VZ1996

После четырех часов ожесточенных боев, начавшихся перед рассветом 6 мая 1527 года, многоязычной толпе наемников, составлявшей армию императора Карла 5, наконец удалось под покровом густого утреннего тумана прорваться через слабое место в стенах Рима к востоку от Ватикана. Те из наспех собранных защитников, кто вовремя врага, в беспорядке бросились через Тибр в тщетной надежде найти защиту на извилистых, захламленных улицах средневекового города. Те, кто не заметил их вовремя, были убиты на месте. Папа римский вместе с кардиналами-резидентами и их свитой бежал по крытой дамбе, недавно построенной как раз для таких случаев, в замок Святого Ангела, который, к счастью, стал неприступным благодаря строительству бастиона и рва вокруг восстановленных руин гробницы императора Адриана, построенной во втором веке. К концу дня весь Рим был занят. Победоносная армия, оставшаяся без лидера после неожиданной смерти своего командира и усиленная тремя днями позже частной армией семьи Колонна, начала систематически грабить церкви, разорять монастыри и поджигать дворцы, пытать или заковывать в цепи всех, кого подозревали в знании местонахождения спрятанных сокровищ,.

По словам одного очевидца:

На улицах не было видно ничего, кроме мерзких головорезов, тащивших тюки с богатыми облачениями и церковными украшениями, большие мешки, набитые золотыми и серебряными сосудами, толпы вопящих заключенных всех сословий, разрезанные на куски трупы, покрытые грязью и собственной кровью...

По словам другого свидетеля:

В главном городе христианского мира не звонили ни в колокола, ни посещались церкви, никаких месс не отслуживали. Богатые лавки торговцев превратились в конюшни. Величественные здания утратили свой блеск. Многие дома были разрушены.

Разграбление Рима не стало для римлян полной неожиданностью. Всего семью месяцами ранее они пережили еще одно подобное вторжение, хотя и возглавляемое одним из их собственных баронских семейств и направленное не против них, а против их правителя, папы Климента 7. Они прекрасно понимали, что папские финансы были катастрофически подорваны усилиями дяди и предшественника Климента, Льва 10, который пытался создать постоянное светское государство для светского главы своей семьи, Медичи, а также резким падением доходов, вызванным деятельностью Мартина Лютера в Германии а также крахом туристического бизнеса, главного источника их дохода как владельцев гостиниц для паломников со всего христианского мира. От них постоянно требовалось пополнять постоянно пустующую папскую казну.

Римляне также знали, что главный источник политической и финансовой власти Климента быстро ускользал у него из рук, а именно Флорентийская республика, которой его семья и в течение нескольких лет он лично управляли с помощью хорошо зарекомендовавшей себя системы контроля за выборами. Назначение кардинала Кортоны, названного так в честь города, где он родился, представителем власти во Флоренции во время несовершеннолетия двух его племянников оскорбило всех флорентийских патрициев, которые были возмущены тем, что их сделали подданными гражданина, родом из их собственного подвластного города. Финансовые поборы кардинала — и все это во имя интересов, которые даже патриции, поддерживавшие Медичи, больше не могли считать своими собственными, - свели на нет те небольшие финансовые выгоды, которые они получали от довольно нерешительной уступки Климента традиционной папской политике распределения бенефиций и привилегий среди сограждан папы. По словам представителя папы Римского, к апрелю 1527 года "ненависть к этому режиму" и "недовольство [его] обескураживающе неумелыми методами правления" стали настолько велики, что восстание против Медичи удалось подавить, только напугав мятежников перспективой присутствия императорской армии.

Как только кардинал услышал, что папу заперли в замке Кастелло, он забрал племянников и выскользнул из города, небрежно пожертвовав за один час гегемонистским положением, которое предки Климента с таким трудом создавали в течение целого столетия.

Наконец, римляне знали о грядущем, когда их французский командир-ренегат истратил все до последнего цента, которые ему удалось выжать из несчастных граждан Милана, и выпросил у банкиров Феррары деньги на выплаты своим хронически не получающим зарплату немецким солдатам. Когда императорскому командующему удалось подавить мятеж своих испанских солдат только обещаниями еще большей добычи, они знали, что императорская армия неумолимо движется к Риму.

Разграбление Рима не было ни неожиданным, ни беспрецедентным. Подобные несчастья постигали и другие итальянские города с тех пор, как они стали самостоятельными политическими образованиями четырьмя столетиями ранее; и многие из их граждан все еще помнили, что флорентийская армия натворила в Вольтерре в 1472 году, что неаполитанская армия натворила в городах Вальдельса в 1478 году и что турецкие армии натворили в городах Фриули и Апулия в 1472, 1477, 1480 и 1499 годах - подобные несчастья участились в последние годы, когда солдаты французского короля Карла показали новый пример варварства во флорентийском форпосте Фивиццано.

В 1509 году венецианцы разрушили один из своих городов на Адде в отместку за то, что он преждевременно впустил французов. В 1512 году Равенна была почти полностью уничтожена огнем; около 5666 жителей Прато были казнены, а Брешия пришла в запустение: "На улицах не было видно никого, кроме женщин, которые искали тела своих отцов, братьев или мужей".

Таким образом, значение разграбления Рима заключалось не в его необычности, не в его интенсивности - хотя грабителей действительно было больше, а добыча богаче, чем в других подобных случаях, - и даже не в его продолжительности. Его значение заключалось прежде всего в разрушении мифа о том, что город, который также был духовной столицей латинского христианского мира, каким-то образом отличался от всех других итальянских городов. Его значение также заключалось в том, что он рассматривался как символ многочисленных бедствий, которые обрушивались на полуостров в течение предшествующего полувека; то есть с тех пор, как в 1454 году была предпринята самая последняя попытка предотвратить их - создание "Италийской лиги".

Италийская лига попыталась решить проблемы внутренней политической раздробленности, возникшей в результате падения имперской власти в середине XIII века. Она молчаливо отвергла разделение полуострова - или, по крайней мере, его северной половины - на множество независимых коммун. Она признала провал различных проектов, направленных на то, чтобы низвести все коммуны до статуса зависимых от единой гегемонистской державы. Вместо этого она дала юридическое (или, по крайней мере, дипломатическое) признание пяти крупным и нескольким второстепенным региональным политическим организациям, которые возникли за пятьдесят лет, прошедших с тех пор, как венецианцы и флорентийцы начали политику согласованной территориальной экспансии, и за тридцать лет, прошедших с момента восстановления Папского государства в Риме.

В течение следующих четырех десятилетий Лиге удавалось достигать одной из своих целей: сохранения монополии на политическую власть в руках сторон, подписавших соглашение. Но произошло это во многом потому, что их традиционные соперники за пределами полуострова - французы, венгры, каталонцы и немцы — были слишком заняты внутренними проблемами, чтобы доставлять им много хлопот.

Но вскоре первая Лига распалась.

В 1494 году, освободившись, наконец, от внутренних забот и воодушевленный надеждой осуществить двухсотлетнюю мечту своих предков о создании пан-Средиземноморской империи, король Франции Карл 8 почти без сопротивления повел армию от Альп к Неаполю. Он продемонстрировал, как легко при активном содействии регента, а затем герцога Миланского Лодовико II Моро Сфорца и при пассивном или активном согласии венецианского сената и папы Александра 6 свергнуть установленный режим в кратчайшие сроки.

Воссоздание Лиги в 1495 году с целью изгнать короля Карла из Италии почти сразу же потерпело крах из-за нежелания венецианцев уничтожать французскую армию ради возможной выгоды герцога Миланского. Лига также натолкнулась на нежелание флорентийцев рисковать потерей своих значительных капиталовложений во Франции. Она рухнула в 1499 году, когда венецианцы пригласили преемника Карла, короля Людовика 12, разделить с ними Миланское герцогство, устранив тем самым главное препятствие на пути их территориальной экспансии. В 1508 году папа Юлий II пригласил короля Людовика и германского императора Максимилиана присоединиться к нему и герцогу Феррарскому в разделении территориальных владений венецианцев. В 1511 году он пригласил короля Фердинанда Арагонского и Кастильского, который с тех пор разделил, а затем завоевал Неаполитанское королевство своего дальнего родственника Фердинандо д'Арагоны, присоединиться к нему и венецианцам в изгнании короля Людовика.

От всего происходящего только одна держава выиграла: Папское государство. При Юлии 2 она поглотила города Романьи, ранее завоеванные сыном предшественника Юлия, Чезаре Борджиа, а также те, которые когда-то принадлежали венецианцам. При Льве 10 оно поглотило бывшие города Эсте и Сфорца в Эмилии - Модену, Реджо, Парму и Пьяченцу. Это замечательное достижение стало возможным во многом благодаря умению папских дипломатов натравливать одну крупную державу на другую.

После 1519 года все стало намного сложнее, поскольку два неитальянских центра силы, Испания и Германская империя, внезапно объединились под властью одного правителя. И стало совершенно невозможным папству продолжать далее свою внешнюю политику после 1525 года, когда французская армия была разгромлена, а сам король Франциск попал в плен в битве при Павии. Папа Климент и его политические советники-галлофилы отказались признать эту битву тем, чем она была на самом деле: важным поворотным моментом в истории Италии. Вместо этого они попытались обратить ее результаты вспять, объединив флорентийцев, венецианцев, миланцев и французов в новую лигу. Результатом стало разграбление Рима, которое в одно мгновение уничтожило то, что было самой успешной, если не единственной, попыткой государственного строительства в Италии за предыдущие три десятилетия.

Папское государство распалось на составные части. Разграбление также стало первой серьезной демонстрацией того, что равновесие между несколькими державами уступило место гегемонии одной державы; и эта гегемония была окончательно закреплена следующим летом, когда генуэзский адмирал Андреа Дориа внезапно перевел свой мощный частный военно-морской флот с французской на имперскую службу.

Цена, заплаченная за эту перестройку власти, оказалась намного выше, чем любая другая цена, заплаченная со времен вторжения лангобардов в VI веке. Большая часть того, что было с таким трудом достигнуто в XV веке для превращения несуществующих средневековых общин в сплоченные, обширные и постоянные политические организации, была уничтожена. В период с 1499 по 1515 год Милан лишился трети своей территории; после этого другая четверть была передана в виде автономных феодальных владений внутренним или иностранным слугам победоносного императора. На следующий день после битвы при Аньяделло в 1509 году территория венецианского государства сократилась до единственного города Виченца; и только после десяти лет изнурительных дипломатических и военных усилий она была восстановлена до размеров, приближающихся к ее прежним размерам. Флорентийцы потеряли Пизу в 1494 году и Валь-ди-Кьяна в 1502 году.

Политические режимы были не более постоянны, чем территории государств, которыми они управляли. Реджо и Модена постоянно переходили из рук в руки от Эсте к папским губернаторам. Герцогство Урбино перешло от герцога Монтефельтро к герцогу Борджиа, затем от герцога Делла Ровере к герцогу Медичи и обратно к герцогу Делла Ровере. Неаполитанское королевство перешло от итальянизированного арагонского короля к совершенно иностранному французскому королю и обратно к преемнику арагонского короля в течение года; затем он был разделен между испанским королем и французским королем, завоеван и воссоединен испанским королем, а затем почти отвоеван еще одним французским королем. Генуей правил сначала губернатор Сфорца, затем французский губернатор, затем всенародно избранный местный "плебей", затем, в свою очередь, профранцузски настроенный дож, проимперский дож...

Само понятие системы государств вскоре исчезло перед реальностью системы более или менее могущественных семей, каждая из которых стремилась "ухватиться" за любой "случай", который могла предоставить "Удача" (если использовать современную терминологию, точно отраженную в трудах Макиавелли), чтобы "заполучить а затем "удерживать" власть. Но где в конечном итоге может находиться такое государство, никого особо не волновало.

Исчезло и понятие границ между политическими образованиями. Никто точно не знал, где в Гарфаньяне находятся территории Флоренции, Луккезе, Эсте и Маласпины, как, к своему огорчению, обнаружил поэт Лодовико Ариосто во время своего губернаторства в 1520—х годах, - никто, кроме контрабандистов и бандитов, которые наживались на неразберихе. Никто не знал, где на самом деле заканчивалось Неаполитанское королевство и начиналось Папское государство, поскольку многие из одних и тех же феодалов владели смежными владениями по обе стороны того, что считалось границей. Венецианцы продолжали рассматривать свои границы, какими бы они ни были в данный момент, как чисто временные, в ожидании следующей возможности расширить их еще больше. Торжественно передав свои бывшие владения в Романье папе Юлию в 1510 году, они забрали их обратно, как только услышали, что папа Климент надежно заключен в замке Сант-Анджело.

В отсутствие правительств, способных обеспечить хоть какую—то защиту — или, если уж на то пошло, сделать что-либо, кроме угнетения своих подданных все более разорительными поборами натурой и деньгами, - политическая дезинтеграция неизбежно сопровождалась экономической катастрофой. Систематическое уничтожение посевов в соответствии с тактикой выжженной земли, применявшейся в пятнадцатом веке, значительно увеличило масштабы голода, особенно в тех частях северной Италии, которые долгое время импортировали большую часть продовольствия.

Еще более страшными, чем физические последствия войны, были психологические последствия. Итальянцы пытались возложить вину на того или иного человека или группу лиц - на папу, на венецианский сенат, на Чезаре Борджиа, на Ферранте д'Арагону, на флорентийских Пьянони (последователей Савонаролы) и, прежде всего, на Людовико Моро Сфорца из Милана. Тщетно: список увеличивался так быстро, что вопрос о виновности отдельных лиц вскоре утратил смысл.

Другие мои работы:

Историческая энциклопедия. Африканские города-государства

Французская революционная пехота 1789-1802. Часть 1. Французская пехота до революции

История Третьего крестового похода. №1.

В азиатских провинциях империи подавляющее большинство населения составляли мусульмане (в основном турки и арабы), со значительными христианскими и еврейскими меньшинствами. На Балканах большинство составляли христиане (греки, болгары, сербы, черногорцы, валахи) со значительными мусульманскими меньшинствами. Эти религиозные разделения среди населения были важны в условиях того, что Османская империя, по крайней мере, официально была исламской империей, управляемой на основе религиозных законов.

Теоретически в империи господствовал священный закон ислама, но на практике к XVIII веку он ограничивался вопросами семейного права, договорного права и собственности. По мнению османских юристов, султан имел право управлять посредством указов, при условии, что его указы не противоречат исламским законам. Публичное право и особенно уголовное во многом основывалось на этом.

Тем не менее существование немусульманских общин в исламском обществе действительно создавало проблемы. Как и в более ранних исламских государствах, христианские и еврейские группы были встроены в общество как зимми («Люди Книги», «защищенные»). Это означало, что в обмен на уплату специального налога им разрешалось продолжать жить в пределах мусульманского государства, и при этом исповедовать свою религию. Эти общины пользовались определенной автономией в ведении своих дел и были представлены своими религиозными деятелями в их отношениях с представителями государства.

Если говорить о мусульманском большинстве населения империи, то оно не было монолитным. Подавляющее большинство принадлежало к суннитской (ортодоксальной) версии ислама, и, согласно своей официальной идеологии, Османское государство было защитником ортодоксального ислама в мире. Публично империя боролась с неортодоксальными мусульманами даже более яростно, чем с христианами. Ибо считалось, что ислам гласно был единым и неделимым. На практике же важные шиитские (неортодоксальные) меньшинства проживали на Балканах, в Анатолии, Сирии и Месопотамии, и к ним терпимо относились османские власти.

Иностранцы-христиане, проживавшие в империи, пользовались аманом (милосердием) – охранной грамотой в соответствии с исламскими законами. Их представляли послы и консулы, имевшие определенную автономию. Эти права были закреплены в так называемых «капитуляциях». Они представляли собой договоры с европейскими державами между Османской империей и дружественными ей христианскими государствами.

Османская система правления: теория и реальность

Согласно османской идеологии, общество в империи было организовано вокруг – теоретически строгого – различия между правящей элитой, которая не платила налогов, и массой населения (в османских терминах: рейя, стада), для которых было верно обратное.

Правящая элита состояла из двух категорий: представителей султанской власти и блюстителей нравственного порядка. Правящая элита, которая обозначалась преимущественно как аскери (военные), состояла из всех слуг султана: военных, служащих учреждений и царского двора. Улемы, религиозные ученые, которым было поручено поддерживать моральный порядок и следовательно формальное образование, также принадлежали к правящей элите.

Хотя слуги султана обладали чрезвычайной привилегированностью по сравнению с основной массой народа, в конце XVIII века они еще не составляли более или менее автономную бюрократическую/военную элиту, какой они станут в следующем столетии; они были инструментами власти, которые могли меняться по воле султана. Это касалось даже самого высокого сановника, великого визиря, который считался вторым после султана и был наделен всеми полномочиями правителя.

К 1800 году правительственную систему все еще можно было охарактеризовать как «родовую»: она, по сути, являлась продолжением собственного хозяйства султана. Модель правления через расширенное домашнее хозяйство, частью которого являются не только члены семьи, но также слуги, рабы и клиенты, была характерна для османской элиты на всех ее уровнях. Поиск покровительства путем присоединения к такому дому был обязательным условием для любой государственной карьеры.

Элита империи не только осуществляла власть, но и была хранительницей «великой традиции», основанной на письменных исламских источниках (стражами которых были улемы) и на более светском кодексе поведения и вкуса, называемом адаб (который был характерен для военной/бюрократической элиты).

Между этими традициями и мировоззрением почти полностью неграмотного сельского населения, чей кругозор ограничивался окрестными деревнями и в лучшем случае городом, существовала чрезвычайно широкая пропасть. Связующим звеном между ними были мистические ордена или братства.

Другие связи между массой населения и правящей элитой формировались богатыми торговцами и банкирами городов, которые, хотя формально и не были членами аскери, оказывали этой группе жизненно важные услуги, а также – для мусульман – улемами, которые формировали орган, соединяющий самого низкого кади (судью) в провинциальном городе с высшими религиозными сановниками в Стамбуле.

Важную категорию среди улемов составляли муфтии. Это были эксперты по правовым вопросам, которые по запросу и за плату давали юридические заключения (на основе исламского канонического права). Хотя эти юридические заключения (называемые фетвой) не имели обязательной силы (они не были приговорами), муфтии пользовались большим уважением. Самым важным из муфтий был Шейх-уль-ислам.

Согласно официальной идеологии, главной задачей правителя и его слуг была защита исламской общины от внешнего мира и поддержание справедливости внутри исламского общества. Справедливость и роль правительства в ее обеспечении были ключом к османскому взгляду на общество. В глазах османских государственных деятелей оно больше всего означало стабильность и гармонию.

То есть внутри общества каждая группа и каждый человек должны были оставаться на своем месте (в пределах своих границ), не посягая на права других. Правительство должно было управлять в рамках закона и обеспечивать соблюдение границ. Правитель (или его представитель), нарушавший это, обвинялся в зюльме, тирании.

Акцент на ценности стабильности повлек за собой в основном консервативный политический взгляд, согласно которому любое изменение социального порядка имело негативный оттенок. Османские писатели поспешили назвать любой социальный или религиозный протест вредным и опасным.

Османская идеология подчеркивала исключительность отношений между правителем (и его слугами) и подданными. Султан олицетворял абсолютную власть, и многие из его слуг, хотя и были могущественны как делегаты его власти, формально были его рабами.

Османская система правления и землевладения всегда была направлена на предотвращение появления конкурирующих центров власти, таких как аристократия, которые могли бы снимать часть прибавочной продукции населения. И долгое время центральное правительство Османской империи преуспевало в этом отношении.

По сравнению с правительствами современных национальных государств Османская империя, конечно, в XVIII веке сильно отличалась в трех отношениях.

Во-первых, чиновничество было очень малочисленным. В центральном правительственном аппарате Стамбула (Баб-и Али: «Великой Порты» или сокращенно «Порты») работало от 1 000 до 1 500 служащих. Точная доля национального продукта, которая поступала в центральное правительство в виде налогов, хотя бы приблизительно неизвестна за этот период, но почти наверняка она не превышала 3 %. Это не означает, что налоговая нагрузка на население была слабой. Совсем наоборот. Однако это свидетельствует о том, что доходы не доходили до центральной казны, поскольку местная власть получала крупный процент с них.

Задачи, выполняемые правительством и ожидаемые от него, по современным меркам были минимальными. Правительство занималось защитой империи и поддержанием правопорядка (включая уголовное правосудие); оно контролировало рынки, выпускало монеты, снабжало крупные города продовольствием, а также строило некоторые крупные общественные сооружения. Чтобы иметь возможность выполнять эти задачи, правительство, насколько это было возможно, усиливало сбор налогов. Все виды вещей, которые в настоящее время считаются обычными задачами правительства, такие как образование, здравоохранение, социальное обеспечение и жилье, мало беспокоили имперское правительство Османской империи.

Во-вторых, небольшой масштаб государственного аппарата означал, что, в отличие от современного правительства, которое во многих отношениях напрямую взаимодействует со своими гражданами, османское правительство чаще всего имело дело (или должно было иметь дело) с представителями общин: приходскими священниками или имамами; подопечными, великими мастерами гильдий, консулами иностранных граждан.

В-третьих, не было понятия равенства перед законом. Даже в современных национальных государствах равенство перед законом является идеалом, а не реальностью, но в Османской империи оно даже не было идеалом. К жителям городов относились иначе, чем к сельскому населению. К христианам и евреям относились иначе, чем к мусульманам, к кочевникам – иначе, чем к поселенцам, а к женщинам – совсем иначе, чем к мужчинам.

Османская империя была очень большим государством и не подверглась той централизации, которую пережила Франция в XVII веке, или как Иосиф II в Австрии, Фридрих Великий в Пруссии и Екатерина Великая в России. Это означало, что к концу XVIII века империя находилась, условно говоря, в ослабленном положении по отношению к своим основным европейским соперникам. Эта слабость выражалась прежде всего на поле боя. Два классических столпа османской военной мощи c XIV века – пехота янычар и полуфеодальная кавалерия сипахов – давно потеряли свою ценность.

Войска янычар, гарнизоны которых к XVIII веку располагались как в крупных провинциальных центрах, так и в столице, представляли собой многочисленное (и дорогостоящее), но в военном отношении в значительной степени бесполезное соединение, достаточно сильное, чтобы терроризировать как правительство, так и население, но слишком слабое, чтобы защитить империю, как показала серия войн с технологически и тактически превосходящими европейскими армиями за последние сто лет.

Сипаи, которым в период расцвета империи платили косвенно за счет предоставления феодальных владений (тимаров), были изгнаны с земель. К 1800 году их число значительно сократилось. Кроме того, тип по существу средневековой кавалерии, которую они представляли, конечно, мало был пригоден в войнах того времени. В войнах конца XVIII века османская армия стала полагаться на рекрутов, состоящих в основном из мусульманских анатолийских и балканских крестьян.

Экономическое положение империи

Военная слабость сопровождалась (и частично была вызвана) перманентным финансовым кризисом. Война, некогда важный источник дохода империи, превратилась в убыточную отрасль. Технологические инновации (рост полевой артиллерии и развитие укреплений) в сочетании с увеличением численности европейских армий сделали войну еще более дорогостоящей. Война больше не приносила государству трофеев, дани и увеличения налоговых поступлений, вследствие чего османскому правительству пришлось усилить налоговое давление на своих подданных.

В провинциях, как азиатских, так и европейских, XVIII век стал свидетелем подъема аянов (знатных людей). Это были влиятельные люди (а чаще семьи) разного происхождения. Некоторые из них были османскими губернаторами, создавшими опору местной власти; либо богатыми купцами или банкирами; другие были землевладельцами или религиозными сановниками. Во многих случаях члены айанской семьи совмещали различные функции. Общим знаменателем было то, что у них были деньги и власть, что вынудило правительство, вопреки его собственной официальной доктрине, принять их в качестве посредников между собой и населением провинций.

Во второй половине XVIII века центральное правительство стало в значительной степени полагаться на аян как для войск, так и для сбора налогов (многие известные люди занимали официальные должности сборщиков налогов). Во многих случаях великие аяны, такие как Азм в Хаме и Дамаске, Хасан-паша и его сын Ахмет-паша в Багдаде, Ахмет Джеззар-паша из Акки, имели такое положение, что их отношения с османским правительством напоминали отношения с вассальными князьями, а не с подданными.

Некоторые из них, такие как Али-паша из Янины, который правил Албанией и северной Грецией на протяжении поколения, даже вели независимые международные отношения. По сути, отношения между политическим центром (Стамбулом) и видными аянами основывались на продолжающемся процессе переговоров.

Но, несмотря на свое местное господство, аяны, со своей стороны, также нуждались в султане, потому что в конечном итоге их власть зависела от него.

Экономика Османской империи была сельскохозяйственной, при этом характерной формой землевладения в наиболее богатых частях империи были мелкие землевладения. Крупные землевладельцы и безземельные крестьяне преобладали в наиболее засушливых частях Анатолии и некоторых арабских землях. Фермеры во всех регионах сильно зависели от людей, которые могли предоставить быков и семена в обмен на часть урожая.

Номинально большая часть сельскохозяйственных земель принадлежала государству, тогда как меньшая, но все же значительная часть имела правовой статус вакифов и использовалась для содержания религиозных и общественных организаций. Большая часть этих земель контролировалась улемами, значительно увеличивая их богатство и власть. Частная собственность на землю (мюльк) существовала, но в основном она ограничивалась садами, виноградниками и огородами в окрестностях городов. После упадка тимарской системы частная собственность распространилась более широко в форме, которая стала нормой на Балканах и в Западной Анатолии. По большей части они представляли собой маленькие, ориентированные на экспорт фермы.

Сельскохозяйственное производство было основной налоговой базой государства, и сбор этих налогов теперь повсеместно достигался посредством системы откупов (илтизам), которая была нормальной в арабских провинциях.

Налоговое земледелие означало, что право на сбор налогов на определенной территории в течение конкретного периода продавалось государством с аукциона, а частные лица покупали и заранее оплачивали его. Зачастую беря кредит. Для центрального правительства эта система имела много преимуществ: доход был гарантирован, оно больше не зависело от успеха урожая, а налог выплачивался заранее.

Для крестьян главным недостатком было то, что и сам откупщик, и его кредиторы хотели видеть возврат своих инвестиций, тем самым увеличивая бремя крестьян. Там, где налогообложение было натуральным, у фермеров появлялись дополнительные возможности для спекуляций ценами на такие товары, как пшеница. В XVIII веке пожизненная аренда налоговых ферм становилась все более распространенной. Именно их удушающая хватка в системе илтизам придала аянам большую часть их власти.

Несельскохозяйственное производство ограничивалось мелкими предприятиями в городах, где полностью доминировали цеховые организации, гильдии. Они на манер позднесредневековых европейских цехов не позволяли лицам, не являющимся членами, заниматься своей профессией и таким образом защищали средства к существованию своих членов. При этом гарантируя качество работ и материалов. Гильдии поддерживали дисциплину и стандарты посредством строгой иерархической системы, в которой ученик мог стать подмастерьем и в конечном итоге мастером.

Торговля носила преимущественно местный характер. Наземная торговля на дальние расстояния ограничивалась дорогими и относительно легкими товарами, поскольку стоимость перевозки удваивалась каждые 100 километров. Отсутствие безопасности заставляло перевозить эти товары караванами. Массовые грузы (например, зерно и древесина) обычно перевозились по морю. В общем объеме торговли международная торговля составляла лишь незначительную часть.

Мусульманские купцы и грузоотправители по-прежнему играли важную роль в торговле на Красном море и в Персидском заливе, а до 1774 года торговля на Черном море, которая была жизненно важна для снабжения продовольствием, была закрыта для иностранных кораблей. Однако в Средиземноморье торговля находилась в руках европейских стран.

Международный политический хаос конца XVIII века создал новые возможности для османских торговцев и грузоотправителей. Большинство из них были греками с побережья Эгейского моря и островов. Их растущие коммерческие интересы побудили членов греческой общины обосноваться в крупных торговых центрах за пределами империи, таких как Марсель, Триест и Одесса, создав таким образом международную торговую сеть.

Османская империя в международной политике

К 1800 году позиции Османской империи в международной политике постепенно ослаблялись в течение двух столетий. Начиная с конца XVI века европейские государства, особенно недавно возникшие национальные государства в Западной Европе, превзошли осман в экономическом, технологическом и военном отношении. Это стало очевидным в длинной серии войн, почти все из которых закончились серьезными поражениями Османской империи и потерей территорий.

Основным противником Османской империи всегда выступала Россия, которая последовательно пыталась контролировать – а затем и включить – северные берега Черного моря. Война, которая велась в 1768–1774 годах, закончилась поражением Османской империи и мирным договором, который во многих отношениях стал водоразделом в истории Османской империи.

Договор в Кучук-Кайнардже признал независимость Крыма, дал России надежный плацдарм на берегу Черного моря, между Днепром и Бугом, а также дал русским право судоходства в Черном море и приписывал российской императрице право основать под ее покровительством церковь в Стамбуле.

Русские истолковали этот пункт как означающий, что Россия имела право защищать православие на всей территории Османской империи. Эти предполагаемые права активно эксплуатировались, как российским правительством, так и греко-православными подданными султана.

В результате в последующие десятилетия на Балканах и на греческих островах были назначены российские консулы, которые в свою очередь щедро распространили российское влияние на местных христиан. После открытия Черного моря для российских кораблей именно греческие грузоотправители под Российским флагом захватили черноморскую торговлю.

Другие мои работы

Гений Леонардо. 5 изобретений художника

Как Норвегия вступила во Вторую мировую

Как европейцы Африку делили

24 октября 79 года был обычным днем в Неаполитанском заливе. Пока население Помпей и Геркуланума занималось своими делами, они не подозревали о событии, которое вот-вот должно было с ними случиться, и которое навсегда занесет их в учебники истории.

Над Неаполитанским заливом раздался мощный взрыв, заставивший людей, живущих у залива, обратить взоры к небесам. И из “горы” под названием Везувий в небо поднялся огромный столб темного дыма.

Извержение Везувия

Когда с неба посыпались пемза и пепел, над заливом стояла фигура молодого мужчины, наблюдавшего за разворачивающимся хаосом. Его звали Плиний, он был племянником прославленного римского полководца и автора "Естественной истории", Плиния Старшего. Увидев пепла, высота которого теперь составляла 27 километров, дядя Плиния потребовал свои ботинки и приказал приготовить корабли.

Внизу, в городах, опустилась кромешная тьма. Мужчины, женщины и дети бегали и кричали, гадая, неужели боги оставили их. Уворачиваясь от крупных камней, летевших с Везувия, некоторые спасались верхом, некоторые в повозках, а некоторые пешком, в то время как другие, обремененные возрастом, беременностью или иным причинам, предпочли остаться.

В письме римскому историку Тациту Плиний Младший позже описал столб дыма как сосну: “Она поднималась в небо на очень длинном ”стволе", от которого отходили несколько "ветвей"". Именно к этому “дереву” дядя Плиния отправился со своим морским флотом, чтобы провести расследование и помочь в спасательных работах. Плиний Младший не подозревал, что его решение остаться дома, в далеке от Везувия и учиться вместо того, чтобы присоединиться к спасательной операции своего дяди, спасло ему жизнь. Его же дяде было суждено перенести смертельный приступ астмы на пляже в окружении своих солдат.

К концу дня от Везувия стали "отходить" по склону раскаленные массы пыли, камней и пепла. Так называемые пирокластические волны шесть раз обрушивались на Помпеи и Геркуланум.

Геркуланум, расположенный всего в 7 км от Везувия на западной стороне, подвергся наибольшему воздействию от этих волн. Помпеи, расположенные в 10 км к юго-востоку от Везувия, пострадали не меньше, несмотря на то, что волны остывали к тому времени, как достигали города. Все люди и животные, которые к тому времени  все еще оставались в живых мгновенно погибали, превращаясь в угли при ударе волн.

История городов

Описания Плиния Младшего, написанные несколькими годами позже, представляют собой наиболее значительное и подробное описание извержения, которое мы имеем в литературных источниках. Хотя в течение многих лет дата извержения переводилась со слов Плиния как 24 августа, недавние раскопки подтвердили подозрения историков о более поздней дате. Оно произошло 24, либо 25 октября того же года 79 года. Тем не менее, двум письмам, написанным Тациту, было суждено увековечить память о Помпеях и Геркулануме, двух относительно обычных римских городках. Но что они представляли из себя до печально известной судьбы?

Помпеи были греческой колонией, расположенной на побережье Неаполитанского залива. В римский период Помпеи считались старинным городом с самнитскими, осканскими и греческими культурными корнями, уходящими в 8 век до нашей эры. После битвы при Кумах в 450 году до н.э. между греками и местными этрусками, город Помпеи начал развиваться быстрыми темпами. К концу Римской республики город превратился в процветающий торговый город с форумом и базиликой, общественными банями, двумя амфитеатрами и более чем 160 магазинами для обслуживания растущего населения. Сегодня ученые подсчитали, что численность населения города составляла где-то от 10 000 до 20 000 человек.

Всего в нескольких километрах отсюда, на скалах, возвышающихся над Неаполитанским заливом, гордо возвышался город Геркуланум. По сравнению с Помпеями, Геркуланум был меньше и намного богаче. Имея лишь небольшую гавань (позже перенесенную вглубь материка из-за последствий извержения), Геркуланум наслаждался прекрасным климатом и видами.

В отличие от Помпей, мы меньше знаем о происхождении этого города (кроме того, что он был назван в честь Геркулеса), но мы точно знаем, что к 79 году нашей эры он превратился в курорт для богатых землевладельцев.

Помпеи до извержения

Туристы, прогуливающиеся сегодня по Помпеям, часто удивляются огромным размерам города. Стены Помпей, занимающие 66 гектар, имеют длину 3 километра в окружности. В древние времена, как и сегодня, посетители входили через одни из семи охраняемых ворот, встроенных в стены города. Внутри городских стен город был спланирован в виде сетки. В римский период они были известны как островки, каждый из которых был разделен на дома, магазины, коммерческие производственные здания, пекарни, гостиницы и даже религиозные объекты.

В древности гости, входившие в город через ворота пристани, сталкивались с впечатляющими Храмами Аполлона и Венеры. Помимо этого, они, скорее всего, направятся прямо на Форум, общественный центр любого римского города. Вокруг форума располагались гражданские здания для ведения торговли.

За пределами Форума ответвлялась сложная сеть улиц и переулков. Высокие тротуары и ступеньки обеспечивали безопасность пешеходов от колесного транспорта, а также от грязи и дождевой воды, текущей по улицам. Приезжие по делам, на отдых, в гости к семье и друзьям или, возможно, даже в поисках новой работы или дома, не испытывали недостатка в развлечениях в этом оживленном городе. В городе Помпеи было более 160 ресторанов на выбор, а также магазины, развлекательные заведения, тренажерные залы, общественные бани, круглосуточные рынки, сады, храмы и даже публичные дома.

"Захороненные" города

На второй день после извержения дым и клубы пепла и пыли рассеялись, уступив место свету солнца. Города, которые когда-то располагались вдоль Неаполитанского залива, теперь были полностью погребены. Каменные породы остыли, затвердели, превратились  в цемент. Все люди, животные, и даже растения превратились в каменные статуи. Император Тит назначил двух бывших консулов для координации усилий по оказанию помощи пострадавшим от извержения и учредил фонд восстановления города. Но в течение десятилетия города уже стали легендой.

В 1549 году, копая водный канал, Доменико Фонтана обнаружил стены того, что он считал древним городом, принадлежащим к тому, что позже будет идентифицировано как остаток стен Помпеи. Вскоре после этого во время земляных работ были обнаружены остатки древнего города Геркуланум, за которыми последовали другие открытия на этом месте во время рытья колодца в 1709 году. Так начались систематические раскопки в Геркулануме в 1738 году.

Дон Карлос, король Неаполя, проявлял большой интерес к Помпеям и провел обширные раскопки между 1750 и 1764 годами. Однако это было больше похоже на охоту за сокровищами, поскольку многие материалы, включая настенные росписи, предметы быта и даже кости, были выброшены как мусор. Более гламурные предметы, такие как мраморные статуи, золотые украшения и серебряная посуда, были увезены во дворцы. Это продолжалось до тех пор, пока итальянский археолог Джузеппе Фиорелли не занял пост руководителя раскопок и не начал систематические раскопки на этом месте. Каждая находка и место раскопок были тщательно задокументированы, и его записи до сих пор служат полезным руководством для историков.

К 1990-м годам было обнаружено две трети города. С тех пор раскопки проводились лишь эпизодически, чтобы сохранить это место.

Другие мои работы:

Как европейцы Африку делили

Жизнь танкистов времен Первой мировой войны

Существуют многочисленные тексты, которые содержат краткие обзоры и углубленный анализ случаев геноцида. Есть и те, которые ставят под сомнение легитимность Конвенции о геноциде, основываясь на том, что она является примером колониального права - права, в значительной степени сформированного колониальными державами таким образом, чтобы служить их интересам. Эта статья призвана проиллюстрировать, каким образом первоначальная концепция геноцида менялась в процессе ее разработки: от той, которая включала элементы, непосредственно связывающие геноцид с империализмом, до той, которая применялась почти исключительно к массовым убийствам, совершаемым авторитарными государствами. Она начинается с краткого изложения эволюции концепции геноцида Лемкина от ее самых ранних стадий до той, которую он включил в первый официальный проект Конвенции о геноциде. Далее в ней дается обзор исторических связей между империализмом и геноцидом. Сводя воедино предыдущие разделы, следующая часть объясняет, почему Конвенция о геноциде является примером колониального права.

Концепция геноцида Лемкина

Концепция геноцида Лемкина была кульминацией давней традиции европейской юридической и политической критики империализма и войн против гражданского населения. Все случаи, о которых писал Лемкин, происходили в имперских контекстах, таких как разрушение Карфагена, крестовые походы, геноциды на территории Османской империи, или были связаны с преднамеренными нападениями на гражданское население в ходе военных действий.

Термин “геноцид” впервые был использован в печати Рафаэлем Лемкиным в его основополагающей работе «Правление государств „Оси“ в Оккупированной Европе», опубликованной в 1944 году. Лемкин создал термин “для обозначения старой практики в ее современном развитии”, объединив древнегреческое слово genos, означающее расу или племя, и латинское cide, означающее убийство. Хотя Лемкин в значительной степени сосредоточился на нацистской Германии, становится ясно, что Лемкин считалось, что геноцид был тесно связан не только с империализмом, но и связанными с ним последствиями в более широком смысле.

Лемкин был особенно обеспокоен культурным и физическим разрушением национальных и социальных общностей, которое происходило в ходе территориальной экспансии и колонизации. В 1933 году Лемкин представил свои ранние идеи о геноциде на Международной конференции по унификации уголовного права. Он предложил считать “акты варварства” и “акты вандализма” “преступлениями против международного права”. Лемкин определил акты варварства как ”нападения, совершаемые против индивида как члена коллектива“ с целью ”не только причинить вред индивиду, но и нанести ущерб коллективу, к которому последний принадлежит". Акты вандализма были определены как “систематическое и организованное уничтожение произведений искусства и культурного наследия, в которых раскрывается уникальный гений и достижения коллектива в области науки, искусства и литературы”. По словам Лемкина, лица, совершающие акты варварства и вандализма, демонстрируют свой “асоциальный и деструктивный дух”, который является “противоположностью культуре и прогрессу человечества”.

К 1944 году акты варварства и вандализма Лемкина расширились и охватили то, что он назвал восемью методами геноцида в различных областях. Восемь методов включают политические, социальные, культурные, экономические, биологические, физические, религиозные и моральные. Они представляют собой основные виды деятельности, с помощью которых совершается геноцид. Лемкин писал: “Вообще говоря, геноцид не обязательно означает немедленное уничтожение нации, за исключением случаев, когда он осуществляется путем массовых убийств всех представителей нации... Целями геноцида являются разрушение политических и социальных институтов, культуры, языка, национальных чувств, религии и экономического существования национальных групп, а также уничтожение личной безопасности, свободы, здоровья, достоинства и жизни отдельных лиц, принадлежащих к таким группам”.

Лемкин рассматривал восемь методов геноцида при их совместном применении как “синхронизированную атаку на различные аспекты жизни”. Каждая из восьми техник имеет некоторую связь с одной или несколькими другими техниками. Например, политическая техника включает в себя разрушение местных институтов, необходимых для самоуправления, наряду с навязыванием оккупационной системы институтов и администрации. Это сопровождается устранением любого напоминания о былом национальном характере.

Политический метод сливается с социальным, поскольку роспуск местных институтов и административных возможностей сопровождается отменой местных законов и судов. Как писал Лемкин, “Поскольку социальная структура нации жизненно важна для ее национального развития, оккупант также стремится осуществить такие изменения, которые могут ослабить национальные духовные ресурсы”. Политические и социальные методы также взаимосвязаны с культурными методами. Отмена местного языка не ограничивается наименованием улиц и зданий. Культурный метод запрещает местному населению использовать свой язык в школах и печати. Оккупированные не должны иметь возможности вносить культурный вклад в мир, поскольку это способствовало бы поддержанию культурной жизнеспособности. Таким образом, “все лица, занимающиеся живописью, графикой, скульптурой, музыкой, литературой и театром, обязаны получить лицензию на продолжение своей деятельности”. Кроме того, чтобы лишить их вдохновения, угнетатель разрушает национальные памятники, библиотеки, архивы, музеи и художественные галереи, чтобы заменить их своими произведениями.

По мере того, как разрушается моральный дух оккупированных, ослабевает и их способность к сопротивлению. Лемкин описывает экономический метод как “разрушение основ экономического существования национальной группы”. По словам Лемкина, “снижение уровня жизни создает трудности в удовлетворении культурно-духовных потребностей”. Ослабленное и подавленное население легче поддается принудительному переселению, ассимиляции или даже истреблению, в зависимости от совокупности целей оккупантов.

Биологические и физические методы пересекаются с экономическими методами. В совокупности биологические и физические методы представляют собой два способа покончить с существованием группы путем предотвращения рождений и убийства ее членов. Первое может быть достигнуто путем введения мер, рассчитанных на снижение рождаемости в целевой группе. Такие меры включают в себя запрещение браков между членами группы, разделение мужчин и женщин группы...

Физический метод включает голод, который оказывает пагубное воздействие на здоровье и увеличивает уровень смертности; отказ в надлежащей одежде и крове; отказ в медикаментах и медицинском обслуживании и, как правило, создание условий жизни, неблагоприятных для выживания. Также данный метод включает прямое организованное убийства.

Лемкин подчеркивал важность “производных потребностей” группы. По словам Лемкина, “эти потребности находят выражение в социальных институтах или, если использовать антропологический термин, в культурном этосе. Если культура группы подвергается насильственному подрыву, сама группа распадается, и ее члены должны либо раствориться в других культурах, что является болезненным процессом”. Лемкин считал, что национальные сообщества, даже те, которые не имеют формального суверенитета, обладают неотъемлемым правом на существование как таковое. Именно в связи с этим Лемкин выступал против насильственной ассимиляции более слабых обществ.

Как указывалось выше, Лемкин был особенно обеспокоен утратой культуры. В 1946 году он бесстрастно писал: “Все наше наследие является результатом вклада всех наций. Мы сможем лучше всего понять это, когда осознаем, насколько обедненной была бы наша культура, если бы народам, обреченным Германией, таким как евреи, не было позволено создать Библию или родить Эйнштейна, Спинозу; если бы у поляков не было возможности дать миру Коперника, Кюри; чехам Гуса, Дворжака; грекам Платона и Сократа; русским Толстого и Шостаковича”.

Империализм и геноцид

Концепция геноцида Лемкина иллюстрирует озабоченность оккупацией земель и народов иностранными державами. Эта всепоглощающая озабоченность делает еще более очевидной связь между концепцией геноцида Лемкина и империализмом. Для Лемкина “разрушение нации” определялось двумя этапами - разрушением старого национального уклада и навязыванием нового уклада. Таким образом, процесс геноцида включает в себя скоординированный план с различными действиями, целью которых является уничтожение той или иной группы путем насильственного переселения ее членов, захвата их территории и преобразования ее таким образом, чтобы она отражала институты и ценности оккупанта, или путем навязывания институтов и ценностей оккупанта.

Существуют работы некоторых ведущих экспертов по геноциду, которые описали бесчисленные случаи, иллюстрирующие взаимосвязь между империализмом и геноцидом. В своей масштабной работе «Кровь и почва» Бен Кирнан отмечает вероятность того, что геноцид был явлением, присутствовавшим на самых ранних этапах истории человечества. Начиная с 1400-х годов, он обсуждает геноцидальный характер испанского завоевания Америки, которое “опустошило самые густонаселенные острова и уничтожило много государств Нового Света; отправило огромное количество добычи обратно в Старый Свет, открыло Америку для других европейских держав и поселенцев... ". Кирнан также документирует случаи геноцида и массовых убийств во время территориальной экспансии и этнических конфликтов в Восточной Азии до 1800 года, а также массовые убийства, совершенные христианами, мусульманами и буддистами в Юго-Восточной Азии с 1500-х по 1800 год.

Есть и другие, в которых используется преимущественно теоретический подход к концептуализации геноцида, включая его связь с империализмом. В своей книге под метким названием «Геноцид: всеобъемлющее введение» Адам Джонс рассматривает колониализм и неоколониализм. Говоря о колониализме, Джонс пишет, что национальные государства, как правило, создавали колонии в результате процессов имперской экспансии.... Границы колонии сначала завоевывались, затем рационализировались, делались пригодными для эксплуатации путем навязывания своео господства местному населению. Там, где имело место сопротивление или дальнейшее стремление расширить территориальный контроль, действия колонизатора “неизбежно приобретали масштабы и характер геноцида”.

Как пишет Патрик Вулф, “Вопрос геноцида неотделим от дискуссий о колониализме. Земля - это жизнь, или, по крайней мере, земля необходима для жизни. Таким образом, борьба за землю может быть - и действительно, часто является - борьбой за жизнь”. Точно так же, пишет Юрген Циммерер, “Пространство - это конечная величина, за которую конкурируют люди (по определению неопределенные по своей численности). Потребность в земле может быть реальной или воображаемой”. Колониализм проявляется не просто в стремлении расширить и заселить чужие земли; она заключается в том, что потребности поселенца, часто непроизводные, ставятся выше самых основных потребностей естных народов.

Деколонизация тоже иногда сопровождалась периодами крайне разрушительного насилия между теми, кто пытался сохранить колониальные ограничения, и теми, кто пытался сбросить оковы колонизации. Сопротивление Франции алжирскому самоопределению является примером геноцидального ответа на деколониальное движение. По мере усиления подавления культурных прав некоторые представители угнетенного населения начали организовываться и рассматривать возможность вооруженного восстания. Вместо того чтобы принять требования колонизированного народа, Франция прибегла к силе, чтобы сохранить свой контроль над Алжиром. Описывая применение Францией силы для подавления законных прав алжирцев, Мухаммад Эль-Фарра писал в 1956 году: “Целые деревни подвергаются обстрелам или сожжению; против жителей городов и деревень совершаются акты геноцида; в настоящее время проводится неизбирательная кампания истребления.. Это акты геноцида, совершенные против людей, единственным преступлением которых является их любовь к свободе и желание сохранить свою собственную культуру”.

За периодом деколонизации последовали новые формы империализма, а вместе с ними и новые формы насилия. Основной движущей силой колониального геноцида было стремление колониальных держав к экономической экспансии. Следовательно, сопротивление деколонизации и наступление неоколониализма коренились, во-первых, в поддержании экономического, а также политического и культурного контроля и влияния и, во-вторых, в развитии новых форм контроля и влияния.

Несмотря на очевидную связь между концепцией геноцида Лемкина и связанными с ней методами имперского и колониального геноцида, применение концепции геноцида Лемкина к обращению с оккупированными и колонизированными народами было признано спорным или ошибочным некоторыми специалистами в области изучения геноцида. Это, по крайней мере частично, объясняется тем, что важные элементы концепции геноцида Лемкина, включая многие элементы, связывающие империализм и геноцид, были опущены из принятого текста Конвенции о геноциде и аналогичным образом отсутствуют в некоторых научных исследованиях.

Конвенция и концепция геноцида Лемкина

Среди ученых в области изучения геноцида существуют значительные разногласия относительно того, что представляет собой геноцид. Возможно, наиболее существенным источником этих разногласий является определение геноцида, кодифицированное в Конвенции о геноциде. Концепция геноцида, представленная Лемкиным в 1944 году, осталась в основном неизменной, когда он участвовал в создании проекта Конвенции о геноциде в 1947 году. Хотя Лемкин был одним из трех экспертов, которым было поручено разработать первоначальный проект, влияние Лемкина на текст вполне очевидно.

Лемкин сузил свои восемь методов геноцида до трех методов - физического, биологического и культурного. Сохраняя различные элементы восьми методов Лемкина, физический геноцид был определен как “причинение смерти членам группы или причинение вреда их здоровью или физической неприкосновенности”. Биологический геноцид включал ограничение рождаемости среди членов группы. Культурный геноцид был определен как уничтожение “специфических характеристик группы”.

Семь из восьми методов геноцида Лемкина - политический, социальный, культурный, экономический, биологический, физический и религиозный - те, которые проводят четкую грань между империализмом и геноцидом, были включены в проект определения геноцида. Однако в ходе последующего процесса разработки, в ходе которого государства вели переговоры об условиях договора, то есть о его положениях, запретах и обязательствах, имперские и колониальные державы отказались от концепции геноцида Лемкина, оставив мало что от него и его связи с империализмом в юридическом определении.

Созданный марте 1948 года Специальный комитет по геноциду, состоящий из семи государств, включая Соединенные Штаты, Советский Союз, Францию, Китай, Ливан, Польшу и Венесуэлу, подготовил официальный проект Конвенции о геноциде. Используя проект Лемкина в качестве основы для работы, Специальный комитет сохранил три метода геноцида Лемкина, но отделил культурный геноцид от физического и биологического геноцида. Это было сделано главным образом по указанию Соединенных Штатов при поддержке Франции, чтобы позволить Соединенным Штатам признать законность физического и биологического геноцида, в то же время отвергая концепцию культурного геноцида.

Проект Конвенции о геноциде сохранил большую часть концепции культурного геноцида Лемкина. Однако из него были исключены политические, социальные и экономические методы, а также были подвергнуты изменениям физические и биологические методы.

Эта сохранилось когда проект был открыт для более широкого обсуждения Генеральной Ассамблеи в конце 1948 года. Точно так же, как политические, социальные и экономические методы геноцида Лемкина были по существу исключены из Конвенции о геноциде, а физические и биологические методы были значительно сокращены, культурный геноцид был также, по сути, полностью исключен. Все, что осталось от метода культурного геноцида - это насильственный перевод детей из одной группы в другую. Однако в окончательном тексте насильственная передача детей рассматривается не как элемент культурного геноцида, а скорее как средство совершения биологического геноцида.

Соединенные Штаты были самыми ярыми противниками включения понятия культурного геноцида. Однако Соединенные Штаты больше не были удовлетворены отделением культурного геноцида от физического геноцида. Вместо этого представители США настаивали на полном устранении культурного геноцида. Соединенные Штаты даже зашли так далеко, что пригрозили не поддержать Конвенцию о геноциде. Примечательно, что во время переговоров Соединенные Штаты были вовлечены во многие действия, включенные в концепцию культурного геноцида Лемкина. Как утверждает Уорд Черчилль, успешно исключив культурный геноцид из Конвенции о геноциде, Соединенные Штаты совершили “маневр, служащий для того, чтобы избавить ряд своих собственных грязных дел от тщательного изучения”.

С исключением культурного геноцида, который Лемкин назвал “наиболее важной частью Конвенции”, был нанесен окончательный удар по концепции геноцида Лемкина и его прямой связи с империализмом. К Лемкину относились так, как будто он не понимал геноцида, “несмотря на то, что он изобрел этот термин и приложил немало усилий, чтобы объяснить его значение”. Империалистические державы использовали свои позиции на переговорах для обеспечения того, чтобы их политика, будь то проводимая в настоящее время или проводившаяся в их недавнем прошлом, не могла быть использована для того, чтобы обвинить их в совершении геноцида. Но они не остановились на достигнутом.

Великобритания предложила следующий текст, который включен в Конвенцию о геноциде: “Любая договаривающаяся сторона может в любое время путем уведомления, направленного Генеральному секретарю Организации Объединенных Наций, распространить действие настоящей Конвенции на все или любую из территорий за ведение внешних сношений которого несет ответственность эта договаривающаяся сторона”. При объяснении своего предложения, которое Советский Союз назвал “колониальной оговоркой”, Великобритания заявила, что в течение предыдущих 20-30 лет было принято, чтобы многосторонние договоры содержали такие формулировки.

По-видимому, не осознавая иронии судьбы, представители Великобритании также заявили, что они не могут решать за свои колонии, примут ли они Конвенцию о геноциде и будут ли они связаны ею и, что более важно, могут ли они быть жертвами геноцида. По сути, Великобритания утверждала, что, поскольку представители колониальных территорий не присутствовали, чтобы представлять себя на переговорах, поскольку участвовать могли только государства, колониальные территории не могли быть обязаны соблюдать условия Конвенции о геноциде колониальными державами без предварительного получения их согласия. Соединенные Штаты поддержали данную позицию, заявив, что она являеться “чрезвычайно разумной".

С включением предложений Великобритании в принятый текст Конвенции о геноциде империалистические державы добились окончательного успеха. То, что осталось от характеристик концепции геноцида Лемкина, стало по существу неприменимым.

Колониальное право

Хотя Советский Союз назвал “колониальной” только предложенную Великобританией и поддержанную Соединенными Штатами позицию, вся Конвенция о геноциде является примером колониального права.

Когда Организация Объединенных Наций была образована в 1945 году, в ней первоначально состоял 51 член. В то время среди этих членов девять (Австралия, Бельгия, Дания, Франция, Нидерланды, Новая Зеландия, Южнуая Африка, Великобритания и Соединенные Штаты) имели за собой зависимые территории. На эти 9 государств приходилось 93 из 105 несамоуправляющихся территорий. Остальные 12 территорий находились под управлением Италии, Португалии и Испании, которые не становились членами ООН до декабря 1955 года. В течение следующих 54 лет из 105 несамоуправляющихся территорий образовалось 79 независимых государств.

Чтобы представить это в более широкой перспективе, когда текст Конвенции о геноциде обсуждался, а затем был одобрен голосованием на Генеральной Ассамблее 9 декабря 1948 года, только четыре африканские страны имели право голоса - Египет, Эфиопия, Либерия и Южная Африка. На долю этих четырех стран пришлось всего 7% от общего числа голосов. Таким образом, самый колонизированный континент в мире не смог принять участие в процессе, который мог бы позволить колонизируемым сохранить в Конвенции о геноциде те самые методы, которым они подвергались со стороны колониальных держав. На Азию пришлось 22, 5% голосов при 13 членах с правом решающего голоса. Примечательно, что в списках избирателей отсутствовала большая часть колонизированной Юго-Восточной Азии. На долю Европы пришлось почти 30% голосов, а на долю Северной и Южной Америки - 38% голосов. Оставшиеся 3, 5% голосов были представлены Австралией и Новой Зеландией.

Территориям, находившимся под колониальным контролем, которые позже обрели независимость, было отказано в праве участвовать в разработке Конвенции о геноциде, в процессе переговоров по ней и в голосовании, чтобы определить, будет ли она открыта для ратификации в том виде, который она в конечном итоге приняла. Более того, сомнительно, что Конвенция приняла бы свою окончательную форму, если бы колонизированным территориям и представителям групп коренного населения было разрешено участвовать в процессах ее разработки.

Другие мои работы:

Дайме: знаменитые военачальники Японии

Фашизм. "Средний класс" как массовая база фашизма

Существует небольшой объем свидетельств о периодических собраниях, посвященных этому. Эдикт ломбардского короля Ротари (643 г.) поместил это событие, "собрание перед церковью" (conventis ante ecclesiam), под особую охрану. Спор в Вероне в конце VIII века между горожанами и судьями города и церкви Сан-Дзено-Маджоре "о строительстве стен и рвов" иллюстрирует характерную повестку дня таких "собраний", как  и другое веронское "собрание граждан" (concio civium), которое в 945 году получило определенные полномочия принимать решения относительно местной валюты.

Сохранившиеся три панегирика городам того же периода - два из которых посвящены Милану, а другой Вероне - показывают, что определенный муниципальный патриотизм в тот период существовал. При этом монастырь является реальным предшественником коммуны только в той мере, в какой он мог принимать решения и осуществлять местную власть. Какими доказательствами гражданской активности до XI века мы располагаем? В основном это редкая организация движений протеста, часто против епископа, таких как "народный заговор" (conspiratio populi), организованный против своего епископа гражданами Модены в 891 году. Аналогичное зафиксированы в Турине в том же десятилетии, в Кремоне в 924 году и примерно в полудюжине других городов примерно в середине X века. Точные причины недовольства горожан неизвестны ни в одном случае.

Пока еще нет органа постоянных муниципальных чиновников и, конечно же, нет коммун. Ведущими фигурами являются boni homines, которые часто являются членами "двора" епископа, "достойными закона" людьми по положению.

Экономические изменения

Прежде чем продолжить, возможно, было бы неплохо обратиться к экономическим событиям. Одиннадцатый и двенадцатый века, вероятно, знаменуют период самых резких перемен, но уже в десятом веке начался процесс, который превратил северную и центральную Италию из малонаселенного и слаборазвитого региона, характерного для раннего средневековья с его обширными церковными поместьями и огромными площадями болот и лесов, в экономически развитый регион. Наиболее фундаментальным изменением стала численность населения, которая, по оценкам, удвоилась в период с десятого по четырнадцатый века. Численность городского населения увеличилась в бесконечно большей пропорции. Демографический рост сопровождался массовым перемещением населения из сельской местности в города. Одним из последствий роста численности населения стала большая работа по увеличению территорий городов. Появлялись новые деревни иногда благодаря высокоорганизованной помощи властей крупных городов. По мере роста населения земля дорожала. Отдельные данные свидетельствуют о том, что в окрестностях Милана она удвоилась в цене между концом десятого и началом одиннадцатого веков.

В коммерции также происходили изменения. Большая часть итальянской торговли была связана с сухопутным обменом зерном, маслом, вином, солью и другими продуктами питания, а также более дешевыми тканями и изделиями местных ремесленников. Такая торговля, какими бы большими ни были ее масштабы, может оставить меньший след в письменных источниках, чем обмен товарами на больших расстояниях, особенно морским путем. Отчасти этим объясняется тенденция многих авторов, пишущих об этом периоде, придавать чрезмерное значение морской форме торговли и сопутствующему финансовому феномену - эволюции банковских и кредитных механизмов.

Конечно, торговля на расстоянии сама по себе не была новшеством. Географическое положение Италии делало полуостров логичным промежуточным пунктом между северо-западной Европой и Левантом. Река По и связанные с ней водные пути способствовали обмену морской солью Венецианской лагуны и зерном западной равнины По, по крайней мере, еще в седьмом веке, а возможно, и раньше. Любопытный документ начала XI века, Honorantiae civitatis Papiae, рассказывает о купцах и финансистах Павии, имевших дело с торговцами из-за Альп, вплоть до Англии. Шерсть и другие текстильные изделия, рабы (или крепостные), олово, мечи и лошади упоминаются среди товаров, за которые такие торговцы должны платить таможенные сборы. Павия также ожидала "многих богатых венецианских купцов", на характер товаров которых указывает требование о том, чтобы их регулярные платежи главе казначейства включали определенное количество перца, корицы и имбиря. Другие морские торговцы, упомянутые здесь, - это торговцы из Южной Италии, из Амальфи, Салерно и Гаэты. Более того, Павия, расположенная на реке Тичино недалеко от ее впадения в По, была лишь одним из ряда североитальянских городов, влившихся в развитие морской торговли. Другими городами в Ломбардии были Кремона (на самом По) и Милан. В Пьемонте были Асти и Верчелли.

Остальные два главнейших центра морской торговли не нуждаются в особом описании. В девятом и десятом веках Венеция и Генуя уже являлись главными точками экономических контактов с Византией и Левантом. В XI веке оба этих города располагали флотами, способными противостоять мусульманам. К 1100 году, после долгого ожидания, Венеция и Генуя обязались поддержать крестоносцев и тем самым еще более прочно закрепились в восточном Средиземноморье. Их концессии на сирийском побережье, наряду с Константинополем и Александрией, стали крупнейшими транзитными центрами итальянской торговли с Левантом и за его пределами.

Зарождающаяся коммуна

Однако в Италии в целом наибольшие выгоды от экономического развития десятого и одиннадцатого веков, вероятно, получила мелкая феодальная знать, которая де-факто стала владельцами большей части земли. Огромные церковные владения, накопленные во времена Каролингов, распались, предоставив мирянам-вассалам наслаждаться фактическим владением ныне ценной землей и ее продуктами. В небольших городах единственным заметным классом в XI веке были землевладельцы, "майоры". Что касается более крупных городов, то в документе из Павии (1084 г.) удобно изложен диапазон классов, составляющих руководящую силу. В нем записано слушание судебного процесса между "капитанами" и вальвассорами. Из них "капитаны", по-видимому, включали главных епископских арендаторов и чиновников (курию), в то время как вальвассоры были мелкими феодальными арендаторами. В те времена епископы взяли на себя многие государственные функции каролингских графов и маркизов, и их положение укреплялось за счет их сельских владений, а в некоторых городах - за счет их феодальных связей с высшей знатью (capitanei), которые были их вассалами.

Период с середины десятого века по середину одиннадцатого был периодом роста политической активности. Эта активность принимала различные формы. Беспорядки против иностранных правителей, будь то германские императоры или епископы-неместники. Наиболее известное событие произошло в Павии в 1024 году, когда в результате восстания королевский дворец был разрушен, после чего королевская резиденция, королевский сборный пункт и королевские сановники перебрались в сельскую местность.

Другим примером являются восстания миланцев против архиепископа Ландульфа в 979 году и против архиепископа Ариберта в 1035 году. Последнее переросло в широкомасштабную войну, когда "капитаны" объединились с архиепископом против вальвассоров, которые обратились за поддержкой к императору Конраду II.

В этот период становления имперских привилегий определенным городам Италии, возможно, является более убедительным свидетельством эволюции зачаточной коммуны. Уже в 958 году "истинные мужчины и жители" (fideles et habitatores) Генуи получили привилегии в отношении земли. Привилегии были предоставлены населению Мантуи (1014 г.) и Феррары (1055 г.), но первыми существенными дарованиями были те, которые Генрих IV предоставил Тоскане. В 1081 году он обязался не строить ни одного дома в Лукке и ни одного замка около города. Он также отказался от юрисдикции в пределах города Пиза и пообещал не назначать нового маркиза в Тоскане без согласия пизанцев. С имперской точки зрения такие уступки, какими бы значительными они ни казались в свете более поздних событий, были предпочтительнее периодических бунтов в Павии, где в первой половине XI века произошли два антиимпериалистических восстания. Такое неповиновение - и молчаливое признание муниципальных прав в Милане и некоторых других городах - свидетельствуют о возвышении городов за счет императора. Существенной частью этого возвышения было ослабление императорской власти при назначении на епископства. В этом отношении претензии горожан были связаны с более широкими спорами Церкви и государства того времени, точно так же, как их политическая независимость отстаивалась местными антиэпископальными движениями. Роль церковных споров заключалась в том, чтобы служить поводом, а не причиной политической мотивации. "Новые" социальные элементы стремились разделить власть с епископом даже в тех случаях, когда они не были его религиозными критиками.

Появление коммун стало парадоксальным ответом, одновременно революционным и консервативным, на три долгосрочные тенденции в политических структурах Северной и Центральной Италии. Во-первых, императоры были не в состоянии обеспечить достаточный уровень внимания и поддержки реальным потребностям, интересам и спорам городов в том, что касается обороны, рынков, поставок продовольствия и т.д. Во-вторых, роль епископов как "имперских функционеров и общественных лидеров" была поставлена под сомнение, а затем уменьшена. В-третьих, иммиграция и экономическое развитие породили социальные группы в сфере торговли и профессий, которые медленно интегрировались в элиту и не имели никаких связей с епископом (более того, восстали против него, как в Милане). Коммуны заполнили эти пробелы, обеспечив эффективные связи между политической властью и местными элитами. К тому времени, когда Фридрих I попытался восстановить имперскую власть во второй половине XII века, его действия рассматривались как вмешательство извне.

Вторая половина XI века, период, когда эти гражданские завоевания были достигнуты за счет императорской и епископской власти, также знаменуется установлением нормандского правления в Южной Италии. Это был решающий этап в создании могущественной монархии, которая решительно препятствовала развитию городов-республик на землях юга.

Источник.

Другие мои работы:

Что если бы эвакуация из Дюнкерка провалилась?

Осада Родоса. Первое поражение турок

Человек, который знал все: Ибн Сина (более известный, как Авиценна)

Реальность, однако, заключалась в том, что Великобритании, в частности, не хватало людей и материальных средств, чтобы подкрепить свои гарантии поддержки этим странам, что было совершенно очевидно для Греции, Югославии и Турции. Королевские военно-воздушные силы, оснащенные в основном устаревшими самолетами, были едва ли достаточно сильны, чтобы выполнять свою роль в Средиземном море. Британская армия была слабой и сильно рассредоточенной, с войсками в Гибралтаре, Мальте, Адене, британском Сомалиленде, Кении, Палестине и Египте. Британия также столкнулась с ростом враждебности внутри Ирака. По крайней мере, в Египте у них было 7 бронетанковых дивизий, четырнадцать батальонов британской пехоты и два артиллерийских полка.

В мае 1940 года британский посол в Риме сообщил, что, хотя вооруженные силы Италии были полностью готовы к войне, они месяц за месяцем теряли силу, а запасы всего сырья, за исключением нефти, были на исходе. Не то чтобы этого было достаточно, чтобы удержать Муссолини от вступления в войну на стороне Гитлера. Только после того, как Германия захватила Нидерланды, большую часть северной Франции, итальянцы сыграли свою роль, объявив войну Франции 10 июня. Затем, когда Италия начала свое наступление, оно быстро застопорилось, продвинувшись всего на несколько километров вглубь Франции.

Без участия Франции Британия оказалась в сложном положении. Королевский флот больше не мог блокировать немецкий и итальянский флоты, в то время как баланс военно-морских сил в Средиземном море изменился в пользу Италии. Британия также потеряла значительное количество людей и техники во Франции, которые они должны были быстро восполнить, особенно учитывая, что Британия столкнулась с возможным вторжением Германии. Тем не менее, Ближневосточное командование начало получать значительную выгоду от притока войск Содружества. К ним относились 4 индийская дивизия, которая была сформирована в Египте в 1939 году, 6 и 7 австралийские дивизии Австралийских имперских сил (AIF) и 2 новозеландский экспедиционный корпус, первый эшелон которых прибыл в Египет в феврале 1940 года.

Ближневосточное командование также не замедлило принять меры после вступления итальянцев в войну. Работая с французским военно-морским флотом до капитуляции Франции, оно добилось некоторых успехов и смогло нанести серьезный ущерб итальянскому торговому судоходству. К концу июля, после серии продолжительных сражений с частями итальянского флота, британцы получили некоторое превосходство над ним. Британцы добились большего успеха в Красном море, в короткие сроки очистив его от итальянских подводных лодок.

Одновременно со всем этим, активизировались сухопутные силы британцев и ВВС. Со своих аэродромов в Египте, английская авиация наносила удары по подконтрольным Италии вспомогательным портам, в пределах досягаемости. Генерал Арчибалд Уэйвелл, главнокомандующий ближневосточными силами Британии, также отдал приказ своим силам начать наступление. 12 июня его главная ударная сила, 7-я бронетанковая дивизия, приступила к ударам на итальянские форты в приграничных районах.

К сожалению, первоначальные попытки британцев втянуть итальянцев в ливийскую драку не увенчались успехом. Фактически, в июле итальянцы, казалось, были больше заинтересованы в своем восточноафриканском протекторате и, окупировав французский Сомалиленд, начали атаковать пограничные посты в британском Сомалиленде. В начале августа это переросло в полномасштабное вторжение, в результате которого 19 августа весь регион перешел к итальянцам. Одним из непосредственных последствий этого стало перенаправление некоторых британских частей из Егопта в Судан.

После падения Франции Муссолини начал серьезно задумываться о вторжении в Югославию или Грецию, дабы улучшить стратегическое положение Италии в Средиземноморье. Однако, когда Гитлер ясно дал понять, что не желает войны на Балканы, Муссолини обратил свое внимание на Ливию. На тот момент Гитлер находился в процессе принуждения Румынии уступить территории, на которые претендовали Венгрия и Болгария, чтобы таким образом и сохранить мир на Балканах любой ценой, и объединить Балканы под эгидой "Оси". Первого этапа этого он достиг в августе, передав южную Добруджу Болгарии 21 августа, а треть Трансильвании Венгрии девять дней спустя.

Муссолини намеревался начать наступление на Египет после того, как немцы начнут высадку в Англии, дабы отвлечь британское командование от Африки. Но этого не произошло, и итальянским сила, во главе с маршалом Грациани пришлось, 9 сентября, начинать наступление.

Грациани был встревожен сообщениями о массированном сосредоточении британской бронетехники на юге Египта и в конце концов ограничил свое наступление прибрежной зоной. В конце концов, это было несколько вялое наступление, и, достигнув Сиди-Баррани, итальянцы остановились и окопались. Там они решили подождать, пока их инженеры не смогут протянуть дорогу и водопровод из Киренаики.

Несмотря на все, Муссолини не отказался от планов по Греции. На это было несколько причин. В ряде случаев Гитлер соглашался с тем, что Средиземноморье и Адриатика являются исключительно итальянской сферой влияния. К тому же, у итальянцев было преимущество в нахождении своих войск непосредственно у границ Греции, и итальянцам не требовалась немецкая помощь. Лишь в качестве предварительного условия Муссолини потребовал, чтобы Грациани занял Мерса-Матрух, в надежде, что это помешает британцам послать войска на помощь грекам. Но, когда Грациани не стал подчиняться этому приказу, Муссолини пришлось усилить пять дивизий в Албании еще тремя.

Хотя было уже поздно начинать войну, Италия направила ультиматум греческому правительству 28 октября, требуя, чтобы им разрешили занять определенные объекты в Греции. Премьер-министр Греции генерал Иоаннис Метаксас отверг это предложение, и в 6 утра итальянские войска пересекли границу с Грецией. Немедленным ответом британцев была оккупация Крита, отправка военно-морских сил с батальоном пехоты на борту с целью обеспечения безопасности бухты Суда для их собственного использования. К 3 ноября они установили противолодочную оборону, приступили к модернизации аэродрома в Ираклионе и к работам на новом аэродроме в Малеме. Когда британцы взяли на себя оборону Крита, Метаксас отозвал Критскую дивизию с острова и отправил ее к Албании.

Немцы никогда не были полностью довольны итальянским планам, полагая, что стратегически важные регионы Балкан необходимо обезопасить с помощью молниеностного вторжения. Немцы считали неспособность Италии захватить Крит стратегической ошибкой, поскольку британская оборона на острове угрожала итальянским линиям связи с Северной Африкой и укрепляла британские линии связи с Грецией. Как сказал Гитлер Муссолини в письме, написанном 20 ноября 1940 года:

"Прежде всего, я хотел попросить вас отложить операцию до более безопасного и благоприятного сезона... В любом случае я хотел бы попросить вас не предпринимать этих действий без предварительного проведения операции на Крите. С этой целью я намеревался внести практические предложения относительно использования воздушно-десантных сил".

У Гитлера была еще одна причина быть расстроенным нападением Муссолини на Грецию. Британские бомбардировщики, отправленные на Крит, теперь находились в пределах досягаемости румынских аэродромов, о которых так долго мечтал Гитлер. Таким образом, через четыре дня после британской оккупации Крита он приказал Верховному командованию вермахта (ОКВ) подготовить планы вторжения в северную Грецию из Румынии через Болгарию.

16 декабря британское командование на Ближнем Востоке направило в Грецию дополнительные силы. Среди отправленных подразделений была эскадрилья легких бомбардировщиков "Бристоль Бленхейм" и эскадрилья "Харрикейнов", которые были рассредоточены по аэродромам вокруг Афин. Армия предоставила несколько военнослужащих, которым было поручено создать базу близ Афин, которую можно было бы расширить для размещения двух дивизий, - факт, который следовало скрыть от греков. В конце концов британский военный кабинет санкционировал отправку эскадрильи устаревших истребителей-бипланов "Гладиатор" и трех эскадрилий бомбардировщиков. За ними должна была последовать эскадрилья "Харрикейн", как только на аэродромах будет установлена противовоздушная оборона, причем последняя за счет собственных средств противовоздушной обороны Великобритании.

Тем временем итальянцы, поначалу добившиеся некоторого успеха, вскоре обнаружили, что их мечты о продвижении на юг, к Афинам, сдерживаются сильным сопротивлением, оказанным греками. Отчасти это объяснялось тем, что успех итальянцев в захвате плацдарма через реку Каламас не был использован бронетехникой. Не помогло и то, что в горах Пинд их альпийские войска подошли на расстояние несколольких километров к перевалу Мецовон, они были отброшены греками. Затем греки перенесли сражения в Албанию.

Хуже того, поскольку итальянский флот был сосредоточен в Таранто. И в ночь на 11 ноября, в то время как несколько британских бомбардировщиков совершили отвлекающий налет на нефтехранилище, две волны торпедоносцев с авианосца обрушились на главную якорную стоянку итальянского флота. Половина итальянского флота была выведена из строя.

В октябре британцы выяснили с помощью дешифровки сигналов итальянской армии, что немецкая делегация посетила Грациани в его штаб-квартире. Возглавляемая генералом Вильгельмом фон Томой, делегация была направлена со специальной целью определить, смогут ли итальянцы с подходящими подкреплениями достичь Суэцкого канала. В то же время Гитлер встретился с Муссолини на перевале Бреннер, где он сделал предложение о механизированных и специальных войсках, от которого последний вежливо отказался на том основании, что они не были нужны до взятия Мерса-Матруха, что фактически было поддержано фон Томой в его заключительном докладе.

В конце концов, у итальянцев так и не было шанса добиться своих целей в Египте.

9 декабря 4-я индийская дивизия при поддержке 7-го королевского танкового полка под командованием генерал-лейтенанта Ричарда О'Коннора захватила ряд укрепленных лагерей, построенных итальянцами к востоку от Сиди-Баррани. Застигнутые врасплох, итальянцы отступили и под новым давлением британских сил вскоре были вынуждены полностью отступить вдоль побережья. К 15 декабря были захвачены Соллум и перевал Халфайя, за которым 6 января 1941 года последовала Бардия. Тобрук пал 22 января.2, Затем, продвигаясь на запад вдоль побережья в направлении Дерны. Вскоре, британцы узнали, что итальянцы планируют покинуть Бенгази. Это побудило англичан предпринять второй удар вглубь страны, в результате которого 5 февраля 4-я бронетанковая бригада прибыла в Беда-Фомм, где в двухдневном сражении они разгромили отступающих итальянцев.

Источник (с картами)
---------------------------
Другие мои переводы:

Действительно ли Рамзес 2 великий?

Шампольон. Знаменитый неизвестный египтолог

Анархизм. Что это такое.