Иллюстрации + Триллер

Вот таких героев нарисовала мне Midjorney. Похожи? Как думаете, кто из них кто?

Толпе нужно угождать. Толпе нужно поклоняться и бояться ее. И, наконец, толпе нужно приносить жертвы

Ричард Бахман (Стивен кинг) / «Долгая прогулка»

Вчера мы говорили о самом логичном конце человечества, а сегодня и завтра поговорим о том, каким будущее видел Стивен Кинг в начале своей писательской карьеры. «Долгая прогулка» это первый (1966) роман который написал Кинг (опубликован он не первым (1982), и под псевдонимом Ричард Бахман), и он писал его ещё в период сознания не затуманенного допингом. Ну и по сюжет все предельно просто и сложно одновременно: будущее, есть общенациональная игра с огромным призовым фондом в которой побеждает тот из добровольцев, кто пройдёт пешком дальше остальных, больше ничего не объяснено, нет предыстории, нет описания модели будущего, только переживания тех кто участвует в игре. Роман сконцентрирован на психологии и драме, а не на сюжете и экшене. Он очень похож на затяжной прыжок Алисы в кроличью нору, только на дне главного героя ждут не сказочные существа, а тьма и сумасшествие.

PS: В своё время, когда вышел фильм «Голодные игры» все кричали, что это уже было в «Королевской битве»… да, но ещё раньше это было в «Долгой прогулке», а ещё раньше — в «Повелителе мух»

Я в соцсетях

телега - https://t.me/desvvt (там только мои иллюстрации и проекты, нет рекламы, а самое главное я НЕ прошу вас подписываться, это просто мое средство общения с аудиторией)

сообщество в вк - https://vk.com/desvvt_art

Какое-то время назад нарисовал несколько обложек для переводных изданий Р.Л. Стайна, известного по серии детских триллеров "Ужастики" ("Goosebumps").

Серия, которую я иллюстрировал  — "Улица страха" — пожёстче, и возрастной рейтинг у неё повыше. Всего сделал три обложки, одну из них, к роману "Игры для вечеринок", здесь и запощу.

Интересного в этом заказе то, что я должен был повторить оригинальные американские обложки) То есть с нуля нарисовать ту же сцену, с той же композицией и в том же цветовом решении. Или так, или издательство было бы вынуждено покупать права на обложки у американских правообладателей, а это дороже, чем заплатить иллюстратору, в данном случае мне, обычный обложечный гонорар.

Мою картинку вы видите, на исходную американскую можно взглянуть здесь,  а тут можно увидеть, как выглядит моя картинка в русском серийном оформлении.

В общем, всё получилось достаточно схоже, чтобы правообладатели утвердили, но в то же время с отличиями в деталях (например, нам разрешили сделать не условную фигуру, а мужика с Ремингтоном, как полагается по тексту).

По-своему интересный опыт.

Инструменты, как обычно - 3Ds Max,  Daz3D, Zbrush, рендер Vray, постобработка Photoshop, немного After Effects (в основном из-за привычных мне плагинов цветокора и размытия по глубине кадра), немного Fotosketcher.

Шарики ронял обычной максовской физикой, сдувшиеся - модификатором cloth, верёвочки добавлял кривыми в Збраше. )

Горячие слезы текли по щекам Алены. Перед глазами туман. Она пыталась смахнуть их, стереть, остановить этот поток горя, но никак не могла справиться. Всхлипывания продолжались, ноги ее куда-то несли. Девушка уже не думала о потекшей туши на лице, о щеках, будто покрытых сажей. Все это было для нее не важно. На улице стемнело. Алена бежала. Бежала от обмана жениха, от боли, которая как бомба разорвалась где-то внутри, в груди. Она никогда не понимала раньше выражения «душа болит». В этот морозный январский вечер – понимание пришло. Обрушилось.

Нет, прохожие не были равнодушны к ее слезам. Один парень, чуть старше Алены, лет 25, остановился и участливо спросил, все ли у нее нормально. Ответить она толком не могла. Просто кивнула и прошла мимо, стараясь не смотреть ему в глаза. Второй раз не обошлось так легко. Это была компания, выплывшая из ближайшего бара. Сильно на веселе, четверо мужчин средних лет, в костюмах, пальто на распашку. У каждого за пазухой гордость и признак состоятельности – большой живот. Ни одного из них ноги толком не держали, дорогие лакированные туфли то и дело скользили по льду на асфальте.

Видимо они куда-то направлялись в этот после новогодний вечер. Тут то и повстречалась им Алена, шедшая на встречу. Которая, надо признаться, могла вовремя перейти дорогу и не попасться компании на глаза. Но не сделала – подумала «авось пронесет». Не получилось, с досадой поняла девушка с опозданием.

- Смотри, какая красавица! – замямлил один.

- Чего ты плачешь? – добавил другой.

Когда девушка увидела, что обойти компанию не получается, то просто остановилась в двух шагах от них, совершенно не понимая, что еще можно тут сделать.

Она оглянулась по сторонам в поисках поддержки. Мимо прошел мужчина в кепке и с пакетом в руках. Он протолкнулся среди подвыпивших и засеменил по своим делам. Алена проводила его растерянным взглядом. Но так и не решилась ничего сказать. Она словно обомлела перед компанией. Она никак не ожидала оказаться в такой глупой страшной ситуации. Она же девушка, и как никто другой знает, как не влипать в такое. Алене казалось, что такие знания передаются из поколения в поколение на каком-то глубинном, генетическом уровне. Ей было страшно и обидно.

- Дайте пройти, - неуверенно начала она и сделала шаг вперед, намереваясь обойти препятствие стороной. Препятствие отреагировало наступлением. Девушка попятилась назад. И неизвестно сколько этот танец мог продолжаться, если бы один из приятелей вдруг не опомнился и не заговорил.

- Девушка, я хочу с вами познакомиться! – пролепетал он просиявшим лицом.

- А я с вами нет! – вдруг твердо заявила Алена, словно не замечая резкости своих слов.

- А это, между прочим, обидно, - заявил в поддержку друга один из спутников, его чуть качнуло в сторону при этих словах.

- Могла бы и соврать, - добавил другой.

- В смысле соврать? – повернулся к нему первый.

Тот не растерялся и продолжил.

- Ну, как, могла бы сказать любое имя, понимаешь? Любое! И мы бы не узнали этого… правды.

Пока двое вели беседу, остальные тоже увлеклись, кто нахмурился, кто зачесал затылок, сдвинув шапку на лоб. По третьему было видно, что он до сих пор не понимает почему все стоят, и ему будто очень хочется прилечь там, где по теплее. Например, дома на диване.

Алена воспользовалась заминкой и шмыгнула мимо приятелей. Но один из них спохватился и оказался человеком с незамедлительной реакцией. Со словами «куда пошла» схватил девушку за руку. Остальные трое вмешиваться не стали.

Тут уж терпение девушки лопнуло.

Жгучая, почти обидная мысль пробежала у нее в голове «Что я не знаю, как с пьяными общаться что ли?»

И она обратилась к мужчине, что схватил ее, совсем другим необычным своим голосом, с практически скандальными, вульгарными нотками.

- Ты руки свои убери! Что ты думаешь я за себя постоять не смогу? Сама? Мне ни парень, ни отец не нужны сейчас. Я сама могу справиться! А ну пошли вон отсюда.

Она одернула руку, развернулась и ушла прочь, еще кипя от злости. Что-то поднималось у нее внутри. Не было уже той растерянности, онемения, было что-то грубое, наглое, не сильно отличающееся от тех, кого она оставила позади. Конечно, Алена понимала, что не будь у мужчин кондиция хорошей – ей бы досталось за эти слова. Сейчас она оборачивалась, боясь преследования. Завернула сначала в один переулок, потом в другой. У нее в голове поселилась мысль – запутать, чтобы точно ее не нашли, если вдруг кинутся следом. Она пожалела, что оставила телефон дома.

Алена вышла к дорожке, ведущей к городскому парку. Не зная, что делать, и, не понимая где находится, она послушно следовала протоптанной тропинке. Было что-то успокаивающее в эту минуту для Алены в понимании, что много людей до нее прошлись той же самой дорогой. Это не так обезличено и жестко, как асфальт. Она могла даже различить отдельные следы обуви по краям, там где большинство, видимо, пропускало ход, чтобы лишний раз не пробираться через снег. Обледенелые участки на дорожке встречались не повсеместно, а повинуясь какому-то своему рисунку природы. Было темно и блики фонарей отражались на корке свежего льда, на камне. Алена один раз даже оступилась, но удержалась на ногах.

Событие с мужчинами, а для Алены оно все же стало целым событием, как-то вернуло девушку в чувство. Она еще немного позлилась, пока заметала, так сказать, свои следы.

В парке девушка, наконец, поняла, что выскочила из дома в совсем тоненькой куртке, без шапки и хилых сапожках. Между тем на улице, заметно похолодало. Алене жутко захотелось домой, в тепло. Но гордость и еще не остывшее сердце от неразрешенного конфликта с женихом совсем не оставили ей выбора. Она уселась на ближайшую лавочку и тут же пожалела, почувствовав холод застывшего дерева. Огни парка затянуло туманом. Он стал густым, почти непроглядным, впереди только на пять шагов видать. Алене стало не по себе. Она обняла себя руками и погрузилась мыслями в подробности давешней ссоры дома. Из этого состояния через некоторое время ее вывел свист кого-то неподалеку. Девушке было страшно, но вместе с тем интересно. К свисту прибавилась песня. Приятный, мягкий, мужской голос напевал что-то очень знакомое для Алены. Она никак не могла вспомнить что именно, но это пение приносило светлые, солнечные, детские воспоминания в ее сердце. И от одного него ей стало теплее. Она пошла на звук голоса, в глубь парка, подальше от прогулочных дорожек со скамейками и урнами. Подальше от цивилизации с ее шумом машин, не стихающими разговорами людей, продолжением новогодних праздников. Девушка проваливалась в снег, и с каждым шагом утверждала абсолютную тишину, в которой звучала песня. Она, наконец, вышла на поляну. И увидела старичка в тулупе, в валенках, его лицо освещали блики от пылающего костра. Алена услышала веселое потрескивание хвороста в огне. Туман обступил их со всех сторон, плотной молочной стеной. Старик сидел на бревне вблизи костра, и поднял добрые глаза на гостью.

- Здравствуй, здравствуй. А ты кто будешь?

- Алена.

- Ну, привет, Алена, садись, чай пить будем, - он похлопал по бревну рядом с собой.

Девушка послушалась – села, и уставилась на пламя. Ей никак не верилось, что вот оно, и она чувствует его тепло на лице, ногах, руках. Они же в центре города. Со всей своей невероятностью для городского жителя, огонь здесь яркий и живой, а мегаполиса как бы и нет совсем. Туман все поглотил.

- Согрелась?

Алена только кивнула.

- Зачем мы здесь? – спросила она, а потом что-то припомнив, продолжила – зачем я здесь?

- Ты заблудилась, - ответил дедушка и громко отхлебнул чай.

-Да, - согласилась Алена, грея руки о горячую чашку.

- Все, кто заблудились рано или поздно приходят сюда, - проговорил дед и потянулся поправить что-то веткой в костре. Тот отозвался живым потрескиванием.

- А где все?

- Сейчас будут, уже в пути. А пока подержи это.

Он дал Алене маленький пакет с чем-то сыпучим. Девушка поставила кружку, с недопитым чаем на снег у ног и взяла пакет пощупать в обе руки. Содержимое оказалось зерном.

В этот момент она услышала трепет крыльев и рядом с ее правой ногой важно приземлился голубь. Алена даже чуть отпрянула и свалила кружку с чаем. Темное пятно разлилось на белом и быстро превратилось в яму, от которой исходил пар. Девушка могла поспорить на что угодно, что голубь внимательно и даже укоризненно на нее посмотрел.

- Ничего, я тебе позже еще налью, - проговорил старик.

Он достал откуда-то из фуфайки замызганный старый кусок материи и громко высморкался. Дважды. Тем временем неподалеку спланировал еще один голубь. Начал переговариваться, ворковать с первым. Потом третья птица прилетела, тоже голубь, на этот раз крупнее двух первых. И от этого с виду еще более важная персона. Следующие два не стали церемониться и сразу сели на шапку старику. Алена засмеялась.

- Кыш! Кыш отсюдова, - по-доброму сгонял старик, проводя рукой по шапке. Птицы отлетали и опять приземлялись, когда он убирал руки. Старик тоже смеялся.

- Эти самые озорные. Чего тут скажешь? Молодежь!

Голуби прилетали компаниями, по одной, вдвоем. Кто усаживался на облюбованные места. Кто кружил над костром – в нерешительности. Третьи налетали на угощение старика, весело и нетерпеливо поклевывали его в сморщенные ладони. Алена тоже стала кормить воркующих пришельцев. Когда в пакете не осталось зерна, девушка подняла глаза и увидела, что вся поляна, почти каждое белое свободное местечко стало занятым черным, серым, сизым голубем. Они толкались, спешили, кушали, разговаривали и своей серьезностью, важностью напомнили Алене людей. Простых пешеходов, спешащих на работу в сторону метро в час пик.

Были разные птицы. Одни совершенные, красивые, таких видишь только где-то на картинке или марке. Всем голубям голуби. Но были также увечные, без одной лапы, с побитым крылом. Для Алены было загадкой, как они смогли добраться до поляны с такими повреждениями.

- Это Вася, а вот этот с одним глазом Азат, самый большой – Таня, а белый – Куат, а вот этот сорванец, который я знаю там на шапке – Дима,- старик последнюю фразу сказал громче, делая акцент. Хотя Алена была рядом, и в этом не было необходимости. Если он только обращался к ней.

- Вы всем им имена дали?

- Ничего я никому не давал, - улыбнулся старик, - на то есть родители.

Алена замолчала.

- Смотри, смотри на огонь, - он проговорил почти шепотом.

Девушка посмотрела в центр пылающего костра, но не заметила ничего необычного, а именно это она надеялась увидеть и в тайне боялась что-то упустить.

- Выше, - проговорил ее собеседник, проследив за взглядом Алены.

И она увидела, что дым от костра выстраивается в какую-то форму. Нет, наоборот, дым был полотном, а прорези в нем – формы. И это были фигуры людей. Точно таких же Алена себе представляла, когда смотрела на голубей. Одни люди мчались, спешили куда-то. Другие были в забытье: увечные, юродивые, пьяные, безумные, бездомные. Таких сторонишься на улице, проходя мимо. Или чувствуешь себя неудобно за свое пышущее здоровьем молодое тело.

- Что это?

- Тени наших любителей зерен. Я же говорил, каждая заблудшая душа приходит сюда. Прилетает точнее. Послушай, Алена, каждый из них этих людей что-то ищет в этом мире, городе и никак не успокоится. И когда они забываются кто сном, а кто безумием их души слетаются сюда. Даже сейчас, в эту минуту они неустанно ищут и никак не могут найти.

- Что ищут?

- Не знаю. Может места в этом мире. У меня есть свое место – я сижу каждую ночь и жду их.

- А как же те птицы, которые я вижу каждый день, в смысле днем?

-Это те, кто уже никогда не вернется из поисков. Ой, что это? У тебя перышко на пальце.

Алена попыталась стряхнуть перо. Но то прилипло и никак не желало отходить. Она поднесла руку к глазам поближе и увидела, что перо вросло ей в палец. Алена в ужасе пыталась сковырнуть, вытащить, отодрать его. Появились первые капли крови. Они упали на снег.

- Слушай, я бы не стал на твоем месте дергаться. Процесс пошел. Надо было тебе весь чай выпить. Все было бы быстрее.

Девушка встала на ноги и увидела еще три пера на ладони, два на второй руке. Они чесались, зудели, и этот зуд распространялся от ладоней к локтям, плечам, шее. Алена схватила себя за горло, засунула руку под шарф, надеясь пальцами встретить голую кожу, было поздно. Алена заплакала. Второй раз за этот вечер теплые слезы пролились на ее щеки. Глаза заволокло туманом. Она боялась прикоснуться к лицу. Влага успокаивала зуд.

Птицы на поляне замерли, тени людей были неподвижны. Через мгновение к собравшимся присоединилась голубка.

Старик стал напевать веселую песенку и кормить птиц. Он поднял кружку со снега недалеко от себя, там, где зияла дыра от пролитого чая и закрыл крышку термоса.

Тело Алены нашли в свете первых лучей следующего дня за углом бара.

Первый год голода было особенно тяжело. Муж умер от рака - в свои 75 лет, хотя всего на десять лет был ее старше. Дети разъехались кто куда. Анна Павловна вдруг осталась одна. Денег ни на что не хватало. Экономь, говорили соседи по лестничной площадке. Сами заносили жиденькие супы. Будто ими наешься! Вяжи и продавай – говорили подруги по двору. Но куда ей держать спицы в руках? Да и глаза давно не видят. Сдавай бутылки – советовали третьи. Руки у нее болели от холодной воды, а горячую уже давно отключили. Трость в руках, ноги еле поднимаются на второй этаж. Казалось, нет смысла жить дальше, она так и умрет одна в своей квартире в голодном сне. Была одна только радость у Анны Павловны – голуби. Она их подкармливала еще при муже, а сейчас чем придется. Иной раз на улице краюху подберет, в водичке размочит – и половину себе, а другую – друзьям своим. Антон Сергеевич, покойный муж ее, как-то сделал теремок небольшой, и прибил возле окошка на балконе.

- Чтобы радовали своим курлыканьем каждое утро, - говорил он, закуривая сигарету. От рака легких и умер. Чтобы им было не ладно, этой гадости.

Как-то вечером она вышла на балкон. Голова кружилась от недомогания, ноги совсем не держали, руки тряслись и успокаивались только, когда она хваталась за что-то, как за опору и двигалась дальше. Она закурила сигарету. Последнюю от мужа. Старушка еще тогда, в день его смерти, не смогла выкинуть его последнюю пачку. Решила, что когда закончатся сигареты, она сама уйдет. Легче всего - таблетки. Но они у Анны Павловны закончились, последняя простуда слишком сильно ударила. И эта соседка удивительно рьяно порылась в шкафчиках у Анны Павловны в поисках любых лекарств, чтобы спасти бабушку. Нет, бы свои притащить! Да, и вообще кто ее просил спасать то? Старушка «уйти» хотела и было бы проще это сделать от простуды с недоеданием, быстрее. Она затянулась и закашлялась. Кашель был хриплым, раздирающим, казалось, все внутренности старой женщины. Полегчало. Она обессиленная села на стульчик. И тут вдруг заметила, как что-то шевелится на полу балкона. Старушка замерла, не веря своим глазам. Маленький голубь настороженно выглядывал из барахла в углу балкона. Он выглянул сначала только чуть-чуть, головой, а потом вышел весь на свет, падающий с окна из квартиры Анны Павловны.

- А, это ты. Все еще прилетаешь поесть. Ну, молодец. Только нет ничего у меня для тебя.

Тут она заметила, что птица тащит за собой одно крыло.

- Ой, хоспади! Да ты тут с увечьями. Подожди, подожди. Я тебе что-нибудь принесу. Подожди, помогу.

Она впопыхах затушила сигарету о жестяной подоконник, раскрошив под окурком кусочки облупленной старой краски. Старая женщина бесформенной фигурой, шаркая тапками, поплелась на кухню. Она бесцельно, бессмысленно пошарила по ящичкам и полкам. Она сама не знала, что ищет. Анна Павловна помнит эту птицу с самого начала ее одиночества и теперь ничем не могла помочь. Она совсем испугалась, растерялась, голова кружилась от выкуренной сигареты, слезы заволокли и без того невидящие глаза. Это состояние казалось старушке невыносимым. Сердце разрывалось от стольких чувств, от жалости к себе, к птице. Старушка увидела свою трость у стола. И вдруг ей все стало ясно. Она всхлипнула, протерла рукавом глаза, в него же и высморкалась громко, звучно, так что наверняка слышали соседи. Бабушка все той же неуверенной походкой направилась на балкон. Птица ворковала и беспокойно ходила из стороны в сторону. Анна Павловна засунула руку себе в халат и нащупала печеньку. Она ее подсасывала и клала обратно в карман вот уже второй день. Старая женщина с трудом наклонилась и покрошила заначку на полу перед голубем. Птица на это время отошла в сторону.

- Сегодня до теремка видимо не дойдет, да?

Старушка отступила на шаг, потом в сторону, чтобы не загораживать свет из квартиры и видеть птицу. Голубь умер от первого же удара тростью. Он пришелся по маленькому черепу и оказался такой силы, что послышался хруст и череп превратился в скорее мешочек из кожи и перьев с чем-то бесформенным внутри. Таким его запомнила Анна Павловна, своего первого голубя. А еще она помнила вкус теплой крови у себя на губах. Эти перья, которые застревали в зубах и щекотали нос. Но она была так голодна, что просто не смогла остановиться. Вгрызалась, вгрызалась, кости хрустели на немногочисленных ее зубах. В следующий раз она наденет вставную челюсть. Подарок дочери лет так пятнадцать назад перед отлетом в Америку. Да, с зубами, пусть и чужими, все это живать много легче. А так она больше глотала. Проталкивала силой в горле. После она протерла все тем же рукавом рот и пошла на кухню за веником и совком.

На следующий день Анна Павловна сделала дома генеральную уборку. Она исследовала каждый угол своей маленькой квартирки и к вечеру сидела за столом перед своим сокровищем. Два сухаря, три засохших конфеты, горсть разношерстного зерна.

- Этого должно хватить, - пробормотала она.

Старушка вышла на балкон и посыпала зерно на пол. Пару голубей сели на перила и стали с интересом наблюдать за бабушкой. Она села на стул и закурила сигарету. Ей удалось найти целую пачку за комодом в зале. Анна Павловна неспешно курила и наблюдала за птицами. Трость стояла наготове у ее левой ноги…

Спустя две недели старушка бодрым шагом поднималась по лестнице в подъезде. Соседка спускалась вниз.

- Анна Павловна, здравствуйте, как вы поживаете? Вас давно не видно у нас на скамейке. Да, вы просто цветете, душенька, и глаза блестят. Надо же, надо же, ну, я побегу, мне пора.

Анна Павловна любила общаться с такими людьми. Сами чихнут, сами пожелают себе здоровья, пошутят – посмеются. Полная автономность. Но, что не нравилось старушке, так это голуби. Они перестали прилетать на ее балкон. Она даже посидела пару раз на проспекте Абая, выпрашивала денег, чтобы купить хлеб. Хоть в бульон покрошить, а то так и не наешься совсем. Да, и подкормить птиц. Но попытки ее были тщетны. Как бы она не мыла, не скребла щеткой пол на балконе, старушка подозревала, что птицы чуяли что здесь что-то неладное. Да и было хорошо только первые пару дней, а потом совсем пусто. Разве этим наешься? Супы из голубятины быстро приедаются, пусть ими и кормят в ресторанах. Нет, Анне Павловне нравился процесс. Сидеть и ждать. Она не могла забыть своего первого голубя, сколько жизни она почувствовала в его маленьком теле, сколько тепла.

А про еду - она просидела полдня, выпрашивая, и теперь вторую неделю так делает – сидит то в одном месте, то в другом – пока не выгонят. Хорошо хоть старая – не бьют. Но на еду хватает. И хлеб, и колбаса. Но все не то. Эта пища была серой для Анны Павловны, безвкусной, как картон. Голуби – другое дело, она их видела живыми. И она их ела после. В этом была какая-то красота для нее, поэзия.

- 28 панфиловцев, - прошептала она, когда открывала дверь квартиры. Губы старушки растянулись в ненасытной улыбке. Все зубы на месте, спасибо дочке за протез.

****

Настя уже некоторое время стояла на остановке. Пересечение Ташкентской и Розыбакиева. Один автобус останавливался за другим, размешивая свежий снег в черную грязь.

-Саяхат, Зеленый базар! – кричал мальчишка-кондуктор.

Настя сделала музыку погромче, чтобы перекрыть звук сигналов, обгоняющих друг друга автобусов, выворачивающих в последний момент в поток легковушек, или резко останавливающихся таксистов. Жизнь бурлила. Выходной день – оптовка в двух шагах. Люди, нагруженные покупками, будто в последний раз живут. Но больше всех Насте приглянулись старушки с тележками, с разноцветными сумками на колесах. Она и не знала, что те могут быть столь разными в использовании. Хочешь - будет и табуретом, если вдруг не осталось мест на остановке. Откинь седушку, а сама сумка будет спинкой и усаживайся. Или колеса трансформеры – по три с каждой из сторон, помогают преодолеть лестницы и пороги. Фиксация, скрытые зонтики, любая расцветка самих сумок.

Старушки с тележками сплывались со всех сторон. За десять минут ожидания Настя с легким ужасом поняла, что на остановке их уже человек пятнадцать. И все о чем-то весело переговариваются. Кто и где подешевле курицу купил, почем яйцо. Этот доллар, будь он неладен! – из-за него все цены подняли. И пенсию увеличили на десять процентов, чтобы потом продукты подорожали вдвое. Сейчас самая пора затариваться мукой, сахаром, спичками – грядет тот день, когда прилавки опять опустеют. И зря дети их не слушаются, не закупают. Но ничего – каждая из старушек готова поделиться своим закупом лишь бы никто не остался голодным. А на овощи, нет, вы видели какие цены на овощи?! Хорошо, что осенью затарили кто - по мешку, кто - по два картошки, лука, свеклы и моркови – теперь всю зиму можно и борщ, и салаты делать – много дешевле. Главное, чтобы было, где хранить…

По прошествии еще десяти минут Настя начала догадываться, что она и эта братия-любителей тележек ждут один и тот же маршрут. Он сегодня оказался редким гостем. Все остальные курсирующие тут автобусы уже прошли за время ожидания девушки. Тонкие, облегающие джинсы совсем не грели, и куртка оказалась холодной в снежную погоду. И почему Настя не взяла больше налички? Всего на 80 тенге больше и она могла бы уже с пересадкой умчаться куда угодно. А теперь девушка застряла здесь в окружении старушек, которые уже пару раз бросали в ее сторону неодобрительные взгляды.

- Стоит тут накрашенная, ты только погляди - какие тени, а помада какая яркая, - громким шепотом проговорила одна.

-Я своей внучке все лицо хозяйственным мылом вымыла, когда увидела, как она малюет, - проворчала вторая.

- Да, бросьте вы, какими мы были в ее годы! Будь чем - тоже бы красились, - проговорил тихий приятный голос.

Все засмеялись, загалдели и перешли на другую тему. Настя невольно обернулась и заметила милую старушку в косынке и зеленом пальто ниже колен. Такая опрятная, ухоженная, прям глаз не отвести, и тележка у нее была под стать другим. Яркая, разрисованная цветными кольцами на голубом фоне. У старушки была трость, на которую та опиралась.

Подъехал автобус, притормозил в самый последний момент, заскрипели шины по гравию, окатив из лужи самых торопливых. Настя не стала толпиться у задней двери, дожидаясь погрузки каждой тележки, и прошмыгнула к передней. Она уже поставила одну ногу на ступеньку, когда ее плеча кто-то легонько коснулся. Оказалась давешняя понравившаяся ей старушка, та, что вступилась за Настю.

- Не поможешь мне с сумкой, милочка?

- Да, конечно, - ответила Настя и улыбнулась.

Сумка не была тяжелой, как было думала девушка. Она даже удивилась этой легкости.

«Странно, я думала они их заполняют до краев».

- Я не покупаю, я продаю, - подмигнула старушка.

- И что же ты продаешь? – вмешалась из ниоткуда взявшаяся необъятная женщина в видавшей виды потрепанной, даже засаленной шубе.

- Мясо, - проговорила громче старушка в зеленом пальто, - двигатель автобуса взревел, и собравшиеся пассажиры качнулись в такт движению.

- За проезд! Карточки прикладываем, оплачиваем за проезд, - начал рутину кондуктор.

На одном из сидений примостилась продавщица попкорна. Перевязанный веревками вкусно пахнущий баул стоял, точнее, катался вперед-назад на колесиках возле ее ног, занимая места так, что еще двое могли стоять. Она придерживала ручку, чтобы тележка далеко не уехала.

- Будешь покупать попкорн? Горячий, - проговорила женщина, заметив взгляд Насти.

- Нет, спасибо, - ответила она, хотя очень хотелось.

- Эй, будешь тут продавать – еще плату попрошу, - налетел кондуктор. Просто подойти он не мог, так как автобус несся и парень еле удержался на ногах. Водитель весело с кем-то калякал по сотовому и курил сигарету.

- А я и не продаю! Это она тут смотрела, - женщина тыкнула пальцем в сторону Насти.

Та подумала, что лучше не ввязываться и спокойно доехать до своей остановки.

- Ниче она у тебя не спрашивала, я же видел! – вступился парень.

- Ах, ты бесстыжая! – вдруг воскликнула женщина в сальной шубе, - хоть бы глазом повела, нахалка! Ты посмотри на нее. Тут из-за нее спорит честной народ, а она молчит. Стоит тут в наушниках!

Настя только и могла, что глазами хлопать. Этого выпада она никак не ожидала. К женщине подключились еще пара старушек. Припомнили эту наглую молодежь, которая не здоровается, ни тебе места уступить, ходят тут в обтягивающих джинсах – все на виду, стыд да срам!

Настя покраснела. Она никак не могла найти, что ответить и самое главное, она решительно не понимала, что сделала не так.

В салоне были другие пассажиры. Все предпочли уставиться в окна. Даже водитель замолчал со своим телефоном и нет-нет поглядывал в зеркало заднего вида. Глаза его странно блестели.

Парня-кондуктора пару раз выслушали и потом жернова блюстителей нравов перемололи и его молодые кости, так что он, как мужчина предпочел не спорить с женщинами, а спровадить их уже восвояси, каждую на своей остановке.

Место перед Настей освободилось. Она, не помня себя, в него рухнула, чем подняла еще один шквал возмущений о старших и местах. И что надо же, ни разу тебе не посмотрят, не проверят, может тут кто больной и старый уже на ногах умирает. Стоит отметить, что все говорившие – это еще надо постараться перекричать ревевший мотор – сидели себе спокойно на креслах, и вообще в салоне кроме кондуктора, никто больше не стоял. Тот уставился каким-то отупевшим взглядом на дорогу. Он беспокойно теребил монетку в руке, в ожидании выходивших, чтобы постучать ею по стеклу в знак водителю, если надо будет остановиться.

Женщина с попкорном уже три остановки назад сошла с автобуса и поплелась по своим торговым делам, и думать уже забыла о бедняжке Насте. Да, и женщина, которая всю эту кашу заварила, та самая - в старой шубе, тоже довольно скоро освободила всех присутствующих от своего общества.

Вроде, наконец, в салоне замолчали. Настя не могла поверить, что галдеж прекратился, она поднялась с места и мельком оглянула салон. Осталось всего три старушки. Одна – в зеленом пальто и с тростью с сочувствием поглядела на Настю, две оставшиеся были увлечены своей беседой о внуках. И девушка для них уже не представляла былого интереса. Однако она все равно побаивалась поднять глаза. Парень постучал по стеклу двери. Автобус резко затормозил. Всех в салоне качнуло. Настя еле удержалась на ногах, ее за руку подхватил кондуктор.

Дверь открылась и девушка, наконец, вышла. Слезы хлынули из ее глаз. Она почему-то так старалась не заплакать в автобусе, что сейчас просто не могла остановить поток горячих слез.

Настя шла по маленькой улице, не разбирая дороги, среди двухэтажных старых домов и гаражей. Ей было так обидно. За все. За то, что она себя не защищала, за то, что точно также всегда молчит дома, когда ее ругают мама или бабушка. Просто теряется от страха, вдруг становится из взрослой двадцатилетней девушки - маленькой девочкой, которой хочется просто спрятаться куда-нибудь под стол и никого не видеть.

- Не надо так плакать, милочка, - услышала Настя знакомый мягкий голос.

Она обернулась и увидела милую старушку с тростью. И только сейчас Настя заметила, что трость была заостренной. Девушка, когда впервые такие увидела, подумала: «какая незаменимая вещь в гололед». Только сегодня не было гололеда, снег таял.

Девушке стало не по себе. Она вдруг поняла, что не знает, где находится. Не узнает ни тропинку, ни гаражи вокруг. Как ее сюда занесло?

Она еще раз взглянула на старушку, словно что-то спросить. Но не успела.

Старушка улыбнулась, добренькой улыбкой и вонзила трость девушке в шею. Кровь хлынула из раны. Девушка открывала и закрывала рот, будто обретя, наконец, дар речи. Старушка беспокойно оглянулась по сторонам и вытащила из тележки топор.

Лучшее, что могло произойти с Анной Павловной, уже произошло. Девушка сама пошла в сторону заброшенных гаражей. Глупо, глупо и бесполезно прожитая жизнь.

Анна Павловна тянула сумку-тележку на остановку. Заметила капельку крови на ладони и слизала ее.

- Женщина, у вас что-то течет из сумки, - подсказала старушке соседка по месту в автобусе.

- А это я на оптовке мясо купила, размораживается, наверное. Вы же знаете, как они много туда воды, льда суют. Ну, просто кошмар. Если бы не тележка – осталась бы голодной.

- Да, я сама на прошлой неделе взяла там говядину…

Анна Павловна смотрела на собеседницу с участием и пониманием. Со дна тележки упала на пол еще одна капля крови. Грязь, растаявший снег и целая лужа посередине салона автобуса, при очередном реве мотора перетекла под ноги Анны Павловны, под колеса ее тележки. От крови не осталось и следа.

- Я на следующей остановке выйду, а то помидоры забыла купить, - с улыбкой проговорила собеседнице Анна Павловна.

- Вам помочь?

- Нет-нет, что вы! У вас своего полно.

Старушка сошла с автобуса, с трудом одолела бордюр со своей тележкой, затем остановилась и закурила сигарету. Она так и стояла одинокой на остановке, тихо радуясь теплой алматинской зиме.

А на дереве неподалеку внезапно перестали курлыкать голуби.

Продолжение рассказа "Бабушка"

Ваня полез под кровать и это было ошибкой, наверное, самой большой за все семь лет жизни. Как только его тело скрылось под кроватью, его засосало в подземелье. Со стен сыпался песок, где-то высоко над головой грохотали раскаты грома, а перед ним стоял большой крот, размером со взрослого человека. Крот этот был с очками на носу, в чепце, в халате и в тапочках, совсем как у его бабушки.

- Ну, наконец-то! Я думала, что ты никогда не придёшь!

Крот (кротиха?) странно зашипел, и Ваня понял, понял, что это не шипение это был смех, от которого все его тело покрылось мурашками.

- Ну, присаживайся, что ты тут вылупился? Будем чай пить. Ты же этого хотел? Ты же хотел настоящую бабушку. Вот и буду я тебе этой бабушкой.

Он, Крот, Ваня всё-таки подозревал, что это мужчина крот, от чего было ещё страшнее, сел за стол. На столе была красивая скатерть. Дымил чайник, стояли блюдца и всякая разная еда, которая была в точности, как у бабушки и даже лучше.

- Ты же этого хотел?

Ваня засомневался. Он был голоден, и желудок неприятно сдавливало, и еда была очень аппетитной перед ним.

- Ты же этого хотел, Ваня?

Ваня отвёл взгляд от, наполненных едой тарелок, и посмотрел на Крота. И в свете норы, в этом неярком свете, он заметил что-то странное в этом Кроте. Хотя, казалось бы, куда ещё страннее? Но все же что-то было в виде этого увеличенного зверька не то, совсем не то. Вдруг, как обои отклеиваются от стен, отклеился нос Крота. На пол с треском упали очки, чепец нелепо сполз набок. Затрещало платье под халатом, сполз на пол халат. И Ваня увидел за спиной Крота, длинный серый хвост. Еда на столе распалась на множество маленьких белых червяков, Ваня почувствовал запах гнили. Если бы ему не было так страшно, то его бы стошнило. На пол капала большими каплями слизь с лица Крота, и Ваня к своему ужасу увидел, что у него не одна голова, что их три, и они были крысиными. Крыс упал на передние лапы, стол загрохотал. Ваня не успел моргнуть, как трёхголовый крыс снес стол и подбежал к Ване, свалил его на пол. Ваня больно ударился головой, а средняя голова крыса спросила, капая слюной на лицо мальчика:

- Разве ты не этого хотел, Ваня?

Ваня проснулся в холодном поту и тяжело дышал.

К нему зашла в комнату бабушка, его бабушка, которая теперь болела, которую он боялся, которая по-другому пахла, которая была другой, но все ещё его бабушкой. И он боялся ее потерять. Ваня бросился к ней и заплакал.

- Ничего, ничего, сынок.

Бабушка гладила мальчика по голове.

В дверях стояла и тихонько всхлипывала мама.