Мой папа долго мечтал о своей машине, и, примерно году в 75-м он купил свой первый “Запорожец”. Машина была яркого красного цвета и имела “уши” по обеим сторонам. “Ушастик” запомнился мне смутно. Когда мне было года четыре, отец сменил его на более новую модель желтого цвета, у которой вместо устаревших “ушей” были более современные щели по бокам. Желтый цвет смотрелся вырвиглазно, однако, выбирать не приходилось. Наоборот, приходилось брать что дают, говорить сто раз спасибо и нести подарки.
На этом автомобиле отец регулярно отвозил мать на работу, а нас с братом в школу. На каникулах мы гоняли на машине на пляж. Так же катались в дальние поездки: в Крым, на Кавказ, в Москву и Киев, заезжая в различные места по дороге. Еще гоняли с отцом на рыбалку и за раками на Днестр или на Сухой лиман под Одессой.
Большую часть года “запарик” заводился без особых проблем, и не сказать, что сильно перегревался, в общем, ездил нормально по городу. Правда, у него были слабые места, например, глушитель. Запор тарахтел, как трактор с эхом на весь двор-колодец. Впрочем, соседи не жаловались.
А вот зимой, если ударял мороз ниже -10, то завести машину была целая эпопея. Отец заранее кипятил два чайника с водой и спускался с ними на стоянку. Первым делом он лил кипяток на замок, чтобы открыть водительскую дверь. Затем, справившись с дверью, папа открывал капот, и отогревал из чайника мотор. После мотора наступал черед замка зажигания - туда тоже надо было впрыснуть горяченького перед тем, как вставить и крутить ключ. Если запор успешно заводился, то оставшаяся вода расходовалась на очистку лобового стекла от наледи.
Печка в машине, безусловно, была предусмотрена в конструкции, но с роду не работала. Суровой зимой согреваться приходилось собственным дыханием, от которого постоянно запотевало лобовое стекло. Так как дворники приходилось снимать на ночь, чтобы не спиздили, то иногда отец забывал надеть их обратно. Поэтому, стоя на светофоре, он иногда выбегал из машины с тряпкой и быстро протирал запотевшее лобовое стекло.
Как-то раз, оставив машину возле отделения милиции, папа наутро с удивлением обнаружил, что менты скрутили ему передние номера. Тогда была такая практика борьбы с неправильной стоянкой, хотя парковочных мест в те сказочные времена было полно.
За номерами полагалось идти на поклон к ментам, но не таков был мой отец. Он вообще никуда не пошел и катался так. За езду без номеров гаишники, естественно, наказывали рублем простых смертных, но отец отработал много лет в автодорожном техникуме и почти со всеми инспекторами был знаком лично. А гаишники прекрасно знали отцовский тарахтящий запор ярко-желтого цвета и никогда не останавливали его. А даже если по ошибке и тормозили, то, завидев отца, брали под козырек и желали счастливого пути любимому преподавателю заместителя начальника обл. ГАИ.
Выходные, как правило, отец проводил в гараже у деда, где они дружно колупались в кишках то у запора, то у дедовской волги. А я любил копаться у деда в инструментах и заодно послушать их дебаты. Когда страсти накалялись, то дед, бывший корабельный старший механик, махал могучей жилистой рукой, и говорил в сердцах:
- Вот же ты поц, Борька! У тебя руки растут из жопы!
На что отец вежливо отвечал любимому тестю:
- Ёб вашу мать, Андрей Андреич!
Таким образом, в гараже у деда удавалось устранить только срочные поломки, да и то не все. У деда характер был не из легких, и вдобавок, имелся врожденный перфекционизм. Он терпеть не мог халтуры и моментально взрывался.
Например, дед так оценивал квалификацию электронщика дяди Вити:
- Какой же ты электронщик? Ты - антонщик!
Как я уже упоминал, запор часто ломался, поэтому с собой приходилось возить целый набор запчастей и чинить его чуть ли не прямо на ходу.
Однажды, по дороге в школу, отец переключал скорости и него сломалась ручка передач. Остался лишь торчащий обломок высотой сантиметров десять, управлять которым было невозможно. Отец молча остановился у тротуара, дернул рычаг, открывающий багажник, вышел и почесал в затылке, задумчиво заглядывая под крышку. Затем зазвенели запчасти и вскоре он вернулся с большим молотком и куском железной трубы подходящего диаметра. Труба очень плотно села на обломок ручки передач и для верности была забита молотком поглубже. Отец подергал в стороны свеже-изготовленный рычаг, чтобы проверить его надежность, и мы поехали дальше.
В другой раз сломалось водительское кресло. Ехать с откинувшейся в лежачее положение спинкой было, прямо скажем, не очень неудобно. На СТО без взятки можно было даже не соваться. Да и со взяткой вечно бухие слесаря чинили все как бог на душу положит. Дед, например, туда никогда не ездил, потому что всех бы там поубивал нафиг. К деду в гараж тоже ехать было не с руки, они с отцом в очередной раз круто разругались. Поэтому, отец в очередной раз почесал в затылке и поехал к себе на работу.
С работы он вынес огромный черный портфель, твердый и древний, как скала. Это чудо советской галантереи он воткнул между задним и водительским сиденьями так, что спинка приняла устойчивое вертикальное положение.
С портфелем за спиной и с трубой вместо ручки передач отец ездил еще очень долго, пока не продал своего железного коня. Правда, из-за портфеля было маловато места для ног на заднем сиденье, но туда можно было посадить ребенка, а то и двоих. Бывало, и взрослые влезали. А вот ручка передач больше никогда не ломалась.
Салон в запоре все эти годы оставался родным: ярко-красный отечественный дермантин на сиденьях и белое в горошек покрытие на потолке. Сидя за рулем отец упирался головой в потолок и из-за этого над ним на белом покрытии образовался чёрный “нимб”.
На сиденья зимой нужно было непременно стелить одеяло, так как печка никогда не работала, а жопа очень мерзла. Чехлы не прижились, они скользили по дермантину и постоянно съезжали. Вдобавок, мерзли руки, и чтоб согреть их, полагалось выдыхать в перчатки.
Как-то летом мы возвращались с пляжа и загружались в раскаленную машину. Отец взял на руки своего внучка Санечку, который едва научился говорить, снял с него мокрые плавки и аккуратно усадил на заднее сиденье. Санечка просидел так несколько мгновений и вдруг как завопит! Ревет белугой, прямо слезы ручьем. Несколько секунд мы не могли понять, что же стряслось с ребенком.
Хором спрашиваем:
- Ты чего орешь?
- А-аааа! Балячая!!! - истерически вопит малыш.
- Что болит? А? - все хором спрашивают и суетятся вокруг.
Мама быстрее всех сообразила, что “балячая” - это значит “горячая”, потому что одеяло сползло с сиденья и бедного ребенка голым задом усадили на раскаленный дермантин. А такого даже закаленные взрослые в штанах не выдерживают!
К началу 90-х запор давно уже вышел из моды и все чаще отказывался ездить по-хорошему, без пенделей. Вдобавок, он гнил так, что через дыры полу видно было мелькающий асфальт. Отец говорил, что коррозия происходит из-за реагентов и соли, которыми посыпают снег на дорогах.
В какой-то момент папа не выдержал, и продал свой запарик за сто долларов, что по тем временам было солидной суммой. Больше все равно никто давал.