Лесная Гремучка
В тот вечер мы с братом возвращались из деревни домой и решили немного сократить путь через старую лесную трассу. Раньше мы уже срезали тут, поэтому я был спокоен.
Знакомый асфальт под колёсами местами потрескался, а по краям дороги и вовсе был покрыт буграми и кочками. Словно корни старых сосен пытались выбраться из-под него наружу.
Свет фар вырывал из темноты плотные ряды деревьев. Они образовывали огромный лесной коридор, который казался бесконечным.
— Как-то прохладно стало, — пробурчал мой брат Андрей и, потянувшись, чтобы включить "печку", добавил:
— Консервная банка.
— Ты о чём вообще? — спросил я, на секунду оторвавшись от дороги, и глянул на него. Он сидел, облокотившись головой на стекло, и всматривался в лес.
— Да там была. Подвешена на ветке.
— Круто, — безэмоционально ответил я, сбавив газ. Мотор вдруг едва заметно вздрогнул, и стрелка тахометра дёрнулась.
"На кочку наехали", — пронеслось в голове.
— О, ещё одна, — усмехнулся Андрей.
Я глубоко вздохнул, и в этот момент меня осенило. Дёргания мотора были и до кочки. И свет фар впереди будто помутнел, потеряв былую резкость. Я бросил взгляд на панель приборов. Значок аккумулятора едва заметно мигал тусклым красным светом.
— Твою мать! — вырвалось у меня, когда я понял, в чём дело.
— То есть нашу, получается? — весело произнёс брат.
— Сейчас тебе будет не до смеха, — ответил я и щёлкнул переключателем, отключив обогреватель. Машина вновь вздрогнула.
— Эй, вообще-то холодно...
— Генератор сдох, — перебил я Андрея, который уже потянулся, чтобы включить "печку" назад. — Ещё немного, и аккумулятор сядет, и мы заглохнем прямо посреди леса.
— И что делать? — он замер, глядя на меня. Радости в его голосе стало заметно меньше.
— Сейчас посмотрим, — я свернул на обочину и остановил машину, заглушив двигатель.
— Да уж, ситуация, — протянул брат.
Включив фонарик телефона, я открыл капот и попытался посмотреть, в чём дело. Вскоре стало ясно, что генератор заклинило.
— Ну что? — раздался голос Андрея прямо у меня под ухом.
— Приехали, вот что. Конечная, — вздохнул я, захлопнув капот. — Здесь мы с тобой ничего не сделаем.
— Это, конечно, замечательно, но... — Андрей посмотрел на лес вокруг нас. — Что теперь? По этой трассе почти никто не ездит.
— Связи нет. Позвонить не получится, — произнёс я и открыл на телефоне приложение, в котором были загружены карты местности. — Так, ну если пойдём пешком сейчас, то...
— Пешком? Ты рехнулся? — перебил меня брат и ткнул пальцем в экран. — А вот это что?
В километре от нас в лесу была обозначена деревня со странным названием "Лесная Гремучка".
— Нет, нет. Даже не думай, — я пролистнул экран до города. До него было около 60 километров.
— Да это ж капец. Ты реально хочешь столько топать? — удивлённо сказал Андрей и открыл дверь машины.
— А ты хочешь пойти хрен пойми куда? Может, она давно заброшена?
— Она же есть на карте, — брат взял из машины свой телефон, хлопнул дверью и стоял, глядя на лес. — Блин, тут один километр. Один! Если там никого нет, мы просто вернёмся и всё. Тут идти минут 20.
— Это плохая идея, — я продолжал смотреть на карту, пытаясь придумать наиболее безопасный вариант.
— Короче, ты как хочешь, а я пошёл, — Андрей включил фонарик на телефоне и направился в лес.
— Как всегда лезешь, куда не надо, — проворчал я и, закрыв машину, последовал за ним.
Мы продирались через лес, виляя между старыми соснами и елями, тесно растущими друг к другу. Вокруг царила тишина, нарушаемая лишь потрескиванием веток под нашими ногами и редкими порывами ветра. В холодном воздухе чувствовался крепкий запах хвои и смолы.
Мы осторожно обошли пару оврагов, свалившись в которые можно было бы с лёгкостью что-нибудь сломать.
— Слушай, я что-то припоминаю про эту деревню, — задумчиво произнёс Андрей, проходя мимо очередной сосны. — Кто-то мне что-то рассказывал про неё. Ещё давно.
— Что именно?
— Не помню точно. Стой, — внезапно оборвал сам себя Андрей и замер, прислушиваясь.
Неподалёку послышался металлический звук гремящей консервной банки.
— Ещё одна, — брат посветил фонариком телефона вперёд, и мы увидели жестяную банку, подвешенную на верёвку к ветке. Она колыхалась на ветру и, ударяясь об дерево, издавала пустые постукивания.
— Зачем они тут? — спросил я, когда мы подошли ближе.
— Может, традиция какая-нибудь, — ответил брат и пошёл вперёд.
Уже спустя минуту нам на пути попались две другие "жестянки", а с разных сторон раздавались звуки ещё нескольких. Их становилось всё больше и больше.
Чуть дальше на ветке скрюченной ели висела связка старых ржавых ключей, тихонько звенящих от лёгкого покачивания.
— Глянь, — Андрей показал на сухое дерево, всё обвешанное детскими погремушками. Они, давно выцветившие и покрытые слоем грязи, продолжали выполнять свою функцию теперь уже здесь, в глухом лесу, побрякивая на ветру.
— Пошли-ка лучше отсюда, — прошептал я, смотря на всё это.
— Я вижу огни деревни, — проговорил брат, заглядывая за одно из деревьев. — Мы добрались.
— Чёрт, — сказал я, потому что фонарик на моём телефоне погас. Зарядки было меньше 5%. — Телефон сел.
— У меня скоро тоже вырубится.
— Так подключай павербанк, — я посмотрел на брата, но он не отвечал. — Только не говори, что ты оставил его в машине.
— Я не оставлял его в машине, — Андрей невесело усмехнулся. — Я забыл его ещё раньше.
— Ты серьёзно? И что нам теперь делать, грёбаный ты Сусанин? — недовольство в моём голосе начало расти. — Ты видел, какие там ямы? Мы убьёмся нахрен без света. Какого чёрта ты попёрлся в лес с разряженным телефоном без...
— Всё, всё, остынь, — перебил меня он. — Пока мы будем орать, наш последний фонарь погаснет. Пошли быстрей.
— Куда пошли?
— В деревню, — Андрей направился вперёд. — Теперь выбора нет.
— Тебя не смущает вся эта херня вокруг? — я быстро догнал его, чтобы не идти в темноте.
— Да. Но реальные угрозы смущают больше, — шёпотом ответил он.
Мы шли ещё пару минут, и с каждым шагом лесная тишина отступала, сменяясь неприятным нарастающим шумом. Ветви расступились, и мы вышли на край деревни.
Тусклый желтоватый свет горел во всех избушках, выстроившихся вдоль единственной улицы. Где-то в глубине деревни слышалось гудение генератора, которое было низким монотонным фоном для всеобщей какофонии.
Из одного открытого окна неслась шипящая речь диктора с какого-то "Маяка" советских времён. Из другого — давно забытая эстрадная песня, но искажённая почти до неузнаваемости из-за заезженной годами пластинки и иглы патефона. Где-то трещало радио, где-то работал магнитофон.
И всё это перебивалось с лязгом и грохотом консервных банок, что целыми гирляндами висели на заборах и столбах. К ним добавились пластиковые бутылки с галькой внутри, глухо стучащие и шушращие, словно маракасы. Кое-где висели старые ключи и даже болтающиеся проржавевшие инструменты, бьющиеся о стобы и друг об друга.
— Ну, вот и деревня, — произнёс Андрей с неловкой улыбкой, которая сползла с лица за считанные секунды. Он сглотнул, глядя на этот сумасшедший дом.
— Что это за пиздец? — я не нашёл других слов, чтобы передать свои эмоции. Мурашки пробежали по спине от одной мысли, что мы здесь останемся. Вернуться в лес и провалиться в овраг начало казаться не такой уж и плохой идеей.
Фонарик телефона Андрея погас, и мы остались в кромешной тьме, освещаемые лишь светом окон Лесной Гремучки.
В этот момент скрипнула дверь одного из домов — того, откуда доносилась шипящая речь диктора. В проёме появился силуэт.
Он медленно вышел на крыльцо, и свет из окна упал на него. Это был высокий старик, одетый в поношенные рабочие штаны и простую рубаху. На его лице не было ни злости, ни удивления — только глубокая усталость.
В одной руке он сжимал старую книгу, заложив один палец между страницами.
Он не спешил сходить с крыльца и молча смотрел на нас оценивающим взглядом. Его глаза скользнули по нашим городским курткам и пустым рукам. После этого он неспеша направился в нашу сторону.
— Вам чего тут надо? — голос у него был низкий и хриплый.
— Здравствуйте, — ответил Андрей и даже нашёл в себе силы для улыбки. — Машина сломалась в лесу. Связи нет. Мы увидели на карте, что здесь есть деревня, вот и решили...
— Телефона тут нет, — перебил старик. — И вам тут делать нечего. Уходите.
— Куда уходить? — в голосе брата появились нотки отчаяния. — В лесу ночь, у нас даже света нет. Мы в яму провалимся в первую же минуту. Мы просто хотели на ночь остаться, а там уже сами.
— Нельзя вам тут ночевать, — старик покачал головой, и его взгляд скользнул по гремящим гирляндам, словно он проверял их исправность.
— Но мы не дойдём, — не сдавался Андрей.
Старик тяжело вздохнул и посмотрел на нас.
— Ладно, — с неохотой выдохнул он и пошёл вглубь деревни. Мы последовали за ним. — Отведу вас в домик. Только на ночь. Если будете соблюдать главное правило, то на рассвете спокойно пойдёте, куда вам нужно.
— Какое правило? — спросил я, оглядываясь по сторонам. С дальнего конца деревни послышался лай собаки. Беспокойство нарастало с каждой секундой.
— Нельзя, чтобы было тихо, — старик остановился у одной избушки. Оттуда доносились звуки патефона с заевшей в одном месте пластинкой. Часть мелодии, искажённой треском, раз за разом повторялась примерно каждые 2 секунды.
— Что? Почему? — с недоумением спросил брат.
— Тишина здесь не такая, как везде, — старик остановился и смотрел на нас уставшим взглядом. В его глазах на мгновение появился страх. — Тишина здесь другая. И в ней... кое-что живёт.
— Серьёзно? — на лице брата появилась улыбка, но мне почему-то было не до смеха.
— Вот ваш дом, — жестом указал старик на избушку, а затем медленно отправился назад. — Увидимся утром... наверное.
Мы с Андреем переглянулись. Идти назад в тёмный лес не было сил, да и страха теперь это вызывало не меньше.
Андрей толкнул скрипучую дверь, и мы вошли внутрь.
Дом состоял из одной комнаты, служившей и спальней, и кухней, и гостиной. Воздух был спёртым и пах пылью и старой древесиной. Посреди комнаты на двух спутанных проводах висела одинокая лампочка, горящая слабым жёлтым светом. Под потолком по периметру комнаты была протянута верёвка с подвешенными к ней жестяными банками. В разных частях дома с неё свисали подвязанные шнурки — вероятно, чтобы тянуть за них и заставлять эту конструкцию греметь.
В углу, на грубом деревянном столе рядом с кроватью стоял старый патефон с огромным раструбом. На нём крутилась пластинка. Игла соскакивала через глубокую царапину и возвращалась в то же место, проигрывая двухсекундный отрывок снова и снова.
Две секунды какого-то вальса, искажённого треском и скрежетом, появившихся от бесперерывного повторения.
Этот звук въедался в мозг, превращаясь в сумасшедший ритм этого места.
— Китайская пытка звуком, — Андрей подошёл к патефону и посмотрел на пластинку. — Может, поправить?
— Не надо, — неожиданно резко ответил я. — Ты слышал, что сказал дед? Думаешь, это бред? А если нет?
— Сам же знаешь, что это и есть бред, — устало произнёс брат, но не стал ничего трогать и уселся на одну из трёх табуреток, поставленных у стола.
— Ладно, одну ночь как-нибудь протянем, — я подошёл к кровати, застеленной потрёпанным пыльным одеялом.
— Ложись спать, — Андрей кивнул в сторону кровати. — Я вижу, что тебя уже клонит в сон. Будем спать по очереди. Если вообще под эту вакханалию можно будет спать.
Я стоял и смотрел на кровать, не решаясь лечь. В голове метались беспокойные мысли.
— Давай, — устало бросил брат. — А после тебя я.
— Попробую, — наконец, ответил я и, отряхнув кровать рукой, увалился на неё прямо в одежде. От появившейся минимальной вибрации гирлянда на потолке чуть заметно брякнула.
— В принципе можно считать заскоки пластинки, — Андрей усмехнулся, встал и подошёл к окну. — Чтобы понять, сколько прошло времени... И сколько я выдержу, прежде чем у меня самого начнутся заскоки.
Меня и правда клонило в сон. Закрыв глаза, я пытался заснуть.
Страх в груди не давал мне вырубиться. А монотонно повторяющийся аккорд пластинки только подпитывал его. Эти две секунды звучали вновь и вновь, и с каждым разом словно становились ещё более искажёнными и более жуткими.
Но со временем усталость всё же взяла своё.
Когда я проснулся, то не сразу понял, где я нахожусь и что происходит. Я просто лежал и наслаждался тишиной. Первой моей мыслью было облегчение от того, что эти раздражающие звуки закончились.
— Стоп, — вслух сказал я и открыл глаза.
Андрей спал за столом, положив голову на сложенные руки. Патефон больше не играл. Возможно, пока я спал, брат подтолкнул иглу, чтобы закончить эту пытку.
Сердце замерло от страха, по спине пошёл холодный пот. Что-то было не так.
Тишина была абсолютная. В ушах начало звенеть.
Я понял, что нужно было срочно издать какие-то звуки. Рядом с кроватью свисал шнурок, тянувшийся с гирлянды над потолком.
Я потянулся к нему, и в этот миг свет отключился.
Глаза запомнили, где он был, рука в темноте нащупала шнурок, и я дёрнул, что есть силы.
Он без какого-либо натяжения оказался у меня в руках. Будто бы я просто снял его оттуда.
Пальцами проверив его конец, я впал в ступор. Тонкие волокна ткани распушились в разные стороны — он не отвязался от гирлянды. Что-то отрезало или оборвало его в момент отключения света.
Скрип пола в метре от меня прогремел, как гром, в этой тишине.
— Андрей, — попытался позвать я, но изо рта вырвался лишь осипший выдох. Голоса не было, словно я сильно простыл.
Стояла полная темнота, по которой бегали только неясные крапинки — отголоски видимого в последние моменты света.
На ощупь я стал идти вдоль стены, пытаясь хоть как-нибудь пошуметь. Рядом с кроватью должен был быть столик, но там ничего не оказалось.
Руками я начал колотить по стене, но удары получились глухими и почти беззвучными. С таким же успехом можно было бы лупить мягкий ковёр.
Над ухом я ощутил чьё-то холодное дыхание и едва слышимый шёпот. Шёпот, который я не забуду никогда.
Руки задрожали от страха, а ноги чуть не подкосились. Я продолжал идти вдоль стены, которая всё никак не кончалась.
Тишина стала давить на меня, что казалось, тело физически ощущает её давление.
Не зная, что ещё предпринять, я поднял руки перед собой и с силой хлопнул в ладоши. К моему удивлению раздался громкий хлопок — звук не заглушился.
Я стал хлопать быстрее и сильнее, пока в какой-то момент не загорелся свет.
С улицы шёл шум генератора, где-то трещало радио. Но Андрея не было.
Я быстро подбежал к патефону и запустил заезженную пластинку.
— Андрей, — позвал его я. На этот раз мой голос был нормальным. За окном светало.
Первым делом я отправился к тому старику, который пустил нас в этот дом.
— Братишка твой ночью отобрал у меня лампу и убежал с ней в лес, — рассказал мне старик.
— Он бы так не сделал, — ответил ему я, но он только махнул рукой.
— Сам, конечно, нет, — старик вздохнул. — Ох, етить. Я же вас предупреждал... Лучше б вы в яму провалились, ей богу.
— И где он сейчас? — в моём голосе читалась угасающая надежда. — Я его теперь не найду?
— Попробуй поискать, — он невесело ухмыльнулся. — Ни одного ещё не нашли.
— А... — я пытался подобрать слова. В горле встал ком. — То, что живёт в тишине... Оно ведь только здесь? В других местах его не будет?
— Понятно, — старик помрачнел и сделал шаг назад. — Я сочувствую, но ничего не могу сделать.
Он поспешно закрыл дверь перед моим носом и больше не отвечал.
Оставаться там становилось невыносимо, поэтому я собрал все вещи и побрёл назад к машине. В глубине души ещё была надежда, что брат будет ждать меня там. Или что он уже добрался до города.
Но я его больше не видел.
Я обращался в полицию, пытался что-то сделать, искал информацию об этой деревне, но ничего не помогло. Теперь мой брат считается пропавшим без вести.
Каждую ночь я включаю музыку на компьютере и одновременно с этим — на телефоне. На всякий случай. Чтобы не оказаться в тишине, если вдруг отключат электричество.
Я пребываю в постоянном напряжении. Под моими глазами большие чёрные мешки, в руках тремор, а в груди — постоянное чувство опасности.
Я не могу перестать думать об этом ни на секунду. Не знаю, сколько я так ещё протяну.
Каждую ночь я просыпаюсь под звуки музыки, боясь вместо них услышать тишину. Тишину и то, что живёт в ней.
В такие моменты в моей голове всплывает тот шёпот, что я слышал в деревне, когда наступила тишина.
Шёпот, который я не забуду никогда.
Сейчас я заберу только его. За тобой приду позже. Я буду ждать столько, сколько нужно. Ждать, пока ты не окажешься в полной тишине. Тогда ты сможешь услышать меня снова.
