Спустились мы как-то на базу (где можно было спать уже не в палатке, а в большой деревянной избе) отдохнуть, помыться в бане, половить хариуса. Саня Каледин пошел с удочкой на речку, а я в этот день был дежурный. Дежурили мы по очереди. В обязанности дежурного входило приготовить на первое ведро супа и на второе макароны с тушенкой. Первое я сварил, а второе еще не приготовил. Хотелось побыстрей, чтобы убежать на рыбалку. Ладно, думаю, сейчас я быстро отварю макароны, брошу тушенку и пойду ловить хариуса. Положил побольше дров – жду, когда вода закипит. Как только появились в ведре первые пузыри, высыпал в воду все макароны. А это не много не мало больше 1 кг. В результате так как вода не закипела: макароны разбухли и превратились в кашу. Как я не пытался доварить, а из них всё равно месиво получилось. Что делать? Пришлось отложить рыбалку, снова брать на складе макароны и варить заново. Так что на рыбалку в тот день я так и не сходил.

Так вот, перед тем как варить новую порцию макарон, я пошел и вывалил макаронное месиво на дворе базы в промывочный тазик. Это такой оцинкованный тазик, такой раньше выдавали в общественной бане, только днище у него было все пробито гвоздями. В таком тазике промывали породу. Я и подумал: «Зачем продукту пропадать, пусть даже недоваренному. Пока я варю новые макароны, эти отекут в тазике, охладятся и я скормлю это месиво лошади Ласке».  В окно видел, что она как раз паслась возле базы. Наконец я освободился от готовки, поймал Ласку, подвел к тазику – показываю и говорю – «Ешь!» Вот думаю она сейчас обрадуется – никогда еще никто для нее не готовил отварные макароны. Ласка посмотрела на содержимое в тазике, наклонила голову, понюхала и начала неторопливо жевать. Я обрадовался, что так ловко придумал куда деть недоваренные макароны. Но радость была недолгой. Ласка пожевала-пожевала и отошла от тазика.

— Что ж ты, зараза такая, не ешь такую вкуснятину, сытая что ли? Я тут – понимаете – варил, варил, но не доварил, угощаю тебя, а ты такая сякая есть не хочешь!

Такое отношение лошади очень сильно задело мое самолюбие. Даже обидно стало. Взял тогда я тазик за ручки, подошел к Ласке и легонько ткнул тазиком ей в морду. Ласка снова начала есть макароны. Ну, думаю: «Всё равно скормлю тебе этот деликатес, не таких уговаривали».

Так и стал ходить за ней и тыкать в морду тазик. Правда, с каждым разом жевать лошади становилось все тяжелее, так как макароны прилипали к губам и зубам. Наконец она стала отворачивать морду от тазика. Желание есть у Ласки пропадало на глазах. Я еще сколько-то походил потыкал тазиком. Наконец Ласка посмотрела на меня своими грустными лошадиными глазами, а нижней губой вертит влево-право и как бы говорит: «Не надо, не буду больше есть эти твои макароны. Все зубы слиплись. Хочешь – ешь сам».

Утренний суп

Был еще интересный случай. Стояли мы лагерем. В одной палатке жили мы с Димкой, в другой Сашка с Иринкой и от их палатки был натянут тент, где мы обедали. Там стоял самодельный стол и скамейки. Как я рассказывал ранее, дежурили мы по очереди. Вот на завтра выпадала очередь дежурить Димке. Чтобы не вставать рано, разжигать костер и готовить пищу, Димка решил приготовить все с вечера, чтобы поспать подольше.

Перед тем, как ложиться, Дима привязал лошадь, чтоб никуда не ушла, но привязал её к дереву видимо плохо. Залезли мы в спальники в палатке и легли спать. Ночью слышу, кто-то ходит и гремит посудой в нашей столовой. Думаю, Саня встал по нужде, да покурить. Наконец нужда и меня разбудила и заставила выйти из палатки. Что же предстало перед моими глазами?

Смотрю, из-под навеса торчит лошадиный зад, отмахивается хвостом от комаров и никуда не уходит. Подхожу – вижу 10 литровое эмалированное ведро супа (то что Димка приготовил с вечера) валяется полностью пустое и очень чистое. Рядом, зацепившись уздечкой за скамейку, стоит сытая и довольная лошадь Ласка и хитро косит на меня глазом. Оказалось, ночью Ласка отвязалась и пошла бродить. По запаху дошла до кухни, нашла суп в ведре и с удовольствием его съела. Причем вылизала ведро так что мыть не надо. Но вот незадача, зацепилась уздечкой да так и осталась стоять головой вниз. Я пошел разбудил Димку. Он то мечтал, что поспит подольше, затем не спеша разведет костер и согреет пищу. Димка сначала не поверил, вышел из палатки, но как увидел под навесом Ласкин круп, пнул ее с досады и пошел снова готовить еду, ведь дежурство никто не отменял. Под шум все проснулись, посмеялись, освободили лошадь. Я спросил Сашку:

– Ты то почему не выглянул из палатки, ведь слышал, что кто-то ходит на кухне, гремит кастрюлями.

А он говорит, что подумал это мы с Димкой шумим. Вот такая история.

Рога

Когда работали на склоне Муравьиного камня, то нам часто попадались брошенные рога оленя. Самого дикого оленя я видел только пару раз и то далеко. Олень каждый год сбрасывает свои рога. Затем, вместо старых у него на голове отрастают новые. Так вот, я тогда очень хотел сделать себе охотничий нож как у Сани Каледина. Он носил его на бедре в кожаных ножнах и чем-то напоминал героев Фенимора Купера. Короче рукоять для ножа из рога оленя как раз подходила для этого. Набрали мы Димой этих рогов и принесли в палатку где жили. Рог оленя – это плотная и твердая кость, но внутри пористая. Рога, которые мы нашли, видимо, были сброшены оленем давно, года 2-3 назад, а может и больше. От сезонных погодных условий они размягчились. Я их решил подсушить, чтобы влага из них вышла. Подвесил в палатке над печкой-буржуйкой и вышел по делам. Возвращаюсь через какое-то время, и вижу, что рога оленя, которые я так старательно собирал и уговаривал Димку помочь принести, валяются возле палатки, а Димка проветривает палатку и ругается.

— Ты зачем, – спрашиваю, - рога выбросил?

— Да иди ты подальше с этими рогами. Лежу, – говорит, - я в спальнике, дрова в печке потрескивают - хорошо, даже засыпать стал, и вдруг появился запах жженой кости - это твои рога начали сохнуть и капать из них начало на печку. А мне из спальника вылезать не хотелось – решил закурить и запахом табака и дыма перебить запах от рогов. В результате стало еще хуже. От табачного дыма видимости в палатке не стало, добавился запах курева, а от рогов пошла такая вонь, что я, - говорит, - не выдержал и сбежал из палатки.

Короче проветрили мы палатку, но запах кости еще долго оставался. А от рогов, я отпилил куски получше, остальные выбросил.

Сушина

Как-то Саня позвал нас с Димкой заготовить дрова. Он недалеко от лагеря увидел сушину. Сушина стояла на краю небольшой заболоченной поляны. Сначала ее надо было спилить, затем распилить на чурки и отнести в лагерь. Работали весело, вспоминая как Кот Базилио и Лиса Алиса пилят дерево для Карабаса Барабаса, чтобы поймать Буратино. Так вот, стали мы эти чурки перетаскивать в лагерь. Саня шел впереди с чуркой на плече, за ним я, тоже с чуркой, а замыкал эту процессию Дима. Дохожу до палатки Сашка уже там. Я сбросил чурку – сел отдохнуть. Ждем Димку. Проходит 5 минут, потом 10 - Димки нет. Да куда он делся? Что случилось? Решили крикнуть. Слышим где-то недалеко Дима радостно отозвался. Наконец вышел. Мы спрашиваем: «Ты куда ушел?». Оказывается, Дима отстал от нас, прошел выход с поляны в лес и ушел дальше. Потом попал на свой след и давай мотать круги вокруг поляны пока мы его не окрикнули. Но что самое интересное, чурку он не бросил (С дровами туго было, жалко же выбрасывать! – комментарий Д).

Истопи ты мне баньку по белому…

В очередной раз спустились мы к Ниолсовской базе помыться и рыбы половить. Да, надо сказать, что на всей площади, где работал Мойвинский отряд было много бань, построенных, промывальщиками и геологами и топились они все «по-черному». В бане «по-черному» нет трубы, через которую из помещения выходит дым. Дым просто выходит из печи, проходит сквозь камни и циркулирует по полу, потолку и стенам. Именно поэтому все внутренние поверхности бани становятся чёрными от копоти. А на Ниолсовской базе баня была с дымоходом и топилась по белому.

Диму спросили – пойдет с нами на рыбалку или останется. «У меня, - говорит, - дела есть, так, что останусь, заодно и баню буду топить». Короче ушли мы с Сашкой на рыбалку. Вечером принесли хариуса и все по очереди сходили в баню. Баня была замечательная, жаркая. Диму хвалили.

С утра собирались обратно в лагерь идти. Тут кто-то зашел (Лёня Воскресенский, завхоз наш – комментарий Д) и говорит, что бани нет – сгорела. Как-так сгорела? Вчера все мылись все нормально было. Пошли смотреть. Вроде все нормально, баня как баня стоит на месте. Открыли дверь, а там все в земле. Оказывается, когда Дима топил баню, дров в печку затолкали столько, что языки пламени доставали до поперечной балки, удерживающей потолок. Балка тихонько шаяла и потом упала. Но хорошо, что сверху была земля, она засыпала тлеющие угли и сама баня не сгорела. Вот думаю - помылись, зачем Димка так сильно баню топил. Хотя понятно, что балка за один раз пока топили баню не прогорела бы. Видимо она давно была подгоревшая, просто ждала своего часа – ну и дождалась. Тут Саня говорит раз мы крайние нам и исправлять. Вот и нашли сами себе работу. Короче, вырубили новую балку и сложили новый потолок. Затем снова насыпали землю. На все про все под руководством Сани Каледина ушло у нас пара дней. Это хорошо еще, что вся баня не сгорела, а то пришлось бы новую строить.

P.S. Истории в том числе и про меня, фотки мои, поэтому тэг "моё". Да, Андрей, я думаю, против не будет. Написал он, как мне кажется, очень достойно.
Если интересно, то могу выложить его истории про практику в Туве. Уезжали мы туда вместе, только в разных местах работали.

От мороза начала ломаться техника. Буровики, решившие поработать в первый день морозов, сходу сломали вращатель: очень нужный агрегат, который вращает буровой снаряд и без которого работать просто невозможно. В этот же день у вездехода-взрывпункта накрылась бортовая, после чего технорук запретил работу техники на всё время морозов.

Вся природа как будто бы заснула: никакого ветра, никаких птичьих голосов, даже вездесущие сороки и вороны куда-то попрятались. Зато воздух стал настолько сухим, что мороз практически не чувствовался, а каждую ночь над лагерем распускались огромнейшие полотна разноцветных северных сияний. Уж насколько я за 5 лет работы в Нарьян-Маре и Архангельске насмотрелся на полярные сияния, но такие красочные представления мне довелось увидеть единственный раз в жизни на речке Волчихе. Завораживающее это было зрелище: широченные ярко-зелёные полотна огня, беспрестанно двигаясь над самой головой, неожиданно окрашивались во все цвета радуги, чтобы через пару минут снова стать зеленоватыми или розовыми, а затем – вновь разноцветными. И такая игра огней продолжалась часами, а народ, выйдя из балков, стоял и любовался на игру огней, потирая замерзающие уши и носы. Какая в тот момент температура была на улице сказать сложно – наши градусники позамерзали на отметке -50. В один из этих морозных дней в лагерь снова наведался Ананий. Он привёз с собой полные нарты рогов и два ведра оленьих почек.

– Мы их не едим, вот решил вам привезти, - просто сказал он.

От почек мы отказываться не стали, тем более что отдавал он нам их совершенно задаром. Попив в командирском балке чай, Ананий пробежался по лагерю и набрал от мужиков заказов на пимы, унты и шапки. Забежав ещё раз к нам в балок, Ананий распрощался и отправился в Каменку, ну а мы остались бороться с морозами.

Через пару дней вынужденного безделья я не выдержал и, надев лыжи, отправился в лес. Поискать очередной берёзовый кап для новой вазочки, да и просто пробежаться – с детства люблю лыжные прогулки. Странная это была прогулка: лес как будто уснул или замер в ожидании тепла и только скрип моих лыж нарушал лесную тишину. Я прошёл по лесу и спустился к реке; бежать по ней всегда проще, чем по лесу: и снега поменьше, и коряги под ногами не мешают. Холода практически не ощущалось, если бы не видел застывший на отметке –50 градусник – ни за что бы не поверил, что на улице такая холодина. Ощущалась то погода градусов на 20-30 мороза, не больше.

Так мне казалось, пока я на всей скорости не влетел в тенистый каньон – весьма необычное место для болотных Архангельских рек. И холодом в нём пахнуло так, будто я неожиданно оказался не на севере Архангельской области, а неподалёку от антарктической станции «Восток». Мороз здесь уже не просто пощипывал, а прямо таки вцепился в мои щёки и нос. Чуть не завопив от неожиданности, я рванул на берег. Нафиг, нафиг! Обморожение в мои планы никак не входило, так что от каньона я вернулся обратно в лагерь, срубив по пути берёзовый кап из которого можно было вырезать неплохую конфетницу. Вырезать из капа вазочки меня научил один вездеходчик в далёком 1988 году, когда я впервые приехал в Архангельскую область на практику по геофизике. А что может быть лучше, чем вырезание солонки или сахарницы в балке возле растопленной докрасна печки?

Ананий вновь появился в лагере дней через пять. Завидев конфетницу, которую я только-только успел вырезать, он вцепился в неё и затараторил, от спешки глотая звуки:

– Бартер, бартер делать будем? Ты мне дашь, а я рыбы привезу – ты такую не ел. Палия называется. У нас на Канином носу водится, больше нигде.

– Да не надо мне рыбы, – ответил я. – Так забирай. А зачем она тебе?

– Дома поставлю, тебя вспоминать буду.

К себе в стойбище Ананий уехал совершенно счастливым, увозя с собой мою конфетницу и два ящика солянки, которую выменял у нас на оленью тушу. «Бартером» остались довольны все: и мои рабочие, которым к тому времени солянка порядком поднадоела, и Ананий, поскольку у них в стойбище с овощами было, как он сказал «совсем худо».

***

Последний раз Ананий заехал к нам уже весной, в самом начале апреля, накануне Дня Геолога, завёз обещанную рыбу и пошитые на заказ шапки и унты.

– Ань дорово! – заорал он с порога. – Почему трезвые, почему не празднуем?

– Так где водку взять-то? – буркнул технорук Николай Васильевич. – В тайге магазинов нет.

– У меня есть.  – разулыбался Ананий. - Сам пить не буду – за рулём!

И он кивнул в сторону дверей, где припарковал своих оленей.

– Не надо нам, - твёрдо сказал я. – Садись лучше с нами чай пить. С конфетами! Недавно из Архангельска прислали вертолётом.

– Конфеты – это хорошо! – Ананий скинул малицу и уселся за стол. Я с уважением посмотрел на него, поскольку под малицей он оказался одет в джинсы и очень модную рубашку-батник. Выпив чаю, я выскочил на улицу за ящиком борща, специально заказанного для Анания в Архангельске, и неожиданно заметил, что на нартах кто-то сидит. Я вернулся в балок:

– Ананий, у тебя кто-то есть на нартах?

– А сеструха! – спокойно ответил парень. – Олешек стережёт.

– Да ты обалдел что ли? – возмутились мы с Васильичем. – Тащи её сюда, пусть тоже чай попьёт, погреется.

– Да не пойдёт она!

– А ты волоком тащи!

Вздохнув, ненец вышел из балка и через пару минут вернулся, чуть-ли не силой таща за собой девчонку лет 13-14 в смешной меховой шапке, украшенной множеством разноцветных ленточек. Тихонечко, практически беззвучно, поздоровавшись, она уселась за стол и явно решила слиться с окружающей обстановкой. Но от чая с конфетами не отказалась. Посидев ещё немножко, Ананий засобирался в дорогу.

– Нынче больше не увидимся, больше сюда не поеду – весна начинается, уходить будем дальше на север. А на будущий год может снова увидимся!

***

Но на следующий год нашу партию перекинули в другой район, так что повидаться с Ананием мне больше не довелось.

P.S. Закончилась очередная история из моей геофизической жизни. Читайте, пишите комментарии, спрашивайте, критикуйте или советуйте - вы мне очень помогаете своими комментариями!

Баня у буровиков

Плохо с баней в тундре! Вода из снега, леса нет, дрова взять неоткуда, печки – и те на соляре, парилку из них не сделать. Только и остаётся, что в тазике посреди балка́ мыться. Да и какое это мытьё, когда один моется, а второй в это время на улице сидит, ждёт: балок у нас с трактористом Иваном маленький – и так-то с трудом развернуться можно, а уж с тазиком вообще никак.

А много-ли снега натопишь? Пару вёдер, а это хватало разве грязь да сажу солярную по телу размазать тонким слоем. Так что за Иваново предложение сгонять на буровую, чтобы помыться в нормальной бане, я ухватился сразу. Разве что уточнил:

–  А у них точно баня есть?

–  Конечно! – ответил Иван с видом знатока. – Буровики получше нашего живут: у них горячая вода всегда имеется, она им для работы нужна. Ну а где горячая вода, там и банька есть. Не парная, конечно, зато воды хоть залейся.

–  Ну тогда поехали! – дал добро я. Всё же был я уже хоть и маленьким, но начальником. А начальнику соглашаться не положено, зато можно давать добро.

Буровая, на которую мы собрались ехать, стояла километрах в трёх от нашего профиля, поэтому сгонять туда мы решили вечером после работы – долго ли доехать туда на тракторе. Всего каких-нибудь полчаса-час в одну сторону, не больше. На лыжах оно, конечно, быстрее получится, зато не так комфортно. На буровой мне до этого случая побывать не довелось, так что ехал я туда с энтузиазмом подростка, пробирающегося на фильм «до 16 лет». Ну интересно же в самом деле побывать в новом месте, посмотреть как трудятся наши доблестные нефтяники. Вот только реальность быстро сбросила меня с небес на землю.

На буровую, судя по её виду, видимо сбросили огромную нефтяную бомбу, или может быть её обстреляли мазутом конкуренты с соседней буровой. Во всяком случае, в радиусе 200 метров вокруг буровой вся земля была покрыта чёрной маслянистой плёнкой то ли мазута, то ли нефти. С трудом добравшись по этой жиже до жилых балков мы спросили у выскочившего на шум трактора мужичка (тоже с ног до головы заляпанного нефтью):

–  У вас баня есть?

–  А вон туда проедете, до красного вагончика, там и баня, - ответил мужичок, махнув рукой себе за спину.

–  Помыться-то можно будет? – спросил я, опасливо разглядывая буровика. Судя по виду, баня ему нужна была гораздо больше, чем нам.

–  Смена ещё через два часа будет, так что успеете, - ответил мужик и скрылся обратно в балок.

–  Что-то не больно они гостеприимные, - пробурчал Иван и повёл трактор к бане. – Ну хоть помыться разрешили, и то хорошо.

Баня, как я и подозревал, тоже подверглась нефтяному нападению. Во всяком случае ходить в ней нужно было очень аккуратно по разбросанным на полу поддонам, чтобы не вляпаться во одну из многочисленных мазутных луж, растёкшихся по полу. Ивану это удалось, а вот я подорвался на мине. Два раза. А мазут-то ой как плохо отмывается! Хорошо хоть с горячей водой проблем действительно не было - всё же не зря мы съездили.

***

Неделя проходила за неделей. По утрам вокруг нашей станции устраивали свои баталии совершенно ошалевшие от весны зайцы: прыгали, пинались и верещали, мешая высыпаться.

Мылись и стирались мы всё так же в тазиках, поскольку ушли с работой от той буровой уже далеко. Правда на горизонте замаячила новая буровая – и приближались мы к ней с каждым рабочим днём всё ближе и ближе. И вот, наконец, настал тот день, когда наша станция оказалась совсем рядом. В каких-нибудь 5-7 километров.

–  Ну, что, поедем в баню? – снова предложил Иван.

–  Как в прошлый раз? – поинтересовался я. В баню-то мне хотелось, только вот в мазут меня несколько отпугивал.

–  А если нет? Потом-то до неё ещё сложнее добираться будет, - привёл убийственный аргумент Иван.

–  Ладно, поехали! – махнул рукой я. Всё же возможность нормально помыться выпадала нам очень редко, а ведь до конца сезона оставался ещё целый месяц.

Выехать удалось уже в сумерках, поскольку работать по весне приходилось ударными темпами, навёрстывая время, упущенное из-за полярной ночи. Совсем-совсем скоро в тундре наступит полярный день длиной в три месяца, а пока мы ещё успевали насладится самыми обычными восходами, закатами и очень длинными сумерками. И самая плохая особенность сумерек в том, что в это время практически полностью исчезают тени и тундра становится совершенно плоской.

Наш дрынолёт-бульдозер марки ЧТЗ-130 легко летел на встречу приключениям со скоростью 10, а то 15 километров в час, наматывая на гусеницы километр за километр. Буровая очень медленно нехотя приближалась, но вот мы уже добрались до неё совсем близко. Ещё с полкилометра, и мы будем у цели, осталось уже совсем немно…

С тайной гордостью могу сказать, что в тот день я испытал на себе невесомость, когда наш трактор летел с обрыва незамеченной нами в сумерках реки. Это были незабываемые секунды, которые показались мне какими-то длинными и тягучими: вот широко раскрывается в крике рот Ивана, судорожно вцепившегося в рычаг трактора; вот ещё шире раскрываются глаза рыбачащих на противоположном берегу буровиков. Затем был удар об землю, несколько смягченный толстым слоем снега, и время снова побежало в обычном ритме. Зашипел Иван, потирая ушибленный бок, а с другого берега к нам уже подбегали буровики:

–  Ну вы даёте, мужики! – заорали они. – Вы там живые в своей консерве?

–  Да живые мы, живые! – ответил Иван, открыв дверь кабины. – У Вас баня есть, помыться можно?

– Есть! Успевайте, сейчас народ как раз парилку раскочегарил! – радостно заулыбались мужики.

Заведя бульдозер, мы выбрались из реки. Очень удобная штука - трактор с ножом: может и снег разгрести, а может и сам себя из сугроба вытащить, подтягиваясь на ноже.

Выехав из каньона, по которому протекала речка, мы подъехали к буровой. Больше всего она напоминала большой холм, с прорытыми там и сям мышиными норками, если, конечно, вы себе сможете представить мышей ростом с человека. Практически вся буровая была заметена метелями так, что всё пространство между балками было полностью завалено снегом. Местные работяги долго не мучались и нарыли ходов, по которым можно было передвигаться не выходя наружу из гигантского сугроба, в который превратилась буровая. Но самое главное – у них была самая настоящая парилка! Причем топилась она дровами, привезёнными с большой земли на вертолёте! Я, конечно, слышал о богатых причудах нефтяников, но вот чтобы дрова вертолётом с большой земли возить – это было сильно.

Парилка дышала настоящим жаром, а местные работяги, как на подбор, все были кругленькими, розовенькими и лоснящимися. Мы рядом с ними оказались серыми и блеклыми, по-видимому солярная копоть, въевшаяся в кожу, мытьём в тазике не оттиралась. Поэтому поначалу мы с Иваном скромно жались к стеночке, чтобы не слишком сильно отсвечивать своей серостью на фоне розовых тушек буровиков. Что, в принципе, не помешало нам хорошо пропариться и отмыть наконец-то вековую сажу солярных печек.

Так что обратно мы добирались чистыми, распаренными и самое главное – без приключений.

Последнее приключение в сезоне

Всё когда-нибудь заканчивается, подходил к концу и мой первый зимний сезон. По радио прошло сообщение о закрытии зимников, а это значит, что пора сворачивать все работы. Из Нарьян-Мара прилетел начальник партии, раздал самые последние ценные указания и назначил ответственных за их исполнение. И видимо заодно заразил весь лагерь гриппом.

Хорошо болеть гриппом дома, под присмотром врачей и любящей семьи. Совсем другое дело в поле. Здесь тебя никто особо любить за болезни не будет, да и лечить тоже, поскольку полевые аптечки редко содержат что-то более эффективное, чем цитрамон с парацетамолом.

В общем, через пару дней после отъезда половина лагеря лежала пластом, а на остальных свалилась забота о том, чтобы успеть доделать все работы к закрытию сезона. Мой рабочий Женя продержался дня четыре, после чего тоже слёг и теперь вся его работа свалилась на меня: пришлось самому бегать за километр от станции, чтобы заземлить дальний конец геофизического провода, после чего бежать обратно на станцию, чтобы включить генератор. Через пару дней загрипповал и я, да так, что с трудом передвигался по профилю под звон в ушах и на подгибающихся ногах. На моё счастье, из лагеря вернулся выздоровевший Женя, сменивший меня на проводе и мы всё же сумели закончить работу на профиле. Женю увёз Андрей Рочев на своём вездеходе, да и нам пора было выбираться на базу.

Последний день я потратил на сборы перед дальней дорогой: сматывал и увязывал толстенный геофизический медный провод ГМП (100 килограмм меди, между прочим!), отключал и убирал всё, что может упасть и разбиться – дорога нам с трактористом Иваном предстояла дальняя. Из остатков оленины и картошки было сварено какое-то очень странное блюдо: что-то вроде холодца с мясом, картошкой и луком. Не очень аппетитное на вид, зато очень сытное и вкусное. В общем, я уже был совсем готов к выезду, как вдруг неожиданно оказалось что заболел Иван. Он смотрел на меня слезящимися глазами побитой собаки и слабым голосом утверждал что: «Да фигня, ты меня подсади на трактор и поедем».  Если честно, то подсаживать его на трактор у меня не было ни малейшего желания, но и оставаться здесь мы тоже не могли – зимник закрывался и нам светило задержаться в тундре о-о-очень надолго. Так что всё же пришлось садить его за рычаг нашего броненосца. Проехав пять минут, Иван остановил трактор и сказал:

–  Садись за рычаги, я не могу.

–  Да ты совсем сдурел что ли? – возмутился я. – Я ж этот драндулет никогда в жизни не водил!

–  Ну вот и научишься, - ответил Иван, сползая с кресла. – А я руководить буду.

Глянув на Ивана я понял что других вариантов у нас попросту нет. Сжав всё своё самое ценное в кулак, я сел в водительское кресло. Вести трактор оказалось не таким уж и сложным занятием, благо у ЧТЗ-130 всего один рычаг на все случаи жизни.

Скоростей у него, правда, было в избытке, но их я переключал по Ивановым подсказкам, да и пользовались мы всего парой скоростей. Самое сложное было запомнить, что нажатие на педаль газа ПРИТОРМАЖИВАЕТ, а отпускание его – УВЕЛИЧИВАЕТ скорость. Я уж не знаю, какой шутник придумал такую систему, но в тот день я много чего сказал по поводу его умственных способностей.

Наступила ночь, а вместе с ней пришла запоздалая весенняя метель, которая залепляла снегом окна трактора и радостно плясала в свете фар. Дорога перед нами потихоньку стала превращаться в еле заметную выемку в снегу. Но тут на наше счастье впереди показались огни – это светилась в ночи наша база! Добрались! Каких-то 50 километров тундры и 100 литров моего пота – и наш дредноут остановился на краю полевого посёлка, откуда навстречу нам уже бежали встречающие.

Закончился зимний сезон 1991 года!

Вместо эпилога

В мае 1991 года Ненецкую партию расформировали. Меня, как молодого специалиста, перевели в Новодвинскую геофизическую экспедицию – головное подразделение, к которому относилась Ненецкая партия. Так что пришлось мне собирать свои немногочисленные пожитки, которые легко уместились в небольшой чемодан и замечательный станковый рюкзак «Ермак». Вещей могло быть и меньше, но не мог же я бросить полученные мной унты и полушубок!

Рабочие и спецы разошлись кто куда и с многими из них я уже больше никогда не встречался. Зато через пару лет совершенно неожиданно встретился с Женей на улице в Архангельске. Правда, в тот момент Женей его было назвать уже как-то неудобно. Передо мной стоял подтянутый мужчина лет пятидесяти с мужественной сединой в волосах и стальным блеском в глазах, совсем не похожий на того опустившегося бича, каким он был у меня в рабочих.

–  Ты знаешь, - сказал мне Евгений Николаевич. – Я с того поля пить-то забросил. Сейчас юношескую команду по волейболу тренирую, так счастлив, как никогда в жизни. А поля наши вспоминаю с удовольствием – хорошо мы тогда поработали!

P.S. Ну вот и закончился мой затянувшийся рассказ о зимнем сезоне 1991 года в ненецкой тундре. Приятного всем чтения! Читайте, комментируйте, критикуйте - ваши комментарии и критика помогают писать лучше. Ну а я обязуюсь рассказывать свои истории дальше.

Выйдя из палатки, геофизик осмотрелся вокруг. Неподалёку от лагеря гудела распухшая от воды река Ме́гра. Чистая в обычные времена, сейчас её вода по цвету напоминала кофе с молоком от смытой дождём с берегов глины и торфа. Не самое лучшее время для рыбалки, но с другой стороны, а почему бы и нет?  Поёжившись от капли дождя, просочившейся за воротник штормовки, Володя заорал:

– Мужики! Пойдём на рыбалку!

Рабочие выбрались из палатки и удивлённо посмотрели на начальника:

– Какая рыбалка, начальник?! Вода-то мутная. Никакой хариус сейчас клевать не будет!

– Это потому что он наживку не увидит, - назидательно сказал Володя. – А мы сеть поставим. Рыба в такой мути её точно не заметит и сама в сеть заскочит.

Мужики в растерянности зачесали в затылках: вроде гладко говорит, может оно и на самом деле так, чем чёрт не шутит? Начальник сбегал к палатке и вытащил из неё старую рыбацкую сеть, купленную совершенно случайно в одной поморской деревушке. Сам-то Володя рыбаком никогда не был, но зато очень любил процесс купли-продажи: тут купил, там продал – это дело ему никогда не надоедало. Но сейчас, ради поднятия духа в рабочем коллективе, он решил пожертвовать своей покупкой. А с другой стороны посмотреть – вдруг рыбалка удачная будет? И народ развлечётся, и рыбкой полакомимся.

Приняв решение, Володя тут же развил бурную деятельность: двоих рабочих поставил распутывать сеть, а третьего отправил на другой берег с верёвкой. Вот только переходить через речку никому не хотелось – очень уж вид ревущей воды в реке был грозен.

– Потап, конфет хочешь? – устав уговаривать мужиков, пошёл на подкуп начальник. – Перейдешь через Мегру – конфет отсыплю.

Конфеты в поле – не просто лакомство. Какое счастье, когда уставший и замёрзший в дальнем маршруте ты прячешься под ёлкой от сыплющегося с неба дождя и снега и вдруг совершенно неожиданно находишь в кармане штормовки завалявшуюся там карамельку! А потом ты медленно и с наслаждением рассасываешь его во рту, сплёвывая налипшие на неё в кармане хвоинки, и вот уже дождь не такой холодный, да и снег уже не так раздражает и злит. Без карамельки невозможен утренний ритуал выпивания чифира, когда она передаётся по кругу вместе с кружкой самого главного полевого напитка всех бродяг, которые поочерёдно и очень аккуратно откусывают от неё кусочки так, чтобы хватило всем сидящим в круге чифиристам. В конце концов конфету можно просто сжевать перед сном, и закинув фантик в палаточную печку, полюбоваться на мгновенно вспыхнувший огонёк от сгоревшей бумажки. В общем, отказаться от такого полевого богатства Саня Потапов по прозвищу Потап никак не мог.

Потап был одним из самых лучших Володиных работников. Не особо умный, но исполнительный и молчаливый, он успел поучаствовать практически во всех авантюрах начальника. А ещё он был патологически жадным. Вот и сейчас Володя вполне осознанно выбрал его, потому что знал: Потап за конфеты перейдёт не только Мегру, но и в Белое море залезет, если это когда-нибудь понадобится. И это не красивые слова: однажды за килограмм карамели Саня умудрился срубить колуном здоровенную берёзу.

Повздыхав и поторговавшись для приличия, Потап согласился. Мужики обвязали его верёвкой и вручили большой дрын, на который он должен был опираться во время перехода реки.

– Не дрейфь, Потап! – напутствовали его. – Если что – мы тебя вытащим!

Мужественно вздохнув, Потап полез в воду. Довольно быстро он добрался до середины реки, и вот там начались основные проблемы, поскольку глубина реки в тех местах откровенно превышала возможности его раскатанных болотных сапог. Мегра – река равнинная, поэтому течение у неё не такое сильное, как в горных реках, но когда её глубина оказывается выше пояса, то этого вполне хватает, чтобы сбить человека с ног. Потап, изо всех сил упираясь шестом в дно реки, всё же умудрился перебраться через реку.

Дело оставалось за малым: протянуть через реку сеть и вернуться обратно. Протянув сеть и закрепив её на берегу, Потап вернулся обратно весьма резво, поскольку мужики изо всех сил подтягивали его на верёвке. Поставленная Саней сеть начала ощутимо ходить ходуном.

– Ну ты смотри, что делается! – восхитился Володя. – Вот это рыба идёт!

Нет на свете лучше вида, чем вид болтающейся в воде сети. В своих мечтах Володя уже видел вёдра и тазы, заполненные солёной рыбой, связки копчёного хариуса и трёхлитровые банки, доверху наполненные лососиной икрой. Через час, устав наслаждаться прекрасными видами реки и сети в ней, Володя поднялся и скомандовал:

– Ну всё, мужики! Пора сеть вытягивать – рыбы на всех хватит!

Посмеиваясь, работяги спустились к реке и начали вытягивать сеть. Да не тут-то было! Сеть оказалась настолько тяжёлой, что силы четырёх человек с трудом хватило только на то, чтобы просто сдвинуть её с места. Минут через десять отчаянной борьбы, им всё же удалось подтянуть сеть к берегу и начать вытаскивать её из воды. Вот рыбы-то привалило!

Нет, это была не рыба. Вся сеть оказалась забита ветвями деревьев, какими-то корягами и здоровенными кусками торфа: в общем всё, что свалилось или было снесено в реку непрекращающимися дождями и мощным потоком. Почти час бился Володя, пытаясь очистить сеть от мусора под дружный хохот рабочих, а потом плюнул и просто порезал сеть на куски – спасти её было нереально, а так она хотя бы никому не навредит.

Хорошее настроение в коллективе было восстановлено. И черт с ней, с сетью.

P.S. Неожиданно вспомнилась эта давняя история, решил поделиться. Тот август 1989 года и мне запомнился постоянными дождями, работать было очень сложно из-за того, что все болота и реки распухли от воды. Я уже описывал Мегру того времени в одном из своих постов: 1989 год. На Мезень! Часть 3 . Правда, в то время я не знал, что Володина бригада стоит совсем рядом: в каком-то десятке километров ниже по течению Мегры.

Дописана очередная история. Заходите, читайте, пишите комментарии, критикуйте: критикуя, вы помогаете мне писать лучше. Ну а я обещаю написать новую историю.