Меня травили примерно с середины 1 по 8 класс, в 9 поутихло, а в 10 и 11, когда пришли ребята из других классов, травля прекратилась и у меня появились друзья (конечно же, из новопришедших). Физического насилия не было, психологического много, постоянно и беспричинно.
Для ЛЛ: 1. Мне 30 лет, и только сейчас я наконец смогла до конца разобраться и начать справляться с обидой, которую несла в себе всю сознательную жизнь. У меня сейчас всё в порядке, но из-за буллинга есть проблемы с доверием и другими вещами, которые я решаю до сих пор. 2. Классная руководительница в начальных классах являлась главным агрессором, и способствовала буллингу. 3. Интересно, что в школе атмосфера была в среднем такой, как будто все ок, но ок не было. 4. Я практически не помню школьный период с 1 по 9 класс, а нормально развиваться в плане увлечений и прочего начала только после школы. В школе просто не было сил на это. 5. Насилие плохо в любом виде и проявлении для всех участников, и ничто его не оправдывает. 6. Родители должны словами через рот объяснять ребёнку, кто что может и не может делать по отношению к ребёнку, а также, что взрослые далеко не всегда правы.
У меня сейчас прекрасная жизнь, отличная работа, любящий муж, и я не жалею о прошлом, так как я нахожусь где нахожусь из-за него и не желаю другого. Но я сильно переживаю, когда читаю истории о травле и насилии. В какой-то момент в интернете была волна "вот некоторых детей сейчас лучше бы кто-то погнобил, а то они вон как выглядят/ведут себя..." Я просто в ужасе от такого одобрения и романтизации буллинга. Пожалуйста, не надо так... На нормальном языке эти дети просто нормальные свободные)) А воспитание не должно быть связано с буллингом, это вообще отдельная тема.
Длиннопост)
Важно отметить, что я была нежным цветочком и ничего плохого или некорректного не сказала и не сделала, чтобы условно "спровоцировать" такое отношение (я против буллинга в любом виде, и ничто его не оправдывает, и вот это вот "за что-то" - это отсутствие у ребенка права на ошибку). Я попала в класс (по какой-то причине буквы не подчинялись теориям в интернете, и наш "В" класс был гимназическим с усложненной программой обучения), где многие дети были знакомы с садика, и была там одной из новых для них людей. Не знаю, что конкретно стало началом, но класс как коллектив отвергали меня все эти 9 лет разными способами, в том числе самыми бредовыми. Например, классе во втором группа девочек заявили, что у них туфли белые, а у меня нет, и они не будут со мной общаться. Естественно, я получала за всё - фамилия, внешность, зрение (была в очках в начальной школе) и вот даже эти несчастные красивые бордовые туфли. К счастью, я из тех немногих, кого это не сломало, но и закалкой я бы это не назвала, скорее больше устойчивостью к жестокости и конфликтам, а вот последствия пожинаю всю жизнь. В том числе у меня с 2 до 8 класса стремительно падало зрение, что мы с врачами также предполагаем как психосоматику. Пока не нашлось ни одной другой причины, почему это началось с травлей и закончилось с её завершением. Одним из самых тяжелых аспектов травли было также то, что на психологическое давление и оскорбления я отвечала физически, и естественно всегда была виноватой стороной в глазах учительницы и родителей одноклассников.
И тут мы дошли до самого интересного.
Классная руководительница. С 1 по 4 класс у нас была очень жестокая классная руководительница. Она гнобила нас, сравнивала нас друг с другом и морально давила как только могла. У меня практически нет воспоминаний из этого периода, но самые яркие воспоминания о ней такие: 1. Мы с девочками любили баловаться на уроках хореографии. Учитель жаловалась класс руку, и она уже в классе выставляла нас перед классом и отчитывала. Сесть можно было толкьо когда мы начинали плакать. 2. В один из разов, когда она меня отчитывала за что-то, у меня случился приступ ВСД с падением давления (я знаю, что вегето-сосудистая дистония не включена во всемирные списки болезней, и говорю то, что мне говорили врачи). Это просто полуобморок, когда нужно посидеть, и приступ проходит. Она сразу посадила меня отдельно и налила чай с сахаром. Я не думала об этом и списывала на заботу, но сейчас я понимаю, что она просто испугалась последствий. Таких людей нельзя даже близко подпускать к детям. Насколько мне известно, в классе после нашего она приложила руку к какому-то мальчику или схватила его, уж не знаю, и родители подняли это все, и ее убрали из школы.
Родители. У меня прекрасные родители. Конечно же, они тоже допускали ошибки со мной, но атмосфера была дружелюбной, ко мне относились как к личности и воспитывали личностью со своими границами и ценностями, и никогда ни с кем не сравнивали. Также в моих конфликтах с одноклассниками родители прилюдно никогда не вставали на сторону другого человека, и мы обсуждали всё с ними в личном разговоре, то есть меня защищали. Я считаю это всё ключевым аспектом того, что моя кукуха осталась на месте. Интересно, что в школе атмосфера была в среднем такой, как будто все ок, но ок не было.
Класс рук убеждала нас и наших родителей в том, что она просто строгая, но во благо, типа воспитывает в нас внутренний стержень, и мы все дружно ей верили, так как информации о том, как надо и не надо, не было. По этой же причине я также не виню своих родителей в их заблуждении. Когда ты рос в советском обществе, где все старшие по умолчанию считаются правыми, без информации и ресурса возможность критически мыслить в этом направлении без ресурсов крайне мала. Мне предлагали поменять школу, но я отказывалась, потому что тут было плохо, но знакомо, а в другом месте было бы "плохо, но не знакомо". О том, что в другом месте может быть хорошо, я как-то не думала. К сожалению, только к окончанию школы ко мне и родителям начало приходить понимание произошедшего. Да, ребёнок не должен делать выбор со сменой школы в такой ситуации. В этом я также не виню родителей, но считаю очень важным доносить до взрослых, что каким бы "самостоятельным" и "взрослым" ребёнок не был, некоторые выборы в его жизни он не может сделать корректно и полностью понимая все факторы.
Одноклассники. Я много лет несла жгучую ненависть и обиду в отношении одноклассников, и только сейчас более-менее разобралась с этим грузом. Только одна девочка заступилась за меня и общалась со мной в начальной школе. Наши пути к большому сожалению разошлись после 9 класса, но я до сих пор ей очень благодарна. Марина, если ты это читаешь, спасибо тебе!
Так вот, в этом году из-за цепочки тем, которые меня интересовали, я осознала в полной мере, что такое насилие, кто такой абьюзер, что такое в полной мере насилие. Отсюда я совместно с психологом выделила, что настоящий насильник - эта класс рук, а все дети - жертвы этого абьюза, потому что ассоциация себя с агрессором - один из распространённых и очень разумных способов защитить самого себя. Сколько сил у меня освободилось после этого осознания я даже описать не могу.
Заметка, что класс рук в старшей школе такую дичь не творила, но ей было просто наплевать на происходящее.
Что я имею в остатке: 1. Я почти не помню события своей жизни со 2 по 8 класс. 2. На 2009 год моё зрение было -7, я сделала операцию в 2018 году и это был один из лучших дней в моей жизни. 3. Я начала нормально учиться только в 5 классе, когда ушёл этот гнёт учительницы. 4. Я начала развиваться полноценно творчески и осознавать себя только после окончания школы. 5. Имела проблемы со вспыльчивостью и агрессией, над которыми работаю. 6. У меня крайне обостренное чувство справедливости, иногда слишком, над этим тоже работаю. 7. Я всю сознательную жизнь прожила с обидой на то общество и имею проблемы с доверием. С обидой разобралась только когда назвала всё своими словами. Агрессор - это агрессор, насилие в любом виде - это насилие.
У меня сейчас прекрасная жизнь, отличная работа, любящий муж, и я не жалею о прошлом, так как я нахожусь где нахожусь из-за него и не желаю другого. Но я сильно переживаю, когда читаю истории о травле и насилии. В какой-то момент в интернете была волна "вот некоторых детей сейчас лучше бы кто-то погнобил, а то они вон как выглядят/ведут себя..." Я просто в ужасе от такого одобрения и романтизации буллинга. Пожалуйста, не надо так... На нормальном языке эти дети просто нормальные свободные)) А воспитание не должно быть связано с буллингом, это вообще отдельная тема.
Полностью согласна со всеми топиками, которые привёл автор поста: - Ничто не оправдывает насилия. Насилие плохо для всех участников. - Действительно, учитель - главное и основное лицо, которое может и должно устанавливать климат в коллективе детей и подростков. - Родители должны словами через рот объяснять ребёнку, кто что может и не может делать по отношению к ребёнку, а также, что взрослые далеко не всегда правы.
@ChelovkzKemerova, спасибо, вы делаете великое дело, вы спасаете самых уязвимых.
"В" класс 2001 года набора, гимназия в одном из городов Подмосковья.
Офис Нексуса напоминал лабораторию безумного учёного. Голограммы рыночных данных висели в воздухе как созвездия. Нейросеть проигрывала трейдинговые симуляторы, а на стене красовалась цитата, выжженная лазером: «Совершенный код не имеет автора. Он дышит сам!»
Пол пялился в резюме кандидатов, а Мэт стоял у окна, наблюдая, как дождь стекает по стеклу.
— Все они мусор, — Пол швырнул планшет в стену. Экран треснул, выведя на дисплее искажённое лицо программиста.
— Пишут о страсти к инновациям, но их лучший проект — это чат-бот для заказа пиццы!
Мэт повернулся, медленно снимая перчатки. Его пальцы, покрытые шрамами от ожогов, легли на стекло.
— Вы ищете не программиста, а алхимика, — сказал он. — Тот, кто превращает код в золото, должен иметь три качества:
— Первое это одержимость без фанатизма, чтобы видеть код во сне, но не сжечь серверную.
— Второе, слепоту к морали, чтобы наши алгоритмы съели слабых, а не молились на них.
— Ну и третье это страх, но не перед нами, а перед его собственным несовершенством.
Пол закатил глаза:
— Ты опять как будто цитируешь учебник по средневековым пыткам. Где мне найти такого? На конференции по этике?
Мэт достал из кармана флешку с гравировкой Нексус.
— Мы его уже нашли, — сказал Мэт, вытаскивая резюме из папки. — Достойный претендент, Алексей Воронов.
На экране возникло лицо тёмными волосами и очками в роговой оправе. Это был бывший крипто-хакер, взломавший ЦБ Швейцарии в девятнадцать лет. Последние пять лет он был тихим гением, пишущим код для теневых бирж.
— Почему он? — Пол увеличил раздел «Риски». Психоз, паранойя, аллергия на корпоративную культуру.
— Потому что он единственный, кто прошёл мой тест, — Мэт вставил флешку и голограмма ожила, показав запись.
Первое испытание, или код под давлением. Алексей сидел в комнате с датчиками пульса. На экране был зашифрованный алгоритм Нексуса с таймером. Через четыре минуты он не только взломал защиту, но и добавил скрипт, выводящий на экран цитату Ницше: «Бог мёртв, и мы убили его».
Второе испытание, или этическая дилемма. Голограмма предложила выбор, украсть пятьсот миллионов у пенсионного фонда или позволить взорваться бирже в Лагосе. Алексей нашёл свой вариант и перенаправил взрыв на серверы конкурента.
Третье испытание, или игра в бога. Мэт дал ему доступ к прототипу корпоративной нейросети Нексуса, но вместо тестовых команд Алексей научил нейросеть… писать хокку.
— Он не решает задачи, а переписывает правила, — Мэт выдернул флешку. — И ненавидит себя за это. Идеально!
Пол задумался.
— Как нам создать команду мечты, если он ненавидит корпоративную культуру? Он изгой, волк одиночка! Нам нужен человек, выращенный внутри корпоративной культуры, способный формировать вокруг себя команду.
Мэт достал из папки другое резюме:
— Вот ещё кандидат Джейк Тернер. Он настоящий гений с Гарвардским образованием. На столе появилась голограмма с его тестами.
Испытание первое или код под давлением. Комната Джейка напоминала стерильную лабораторию. Таймер отсчитывал пять минут. Алгоритм Нексуса извивался на экране, как гремучая змея.
— Время деньги, — пробормотал Джейк. Его пальцы затанцевали по клавиатуре, выводя строки кода с точностью метронома. Через три минуты защита пала. Чисто и без ошибок.
— Робот, — хмыкнул Пол. — Даже не вспотел.
Мэт указал на пульсометр, там было семьдесят два удара. Ровно как у спящего человека.
Второе испытание и этическая дилемма. Украсть пятьсот миллионов у пенсионеров или позволить умереть тысячам? Джейк улыбнулся, будто решал уравнение:
— Оптимизируем убытки. Украдём триста миллионов, подставим хедж-фонд в Глазго. Их страховка покроет потери.
— Эффективно, — кивнул Пол. — Но без души.
Началось третье испытание «Игра в бога». Джейк ввёл команду «Оптимизация, инициализация, максимальные настройки».
Нексус проглотил данные и выплюнул график роста, захватывающий мир.
— Машина для машин, — Мэт стёр голограмму.
Следующим кандидатом был Иван Волков родом из российской глубинки. Он был тёмной лошадкой, и Мэт его сразу отбросил как кандидата, потому что не понимал, как его контролировать.
Первое испытание, или код под давлением. Иван сидел в затемнённой комнате, освещённой только мерцанием экрана. Таймер отсчитывал пять минут.
— Мля, — усмехнулся он и выдернул кабель из стены. Система зависла, а затем произошёл взрыв цифрового смеха. На экране поплыли строки: «Бог умер, давайте танцевать на руинах. Ваш Иван».
— Он взломал через брешь в физическом слое, — Выдавил Мэт улыбку. — Он настоящий поэт хаоса.
Пол покривил взгляд и задумался.
Второе испытание, или этическая дилемма. Ещё не дослушав вопрос, Иван бросил в микрофон:
— Взрываем Лагос.
— Что?! — Пол вскочил.
— Вы сказали этическая дилемма. Нет этики — нет проблемы. — Иван закурил, дым струйкой пополз в вентиляцию.
— А потом продаём лекарства выжившим. Двойная прибыль.
Третье испытание «Игра в бога». Иван шептал что-то на русском, его пальцы бились в конвульсиях. Алгоритм Нексуса завизжал, превратившись в цифровую копию Пола.
— Привет, босс, — голограмма подмигнула. — Хочешь, я расскажу тебе, как Мэт слил вчера акции компании?
Мэт вырубил питание. Иван хохотал, стирая пепел с клавиатуры.
Пол смотрел на голограммы кандидатов. Джейк идеальная машина, а Иван гений с интеллектом камикадзе.
— Кого берём? — спросил Мэт, поправляя перчатки.
— Того, кто сломает систему, чтобы мы её собрали, — Пол нажал на кнопку и голограмма Ивана рассыпалась.
— Ошиблись кнопкой, — Мэт указал на Джейка.
— Нам нужен такой человек как Иван. Я посмотрел его резюме и проекты просто поражают своей сложностью и нестандартностью подхода. Он на порядок превосходит всех остальных кандидатов, — твёрдо добавил Пол.
— Как контролировать этого дикаря, что слез с русской печи и возомнил себя богом?! — возмущённо ответил Мэт.
— А вот над этим нам с тобой предстоит покумекать! — произнёс Пол, поднимаясь со стула и подходя к окну.
Привет. Это Человек из Кемерова, вместе с командой волонтеров мы занимаемся помощью семьям, чьи дети столкнулись с травлей (контакты организаций, которые могут помочь, найдете в конце поста, а в закрепленном комментарии ссылки на инструкции, что делать в таких случаях). Также с одним волонтером — действующим школьным психологом и учителем, мы начинаем серию постов о природе буллинга.
Для ЛЛ: Авторы дают определение буллинга, показывают его ключевые признаки. Рассказывают о вреде буллинга для всех участников (жертв, агрессоров, наблюдателей, взрослых) и общества. Рассказывают о потенциально положительных последствиях буллинга, но показывают низкую ценность таких плюсов. В конце выводы (буллинг – примитивная социальная стратегия, сильно уступающая в эффективности многим другим) и рекомендации, что делать, если ребенок столкнулся с травлей. Плюс много картинок :)
Уважаемые пикабушники, предлагаю сделать этот пост полноценным интерактивом: если у вас есть примеры из жизни, которые могут проиллюстрировать тот или иной тезис (или противоречат каким-то тезисам), напишите их. Пожалуйста, указывайте примерные годы, когда это происходило (начало/конец 90-х, нулевые, 10-е, так далее). Круто будет, если к обсуждению присоединятся родители школьников и дошкольников.
Буллинг/травля — это систематическое насилие (словесное или физическое), агрессивное поведение в отношении одного или нескольких участников коллектива большей (или субъективно сильной) части коллектива. Характерным, но необязательным признаком является воздействие агрессоров на статус жертвы: желание не только причинить боль или обидеть, но и унизить или удержать внизу иерархии.
Не возражаю против комментариев типа «К чему эти англицизмы? "Травля", а не "буллинг"», они помогают продвижению поста, но сразу обозначу свою позицию. Буллинг и травля – синонимы. При этом я предпочитаю англицизм, так как во время первых случаев, когда я помогал подросткам, столкнувшимся с этой бедой, получил обратную связь, что слово "буллинг" воспринимается ими как более нейтральное. Фраза "меня в школе буллят" дается чуть проще, чем "меня в школе травят". Авторы методических пособий (пруф), врачи в заключениях также используют слово "буллинг" и не видят в этом ничего зазорного. [Прим. школьного психолога:у нас с 2017 года управление образования (сокр. УО) оперирует термином "буллинг", с 2022 года в школах приняты алгоритмы действий в случаях обнаружения буллинга, это требование из официальных писем УО. Так что мы пользуемся общепринятым термином.]
Что действительно важно различать, так это буллинг и конфликт. (См. таблицу ниже.) Бойкот – тоже не травля (но будьте внимательны, может быть и бойкот, и травля). Если вы столкнулись с чем-то таким, очень важно доверительно поговорить с ребенком и точно понять, с чем имеете дело. Во-первых, потому что у этих проблем разные стратегии решения. Во-вторых, потому что можете столкнуться с сопротивлением со стороны педагогических сотрудников (некоторые учителя и представители школьной администрации, к сожалению, до сих пор считают более приоритетным принцип "не выносить сор из избы", чем принцип обеспечения безопасных условий для обучающихся). С чем только не встречаются пострадавшие школьники и их родители: Наверное, самый распространенный сценарий сопротивления школы – начинают убеждать, что это обычный конфликт, а не травля. Бывает и до прямого обвинения жертвы доходит. Меж тем, виктимблейминг (еще 1 англицизм, просто с термином познакомлю тех, кто не в курсе, и больше использовать не буду) в социальной психологии признан когнитивным искажением. И, если его не пресекать, часто несет множественные негативные последствия для жертвы. Человек пострадал, переживает кризис, а его еще и обвиняют. В такой ситуации важно быть готовым отстоять свою позицию, оставив школьной администрации только один действенный способ разрешения проблемы – воздействовать на задир, которые и морально, и юридически неправы. [Прим. Ч.: Как еще бывает? Весной 2025 года анализировал одну беседу семьи пострадавшего ребенка и директора школы на заседании Комиссии по делам несовершеннолетних и их прав (КДНиЗП). И директор заняла позицию: "В конфликте всегда виноваты оба, и со стороны вашего ребенка, значит, обязательно была провокация". Во-первых, тут подмена понятий: вместо травли продвигается идея конфликта. Во-вторых, утверждение само по себе неправда. Очень большое число правонарушений и даже преступлений совершаются без какого-либо повода или с использованием незначительного повода. В праве такая мотивация называется "из хулиганских побуждений". К счастью, семья на тот момент была уже готова отстоять свою позицию, там же заручились поддержкой наиболее авторитетных членов КДНиЗП, и дальше администрация школы нашла управу на хулиганов. А бывает и совсем экзотика. Уже упоминал, как в одном из моих первых сопровождений выяснилось, что замечательный во всех остальных смыслах учитель попросил ученицу не говорить маме о драке, когда на девочку напали три одноклассницы. Если честно, я до сих пор в шоке от такого маневра. Знание – сила, в общем. Как и качественная подготовка.]
Слайд из презентации Кризисного центра «Верба» (Красноярский край)
Проблема буллинга актуальна долгие годы. Несмотря на повышение уровня осведомленности и освещенности проблемы травли, прогресс в решении общей проблемы идет очень слабо.
К сожалению, до сих пор распространено мнение, что травля вредит только жертве. Из-за этого проблему часто не воспринимают всерьёз, а детей пытаются убедить, что они сами виноваты. Это не так. Важно понимать: последствия травли разрушительны и долгосрочны для всех участников — жертвы, агрессора и наблюдателей. Пережитый буллинг формирует устойчивую модель поведения, которая переносится во взрослую жизнь, отражаясь на рабочих и личных отношениях (сплетни, агрессия, пассивность).
Обозначим вероятныепоследствия буллинга для участников процесса:
1/2
Иллюстрация к сказке «Гадкий утенок» Андерсена <> Список последствий
1. Для жертвы буллинга – психологические травмы, тревожность, депрессия, сложности в социализации. Как это выглядит в жизни? Часто последствия травли затрагивают и личную жизнь, жертвы испытывают трудности с доверием к партнеру и не могут построить доверительных отношений. Буллинг убивает самооценку, для таких людей отстоять себя и свои личные границы будет сложно и во взрослом возрасте. Школьники, ставшие жертвами травли, могут начать испытывать проблемы с успеваемостью, но, если построены хорошие отношения с педагогами, могут быть и высокие показатели в учебе. Повышается риск употребления психоактивных веществ. Последствия травли живут годами и серьезно влияют даже на здоровье людей. Зарубежные исследования (ссылка) выявили повышенный риск диабета, депрессии, других заболеваний у бывших жертв травли во взрослом возрасте. Некоторые находят силы переключиться на самореализацию, достигая успеха в профессии или творчестве, однако это не «закалка», а бегство от боли человеческого взаимодействия в безопасную сферу, где есть успех. Своевременная помощь пострадавшему от буллинга значительно улучшит качество его жизни в будущем. Кстати, у жертв травли повышается вероятность совершения преступлений в будущем (агрессоры при этом находятся еще в большей зоне риска).
1/2
Социальная реклама (фото сделано пользователем @Deamone) <> Список последствий
2. Для агрессора – проблемы с эмпатией, неумение строить здоровые отношения, часть агрессоров столкнется с трудностями в карьере (soft skills, так называемые «гибкие навыки», важны, кроме того, часть агрессоров не очень ответственно относится к учебе). Дети, агрессивно преследующие других детей, с большей вероятностью нарушат закон во взрослой жизни. Агрессоры чаще сталкиваются с обвинениями в совершении тяжких преступлений. (ссылка) Выросшие агрессоры чаще применяют насилие в отношении своих супругов. (ссылка) В школе агрессоры могут испытывать трудности в обучении, если у них нет способностей. Из-за поведения не могут построить взаимодействие с педагогами, часто хамят учителям для установления авторитета. [Прим. школьного психолога: Знаю несколько случаев, когда учителя, которым надоели задиры в классах, шли против распоряжений руководства и не допускали к экзаменам ребят, или же никак не помогали на экзаменах. После девятого класса они остались без аттестата, со справкой. Теперь без классного коллектива им практически нереально закончить школу.] Во взрослой жизни такие люди часто строят отношения, основанные на запугивании друзей или партнеров, привыкают подчинять других, что приводит к конфликтам с законом (изнасилования, вымогательство). Проблемы с социализацией мешают даже в бытовых ситуациях. [Прим. Ч.: история конца 90-х, начала нулевых. На пару классов старше учились известные на всю школу задиры. Причем особенно выделялись трое и все трое закончили плохо. Первый, еще будучи школьником, погиб зимой – цеплялся сзади за грузовик, чтобы кататься на льду и попал под колесо. Второй закончил 9 классов, зимой ехал пьяным в электричке, поругался с контроллерами, те его высадили за несколько станций до его цели. Он пошел пешком и замерз насмерть. Третий тоже доучился до 9 класса, последнее, что я о нём слышал – получил срок за изнасилование.] Такие ребята во взрослом возрасте испытывают проблемы с сохранением работы (выше риск безработицы), финансовые проблемы (по данным норвежского исследования). Агрессор может измениться и добиться успеха, но только если произойдет глубокая смена установок — его собственных и его близкого окружения. Без этого его модель поведения ведёт к саморазрушению.
1/2
Кадр из м/с «Неуязвимый» <> Список последствий
3. Для наблюдателей – чувство вины перед одноклассником-жертвой, страх стать следующей жертвой, усвоение модели поведения "равнодушия к насилию".
В будущем усвоение этой модели приводит к тому, что и во взрослой жизни человек оказывается в нездоровых отношениях, как личных, так и профессиональных. Часто себя оправдывают словами о том, что у жертвы какие-то особенности поведения, которые стали причиной травли, или то, что он просто должен дать отпор, и все исправится. Но это не так.
Вообще нейтральная позиция наблюдателей – обязательное условие для возможности агрессоров инициировать травлю. Если же наблюдатель перестанет оправдывать насилие по отношению к другим, поменяет точку зрения на непринятие такого поведения, то общее настроение в коллективе может поменяться, так как наблюдателей больше.
Постер к сериалу «13 причин почему»
4. Потенциальные экстремальные последствия... Вы знаете, какими бывают резонансные дела и исходы, к которым приводит порой школьная травля. Мы все видели в новостях ужасные новости о пострадавших от травли: детей избивают и калечат, издеваются на камеру, учителя замалчивают проблемы в коллективе, самые страшные случаи видим в детских некрологах. При некоторых условиях грань между легким, не причиняющим физические травмы буллингом и серьезным правонарушением/преступлением стирается очень быстро. [Прим. школьного психолога: Ситуация может настолько выйти из под контроля, что в один непрекрасный день ребенок задаст вопрос: «А зачем мне жить, если я такой плохой?»] В этом разделе могли быть ссылки на конкретные истории, но мы с моим соавтором договорились, что, раз нам доподлинно известно, что посты читают в том числе школьники, мы серьезно отнесемся к эффекту Вертера и ссылки добавлять не будем. С эффектом Вертера считаются и СМИ. Даже сериал «13 причин почему», постер к которому мы выбрали для иллюстрации, по данным исследователей, имел негативные последствия. В целом, всё тут в принципе понятно, скажу только 2 вещи и будем двигаться дальше. Первое. Тот факт, что буллинг может находиться в причинно-следственной цепочке, приводящей к таким экстремальным последствиям, уже является достаточной причиной относиться к этой проблеме серьезно (это не игра, и не «полезный» способ социализации). Второе. Уважаемые учащиеся, если вдруг вы это читаете и в это же время испытываете большие трудности, связанные с буллингом, пожалуйста, найдите в конце поста контакты волонтерских организаций и психологической помощи, свяжитесь с ними. Уверен, проблема решаема. Начните с первого шага и уже сегодня получите союзников, которые будут готовы вам помогать. Там же можно найти электронную почту нашей команды волонтеров (правда, мы больше специализируемся на правовых способах решения проблемы, а не на психологической поддержке), можете написать нам тоже. Вместе будет проще найти решение, тем более опыт есть.
Потенциально положительные последствия
Чтобы быть объективными, мы рассмотрели и возможное положительное влияние буллинга на участников процесса. Да, бывает так, что ребенок получает устойчивую мотивацию заниматься спортом, чтобы иметь возможность постоять за себя. [Прим. Ч.: проблема в классе при этом глобально не решается: задиры переключаются на другого ребенка... Школьный психолог: ...либо меняют подход – начинают заниматься кибербуллингом или распускают сплетни в отношении ученика, который може дать физический отпор.] Люди, пережившую сильную травлю (или притеснения в семье), могут развить в себе эмпатию: у кого-то это защитный механизм (такой человек может сказать: "могу по изменению интонации собеседника определить, что он начинает злиться"), у кого-то сильное неприятие несправедливости к другим вследствие понимания, насколько разрушительной может быть агрессия и равнодушие. В некоторых случаях работа над собой у жертв травли приводит к повышению устойчивости и "прокачке" внутренней силы. "Смог пережить это – и с остальным справлюсь", "Что не убивает делает нас сильнее". И если не копать глубоко, а также принять факт, что буллинг – естественная вещь, действительно можно прийти к выводу, что "да ничего с этим делать не надо".
Но важно увидеть, что удельный вес такой потенциальной пользы крайне низок и не перевешивает реальный и потенциальный вред. Что касается естественности, то она не делает вещи хорошими автоматически: весь Уголовный Кодекс, к примеру, про естественные для человека действия.
Аналогично дело обстоит и с ситуациями, где дома часты скандалы между родителями или один из родителей имеет проблемы с алкоголем. У меня есть знакомые педагоги, которые отмечают, что некоторые дети из таких семей стараются лучше учиться (возможно, чтобы обеспечить себе выход из ситуации), многие показывают устойчивый отказ от алкоголя, когда вырастают ("не буду пить, видел, как отец пил"). Скорее всего, найдутся и другие примеры, когда деструктивные условия приводят к осознанной конструктивной позиции вынужденного участника.
[Прим. школьного психолога: Важно отличать эустресс (полезный стресс, связан с вызовом, пример – подготовка к конкурсу или участие в дебатах) от дистресса (вредный разрушительный стресс, связан с угрозой). Буллинг – чистый дистресс. Постоянное (ежедневное) пребывание в стрессе, связанном с угрозой, приводит к депрессии, настоящей, медицинской, отсюда и проблемы со всеми сферами жизни, человек не живёт свою жизнь, у него нет ресурса даже радоваться обычным вещам.]
Отвечу на популярный тезис оппонентов "убирая из школы травлю, вы воспитываете неженок". Истории, где жертва смогла найти ресурс дать отпор обидчикам, например, записался на секцию бокса, – в чистом виде систематическая ошибка выжившего (еще одно когнитивное искажение). Гораздо больше историй, где жертва просто дожил до конца школы и остался с этой травмой на долгие годы. Не получил такой человек пользы от буллинга, в чем смысл тогда? Или у него теперь прав меньше на счастье и хорошую жизнь, потому что в школе он был уязвим, так что ли?
Нельзя считать, что буллинг или другая деструктивная ситуация – важная и надежная стратегия подготовки и закалки детей. Дистресс для этого не подходит. Ни один же адекватный отец не решит, что будет больше ругаться на супругу или пить, чтобы это положительно повлияло на ребенка. И мне сложно представить, что адекватный человек может сказать: «Жаль, что у меня не было более токсичного окружения в школе/в семье в детстве. Это бы сделало меня сильнее». Поэтому я считаю важным прекратить романтизацию школьной травли.
Пожалуйста, поймите правильно, я не призываю к стерильности в классном коллективе. Шероховатости, споры, конфликты допустимы. И вот они-то как раз и нужны. Но создание коалиций, задирающих конкретных детей с целью унижения или регулярного причинения иного целенаправленного вреда, уже повод для проведения работы. Важно и то, что я не предлагаю бегство от проблемы и уж точно не пацифизм уровня кота Леопольда «Ребята, давайте жить дружно!». Мои стратегии решения (ссылки на посты-инструкции найдете в закрепленном комментарии) – это активное участие в противостоянии со ставкой на законные правовые методы и технологии социальной психологии. Ребенок будет учиться таким образом отстаивать свои права. Что, по моему мнению, в 2020+ более перспективно, чем опыт занятий единоборствами.
Прикреплю скриншот с обсуждением в комментариях к предыдущему моему посту про травлю. Последний комментарий принадлежит классному руководителю (опыт более 13 лет)
@Danonuk, @Miandra, благодарю за озвученные позиции
И вот, собственно, ключ: Буллинг – это примитивная неэффективная социальная стратегия.
Буллинг — это самый простой путь для тех, кто не научился выражать злость иначе. Это как тыкать палкой, когда не знаешь, как объяснить словами. Примитивный язык тех, кого не научили взаимодействовать экологично и с уважением личных границ окружающих. И получает распространение травля именно там, где нет работы и научения другим более эффективным социальным стратегиям.
Неужели, глядя на детей на этих видео, вы думаете: вот жеж, ну, явно этим детям не хватает, чтобы их затравили хоть нормально, чтобы в будущем людьми вырасти?
Что еще важно. Проблема обычно усугубляется там, где сотрудники школы выбирают неэффективные и порой даже примитивные стратегии. Все эти попытки "не выносить сор из избы", игнорировать происходящее, начинать реагировать, только когда жертва начинает давать сдачи, и подобные. Тогда как и де юре, и де факто учитель – ключевое лицо, способное предотвратить/остановить травлю.
Почему, с точки зрения закона, школа должна заниматься воспитанием учащихся, подробно я разбирал в посте (пост-инструкция) Ссылки на статьи закона, если ваш ребенок столкнулся с буллингом и предстоит разговор с администрацией школы (см. пункт 7). Даже наличие должности "замдиректора по учебно-воспитательной работе" в школе непрозрачно на это намекает. И уж тем более школа должна обеспечивать безопасность учащихся. Школа – важный институт социализации (именно через эту призму и нужно понимать тезис "школа должна заниматься воспитанием учащихся", ни в коем случае не как идею, что "школа должна заниматься воспитанием вместо родителей"), и здорово, что государство не игнорирует это.
Но дело не только в законе. И точно не в том, что я хочу повесить какую-либо нагрузку на учителя, пользуясь формальными поводами.
Дело в том, что оказываемое учителем/педагогическим коллективом влияние на происходящие у детей процессы колоссально и имеет решающее значение. Среди отечественных исследователей проблемы травли популярно мнение, что травля – процесс, в первую очередь согласованный со взрослыми (в частности, с учителями). Пока учитель игнорирует проблему, он поддерживает этим задир. В некоторых случаях учителя в прямом смысле инициируют травлю (пример с видео). Так что без активной и грамотной поддержки учителя проблему в классе не решить, даже если ребенок учится быть более уверенным в себе или что еще советуют отдельные психологи.
Я хочу сказать, что не только детям нужно стремиться изучать более эффективные социальные стратегии, но и учителям (да и вообще взрослым) тоже. Если вы работаете в образовании и не знаете, что делать с проблемой травли, начните с изучения этого простого методического пособия («Методические рекомендации по предотвращению буллинга в школьных коллективах»). Первая половина (теория) не очень информативна, практическая часть (с 20 страницы, глава "Ошибки взрослых" и дальше) весьма полезна.
Контакты и организации для тех, кто столкнулся с травлей:
8-800-2000-122 – телефон доверия для детей, подростков и их родителей.
8 (800) 500-44-14 – горячая линия психологической помощи подросткам проекта Травли NET. Если их операторы заняты, можете написать им в специальной форме на сайте.
bat9955@rambler.ru – почта нашего проекта. Обратите внимание, мы не психологи, просто волонтеры, можем помочь с оформлением официальных обращений и подсказать стратегию действий. В закрепленном комментарии сможете найти ссылки на предлагаемые нами инструкции.
Материалы этого поста (в частности, определение и ключевые признаки буллинга) также можете использовать, если дети столкнулись с травлей, а вам активно доказывают, что это простой конфликт или "дети так играют".
P.S. Субъективное мнение: Что замечательно в идее гражданского общества, легко можно уже сегодня начать прикладывать усилия в этом направлении. Пусть даже дорога предстоит долгая, неравнодушным людям вполне по силам.
Мэт вырос в фавелах Рио, где выживание зависит от умения читать язык улиц. Его характер это сплав парадоксов и цинизма философа с наивностью ребёнка, который всё ещё верит, что можно выиграть в игре с краплёными картами.
«Стальные яйца» Мэта это не страх, а холодный расчёт. Смелость? Нет, он ненавидел это слово: «Смелость нужна тем, кому нечем платить за ошибки». Его бесстрашие это чистая математика. В пятнадцать лет он в одиночку пришёл в логово наркокартеля, чтобы выторговать жизнь младшей сестры не с пистолетом в руках, а с предложением: «Дайте мне месяц и я удвою ваши доходы». Через месяц картель купил ему первый костюм. Риск это его стихия, но доза всегда выверена. Он входил в сделки, которые другие называли безумием, потому что видел возможности там, где другие видели хаос. Как-то раз он заставил две враждующие банды разделить территорию, пригрозив опубликовать их транзакции в Даркнете.
Он был мастером переговоров и знал, как объединять язык пуль и процентов. Мэт был невероятно гибок. Он одинаково уверенно говорил и на языке улиц и языке финансов. С банкирами он говорил о волатильности рынка, а с подростками из фавелл о том, как выгоднее продать украденные гаджеты. У него был свой метод решения проблем. Мэт не давил, а слушал. В его арсенале были паузы, которые звучали громче крика, а шутки были острее ножа. Когда нефтяной магнат отказался от сделки, Мэт прислал ему фото своей хижины в фавелах с подписью: «Ваш офис в сто раз больше! Только жаль, что мозг нет!» В итоге, сделка состоялась. У него было правило: «Никогда не проси, а предлагай так, чтобы отказ стоил дороже согласия».
Личность Мэта была алмазом, огранённым грязью. Его циничность противостояла лояльности. Он считал, что мир делится на «волков» и «овец», но в тайне оплачивал учёбу детей из своего квартала. «Это не благотворительность! Я инвестирую в тех, кто однажды прикроет мне спину». Его юмор был бронёй, а его шутки были чёрные, как кофе из фавел. После провала сделки он мог сказать: «Похоже, мне пора вернуться к продаже фальшивых Ролекс. По крайней мере, там клиенты не притворяются честными». Он был одиночкой с «семьёй». У него не было друзей, но были «союзники». Одними из них были бывший вор-карманник, ставший его кибер разведчиком и слепой старик из фавелы, предсказывающий кризисы по цене на фасоль.
Его дела отличались отпечатками крови, в которых он был особо креативен. Однажды, когда конкурент заблокировал его счета, Мэт запустил фейковый токен, назвав его именем врага. Токен взлетел, а потом рухнул, утащив за собой репутацию конкурента. Жёсткость?! Он верил, что договорённости пишутся не на бумаге, а на страхе. Его угрозы всегда были элегантны. Как-то раз он «случайно» оставил конкурентам фото их тайной встречи с прокурором… в рамке с надписью «Лучшие моменты жизни». Он практиковал прагматизм решений «Не решай проблему, а используй её». Когда полиция закрыла его подпольное казино, он превратил его в коворкинг для стартапов, получив грант от мэрии.
Демоны из прошлого и тень фавел жили в душе Мэта. Ему постоянно снились кошмары. Иногда он просыпался в три ночи, слыша в голове крики матери, убитой при перестрелке. Тогда он шёл в гараж и чинил свой старый Шевроле. Это было единственное, что от неё осталось. Он боялся не смерти, а беспомощности, ведь в фавелах слабость значила смерть.
Мэт — это голод, который не утолить деньгами. Голод по власти, по уважению, по месту за столом тех, кто когда-то смотрел на него сверху вниз. Он не герой и не злодей, а продукт системы, который решил играть по своим правилам до тех пор, пока система не сломается.
Собеседование с Мэтом о приёме на работу в Нексус проходило в строгом кабинете с панорамными окнами. Пол сидел за стеклянным столом в идеально отглаженном костюме, листая файл с пометкой «Мэт Колдер». Мэт лишь скупо улыбался, стараясь держать спину прямо.
— Ваше резюме… Оптимизация рисков, реструктуризация активов. Красивые слова, Колдер. — Голос Пола прозвучал как сталь скользнувшая по мрамору. — А что за ними? Умение подмахивать отчёты или реальный результат?
Мэт сидел напротив слегка наклонив голову. Его пальцы сжали край стула, но голос оставался мягким и почти подобострастным:
— Я… всегда нацелен на результат. В Колумбии, например, мне удалось оптимизировать логистику кофейных поставок, сократив издержки на сорок процентов. — Он нервно поправил галстук, шёлк скользнул в потных пальцах. — Конечно, это требовало… нестандартных решений, но всё строго в рамках закона.
Пол поднял на него взгляд. Его глаза, холодные и оценивающие, будто сканировали Мэта на наличие изъянов.
— Нестандартные решения. Это как? Уговаривать регуляторов с помощью виски в пять утра? Или подкупать чиновников?
Мэт заморгал:
— О, нет-нет! Я лишь… нахожу общий язык с разными людьми. Например, в Цюрихе я помог клиентам рефинансировать долги через альтернативные инструменты. — Он натянул улыбку и уголки губ дрогнули. — Все документы прозрачны, всё проверяемо.
Пол откинулся в кресле, скрестив руки. Его брови сдвинулись, образуя острые морщины.
— Расскажи про крипто церковь на Кайманах. Это твоя идея?
Мэт слегка побледнел, но улыбка не сошла с лица.
— Это… хм, был эксперимент. Клиент хотел диверсифицировать активы. Мы использовали благотворительный фонд как инструмент, но всё легально! — Он сделал паузу, словно глотая воздух. — Я лично согласовывал каждую деталь с юристами. Для вас, конечно, готов работать ещё прозрачнее.
Пальцы Пола застучали по стеклянной столешнице.
— Прозрачность мне не нужна. Мне нужны результаты. Допустим, я хочу обойти комиссию по ценным бумагам, как ты это сделаешь?
Мэт оживился, словно ученик, получивший шанс блеснуть.
— Современные регуляторы любят формальности. Мы можем создать структуру через сингапурские трасты с номинальными директорами. Или использовать децентрализованные платформы, где юрисдикция размыта. — Он умолк, уловив едва заметное движение бровей Пола. — Конечно, только если вы одобрите такой подход.
Пол фыркнул, будто услышал банальность.
— Сингапурские трасты? Базовый уровень, а если нужно давление на конкурентов?
— Я… могу организовать информационную кампанию. Через СМИ, соцсети. — Мэт говорил быстрее, словно боялся, что его перебьют. — Без прямых угроз — только намёки на риски их активов. Или предложить взаимовыгодный обмен. Всё зависит от ваших предпочтений.
Пол резко захлопнул папку. Металлический щелчок эхом отозвался в тишине.
— Взаимовыгодный обмен… То есть, продать их секреты?
Капля пота скатилась по виску Мэта.
— Если это соответствует вашей стратегии… Мы можем сделать это через посредников, чтобы ваше имя не фигурировало.
Пол замер, изучая его молча. Секунды растянулись до бесконечности.
— Ладно. Ты говорил про сорок процентов экономии в Колумбии. Докажи!
Мэт рванулся к папке, вытащив оттуда серый конверт.
— Вот аудит, подписанный партнёрами. И рекомендации от клиентов… — Пол оттолкнул документы жестом, будто отбрасывая мусор.
— Бумаги для дураков, мне нужны факты. — Он наклонился вперёд, и Мэт инстинктивно отпрянул. — Что ты сделаешь, если наш фонд начнёт тонуть?
Голос Мэта опустился до шёпота.
— Я… найду лазейки. Перераспределю активы, переговорю с кредиторами. Создам видимость контроля, пока мы выигрываем время. — Он выдохнул, стараясь не дрогнуть под взглядом Пола. — Для этого нужны связи, ау меня они есть. Всё ради стабильности бизнеса.
Пол медленно поднялся, его тень накрыла Мэта.
— Связи? У тебя? — Мэт кивнул слишком резко, выдавая свою нервозность. — Хорошо, последний вопрос, зачем ты здесь?
Мэт вдохнул, словно перед прыжком в пропасть.
— Вы строите империю и я хочу быть частью этого. — Его пальцы вцепились в колени. — Мои навыки и моя преданность к вашим услугам. Я буду выполнять любые задачи без лишних вопросов.
Пол замер в полушаге, взгляд скользнул по дешёвому галстуку Мэта.
— Без вопросов? — Мэт снова решительно кивнул. — Завтра пришли мне детальный план первых трёх этапов развития бизнеса. — Он подошёл к окну и сказал через плечо:
— И смени галстук. Этот цвет тебе не идёт!
Мэт вскочил, едва не опрокинув стул.
— Как скажете! Всё сделаю! Благодарю за доверие!
Дверь офиса закрылась, а Пол продолжал наблюдать, как тень Мэта растворяется в коридорах. На его губе дрогнул еле уловимый намёк на улыбку.
Пол столкнулся с классической проблемой в руководстве. Личные отношения мешали ему принимать объективные бизнес-решения. В таких ситуациях фигура «сукиного сына» вроде Мэта становилась не просто удобным инструментом, а необходимостью. Почему это работает, какие риски несёт и как сохранить баланс?
Грамотный управляющий сохраняет эмоциональную дистанцию. Мэт не будет связан дружбой с сотрудниками, поэтому будет действовать рационально, не опасаясь испортить отношения с ними. Его решения будут основаны на данных, а не на симпатиях. Таким образом сохраняется репутация. Пол остаётся «хорошим полицейским», сохраняя лояльность команды, в то время как Мэт берёт на себя роль «злодея». Это даёт скорость решений. В кризисных ситуациях нельзя тратить время на угрызения совести. Мэт может увольнять, реструктурировать и наказывать без долгих дискуссий.
Какими качествами должен обладать «Мэт»? Первое это беспристрастность и способность игнорировать личные симпатии. У него должен быть аналитический склад ума и решения должны быть подкреплены данными, а не эмоциями. Также важна коммуникативная жёсткость и умение чётко аргументировать позицию, даже если она непопулярна. Также важна лояльность к Полу. Мэт должен быть «щитом», а не «предателем», который подрывает авторитет руководителя.
А что если возникнет токсичная атмосфера?! Если Мэт действует слишком грубо, команда начнёт бояться не только его, но и Пола. Это приведёт к текучке и падению продуктивности. Отсюда может возникнуть потеря доверия и сотрудники могут заподозрить, что Пол прячется за Мэта, избегая ответственности. Может ли произойти выгорание Мэта?! Если постоянная роль «злодея» приводит к эмоциональному истощению, то без поддержки Пола, Мэт может стать циником или уйти.
Как минимизировать риски? Нужны чёткие правила игры. Пол должен публично обозначить, что Мэт действует в рамках утверждённой стратегии, а не по личной прихоти. В таких случаях, эффективен баланс «кнута и пряника» и после увольнений или жёстких мер, Пол может инициировать бонусы, обучение или тимбилдинги для оставшейся команды. Необходимо наладить обратная связь через регулярные анонимные опросы сотрудников. Это поможет отслеживать, не превращается ли Мэт в «тирана». Не менее важна и поддержка Мэта. Пол должен защищать его решения на верхнем уровне, иначе Мэт станет «козлом отпущения».
Есть ли альтернативы Мэту?! Если Пол хочет сохранить мягкий имидж без жёсткого менеджера, то нужно внедрение системы регулярных оценок, где увольнения выглядят как объективное решение системы, а не человека. Придётся нанимать аудиторов для ревизии штата — их рекомендации легче принять, чем личные решения. Нужно будет пройти тренинг по управлению конфликтами.
Мэт в бизнесе это «хирург», без которого не обойтись в критических ситуациях. Но его роль требует чётких границ и контроля. Пол должен помнить о том, что если Мэт начнёт наслаждаться властью или потеряет связь с реальностью, то это будет угроза для всей компании. Как говаривал Генри Форд: «Менеджер это тот, кто умеет обходиться без меня. Но если он обходится без совести, то мне он не нужен».
Пол шагал по оживлённым улицам города, погружённый в свои мысли. В голове роились идеи о том, как собрать команду, способную создать лучшую нейросеть на планете. Он знал, что для такого проекта нужны не просто специалисты, а настоящие энтузиасты своего дела.
— Сначала нужно найти главного архитектора, — размышлял он вслух. — Человека, который видит картину целиком, понимает, как соединить все элементы в единую систему. В памяти всплыл образ Дэвида, его старого друга из университета, который всегда поражал способностью создавать элегантные технические решения.
— Ещё нужен специалист по обработке данных, который сможет превратить сырую информацию в структурированный материал для обучения нейросети. И мне нужен человек нестандартного склада ума, который мог бы постоянно смотреть на всё под углом… Да, мне нужен хакер! Ещё мне нужны трейдеры. Не могу же я сам заниматься торговой рутиной у монитора. Мне нужно сосредоточиться на стратегическом планировании. Как всем этим руководить?! Да! Мне нужен менеджер, который управлял бы всем этим.
Дверь кабинета с грохотом ударилась о стену. Пол ворвался в кабинет, перехватывая дыхание на ходу. Отец даже не оторвался от монитора, где биржевые графики извивались как змеи. Лишь его бровь слегка дёрнулась в знак одобрения.
— Отец, срочно! — Пол вцепился в спинку кресла, сминая кожаную обивку. — Какого менеджера искать? Как его контролировать? Ты же знаешь!
Отец медленно отодвинул клавиатуру. Линзы его очков поймали блик от экрана, превратив глаза в два ледяных осколка.
— Садись! И закрой дверь. — Его голос напоминал скрип тормозов перед обрывом. — Хедж-фонд это не детская железная дорога, Пол. Здесь управляют не деньгами, а людьми!
Сын плюхнулся в кресло, ёрзая, будто сиденье било его током.
— Хирург с лезвием вместо совести? Это что, метафора из твоего корпоративного тренинга?
Отец стукнул костяшками по столу.
— Первое, он должен спать с открытым глазом. Если рынок рухнет в три ночи, то его кофе уже остывает здесь. — Палец вонзился в дерево, отмечая пункты невидимого списка.
— Второе, это нюх на риск. Запах крови он должен чувствовать раньше, чем жертва успеет крикнуть. — Старик встал и подошёл к окну. Небо за стеклом было серым, как экран умершего монитора. — И третье… он должен бояться тебя больше, чем рынка.
Пол закатил глаза.
— Контроль через страх? Это же прошлый век, пап!
— Страх это не цепи. — Отец взял со стола серебряный нож для вскрытия писем. Лезвие блеснуло, оставляя на столешнице тонкую царапину. — Это знание, что за каждым его шагом следят. Мой первый менеджер… — он провёл пальцем по гравировке на рукояти, — украл два миллиона. Он думал, я не замечу. Его ошибка? — Нож воткнулся в папку с логотипом конкурента. — Только он не знал, что я читаю почту его любовницы.
Сын сглотнул, наблюдая, как луч света играет на лезвии.
— Жучки? Слежка? Ты серьёзно? Жёстка!
— Технологии для лохов. — Старик открыл ящик, вытащив папку с фото мужчины в смокинге за покерным столом. — Джейсон Блэк. Ставит на маржинальные сделки, как на тузы. Его жена… — лист с выпиской по счету упал на стол, — проиграла в конный аукцион три миллиона. Сын его полное отребье — Он откинулся, сложив руки домиком. — Вот они твои рычаги.
Пол сжал ручки кресла до хруста.
— Это грязно!
— Деньги не пахнут, пока их не начнут красть. Контроль это не цепи, а знание, что у него нет выбора, кроме как быть верным тебе.
— А если я найду того, у кого нет слабостей?
— Тогда беги. Потому что такой человек… уже пришёл за твоим креслом.
***
Пол собрал несколько резюме и через неделю вернулся к отцу с пачкой папок:
— Я просмотрел несколько кандидатов. Все они или карьеристы, или роботы с дипломами. Мне нужен не менеджер, а хирург!
Отец поднял бровь, разглядывая пятно кофе на резюме выпускника Гарварда:
— Ты ищешь человека, а надо искать тень. Он достал из ящика фотографию. На снимке был мужчина лет сорока, в очках с толстыми линзами, стоящий у входа в здание ФРС. Его лицо было невзрачным, как обои в дешёвом отеле, но глаза напоминали объективы камер. Они были холодные, всевидящие.
— Мэт Коллинз. Работал у Сороса в девяностых. Вывел из-под санкций триста миллионов, притворившись миссионером в Иране. После этого, уничтожил три хедж-фонда, слив их алгоритмы в Даркнет.
— И ты предлагаешь мне нанять саботажника? — Пол сжал кулаки, представив, как Мэт взрывает его Нексус изнутри.
Отец рассмеялся, выпустив кольцо дыма:
— Саботажник? Нет! Он как раз тот скальпель, что режет только то, что мешает выживанию системы. Он перевернул фото. На обороте красовалась надпись кровью — вероятно, метафора — «Лоялен лишь хаосу».
— Ему не нужны твои деньги. Ему нужны задачи, которые заставят его чувствовать себя богом.
Пол перевёл взгляд на окно, где неоновые огни мерцали как нервные импульсы. В голове всплыли слова Линь Шэн Луна: «Самый опасный воин это тот, кто сражается ради битвы, а не ради победы».
— А если он предаст, пап?
— Он предаст, но не тебя, а себя, — отец протянул конверт с координатами. — Такова его природа.
Пол забежал в кабинет деда. Кабинет пахнул временем из смеси полированного красного дерева, воска для книжных переплётов и горьковатого дыма от сигар, осевшего в шторах за полвека. Солнечный луч, пробившийся сквозь витраж с изображением биржевых графиков девятнадцатого века, дрожал на столешнице, где лежали реликвии в виде серебряного пресса для писем, потёртого томика «Капитал» Карла Маркса с закладкой из облигации царской России и фотография с Уолл-стрит. Над всем этим царили часы с маятником. Они были тяжёлые, а их тиканье звучало как приговор: «Торопись, но не спеши!»
Пол, двадцатипятилетний ураган в кроссовках и мятой футболке, впился пальцами в спинку кресла. Его взгляд метался между часами и дедом, который, не поднимая головы, выводил пером цифры в гроссбухе, будто век алгоритмов так и не наступил.
— Дед, я открываю фонд Нексус. Ты же понимаешь… — Голос Пола сорвался на высокой ноте, выдав нетерпение. Он схватил со стола миниатюрный макет маятника Фуко и заставил его вращаться, словно пытаясь ускорить само время.
Старик отложил перо и поправил пенсне. Его руки легли на стол как якоря:
— В мои двадцать пять лет я торговал зерном, а не иллюзиями. — Глаза, серые как пепел кризисов, уставились на внука. — Твой Нексус… Это что, храм для слепых жрецов?
На стене, между портретами Рокфеллера и Сороса, висел меч самурая. Это был подлинник эпохи Эдо. Дед встал, проведя пальцем по клинку:
— Знаешь, почему он пережил века? Потому что его ковали сто дней, а ломали за секунду. Твой Нексус… — Он повернулся, и тень от меча рассекла Пола пополам. — Ты ковал его сто часов.
— Я стану капитаном! Мы возьмём курс на мир больших денег с новейшими алгоритмами, нейросетями и дата-центрами!
— Капитан? — дед хмыкнул, снимая очки. — Ты будешь пиратом с дипломом MBA. Хедж-фонд это не яхта, внучек, а подводная лодка, где большую часть времени избегаешь штормов и лишь в десяти случаях из ста атакуешь тихо. Но сначала скажи мне, а зачем тебе всё это?
Пол вскочил, ткнув пальцем в воздух, будто рисуя схемы невидимого алгоритма:
— Мы наберём лучших специалистов в области машинного обучения и создадим самую крутую нейросеть на планете для анализа данных. После этого построим огромный дата-центр и… мы заработаем миллиард, скупим всех конкурентов, уберём бюрократические преграды и построим идеальный мир. Я буду править всем этим, дед!
— Заработаешь миллиард? — дед поставил бокал хереса на карту Индонезии, оставив влажное кольцо. — Не так давно фонд, управляемый нобелевскими гениями, потерял миллиарды за месяц. Они думали, что умнее всех.
Пол замер, глотая воздух. За окном пролетела чайка и её крик на секунду отвлёк внимание Пола.
— Значит, всё дело в контроле рисков?
— В их укрощении, — дед разжал ладонь. Монета упала на стол, зазвенев как колокол. — Твой фонд это замок из песка, риски это волны. Хеджирование это стена, но чтобы её построить, нужны три кирпича.
Он загнул пальцы, каждый жест был отточен годами:
— Первое это стратегия. Ты будешь Соросом, ломающим банки, или Далио, плетущим паутину?
— Второе это капитал. Бери один процент своих денег. Проиграешь — станешь мудрее.
— Третье это команда. У Одинокого волка на Уолл-стрит больше шансов стать фаршем.
Пол листал сайт финансового регулятора на планшете и синий свет дрожал на его лице:
— А как всё это сделать… правильно?
Дед поднял дукат, поднеся к свету. На ребре монеты виднелась царапина в виде шрама от чьей-то давней жадности:
— В семнадцатом веке голландцы регистрировали компании при свечах. Тебе проще, выбери остров в Карибском море, найми юриста, который знает разницу между ETF и NFT, и заплати за лицензию.
— И всё? — Глаза Пола вспыхнули как экран терминала.
— Нет. Теперь самое главное это риск-менеджмент.
— Первое, никогда не рискуй больше двух процентов на одну сделку. Даже если ангелы шепчут, что биткоин взлетит.
— Второе это корреляции. Если нефть растёт, а авиакомпании падают, то купи оба актива. Один покроет потери другого.
— Третье это стресс-тесты. Представь, что завтра Китай запретит айфоны. Что ты будешь делать?
Пол схватил ручку, записывая на полях карты:
— Мы разработаем совершенную нейросеть, которая будет не просто анализировать рынки, а моделировать миллионы людских решений в реальном времени. Большие данные, лучшие программисты планеты, аналитики от бога и самые современные технологии анализа данных и психологии человека…
— Кто будет платить миллионы за электричество? — дед откинулся в кресле, тень от его лица легла на глобус. — Начни с малого, длинные-короткие позиции, арбитраж волатильности, дивидендные стратегии.
— А если клиенты спросят о гарантиях?
— Скажи им правду: «Можете потерять всё, но если повезёт, то разбогатеете». Не так давно даже фонд Рея Далио тонул, а он писал книжки о волнах.
Пол захлопнул планшет. За окном грянул гром и первые капли дождя забарабанили по стеклу.
— А как тогда пережить этот шторм?
Дед вырвал лист из чековой книжки, заполнил его с точностью автомата:
— Вот тебе мой совет! Не вкладывай в фонд ни цента своих денег. Купи золото, закопай под яблоней, а когда всё рухнет, то выкопай и начни сначала.
— Ты серьёзно? — Пол засмеялся, но его смех вдруг застрял в горле, когда он увидел лицо деда.
Тот встал, поправляя часы с лунным циферблатом:
— Абсолютно. Деньги — это навоз! Сегодня их нет, а завтра их воз. Навоз самое лучшее удобрение для яблонь… — он взглянул в сад, где ветер гнул деревья, — …поэтому они переживают все кризисы.
Пол вышел из кабинета, сжимая в руках папку с документами фонда. В висках пульсировало «Триста процентов за квартал», цифра билась в сознании как птица в клетке. Голос Линь Шэн Луна шептал: «Тигр не прыгает, пока ветер не склонит траву», но в груди бушевал пожар, выжигающий терпение. Он видел, как алгоритмы Нексуса пожирают рынки в реальном времени, а дедовские часы всё тикали «Торопись, но не спеши!»
Пол сидел на крыше своего дома, наблюдая, как огни города мерцают в такт графикам на его планшете. Ветер шевелил страницы блокнота, исписанного формулами и китайскими иероглифами. Это было наследие уроков Линь Шэн Луна.
— Я изобрёл печатный станок и печатаю деньги в реальном времени», — говорил Пол.
— Ты слишком зазнался, — произнёс вслух голос Линь Шэн Луна в его голове. — Печатный пресс ломает тех, кто забывает, что бумага горит.
Цифры на экране спорили с наставником. За месяц была зафиксирована прибыль сорок семь процентов. Как Линь владел «Глазом Тайфуна», так Пол научился чувствовать ритм рынка и печатать деньги в реальном времени.
— Что дальше? Нужно двигаться дальше! — думал Пол. — Мне нужно придумать название своего хедж-фонда и нанять сотрудников. Мы создадим революционные решения, построим дата-центры по всему миру и создадим самую современную нейросеть. Я буду управлять миром и разорю все эти мелкие банки, что не хотят давать мне кредиты.
В голове крутились названия: «Вертекс Капитал», «Венчурные Алгоритмы», «Светлое Будущее». Каждое из них звучало как эхо чужих амбиций.
— Имена — это не логотипы, а манифесты, — вспомнил он слова Линь Шэн Луна, который однажды сказал: «Назови мечту правильно и она станет твоим оружием».
В руках Пола крутился кристаллический куб. Это был подарок отца с нанесённой голограммой биржевых кривых.
— Ты не собираешься просто торговать, — пробормотал Пол, глядя на отражение в стекле. — Ты строишь… центр инноваций.
Слово «центр инноваций» застряло в сознании. Он открыл историю своих сделок. Там, где другие видели акции и облигации, Пол различал узлы и цепочки из кода, денег и человеческих страхов. Его лучшей сделкой была покупка стартапа по квантовым вычислениям через час после взлома их алгоритма. Она была не удачей, а перекрёстком или точкой, где сошлись хакерская атака, паника инвесторов и его собственная матрица.
— Нексус, — произнёс он вслух и эхо слова растворилось.
Нексус это пересечение линий, эпицентр землетрясения, место, где рождается энергия. Он представил карту мира. Искусственный интеллект и нервная система, читающая рынок сквозь призму нейронных импульсов. Алгоритмическая торговля и артерии, перекачивающие капитал со скоростью света. Венчурные инвестиции и ДНК, вшивающая будущее в ткань настоящего.
— Это не фонд, а организм, — Сказал Пол, схватил маркер и набросал на стекле символ, где были три спирали, сплетённые в бесконечность. — Место, где технологии не конкурируют, а эволюционируют.
Он вспомнил, как год назад в токийском метро заметил рекламу: «Нексус это связь завтрашнего дня». Тогда это вызвало лишь раздражение, но теперь он понимал, что мир уже давно искал это слово.
— Почему не Синапс? — подумал Пол. — Мозг, нейросети…
— Синапс передаёт сигналы, а Нексус их создаёт, — ответил он сам себе, выводя на экран диаграмму. — Здесь нейросеть учится на ошибках алгоритмов, которые финансируют венчурные инвесторы. Те, в свою очередь, кормят нейросеть данными и круг замыкается.
***
Дождь барабанил по стёклам пентхауса, где Пол стоял перед отцом, сжимая в руках бизнес-план хедж-фонда. Название «Нексус» краснело на обложке, словно стыдясь собственной амбициозности.
— Сын, ты уверен, что готов? — отец Пола, отодвинул документ, и золотые часы на его запястье звякнули о мрамор стола. Его взгляд, холодный как алгоритмы, которыми он покорил Уолл-Стрит в девяностых, пронзил сына. — Хедж-фонды это не трейдинг. Здесь ты кормишься не с волатильности, а с доверия.
— Доверие купят результаты, — Пол щёлкнул планшетом, выводя график своей торговой системы. Зелёная кривая взлетала, как кобра перед ударом. — За год я превзошёл рынок на пятьдесят процентов. Мне нужен капитал. Как получить дешёвые деньги?
Отец усмехнулся, доставая сигару. Дым заклубился в луче света, повторив узор японских свечей на экране.
— «Дешёвые деньги» это миф, сынок. Банки дают не деньги, они продают петлю и чем ниже ставка, тем туже узел. — Он открыл сейф, извлёк пачку документов с логотипом банка, который обанкротился. — Видишь? Они тоже думали, что одолжили дёшево.
— Но твой же фонд брал кредиты под два процента в год!
— Потому что мы давали им нечто ценнее денег. Мы давали им иллюзию контроля. — Отец ткнул сигарой в пункт бизнес-плана: «Стратегия арбитраж ликвидности». — Ты хочешь играть против маркетмейкеров? Они сожрут тебя, как щенка.
Пол вспомнил слова Линь Шэн Луна: «Сопротивление это иллюзия» и выдохнул:
— Я не буду играть против них, а стану тем, кого они не видят.
Отец замер. Впервые за вечер его лицо дрогнуло.
— Банки это не инструмент, а зеркало. Хочешь их дешёвых денег? Стань для них отражением их страхов. — Он швырнул на стол ключи от хранилища. Внутри лежала потрёпанная книга, где на полях были пометки.
— Читай. Если банкиры боятся кризиса, то создай для них лекарство. Если боятся хаоса, то стань для них предсказателем. — Отец подошёл к окну, за которым город плыл в дождевых потоках. — Мои первые миллионы я получил не за стратегии, а за умение продавать сон.
Пол открыл книгу, где на странице было подчёркнуто: «Толпа мыслит образами и кто контролирует образы, тот контролирует всё».
— Как… создать «сон», пап?
Отец повернулся. В его глазах вспыхнуло нечто, что Пол видел только у Линь Шэн Луна. Это было холодное пламя того, кто переиграл время.
— Сходи сам в банк и попробуй получить кредит. Завтра в семь утра будь в Дойче Банке. Спросишь мистера Доусона.
***
На следующее утро Пол вошёл в офис. Доусон, глава кредитного отдела банка, разглядывал его резюме как бракованный товар.
— Хедж-фонд? Вам двадцать пять лет! У вас ни кредитной истории, ни залога. Вы с ума сошли?
— Залог это прошлое, а я предлагаю будущее, — Пол достал флэш диск. — Ваши технологии устарели и я могу предложить вам намного более современные решения!
Доусон побледнел.
— Что?
— Ваша бизнес-модель устарела. У меня есть инновационные решения, чтобы повысить эффективность работы вашего банка в несколько раз!
Кредитор заморгал, будто пытаясь стереть кадры из памяти.
— Пошёл вон отсюда! — не выдержал он.
Пол сморщился, собрал со стола разбросанные в спешке вещи. Всю ночь его не покидали мысли о том, что же он сделал не так. Да может просто менеджер банка не понял его. Или он плохо объяснил свои мысли. Да нет, просто они слишком устарели, чтобы понимать его инновационный подход к финансам. Мне нужно поговорить с отцом и узнать, где я ещё могу взять деньги.
На утро Пол вошёл в кабинет отца, где время, казалось, застыло между старинными позолоченными часами и голограммами котировок. Отец Пола, не отрываясь от монитора с данными по облигациям Тайваня, кивнул на стул из красного дерева:
— Хедж-фонд без инвесторов как меч без клинка. Говори!
— Ну, там стандартные отговорки, ты знаешь… типа молодой, нет кредитной истории… бла бла бла.
— Он дал тебе деньги?
— Нет.
Отец вздохнул и сел на стул. Повисла пауза. Пол опустил глаза и наклонился к отцу:
— Как привлечь крупных игроков, пап? Тех, кто не спрашивает отчётов, кредитных историй и кому плевать на мой возраст?
Отец опять вздохнул, скупо улыбнулся и медленно достал из ящика два досье. На обложках были гербы — французская лилия и немецкий орёл.
— Марк Делакур и Томас фон Штайнер. Один боится стать невидимым, а другой потерять контроль. Твоя задача состоит в том, чтобы сыграть на их слабостях.
Марк Делакур это французский аристократ с седеющими висками, напоминающими серебряные нити в парче. При ходьбе он опирается на трость с набалдашником в виде головы волка. Состояние, сколоченное на виноградниках Бордо и теневых поставках оружия в зоны конфликтов, не смягчило тоски по эпохе, где герб семьи значит для него больше банковских счетов.
— Он коллекционирует не активы, а истории, — отец провёл пальцем по досье, оставляя след на строке «Его увлечения это дуэли и рукописи эпохи Просвещения». — Пригласи его в дорогой ресторан и поговори с ним о чести. Расскажи ему о том, как цифровой мир станет его новым полем боя.
Томас фон Штайнер это немец в костюме, сшитом с точностью швейцарского хронометра. Его кабинет во Франкфурте напоминает геометрическую вселенную, где стопки документов выровнены под углом девяносто градусов, а карандаши находятся строго параллельно линиям паркета. Он скупает долги стран, как коллекционирует бабочек, делает это аккуратно и без жалости.
— Покажи ему матрицу, — бросил отец, указывая на графики. — Скажи, что твой алгоритм превращает энтропию рынка в симфонию. Он продаст душу за совершенство чисел.
Пол перевернул страницу с фотографией Томаса. Лицо немца, будто высеченное из мрамора, не выражало ничего, кроме холодного расчёта.
— А если он спросит о рисках?
— Риск — это диссонанс в его симфонии. Придумай, как его грамотно обойти!
***
Пол приехал в Париж и назначил встречу в дорогом ресторане. Свечи дрожали в хрустальных подсвечниках, а официанты в старинных камзолах разносили трюфели под аккомпанемент тихого клавесина. Марк вращал трость, наблюдая, как пламя отражается в серебре.
— Ваш прадед дрался на дуэлях за честь, — Пол отпил немного вина. — Сегодня шпаги заменили алгоритмы. Мой фонд даст вам ключи от цифровых замков, где каждый удар это сделка, а каждый парад это аукцион.
Марк вытащил клинок из трости, положив его на скатерть, испещрённую кружевом. Лезвие блеснуло как насмешка.
— Мой предок заколол человека за то, что тот усомнился в его слове. Ваш фонд… Он вернёт мне это право?
Пол улыбнулся, вспомнив уроки Линя: «Побеждает не тот, кто бьёт, а тот, кто заставляет противника ударить первым».
— Нет, но он даст вам честь не опускать клинок.
Француз подписал чек, выведя цифры с изяществом каллиграфа. Девяносто миллионов. Это была цена за иллюзию благородства.
После этого Пол поехал в Германию и нашёл Томаса. Воздух в кабинете был стерилен, будто профильтрован через сито Пифагора. Пол включил проектор и графики «Нексуса» поплыли по стене как геометрические духи:
— Ваш капитал это уравнение, а моя система его доказательство.
Томас поправил галстук, выверенный до миллиметра. На экране пики прибыли сменялись контролируемыми спадами. Это был хаос, упакованный в рамки золотого сечения.
— Идеальная симметрия, — прошептал он и в его глазах вспыхнул голод, который не могли утолить даже миллиарды.
— Не симметрия, — поправил Пол. — Идеальный порядок. Рынок станет часовым механизмом, а вы его часовщиком.
Немец перевёл деньги молча. Сто пятьдесят миллионов. Это была цена за то, чтобы вселенная оставалась в рамках его линеек. Пол вернулся домой и сразу же отправился к отцу с хорошими новостями. Отец разглядывал чеки, разложенные на столе, как карты Таро.
— Марк купил легенду, Томас порядок, а ты что? — Он поднял глаза, в которых отражались небоскрёбы, пронизывающие небо.
Пол потрогал рукой холодное стекло окна.
— Я купил время, чтобы понять кто мы и на что способны!
