Холодно было. Начало ноября, но мы спали одетые. Это из-за того, что хата, ободранный тройник, была угловой, да ещё и под самой крышей. Одна из стен постоянно покрывалась конденсатом. Нам это не нравилось.

Уголёк всё приговаривал: - Это голимый туберкулёз, голимый туберкулёз…, - и покашливал, планировал выехать на больничку.
Вода на стене не нравилась, пока однажды ночью она не превратилась в лёд.
Нас было четверо, иногда бросали разных пятых, но не надолго - на пару суток, а основной состав был неизменным месяца четыре.

Уголёк, старый идеалист, из своих сорока лет отсидевший двадцать. Корыстные преступления были не его стихией, правда, первый срок, в детстве, он получил за кражу копилки, из церкви, с надписью "На ремонт храма".А потом было только злостное хулиганство и тяжкие телесные повреждения, или всё сразу.
Он был алкоголик, буйный бухарь.
Донецкий. Нормальный парень, бывший студент, наркоман, и вследствие своей болезни - домушник. Думал и говорил он только о ширке, читал Кастанеду, переданного с воли моей женой, и в тупых развлечениях не участвовал.

Валерьян, молодой штрих, лет двадцати, а по уму ещё моложе.
С ним произошла глупая история, за компанию с друзьями полез в какой-то гастроном, было их десять человек, нашли одного, по отпечаткам, тот всех сдал, всех и закрыли. На следствии Валера держался стойко, всё отрицал, ни кого не выдал, и остался сидеть один, а дружки его, раскаявшись и свалив всю организацию на него, гуляли на подписке.
В принципе, он был положительный персонаж.
Телосложения был дохловатого, вначале втирал, что занимался боксом. Уголёк провёл с ним квалификационный спарринг в прогулочном дворике, по результатам которого время от времени давал ему отеческие подзатыльники, как разоблачённому обманщику.
Ну и я, здоровый, взрослый долбоёб, ожидающий суда и свою законную пятёрку.
Варили чифир, играли в карты, в нарды, в шашки, во что угодно. Потом зашёл телевизор, на время стало веселее. Телевизор ловил только наши программы, московские не брал, и быстро остопиздел.
Мусора отшмонали машину, и все книги пошли на костёр, варить чифир.
Книга - это в первую очередь бумага, как и деньги.

Наверно, Кастанеде было бы приятно узнать, что его книгу употребили для изготовления наркотика.
Как-то за чифиром Валерьян высказал мысль, что неплохо бы ему закосить на дурку.
Донецкий посоветовал ему не косить, просто добиваться экспертизы, всё и так будет нормально. Адвокат у Валерьяна был государственный, ничего добиваться он не собирался, да и вообще, в тюрьму не приходил.
Тут-то у меня появилась мысль. Поразвлечься. Слегка.
Выйдя с Угольком помёрзнуть на прогулке, я рассказал ему свой план, он сразу же согласился, мы распределили роли, согласовали текст, короче, подготовили преступление.
К тому времени так подморозило, что мы спали уже по очереди, двое спали, натянув на себя все тёплые вещи и укрывшись двумя одеялами, а двое тусовались, на трёх свободных квадратных метрах.

Первым с Валерьяном заговорил я.
- Слышишь, ты серьёзно хотел на дурку закосить?
- Ну да, я ж не балабол какой-нибудь!
- Да не кричи, услышат. Слушай сюда. Ты пацан путёвый, я тебе помогу.
Давай плети коня, верёвочку. Только толстую, чтобы не порвалась. Видал, над дверями есть вентиляция? - я показал на квадратную дырку в стене, перекрещенную арматурой.
- Там решётка прочная, меня выдержит, привяжешь и повесишься, встанешь на тазик, прыгнешь - не бойся, ты худой, шею не сломаешь.
- Ну и что будет? Я вешаться не хочу!
- Да тихо, услышат. Я спать не буду, сниму тебя, когда ты слегка удавишься, с понтом я проснулся от шума, крик подыму. Мусора сбегутся, тебя на дурхату кинут. Самоубийц всех на экспертизу отправляют, по-любому.
- А на экспертизе? Что там делать?
- Скажешь, что жить не хочешь, всё кончено, нет тебе прощения, будущего нет…
- Думаешь, пролезет? - заинтересовался Валерьян
- Поверь мне, ты ж не убийца, тебя доктора пожалеют, - я сказал всё это тоном, которым говорят уголовные авторитеты, фалуя кого-нибудь кинуться под танк, и "поверь мне" - это из той же оперы было.
- Ну, хорошо, давай делать - легко согласился Валерьян. Слишком легко.
- Ты только смотри, другим не рассказывай, если выплывет, что это постанова, кумовья и тебя и меня в карцере сгноят. Ну и отпиздят, убьют в говно - драматическим шепотом я дал ему последнюю установку.
- Да я могила, ты ж меня знаешь! - Валерьян чуть не сказал "Всегда готов!".
- Тихо, не волай, крути коня.
Валерьян начал плести трос, распускал носки, свитера, ещё что-то из одежды. Получалось что-то вроде парашютной стропы, только пёстрое, белое с чёрным.

На другой день я лёг спать, лежал под двумя одеялами и прислушивался, а Уголёк с Валерьяном бодрствовали.
- Слышь, ты, зимагор, ты там что-то про дурку мямлил? - с глубоким презрением промурчал Уголёк.
- Ну да…
- А потом с Вованом сговорился вешаться?
- А ты откуда знаешь?
- Дурак ты, разве в таком холоде уснёшь? Слышал ваш базар. Эх ты, чёрт закатай вату, зимагор. Кого ты послушал? На что ты подписался? И коня уже вьёшь, дурак.
- Да хватит тебе гнать, Уголёк! - попытался возмутиться Валера.
- Тихо, ты, а то прорежу по тыкве, не буди этих, - думаю, что Уголёк презрительно махнул рукой в нашу с Донецким сторону.
- А что, не пролезет? - в полголоса, и уже совсем другим тоном спросил Валерьян.- Пролезет, охуенно пролезет. Ты с кем связался? С Вованом? Ты на него посмотри. Беспредельная рожа, махновец, автоматчик. Да у него руки по локоть... Ты видел, как он тащится, когда в кино кого-то замочат? У него от этого чуть ли не балда встаёт. Он тебя не снимет, баран ты!
- Да как это?
- Да так это! Посмотрит, как ты подыхать будешь, тягу выхватит, потом дрочить будет по мнению. А если что - так с него и спроса нет, скажет, что хотел для достоверности, чтоб ты подольше повисел, не рассчитал, что ты так быстро хвоста сломишь. Да кто за тебя и спрашивать то будет? Ты турист тут, в доме нашем.
- Да нет, он вроде нормальный - в голосе Валерьяна появилось сомнение.
- Нормальный? Да, конкретный ты зимагор, и нахуя ты только в тюрьму садился? Жил бы себе дома, пирожки бы жрал. Да таких "нормальных" делать надо. Развелось "нормальных", автоматные рожи, понакачивали себе шеи, бля, "нормальные"... Ты слушай меня, я всю эту хуету знаю от и до.Вешаться нельзя, надо делать по уму.
- Как делать? - Валерьян не хотел ссориться с Угольком, и решил его послушать.
- Вскрываться. Ляжешь на шконку, накроешься одеялом, и мойлом себе покоцаешь вены, на руках и ногах. Ты надо мной спишь, я увижу, что кровища мне на шконку течёт, и кипеш подниму. Понял?
- А если мусора поймут, что это понты?
- Фраерюга, пока кровь через одеяло просочится, пока корпусной придёт, пока фельдшер - ты уже будешь без сознания, а в санчасти тебя откачают.
- А если не успеют?
- Откачают, я так раз пять делал, видишь, все руки покоцаные?
- Ну, давай так делать - легко согласился Валера. Опять слишком легко.
- Смотри, Вовану не втусуй. Нехуй мне с ним сейчас заводиться, а он ещё своё получит, отвечаю. Я тебя по кентам предупреждаю.
- Спасибо, Уголёк.
- Да хуйня, ты пацан путёвый, только тупорылый, шо сто подвалов. На той неделе будем делать, хай сначала твоя бабка дачку загонит.

Через день я спросил у Валерьяна, готов ли конь. Валерьян мялся, мычал, пытался съехать, а потом признался мне во всём, правда, Уголька не сдал.
- Так это Уголёк тебе посоветовал зарезаться?
- Ну да, он и мусорам подкричит.
- Да, Валера, я думал у тебя хоть немного мозгов есть. Ошибся я.
- Почему? А вдруг я удавлюсь по-настоящему, может же так случится?
- Ты что, мне не доверяешь? - я посмотрел на него неожиданно, в упор, "сверкнул", так сказать.
- Нет, доверяю, причём здесь это… - клиент тушевался.
- Понятно. А он тебе на меня не гнал? - я уже кипел по-настоящему.
- Нет, он тебя уважает, просто сказал, что вскрываться надёжнее.
- Да, если б гнал, я бы его забил в синеву. Калекой бы сделал. Я давно к нему приглядываюсь. Крыса хозяйская, ни родины, ни флага. - меня понесло, я уже шумел, короче, Жириновский отдыхает.- Блядь, да кто он на хуй такой!? Всю жизнь по зонам, вообще всё человеческое потерял. Устрица, бля! Ты помнишь, как режимняк хотел тебя за дежурство на карцер закрыть?
- Помню, ну так что?
- Ты пачку "Примы" на торпеду закрутил, и спички, в карцер пронести хотел. Помнишь?
- Ну да, это он посоветовал. - Валерьян раздуплялся с трудом, с большим трудом.
- А когда не пролазила торпеда в жопу, он тебе что предложил? Помочь предложил, хуем пропихнуть?
- Так это шутка была.
- Шутка - шуткой…- я многозначительно посмотрел ему в глаза и оскалился.
- Ну да, глупая шутка - Валерьян задумался…
- А за что он десятку тянул? Знаешь?
- Руку кому-то отрубил.
- Ну да. А пока терпилу во дворе ждал, то дочке его, пятикласснице, сказал: "Я пришёл руку твоему папке руку отрубить, чтобы он моих друзей не бил!".
- Я не знал, в натуре не знал…
- А что ты вообще знаешь? Ты в карты у него хоть раз выиграл?
- Нет.- И я не выиграл. Он исполняет, нас и в хуй не ставит. Я ему всё вспомню, дай срок.
- Да, никто у него не выигрывал… - Валерка начал думать вслух, причём с замедлением на пару фраз.
- А ты его статью знаешь?
- За тяжкие телесные...
- А часть, долбоёб ты, блядь, четвёртая. Статья сто первая, часть четвёртая - "тяжкие телесные повреждения, повлёкшие за собой смерть". Это убийство, только по-другому называется. Он свою халяву подрезал и кинул в хате, она умерла - а он сейчас исполняет для нас, втирает: "Хули она мне, блядь, передачу не несёт?".
- Да ты что?
- То, блядь, то. Он убийца, смерть тебе присоветовал. Пока кровь матрац пропитает и на него потечёт, ты уже ласты склеишь. Сколько у тебя крови?
- Не знаю...
- Литра три. А в матрац сколько впитывается? Эх ты, дурак, конченый дурак.- Так что мне делать, Вован?
- То, что решили. Конь готов?
- Нет, я его не плёл после того разговора с Угольком, - виновато сказал Валерьян.
- Плети, и быстро, скоро у тебя следствие заканчивается.
В следующую смену бодрствовал Уголёк.
Потом я.
Потом опять Уголёк.

Грузили Валеру, в две смены грузили.
Валерьян перестал базарить, играть, есть. Не смотрел телевизор, при первой же возможности залазил на шконку, и отворачивался к стене.
Нам он уже не доверял, и старался тусоваться с Донецким.
За чифиром, допросами, игрой, шмонами и вот этим развлечением прошёл месяц.
Когда холод стал невыносимым, мы оставили на виду карты, и хату раскидали.
Валерьяна вскоре выпустили на волю, а меня с Угольком нет.
И правильно, мы нелюди..

Нестеренко В.