Мы любили заброшки. Собачья церковь
Наконец-то закончил работу над третьей частью «заброшек». На этот раз ребята попали в совсем уж жуткое местечко. Кто не помнит, с чего все начиналось, проходите по ссылкам на предыдущие части.
Автор Феликс Бэк
Мы попали в это место случайно. Это случилось еще до того проклятого бункера, из-за которого мы с Матвеем оказались в больнице.
— Чары. — задумчиво прочитал Матвей на самодельном указателе. Это была просто доска с нарисованным краской названием и стрелкой, приколоченная к сосне. — Странно. Не должно быть в окрестностях такой деревни. Я рядом с заводом всю местность по картам прошерстил. Ну не должно быть.
— Но есть. А куда дальше идти-то? — просверлить взглядом друга не получилось. Тот делал вид, что не замечает моего негодования. — Ну?
— Да не знаю я. Заблудились похоже. — досадливо скривился Мотя. — Говорил я, что надо бумажные карты брать, спутник может и не ловить.
— Говорил, и че теперь? Давай у местных спросим, пока еще не слишком поздно. Может подскажут.
И мы вошли в деревню. Все в ней потихоньку умирало, но, несмотря на разруху, в покосившихся домах горел свет. Лаяли собаки то тут, то там, реагируя на наше с Мотей присутствие. В окнах появлялись недовольные лица хозяев. Я чувствовал на себе их тяжелый, хмурый взгляд.
— Что-то вообще никого на улице нет.
— Ага. Странно. О, смотри. — Матвей ткнул пальцем куда-то впереди себя, — На крыльце пацаненок сидит.
— Я тоже вижу. Давай подойдем. Только без твоих шуточек.
Приблизились к дому. Ребенок лет семи сидел на крылечке и играл в деревянные игрушки. В одной руке у него был паровоз, в другой фигурка человека. Несмотря на теплую июльскую погоду мальчишка сидел в болоньевом красном комбинезоне и дурацкой шапочке-петушке с написью «Олимпиада 80». Кисти его рук, точнее кожа, была темно-бурой, со шрамами, будто обожженной. Матвей спросил, есть ли дома взрослые, но мальчик не отреагировал на вопрос. Он играл в свои игрушки, озабоченно переезжая паровозиком фигурку человека, и издавая при этом чавкающие звуки. До меня донесся легкий запах гари, как если бы кто-то топил баню или жег костер, но ничего подобного я не заметил. Уже тогда я почувствовал что-то нехорошее.
— Че шорохаетесь тут, робяты? — послышался надтреснутый хриплый голос за спиной. Я резко обернулся, Мотя почему-то остался смотреть на мальчишку. Передо мной стоял старичок. Он улыбался, и среди этой странной деревни выглядел, как святой, только что не светился. Про таких говорят «божий одуванчик».
— Да мы заблудились, вышли к вашим домам. — я старался говорить как можно дружелюбнее, пихая Мотю в плечо, чтобы тоже подключался к разговору. — Вы можете подсказать нам…
— Айда со мною. Хозяйка уж, поди, шаньги напекла. Негоже тут торчать на ночь глядя. — он развернулся, и медленно почапал к началу деревни.
— Матвей, пойдем уже. — я зацепил его за кофту и потянул на себя. Только после этого он опомнился.
— Успокойся ты, отпусти. Иду я…
В доме было тепло и уютно, старички встретили нас очень гостеприимно. И вот мы уже сидели за небольшим, деревянным столом, уплетая наваристый супчик с шанежками.
— Куда путь держите, парни ? — спросил дед, сидя на лавке возле большой, белой печи, и покуривая самолично скрученную папироску.
— Мы ищем заброшенный демидовский завод. Где-то тут должен находиться. — сразу выдал все карты Матвей. В партизаны он, конечно, не годился.
— Заводов-то отродясь не бывало тут. — подключилась к разговору бабушка. — Тем более заброшенных. А чей-та вы там ищите?
— Да ничего особенного, бабуль. Просто мы любители таких местечек. — я наконец-то разжевал большой кусок мяса и поддержал Матвея.
— Видала, Поля? И заброшенки кому-то интересны, окромя энтих, как их? — закряхтел дедуля на лавке. — Есть у нас тут одна…
Но жена сразу же перебила его.
— Школа, километрах в двух. Ну, там потолок обваливается, туды никак нельзя соваться. Чаю будете?
Мы переглянулись, обменявшись взглядами. Я понял, что у Матвея в голове то же, что и у меня.
После сладкого чая с блинами, которые хозяйка приготовила минут за десять, нам было предложено заночевать в доме, а уже поутру идти на поиски завода. Мы последовали их совету и улеглись на лежанку. Твердые матрасы, набитые, похоже, соломой, все равно были лучше, чем палатки под открытым небом где-то в лесу.
Рано утром я дождался, когда бабка вместе с Матвеем выйдут во двор, набрать воды из колодца, и подсел за стол к деду.
— Дедушка. А чего вы хотели рассказать про заброшенные строения? Рядом есть что-то, помимо развалившейся школы? — я заметил, как его глаза забегали в разные стороны.
— Есть, внучек, но я бы туда не ходил. Тем паче сегодня.
— Да мы не пойдем. Послушать хочется.
— Ну тады ладно. — он обслюнявил папироску, и поджег ее. — Церквушка есть неподалеку, на холме. Заброшенная уж лет сто, не меньше. Я родился, она уже не действительная была. Жуткие легенды про нее ходют, у нас-то. Грят, что жил там батюшка, который настолько обезумел от набожества, что в порыве злости, певчую из хора загрыз вусмерть. Вцепился, окаянный, ей в горло и ужо не отпустил. До самой ее кончины не отпустил. С тех пор церквушка и закрытая. А щас поговаривают, что туды даже мародеры не суются, не грабят, хоть и есть чего. И что живет там кто-то страшный, ночует точнее. И вой собачий почти каждую ночь оттуда доносится.
— Интересное место. — а внутри уже зудело любопытство.
— Место интересно, да опасно. Вот сосед наш, Михал Прокофич, как-то раз, ушел с ружжом своим туды, а обратно ужо не вернулси. Сгинул там. Отличный мужик был, охотник, лес знал, как свои пять пальцев. Неча там делать вам, внучки.
— А почему вы сказали «не сегодня»?
— Седни ночь на Ивана Купала. В такой день лучше в дому быть, за закрытыми дверями. Ну, токмо если папора цветок, да клад не хош искать. — дед хитро подмигнул.
Напоследок нас накормили вкусным завтраком, и с улыбкой и напутствиями проводили за порог.
— Чудные старики, — заключил Мотя, — надо на обратном пути тоже к ним зайти.
— Больно ты им нужен. — усмехнулся я. — Ты все еще уверен, что завод где-то рядом?
— Да, но не знаю, где именно. И не смотри на меня так, ты не взял карты.
— Я не об этом. Мне дед рассказал, что у них на холме есть заброшенная церковь. И даже легенда жуткая имеется. Может мы ее поищем?
— А что за легенда?
— По дороге расскажу. Я думаю, нам на ту гору.
Вдали виднелся большой холм, заросший деревьями.
Уже на выходе из деревни мы снова повстречались с тем странным мальчишкой. Он так же сидел на крыльце, с игрушками в руках, только теперь, опустив голову, смотрел на нас исподлобья. Подняв руку с зажатым в ней человечком, второй рукой он демонстративно оторвал ему голову.
Дорога шла вверх. Уклон был небольшим, но с нашими вещами он оказался существенным. Оглядываясь по сторонам, мы продвигались выше и выше. Но даже забравшись на вершину холма, мы не сразу обнаружили строение. Оно было надежно спрятано за окружающими его деревьями, да и вьющиеся растения давно облепили стены. Со стороны казалось, что это вполне себе живой, дышащий, организм.
Внутрь мы попали только после второго обхода здания. Среди прилипших к стенам кустарников нашлось не заколоченное окно, ведущее прямо в главный зал церкви.
Перевалившись через подоконник, мы попали в сумрачное, сырое помещение, освещаемое пробивающимся через окна наверху и прорехи в крыше дневным светом.
— Не может быть! — прошептал Мотя.
— Что такое?
— А ты сам-то не чувствуешь? — и без объяснений пошел рассматривать алтарь. На нем даже сохранились кривые огарки свечей.
И я понял о чем он говорил. Запах, отчетливый запах церковного ладана. Будто бы разукрашенные, замызганные за годы фрески, стены и потолок, навсегда впитали его в себя. Помещение будто бы существовало в другом времени. Каким-то чудом эта небольшая церквушка избежала разрушающего воздействия природы и цивилизации.
— Говоришь, поп загрыз девку? — голос Матвея разносился по залу небольшим эхом.
— Ага.
— Поди тут и было. Здесь стоял хор, ага… А здесь, возможно…
— Ты серьезно? Моть, хватит. Даже если это и правда…
— Ой, ну не нуди, Горыныч. Ты что, веришь во все это? Призраки, проклятия, летающие демоны.
— Я не верю, но…
— Вот и не парься. Гляди, даже книги сохранились. Сколько на них, интересно, сантиметров пыли?
Я хотел сказать, что меньше трех миллиметров, но вовремя удержался. Черт, да я и правда зануда.
На высоте двух метров, за алтарем, был ветхий балкончик, явно для хористов. Лестница, что вела на него, не внушала доверия. Перила сгнили и развалились, балясины торчали через одну черными переломанными зубьями.
Матвей уже прощупывал ногами первые ступеньки, проверяя их на прочность.
— Лестница нормальная, выдержит, если по одному. — заключил он уверенно, будто сам инженер-проектировщик, строивший эту лестницу.
— Ну и ползи тогда первый, а я посмотрю.
Не думал, что мой друг настолько отчаянный авантюрист. Он, вплотную прижавшись к стене спиной, бочком начал подниматься по ступеням. Под его весом деревянная лесенка натужно, угрожающе скрипела, но рушиться, похоже, действительно не собиралась. После того, как Мотя добрался до последней ступеньки, я последовал его примеру.
— Мы как этот твой блогер, который по таким местам любит ползать. — я разглядывал мутные, размытые иконы, проговаривал вслух надписи на обшарпанных стенах. Кто-то все-таки осмелился проникнуть в церковь, помимо нас. Среди обычных фраз, типа «здесь был Петя из Кунгура 1992 », встречались и жутковатые, странные.
— Бог спит, тебя никто не услышит. Тряси свою душу. — читал я с выражением. — Здесь правит тьма. Черная кровь для прихожан.
— Ну и жуть. А дед сказал, что мародеров тут не бывало. Да тут не только мародеры, тут психов полно было. Говорил же, выдумки это все старческие.
Пока мы обследовали холл и окрестности, стало смеркаться. Поэтому было принято решение немного прогуляться по лесу, насобирать сушняка на костер, а потом ставить палатку. В церкви каменный пол, можно расчистить место для огня. А потом Матвей придумал, что спать можно и на хóрах, на том балкончике, в спальниках. Все безопасней и уютней, чем на полу. Натащив через окно валежника, мы принялись разжигать костер. Жрать хотелось неимоверно. Шаньги бабы Поли с горячим чаем были съедены за пару минут.
За разговорами не заметили, как стемнело. Хоть и поздно темнеет в лесу, но все равно не до конца. Летние ночи в тайге светлые. Поэтому забравшись на балкон, мы еще попялились на лес в окошке, что удачно было расположено прямо за нашими спинами, и завалились спать.
Проснулись мы одновременно, от леденящего, протяжного, одиночного воя.
— Волки? — спросонья пробубнил Матвей, протирая слипающиеся глаза.
— Откуда им тут… — хотел я возразить другу, но вой повторился. За одиночным, будто эхом послышался вой целой стаи хищников. — Это не волки.
— Точно. Собаки! — Мотя выкинул указательный палец в небо, точнее в потолок. — Я и думаю, странный вой какой-то. В нашей деревне постоянно по ночам псы завывали. Ну эти вроде далеко где-то воют, в лесу.
— Может у них… — от пришедшей в голову внезапной мысли похолодело, кожа покрылась холодным потом. Я даже забыл договорить, а Мотя все смотрел на меня, в надежде, что я закончу фразу.
— Ну же? Че ты замолк? — нетерпеливо выбросил друг.
— Плохая мысль, остаться здесь на ночь. Ох, плохая. Если у них тут убежище, то нам, пожалуй, конец. — я старался сохранять спокойствие, но внутри меня все горело и дымило. Мне не удалось скрыть свои переживания. Они, как зараза, передались еще и Моте. Тот резко вскочил на ноги и подошел к окну.
— Видно че-нибудь? — я прошептал, словно меня могли услышать. Матвей молчал, уставившись в куда-то вдаль.
Не выдержав, я приблизился к другу и тоже замер, увидев будоражащее зрелище. На небе бледным пятном светила луна, обливая своими тусклыми лучами верхушки елей. На окраине леса стоял маленький, красноватый силуэт человека.
— У меня не глюки? — прорезал нагнетающую тишину Мотькин грубый голос.
— Только если коллективные. Это же странный ребенок из деревни! Че он тут… — неожиданный, мощный грохот на крыше не дал мне договорить. Мне почудилось, словно гигантская птица приземлилась, отбивая воздух крыльями, вцепившись когтями в кровлю здания. Не успели мы опомниться, как я услышал лай, уже громче и четче. Стало очевидно, что к нам приближались собаки.
— Эти твари смогут забраться через окно? — в голосе Матвея слышались нотки страха. Он недолюбливал собак, потому что в детстве его сильно покусал бродячий пес. От той встречи у него на переносице навсегда поместился сантиметровый, зарубцевавшийся шрам.
— Да хрен знает. Надо убираться отсюда, пока не поздно. — я уже был готов бежать к лестнице на первый этаж, закинув по быстрому шмотки в рюкзак, но стоявший у окна друг выкрикнул: «Стой. Егор, зырь, бля!»
Мальчик в красном комбинезоне был уже не один. Он был окружен сворой псов из десяти, или около того, особей. Собаки бегали вокруг мальчишки, не отдаляясь от него, будто на привязи. И лаяли, огрызались, поглядывая на церковь. Ребенок обернулся в сторону леса, и протянул свою правую ручонку кому-то, скрывающемуся за деревьями. Я увидел шевеление ветвей, а затем из полумрака вышла темная, массивная фигура в плаще. Псы сразу же заскулили и прекратили тявкать, поджав хвосты. Мне показалось, что рост этого человека около двух с половиной метров. Великан подошел к мальчику, ребенок показал в сторону нас. Когда огромный человек поднял руку, животные, будто сорванные с цепи, кинулись к церкви, как к куску мяса. А мы, судя по всему, были этим куском.
Тут у меня уже не выдержали нервы, я сорвался с места, понимая, что нужно что-то делать, куда-то прятаться, бежать. Что это не сон, все более чем реально. Мотя рванул следом за мной, ухватившись за мою кофту: «Куда ты, там же собаки! Мы не убежим от них, надо забираться на крышу или....
Я понял, о чем он. Колокольня. Должен же быть выход к колоколам. Собрал остатки рассудка и принялся вместе с другом искать проход наверх. Слава всему, он быстро нашелся. Неприметная Дверца под потолком, с прикрученной к стене деревянной лестницей, вывела нас к огромной позолоченной груде железа, неподвижно уснувшей на долгие годы.
— Это кто еще такие там? Ты видел этого мужика? — заговорил Матвей, отдышавшись и немного успокоившись.
— Он вроде как...собаками...управлял. Приказал им и они рванули. — я обдумал свои же слова и помотал головой, поморщившись. — еще ребенок этот. Че за жесть тут творится?
Внизу послышался лай и завыванье. Собаки быстро проникли в помещение уже добрались до второго этажа, вероятно, обнюхивая оставшиеся внизу Мотькины вещи. Следом за лаем и скрежетом когтей по дереву мы услышали тяжелые шаги. Под идущей громадиной скрипел весь пол, шаги отдавались глухим звуком по всему помещению, разливаясь еле заметной вибрацией. Мы с другом глядели друг на друга, боясь пошевелиться и что либо предпринять. Меня потрясывало от нахлынувшего страха и адреналина.
Шаги прекратились прямо под люком, однако псы скулили и жутко выли, не умолкая.
«Вы только вслушайтесь в этот вой. Мои зверушки плачут только по ночам, это производит сильное впечатление, не так ли?». — прозвучал низкий, охрипший и сдавленный голос за деревянной дверцей. А затем обладатель голоса саданул по двери чем-то тяжелым. В его случае это мог быть просто кулак.
Вылезти на крышу через маленький пролом, увиденный мной случайно, стало единственной мыслью по спасению наших жоп. Сквозь него пробивался лунный свет. Первым наверх ринулся Матвей. Я подсадил его и он без проблем протиснулся в отверстие. Потом он подал мне руку но вылезти за другом я не успел. Снаружи церкви что-то громко бахнуло несколько раз подряд. Залаяли и заскулили псы, а удары в дверь прекратились. Чем громче становился грохот, тем отчетливее понималось — это выстрелы из ружья. Два выстрела, небольшой перерыв, снова два выстрела. Двустволка, решил я.
Затем выстрелы переместились в помещение, отдаваясь эхом. Потом я услышал мужское, неразборчивое бормотание, но точно не того громилы, чье-то еще. Спустя несколько минут все замолкло.
«Матвей! Ты где?» — крикнул я, вспомнив о друге, который вылез на крышу.
Его голова показалась в проломе, лицо было озадаченным. — тут псих какой-то с пушкой из леса вышел, расстрелял собак и точно так же скрылся. Прикинь? Я все видел сам, Горыныч. Поехали домой, а?
Мы собрали остатки вещей, спустились на первый этаж, вышагивая через собачьи трупы, переступая через лужи крови. Не дожидаясь утра мы рванули по тропе, обратно к деревне. Мысли никак не унимались — «кто нас спас? Охотник? Только если охотник, больше некому.» И тут вдруг ударило. В голове, голосом того деда с папиросой, которого я допрашивал с утра, проскрипело: «Вот сосед наш, Михал Прокофич, как-то раз, ушел с ружжом своим туды, а обратно ужо не вернулси. Сгинул там. Отличный мужик был, охотник, лес знал, как свои пять пальцев...». Однако с товарищем я делиться этими догадками не стал, мы и без того были напуганы до чертиков.
Дошли до нужного места с первыми лучами солнца. Покосившийся указатель дал нам понять, что мы на верном пути. Только вместо старых домишек нас встретило болото, тишина и жужжание противных насекомых. Где-то виднелись затопленные деревяшки, но ни одного намека на дом или жильца, если не считать жильцами жаб и стрекоз.
Наверное, все эти загадочные истории так и останутся большой загадкой, по крайней мере для меня. Лежа на больничной койке и вспоминая то, что происходило с нами последнее время, невозможно четко ограничить реальность от выдумки.
Врачи каждый день приходят обследовать меня, тычут капельницы и пичкают таблетками. Говорят, что все будет хорошо, но я им не верю. Силы покидают меня, правда ускользает, как сквозь пальцы, уступая место фантазиям и бредням. Я вроде бы и помню что-то, но чем тщательней я пытаюсь выудить воспоминание из головы, тем быстрее оно теряется в памяти. Может быть и не было ничего? Ни шамана, ни церкви. Только бункер, в котором мы с другом и остались, а все что было дальше — лишь предсмертный бред.
Спасибо тем, кто дочитал до конца!
По традиции оставляю ссылку на сообщество ЗБО, в котором собраны рассказы, саундтреки и озвучки к ним! Заходите, подписывайтесь, не хватает только вас!