Вторая часть не исторического рассказа в жанре фентези.
***
Аттиану мой взгляд явно не нравился, он избегал его как мог.
– Вас ждет битва с чудовищем, привезенным из–за моря, с запада, – сказал смотритель Арены тихим голосом, – так сказано было в указе. Не ясно, какое именно чудище приготовил для вас Император, но битва явно будет непростой.
Я подумал, что ослышался.
– С чудовищем?!
– Да. Император приедет сюда через несколько дней, а вместе с ним привезут вашего противника. Я не знаю, кто это будет. На Арену довольно давно не выпускали заморских тварей, и я сам не в восторге от этого. Не знаю даже, к чему быть готовым, а уж вы...
Дальнейшие рассуждения краснолицего потного аллергика я не слушал.
«Монстр. Здесь, на Арене. Проклятье!».
Я готов был сражаться с людьми – знал, что могу победить. Но чудовища…
Когда-то давно, в годы, предшествовавшие расцвету Империи, во многих провинциях можно было встретить разумных существ, не являющихся людьми, а также диковинных животных, о которых ходило множество легенд. Люди называли их монстрами, и, в конечном счете, почти все эти ужасные создания были изгнаны либо истреблены, потому как Священная Империя была создана для людей, и только лишь для людей. Зато теперь мне и остальным предстояло встретиться лицом к лицу с одним из этих существ на потеху публике!
– Как только Император прибудет, мы узнаем, что за создание будет с вами биться, – продолжал свою речь наместник, и я с неохотой слушал его, – а до той поры ты должен вылечиться и собраться с силами. Император желает увидеть настоящий бой, и если вы с товарищами сумеете одолеть тварь, привезенную с запада, то все ваши титулы и регалии вам вернут.
Я молча смотрел на него какое-то время – не то полминуты, не то час.
– Вы серьезно? – спросил, чувствуя, как кипучая смесь возмущения и надежды взрывается внутри.
– Я приставлю к тебе хорошего лекаря и прослежу, чтобы вас как следует кормили.
– Почему вы это делаете? – спросил я тихо, выдыхая воздух иссушенной глоткой и искренне не понимая происходящего.
Квинт Аттиан устало вздохнул.
– Не хочу расстраивать Императора. Ему будет интересно взглянуть на достойный бой, а не на то, как чудище порвет вас на куски.
– Похоже на ложь, – сказал я. – Мы ведь дезертиры и заслужили смерти, разве не так?
Наместник вздохнул еще горше.
– Я не хочу вашей смерти, – сказал он, не глядя на меня, – твоей, по крайней мере. В битве под Кормуллом твой отец спас мне жизнь. Я так и не отплатил ему за это. Теперь я даю тебе шанс, Марк – одолей заморскую бестию, одолей ее, а после беги – покинь Империю вместе с семьей.
Я сидел как громом пораженный и не мог поверить тому, что слышал.
– Не хочу показаться наглым, – сказал, наконец, – но почему вы не пришли ко мне раньше? Почему так быстро продали Маврию?
– Думаешь, я часто бываю на Арене и занимаюсь ее делами? – наместник закашлялся. – Все было сделано без меня. Я был слишком занят последнее время, и… отчасти поэтому советую тебе покинуть Империю.
– Вы так настойчиво это советуете, – задумчиво сказал я, – а мне было бы неплохо хотя бы выжить в предстоящем бою.
Аттиан посмотрел на меня с жалостью.
– Нам всем тяжело, – пробормотал он, – каждому по-своему. Но запомни мои слова – если Император вас помилует, хватай жену и детей и беги куда-нибудь на запад.
– Зачем?
– Этого я сказать не могу. А теперь – прощай.
Тем наш разговор и кончился. Конвой стражи вернул меня в камеру, и весьма скоро ко мне пожаловал эскулап. Он осмотрел меня, опросил и выдал лекарства, а после меня вывели в зал, где отдыхали свободные гладиаторы. Там тот же самый лекарь сделал мне массаж, от которого кости и суставы мои завопили от новой боли.
На следующий день я почувствовал себя намного лучше, но самой главной переменой стало то, что больше мне не приходилось иметь дело с Криганом. Теперь он лишь поглядывал на меня издали с бессильной злобой, а я улыбался, глядя, как бесится мой недавний мучитель.
Тогда я пообещал себе: если слова Аттиана окажутся правдой, если нам все же удастся одолеть монстра и вернуть титулы, то в первую очередь я настигну Кригана – настигну и накажу за все, что он для меня сделал. Вторым в очереди был Тит Ливий, ему я мысленно пообещал плевок в лицо. А Император…
Для него я приберег самый лучший подарок.
7
«На Арене все равны».
Я прочел это изречение над мраморной аркой, прежде чем прошел сквозь нее и стал предметом обсуждения шести тысяч человек. Казалось, тем утром весь город явился посмотреть на бой центурионов с монстром, и вполне вероятно, так дело и обстояло. Бой бывших легионеров с невиданной заморской тварью в присутствии самого Императора – как такое можно было пропустить?
Перед битвой я слышал молитвы остальных; они взывали к богам войны и родным пенатам. Мне это казалось глупым: война осталась далеко позади нас, как и стены родовых поместий. Прошения и клятвы моих боевых товарищей были пустыми, словно ведра во время засухи, и потому сам я не проронил ни слова, не вознес ни одной мысли к вершинам мира. Как мольба могла помочь нам теперь, после всего пережитого? Как она могла помочь там, куда мы направлялись – в мире песка, смерти и неизведанного?
Безо всяких лишних трат времени я плотно поел и выпил полкувшина некрепкого вина (то был подарок Аттиана перед боем). Волнения у меня почти не было, хотя я понимал, что страх мне сейчас необходим, этот здоровый и бодрящий страх предстоящей битвы. Чтобы испугаться, думал о своих странных снах… и это сработало.
Минуя колонны арки, мои товарищи следовали за мной – бледные, но решительные. Я шагал впереди, ничуть из–за этого не переживая. Боги битвы, в отличие от людей на трибунах, взирали на нас беспристрастно, а мы, бывшие центурионы, не смотрели ни на тех, ни на других. Нас занимало только наши оружие, обмундирование и смерть – она запаздывала, но вот–вот должна была показать себя.
Солнце сияло высоко в небе, купалось в синеве. От песка поднимался немилосердный жар; он хранил в себе слишком много тепла и крови. Ветер нес в себе запахи моря, и лишь он один помогал в борьбе с жарой. Я подумал в тот миг о словах Аттиана – «покинь Империю вместе с семьей». Пути на юг и восток были для нас закрыты, на севере моим близким делать было нечего… оставался запад – далекий, скрытый где-то за океаном. «Победим сегодня, и придется отплыть туда» – подумал я, и мне стало по-новому больно. Настоящая битва еще не началась, но я уже чувствовал себя вовлеченным в одну из бесконечных призрачных войн, что разворачивают между собой властные люди на протяжении веков… и которые, в конечном счете, не приводят ни к чему новому.
***
Дюжина легионеров, ставших рабами, способна на многое. Мы сделались гладиаторами не по своей воле, но ни один из нас не перестал быть воином. Там, на Арене, у каждого был меч, у каждого был щит, и то, и другое – легкое и маленькое, но разве нужны легионерам булавы или латы, чтобы одолеть врага? На высоком помосте, далеко впереди, восседал на своем троне Император, и его нельзя было расстроить… ведь он ждал хорошего боя; так долго ждал, что успел заскучать! Мириться с этим я не мог. Злость пропитала кровь, смешалась с ней, и смесь эта рвалась наружу.
– Ну что, ребята, готовы?! – воскликнул я внезапно и иступлено, оборачиваясь к товарищам, чувствуя, как пьянящей волной разливается по телу смех и жар воинственной решимости.
Ответом мне был рев – первобытный и отчаянный, совсем не похожий на клич легионеров; в нем потонули остатки сомнений. Я знал, что мы сумеем одолеть любое чудовище. Просто знал это.
В тот же миг заскрежетали железные цепи, поднимая крепкую кованую решетку и обнажая нутро восточной каверны, в которую загоняли обычно львов; их держали там голодными до начала очередного боя. Мне стало интересно, насколько голоден монстр, с которым нам предстояло сражаться.
– Готовы пойти на смерть?! – прокричал я, и извлек из ножен короткий меч.
Лязг извлекаемых мечей стал мне ответом. Решетка поднялась и застыла на месте; зубья ее были похожи на клыки горгоны, и из темного рта, словно отвратительный язык, с низким шипением высунулась огромная змееподобная морда.
«Что это за тварь?»
Следом за первой головой из звериной темницы вынырнула еще одна, за ней – другая, и еще одна, и еще… все головы по-змеиному шипели и обнажали клыки, словно приветствуя своих жертв – нас.
– Гидра! – воскликнул кто-то, когда следом за семью головами из мрака на раскаленный песок вынырнуло бочкообразное тело. Гигантская темно-зеленая ящерица упиралась в почву четырьмя короткими когтистыми лапами и волочила брюхо, сметая песок; длинный хвост извивался, словно хлыст, и я понял, что он может быть не менее опасен, чем клыкастые пасти твари. Гидра была действительно большой; центральная голова ее взирала на нас с высоты примерно в четыре человеческих роста. Однако страх, возникший при виде чудовища, не сковал меня; наоборот, кровь вспенилась и забурлила, меч в руке словно накалился жаждой битвы. Правда, было во мне и чувство нереальности происходящего. Никогда в жизни я не думал, что такое создание может действительно жить на белом свете, но теперь мне предстояло сразить его – и как же победить то, во что ты еще вчера не верил?
– У нее всего семь голов, парни! – крикнул я весело, стараясь распалить в соратниках отвагу. – У нас преимущество на целых пять!
В тот же момент я обернулся и увидел, как лица товарищей одно за другим обратились в бледные маски; смелость их улетучилась, вид былинной твари заставил забыть об оружии в руках.
– Ну же! – крикнул я отчаянно и ударил мечом о щит. – Тварь приближается, шевелитесь, воины!
И она действительно приближалась; гидра видела и чувствовала нас, и яркое солнце с горячим песком приводило ее в необузданную ярость. Много позже я узнал, что подобные твари обитают в прохладных болотах; можете себе представить, насколько обозлено было чудовище, с которым нам предстояло сражаться?
Со всей силы я залепил ладонью в ухо ближайшему ко мне легионеру; подскочил ко второму и отвесил оплеуху и ему.
– Очнитесь, трусы! – проревел я сердито. – Мы должны сражаться!
Мои старания возымели успех; оцепенение оставило воинов, да только было поздно – гидра уже возвышалась над нами, головами затмевая солнце.
– Берегись! – крикнул я и отскочил в сторону; секундой позже зубы одной из голов сомкнулись на том месте, где я стоял. По телу побежали волны страха, смешанные с радостью жизни – я увернулся один раз, смогу и второй… но для победы этого было недостаточно.
– А–а–а–а–а! – короткий, полный боли крик одного из нас возвестил остальных, что чудовище его схватило; я резко обернулся, чтобы увидеть это… и теперь порой жалею, что не отвел тогда взгляд.
Две пасти чудовища рвали тело моего соратника на части огромными зубами, во все стороны летели ошметки человеческого мяса и брызги крови. Вареная кожа для гидры не представляла никакой проблемы, ее мощные челюсти прогрызли доспех, словно он был соткан из вечернего тумана. От такого ужасного зрелища, такой демонстрации значительно превосходящей силы сердце сжалось… и не только у меня.
– Спасайтесь! – кричал кто-то с трибун. – Бегите!
– Навалитесь на нее, ну!
– Сдохните, изменники!
– Не стойте на месте!
Все эти крики я услышал, выхватил ухом из сотен других, и они слились в жуткий призыв – «сделай хоть что-нибудь!». С этим призывом я был согласен, и потому ринулся вперед.
Я не думал о смерти. Не думал о жизни. Я думал только о мести, которую собирался свершить, и по сравнению с ней никакая, даже самая жуткая тварь не была страшна. Ведь я вспомнил прочитанный над каменной аркой девиз – «на Арене все равны» – и понял, что огромная рептилия впереди, какой бы опасной ни была, все равно остается заложницей этого правила. Потому что равенство, о котором говорили здесь мечи и щиты, когти и клыки, это равенство смерти, равенство гибели для всех. Именно в то мгновение я окончательно осознал: никто не может быть вечным. Даже Император. И жрецы в золотых масках могли еще сотни лет плясать в своих храмах, воспевая Вечного Правителя, и приносить в жертвы быков, и пленных дев, и лучшие вина из древних погребов – все это не имело никакого смысла, ибо на Арене все равны… а значит, и во всем остальном мире.
Я увернулся от огромной зловонной пасти, ушел влево, прокатился по горячему песку коленом, прыгнул, коротко взмахнул мечом и вонзился им в мягкое, податливое брюхо болотной твари. В тот же миг она неистово затряслась, словно человек в припадке, и сбила меня с ног одной из своих голов. Я отлетел недалеко, пропахал плечом борозду в песке, и боль, которую получил при этом, сумел каким–то образом превозмочь. «Спасибо, Криган» – мелькнула тогда в голове до безумия веселая мысль.
Гидра попыталась меня прикончить – я почувствовал, как ее туша двинулась ко мне, услышал, как клацнули где-то сверху зубы змееголовой бестии, ощутил ее животную ярость. В тот миг я вполне мог погибнуть, но...
– В атаку! – прокричал кто-то, и под воинственный клич бойцы поспешили мне на выручку. Гидра в тот момент словно бы растерялась, но замешательства ее хватило лишь на то, чтобы позволить мне подняться на ноги. Раздраженно повернувшись к остальным бойцам, она хлестанула хвостом где–то над моей головой, и мне пришлось присесть, чтобы не попасть под удар.
– Бейте ее по брюху! – вскричал я, надеясь, что мои слова не потонут за низким и громким рыком твари. – Бейте по животу!
Кому-то это удалось сделать, и снова монстр забился в припадке ярости – сбил троих воинов с ног, остальных при этом заставив расступиться на почтительное расстояние. К тому моменту я уже обошел тварь сзади и пытался прикинуть, каким образом мне ее атаковать. Пока я над этим размышлял, чудовище решило перейти к активным действиям.
Новый предсмертный крик вспорол воздух, словно нож оленье мясо. Мы потеряли еще одного человека, и этот вопль заставил меня содрогнуться… а затем перехватить рукоять меча и ринуться к гидре.
– Умри! – проревел я и всадил меч в основание хвоста, поближе к мягкому, непокрытому чешуей животу.
На этот раз тварь будто бы не почувствовала боли, продолжая рвать на части и глотать моего соратника, чей крик давно уже потонул в приливе смерти. Уцелевшие бойцы кружили вокруг с выставленными щитами и оружием, но не нападали, ведь они – совершенно справедливо – опасались остальных голов гидры.
Я вытащил меч и всадил его снова, под другим углом, и попытался провернуть его в образовавшейся широкой ране. На этот раз тварь среагировала – с ревом лягнула меня когтистой лапой, но я успел отскочить, и та лишь поцарапала мой кожаный доспех.
Солнце высоко над нами светило, придавая сил людям и выжигая кожу рептилии. Я улыбнулся, осознав это, и решил, что даже если погибну, кто-нибудь однажды сделает все за меня.
– Император!!! – взревел я, обращаясь к нашему Вечному Правителю, прошедшему через множество жизней. – Я сделаю это не ради тебя!!!
С этими словами я разбежался, оттолкнулся от песка, взмыл над ним, словно имперский сокол на стяге, и оказался на спине гидры – скользкой и отвратительной; чтобы зацепиться, выставил вперед меч и с силой всадил его в позвоночник гидры.
Чудовище взревело, и даже выронило останки схваченного им врага. Я стоял на темно–зеленой спине, всем весом наваливаясь на меч, который вошел между позвонков создания, и доставлял ему немало боли. Одна из голов клацнула где–то надо мной, но оказалось, что тварь, в силу строения собственного тела, никаким образом не могла меня достать! В это мне до сих пор трудно поверить, но каким-то сверхъестественным образом я сумел угадать, в какое именно место нужно было ударить – в спину.
Меч продолжал утопать в плоти болотного монстра. В какой–то момент я понял, что не перестаю кричать – мир для меня превратился в крик, и в боль, саднящую плечо, и в ярость, что я испытывал, и в зеленую вонючую кровь, что залила мне лицо… так я и висел на рукояти меча до тех самых пор, пока распорядитель не крикнул своим густым громогласным басом:
– Поединок окончен! Поединок окончен! Победили гладиаторы Арены!
Мне не хотелось с ним спорить – в тот день все мы, выжившие, стали гладиаторами по–настоящему.
***
В результате того боя погибло пятеро человек – четверо на Арене, еще один после боя, от полученных переломов и ран. Двоих семиглавая бестия задрала и частично съела, остальные попали под удары ее сотрясаемого агонией тела. Помимо погибших были раненые – двое тогда стали калеками на всю жизнь, потому что кости их потом не пожелали хорошо срастись. По истечении лет мне такой исход кажется честным, хоть и не справедливым; мы заплатили за каждую голову монстра. И пусть оплата была неравномерно поделена, мы победили – так чего теперь думать об этом, верно?
Я отделался содранной до мяса кожей на плече и съеденными кислотной кровью монстра бровями, ресницами и волосами. Глаза мои тогда уцелели чудом, и я до сих пор этому чуду удивляюсь.
Что же, осталось рассказать лишь о том, что произошло после нашей победы над ужасной гидрой… или перед ней?
8
Солнце продолжало сиять на небе, но теперь к нему стремился смрад огромной мертвой рептилии, которая под палящими лучами моментально начала разлагаться; мне было приятно думать, будто даже небесному светилу противно наблюдать останки гадины. Сам я с ног до головы был перепачкан ее темно-зеленой кровью, держался за локоть левой руки, но выше него боялся даже смотреть – боль, пульсирующая там, разливалась почти по всему телу, и я понимал, насколько неприятное зрелище может мне открыться.
Наших мертвецов унесли, и оставшиеся в целости и сохранности центурионы – я и еще четверо рослых мужей – предстали, наконец, перед высоким местом, обрамленным золотом, охраной и алыми стягами.
– Его Императорское Величество!!! – провозгласил распорядитель своим трубным голосом, и Арена притихла; никто не дерзнул бы перебить Вечного Правителя. Кому хотелось попрощаться с жизнью? Повисла мертвая тишина – молчание Империи, молчание титана, что в одной руке нес огонь цивилизации всему миру, а в другой – кинжал для его же заклания. Молчали взрослые и дети, молчали старики и молодые, молчали слабые и сильные. Смолкли высокие и пугливые голоса женщин, стихли низкие голоса мужчин.
Говорить предстояло Императору. Он медленно поднялся со своего деревянного трона, подобрал полы длинных алых одежд и прошествовал к краю помоста. Я впервые увидел его так близко, но меня постигло разочарование – по примеру своих служителей, Император носил золотую маску, за которой не было видно ни лица, ни глаз. Однако сомнений в том, что перед нами восстал сам Вечный Правитель, ни у кого не было – носить одновременно золотой венок и алые одежды было дозволено лишь одному человеку во всем мире.
– Вы сразились за право вернуться в лоно Империи, к жизни достойных граждан. Вы возжелали прощения за ваше предательство. Вы рискнули, поставив на кон последнее, что у вас осталось – ваши бренные тела. Сколько вас было в начале боя?
Голос у Императора был не низкий и не высокий, совсем обыденный, но строгий. Мне в тот момент вспомнился голос моего первого учителя, и от мысли этой я чуть не расхохотался.
- Нас было двенадцать, Ваше Императорское Величество, - сказал один из моих товарищей.
- Сколько же вас осталось?
Ответом была тишина. «У нас было преимущество в пять голов, - подумал я мрачно, - но я оскорбил его, и из-за этого мы обречены».
- Отвечу сам, раз боги отняли у вас дар речи, - процедил сквозь золото маски Император. – Вас осталось пятеро. Меньше половины. Разве можно считать это достойной победой?
Где-то внутри моей головы вспыхнуло пламя ярости, по сравнению с которым злость вытащенной на берег гидры – ничто.
- Вы опозорили себя один раз, во время битвы, а сегодня опозорили снова, - презрение зазвенело в его словах железом смерти. – Разве могут быть полезны такие граждане своей стране? Разве можете вы послужить Империи?
Моя ярость была готова вспыхнуть и посостязаться в яркости с полуденным солнцем. Мне захотелось бросить все и ринуться наверх, взобраться по незримой перегородке, отделяющей мир живых богов от мира песчаной смерти, и встретиться с властелином первого лицом к лицу – мне было, что у него спросить.
Я бросил короткий взгляд на труп убитого чудовища. Многоголовая гидра. Отчаяние, несправедливость, и чудовище, битва с которым, казалось бы, обречена на провал. Мы справились один раз, но возможно ли это снова?
И как только моя рука сжалась в кулак, прозвучал горн.
Он и поныне звучит в моих ушах. Этот вопль, этот звон, этот гром среди ясного неба для одних и глас истины в пучине лжи для других. Пение горна прорезало воздух, и Император осекся – никто еще ни разу не осмеливался его перебивать, особенно таким странным способом.
- Что за… - сказал он, и в этот момент на трибунах стали один за другим появляться люди с оружием в руках. Они маскировались среди черни и знатного люда, эти тихие убийцы. Они хорошо прятались, и в тот момент, когда горн протрубил зов к свободе, вышли из тени… чтобы утащить в эту тень как можно больше тех, кто верил в Императора и его величие.
Я стоял потрясенный, глядя, как трибуны Арены вспыхивают фонтанами крови, алыми брызгами, звенящими во внезапной металлической тишине, последовавшей за стихшим призывом горна. Продолжалась эта тишина совсем недолго… а потом одна из знатных дам закричала, да так, что вместе с ней в панике забился почти весь амфитеатр.
Император спешно покидал место недавней тирады в окружении гвардии и своих прислужников, но я не мог дать ему уйти.
Рука моя болела, ее жгло жаром и кислотной кровью гидры, но благодаря Империи я хорошо научился терпеть боль. Отринув щит, я бросился к каменным ступеням амфитеатра, и мгновенно взобрался по почти отвесной стене к балюстраде, за которой находилась ложа Императора. Дорогу мне тотчас заступили гвардейцы, и я почти моментально их убил – взрезал горла и побежал, не дожидаясь пока они рухнут наземь.
Я бежал сквозь бьющуюся в истерике толпу людей, мимо сражающихся бунтовщиков и стражей Арены. Колонна гвардейцев, обступивших Императора, шла далеко впереди, и потому я ускорил бег.
…Бежал, пока их не догнал; группа мятежников заступила колонне дорогу и вступила с ней в бой. Император стоял в окружении своих служителей, глядя на то, как его люди гибнут от рук предателей.
Истекая кровью, я взревел:
- Тебе не уйти!!! - выставил перед собой меч и взревел, наступая.
Служители Вечного Правителя – стоит отдать им должное - заступили мне путь. Уцелевшей рукой я раскроил одному череп, второго сбил с ног и прижал к земле острием меча… и оба не выжили. Остальные сбежали.
В это время бунтующие покончили с остатками императорской гвардии и окружили нас плотным кольцом. Не подступая, однако, слишком близко… и ожидая.
Император, красный и величественный, молча смотрел на то, как я расправляюсь с его слугами, и золотая маска не выказывала чувств. Но когда предатели окружили его, а покрытый алой и зеленой кровью человек воздел над ним оружие, венценосец не выдержал. Вечный Правитель сбросил маску; за ней оказалось старое, сухое и уродливое лицо, слишком обычное, вовсе не божественное! Я широко улыбнулся – наверное, получился страшный оскал, потому что…
- Прости, - пролепетал он и рухнул на колени, - прости! Не убивай меня! Я сделаю тебя богачом, только не убивай!
- Ты все равно переродишься, - сказал я глухим голосом, наслаждаясь моментом.
Ведь мы оба знали, что это неправда.
Паблик автора.
