Про российское кино и не только
05.02.2024
05.02.2024
Мы любим добрые и светлые рассказы. Наверное поэтому, редко пишем о мамах детей-инвалидов. Тема грустная, в ней много боли и тяжелого труда, море сложных эмоций. И, как нам всегда казалось, не хватает того, что можно назвать Витаминами для души…
Не правы. Факт. Просим прощения.
Иногда жизнь разрушает заблуждения пинком, иногда легким прикосновением. В этот раз приключился второй вариант…
Не так давно в одной из поездок моими попутчиками оказалась пара, которая изначально вызвала некоторое напряжение. Мама и ее взрослый сын-инвалид. Парень лет двадцати трех, не меньше. Рослый, физически крепкий. И при этом в интеллектуальном плане уступающий тому же Форесту Гампу – намного. Абсолютный ребенок не только по поведению, но и по лексике. Лет пять. Возможно и меньше…
Беда? Горе? Разумеется.
При этом казалось, что Лену инвалидность сына нисколько не мучает. Человек примирился и несет крест не просто с колоссальным достоинством. Поднимайте выше. С любовью и теплом…
Она поначалу тоже поглядывала на меня? Как отнесусь? К такому соседству в купе? Как поведу себя? Буду нервничать? Недовольные взгляды бросать?
Но… Парень выглядел абсолютно добродушным, к тому же слушался маму беспрекословно. И напомнил мне героя любимого фильма. Так что, минута за минутой, напряжение отпустило вашу Шумак и я спокойно занялась делом.
Достала ноутбук.
Села править несчастную серию, которой сильно «везло». Ее под разными углами выкручивали снова и снова, что по моему авторскому мнению не шло на пользу проекту в целом, а главное – перегруженным нервам конкретного драматурга, угодившего в жернова продюсерских хотелок.
Ну… Ладно. Уговаривала я себя. Сталь подчиняется покорно и все такое, в итоге клинок булатный рождается… Надо просто пережить трудный момент. Тут мои мысли споткнулись. И я чуть не застонала вслух. Чья бы корова мычала про перетерпеть, справиться!
Рядом, - руку протяни, в метре от меня пример невероятного скромного служения. Лена с рождения сына в этом процессе. И?
Озлобилась? Нет. И добренькой в худшем значении слова при этом тоже не выглядела. Не подумайте. Образец русской женщины с сильным характером, упрямой, разумной, умеющей преодолевать и при этом делиться сердечным теплом. Уверена, она классно готовит. И с полов в ее доме можно есть – такие они надраенные до скрипа.
От некоторых людей исходит особенное внутреннее сияние чистоты. Встречала подобное у монахинь. Вот и в миру сподобилась ощутить, прикоснуться к подвигу духа.
О себе самой Лена в таких терминах никогда не думала. Она живет одним днем. И в постоянном внимании к сыну. Отвернуться нельзя и на мгновение. Дите обладает изрядной энергией. Парень неугомонный, молод физически, а весит килограммов сто, не меньше. Речь о крепких мышцах.
Вскоре по каким-то оговоркам мамы, отвечающей сыну, я поняла, что он занимается спортом. Раньше понятия не имела о том, что кроме параолимпийских видов, а также футбола для слепых детей, или танцев бальных на колясках, есть и т.н. специальные волейбол, баскетбол, хоккей…
Мне показалось, да простит меня Лена, если ей на глаза попадется эта история, а сравнение покоробит, что парень излучает что-то вроде того, что я чувствовала рядом с большими и мощными, но при этом не зашуганными, не напряженными, добродушными лошадьми…
Моя физическая несостоятельность напрягала в такие моменты и напрягает, я изрядная бояка. Но… Важнейший элемент – счастье и спокойствие гиганта. Если он не нервозный, не злой, то и мои страхи затихают. Сама распространять ореол умиротворения не умею. Не мой талант.
Ваша я совсем наоборот про взволновать, растормошить, разогреть людей и пространство.
А Лена как мастер дзен – создавала вокруг облако любви, в которое погружаешься полностью, ощущая, как расслабляются скрученные нервы. Мне хотелось улыбаться без всякого повода. Ровное теплое чувство безопасности и доверия.
Спортивный крепкий сын был все время занят делом. Чем можно увлечь его в поезде? Просмотром старых советских добрых мультиков? Чтением детских книг вслух? Раскрасками? Да.
И? Вышиванием.
Это меня совершенно очаровало. Парень устроился на нижней полке, скрестив ноги, с пяльцами в руках. И терпеливо воспроизводил по канве полевые цветы крестиком. С перерывами на еду и разглядывание видов за окном поезда. Он отдавался процессу сосредоточенно, пыхтел. И, как я понимаю, собирался результатами порадовать бабушку…
В это время Лена находилась рядом. Что-то смотрела в соцсетях, слушала в одном наушнике музыку. Лицо ее отрешенное и отчасти расслабленное показывала, что мама ценит минуты передышки. И пользуется ими максимально.
Хотите знать, к чему клоню?
Меня всегда восхищали люди, которые умеют преодолеть рамки, поставленные судьбой, неласковыми обстоятельствами, а не существовать в них.
Вдвойне, втройне ценно, когда личность при этом растет духовно, а не входит в противостояние с миром. Не становится агрессивной обиженкой на несправедливость бытия.
Конечно, Лена не носит розовые очки. Не обитает в мире розовых пони. Ей трудно. Она старается изменить что льзя и нельзя. Но не ноет и не пищит. Не та натура.
А ведь характер закалился и трансформировался в испытании последних двадцати с хвостиком лет.
Все же этот текст не классическая история из жизни. Я не приставала к попутчице с расспросами, а она сама не спешила излить душу. Мы соприкоснулись на сутки с небольшим для того, чтобы разойтись по своим орбитам.
Но…
Теперь в моей памяти навсегда остался свет ее глаз.
Держись, Лена, держись, Леночка.
Спасибо, что ты есть, как пример добра, любви и силы.
Авторы: Наталя Шумак и Татьяна Чернецкая
В детстве у меня была кошка Муська. Дикий зверь, а не кошка: кидалась на всё, что движется, кусалась, царапалась, тырила еду. Нападала исподтишка: по ночам пробиралась под одеяло, зубами и когтями вонзалась в спящую, ничего не подозревающую жертву. Отдиралась от тела только вместе с мясом.
Снисходительность Муська проявляла исключительно к бабушке — неиссякаемому источнику мойвы, плотвы, иногда лосося и другой котячей пищи.
Как-то раз нашла на шкафу коробку с бабушкиными ромашками и прочими травками, выгрызла в ней дыру и нажралась валерьянки. После принялась скакать по коврам на стенах, снесла полку с дедушкиными трофейными рюмками, пронеслась в кухню, там опрокинула кастрюлю с супом. Потом запрыгнула на штору, раскачалась и сорвала карниз.
Мы не подозревали про коробку. Думали, что кошка окончательно двинулась, пока не нашли разодранную упаковку из-под валерьянки. Пустую.
— Она не спятила. Просто пьяная, — спокойно резюмировала бабушка.
Но несмотря на то, что Муська была тварь редкая, мы её любили и прощали.
Однажды у нас морили тараканов. Глобально: приехал санэпидем и опрыскал квартиру ядом. Чтобы заодно не потравить кошку, мы отдали её маме на передержку.
Кошке у мамы не понравилось. И сама мама ей не понравилась. Уж не знаю, чем именно, но мамину квартиру она взялась крушить с удвоенной силой. Зассала все углы. Накакала на дорогую картину. Разбила антикварную вазу. Разодрала кашемировый свитер и обои. Погрызла мебель. Съела (!!) несколько пар чулок. Список неполный — и это всего за две недели.
Надо ли говорить, что мама Муську возненавидела и уверовала в то, что эта мохнатая жопа — воплощение дьявола. Кошкин отъезд восприняла как милость божью.
Где-то через месяц после Муськиного возвращения домой я приехала к маме на выходные в её однокомнатную квартирку. Жила я тогда ещё с бабушкой и дедом, отдельно от мамы, у которой то гастроли, то творческие вечера.
Квартира воняла и выглядела так, будто пережила стихийное бедствие. Но цимес не в том.
В зассанной кошкой комнате лежал ковёр. По его краям стояла мебель: книжный шкаф, кровать, небольшой гардероб и всякое разное по мелочи.
Так вот. Ровно посередине комнаты из-под ковра топорщился бугорок. Довольно крупный и жёсткий на ощупь. Не знаю, как мама не заметила его раньше.
— Мам, у тебя тут что-то под ковром...
Мы долго щупали бугорок и пытались определить, что это такое может быть. Не определили. Пришлось двигать шкаф с кроватью, чтобы приподнять ковёр. А там — окаменевшее кошачье дерьмо.
До сих пор не пойму, как эта тварь божья туда пролезла. И сколько времени она туда продиралась. И зачем. Везде, где НЕ стояла мебель, ковёр был натянут настолько туго, что руку не просунешь. Не говоря уже о кошке.
Все вот говорят про силу любви, но по мне так сила ненависти куда мощнее. А ещё я, пожалуй, готова поверить в то, что кошки — жидкость. Это бы многое объяснило.
Вот так бегаешь по делам и вспоминаешь, что мама написала купить хлеба. И картошки. И вилок капусты. Потому что сегодня на улице холодно, ветер и дождь, а ей в магазин собираться - целая история с кучей кофт и выбором достаточно тёплой куртки. Дочь-то всё равно как клацающий зубами сайгак носится туда-сюда, разве что чихнёт, шмыгнет носом и побежит дальше.
В магазине набираешь всего по списку, берёшь в руки булку хлеба и чувствуешь, что он ещё горячий, с похрустывающей ломкой корочкой и даже сквозь плотно замотанный пакет пробирается его запах. Идёшь к машине, ещё ощущая тепло в руках и становится всё невыносимее желание отгрызть краешек, но ты же взрослый человек уже давно. Это несерьёзно.
А в машине начинает пахнуть совсем невыносимо - свежеиспечённым хлебом и задетый рукой пакет не обжигает, но уже тёплый и внутри чуть слышно хрустнула корочка. Не выдержав, отрываешь горбушку и жуёшь, откинувшись на сиденье - ты же взрослый. Уже можно.
Дома протягиваешь маме пакет с хлебом и рассказываешь, что горбушка, запах, корочка, что ты только кусочек. А мама с лёгким укором смотрит на тебя и качает головой. Снова. Как детстве.
Нью-Йорк. Каждый помнит его по своему. Мой Нью-Йорк непоследовательный, многоликий…
Я физически ощущаю его ещё в аэропорту. Он повсюду: в воздухе, в лицах людей, в звуках проезжающих багажных тележек, в гомоне репродукторов. И вот чего я никак не могу понять. То ли он искажает моё восприятие, то ли, наоборот, проясняет, но всё вокруг становится как будто чётче, ярче, острее. Как если протереть запотевшее стекло. Во мне столько радости, что хочется делиться ею со всеми. И я улыбаюсь как ненормальная, без остановки. А люди улыбаются в ответ.
Люди. Они в Нью-Йорке особые.
Вот идёт чёрный паренёк. Рваные джинсы, в руках бумажный стакан с кофе, в ушах наушники. Он пританцовывает в такт музыке, слышимой только ему. И вдруг как запоёт — самозабвенно, в голос. Замер, вскинул голову, глаза прикрыл: Aaаh, ah, woooh...
Ему навстречу типичный «белый воротничок». Костюм, дорогие ботинки, портфель Bottega. Он возбуждённо орёт на кого-то в телефон. Вдруг опустил трубку, встал рядом с тем, первым, и подхватил: When I see you again…
А вокруг всё движется, тарахтит, бибикает. Пёстрая людская река растекается в разные стороны. И только эти двое посреди неё, как островок. На пару минут они стали единым целым, слились в общей песне, чтобы затем вернуться в стремительный поток. Как будто два измерения внезапно соприкоснулись, наслоились одно на другое и снова распались на две параллели.
Я люблю этот город. Провинциальный Брайтон Бич, снобистскую 5 авеню, утончённый Гринвич Вилладж, экзальтированные Хеллс китчен и Бродвей, Уильямсбур, Гарлем; утопающие в облаках небоскрёбы, ночные огни, уличных музыкантов, Централ Парк с его большими музеями, большими деревьями и маленькой галереей Neue на углу 5-й авеню и 86-й улицы. Могу долго стоять у Линкольн центра и смотреть — снизу вверх — на летящего Шагала.
Нью-Йорк. Моя любовь. Моя пристань. Моё равновесие.
Среди стекла, металла и камня, в самом сердце этих громадин, живёт душа. Она пульсирует в каждом прохожем, в каждом деревце. Тонет в реке огнями вечернего города. Отражается от крыш всполохами утреннего солнца. Разлетается в небе стайкой птиц. Она, эта душа, и есть Нью-Йорк.
Был вторник. Я сидел в своем родном огороде на шезлонге, отвернувшись спиной к солнцу. Жена и дочка уехали купаться и у меня оставалось не так много времени чтобы отдохнуть ментально. Я взял бутылку пива Стелла Артуа и пачку запечённых чипсов лейз с сметаной и травами. Растянувшись на кресле тут же понял, что не могу расслабиться и мне нужно с кем-нибудь поговорить. По счастью зазвонил телефон. Это звонил шеф, мы долго разговаривали о работе и о жизни. Он один из немногих людей с кем мне нравится общаться, наверное мне повезло.
В усадьбе было очень солнечно, свет застилал всю территорию от забора до стены за исключением редких вкраплений яблоневых ветвей. Легкий ветер сообщал мне свои намерения как бы похлопывая меня по плечу и приговаривая: "скоро будет теплее!" или мне послышалось… Он же говорил: " скоро все наладится, просто будь мужиком и прекрати плакать как баба". Какой-то странный ветер. Да, здесь все странное. Вы видели мой дом? Это постройка 19ого века. В нем жил цыганский барон до 1895 года. Цыганский барон со своей большой семьёй. Мне даже кажется порой, что его дети что-то забыли в подвале или на чердаке. Я столько раз отправлялся искать в доме клад, что сбился со счёту. Может быть клад в фундаменте дома? Наверняка там запрятан сундук с золотыми монетами, на которых небрежными слегка потертыми буквами отчеканен год правления Николая второго, а может того лучше его отца Александра.
Атмосфера старого двухэтажного дома завораживает. Скрипучие двери иногда внушают трепет ночью. Порой сквозь сон я слышу как кто-то открывает дверь чулана и ходит в сенях. Раньше мне казалось, что это мой покойный дедушка. Я часто разговаривал с ним во сне в этом самом доме. Обычно он приходил в черном элегантном костюме и стучался в ворота, а все домашние забивались от ужаса в одной комнате и смотрели аккуратно через занавеску во двор, боясь, чтобы он их не обнаружил. Мне была всегда непонятна их реакция, я сразу бежал открывать ему двери и мне было отрадно видеть его снова. Чувствовал, что мы не договорили. После того как я открывал ему дверь, он проходил во двор и садился на крыльцо, а я садился рядом. Обычно я спрашивал первый: "ну, как ты там?". -"все обычно, все идёт своим чередом.". Мы могли разговаривать долго, но меня не покидало чувство, что я чего-то не доспросил…
Бабушка умерла не так давно, в 2019 году, в марте. Ей было 90 лет. Она пережила деда на 20 лет. Настоящая хозяйка дома. И управляла своим хозяйством подобно могущественной королеве. Я действительно так считаю. Её уважала вся улица. В бедные годы приходили "подвальные", так звали семью из матери и 12ти детей, абсолютных голодранцев, младшие из которых были попрошайками, а старшие уличными разбойниками или проститутками. Мать стояла за нашей оградой и просила: "Елена, дай хотя бы четыре картошки, я сварю суп". Бабушка давала ведро картошки.
Я бегал с этими голодранцами по улице. Когда мне было шесть, они посоветовали мне зажать пчелу между ладонями, объяснив это тем, что в темноте пчела не ужалит - она лишена этой способности. Я запомнил этот опыт на всю свою жизнь, а пчела отдала свою. Жало пришлось мне на безымянный палец правой руки. Я ревел до вечера. Я до сих пор вспоминаю эту боль. Этот резкий опыт.
В три года я пошёл в курятник. Один. Я не знаю зачем я пришел туда, возможно хотел взять яйца, а может просто из любопытства, но петух был выше меня и явно сильнее. Он вероломно налетел на меня, сбил с ног и клюнул прямо в верхнюю губу. Столько крови я никогда не видел, ну и столько слез…. Какие -то невообразимые фонтаны жидкости перед глазами, я слышал быстрый топот дедушки и его мат в сенях. Через тридцать секунд петух был на плахе, а через тридцать пять его обезглавленное тело бегало по двору и струя крови заливала песок и зеленую травку. Мне хотелось и плакать и смеяться одновременно.
Когда мне было восемь я выпал со второго этажа головой вниз. Наверное господь был рядом и поместил мою голову при падении на траву а не на камни. Я ходил месяц со второй головой на губе. Бабушка лечила меня уринотерапией. Я не просто выглядел ужасно, но и пах соответственно. Мой лучший друг Юра боялся моего облика и какое-то время не приходил ко мне. Я сидел в комнате один и читал книгу про Покрышкина "Небо войны". Мне казалось это лучшее что можно было читать. Легендарный ас, крушит фашистские мессершмитты, вытворяя при этом фигуры высшего пилотажа. Я ходил в туалет с книгами по истории, знал все события первой мировой войны наизусть в мельчайших подробностях.
И вот мы играем с папой в футбол во дворе, он кричит: -"Юрик, пасуй"!. Я очень любил папу. Мой папа постоянно брал меня и моих друзей с собой и возил нас на рыбалку, на футбол, в баню. У Юры не было отца, я понимаю насколько это было важно для него тогда.
Я не Хемингуэй, я просто хочу почувствовать себя им на какое-то время. Вино и вечер, это все что ему было нужно, чтобы выплеснуть всё что он считал нужным на бумагу.
Я сижу на корточках, накуренный в кустах. Мне пятнадцать лет. У меня день рождения, в моем огороде человек двадцать, я не всех знаю, но все мной восхищаются. Почему я обладал какой-то неведомой харизмой,? Сейчас мне кажется такого нет. Студентка-квартирантка Инна, которой был 21 год приехала с братом к нам в дом на время учебы. Она очень хотела со мной переспать, все время домогалась меня. Мне было смешно и забавно, я был девственником до восемнадцати лет. Я не чувствовал себя ущербным. Есть ощущение что девушек это привлекало.
Мы курили план мелко покрошенный вперемешку с табаком. Через парашют. Я не могу вдохнуть его полностью, надо мной смеются. Я не чувствую негатива, мне хорошо.
Во взрослом возрасте я какого-то черта полез ремонтировать забор вокруг дома. Наступил на два ржавых гвоздя и проткнул ногу насквозь. В то время мы и поссорились с братом. Отец всегда говорил: "вы самые близкие друг другу люди, даже мы с мамой не так близки для вас". Я не смог понять эту истину, но старался просто следовать ей. Я не смог понять много истин и не могу до сих пор.
Мой старинный дом был и пристанищем цыганского барона и школой в советское время и коммунальной квартирой. Сейчас вот на первом этаже мини-приют для животных.
Где-то на заборе загорелся закат. Кошка сидела на ковре в огороде, спиной ко мне. Я ни разу не слышал, чтобы она мяукнула, но, кажется я услышал, её молчание, и оно выдавало как бы: "не забывай меня, приезжай иногда, ведь мне уже 17 лет…".
Я услышал безудержный смех дочери, голос жены. Я обернулся и понял, что воспоминания возникли в одно мгновение и также быстро исчезли как будто паутинные нити на оконном стекле…
Вспомнила, как однажды в конце весны, в самые последние почти летние дни утешала очень пожилую женщину.
Дело было довольно давно. Мне она показалась этаким Божьим одуванчиком.
На её слезы почему-то никто не обращал внимания. А мне бабушку напомнила. Вот и подошла.
Села рядом, спросила в чем дело? И кто нужен? Врач? Полиция? Звонок кому-то из родных, близких? Женщину била дрожь. Я стала греть её ледяные руки. Помню, как нашла горячий чай. Как сидела рядом, снова и снова спрашивала, что произошло? Она потеряла документ или деньги? Её кто-нибудь обидел?
В итоге не сразу, вместе с присоединившимся к нам Вовой-северянином, мы выяснили в чем дело. Елена Алексеевна (имя отчество могу перепутать, прошу прощения) летела на свадьбу внучки или даже правнучки... Почему-то через Москву. И поняла, что не сможет... Не в её силах это путешествие. Внучку обожает. Быть на празднике обещала. Оформила кучу документов...
Собралась. Уже часть пути преодолела. Но нет! Не потянет. Не выдержит. И поняла это только что. Потому, что неподалёку оказались шумные туристы из Германии. Звуки их речи повергли милейшую Елену в состояние хтонического неконтролируемого ужаса...
Старушка была жительницей Ленинграда... Уже ставшего Петербургом. Но она говорила - Ленинград... А любимая внучка вышла замуж за немца... Мы утешали несчастную как могли.
В итоге Вова взял на себя ВЕСЬ нелёгкий груз полной ответственности!!!
Отпустил меня на рейс. Сдал свой билет (!) и переговорив по телефону с той самой внучкой, а потом с другой роднёй Елены Алексеевны отправился вместе с отчасти успокоившейся женщиной на жд вокзал.
Зачем?
Чтобы доставить старушку домой. К другому внуку. Который пообещал встретить в городе на Неве, и позаботиться о бабулечке. Положить в больницу в конце концов. Прокапать, если врач скажет что нужно. Подлечить.
Вова...
Ты всегда в моей памяти, как пример Мужчины с большой буквы. Жена поняла. Поддержала! Не ругала тебя за этот поступок. Повздыхала в трубку. И сказала, что любит, ждёт, понимает.
Ваша я расплакалась, как дура.
Передала жене поклон. Потом обняла обоих: и Северянина, и Ленинградку. Поцеловала её в холодную бледную щечку. Почему-то назвала Леночкой, Ленусенькой... Она не спорила. Тоже меня обняла тощими тонкими лапками... Мол, спасибо, дорогуша...
- До свидания!
Я помчалась на самолёт.
Леночка и Вова махали вслед, громко желали счастливого полёта.
PS.
В моей жизни эта история стоит отдельно.
На полке самых дорогих воспоминаний.
Хотя я больше никогда не видела участников событий.
Господи, спасибо Тебе за Елену и Вову!
За жену Вовы.
За всех нас.
И за наших предков, победивших в 1945 году.
.
Враг будет разбит.
Победа будет за нами.
Автор Наталя Шумак
В заговоры, порчи и прочие напасти я не верю. В отличие от моей тётки, проработавшей всю жизнь медицинской сестрой - вот она верит и обильно рассылает всем информацию о том, на какую убывающую луну нужно прочитать вот эту самую мантру, чтобы избавится от жирной жопки, обзавестись достатком и самым лучшим мужиком. Рекомендации тонут в картинках с котиками, солнышками и добрыми утрами, после чего сносятся недрогнувшей рукой подчистую.
Но один раз в жизни я дрогнула - в тот самый момент, когда напасти валились на голову по одной и оптом, а я не успевала уворачиваться. "Сходи к бабке, не иначе сглазили, а то и порчу навели." - сказали мне раз, два, три и десять уже все хором. "Подите нафиг." - ответила я, пытаясь побороть нападавшие со всех сторон неприятности и всё ещё искренне не веря в хором рекомендуемых бабок, магов и экстрасенсов. Я уже не вспомню, что стало последней каплей, на которой я выдохнула: "Давайте." Мне выдали бумажку с адресом особо эффективной бабки, которая гарантировала кристальную чистоту кармы после посещения, послушных детей, любящего мужа и жившей в частном секторе на краю мира.
Халупа, перед которой я остановилась, не блистала чистотой и была больше похожа на неухоженный деревенский дом со слегка покосившимся забором, под ногами что-то хлюпало и от уличного туалета дотягивало отнюдь не розами. Я радовалась отсутствию дохлых чёрных кошек, черепов на заборе и боролась с желанием развернуться прямо у калитки, малодушно сбежав из этого мрачного места. В доме царил деревенский магический шик - по стенам висели пучки трав, намекающие на связь с природой и стояли какие-то коряги. Бабка оказалась обычной дамой чуть старше средних лет и средневзвешенной наружности, в стандартной серенькой кофте.
- У вас есть книги? - поинтересовалась она, после обычной прелюдии с расспросами, как я дошла до жизни такой.
Книги у нас водились и в немалом количестве.
- Их нужно сжечь! - объявила она - Они старые и несут на себе плохую энергетику!
Честное слово, не сбежала я на этом месте чисто из интереса посмотреть, что будет дальше.
- Ночью вынести на пустырь и сжечь, молитву я вам сейчас дам. - продолжила она, протягивая мне заготовленную заранее распечатку.
Я уже молчала, чтобы не ляпнуть чего-нибудь неподобающего случаю или даже вовсе матерного.
- И имя вашего сына! Как можно было так назвать ребёнка?
Поперхнувшись чаем, я поинтересовалась, что такого в имени Игорь.
- Это имя дьявола! - припечатала она - Прочитайте его задом наперёд, что получилось?
- Что? - изумилась я.
- Роги! Имя нужно сменить.
Я стрельнула глазом в сторону двери, чтобы успеть сбежать, пока мне не сообщили о том, что нужно сжечь дом, принести жертву в полнолуние, или хотя бы уйти в монастырь.
- А от аллергии детям нужно травки давать. - она сунула мне в руки две вполне фабрично упакованные коробочки - Нечего лекарствами пичкать.
- А можно я пойду? - спросила я, прижимая к себе волшебные травки.
- Иди. И книги сожги. - махнула она рукой.
Сколько стоил визит, я уже не помню, но к бабкам я с тех пор - ни ногой. А травки из любопытства были показаны лечащему врачу и вердикт был однозначен: "Пусть враг, назначивший их, сам это ядохимикат пьёт от аллергии."