Вторжение войск СССР в Литву в 1991 году. Фото: Андрюс Петрулявичюс. Центральный государственный архив Литвы
54-летний ветеран АТО Александр Радкевич, гражданин Украины, уже полгода находится в тюрьме Греции. Его задержали по запросу Литвы. В марте 2019 года Вильнюсский окружной суд приговорил Радкевича за участие в советской агрессии в Вильнюсе в январе 1991 года.
Руководство Компартии тогда пыталось вернуть Литву в СССР после того, как та провозгласила независимость в марте 1990 года. Под предлогом обеспечения безопасности граждан и имущества от вооруженных националистических формирований советские войска, милиция и КГБ начали в Литве спецоперацию по захвату критической инфраструктуры. Координационный штаб создали на месте дислокации 107-й мотострелковой дивизии Минобороны СССР, в которой служил Радкевич. Ему было 22 года.
Против военных вышли безоружные местные жители, которые отстаивали независимость Литвы. Во время штурма советскими войсками телецентра в ночь с 12 на 13 января погибли 14 гражданских и один спецназовец «Альфы», ранены сотни человек. Литва отмечает эту дату как День защитников свободы.
Всего суд Вильнюса осудил 67 человек: бывших руководителей компартии Литвы, военное руководство СССР и командование подразделений, участвовавших в спецоперации.
Александр Радкевич был заместителем командира роты по вооружению 106-го танкового полка. Согласно приговору, он участвовал в захвате силовиками Дома печати в Вильнюсе, когда танки обеспечили подразделениям ВДВ возможность подойти к зданию.
«Ґрати» связались с Радкевичем в греческой тюрьме, где он ожидает решения об экстрадиции, и попросили рассказать о «январских событиях» 1991 года в Вильнюсе, о своем деле и задержании.
«Меня просто завели, спросили, как зовут, и судья объявила, что меня экстрадируют в Литву»
Мы ехали отдыхать на остров, и на границе меня задержал Европол Правоохранительная институция Европейского Союза. Они не понимали русский или украинский — долго выясняли по телефону, через переводчика, почему задержали. Потом повезли в полицейский участок, сняли отпечатки пальцев, сфотографировали, проверили меня по базе Греции, что я здесь никаких преступлений не совершал, и потом повезли к прокурору — в город Комотини, в 200 километрах. Он объяснил, что у Греции ко мне вопросов нет, а задержали меня по ордеру Европола, который подала Литва из-за событий 1991 года.
Прокурор сказал: «я не решаю ничего, будет суд, коллегия судей в Комотине, и там будет назначено, что дальше».
7 октября 2021 года, грубо говоря, был суд. Ну, как суд, там был переводчик и никто меня ни о чем не пытался… Здесь не такие суды как в Украине. Меня просто завели, спросили, как меня зовут, я ответил через переводчика, и судья объявила, что меня экстрадируют в Литву. Я сказал, что не хочу в Литву, что депортируйте или экстрадируйте меня в Украину. Она ответила, что мы не имеем права, потому что Украина — не Евросоюз. Но можно обжаловать это решение в Верховном суде Греции. Я подал апелляцию.
Адвокат у меня платный. Моя семья залезла в долги, взяла в долг пять тысяч евро и мы заплатили адвокату. А бесплатно они здесь не трудятся. Он просто будет как переводчик — ничего не сделает. Если какой-нибудь документ достать или как-нибудь помочь, это нужно, чтобы был платный адвокат, а бесплатный здесь не катит.
«Меня приглашали в Литву на суд. Я ответил, что я не могу прибыть, потому что на войне с Россией»
То, что в Литве был суд, я узнал из интернета в 2019 году. Там говорилось, что больших начальников посадили или осудили на большие сроки. Я пытался найти список всех этих людей, есть ли я там или нет, но его нигде не было.
Ко мне обращались еще в 2014 году осенью, а затем в 2015 весной, приходили документы на мой адрес. То ли через посольство, то ли как, меня вызывали из прокуратуры Литвы к прокурору в Украине, в Фастове, по месту жительства. Тогда пришли документы — с переводом с литовского на русский. То есть адрес они знали. Я еще спрашивал прокурора, как кого меня допрашивают: как свидетеля или как обвиняемого? Мне сказали, что как свидетеля. Поэтому я шел навстречу следствию, отвечал на все вопросы — их куча была.
Где-то в декабре 2015 года они снова выслали вопросы. Моя жена в ответ сообщила, что я нахожусь в АТО. Я служил на Светлодарской дуге руководителем разведки бригады. Тогда меня вызвали в военную прокуратуру Краматорска. И там они меня приглашали в Литву на суд. Я ответил, что не могу прибыть. Во-первых, я нахожусь на войне с Россией. Во-вторых, у меня нет ни загранпаспорта, ни визы — это еще было до безвиза. То есть, они предлагали, чтобы я за свои средства сделал паспорт, сделал себе визу и за свои деньги приехал к ним. Это глупость, наверное.
Александр Радкевич с супругой. Фото: личный архив Радкевича
Потом ко мне никто не обращался, никакие адвокаты не обращались, не присылали приговор суда. Могли же сделать так же через прокуратуру. И я так понимал, если нет приговора суда, значит я не осужден, правильно?
В 2019 году я пытался поехать в Европу, и поэтому я уже обращался в Литовское посольство, писал туда письмо, чтобы мне дали ответ — осужден я или не осужден. Но никакого ответа я не получил. А когда меня задержали в Греции, то выяснилось, что я осужден на четыре года, суд был в 2019 году, а апелляционный суд был в 2021 году, и с марта 2021 года я в розыске.
Это дело рассматривалось заочно. Адвокат по назначению по литовскому делу ответил потом, что он меня не мог найти, потому что Радкевичей много в Украине.
Ну, я сам когда-то искал просто ради любопытства в фейсбуке, писал «Украина, Радкевич Александр», и их там всего восемь человек. А если Радкевич Александр Анатольевич, то их всего двое: я и парень какой-то 1996 года рождения. И у них же был адрес, который я не менял никогда. То есть, если бы он меня хотел найти, он бы меня нашел.
Мы подали кассационную жалобу.
«Нам объяснили, что какие-то радикалы хотят развязать гражданскую войну»
В 1990 году я окончил военное училище в Киеве, и меня направили служить в Литву, в город Вильнюс. Я прибыл в августе 1990 года. Грубо говоря, три месяца был даже не в городе, а на нашем военном полигоне — 80 километров от Вильнюса. Где-то в конце осени я попал в самый город. И там служил.
Протесты в Вильнюсе были давно. Были сокращения на предприятиях, увольняли людей. В первую очередь увольняли с работы тех, кто не говорит на литовском языке, закрывали русские школы, закрывали детские русскоязычные сады. Насколько я понимаю, тогда в том же Вильнюсе 80% говорили по-русски — очень редко, где-то в городе, в магазине, можно было услышать литовский язык. Все в основном говорили по-русски. Там были протестные демонстрации. Мы туда, в принципе, не влезали, как-то нам было не до этого — у нас было свое военное дело, никаких вопросов у нас с гражданскими людьми не было.
Горожане греются у костра у здания парламента. Вильнюс, 13-14 января 1991 года. Фото: Альгимантас Жижюнас, Центральный государственный архив Литвы
Потом наши коммунисты нам объясняли, что какие-то радикалы хотят развязать гражданскую войну. Нам внушали: мы предотвращаем гражданскую войну, что в Советском Союзе начинается гражданская война. Но пока справляется милиция. Тогда [в Литву] направили Псковскую десантную дивизию из России, спецотряды КГБ из Москвы — «Альфа». О том, что происходило в городе, мы не знали, потому что были в закрытом гарнизоне. Выходили только в магазин — 200 метров — и все. Солдат не выпускали, увольнение было запрещено. Нам говорили в одиночку не ходить, потому что военных ловят и бьют. Вечером вообще было запрещено выходить из военного городка. Вот такие были дела.
А потом где-то 9 или 10 января 1991 года нас посадили полностью на казарменный режим, то есть из городка вообще никого не выпускали, потому что, мол, в городе какие-то беспорядки, митинги продолжаются и так далее. Нам приказали полностью из танков выгрузить боевые снаряды и патроны.
11 числа я участвовал в событиях у Дома печати. Как по Ленину: захватить прессу, телевидение, аэропорт, вокзал и так далее. И нам, например, был тогда приказ… У нас были наши командиры, полковники, но отдавали приказы люди в штатском, то есть КГБ. Нам, например, лично мне — тогда было пять или шесть танков выделено — была команда сопровождать колонну десантников и спецназовцев и охранять их. На танках. То есть они шли колонной спереди, а мы за ними. В случае, если там какая-нибудь баррикада или еще что-то, мы должны гусеницами раздавить эти баррикады.
Граждане Литвы собрались на площади Независимости в защиту Верховного Совета Литовской Республики. Вильнюс, 13-14 января 1991 года. Фото: Альгимантас Жижюнас, Центральный государственный архив Литвы
Тогда еще никаких баррикад не было. Мы прибыли в Дом печати, там уже стояли наши военные. Я видел через триплекс — маленькое стекло в танке, через которое ты видишь дорогу. Много народа было — гражданских.
Мы просто стояли на площади перед домом. Я видел этих спецназовцев, они ходили в масках и бронежилетах. Мы там побыли часа два или три, и все. Была команда вернуться в расположение. Никаких выстрелов я там не слыхал. Потому что когда работает в танке двигатель, ничего не слышно. Тогда в танки посадили всех офицеров — рядовых не было.
Я был механиком-водителем, просто управлял танком. Я не мог стрелять, только как водитель. К тому же в танке были только холостые снаряды, попугать, а боевых не было. Потому что мы выгрузили их еще 9 или 10 числа — два дня выгружали эти снаряды.
Когда мы уже двигались колонной назад, люди что-то кричали, бросали в нас камнями и бутылками. Моя машина была последней в колонне, мы там отъехали, может, на километр-полтора — она заглохла, потому что сработала пожарная система. Видно, бросили или с бензином ту бутылку, или я не знаю что. Загорелся двигатель. Когда эта система пожар потушила, я смог завести машину и проехать еще километр-полтора, у меня заклинил двигатель. После этого мой командир вызвал помощь, потому что у меня нет радиосвязи, только у командира машины. Прибыл еще один танк, и нас на тросах отбуксировали в часть. Затащили в ремонтно-восстановительный батальон и, грубо говоря, с тех пор я был там, менял двигатель на своем танке и ремонтировал его вплоть до первого февраля. Я туда шел в шесть утра и возвращался в девять вечера.
Вторжение войск СССР в Литву в 1991 году. Фото: Паулюс Лилейкис, Центральный государственный архив Литвы
13 января 1991 во время захвата телебашни меня не было. В Литве показывали разные программы, тогда уже британская Би-Би-Си вещала, и только так я мог видеть, что там происходило. После того как ребята оттуда вернулись, только по рассказам сослуживцев я мог представлять, что там происходило.
Ребята говорили, что в них стреляли. Потому что когда в танке сидишь, то слышишь как пули по броне стреляют. Когда танки вернулись, я видел на них дыры от пуль. Там на броне есть ящики такие, сверху на башне, там были пулевые отверстия.
Насколько я понимаю, нашим стрелять было нечем, это стреляло спецподразделение и ВДВ стреляли.
Нам никаких приказов по поводу наступления и стрельбы никто не давал. Мы не стреляли, никуда не наступали. Мы же не будем давить мирных людей гусеницами, это дикость.
«Это дело нужно решать не в судах, а на уровне Министерства иностранных дел или президента»
Конечно, нам не нравилось то, что нам приказывали делать — ни одному из офицеров. Но вы тоже поймите, почему в танки посадили офицеров? Если солдат не выполняет боевой приказ, ему грозит всего два года дисбата. Если не выполняет приказ офицер, нас могли приравнять к предателю родины, и мы могли получить 25 лет тюрьмы. Это был Советский Союз!
Мы все говорили, что в людей стрелять не будем — это все офицеры нашего полка говорили. И давить людей танками мы тоже не будем. Но не уехать из расположения части мы не имели права.
Похороны семи литовских таможенников и полицейских, убитых на пограничном посту Мядининкай. Вильнюс, 3 августа 1991 года. Фото: Раймундас Шуйка, Центральный государственный архив Литвы
Это сейчас в Украине, не знаю как в Литве, но в Украине есть изменения в Уставе, что я как офицер имею право не выполнить преступный приказ, если я таким его считаю. В Советском Союзе этого не было. Ибо должен был выполнить любой приказ, который тебе дали. Тем более тогда это издали как боевой приказ, а неисполнение боевого приказа — это предательство родины и 25 лет за решеткой. И что мы тогда могли понимать, когда мне, юноше, 22 года? Это я уже сейчас понимаю, когда мне исполнилось 30, 50, это я понимаю после 90-х годов и всего того, что произошло у нас в Украине.
Просто в Украине в 2014 году были немного умнее и не выводили на Майдан военных. Опять же милиция была, стояла напротив Майдана. Я сам был там как активист и также поддерживал людей. Я не был в палатках, просто приезжал, продукты, теплые вещи возил.
Так, как осудила нас Литва, по нашему закону нужно искать не тех, кто стрелял в протестующих, а посадить всех милиционеров и все внутренние войска, которые там участвовали. Так выходит?
Понимаете, дело в чем: они определили советскую армию и Советский Союз как оккупантов. И, по их мнению, я должен был знать, что Советский Союз в 1940 году силой захватил Литву, оккупировал ее. У меня вопрос: откуда я мог знать это в 1990 году, если я учился в советской школе, изучал историю СССР и там нигде об этом речь не шла. Тогда не было интернета.
Мемориал погибших в результате советской агрессии в Вильнюсе. Фото: Марцин Бялек.
Сейчас я понимаю, что те люди, которые в Литве погибли, такие же герои, как наша Небесная сотня. Тогда, благодаря людям, которые погибли в Литве, та самая советская власть побоялась, что такое будет во всех республиках и мирно подписали Беловежские соглашения и развалили Советский Союз. То есть да, эти люди — герои для Литвы. Но мы их не убивали, вот в чем проблема. А они сажают «стрелочников».
У меня много вопросов к той же Литве, поскольку они объявили, что это была война. Хотя война — это когда одно государство нападает на другое. Как Россия нападает на Украину. А тогда это была одна страна — не было никакой разницы, будь то Беларусь, Литва, Армения, Россия. Это была одна страна. Никто не признал независимость Литвы. Она оставалась в составе Советского Союза.
Так же в моем полку, в моей части, служили солдаты и офицеры — литовцы. То есть, если советская армия — преступная, то и сами литовцы такие же террористы, как и я. Тогда получается, что все, кто служил с 40-го года, как они считают, когда их захватил Советский Союз, все террористы. А тогда служили все, тогда нам нужно посадить всю Литву.
А почему не осудили самого главного — Горбачева Михаил Горбачев, генеральный секретарь ЦК компартии СССР? Тот же Язов Дмитрий Язов, министр обороны СССР не имел права посылать войска без приказа Горбачева. Почему тогда Горбачева не судят?
Вы же поймите, лейтенант — это младшее звание в Советском Союзе. А маршал и министр обороны — это самое высокое звание. Язову дали 10 лет, а мне 4. Что же я такого сделал, если я никого не убил? Я, слава Богу, в своей жизни и собаки не застрелил, не то что человека. И мне за это дают четыре года, потому что я там служил, так получается?
Советские танки в Вильнюсе, 13 января 1991 года. Фото: Министерство национальной обороны Литовской Республики
Мне было тогда 22 года и таких, как я, лейтенантов, было три-четыре человека, другие были по званию старше. Сейчас они судят, грубо говоря, стариков, которым 60-80 лет.
Выходит, что я враг литовского народа, но я враг и русского и беларусского, потому что Беларусь поддерживает Россию.
Если Литва думает, что я пророссийский — я проукраинский. Я не то, что ненавижу русский народ, я ненавижу русскую власть, которая посылает против нас, украинцев, своих солдат. Я воевал, я был контужен, когда нас накрыли градами, я инвалид войны третьей группы. Сейчас на военной пенсии по инвалидности. Я понимал, что я [воюю] против России, которая оккупировала мою страну и хочет захватить мою Украину.
Это политическое дело, и его нужно решать не в судах, а на уровне Министерства иностранных дел или на уровне президента. Если мы с россиянами обмениваемся пленными, то же самое и с моим делом. Но моя семья обращалась и к президенту, и в МИД, но они мне не помогают ни финансово, вообще никакой поддержки моя семья не получает.
«Если у меня скаканет давление, меня здесь не спасут»
Камера. Ну, как, казематы. Плесень, тараканы, клопы. Помыться — в подвале, на сквозняке. Один туалет на моем блоке общий. Здесь 500 человек. Нужно стоять в очереди, чтобы туда сходить.
Здесь есть наши украинцы, молдаване, грузины — очень много. В основном, сидят за перевозку мигрантов. Есть воры. А так сидят здесь, в основном, в тюрьмах люди из Греции, Пакистана, Афганистана, Ливии, Алжира, Румынии.
Здесь очень тяжело. Вот я заболел, и здесь нужно записываться, нужно знать греческий язык. То есть ищешь, чтобы кто-то несколько слов понимал, потому что они не понимают русский. Английским я тоже не владею, поэтому мне, чтобы попасть к какому-то врачу, нужно записаться, выстоять очередь в триста человек, и потом, вызовут ли меня к тому врачу за три дня, или за неделю, или не вызовут. То есть, если у меня прыгнет давление, меня здесь не спасут.
Делают прививки. Я был привит еще в Украине, у меня сертификат есть, но они его не признают, потому что на нем нет QR-кода. И вот я в греческой тюрьме уже записался и сделал вторую прививку.