Так уж повелось, что человек смертен. Это, пожалуй, единая константа, в необратимости которой мы можем быть полностью уверены. И именно смерть является той стороной жизни, о которой люди предпочитают помалкивать. Говорить о ней в обществе – некое табу, дурной тон, а порою просто страх.
Но смерть людская существует — с момента рождения первого человека; существует рядом, незримо, а порой непозволительно нагло и открыто. И дабы человек мог более спокойно хотя бы думать о ней (пускай и не смотря ей в глаза), с этой самой смертью стоит соприкоснуться. Прямо или опосредованно.
В этой истории мы попытались приподнять занавес тайны, побывав там, где проходит незримая грань между мирами живых и мертвых.
Часть 1. Николаевского бюро судебно-медицинской экспертизы
На часах восемь утра. По-летнему солнечно. Я стою перед железными воротами бюро на ул. Потёмкинской. Для переступающих этот порог впервые здесь находится некая грань между двумя мирами. А для сотрудников это – привычное место работы, наполненное своими рутинными моментами, маленькими радостями, переживаниями. Место, где есть место не только слезам и горю.
Меня встречают Ольга Дерюгина, начальник бюро, и Галина Тищенко, заведующая отделением экспертиз трупов. Заходим в помещение бюро и идем в кабинет последней. Запахи, как может сразу показаться, не смущают: почти ничего непривычного для людского носа. Лишь подходя к кабинету и минуя секционный блок, чувствую неприятно сладковатый, немного непонятный сразу по своей природе запах. Догадавшись, спешу в кабинет. Впрочем, это нормальная реакция для новичка.
— Смерть человека — это всегда происшествие. В таком случае на место происшествия приезжает «скорая», а также следственная группа из районного отдела полиции. Если медработник не находит следов насильственной смерти, а родственники предоставляют медицинские документы, подтверждающие, что умерший болел и болезнь эта могла иметь летальные последствия, то врач выписывает свидетельство о смерти без вскрытия. В противном случае на место приезжает судебно-медицинский эксперт, который осматривает тело и устанавливает наличие либо отсутствие телесных повреждений. А судебно-медицинская экспертиза тела умершего проводится либо по настоянию родственников умершего, либо по постановлению следователя, прокурора или судьи, — на правах хозяйки кабинета и без лишних слов начинает Галина. — Наш рабочий день начинается в 8 утра, до 14 часов длится основная работа. В это время производятся вскрытия и последующая выдача тел умерших, работают эксперты. Затем до утра ежедневно дежурят эксперт и санитары, по скользящему графику.
Во время нашей беседы Галина вынуждена отвлекаться: телефонные звонки не прекращаются, в кабинет периодически заходят подчиненные. Работа кипит.
— У нас ведутся квартальные и годовые отчёты. Каждый день к нам поступают 10 и более умерших, в среднем 15-16. Учитывая, что по воскресеньям вскрытия не проводятся, на понедельник может накапливаться и два десятка тел. Доходило и до 28 вскрытий за день. Было сложно, за столами тогда работали абсолютно все, включая меня и начальника бюро. Но иначе никак, ведь близкие ждут тело для захоронения, а похороны нельзя переносить. Или следователь торопит.
Что касается поры года, то, по словам Галины, летом, когда особенно жарко, учащаются смерти, вызванные заболеваниями сердечно-сосудистой системы. Эта «сердечная смерть» в последние годы, кстати, существенно помолодела. Количество инфарктов, ишемических болезней сердца существенно возросло у людей 30-40 лет.
А так, в иную пору года уровень смертности не изменяется. То же касается и пола умерших – никаких тенденций.
Детская смертность, что не может не радовать, низкая: как правило, несколько смертей в месяц. В основном умирают дети, имеющие врожденные заболевания. Крайне редко случается смерть от механической асфиксии (удушья – прим. авт.) по причине неосторожности родителей: например, мать, накрывавшая ребенка своим телом и благополучно уснувшая.
— Самое сложное в работе — моральная составляющая. Смерть – это всегда горе. Каждый день мы общаемся с людьми, кого это горе постигло. Часто люди плачут. Мы как можем их успокаиваем, помогаем держать себя в руках. В 90-е годы многого натерпелись и наслышались, нередко доходило до угроз. Но ничего, выдержали.
Вхождение Галины в профессию началось с поступления в медицинский институт. Судебно-медицинским экспертом она видела себя изначально, с начала обучения. Окончив вуз в 1981 году, сразу попала в Николаев, в бюро.
— Что касается сотрудников-новичков, то человек с улицы, не имеющий медицинского образования (считай, моральной, психологической подготовки), здесь долго не выдержит. Бывает, такие люди приходят – и очень быстро покидают бюро. Честно говорят: «Извините, но я не могу выдержать. Это не для меня». Особенно сложной является работа в секционном зале, куда новички-не-медики допускаются к некоторым работам – и это опять-таки не место для неподготовленного человека.
К разговору подключается Ольга. Она просит отметить, что за последние полтора года в бюро удалось существенно улучшить материальную базу: приобретена новая мебель, обновлён ремонт.
Ольга продолжает:
— Наука непрерывно шагает вперёд, в мире постоянно появляются новые образцы оборудования. Далеко не все из них, к сожалению, нам доступны. Для примера возьмём передвижную стационарную лампу, позволяющую проводить вскрытия под целенаправленным светом плюс обладающую мобильностью. Цена вопроса – 12-16 тыс. грн. за штуку. Для нас, с учётом финансирования, это очень дорого. Поэтому пока мы вынуждены обходиться без неё.
Так же остро стоит вопрос с инструментарием, дающим возможность использовать более современные методы исследования. На одной из недавних международных конференций, проходившей в Одессе, выступали наши коллеги из Молдовы, Польши, Болгарии. Там финансирование судебно-медицинской отрасли на порядок выше – и это увеличивает как виды проводимых исследований, так и их объемы, точность. Например, при поступлении тела с ножевым или огнестрельным ранением проводится рентген-исследование, исследование с использованием контрастов сосудов. Таким образом, эксперт, подходя к телу, уже освобожден от массы ненужной работы. Он исследует лишь пораженные органы и части тела, ставшие причиной смерти, а не тратит уйму времени на полный анализ.
К разговору вновь подключается Галина:
— Еще одной остро стоящей проблемой для нас является захоронение невостребованных тел. Городские коммунальные предприятия таких умерших в черте Николаева хоронят, с этим проблем нет. А вот ситуация с умершими в районах области плачевная. Ни сельские советы, ни громады часто эти вопросом заниматься не хотят. И эта ответственность перекладывается на плечи даже не родственников, а соседей, коллег по работе, порой и людей, мало знавших умершего при жизни. И далеко не всегда они готовы к такой миссии. К тому же, в такой ситуации возникает проблема с выделением земельного участка. А земли, как всегда, на всех не хватает.
В таких бесплатных гробах захоранивают невостребованные тела
Внезапно Ольга и Галина начинают улыбаться.
— Но порой случаются чудеса, когда мы радуемся, словно дети, — говорит Галина. — Это когда таких «отказников» всё-таки забирают. Вот буквально сегодня нам позвонили из с. Нечаянного Николаевского района. Они забирают аж два тела. Хоть ещё и остается восемь, но нам всё равно уже легче.
А лучше всего, чтобы ряды этих «отказников» не пополнялись, — устало вздыхает Галина. — Но это не в наших силах...
В этот момент мы вынуждены прерваться. Дело в том, что немного ранее в бюро привезли тело ребенка, 11 месяцев. Даже для видавших многое сотрудников детская смерть – это всегда сложно. Тем более что предстоит совместное вскрытие с приехавшими в бюро врачами.
Галина и Ольга передают меня миловидному судебно-медицинскому эксперту Анне Собитняк. Дальнейшее общение происходит с ней.
Мы начинаем наш диалог с разговора о суевериях и предрассудках, а также профессиональных привычках.
— Ни к суевериям, ни предрассудкам мы не склонны. (Смеется). Специфика работы заставляет верить только глазам и опыту.
А вот что касается привычек... (Задумавшись). Кофе. Много. Это первое. Второе — это дисциплина. Работа требует скорости и точности. И третье – это профессиональная память при взгляде на город. Проезжая мимо какого-то дома, часто невольно ловлю себя на том, что вспоминаю: «А ведь здесь я уже когда-то бывала, выезжала, осматривала». Большое количество городских адресов у меня уже надёжно ассоциировано с работой.
Более всего запомнилась серия убийств валютчиков, произошедшая в Николаеве в 2011-2012 годах. И запомнилась она своей дерзостью и вызванным резонансом. Если же брать трупы, необычные для обывателя (например, изувеченные), то для меня это как раз уже банально и в памяти особо не откладывается. Хотя бывают исключения, некоторые вещи запоминаются. Например, пастух, которого забодал насмерть его же пасущийся бык. Или погибший в прошлом году в зоопарке мужчина — его я вскрывала. Но всё равно это в большей степени некая рутина. Да и многое мы не можем рассказывать — тайна следствия. (Смеется).
Порою в работе случаются и курьезы. Бывало, что поступал звонок со 102 о трупе. Выезжаем – а там все живы. Такое в моей практике случалось дважды. А вот трупы у нас не оживают, это абсолютно киношный стереотип.
— А вот самое трудное в профессии — работа с детскими телами. Это очень сложно и к этому, наверное, привыкнуть нельзя. Порою человеческая жестокость ужасает. Недавно к нам поступал трехлетний ребенок, весь в ссадинах и кровоподтеках, с ожогами от окурков. Видеть и соприкасаться с этим больно.
Весы для определения массы детских тел
Некоторые иногда спрашивают, сложно ли работать с телами людей, которых хорошо знала при жизни. Но это исключено и запрещено (Уголовно-процессуальным кодексом, а также инструкциями Министерства охраны здоровья). В случае знакомства с умершим я являюсь заинтересованным лицом и обязана сделать самоотвод.
По словам Анны, стресс она снимает сном. Дома, долгим и крепким. Тем более что у сотрудников есть еще суточные дежурства, которые могут выпадать и на выходной день. Так что отдых — это самое то, чтобы снять стресс и отвлечься от работы в бюро.
— С родственниками, близкими покойных случаются эксцессы?
— В основном общение всегда спокойно происходит. Но порою от них поступают странные просьбы и требования. Например, не вскрывать тело по тем или иным причинам, например, религиозным. Приходится долго объяснять им, что мы обязаны это сделать, что есть постановление следователя.
Бывает, просят положить какую-то вещь в гроб. Или переодеть умерших: например, незамужних девушек в наряды невесты, маленьких девочек — в белые платья. Это давние людские традиции, к которым мы относимся с пониманием.
Профессия все равно оставляет свой отпечаток. Возрастает уровень цинизма. Это защитная реакция мозга на условия работы. Но это ни в коем случае не толстокожесть. Некоторые вещи начинаешь иначе воспринимать. Например, приезжая на место происшествия, где есть труп, я должна его осмотреть. А для этого его нужно перевернуть. И я делаю это быстро, механически, так как для меня это всего лишь тело. А для родственников, стоящих рядом, наблюдать это больно: для них это пока еще человек.
Всё время пребывания в бюро мне не давал покоя характерный запах, витающий в помещениях. Спрашиваю у Анны, как быстро люди к нему привыкают.
— Большинство привыкают к нему еще во время учёбы в вузе. Человек неподготовленный может привыкать и неделю, и месяц. Я давно уже его настолько не замечаю, что комфортно нахожусь в помещениях, где находятся мумифицированные или гнилостно измененные трупы.
У всех тел запах единый, встречаются только его оттенки.
А сама профессия наша пахнет не только формалином и гнилью. Часто — озоном и свежестью, которые оставляют обеззараживающие лампы. И еще немного дезинфицирующими растворами.
На этом я вынужден прощаться с Анной — она спешит в секционный зал. Минуя лестницу, выхожу на улицу. Надкусываю яблоко, щурюсь от солнечного света и оглядываюсь по сторонам. Тепло. Ловлю себя на мысли, что сегодня хочу увидеться с семьей и провести с ними весь вечер: за чашкой кофе, за разговорами обо всём на свете...
Продолжение следует.
Автор:
Кирилл Ахтымович
Источник: http://niklife.com.ua/focus/57852