Адаптация мыслей ТС на модель взаимодействия бабуинов.

Эй, стая, послушайте, что у меня на душе. Я — молодой самец, крепкий, с блестящей шерстью, лет эдак 6-7, в самом соку. Этой весной я прибился к новой стае, что пасётся у подножия холмов, где заросли акаций и река журчит. Стая пёстрая: тут тебе и старые ворчуны, и молодняк, что вечно носится, и самки, что то и дело перебирают друг другу шерсть. Но одна самочка сразу запала мне в сердце. Молодая, грациозная, с ловкими движениями и глазами, в которых будто искры от солнца.

Я, знаете, такой бабуин, что чует настроение других. Чувствую, когда кто-то в стае не в ладах, когда вожак рычит или кто-то из самок грустит. И вот заметил я, что вожак нашей стаи, здоровый такой самец с гривой, будто невзлюбил эту самочку. То рявкнет на неё без причины, то отгонит от лучших веток с плодами. Не знаю, что там у них было, но сердце моё за неё заболело. Хотелось подойти, посидеть рядом, может, шерсть ей перебрать, чтоб успокоить.

Первые пару лун мы с ней только и делали, что обменивались взглядами, когда стая собиралась у водопоя или на ночёвку. Иногда, когда молодняк собирался вместе — носились, орали, играли, — я оказывался рядом с ней. Пару раз я делил с ней добычу — ну, знаете, сочный корень или спелый плод, — ничего такого, просто жест доброты. И болтали мы с ней, будто старые знакомцы: о том, как ловко она лазает по деревьям, или как я однажды прогнал шакала от стаи. Легко так, без напряга.

И вот, ближе к сезону дождей, случилось нечто. Я, как обычно, сидел на своём любимом камне, чистил шерсть, думал о том, как бы утащить побольше фиников с дерева, что стая облюбовала. И тут она — хоп! — подаёт голос, будто из ниоткуда: «Я устала лазать за едой, хочу просто поболтать и побегать по равнине». Ну, я не из тех, кто упускает момент. Побежали мы с ней к реке, где трава мягкая и деревья тень дают. Час за часом сидели там, трындили о всяком: о том, как звёзды ночью сияют, о том, как ветер по саванне гуляет, о том, как она ловко уворачивается от старших самок, когда те ворчат. Шутили, переглядывались, и я чуял — мы с ней на одной волне, будто из одного помёта.

После этого я стал за ней приглядывать. То ветку с плодами ей подсуну, то место рядом с собой уступлю, когда стая отдыхает. Она не против, не убегает, не скалится — наоборот, иногда сама ближе сядет, а то и шерсть мне переберёт, хоть и мельком. Один старый самец из стаи, что всё время на всех ворчит, как-то буркнул, что мы с ней — два плода с одного дерева, мол, оба с норовом, но душой схожи. Это меня подстегнуло. Я стал смелее: то клыки покажу, чтоб все видели, что я за ней приглядываю, то рядом пройдусь, грудь выпячу, чтоб она заметила, какой я крепкий.

К середине сухого сезона я не выдержал. Подошёл к ней, когда стая дремала в тени, и прямо сказал: «Эй, я хочу, чтоб ты была моей парой. Хочу, чтоб мы вместе добывали еду, вместе спали под акацией, вместе прогоняли леопардов». Она не оскалилась, не убежала, но ответила тихо: «Мне хорошо с тобой, но я пока не знаю, готова ли я быть чьей-то парой. Давай просто так, как есть, сидеть рядом, болтать». Я почесал загривок, подумал и решил: ладно, буду дальше за ней приглядывать, не торопясь, не рыча.

С тех пор прошло время. Я несколько раз бегал с ней к дальним холмам, где она соревновалась с другими самками — кто быстрее залезет на дерево или кто ловчее утащит добычу. Вне стаи мы видимся часто: то у водопоя посидим, то в зарослях побродим. Она не против, когда я её слегка приобнимаю лапой, когда беру её за лапу, когда сижу так близко, что шерсть её касается. В наших рычащих разговорах она живая, иногда сама первой голос подаёт.

Но вот что меня грызёт, как блоха под шерстью. Эта неопределённость. Я, бабуин с крепкими клыками, настроен серьёзно. Я чую, что с этой самкой я хочу делить добычу, хочу, чтоб наши детёныши носились по саванне, хочу защищать её от всех гиен и вожаков. Но из-за этой неопределённости я не могу похвалиться стае, что нашёл себе пару. Из-за неё я иногда скалю зубы, когда вижу, как другие самцы на неё поглядывают, и она это видит — мои злые глаза, мой напряжённый хвост. Ей, похоже, это не по нраву, но я и так держу себя в лапах, чтоб не зарычать и не испортить всё. Неопределённость в том, что она редко отвечает на мои касания, хоть и говорит, что ей это нравится. А её инициатива — это как найти спелый плод в засуху, по пальцам пересчитать можно.

Я не из тех, кто вечно лезет к ней с грумингом или рычит, чтоб она была рядом. У меня есть свои дела: то с молодняком побегаю, то на леопарда гаркну, то лучший камень для отдыха займу. У неё есть время обдумать, прислушаться к своим инстинктам. Я не тороплю, не рычу на неё с вопросами, стараюсь держать свою ревность при себе. Уважаю её пространство, не лезу, куда не звали.

Вот такие дела, стая. Просто захотелось повыть на луну, излить душу. Если у кого есть мудрость, как мне быть, — рычите, послушаю.

П.С. Иногда я чую себя, будто меня при всех макнули мордой в пыль. Пару раз её холодность или взгляд в сторону другого самца будто когтями по сердцу скребли. Но я не думаю, что она это нарочно. Так что не зацикливаюсь, просто дальше иду, шерсть чищу и за ней приглядываю.спектах поведения бабуинов, дайте знать!