Кровавый Дождь
Brian Wayne
Меня одолевает отвращение каждый раз, когда какой-либо из человеческих индивидов смеет утверждать, что ему якобы известно все или по крайней-мере многое. По сути, человечеству известна лишь крупица всего того многообразия событий и явлений, происходящих во вселенной. То, что скрыто и недоступно человеческому взору – бездонная пропасть, по сравнению с которой, масштаб человеческих достижений и прогресса мал настолько, насколько может быть мала песчинка по сравнению с камнем.
Наверное, мой рассказ следует начать с окончания переписки с моим хорошим другом Джозефом Бладдером, дружба с которым всегда привносила толику смысла в мою жизнь. Джозеф был человеком очень оригинальных взглядов на мир и происходящее вокруг. Будучи писателем, он имел смелость высказываться в своих оригинальных и в то же самое время непонятных широкому кругу читателей произведениях. С самого раннего детства, как писал сам Джозеф, его манила страсть к неизведанному и пугающему. К тому, что обычному человеку может показаться мерзким и отталкивающим. Свое вдохновение Джозеф черпал из старинных книг арабских и английских философов, магов, чародеев и некромантов. Его пугающие и завораживающие произведения принесли ему репутацию умного, но чрезвычайно странного и оригинального человека благородных кровей.
Джозеф владел родовым поместьем Бладдеров, доставшемся ему от прадедушки, который жил в Аркхеме еще во времена подписания Декларации Независимости. Его дед умер в молодом возрасте и не успел вступить во владение поместьем. Отец Джозефа не желал слышать про это место, открещиваясь дурными воспоминаниями детства. Джозеф, будучи человеком, интересующимся всем неизведанным, с удовольствием вступил во владение поместьем. Учитывая множество странных событий и слухов, происходивших в Аркхеме, желание Джозефа переехать в Аркхем лишь усилилось. Пугающий и странный город, окутанный туманом неизведанного, манил его своей аурой. Мое знакомство с этим человеком началось после того, как я, прочитав один из его рассказов в журнале “Странные Истории”, и осведомившись в редакции журнала об адресе автора, написал ему письмо.
Впоследствии наша долгая письменная беседа все больше увлекала меня и стала для меня чем-то сокровенным и своим, что было недоступно ни моей служанке, ни даже моему псу, с которым я имел обыкновение разговаривать по вечерам. И вот, последнее письмо от Джозефа сообщило мне страшную весть о его болезни, поразившей его настолько неожиданно и внезапно, что доктора в Аркхемской больнице не могли поставить диагноз. Эта болезнь во многом была похожа на эпилепсию, только с одной лишь разницей. Припадки у больного возникали не на свету, как это обычно бывает, а только тогда, когда больной оставался в кромешной темноте. Во время этих припадков, казалось все человеческое существо, покидало тело бедняги и телу оставалось только кричать, рвать простыни и звать на помощь. В этом письме, Джозеф пообещал написать, как только ему станет лучше.
Прошло два месяца терпеливого ожидания, но от Джозефа не было никаких вестей. Мое воображение судорожно работало, и я представлял себе лежавшего на больничной койке Джозефа в конвульсиях и муках; просящего его убить, в предсмертной агонии.
Я принял решение отправиться в Аркхем на поиски моего единственного друга, которого я никогда не видел. Находясь в купе поезда следовавшего в печально известный город Аркхем, я невольно вспоминал мифы и легенды, которыми словно паутиной был окутан этот странный город. Невольно задремав, я увидел во сне созданий и чудовищ, которые не поддавались человеческому пониманию и осмыслению.
Я видел колонны старых городов-призраков и дьявольские живые тени, извивавшиеся вокруг меня словно львы вокруг антилопы. Я проснулся в холодном поту в кресле купе и с удивлением обнаружил, что поезд прибыл на вокзал Аркхема.
Взяв кэб, я отправился в единственный приличный отель города, где любезный швейцар согласился отнести мой чемодан в номер на третьем этаже старого здания. Зайдя в темный номер с относительно большими окнами и с видом на реку Мискатоник, я хотел бросить чемодан, и тут же отправиться на поиски своего друга. Но мне был известен лишь его старый адрес. Где он находился теперь, я не знал. Под гнетом рваного и беспокойного сна в кресле купе я решил отложить свои поиски на завтра, и лег в постель, предвкушая и инстинктивно предчувствуя загадку, которую мне мог рассказать этот город.
II
Ночь была беспокойная, темная и мрачная пронизанная черным ливнем и сильным грозовым ветром, цель которого, как казалось, нарушить мой и без того неспокойный сон. Ветер врывался в окна моего номера и хлопал рамами, используя их словно барабан. Вкупе с грозой и темнотой, эта мелодия была далека от обычной колыбельной, под которую обычно засыпают младенцы. Мне приснился еще один кошмар, по сравнению с которым предыдущий мог показаться невинной сказкой.
Мне снилось, что я стою во дворе какого-то совершенно мне незнакомого дома в ночной сорочке, а с неба на меня вместо обычного дождя падает дождь из крови. Рядом со мной на меня смотрело жуткое темное создание с шипами и клыками, бесформенное и страшное. Оно смотрело мне в глаза своими кроваво- красными глазами и не шевелилось. Я буквально вскочил с кровати ранним утром, проснувшись на час раньше обычного.
У меня не было никакого желания продолжать погружение в мир снов, который казалось, перевернулся с ног на голову с тех самых пор, как я оказался в Аркхеме. Одевшись, я спустился в столовую отеля где, наскоро позавтракав, вышел на крыльцо. Осведомившись у швейцара, где находится больница, я остановил кэб и поехал навестить моего друга.
Во время поездки я не мог не лицезреть темные улочки города и его жителей, которые казалось, спешили поскорей завершить свои дела и отправиться домой чтобы, закрыв дверь и задернув шторы поскорее почувствовать себя в безопасности, сидя в кресле с чашкой горячего кофе в руке. Кэб остановился возле мрачного, огромного вида здания, на фасаде которого на большой деревянной табличке было написано: Больница Города Аркхем, основана в 18... году. Войдя в дверь, я обнаружил муравейник из людей в белых халатах, отчаянно мчавшихся то в одну сторону, то в другую.
Я видел лежащих тяжелобольных и врачей с окровавленными руками в масках, которым помогали миловидные медсестры с нашатырным спиртом наготове. Найдя, наконец, регистратуру, я осведомился у дежурного врача о своем друге и, получив неоднозначный и неудовлетворительный ответ о том, что такого пациента в больнице больше нет, я вышел из этого муравейника. Я достал конверт, полученный от Джозефа на котором значился его адрес. Конверт привел меня как раз к родовому поместью Бладдеров, расположенному на холмистой местности недалеко от города.
Чтобы добраться туда, мне пришлось уговорить кэбмена, поначалу наотрез отказавшегося, ехать. Я пообещал заплатить ему вдвое большую сумму и свое слово сдержал. Кэбмен, получив деньги, посоветовал мне убираться от поместья куда подальше. Но я, наполненный решимостью, во что бы то ни было найти моего единственного друга, и, забыв о ночных кошмарах, чувствуя при этом некоторую гордость от того, что я делаю благое дело, не послушал его. Понаблюдав за скрывшемся в чаще леса кэбом, я, отправился на небольшой холм, на котором стоял огромных размеров, особняк.
С виду, особняк напоминал скорее замок, нежели родовое поместье. Сад, окружавший поместье, был запущен и проросшие сорняки, загораживали то, что когда то было дорогой к поместью. К моему удивлению, поместье оказалось отнюдь не заброшенным. Окна были открыты и, увидев свет в одном из них, я поспешил к входной двери. Пройдя через сорняки и кусты, проросшие на дороге, я постучал в массивную дверь, на которой красовался фамильный герб Бладдеров. Ожидая, как мне казалось, долгие и мучительные минуты и, прислушиваясь к каждому звуку за дверью, я, невольно поймал себя на мысли, что свет в окне - всего лишь мираж и собрался уходить, но дверь со скрипом отворилась. На пороге стоял небольшого роста старик с редкими волосами и густой седой бородой. В руке он держал подсвечник с зажженной свечой. Старик оказался фамильным дворецким семьи Бладдеров, знавший отца моего пропавшего друга и служивший ему верой и правдой до недавнего времени.
Я попытался узнать у него, где может находиться его хозяин, но вместо ответа получил неясные утверждения о его местонахождении. Я попросил разрешения войти внутрь и, получив вежливое приглашение, вошел в поместье. Внутри поместье напоминало скорее место из прошлой эпохи, со старинной мебелью и дубовыми шкафами; со столиками и подсвечниками; которые остались Джозефу от его прадеда. Осмотрев гостиную, я попросил старого дворецкого отвести меня в комнату самого Джозефа, как потом выяснилось именуемую кабинетом. Там Джозеф имел привычку запираться и работать. При этом прислуге не дозволено было входить, даже для того, чтобы принести еду хозяину. По словам дворецкого, Джозеф, бывало, подолгу не выходил из кабинета; целыми неделями оттуда слышались нечленораздельные звуки, и казалось, будто там находился не только Джозеф, но кто-то еще. Кто-то, кто не хотел, чтобы его обнаружили. Подойдя к массивной деревянной двери на втором этаже, дворецкий отошел назад, пропуская меня, и неожиданно схватил меня за рукав. Смотря мне прямо в глаза с чуть ли не мольбой, он предупредил меня об опасности, таившейся за дверью. Он рассказал об остальных слугах, которые остались в поместье после исчезновения хозяина. Войдя в эту дверь, слуги исчезли, оставив за собой лишь кровавое пятно на полу.
Но мою решимость было не поколебать, и я открыл массивную дверь, которая оказалась незапертой. Я вошел в большую темную комнату, три стены которой были уставлены древними запыленными книгами, толстенные корешки которых смотрели, казалось, в мою сторону. По центру комнаты расположился небольшой деревянный стол, который судя по разбросанным на нем бумагам, служил основным местом творчества и работы хозяина поместья. Рядом со столом, на бумагах, разбросанных по полу, лежала опрокинутая старая табуретка. Я зажег свечу и, поставив ее на стол, стал копаться в бумагах, которые были сплошь исписаны различными иероглифами и пентограммами на языках, о которых я не имел абсолютно никакого представления.
В кипе бумаг, разбросанных на столе, я обнаружил книгу в старом кожаном переплете, которая оказалась дневником Джозефа. Последняя запись датировалась как раз в момент поражения Джозефа странной болезнью. Запись обрывалась на полуслове, и полностью прочитать ее мне не удалось. Пролистав немного назад, я ужаснулся тому, что я прочитал в дневнике. Я не буду описывать те ужасные ритуалы и названия оных на латыни, которые, по всей видимости, проводил Джозеф, запершись в своем кабинете. Скажу только то, что они были настолько омерзительны и жестоки, насколько вообще можно быть ритуалу жертвоприношения. Самое ужасное, что, судя по нарисованным от руки рисункам в дневнике, жертвами должны были стать люди из плоти и крови. Прочитав это и рассмотрев картины оторванных конечностей и голов на кольях, я пришел в ужас как раз в тот момент, когда за окном разразился гром. Молния сверкнула, осветив половину комнаты и обнажив то, что было скрыто за многочисленными бумагами. На полу была начерчена свежая, как будто только что нарисованная пентаграмма, на каждом остром углу которой стояла зажженная свеча.
Я подумал, что мне почудилось, списав все на воображение и состояние недосыпа от ночных кошмаров, но присмотревшись, я понял, что это не иллюзия. Кровавый след от пентаграммы вел за пределы комнаты, спускаясь по лестнице в холл первого этажа. Взяв свечу, я пошел по кровавому следу. Он привел меня к растерзанному на куски телу старого дворецкого застывшего в неестественной, скрюченной позе. Дверь в холл была открыта настежь, впуская сильный ветер и дождь, в дом, хлопая по рядом стоявшему комоду. В ужасе от увиденного, я пустился наутек от поместья и в ночи, освещаемой молнией, я заметил большую, неественного размера тень неизвестного мне существа.
Существо перемещалось быстрее сверкающей молнии и как мне казалось, преследовало меня. Вдруг, оно остановилось и стало смотреть прямо на меня своими кроваво-красными глазами. Я заметил, что у этого существа было что-то наподобие рогов и клыков. В ту самую минуту сверкнула молния, и я оказался на кладбище перед изрытой могилой, на которой значилось имя: ДЖОЗЕФ БЛАДДЕР. Дата смерти была обозначена ровно пятьюдесятью годами ранее сегодняшнего дня. Я не мог поверить своим глазам, стоя в ужасе под дождем который превратился из обычного в кроваво-красный и по запаху напоминал кровь. Существо приблизилось ко мне и положило свою когтистую лапу мне на голову.
III
Что произошло дальше, я не помню. Очнулся на мостовой, где меня подобрал кэб, доставивший меня в больницу города Аркхэм. Я пребывал в бреду все-то время, что над городом лил дождь, омывая его кровавые тайны. Как только дождь прекратился, я пришел в себя и, начиная идти на поправку, стал расспрашивать докторов и медсестер о Джозефе. Все как один, они утверждали, что такого пациента здесь никогда не было.
Более того, Джозеф был известен в городе как писатель и особенная личность, жившая в Аркхеме более пятидесяти лет назад, о которой помнят лишь немногие старики, дожившие до наших дней. Когда я вышел из больницы, я отправился к особняку, и не обнаружил там ни намека на поместье или какое-либо жилье. Там стоял только лишь пустой холм, поросший густым бурьяном, в дебрях которого я обнаружил свежее кровавое пятно.
Я не знаю всей правды и возможно никогда не узнаю, особенно за стенами психиатрической больницы, в которой я оказался после самого буйного припадка темной ночью, который случился у меня вскоре после возвращения из Аркхема. Я уже иду на поправку и меня должны выписать из больницы.
Я пишу эти строки, а за окном идет сильный дождь, и мне иногда кажется, что по ночам я вижу большую тень, и дождь окрашивается в кроваво-красный оттенок.