Книги + Толкин

А кое-кто идёт по тому же пути исключительно из чувства долга. Не выбирая отчаяние, сопротивляясь ему сколько только можно, пока ноги несут, выполняя долг, причём идя, следуя этому долгу в самую темноту и беспросветность и к тому же адскому огню в конце. Какой парадокс толкиновского выбора – где для кого-то выбор есть, там же для другого выбора нет. Но тот, у кого есть выбор (в данном случае Денетор и Голлум), делает его в пользу отчаяния и отказа от всякой надежды добровольно, а тот, кто выбора для себя не видит, и у кого один путь – выполнить свой долг, который ведёт его, казалось бы, через те же вехи – и отчаяние и отсутствие надежды и адский огонь в конце, становится звездой надежды для всего мира и оказывается спасён. Денетор и Голлум в своём выборе полагаются на себя и думают о себе, Фродо в своём отсутствии выбора от себя отказывается. Всё плохое, что с ним происходит, исходит извне – ранение моргульским клинком, воздействие Мёртвых болот, жало Шелоб, я уже не говорю про такое долгое воздействие Кольца – тьма входит в его сердце извне, он не желает впускать её и как может сопротивляется ей. В случае с Голлумом и Денетором – алчность и злоба у первого и гордыня у второго исходят изнутри и приводят их обоих к торжеству отчаяния и отрицанию всякой надежды и отказу от долга (исполнение клятвы и защита города).

Пиппин чувствует, что всё, что он говорит и большую часть того, что думает, известно Денетору.
От мысли, что ему придётся петь ширские песни перед Денетором, Пиппину не по себе.
В каждую фразу Денетор умудряется вплетать упрёк. Токсичный товарищ. В этом, внезапно, у него тоже обнаруживается сходство с Голлумом.

‘And why should such songs be unfit for my halls, or for such hours as these? We who have lived long under the Shadow may surely listen to echoes from a land untroubled by it? Then we may feel that our vigil was not fruitless, though it may have been thankless.’

А почему эти песни не годятся для моих залов или для такого часа, как этот? Разве не можем мы, долго жившие под Тенью, послушать отголоски страны, никогда её не знавшей? Что может быть лучше, чем почувствовать, что наше бдение не было напрасным, хоть оно и не принесло нам благодарности?

Пиппину дают одежду стража цитадели. Он теперь тут не просто заезжий зевака, он включается в местную жизнь и защиту города как полноправный член общества, его принимают как своего. Хотя ему совсем не сладко на службе у Денетора.

Пиппин с городских стен видит тот же луч заходящего Солнца, что и Фродо, стоя на Перекрёстке. Как Толкин соединяет своих героев лучами света, и солнечного и лунного. Связь через лучи света. Мир пронизан светом даже тогда, когда его накрывает мордорская тьма.

И светом же Гэндальф спасает Фарамира и его отряд от назгул. Возвращение Фарамира предваряют назгулы и Пиппин с Берегондом наблюдают их сверху, с высокой городской стены. От Гэндальфа исходит белый и серебряный свет. Интересно, что фиал у Фродо в руках светился серебряным светом, а у Сэма белым. А от Гэндальфа исходит свет и тот и другой. Что-то мне ещё вспомнились золотые и зелёные светильники у Древоборода в жилище. Вся книга наполнена светом.
И в то же время незримые нити тьмы тянутся от Шелоб к совершенно разным героям, которые пали под влиянием Кольца.

Разговор о Фродо у Денетора происходит как раз тогда, когда Фродо повернул во тьму, к Минас Моргулу. И Гэндальф в шоке от решения Фродо идти через Кирит Унгол. Пиппин осознаёт, что Гэндальф в смятении и от этого очень страшно.

Фарамир, который в Итилиэне был командующим и мог судить и выносить приговоры, перед отцом сам в положении того, кого судят. Он сидит по левую руку Денетора – хоть он теперь и единственный сын, но нелюбимый. Денетор недоволен Фарамиром. Он возмущён решением нести Кольцо в Мордор. Он сокрушается о том, что на месте Фарамира не оказался Боромир. Хотя тот был на месте Фарамира и действительно вёл себя так, как Денетор от него ожидал. Денетору нужно Кольцо! Он самонадеян и не понимает опасности. То есть если бы Фродо явился в Минас Тирит, то ничего хорошего из этого бы не вышло. Путь в Минас Тирит был бы ошибочным выбором не только из-за срочности похода в Мордор. И Фарамир прекрасно понимал, зная Денетора, что привести Фродо с Кольцом к нему - это подвергнуть страшной опасности и Денетора и вообще всех. Денетор подвергся бы такому же испытанию, как и Боромир, с тем же результатом, и из него получился бы неплохой тёмный властелин всем на "радость", особенно Фарамиру. Тут уж действительно - Кольцу дорога только в Мордор, а там как Эру даст. Либо Фродо его донесёт, либо оно окажется у Саурона. А он и без Кольца уже половину Средиземья вынес. Судьба Фродо страшная, но ему по-любому деваться некуда. Его Мироздание в такие клещи взяло - живым не выбраться в любом случае.

Денетор идёт по проторенной дорожке. Сначала он говорит о том, что Кольцо следует спрятать, а не использовать, но тут же делает оговорку, что если очень хочется, то можно в самом крайнем случае, для самозащиты, можно и воспользоваться. И считает, что и Боромир бы устоял, и он сам, Денетор, конечно не поддастся оружию Врага, и сам того не понимая уже попадет в ловушку.

И заявляя Фарамиру, что хотел бы, чтобы они с Боромиром поменялись местами, уже заходит очень далеко.
В конце разговора Фарамир точно так же чуть не падает, как Фродо в Хеннет Аннуне. Для него этот разговор был тем ещё испытанием. И не только из-за неодобрения отца. На его глазах с его отцом происходит то, что ранее происходило с его братом. Он очень болезненно переживал осознание того, что Боромир поддался искушению Кольцом, а теперь видит, как это происходило, и не на ком-то, вроде Голлума, а на родном отце. Они с отцом очень похожи, складом ума и характера, но при этом расходятся в принципиальных вещах. Фарамир отказался от Кольца, Денетор жаждет его заполучить. Фарамир видит это, и каково ему это видеть! В центре ещё одного тяжёлого разговора Фарамира снова оказывается Кольцо и его семья, и хоть оно сейчас уже очень далеко, его пагубное влияние на его родных ничуть не слабее. Из троих только Фарамир устоял, и он знает, что где-то во мраке идёт Фродо, единственная надежда Средиземья, несёт Кольцо в Мордор, а его отец называет того, кто так поразил Фарамира своей обречённой решимостью, безмозглым полуросликом. А этот полурослик в это время видит армию, выходящую из Минас Моргула и один на один противостоит (успешно) Кольцу и чёрной воле Ангмарского короля, который через пару дней наведёт ужас на весь Минас Тирит. А потом плачет, думая о Фарамире, которому предстоит встречать эту армию.

Гэндальф говорит Пиппину, что предполагал в своём сердце, что Фродо и Голлум встретятся, и что он боится предательства Голлума. Но в то же время даже предательство может обернуться благом.

‘Yet my heart guessed that Frodo and Gollum would meet before the end. For good, or for evil. But of Cirith Ungol I will not speak tonight. Treachery, treachery I fear; treachery of that miserable creature. But so it must be. Let us remember that a traitor may betray himself and do good that he does not intend. It can be so, sometimes. Good night! ‘

Моё сердце чуяло, что Фродо и Голлум ещё встретятся перед концом. К добру или к худу. Но избавь меня от разговоров о Кирит Унголе. Предательства, предательства я страшусь, предательства этой жалкой твари. Но да будет так. Следует помнить, что предатель может предать себя и совершить благо, которое совершать не предполагал. Иногда бывает и так. Доброй ночи!

Решение Денетора послать Фарамира в Осгилиат по времени совпадает с окончательным решением Голлума отправить Фродо к Шелоб. Вот тебе и «случайное» сравнение с пауком. Хотя надо признать, что это решение было далеко не таким абсурдным, как сделали в кино, и уж точно не подлым, в отличие от поступка Голлума. У Осгилиата находилась удобная переправа и учинить там серьёзное препятствие врагу если и не сам Эру велел, то с точки зрения подготовки к осаде вполне могло рассматриваться как один из вариантов нанесения ущерба врагу. Но приказ был жестоким и убийственным, это правда. Денетор как будто намеренно, как Голлум, решает отвергнуть свой единственный шанс на надежду в лице младшего сына окончательно и решает пробить все днища отчаяния, отправив на верную смерть не угодившего ему Фарамира. Чтоб уж наверняка не выбраться из этой ямы, угробив единственного оставшегося в живых наследника и близкого человека. Фарамиру не нравилась эта идея, потому что он хотел сохранить как можно больше людей для обороны города, потому что это была очень рискованная миссия и предполагалось, что жертвы будут серьёзными, но кому как не сыну наместника возглавить такую миссию, если тот приказывает. И Боромир и Фарамир были гондорскими военачальниками и всегда вели людей в бой. И уж коли Денетор настаивал на обороне переправы, Фарамир отправился исполнять. Жестоко, но на войне нет возможности спрятаться от риска, в любом другом месте риск был бы не меньше. Но как точно Фродо предугадал про Фарамира и Осгилиат!

Гораздо более жестокими были слова, сказанные Денетором Фарамиру при прощании.

‘Much must be risked in war,’ said Denethor. ‘Cair Andros is manned and no more can be sent so far. But I will not yield the River and the Pelennor unfought - not if there is a captain here who has still the courage to do his lord’s will.’
Then all were silent, but at length Faramir said: ‘I do not oppose your will, sire. Since you are robbed of Boromir, I will go and do what I can in his stead - if you command it.’
‘I do so,’ said Denethor.
‘Then farewell!’ said Faramir. ‘But if I should return, think better of me!’
‘That depends on the manner of your return,’ said Denethor.

– Многим приходится рисковать на войне, – сказал Денетор. – На Кайр Андросе достаточно людей и больше сейчас отправить невозможно. Но я не отдам реку и Пеленнор без боя, если здесь найдётся военачальник, способный выполнять приказы своего господина.
Воцарилось молчание, потом Фарамир ответил: – Я не хочу оспаривать твою волю, Повелитель. Так как ты лишился Боромира, я пойду и сделаю всё, что смогу, вместо него – если прикажешь.
– Приказываю, – объявил Денетор.
– Тогда прощай, – сказал Фарамир. – Но если я вернусь, смени свой гнев на милость.
– Это зависит от того, как ты вернёшься, – ответил Денетор.

Через день переправа была потеряна, потеряно треть воинов Фарамира, а его самого, сражённого чёрной стрелой, вынес с поля боя и доставил к Денетору князь Дол Амрота Имрахил. А Минас Тирит оказался в осаде. Насколько сильно его персонаж зарифмован с Фродо, удивительно! Ранение Фарамира происходит практически в одно время с ранением Фродо Шелоб. В случае Фарамира это стрела, в случае Фродо это жало. Фродо предал Голлум, жаждущий Кольцо, Фарамира отправил на смертельный риск отец, разгневанный тем, что Фарамир не доставил Кольцо ему. Да, паук очень даже при делах.

Денетор видит умирающего Фарамира и отказывается от борьбы. Ему не приходит в голову приказать его лечить, потому что он отчаялся. Он не руководит защитой города, только сокрушается о том, что династии Наместников пришёл конец, и город попадёт в руки ничтожных людей. А перед тем, как сдаться окончательно, он в последний раз заглянул в Палантир, что будет очевидно позже. Оказывается, Денетор уже обладал одним древним артефактом и использовал его втайне от всех. Он не поддался враждебной воле напрямую, но то, что он там видел, не давало ему никакой надежды на победу. В последний же раз он там увидел пиратский флот, идущий по Андуину к Минас Тириту. А толкнула его на использование Палантира его собственная гордыня. Денетор, не видя надежды, сдаётся окончательно и впадает в чёрное отчаяние.
И когда к нему в очередной раз пришли гонцы за распоряжениями, они поняли, что Денетор тронулся умом.

Денетор освобождает Пиппина от службы и приказывает нести Фарамира в усыпальницу. И даёт понять, что собирается сжечь его и себя живьём. Пиппин бежит искать Гэндальфа, понимая, что если кто-то тут и может помочь, то только он. По дороге он натыкается на Берегонда и сообщает ему, что Денетор спятил.

Тем временем на штурм ворот Минас Тирита явился сам Ангмарец. Ворота разбили не просто Грондом, их разбили его заклятья.
Ангмарец въехал на мостовую, на которую еще не ступала нога врага. У ворот его ждал Гэндальф на Шэдоуфаксе и снова, как когда-то балрогу, объявил, что он не войдёт. ‘You cannot enter here, - снова cannot – приказ в виде констатации факта. Гэндальф здесь олицетворяет надежду, Ангмарец отчаяние. И Гэндальф запрещает отчаянию вход в город. Правда, физической битве чёрного и белого всадников не суждено было состояться, потому что вслед за неожиданным криком петуха, встречающего утро, раздались звуки рогов и стало ясно, что пришёл на помощь Рохан.

Осада Гондора Тьмой происходит не только в реальности, когда Минас Тирит окружают враги. Каждый житель, каждый участник событий должны противостоять Тьме в своём сердце. Об этом последняя сцена у разбитых ворот.

Благодарю kamveronika за донат! Всем читателям спасибо за лайки и комментарии!

В этой главе достаточно много ландшафтов и географии. Ландшафты на Мерри производят оглушающее впечатление, он наяву видит огромные горы, о которых ранее слышал только в сказках, а описания перемещений Теодена сотоварищи напоминают мне о моём географическом кретинизме и неумении извлекать из текста информацию о локациях и направлениях. Так что эта глава меня расстраивает. И упоминание древних идолов, сидящих вдоль дороги, я понимаю, что оно призвано добавить объёма истории Средиземья, но для меня это здесь одна ещё больше запутывающая меня деталь. Возможно, моё восприятие здесь сходно с восприятием Мерри, подавленного масштабами раскинувшегося вокруг него огромного незнакомого мира, тогда значит, оно, наверно, и должно быть такое по задумке автора. Буду утешаться этим.

При встрече с Эовин Теоден замечает, что она огорчена. Это надо иметь такой дар и желание вникать в состояние тех, кто находится рядом. И он понимал, о чём печалится Эовин.

Про Мерри не забывают и организуют ему персональную палатку, где он снова встречается со своим одиночеством. От грустных мыслей его отвлекает голод, но его и в этом не забыли – его приглашают к ужину у короля. Там он задаёт мучивший его вопрос – что такое Тропа мёртвых, и Эомер отвечает ему, что он сам ступил уже на эту дорогу. И хоть он говорит это в буквальном смысле, переносный смысл применим к ним всем в равной мере.

Эовин, описывая изменения, которые она заметила в Арагорне, применяет к нему слово «fey» - «одержимый», «обречённый на смерть».

«Fey I thought him, and like one whom the Dead call».
«Он мне показался одержимым, тем, кого призывают мертвые».

Этим же словом мысленно описал Сэм Фродо, когда тот вырвался из логова Шелоб и побежал к перевалу сломя голову. А ведь Фродо также пришлось пройти через смерть, даже в более буквальном смысле. Они во многом схожи, эти герои, Фродо тоже идёт тайной тропой, чтобы потом нанести врагу неожиданный удар и переломить ход битвы. Их обоих ведёт судьба и они не принадлежат сами себе – то, что Арагорн пытался объяснить и Эовин. И Арагорн и Фродо сильно меняются после символической смерти. Но по-разному. Арагорн становится из следопыта королём, а Фродо из рыцаря становится мучеником. Каждый из них получает в итоге свой венец.

Теоден пытается утешить Эовин, рассказывает о Тропе Мёртвых всё, что знает, и высказывает предположение, что Арагорн сможет пройти по ней. Теоден верит, что Арагорн вернётся живым! Эомер не верит в это и считает его потерянным для битвы с врагом.

Появляется гондорский посланник с красной стрелой – знаком, что Гондору требуется помощь. И заметьте – Теоден не высказывает ни малейшего сомнения в том, как поступить. Он и так собирался на войну и обещает, что роханцы придут. Причём он как специально (для некоторых) подчёркивает, что пришли бы даже если им самим бы не грозила никакая опасность. Несмотря на то, что он чувствует, что посланник, точнее Денетор, чего-то недоговаривает. И в его словах неоднократно проскальзывает, что это будет его последний поход и он не вернётся. И неожиданно для Мерри он намекает ему, что не возьмёт его с собой, как будто Мерри мало расстройства и неуверенности в себе и без этого.

На следующее утро не рассветает, потому что из Мордора пришла тьма. Теоден повторяет своё решение – он не берёт Мерри с собой, как тот ни умоляет его. Он не хочет брать его с собой на смерть. Как Фродо не хотел брать с собой Сэма.

Однако Эовин говорит Мерри, что Арагорн просил её снарядить его для битвы и даёт ему роханские доспехи.
Мерри встречается взглядом с одним из воинов и видит в его глазах, что тот отправляется искать смерти.

He caught the glint of clear grey eyes; and then he shivered, for it came suddenly to him that it was the face of one without hope who goes in search of death.
Он заметил блеск ясных серых глаз и вздрогнул, потому что внезапно осознал, что в этом взгляде нет надежды, так смотрит тот, кто ищет смерти.

Позднее этот воин подходит к нему и предлагает ехать с ним, говоря на первый взгляд странную поговорку:

Where will wants not, a way opens.

«Перевод» на более архаичный язык поговорки «where there is a will, there is a way», устаревшая форма с простым отрицанием, где want означает не «хотеть», а «недоставать», то есть значит она «Было бы желание, а способ найдётся», или точнее, подстрочником: «где нет недостатка воли, открывается путь».

И так как Мерри не узнаёт его, воин представляется Дернхельмом. Итак, временный тандем из разочарованной в любви и в жизни девушки и покинутого всеми хоббита образовался и в дальнейшем сыграет очень важную роль. Таким образом Мерри всё-таки тайно сопровождает Теодена на войну, не догадываясь, что отправился туда с Эовин, которая потеряла надежду и едет с намерением погибнуть. Эовин, которая отринула свою женскую роль – ждать и заботиться о подданных, пока мужчины на войне, которая потерпела неудачу в любви, как она на данный момент считает, мало того, она считает, что Арагорн погиб, и не видит смысла жить. Она, почти как Денетор, отчаялась, правда, она всё-таки не выбрала сигануть со скалы или сжечь себя в усыпальнице, а направила своё отчаяние в предстоящую битву – всё равно убьют, так хоть в бою. То есть она не отказывается от долга, только видит его в другом, не в том, что ей определено по рождению. Но этот, «не родной» ей, назначенный самой себе, долг, не даёт ей ни на что надежды, кроме как погибнуть в бою. С другой стороны, полностью проводить параллель с Денетором неправильно. Как бы там ни было, она выбрала борьбу с Врагом. У неё и судьба будет другая.

‘Sleep again, and do not be afraid!’ said Gandalf. ‘For you are not going like Frodo to Mordor, but to Minas Tirith, and there you will be as safe as you can be anywhere in these days. If Gondor falls, or the Ring is taken, then the Shire will be no refuge.’
‘You do not comfort me,’ said Pippin, but nonetheless sleep crept over him. The last thing that he remembered before he fell into deep dream was a glimpse of high white peaks, glimmering like floating isles above the clouds as they caught the light of the westering moon. He wondered where Frodo was, and if he was already in Mordor, or if he was dead; and he did not know that Frodo from far away looked on that same moon as it set beyond Gondor ere the coming of the day.

«Спи и ничего не бойся! – Ответил Гэндальф. – Потому что ты направляешься не в Мордор, как Фродо, а в Минас Тирит, а там ты будешь в безопасности, насколько можно быть где-либо в безопасности в наши дни. Потому что если Гондор падёт, или будет захвачено Кольцо, тогда и в Шире будет не спрятаться».
«Не очень утешительно», - сказал Пиппин, но тем не менее его сморило снова. Последнее, что ему запомнилось перед тем, как он снова провалился в глубокий сон, были высокие белые вершины, мерцающие в свете клонящейся к западу Луны подобно плывущим над облаками островам. Он думал о Фродо, о том где он был, в Мордоре ли он, или может его уже не было в живых. И не знал о том, что Фродо далеко отсюда стоит и тоже смотрит в этот предрассветный час на заходящую над Гондором Луну.

Тогда, когда Фродо и Сэм отправляются из Хеннет Аннуна к Минас Моргулу, Пиппин прибывает в Минас Тирит. А эти города когда-то были близнецами-братьями (в английском twin sisters) – Солнечная и Лунная башни. Лунная башня пала и занята Врагом, Солнечная – пока ещё держит оборону и готовится к сокрушительному удару. И Фродо и Сэм будут свидетелями (начало пятой книги нас отодвигает в хронологии немного назад), как из Минас Моргула пойдут на Минас Тирит полчища врагов. Самая масштабная битва произойдёт у Минас Тирита, а решающая – духовная – во тьме, путь в которую лежит через Минас Моргул. Пиппин подъехал к Минас Тириту на рассвете, Фродо подошёл к Минас Моргулу после заката. Прекрасная башня Эктелиона сверкала в лучах Солнца хрусталём, башня Минас Моргула светилась замогильным светом и пугала чёрными провалами окон. Путь Фродо шёл по безжизненным скалам Эмин Муйла, Мёртвым болотам, пустоши у Чёрных Врат, и с небольшим заходом в Итилиэн мимо Минас Моргула в Кирит Унгол, а дальше в Мордор. Пиппина Гэндальф вёз по Роханским лугам, мимо сверкающих гор. Какие разные дороги!

Even as Pippin gazed in wonder the walls passed from looming grey to white, blushing faintly in the dawn; and suddenly the sun climbed over the eastern shadow and sent forth a shaft that smote the face of the City. Then Pippin cried aloud, for the Tower of Ecthelion, standing high within the topmost walls’ shone out against the sky, glimmering like a spike of pearl and silver, tall and fair and shapely, and its pinnacle glittered as if it were wrought of crystals; and white banners broke and fluttered from the battlements in the morning breeze’ and high and far he heard a clear ringing as of silver trumpets.

Пока Пиппин смотрел во все глаза, стены из мрачно-серых превратились в белые, чуть розовеющие в лучах рассвета; и вдруг Солнце, поднявшись над восточной мглой, выпустило сноп света, ударивший в лицо города. И Пиппин вскрикнул, потому что башня Эктелиона, возвышающаяся над самой верхней стеной, вспыхнула на фоне неба, мерцая как жемчужно-серебряный шпиль, высокая, прекрасная и стройная, а её вершина искрилась словно хрустальная. Белые знамёна рвались и реяли на зубчатых стенах на утреннем ветру, и далеко сверху слышались чистые голоса серебряных труб.

Общее впечатление Минас Тирит производит ослепительное, но при ближайшем рассмотрении оказывается, что в городе есть признаки запустения.
Перед самыми дверями тронного зала, перед встречей с Денетором Гэндальф вдруг предупреждает Пиппина, что надо держать язык за зубами, особенно что касается квеста Фродо и Арагорна. Здесь всё совсем не так просто, как в Ривенделле или Рохане, Денетор не Теоден, здесь вершится большая политика и нужно держать ухо востро.

Денетор – отец Боромира и Фарамира. Таких разных братьев, с которыми по-очереди судьба сводила Фродо. Боромир яркий военный лидер, гордость и надежда отца, Фарамир мудрый и совсем не амбициозный человек, который всегда находился в тени своего брата и фатально разошёлся с отцом во взглядах. Они все трое любят Гондор и готовы были служить ему до конца и отдать за него жизнь, но только взгляды Фарамира на то, как именно ему служить и его спасать сильно отличаются от взглядов Денетора и Боромира. И мы помним, что эти взгляды привели Боромира к тому, что он поддался Кольцу и напал на Фродо, а мудрость Фарамира помогла ему избежать искушения Кольцом. Но на данный момент Пиппин готовится предстать перед Денетором, на которого больше похож Фарамир своим умом и проницательностью, но сердце которого всегда принадлежало старшему сыну, противоположному ему характером, но разделяющему его убеждения. То есть Пиппину сейчас придётся очень несладко – если Фродо едва выдержал допрос у гораздо более близкого ему по духу и дружественно настроенного к нему Фарамира, который разделял мнение мудрых о том, что Кольцом нельзя пользоваться для защиты Гондора, то Денетор сочетал в себе проницательность Фарамира и гордыню Боромира.
Право на гондорский трон Арагорна – огромная неожиданность для Пиппина.

Денетор Гэндальфу не рад, как сначала и Теоден.
Он скорбит по Боромиру и говорит, что вместо него должен был идти Фарамир. Хотя мы помним, что он сам был за то, что в Ривенделл отправится Боромир – его любимый сын, кому он безоговорочно доверял. Что сразу вызывает вопросы, неужели у правителя Гондора такая короткая память, или он сознательно игнорирует факты и зачем-то выставляет себя непричастным к тому, что в Ривенделл отправился именно Боромир? Который, конечно, сам туда рвался, но был полностью поддержан отцом.

Пиппин от всего сердца, помня о том, что Боромир погиб, защищая его и Мерри, предлагает Денетору свою службу. Это на тот момент видится почти безрассудством, Пиппин прибыл в Минас Тирит с Гэндальфом, Денетор Гэндальфу не обрадовался, зачем связывать себя по рукам и ногам и поступать на службу к тому, кто с Гэндальфом вообще вряд ли когда-нибудь договорится, а как знать, возможно, их противостояние выльется во вражду, и тогда Пиппин окажется между двух огней. Это открывает Пиппина с неожиданной стороны. Ему даже удаётся слегка растрогать Денетора. Но он выбрал себе очень холодного и гордого повелителя.

Then Pippin looked the old man in the eye, for pride stirred strangely within him, still stung by the scorn and suspicion in that cold voice. ‘Little service, no doubt, will so great a lord of Men think to find in a hobbit, a halfling from the northern Shire; yet such as it is, I will offer it, in payment of my debt.’ Twitching aside his grey cloak, Pippin drew forth his small sword and laid it at Denethor’s feet.
A pale smile, like a gleam of cold sun on a winter’s evening, passed over the old man’s face; but he bent his head and held out his hand, laying the shards of the horn aside. ‘Give me the weapon!’ he said.

Тогда Пиппин посмотрел старику в глаза, ибо презрение и подозрение в этом холодном тоне разбудили в нём неожиданную гордость. «Мало пользы великий владыка людей найдёт в службе хоббита, полурослика из северного Шира, но такую, какую есть, я предлагаю её в уплату моего долга!» Откинув серый плащ, Пиппин вытащил из ножен свой маленький меч и положил его к ногам Денетора.
Бледная улыбка подобно лучу холодного зимнего вечернего солнца коснулась губ старика; но он наклонил голову и протянул руку, отложив в сторону обломки рога. «Дай мне оружие!» - сказал он.

Но в конечном итоге Гэндальф одобряет порыв Пиппина. Потому что этот искренний шаг мог чем-то помочь Денетору, хоббиты в принципе уже показали, что умеют даже самые безнадёжные ситуации разворачивать к лучшему. Это и поход энтов на Изенгард, и даже случай с Палантиром. Гэндальф, отдав Пиппина на «растерзание» Денетору как раз и надеялся на нечто подобное. Денетор тотально не доверял Гэндальфу, а вот Пиппин не смог бы почти ничего утаить от него, тем самым Денетор узнал всё то, что ему полагалось знать – Гэндальф и не думал ничего скрывать от него – самостоятельно, и такую самостоятельно добытую из Пиппина информацию у него не было причин рассматривать предвзято, как какую-либо манипуляцию. А безыскусная хоббичья искренность должна была помочь ему выбраться из той глубины отчаяния, в которую он уже сам себя начал загонять.
Намёки на Палантир рассыпаны по всей главе, но при первом прочтении это как-то ускользает от внимания.

Was it so, or had he only imagined it, that as he spoke of the Stones a sudden gleam of his eye had glanced upon Pippin’s face?
Показалось ли ему, или было взаправду, что говоря о Камнях, он внезапно сверкнул на Пиппина взглядом?

Между Гэндальфом и Денетором намечается противостояние, которое лишь сначала может напоминать о противостоянии с Теоденом. Но Теоден лишён гордыни, и это помогает ему разобраться в мотивах Гэндальфа и принять его сторону и помощь, и даже победить своё отчаяние, а вот Денетор совсем другое дело. Он полностью себе на уме и он поглощён горем, но в то же самое время, его не отпускает мысль о проклятье Исилдура. И он засыпает Пиппина вопросами, в надежде вытянуть из него всё, что он знает. И, как Фарамиру с Фродо, ему многое удаётся понять.
И Денетор ведёт свою игру. Но Гэндальф тоже не промах, он видит его насквозь.

‘Folly?’ said Gandalf. ‘Nay, my lord, when you are a dotard you will die. You can use even your grief as a cloak. Do you think that I do not understand your purpose in questioning for an hour one who knows the least, while I sit by?’

КистяМур:

«Глупость? – переспросил Гэндальф. – Нет, милорд, потеря разума для тебя смерти подобна. Даже скорбь свою ты используешь как плащ. Ты думаешь я не понял, зачем ты битый час допрашивал того, кто знает меньше всех, когда я сидел рядом?»

Последнее слово в разговоре с Денетором осталось за Гэндальфом.

For I also am a steward. Did you not know?’ And with that he turned and strode from the hall with Pippin running at his side.

«Потому что я тоже наместник. Ты разве не знал об этом?» И с этим он повернулся и широким шагом направился из зала, а Пиппин бежал рядом.

Гэндальф наместник валар в Средиземье. Очень увесистые аргументы пошли в ход.

Пиппин тем временем заводит в Минас Тирите новые знакомства, и ищет возможность раздобыть второй завтрак. Который ему помогает организовать Берегонд, один из гвардейцев Цитадели.
Пиппин, поступив на службу к Денетору, удостаивается формы гондорских стражей цитадели.
Завтракая и беседуя с Берегондом с видом на Пеленнор, Андуин и Осгилиат, Пиппин и в прямом и в переносном смысле оказывается там, откуда видно очень многое.
Берегонд сообщает Пиппину о поручении Фарамиру за рекой, об опасности нападения Умбарских пиратов, о том, что они со дня на день ждут атаку на Осгилиат, который раньше и был столицей, а теперь в руинах. Оказывается, что величественный Минас Тирит это только сторожевая башня, остатки прежней роскоши.

Сюжетные линии начинают потихоньку переплетаться. И с высоты Гондорской стены очень хорошо видно весь расклад, всю расстановку сил. Глава «Минас Тирит», наконец, открывает читателю полную картину войны, до этого он был свидетелем отдельных фрагментов, не видя общих связей.

Появление в небе Черного всадника принесло не просто ужас, оно принесло с собой отчаяние. Надежда на то, что всё кончится хорошо, на какой-то момент покинула Пиппина и Берегонда. И это было именно вражьим наваждением, его оружием. После того, как назгул улетел, они оба быстро приходят в себя. Подобное отчаяние охватило Фродо перед Минас Моргулом после «встречи» с Ангмарским королём.

А между тем по городу уже ползут слухи о Принце полуросликов, который предлагает Гондору союз и пять тысяч мечей. И о том, что за спиной у каждого роханского всадника будет сидеть свирепый полурослик. Слухи слухами, но ещё один отважный полурослик всё-таки прибудет за спиной у роханского всадника и сыграет свою роль в сражении.

Сам Пиппин на фоне всего этого величия ощущает себя слабым и ни на что не годным.

Pippin looked at him: tall and proud and noble, as all the men that he had yet seen in that land; and with a glitter in his eye as he thought of the battle. ‘Alas! my own hand feels as light as a feather,’ he thought, but he said nothing. ‘A pawn did Gandalf say? Perhaps but on the wrong chessboard.’

Пиппин посмотрел на него: высокий, гордый и благородный, как все мужчины, которых он видел в этой стране; взгляд сверкает при мыслях о битве. «Увы! Моя собственная рука не тяжелей пёрышка», — подумал он, но промолчал. — «Пешка, сказал Гэндальф? Возможно, но не на той доске».

Пиппин так же легко находит общий язык и с сыном Берегонда Бергилом и становится свидетелем прибытия в Гондор небольшого пополнения. А поздней ночью вернувшийся Гэндальф выражает беспокойство о Фарамире и говорит Пиппину, что рассвета не будет, и что в мир пришла Тьма.