— Простите, у нас выступление, детишкам надо репетировать. Мы не сильно громко, можно? — спросила маленькая и легкая как пушинка руководительница, которую на земле удерживали лишь ее огромные очки на минус семь.

— Главное, чтобы не мешали другим пассажирам, — напомнила двадцатидвухлетняя проводница Ксюша Белкина, которая в случае конфликта могла использовать только боевые слезы. Основной удар пришелся на ее вагон.

— Они тихонько, я обещаю, — закивала женщина, и тут же третьему купе, откуда звучала валторна, начало аккомпанировать седьмое, где разместились струнные. Через пять минут им стал задавать ритм ударник из пятого, а уже совсем скоро весь вагон сыгрался.

Вахтовикам, к слову, этот концерт, состоящий из сюит, менуэтов и всяких там мазурок, быстро наскучил. Запрещенные в поезде напитки усваивались тяжело, сердце требовало чего-то более жизнеутверждающего, мажорного, но при этом непосредственного и глубокого, чтобы душа на разрыв. Появились просьбы сыграть что-нибудь из «Лесоповала» ну или хотя бы «Сектора Газа». Дети таких песен не знали или кривили носы от грязной безвкусицы. Но у вахтовиков были деньги, и уже совсем скоро самые принципиальные «Чайковские», «Мусоргские» и «Брамсы» засунули нотные тетради и свои высокие убеждения поглубже в рюкзаки и начали зарабатывать на новые телефоны и электросамокаты.

Ксюша умоляла детей не поддаваться на провокации, а мужчин — не орать песни во всю глотку, но вскоре в этих мольбах пропал всякий смысл. Пенсионерки разом достали телефоны и,выкрутив громкость на максимум, устроили видеоконференции со своими родственниками. Гудки встречных поездов тонули в этих голосах, что уж там говорить о каких-то пьяных вокалистах и слабеньких детских легких, что накачивали трубы воздухом.

Белкиной казалось, что неконтролируемый шум, пьянки и курение в туалете — это высшая кара, ниспосланная на проводника, — пока поезд не прибыл на очередную остановку. Еще на подъезде к ней за окнами резко потемнело и стекла начали покрываться инеем. У юных музыкантов на носах образовались ледяные сталактиты, а водка вахтовиков затвердела прямо в стаканах, и мужчины убежали за добавкой в вагон-ресторан. На совершенно пустой станции стоял всего один человек. Несмотря на середину июля, одет он был в черное длинное пальто. На плече у пассажира сидел очень старый и облезлый волнистый попугай. Случайно заглянув в глаза птицы, Белкина подумала, что та осуждает само ее существование и весь окружающий мир.

— Геннадий Геннадьевич Скорбин, — прочла вслух проводница ФИО, указанное в паспорте. — У вас выкуплено два места.

— Верно, — медленно и тоскливо произнес пассажир. — На верхней полке будет спать мой коллега Фитиль. Вот его документы.

Скорбин протянул ветеринарный паспорт попугая. Белкина глянула разворот и поняла, что птица по возрасту годится ей в отцы.

— Простите, но попугай должен быть в клетке, — больше не заглядывая в глаза странному пернатому, сказала Ксюша.

— Вся эта жизнь — сплошная клетка, а поезд — лишь очередная передвижная камера, хранящая бренные тела и души для передачи их новому заточению заурядной обыденности, скованной границами нашего краткого существования, — с придыханием ответил попугай вместо своего хозяина.

Белкина почувствовала, что литраж омолаживающего крема надо утроить, и вернула документы.

Гена Скорбин шел медленно и смотрел прямо перед собой, словно нес на плече собственный гроб. Дети сами не заметили, как, не сговариваясь, заиграли «Лунную сонату» Бетховена, а рельсы трагично подпевали им.

В купе Гена обнаружил, что на его полке уже мирно храпит какой-то человек в грязной рабочей одежде.

— Простите, но вы, кажется, ошиблись.

Слова Скорбина проникли прямо в сон мужчины и моментально превратили его в кошмар. Пассажир проснулся с криком, а когда увидел бледное каменное лицо Гены и такую же каменную морду попугая, перепрыгнул на свою верхнюю полку из положения лежа.

Место напротив занимал молодой человек в очках и со шрамом на лбу, напоминающим эмблему на электрощитке. Он смотрел на Гену как на врага народа.

— Добрый день, — поздоровался Скорбин. — Геннадий, родом из Абакана.

Дрожащей рукой парень достал откуда-то странный сучок и, направив Скорбину в лицо, неуверенно произнес:

— «Экспекто патронум».

Скорбин изменился в лице, глаза его налились кровью, живот скрутило спазмом. Достав из кармана таблетку анальгина, он начал рассасывать ее как леденец и слегка причмокивать от удовольствия. Наблюдая за этим, парень со шрамом сломал свой сучок в трех местах и со слезами на глазах отвернулся к стене.

Белкина не хотела еще раз встречаться с новым пассажиром, но должность проводника обязывала. Прикрепив улыбку прищепками к щекам, она зашла в купе и предложила Геннадию чаю или кофе.

— Спасибо, у меня с собой.

С этими словами Гена расстегнул свой ветхий саквояж и достал литровую банку с мутной чагой внутри.

— Тогда, может, вашему питомцу что-то нужно? — зачем-то спросила Ксюша.

— Ты что-нибудь хочешь? — спросил Гена у попугая, который не сводил глаз с окна.

— Се-се-се-серотонину, если можно, — произнес попугай не оборачиваясь.

Прищепка отлетела от щеки Белкиной в затылок парня со шрамом, отчего тот еще больше заскулил.

Заливистые голоса вахтовиков послышались аж за три вагона. Они шли неровным строем, приставали к пассажирам и даже умудрились напоить начальника поезда.

— О нет… — ноги проводницы подкосились от волнения, она плюхнулась на полку рядом со Скорбиным и машинально вжалась ему в плечо. Гена немедленно достал вторую таблетку анальгина и засунул в рот.

Пьяные пассажиры ворвались в вагон стремительно — как вирус гриппа на утренник в детском саду.

— Я не понял, а где музыка? — громко спросил один из мужчин, видя, что родной вагон превратился в склеп.

Ксюша еще сильнее вжалась в Скорбина, у него затрещали ребра, и он начал вежливо бить ее по голове ложкой для обуви и просить прекратить.

Вахтовики пили прямо из горла, спорили с пассажирами, отнимали у детей инструменты, играли на скрипках, как на гитаре, и, что самое страшное, пустились соблазнять милую и целомудренную руководительницу ансамбля, которая, к слову, была не так уж и против.

От всего этого шума у Скорбина обострился гастрит. Оторвав от себя Белкину, он достал из саквояжа единственный в мире контейнер с постной гречкой быстрого приготовления и, взяв с собой попугая, отправился к титану. Там уже час набирала воду в стакан женщина, громко жалуясь на свои болячки по видеосвязи.

— Кажется, я за вами, — флегматично сказал Гена, подойдя вплотную.

Заметив безжизненное бледное лицо во фронтальной камере, женщина дрожащим голосом попрощалась с собеседницей словами: «Ну вот и всё, за мной пришли. А ведь я говорила, что анализы плохие, а ты не верила!».

Женщина повернулась к Скорбину и, скрестив руки на груди, спросила, что же ждет ее дальше?

— Сахарный диабет и пародонтоз, — сказал Гена, показав на пять сахарных пакетиков, а затем аккуратно втолкнул женщину в открытую дверь купе, где уже сдавала последние рубежи руководитель ансамбля, и принялся запаривать свой обед.

— О, закуска!

С этими словами вахтовики повязали Скорбина на обратном пути. Они затащили его в одно из купе, куда набилось человек десять. Внутри стоял оглушающий гвалт и плотный сигаретный смог. Брыкающегося Гену в шутку называли Кащеем, а его попугая — мелкой курицей и требовали от обоих выпить штрафную порцию и что-нибудь спеть. Мужчины потешались над ним ровно до того момента, когда дверь их купе закрылась и стало понятно, что Гена не отражается в огромном зеркале.

В нависшей тишине Гена поднял стакан с водкой и, осушив его, а затем закусив пустой гречкой, взял в руки скрипку и объявил:

— Владимир Высоцкий.

Вахтовики немного приободрились, Скорбин дал аккорд, и Фитиль, сидевший у него на плече, затянул:

— Подшит крахмальный подворотничок,

На голенище серый шрам от стека,

И вот легли на спусковой крючок

Бескровные фаланги человека…

Кто-то попытался открыть дверь, чтобы выгнать странных гостей прочь, но замок заклинило. Фитиль продолжал петь, мастерски стирая из песни весь имеющийся там позитив. Дверь пытались выломать, но она никак не поддавалась, а Гена и попугай уже охмелели и вошли во вкус. Развернув скрипку как положено и найдя смычок, Скорбин начал извлекать из инструмента печаль целого столетия.

— Сергей Есенин, — объявил попугай. — Простись со мною, мать моя. Я умираю, гибну я!..

Вахтовики забыли, с какой целью собрались здесь, куда лежит их путь и в чем смысл просыпаться по утрам и идти на работу. Под звуки скрипки и попугаичьи мотивы хотелось рассосаться по всему поезду, попросить прощения у пассажиров, а заодно и целого мира, а затем уснуть до окончания поездки.

Наконец дверь поддалась. Скорбина настоятельно попросили покинуть помещение и даже предлагали денег, но он не хотел уходить. От грустных лиц у него повышалось настроение и разыгрывался аппетит.

При помощи рабочего лома, проводницы Белкиной и наряда полицейских, вызванных к ближайшей станции, огорченных Гену и попугая всё же удалось вернуть на их законные места.

До конца дня никто не покидал свои купе — даже для похода в туалет. Случайная встреча с Геной или Фитилем в общем проходе сулила потерю жизненных ориентиров и преждевременный сход с поезда.

— Можно? — спросила Белкина, постучавшись в купе Скорбина.

Гену она застала лежащим на голом матрасе в верхней одежде под шерстяным одеялом. Руки его были сложены на груди. На столе стоял раскрытый ноутбук, по клавиатуре гулял Фитиль и клювом набирал текст, который ему тихо нашептывал Скорбин.

— Я хотела вас поблагодарить. Это мой первый рейс, и я боялась, что не выдержу и сойду где-нибудь на половине пути, а тут вы со своим другом...

Гена внимательно смотрел на экран и следил за тем, чтобы попугай правильно обособлял одиночные деепричастия.

— Скажите, а вы по работе путешествуете? — продолжила через пару минут молчания Белкина.

— Да, у меня выступления в библиотеках и домах культуры.

— Ого! Как интересно! А с чем выступаете? Дайте угадаю... С лекциями, наверное? Вы судмедэксперт? Директор хосписа? Учитель трудного класса?

— Я детский писатель, — сухо ответил Скорбин и поднялся, чтобы позволить проводнице сесть рядом. — А еще я немного артист, немного стендап-комик, иногда пою.

— Что-о-о? — нахмурилась Ксюша. — Да я вам в жизни не поверю.

— Дело ваше. Мы с Фитилем работаем в дуэте. Он как раз сейчас записывает новые шутки. Хотите, прочту?

— Хочу!

Услышав это, мальчик со шрамом и пассажир с верхней полки пулей выскочили из купе и остаток пути провели с вахтовиками. Только там они чувствовали себя в хлипкой, но безопасности.

Скорбин закрыл дверь и начал зачитывать шутки для Белкиной. После первой же у Ксюши случилась настоящая истерика. Она залилась смехом и даже сходила в туалет, чтобы вымыть лицо.

Пассажиры подумали, что у проводницы поехал рассудок от общения со странным попутчиком, и решили, что два оставшихся дня без туалета и воды прожить вполне реально, а в дальнейшем лучше пользоваться воздушным транспортом или личным автомобилем.

— Ну и куда вы после Оренбурга? — спросила Ксюша, когда они прощались с Геной на вокзале.

— Думаю добраться до Адлера.

— Ой, здорово, море... Купались когда-нибудь?

— Только в Карском.

— Интересно… В общем, спасибо вам большое, —смущенно улыбнулась Ксюша, — мне очень понравилась эта поездка, ну, та часть, где вы давали мне персональный концерт.

— Не за что, — поклонился Скорбин.

— А мы с вами еще увидимся?

— Не хотелось бы, но, думаю, что да. У меня этот маршрут теперь будет частым. К сожалению, много желающих попасть на мои выступления.

— Тогда — до свидания? — с надеждой спросила Белкина.

— До него, — ответил Скорбин и пошел прочь.

Лишь когда он покинул перрон и скрылся из виду, из поезда начали выходить остальные пассажиры.

Александр Райн

Дорогие читатели приглашаю вас в свой телеграм, где я делюсь не только рассказами, но и новостями о выходе книг, концертах и просто историями из своей жизни https://t.me/RaynAlexandr

Усевшись за свободный столик, я принялся поедать свои пару кусочков хлеба, которые вынесли вперёд первого блюда. Егору принесли кружку пенистого, друид давно хотел вспомнить чувство лёгкого опьянения. Тёма же складывал из салфетки какую-то фигурку, перед ним стояли три бутылки газированной воды из холодильника.

Принесли чайник с двумя пакетиками. Я немедленно налил себе в кружку, не дожидаясь, когда он заварится, разбавив газировкой. Пить очень хотелось. Съев хлеб до единой крошки, и опустошив чайник, я подозвал официантку, чтобы та добавила кипятка, а сам отправился в туалет.

Туалет находился в соседнем одноэтажном здании с двумя входами. Нужно было зайти за кафешку. Тут было людно возле скамейки и сильно накурено, несмотря на то, что все сидели на открытом воздухе.

В уборной дурно пахло, полы и сантехнику мыли тут не часто. В соседней кабинке кто-то шуршал бумагой. Я быстро справил нужду, и пошёл помыть руки. Вода лилась мутная и холодная, мыла нигде не было, салфетница тоже оказалась пуста.

Я вытер мокрые ладони о свою новую чёрную футболку, которую мне купил Тёма у администраторши в отеле вместе с джинсами. Во внутреннем дворике, звучали чужие разговоры.

- Стас, верно? – вдруг раздался чей-то голос за моей спиной.

Я обернулся. Застёгивая ширинку, на выходе из туалета появился знакомый мне парень. Я его видел на вертолётной стоянке. Это тот пилот, с которым летала Ева. В голове дёрнуло током от страха. Наверняка мои зрачки выдали волнение. Мы ведь находились в порту, куда свозят нежить для отправки. Почему я не подумал о том, что меня тут могут узнать?

- Прости? – сделал я вид, что не понимаю, о ком он говорит.

Правая нога затряслась, но в широких джинсах этого не было видно.

- Я тебя видел, ты был на арене в команде Евы, - сказал он без капли сомнения, щёлкая пальцами.

- Какой арене? – «строил» я дурака.

Мне хотелось убежать. Вмазать ему в нос, и броситься куда подальше.

- Да, точно, это же ты. Постой, я сейчас позвоню Еве, спрошу. Ты очень похож на оборотня...

Я не стал его бить, не стал убегать. А просто спокойно пошёл прочь отсюда, а сзади слышался его разговор.

- ...плохо слышу тебя... я в порту, тут парень с твоей команды... алё... слышишь меня? Напиши мне, Стас в темнице, или нет?

Хорошо, что он не шёл следом. Я завернул за угол и ускорился, ворвавшись в зал, и быстро уселся за наш столик.

- Ребята, у меня проблемы, - начал я волнительно, чуть пригнувшись к столу, чтобы затеряться.

- В чём дело? – спросил Егор, вытирая с губ пену.

- Там на улице парень, который видел меня на арене. Он звонит Еве. Не знаю, что делать, - бормотал я торопливо.

- Так ты же больше не нежить. Покажи, что у тебя даже кольца теперь нет, - предложил Тёма, как-то очень безразлично.

Позади стало шумно. Я не хотел поворачиваться, чтобы меня не заметили.

- Как-то мы не подумали об этом, - признался Егор с сожалением, скривив рот.

- Сейчас самое время для сожаления! Но что мне-то делать?! – вопросил я, выпучив глаза, и, надеясь, что друид сможет что-то предпринять, но он пока только глядел по сторонам...

- Где мы? – спросил я нервозно.

- Почти дома, в порту, куда меня пригнали знания в этой голове. А куда тебе дальше я не знаю. Там вон дорога, люди тут ходят. Узнаем что-нибудь, может карту раздобудем, - проговорил Тёма, указывая руками в сторону портовых построек.

- А ещё бы еды достать и помыться, - добавил Егор.

- Ага. Сейчас вот только наш катер продадим быстренько и гульнём, - с сарказмом продолжил Артём.

Я смотрел на свои руки, трогал зубы, будто искал когти и клыки, и только потом заметил, что на пальце больше не было магического кольца. Не замечая их дальнейшего разговора о желаниях, я спросил.

- А где кольцо?

Егор прервался, посмотрев на меня, а потом достал из кармана колечко.

- Вот оно. Вернуть тебе? – хотел он кинуть его мне, - Но смотри, не вздумай надевать. Из-за него тебе плохо и стало. Там эликсир, тут кольцо, что-то пошло не так. Я не знал, честно. Так бы заранее предупредил, - объяснил колдун, всё ещё предлагая мне забрать мою вещицу.

А что, возьму на память. Хотя, хорошо бы вообще ничего этого не помнить. Взглянув под тряпьё, я обнаружил покрытые корками раны. Всё заживало, но шрамы, скорее всего, останутся навсегда. Вот она, память о Сантеле.

- Не надо, оставь себе, вдруг с магией тебе поможет, - отмахнулся я, даже боясь подумать обо всём, что со мной происходило.

- И правильно. Если начинать новую жизнь, то без этой чертовщины, - друид сунут предмет обратно в карман.

- Ну чего, идём, или так и будем стоять тут? Зачем приплыли-то, если не сходим? – суетился Артём.

- Так ждали же Стаса. Теперь можно и идти... - парировал ему чародей.

- А где Ира? – спросил я, почему-то по-доброму вспомнив упырицу.

Егор пожал плечами.

- Сами не знаем. Мы берег увидели, и пошли сообщить. Ты спал, мы к ней стучаться. Она не открыла, я и в вломился, а её нет в каюте, - рассказал Тёма.

- Испарилась наша демоница, - с ухмылкой сказал колдун, - Может, и к лучшему, а то распугала бы сейчас всех клыками, - состроил он страшную морду, растопырив пальцы, будто когтистые лапы.

Я боязливо поднял глаза на небо. Месяц сиял наверху, а кольцо, что сдерживало зверя внутри меня сейчас находилось у друида. Без него я бы уже давно превратился в зверя, но этого не происходило. Приходилось с каждой секундой всё больше и больше верить, что это правда. Зелье сработало, и я больше не монстр.

- Вон, какие-то мужики. Давайте, быстрее. Надо попробовать продать им катер, - пробормотал Тёма, и поторопился на берег.

Я щурился и закрывал глаза тыльной стороной ладони, думая, что же сказать в ответ. Егора оказалось сложно провести.

- Да, она была тут, но ушла, - ответил я через несколько секунд, а потом попробовал подняться, боясь, что сейчас почувствую очередной прострел боли, но всё оказалось намного лучше.

Не идеально, но кровь Иры делала свои дела и очень быстро. Я набрался сил от нескольких глотков её крови. Она же, наверное, потеряла, отправившись передохнуть, или терпеть усталость... не знаю, мне было всё равно.

- Вижу, что её тут нет. А вы умеете выяснять отношения, конечно. Хорошо, что вы пообщались. Чья кровь на тебе? – спросил он с волнением в голосе, заметив размазанные кровавые пятна на моём лице и руках.

Можно было подумать, что я напал на неё, вцепившись клыками.

- Не моя. Ира дала мне своей, чтобы... чтобы мне стало лучше, - признался я, вытирая подбородок.

Егор с облегчением выдохнул.

- Ага, а потом попыталась выбросить тебя за борт? Или в какой последовательности проходило лечение? Ладно, не важно. Жаль, что одежды мы с собой не взяли, а то выглядишь ты так себе, - покрутил рукой чародей, показывая жестом отвращение к моему виду.

На мне была одета изодранная футболка, пропитанная кровью Петяя, стражников, моей собственной, а теперь ещё и Ирки. Раз мне лучше, я обязательно прополощу её, чтобы она успела высохнуть на радиаторе дл нашего прибытия.

Егор выглядел получше, но пахло от него скверно. Они все провели несколько дней в пути, не имея возможности принять душ, и если Ира могла сохранять себя в первоначальном образе, то двое парней с нетерпением ждали возможности нормально отдохнуть и переодеться.

- Я не готовился к побегу, не приготовил себе чемодан с вещами. Ира меня выдернула с арены. Новая одежда ждала меня в темнице, но я не успел за ней спуститься, - отшутился я с сарказмом, устало глядя на друида.

В моём голосе всё ещё звучала злость, при упоминании вампирши. Егор немного помолчал, заметив это.

- Зря ты так бесишься. Я говорил с ней. Она чувствует свою вину, но не знает, как тебе доказать... не знаю даже как и сказать. В общем, ты ей был не безразличен. Повторюсь, был, - пробормотал Егор, если не обвиняя меня, то намекая, что мне пора бы и остыть.

- А что сейчас? – удивился я, схватившись за уточнение.

- Сейчас... ты много всего наговорил, так что не знаю... сам спроси у неё, - предложил он, неискренне улыбнувшись.

Я не стал бы этого делать, хотя было бы любопытно с ней поговорить... при других обстоятельствах. Я вдруг вспомнил первые мысли, когда увидел её в автобусе, ещё не зная, куда и зачем мы едем. Странно, как сильно поменялось всё с тех пор.

- А чего спрашивать-то? Мы с ней разные. Она вампир, а я...

- Парень, ты упустил свой шанс, не ищи оправданий. Хотя, может быть, мне только так кажется. Не слушай меня. Делай, что должен. Я не собираюсь становиться тем, кто будет мирить оборотня с вампиршей, - посмеялся он, понимая абсурд происходящего.

- Я не знаю, что мне делать, - произнёс я, жалуясь, - Я зол на неё, а ты говоришь, что она... да я и сам понимаю, что именно благодаря ей я здесь. Признаться, она спасла меня только что. В очередной раз. Я... я шёл к вам, чтобы убить и съесть, - говорил я, выкладывая свою боль от проклятия, а Егор внимательно слушал, даже не пытаясь перебивать, - Не знаю, что на меня нашло, но я был так близок, чтобы отключиться. Даже кольцо не помогало. Со мной такое впервые, - предательски взглянул я на надетый на палец предмет.

- Надеюсь, ты бы убил Тёму, а не меня? – усмехнулся друид, а потом подошёл, положив руку мне на плечо, - Уже к вечеру мы причалим, и всё это путешествие закончится. История оборвётся, раз и всё. Нас больше не будет вместе, - вскинул он свободную руку, - Ты вообще что дальше-то хочешь? Вот так же страдать, как сегодня, или сойти с этого корабля уже нормальным человеком? Стас, зелье у тебя. Выпей его и забудь всё произошедшее. Выброси из головы свои планы, о которых ты нам рассказывал в кабине. Избавь себя от нечисти. У тебя есть такой шанс, так используй его, - говорил он, глядя мне в глаза, а потом, когда закончил, отошёл.

Я нащупал пузырёк в кармане штанов, всерьёз обдумывая слова друида.

- Сделай свой выбор, а я не буду тебе мешать! – сказал чародей, указывая на меня пальцем, а потом отправился обратно в сторону кабины.

Он же прав. Я чудовище, которое будет убивать и дальше. Разве мало было смерти на арене? Сколько я ещё унесу жизней, оставшись с демоном внутри?

Не став медлить, я открыл пробку и опрокинул себе в рот терпкое зелье, желая, чтобы магия вернула меня обратно к привычной скучной жизни.

Эликсир попал мне в горло, обжигая так, будто я влил кипяток себе в глотку. Жгучий напиток спустился и стал растекаться по желудку, впитываясь в вены и терзал меня всё больше с каждой секундой. Я задыхался от этого ощущения. Боль была невыносимой, но я не мог кричать, с ужасом пытаясь глотнуть воздух. Это яд, я выпил отраву и сейчас умру!

- Егор! – вдруг прошептал я, зовя на помощь друида, сразу после того, как мне всё-таки удалось сделать короткий вдох, а потом упал назад, потеряв сознание.

- Я могла бы тебя просто выбросить за борт и всё! Но тогда к чему был весь этот путь? – огрызнулась Ира, глядя на меня горящими глазами, - Ты такой дурак. Я пришла за тобой, потому что... потому что... – она не могла или не хотела договаривать, может, боясь, или стыдясь правды, которую попыталась только что выложить. – А-а-ах, - прорычала недовольно упырица, - Ты ранен и умираешь. Я чувствую как от тебя тянет смертью, страхом и голодом. Жалкий волчара! Ты не заслуживаешь помощи, но я не настолько плохая, как ты обо мне думаешь!

Сильным движением она швырнула меня в сторону. Я отлетел, ударившись в противоположный борт, наконец, сумев втянуть глоток воздуха. Спасибо, что я не оказался в воде. Не прошло и секунды, как она нависла надо мной, пылая яростью. Я прищурился, готовясь к очередному удару. Сражаться уже не было желания и возможности. Вот и мой черёд пришёл. Вспомнив Семёна, я попытался расслабиться, и открыл глаза.

Она вытянула руку, сжимая кулак, но не ударила меня, а лишь закатала себе рукав кофты.

- Пей! – приказала она, и полоснула когтем по своему запястью, а потом второй рукой схватила меня за волосы и прижала ртом к своей ране.

Кровь хлынула мне в рот, стекая по губам, затекала в нос. Я сделал глоток, давясь, потом другой, и сразу же почувствовал волшебство. Но это было не исцеление, а очередное же проклятье. К счастью, оно действовало и на меня.

Я успел сделать пять глотков, перед тем, как она отпустила меня, и я рухнул на спину, улыбаясь. Чувство блаженства наполняло меня, но я не собирался благодарить демоницу, наполненный новыми силами и гордость. Я ведь не просил себя спасать.

Оглядев меня, поняв, что я в порядке, Ира ещё постояла какое-то время, заботливо держась за раненое запястье и ожидая от меня какой-либо реакции, но я просто лежал, желая даже вздремнуть, прямо здесь.

- Эй, что там у тебя? – раздался голос Егора, я резко поднял голову, и тут же свет фонаря ударил мне в глаза.

Чуть отвернувшись и глядя через узкие щёлочки век, я заметил, что лежу тут в одиночестве. Иры уже не было рядом. Хитрая упырица испарилась, оставив меня объяснять происходящее в одиночку.

Чуть подумав, я взял эликсир, глядя на него, и, представляя, как моя скучная жизнь снова встречает меня с распростёртыми руками. Сейчас я сверхъестественное существо, наделённое могучей силой и проклятьем. Раньше я мечтал стать чем-то подобным, чтобы творить правосудие. А теперь стоял перед выбором: остаться оборотнем и жить в вечном кошмаре, или вернуться к жизни человека и продолжать искать своё предназначение?

- Можно я подумаю? – посмотрел я на приятелей, сжав пузырёк в кулаке.

- Да пожалуйста, только не разбей и не потеряй, - попросил Егор.

День выдался пасмурный. Ветер поднимал волны, и они качали наше судно медленно идущее к цели. Так же и я раскачивался то в одну сторону, то в другую, не в силах принять верное решение.

Раны ныли, не давая сосредоточиться, мне нужна была чья-то плоть, но где её взять посреди моря в компании друзей? Я не спал, потому что не смог уснуть из-за боли и голода. Они меня не покидала ни на секунду, и если во время разговоров я ещё хоть как-то отвлекался, то оставаясь в одиночестве, становился заложником проклятья. Кто-то подталкивал меня снять кольцо, чтобы зверь сам раздобыл себе пропитание. Светлое время спасало меня от глупостей, но скоро стемнеет, и внутренний голос вернётся. Демон внутри хотел жить, чувствуя, что силы покидали его.

Разумом я понимал, что нужно дотерпеть любой ценой, но инстинкты заставляли глядеть на Тёму и Егора как на тех, кто мог бы стать моим спасением. Да даже Ира могла стать пищей для меня, но от вампирши я мог получить отпор, всё-таки чувство самосохранения не гнало меня на верную смерть. А вот те двое стали бы лёгкой добычей. Тёма вёл корабль по ночам, и без него мы могли встрять посреди воды. А вот Егор стоял на его месте днём... с закатом можно было просто прикончить друида и полакомиться его плотью. Как раз собирался шторм. Волна могла смыть неосторожного чародея, решившего подышать воздухом наверху. Так я бы и объяснил его исчезновение.

Мы от души посмеялись втроём в кабине, а когда стемнело я вернулся в каюту, думая как бы себя закрыть тут, ведь мысли толкали меня к преступлению.

С Иркой я больше так и не встречался, хотя с парнями она общалась, избегая моего присутствия. Да и хорошо. Я с ней тоже не очень-то хотел видеться. Тем более была вероятность, что она могла как-то прочитать мои порочные мысли.

Солнце скрылось за горизонтом, тучи застилали небо. Тьма кругом и только свет фонарей, отражавшийся на воде. Мои глаза горели, я чувствовал, что находился в полуобразе. Иди... иди к друиду... толкали меня голод и раны. Никуда я не пойду. Никуда! - противился я.

Я твердил себе остаться на койке, прокручивая мысль, что скоро я сойду на берег. Самое смешное, что у меня было зелье, но я боялся, что просто умру, если стану человеком. Никто не мог мне сказать, останутся ли раны со мной. Егор лишь задумчиво покачал головой, а Тёма предположил, что раны зарастут. Вот, знаете, вообще не хотелось проверять его теорию. Было бы глупо стать человеком и тут же умереть от увечий. Стас-зверь мог протянуть какое-то время с такими повреждениями, а Стас-человек - вряд ли.

Я вышел из каюты, тихо закрыв за собой дверь, чтобы никто не знал, что я направился к друиду. Он ведь был тут рядом через стенку. Сердце стучало быстрее, я ощущал, как ярость разгоралась во мне по мере того, как я крался по коридору. Уже рукой с когтями я схватился за ручку, аккуратно прислонившись ухом к двери. Внутри было тихо. Егор, наверное, спал. Еле дыша, я нажал ладонью, замок коротко щёлкнул, и я просунул свою морду, взглянув на койку. Она пустовала.

Я ощетинился, со злостью вернувшись обратно. Меня трясло от голода. Скорее бы сожрать кого-нибудь! Ноги понесли меня быстрее к лестнице. Если его нет в каюте, он либо наверху, либо с Тёмой. Я убью их обоих, и не важно, как мы потом доберёмся до берега!