отрядов волонтеров. Однако Город все еще упрямо держался. Мехмед II еще раз пошел на переговоры и предложил Константину либо выплатить дань в 100 тысяч золотых, либо покинуть город вместе со всеми его жителями. Император не согласился на бесчестие, тем более, что у него не было денег на дань. Хотя число защитников катастрофически уменьшалось, одновременные атаки с моря и суши истощали их, а каменные стены и башни страдали от обстрелов. Перед последним штурмом, обращаясь к войскам, Мехмед II пообещал каждому двойную плату, тем, кто погибнет — небесные наслаждения, предателям — страшную кару. Султан, в частности, сказал: «Город и здания — мои. Вам отдаю всех пленных, все сокровища города — будьте богаты и счастливы». В лагере мусульман царило экзальтированное настроение.

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ...

Телеграм

Одна из двух версий полотна находится в стамбульском художественном Музее Пера.

А вот интересно,черепахи ходят или ползают?

Всё-таки пресмыкающиеся...

В азиатских провинциях империи подавляющее большинство населения составляли мусульмане (в основном турки и арабы), со значительными христианскими и еврейскими меньшинствами. На Балканах большинство составляли христиане (греки, болгары, сербы, черногорцы, валахи) со значительными мусульманскими меньшинствами. Эти религиозные разделения среди населения были важны в условиях того, что Османская империя, по крайней мере, официально была исламской империей, управляемой на основе религиозных законов.

Теоретически в империи господствовал священный закон ислама, но на практике к XVIII веку он ограничивался вопросами семейного права, договорного права и собственности. По мнению османских юристов, султан имел право управлять посредством указов, при условии, что его указы не противоречат исламским законам. Публичное право и особенно уголовное во многом основывалось на этом.

Тем не менее существование немусульманских общин в исламском обществе действительно создавало проблемы. Как и в более ранних исламских государствах, христианские и еврейские группы были встроены в общество как зимми («Люди Книги», «защищенные»). Это означало, что в обмен на уплату специального налога им разрешалось продолжать жить в пределах мусульманского государства, и при этом исповедовать свою религию. Эти общины пользовались определенной автономией в ведении своих дел и были представлены своими религиозными деятелями в их отношениях с представителями государства.

Если говорить о мусульманском большинстве населения империи, то оно не было монолитным. Подавляющее большинство принадлежало к суннитской (ортодоксальной) версии ислама, и, согласно своей официальной идеологии, Османское государство было защитником ортодоксального ислама в мире. Публично империя боролась с неортодоксальными мусульманами даже более яростно, чем с христианами. Ибо считалось, что ислам гласно был единым и неделимым. На практике же важные шиитские (неортодоксальные) меньшинства проживали на Балканах, в Анатолии, Сирии и Месопотамии, и к ним терпимо относились османские власти.

Иностранцы-христиане, проживавшие в империи, пользовались аманом (милосердием) – охранной грамотой в соответствии с исламскими законами. Их представляли послы и консулы, имевшие определенную автономию. Эти права были закреплены в так называемых «капитуляциях». Они представляли собой договоры с европейскими державами между Османской империей и дружественными ей христианскими государствами.

Османская система правления: теория и реальность

Согласно османской идеологии, общество в империи было организовано вокруг – теоретически строгого – различия между правящей элитой, которая не платила налогов, и массой населения (в османских терминах: рейя, стада), для которых было верно обратное.

Правящая элита состояла из двух категорий: представителей султанской власти и блюстителей нравственного порядка. Правящая элита, которая обозначалась преимущественно как аскери (военные), состояла из всех слуг султана: военных, служащих учреждений и царского двора. Улемы, религиозные ученые, которым было поручено поддерживать моральный порядок и следовательно формальное образование, также принадлежали к правящей элите.

Хотя слуги султана обладали чрезвычайной привилегированностью по сравнению с основной массой народа, в конце XVIII века они еще не составляли более или менее автономную бюрократическую/военную элиту, какой они станут в следующем столетии; они были инструментами власти, которые могли меняться по воле султана. Это касалось даже самого высокого сановника, великого визиря, который считался вторым после султана и был наделен всеми полномочиями правителя.

К 1800 году правительственную систему все еще можно было охарактеризовать как «родовую»: она, по сути, являлась продолжением собственного хозяйства султана. Модель правления через расширенное домашнее хозяйство, частью которого являются не только члены семьи, но также слуги, рабы и клиенты, была характерна для османской элиты на всех ее уровнях. Поиск покровительства путем присоединения к такому дому был обязательным условием для любой государственной карьеры.

Элита империи не только осуществляла власть, но и была хранительницей «великой традиции», основанной на письменных исламских источниках (стражами которых были улемы) и на более светском кодексе поведения и вкуса, называемом адаб (который был характерен для военной/бюрократической элиты).

Между этими традициями и мировоззрением почти полностью неграмотного сельского населения, чей кругозор ограничивался окрестными деревнями и в лучшем случае городом, существовала чрезвычайно широкая пропасть. Связующим звеном между ними были мистические ордена или братства.

Другие связи между массой населения и правящей элитой формировались богатыми торговцами и банкирами городов, которые, хотя формально и не были членами аскери, оказывали этой группе жизненно важные услуги, а также – для мусульман – улемами, которые формировали орган, соединяющий самого низкого кади (судью) в провинциальном городе с высшими религиозными сановниками в Стамбуле.

Важную категорию среди улемов составляли муфтии. Это были эксперты по правовым вопросам, которые по запросу и за плату давали юридические заключения (на основе исламского канонического права). Хотя эти юридические заключения (называемые фетвой) не имели обязательной силы (они не были приговорами), муфтии пользовались большим уважением. Самым важным из муфтий был Шейх-уль-ислам.

Согласно официальной идеологии, главной задачей правителя и его слуг была защита исламской общины от внешнего мира и поддержание справедливости внутри исламского общества. Справедливость и роль правительства в ее обеспечении были ключом к османскому взгляду на общество. В глазах османских государственных деятелей оно больше всего означало стабильность и гармонию.

То есть внутри общества каждая группа и каждый человек должны были оставаться на своем месте (в пределах своих границ), не посягая на права других. Правительство должно было управлять в рамках закона и обеспечивать соблюдение границ. Правитель (или его представитель), нарушавший это, обвинялся в зюльме, тирании.

Акцент на ценности стабильности повлек за собой в основном консервативный политический взгляд, согласно которому любое изменение социального порядка имело негативный оттенок. Османские писатели поспешили назвать любой социальный или религиозный протест вредным и опасным.

Османская идеология подчеркивала исключительность отношений между правителем (и его слугами) и подданными. Султан олицетворял абсолютную власть, и многие из его слуг, хотя и были могущественны как делегаты его власти, формально были его рабами.

Османская система правления и землевладения всегда была направлена на предотвращение появления конкурирующих центров власти, таких как аристократия, которые могли бы снимать часть прибавочной продукции населения. И долгое время центральное правительство Османской империи преуспевало в этом отношении.

По сравнению с правительствами современных национальных государств Османская империя, конечно, в XVIII веке сильно отличалась в трех отношениях.

Во-первых, чиновничество было очень малочисленным. В центральном правительственном аппарате Стамбула (Баб-и Али: «Великой Порты» или сокращенно «Порты») работало от 1 000 до 1 500 служащих. Точная доля национального продукта, которая поступала в центральное правительство в виде налогов, хотя бы приблизительно неизвестна за этот период, но почти наверняка она не превышала 3 %. Это не означает, что налоговая нагрузка на население была слабой. Совсем наоборот. Однако это свидетельствует о том, что доходы не доходили до центральной казны, поскольку местная власть получала крупный процент с них.

Задачи, выполняемые правительством и ожидаемые от него, по современным меркам были минимальными. Правительство занималось защитой империи и поддержанием правопорядка (включая уголовное правосудие); оно контролировало рынки, выпускало монеты, снабжало крупные города продовольствием, а также строило некоторые крупные общественные сооружения. Чтобы иметь возможность выполнять эти задачи, правительство, насколько это было возможно, усиливало сбор налогов. Все виды вещей, которые в настоящее время считаются обычными задачами правительства, такие как образование, здравоохранение, социальное обеспечение и жилье, мало беспокоили имперское правительство Османской империи.

Во-вторых, небольшой масштаб государственного аппарата означал, что, в отличие от современного правительства, которое во многих отношениях напрямую взаимодействует со своими гражданами, османское правительство чаще всего имело дело (или должно было иметь дело) с представителями общин: приходскими священниками или имамами; подопечными, великими мастерами гильдий, консулами иностранных граждан.

В-третьих, не было понятия равенства перед законом. Даже в современных национальных государствах равенство перед законом является идеалом, а не реальностью, но в Османской империи оно даже не было идеалом. К жителям городов относились иначе, чем к сельскому населению. К христианам и евреям относились иначе, чем к мусульманам, к кочевникам – иначе, чем к поселенцам, а к женщинам – совсем иначе, чем к мужчинам.

Османская империя была очень большим государством и не подверглась той централизации, которую пережила Франция в XVII веке, или как Иосиф II в Австрии, Фридрих Великий в Пруссии и Екатерина Великая в России. Это означало, что к концу XVIII века империя находилась, условно говоря, в ослабленном положении по отношению к своим основным европейским соперникам. Эта слабость выражалась прежде всего на поле боя. Два классических столпа османской военной мощи c XIV века – пехота янычар и полуфеодальная кавалерия сипахов – давно потеряли свою ценность.

Войска янычар, гарнизоны которых к XVIII веку располагались как в крупных провинциальных центрах, так и в столице, представляли собой многочисленное (и дорогостоящее), но в военном отношении в значительной степени бесполезное соединение, достаточно сильное, чтобы терроризировать как правительство, так и население, но слишком слабое, чтобы защитить империю, как показала серия войн с технологически и тактически превосходящими европейскими армиями за последние сто лет.

Сипаи, которым в период расцвета империи платили косвенно за счет предоставления феодальных владений (тимаров), были изгнаны с земель. К 1800 году их число значительно сократилось. Кроме того, тип по существу средневековой кавалерии, которую они представляли, конечно, мало был пригоден в войнах того времени. В войнах конца XVIII века османская армия стала полагаться на рекрутов, состоящих в основном из мусульманских анатолийских и балканских крестьян.

Экономическое положение империи

Военная слабость сопровождалась (и частично была вызвана) перманентным финансовым кризисом. Война, некогда важный источник дохода империи, превратилась в убыточную отрасль. Технологические инновации (рост полевой артиллерии и развитие укреплений) в сочетании с увеличением численности европейских армий сделали войну еще более дорогостоящей. Война больше не приносила государству трофеев, дани и увеличения налоговых поступлений, вследствие чего османскому правительству пришлось усилить налоговое давление на своих подданных.

В провинциях, как азиатских, так и европейских, XVIII век стал свидетелем подъема аянов (знатных людей). Это были влиятельные люди (а чаще семьи) разного происхождения. Некоторые из них были османскими губернаторами, создавшими опору местной власти; либо богатыми купцами или банкирами; другие были землевладельцами или религиозными сановниками. Во многих случаях члены айанской семьи совмещали различные функции. Общим знаменателем было то, что у них были деньги и власть, что вынудило правительство, вопреки его собственной официальной доктрине, принять их в качестве посредников между собой и населением провинций.

Во второй половине XVIII века центральное правительство стало в значительной степени полагаться на аян как для войск, так и для сбора налогов (многие известные люди занимали официальные должности сборщиков налогов). Во многих случаях великие аяны, такие как Азм в Хаме и Дамаске, Хасан-паша и его сын Ахмет-паша в Багдаде, Ахмет Джеззар-паша из Акки, имели такое положение, что их отношения с османским правительством напоминали отношения с вассальными князьями, а не с подданными.

Некоторые из них, такие как Али-паша из Янины, который правил Албанией и северной Грецией на протяжении поколения, даже вели независимые международные отношения. По сути, отношения между политическим центром (Стамбулом) и видными аянами основывались на продолжающемся процессе переговоров.

Но, несмотря на свое местное господство, аяны, со своей стороны, также нуждались в султане, потому что в конечном итоге их власть зависела от него.

Экономика Османской империи была сельскохозяйственной, при этом характерной формой землевладения в наиболее богатых частях империи были мелкие землевладения. Крупные землевладельцы и безземельные крестьяне преобладали в наиболее засушливых частях Анатолии и некоторых арабских землях. Фермеры во всех регионах сильно зависели от людей, которые могли предоставить быков и семена в обмен на часть урожая.

Номинально большая часть сельскохозяйственных земель принадлежала государству, тогда как меньшая, но все же значительная часть имела правовой статус вакифов и использовалась для содержания религиозных и общественных организаций. Большая часть этих земель контролировалась улемами, значительно увеличивая их богатство и власть. Частная собственность на землю (мюльк) существовала, но в основном она ограничивалась садами, виноградниками и огородами в окрестностях городов. После упадка тимарской системы частная собственность распространилась более широко в форме, которая стала нормой на Балканах и в Западной Анатолии. По большей части они представляли собой маленькие, ориентированные на экспорт фермы.

Сельскохозяйственное производство было основной налоговой базой государства, и сбор этих налогов теперь повсеместно достигался посредством системы откупов (илтизам), которая была нормальной в арабских провинциях.

Налоговое земледелие означало, что право на сбор налогов на определенной территории в течение конкретного периода продавалось государством с аукциона, а частные лица покупали и заранее оплачивали его. Зачастую беря кредит. Для центрального правительства эта система имела много преимуществ: доход был гарантирован, оно больше не зависело от успеха урожая, а налог выплачивался заранее.

Для крестьян главным недостатком было то, что и сам откупщик, и его кредиторы хотели видеть возврат своих инвестиций, тем самым увеличивая бремя крестьян. Там, где налогообложение было натуральным, у фермеров появлялись дополнительные возможности для спекуляций ценами на такие товары, как пшеница. В XVIII веке пожизненная аренда налоговых ферм становилась все более распространенной. Именно их удушающая хватка в системе илтизам придала аянам большую часть их власти.

Несельскохозяйственное производство ограничивалось мелкими предприятиями в городах, где полностью доминировали цеховые организации, гильдии. Они на манер позднесредневековых европейских цехов не позволяли лицам, не являющимся членами, заниматься своей профессией и таким образом защищали средства к существованию своих членов. При этом гарантируя качество работ и материалов. Гильдии поддерживали дисциплину и стандарты посредством строгой иерархической системы, в которой ученик мог стать подмастерьем и в конечном итоге мастером.

Торговля носила преимущественно местный характер. Наземная торговля на дальние расстояния ограничивалась дорогими и относительно легкими товарами, поскольку стоимость перевозки удваивалась каждые 100 километров. Отсутствие безопасности заставляло перевозить эти товары караванами. Массовые грузы (например, зерно и древесина) обычно перевозились по морю. В общем объеме торговли международная торговля составляла лишь незначительную часть.

Мусульманские купцы и грузоотправители по-прежнему играли важную роль в торговле на Красном море и в Персидском заливе, а до 1774 года торговля на Черном море, которая была жизненно важна для снабжения продовольствием, была закрыта для иностранных кораблей. Однако в Средиземноморье торговля находилась в руках европейских стран.

Международный политический хаос конца XVIII века создал новые возможности для османских торговцев и грузоотправителей. Большинство из них были греками с побережья Эгейского моря и островов. Их растущие коммерческие интересы побудили членов греческой общины обосноваться в крупных торговых центрах за пределами империи, таких как Марсель, Триест и Одесса, создав таким образом международную торговую сеть.

Османская империя в международной политике

К 1800 году позиции Османской империи в международной политике постепенно ослаблялись в течение двух столетий. Начиная с конца XVI века европейские государства, особенно недавно возникшие национальные государства в Западной Европе, превзошли осман в экономическом, технологическом и военном отношении. Это стало очевидным в длинной серии войн, почти все из которых закончились серьезными поражениями Османской империи и потерей территорий.

Основным противником Османской империи всегда выступала Россия, которая последовательно пыталась контролировать – а затем и включить – северные берега Черного моря. Война, которая велась в 1768–1774 годах, закончилась поражением Османской империи и мирным договором, который во многих отношениях стал водоразделом в истории Османской империи.

Договор в Кучук-Кайнардже признал независимость Крыма, дал России надежный плацдарм на берегу Черного моря, между Днепром и Бугом, а также дал русским право судоходства в Черном море и приписывал российской императрице право основать под ее покровительством церковь в Стамбуле.

Русские истолковали этот пункт как означающий, что Россия имела право защищать православие на всей территории Османской империи. Эти предполагаемые права активно эксплуатировались, как российским правительством, так и греко-православными подданными султана.

В результате в последующие десятилетия на Балканах и на греческих островах были назначены российские консулы, которые в свою очередь щедро распространили российское влияние на местных христиан. После открытия Черного моря для российских кораблей именно греческие грузоотправители под Российским флагом захватили черноморскую торговлю.

Другие мои работы

Гений Леонардо. 5 изобретений художника

Как Норвегия вступила во Вторую мировую

Как европейцы Африку делили