Стих о Властелине Колец
Пейзажей разных видел я немало
В погоне птицей чести и добра,
Растерзан болью вам на славу,
Отринут смертью навсегда.
Я жил терзанием день и ночь,
Сквитавшись в пропасти пустот.
Уйдя от света, тени - прочь,
Я у подножия мира снов.
В песках времён теряю сущность,
Иссякнет чаша, что была полна,
Песчинки, что когда-то грели душу,
Судьбу изменят и меня.
P.S. (Да у меня есть и такие работы, очень люблю вселенную ВК, когда прошёл вторую часть, меня даже на слезу пробило, собственно поэтому и стих)
Магия и маги в произведениях Толкина. Добрые и злые персонажи. Еще немного про первую трилогию Питера Джексона
Вдруг он махнул своей чесалкой, и в комнате стало темно. Сквозь
темноту Дилдо разглядел лучи, исходившие от одежд Гудгалфа, на груди
которого совершенно необъяснимо засветилась надпись на языке эльфов:
"Поцелуй меня во мраке, крошка!"
Гудгалф торопливо извлек из складок одежды огниво и, нервно высекая
искры из стен и пола, он сумел зажечь конец своего жезла, тусклое
мерцание которого было вдвое слабее, чем свечение дохлого светляка.
- Какое волшебство, - сказал Бромозель.
Касательно философии магии, в произведениях Толкина и некоторых примеров ее применения, рекомендую почитать этот прекрасный пост Люди и Магия в мифологии Толкина
Человеку, подобному мне, остается лишь отступить в восхищении, перед столь совершенным текстом.
Тем не менее, рассмотрим некие интересные особенности практического применения магии в Средиземье, а также чуть подробнее остановимся на личности самих волшебников.
Интересной особенностью магов, и всяких волшебных существ, в мире Толкина, является то, что их колдунство, во - первых не очень внешне эффектно ( то есть минимум всяких файерболлов, молний и прочего адского огня), во - вторых оно имеет ограниченное воздействие на представителей свободных народов, а в третьих, это самое волшебство, достаточно часто выглядит просто как мастерство отточенное до совершенства.
Малоизветсная илюстрация, к истории Берена и Лютиэн ( на картине Берен и Лютиеэн на Хуане едут через эльфийские леса).
С чего вообще начинается эта история любви? Если не копать сильно вглубь, она начинается с предательства. Отец Берена - Барахир, командовал отрядом диверсантов, которые доставляли сильные неприятности Морготу. Покончить с ними послали Саурона.
Среди спутников Барахира был Горлим, сын Ангрима. Жену его звали Эйлинэль, и велика была их любовь, пока не грянула беда. Однажды Горлим, вернувшись с порубежных стычек, увидел, что дом его разграблен и пуст, а жена исчезла; и не знал он, убили ее или увели в рабство. Тогда он ушел к Барахиру и среди его воинов был самым отчаянным и жестоким; но сомнение грызло его сердце, ибо думал он, что Эйлинэль, быть может, жива. Порой он тайно уходил один и приходил к своему дому, что все еще стоял среди равнин и рощ, которые когда–то принадлежали ему; и это стало известно слугам Моргота.
Однажды осенью, в сумерках, Горлим пришел туда, а когда подошел к дому, почудилось ему, что в окне мелькнул свет. Подкравшись, он заглянул в окно и увидел Эйлинэль. Лицо ее было измождено голодом и страданиями, и послышался ему ее голос, сетующий на то, что он покинул ее. Горлим громко крикнул; и в то же мгновение порыв ветра задул огонь, завыли волки, и на плечи его легли руки ищеек Саурона. Так был схвачен Горлим: его приволокли в лагерь и пытали, чтобы вызнать, где скрывается Барахир и какими путями бродит. Но Горлим ничего не сказал. Тогда обещали ему, что если он покорится, то его освободят и вернут ему Эйлинэль; и, измучась болью и тоской по жене, он дрогнул. Тогда его немедля доставили к Саурону, и Саурон сказал: «Я слыхал, что ты хочешь поторговаться со мной. Какова же твоя цена?»
И Горлим ответил, что хочет обрести Эйлинэль и быть освобожденным вместе с нею, ибо думал, что она, как и он, в плену.
Рассмеялся тогда Саурон: «Уж слишком ничтожна цена для столь великого предательства! Что ж, пусть будет так. Говори!»
Горлим попытался было отступиться, но, устрашенный взглядом Саурона, он в конце концов рассказал все, что знал. И захохотал Саурон и, измываясь над Горлимом, открыл ему, что видел он лишь призрак, сотворенный чарами, чтобы заманить его в ловушку, ибо Эйлинэль давно мертва. «Тем не менее я исполню твою просьбу, — сказал Саурон. — Ты будешь освобожден и отправишься к Эйлинэль». И он предал Горлима мучительной смерти.
Итак. Саурон - это существо божественной природы, он майя (майяр), который в целом тоже самое, что и Валар, но труба пониже и дым пожиже. И тем не менее, он не может просто залезть в голову, какому то человечишке и вызнать у него все необходимое. Он должен предварительно подвергнуть его пыткам, ослабить волю, убедить предать, но несмотря на все это, финальный выбор за Горлимом. Более того - Саурон даже ему не лжет. Да он вкладывает в свои слова иной смысл, но прямой лжи тут нет. И также его магия убеждения работает и в дальнейшем.
После столкновения с нуменорцами Саурон, побеждает их с помощью хитрости, коварства и умения правильно говорить.
Умен, хитер, коварен и красноречив был ученик и приспешник Моргота. И трех лет не прошло, а он уже выбился в тайные советники короля. Действуя сладчайшей лестью, пуская в ход тайные знания и магические приемы, неведомые людям, сумел он завоевать благорасположение сначала государя, а потом и придворных.
И снова никаких огненных шаров, осушения морей и т. д. Даже Гарри Поттер действовал эффектнее, а уж какой - нибудь Моисей просто вытер бы ноги об Саурона за счет своего умения управлять водой морскою.
Точно также, Саурон, убеждает Келибримбора помочь ему в изготовлении Колец Власти. Точно также он подчиняет себе девятерых, убеждая принять девять талисманов. Но он именно убеждает. Возможности просто "заколдовать" кого то у него нет.
Толкин постоянно подчеркивает, что никакая магия не может быть сильнее свободной воли. Да, она может склонить человека к тому или иному пути, может даровать сверхпроницательность, подсказать как именно действовать и что говорить, но абсолютным оружием она не является.
Более того, самая мощная магия это умение убеждать и влиять на собеседника, менять его мировоззрение, заставлять действовать так, как нужно магу.
Бильбо и сам замер на месте и почти перестал дышать. Он был в отчаянии. Необходимо выбраться отсюда, из этого страшного мрака, пока у него остались силы. Надо бороться. Ударить кинжалом злобную тварь, убить, опередить его, пока он не убил Бильбо. Нет, это будет нечестно. Бильбо невидим, а у Голлума нет кинжала, да он еще и не пытался убить его, Бильбо. И потом, Голлум такой одинокий, такой несчастный и заброшенный. Внезапно сердце Бильбо наполнилось сочувствием, жалостью, смешанной со страхом, он представил себе череду бесконечных беспросветных дней, без всякой надежды на лучшую жизнь, - лишь жесткий камень, холодная рыба, вечное шныряние и бормотание. Все эти мысли молнией пронеслись у Бильбо в голове, он содрогнулся.
Позднее, разговаривая с Фродо, Гендальф, объясняет молодому хоббиту как работает "магия"
Какая жалость, что Бильбо не убил эту подлую тварь, когда у него была такая возможность!
- Жалость! Да, жалость остановила его руку. Жалость и милосердие: не убивать без нужды. И он вознагражден за это, Фродо. Несомненно, именно из-за этого он так мало поддался влиянию зла и отказался в конце концов от Кольца.
И тут же "магически" воздействует на Фродо -
Заслуживает смерти! Конечно. Многие живущие заслуживают смерти. А сколько умерших заслуживали жизни. Можешь ты вернуть им ее? В таком случае не будь слишком скорым в осуждении на смерть. Ибо даже самый мудрый не может видеть всех последствий. У меня почти нет надежды, что Горлум сможет измениться до того, как умрет, но вдруг… И к тому же он связан с судьбой Кольца. И сердце говорит мне, что он еще сыграет свою роль, плохую или хорошую, но сыграет: и когда это время наступит, жалость Бильбо может отразиться на судьбе многих, в том числе и на твоей.
Именно слова Гендальфа убеждают Фродо оставить в живых Горлума. Как итог - уничтожение Кольца Власти.
Основное "волшебство", в первоисточнике это умение убеждать, при этом оставляя право выбора, за объектом приложения магических сил.
- Хотите посмотреть, Фродо? - спросила госпожа Галадриэль. - Вы ведь не хотели бы видеть эльфийское волшебство и были удовлетворены.
- Вы советуете мне посмотреть? - спросил Фродо.
- Нет, - ответила она. - Я вообще не даю вам совета. Вы можете увидеть что-нибудь: и плохое, и хорошее, и увиденное может оказаться полезным для вас, а может - и нет. Смотреть - одновременно хорошо и опасно. Но я думаю, Фродо, что у вас хватит храбрости и мужества, иначе я не привела бы вас сюда. Поступайте, как хотите.
Я уже писал о том, как Галадриэль манипулирует Сэмом и Фродо, ради своих интересов. Но выбор у них был.
Это еще одно очень важная идея первоисточника, которая "потерялась" в экранизации.
Пин, Мэрри и Сэм делают свободный выбор помочь Фродо. Тогда как в кино они просто валятся ему на голову.
- Конечно, мы понимаем, - твердо сказал Мерри. - Поэтому мы и решили идти. Мы знаем, что Кольцо не смешной вопрос. Но мы решили помочь тебе по мере своих сил в борьбе против Врага.
Фродо также делает свой свободный выбор
Никто не ответил. Прозвенел полуденный колокольчик. Фродо смотрел на всех, но к нему не повернулся никто. Все члены Совета сидели, опустив глаза и глубоко задумавшись. Страшный ужас охватил его, как будто он ждал объявления своей судьбы, он давно предвидел ее, но все же надеялся, что она никогда не сбудется. Желание отдохнуть в мире, остаться рядом с Бильбо в Раздоле заполнило его сердце. Наконец он с усилием заговорил и с удивлением услышал собственные слова, как будто кто-то другой говорил его слабым голосом.
- Я понесу Кольцо, - сказал он, - хотя я не знаю пути.
Элронд поднял глаза и взглянул на него, и Фродо почувствовал, как проницательный взгляд пронзает его сердце.
- Если я правильно понял все, что слышал, - сказал Элронд, - я думаю, эта роль предназначена для вас, Фродо. И если вы не отыщете пути, никто не сделает этого. Настал час народа Удела: хоббиты выходят из своих спокойных полей и сотрясают башни и Советы Великих. Кто из всех мудрых мог предвидеть это?
Но это тяжелая ноша. И ее нельзя переложить на другого. Я не могу возложить ее на вас. Но если вы добровольно принимаете ее, я скажу, что ваш выбор правильный. И если бы собрались все могучие друзья эльфов древности: и Хадор, и Хурин, и Турин, и сам Берен, - ваше место было бы среди них.
Обратите внимание, как точно Толкин прописывает характер своих персонажей. Галадриэль говорит о том, что она не дает советов и не заставляет выбирать ( свободная воля, делайте как сочтете нужным), при этом действуя так, чтобы "свободный выбор" был именно тем, какой ей выгоден. И точно также строит свой диалог Элронд.
Если мы пойдем далее по тексту, то увидим, что выбор постоянно предлагают сделать всем. И они вольны его сделать. Эомер выбирает помочь Арагорну, Боромир защитить ( ценой жизни) хоббитов, Теоден отринуть свое отчаяние и лень, Фарамир - помочь Фродо. И каждый делает свой выбор, основываясь не только на чувствах, но и логике. Все это, увы, в фильмах Джексона, оказалось ненужным и потерялось.
https://www.youtube.com/watch?v=cyonADUPAxk
Данная сцена не только противоречит логике первоисточника и авторскому замыслу Толкина. Это полбеды. Проблема в том, что она и человеческой логике противоречит. Если Саруман полностью контролирует Теодена, то почему Гендальфа вообще впустили в Эдорас? Почему Рохан еще не завоеван? Почему Саурон, который сильнее Сарумана, не вселяется во всех подряд?
Второй вопрос, который бы хотелось рассмотреть это "доброта" персонажей профессора и некие особенности личностей магов.
Лично мне кажется, что тот же Гендальф наиболее полно и честно раскрывается, когда взаимодействует с Дэнетором. Наместник Гондора вообще личность уникальная. Это смертный, который, пусть и через Палантир, но все же лично противостоял воле самого Саурона. Причем делал это неоднократно. Разумеется, владыка Мордора, в итоге сумел изрядно подточить его волю и ввергнуть в отчаяние, но удалось ему это далеко не сразу. Сам Гендальф считает Дэнетора очень проницательным человеком и именно с ним общается совершенно открыто, без обиняков.
Скажу тебе вот что: я не правлю ни одним королевством, ни большим, ни малым. Но если добру в нашем мире грозит опасность — я появляюсь! И если даже Гондор погибнет, и наступит ночь ради того, чтобы утро принесло новый рассвет и лучшие плоды, я буду считать, что выполнил долг. Я ведь тоже Наместник. Разве ты не знал?
Неплохо правда? Дэнетор не отделяет себя от Гондора, он всю свою жизнь насмерть бьется ради своего государства. Ради этого он потерял одного сына и почти потеряет второго. Он измучен чудовищным противостоянием с хозяином Барад Дура и вот "светлый маг" прямо ему говорит, что в принципе, готов пожертвовать Гондором ради достижения своих целей. Гендальф не врет и не скрытничает, он знает, что Дэнетор разгадает любую хитрость и недомолвку, поэтому даже нужную информацию сообщает наместнику через посредника (Пина). И собственно таковы все персонажи Толкина. Они как раз прекрасны тем, что выступая на стороне "добра" действуют строго ради своих интересов, зачастую совершенно безжалостно используя для этого тех, кто под руку подвернется. Галадриэль, совершенно спокойно заставляет хоббитов посмотреть в ее "магическое" зеркало.
К примеру, тот же Фарамир. Истинный сын своего отца, который действует в очень схожей манере.
Конечно, ты сделал все, что мог,— сказал Гэндальф.— Но учти, что Повелитель Гондора узнал от тебя больше, чем ты думаешь, Пипин. Ты не смог скрыть от него, что не Боромир вывел Отряд из Мории, и что среди вас был кто-то весьма достойный, кто скоро прибудет в Минас Тирит с легендарным мечом у пояса. Гондорцы много значения придают старинным легендам, и с тех пор, как Боромир ушел в Поход, Денэтор не раз размышлял над словами Предсказания, пытаясь угадать, что такое «Проклятие Исилдура».
Это необычайный человек, Пипин. Кем бы ни были его предки, в его жилах течет почти чистая кровь жителей Закатного Края; она же досталась его второму сыну Фарамиру. Боромир, любимый сын, был другим. Денэтор прозорлив. Если он напряжет свою волю, то может многое вычитать в чужих мыслях, даже издали. Его нелегко обмануть и опасно даже пытаться.
А вот как Фарамир беседует с Фродо.
Сэм скоро понял, что Фарамиру подозрительны недомолвки Фродо, из-за которых неясно, зачем он шел с Отрядом от Раздола, почему расстался с Боромиром и куда направляется теперь. То и дело заводил он речь о Проклятии Исилдура: словом, явно раскусил, что самое важное от него скрывают.
И Дэнетор и Фарамир точно понимают, что "Проклятие Исилдура" это самое важное.
Оба они используют собственное горе - смерть Боромира, для того, чтобы вывести собеседника на откровенность и скрыть истинные мотивы.
Теперь рассказывай свою историю, мой вассал, — произнес Денэтор не то ласково, не то язвительно.— Ибо большую цену имеют для меня слова того, кто был в дружбе с моим сыном.
Фарамир беседует с Фродо
Вернется, говоришь ты! Ты был другом Боромиру?
Фродо живо припомнилось, как Боромир напал на него, и он замешкался с ответом. Взгляд Фарамира стал жестче.
- Много тягостей и невзгод вынесли мы бок о бок с Боромиром, - вымолвил наконец Фродо. - Да, я был ему другом.
Фарамир мрачно усмехнулся.
- И тебе горько было бы узнать, что Боромира нет в живых?
Дэнетор всего за пару часов "раскалывает Пина" . Впрочем, в лице Гендальфа он имеет достойного противника.
Фарамир, не уступает отцу.
Я не корю тебя, - сказал Фарамир. - Ты с честью вышел из трудного испытания, и в уме тебе не откажешь. Однако я вижу и то, что стоит за твоими речами. С Боромиром дружен ты не был, и расстались вы худо. Он, видно, нанес обиду - и тебе, и господину Сэммиуму. Я очень любил Боромира и отомщу за его смерть, но я хорошо его знал. Должно быть, это случилось из-за Проклятия Исилдура - ведь из-за него распался ваш Отряд? Мне ясно, что это - могущественный талисман, из тех, какие порождают распри между соратниками, если верить старинным былям. Верно ли я угадал?
Также он, во время первой беседы, провоцирует Фродо, намекая на предательство. Фродо не поддается, но реагирует Сэм. И Фарамир это запомнил, а в дальнейшем использует.
Он также льстит Фродо, говорит, что больше не будет спрашивать о проклятии, у них находятся иные темы для беседы - Гендальф и его "смерть". Фарамир приводит хоббитов на секретную базу, кормит и поит до отвала, потом провоцирует на необременительную беседу
С Фродо сон соскочил, и он был очень не прочь поговорить. Но хотя вкусная еда и доброе вино развязали ему язык, он все же не распускал его. Сэм сиял благодушием и мурлыкал себе под нос, но сперва только слушал Фродо и усиленно поддакивал.
Кстати, когда Дэнетор беседует с Пином
Слуги принесли кресло и низкий табурет, подали на подносе большой серебряный кувшин, кубки и белые пироги.
Фарамир начинает издалека, рассказывает хоббитам о Гондоре, постепенно находит общую с Сэмом тему - эльфы, и через это выводит его на правду о Боромире и "проклятии Исилдура.
Да, сэр, уж вы извините, даром что витязь витязем, тут что и говорить! Но вы в общем-то сами почти догадались. А я аж от Раздола следил за Боромиром в оба глаза - не то чтобы что-нибудь, а мне ж хозяина беречь надо, - и я вам так скажу: в Лориэне он увидел и понял то, что я уж давно раскумекал, - понял, чего он хочет. А он с первого же мига захотел Кольцо Врага!
- Сэм! - в ужасе воскликнул Фродо. Он пребывал в раздумье и очнулся слишком поздно.
И Дэенетор и Фарамир одинаково используют эмоции, ищут общие темы для беседы , понимают, кто из их собеседников более простодушен и от кого легче добиться правды.
Вот так Толкин, используя достаточно скупые средства ( диалоги) раскрывает характеры своих героев. Для читателя очевидно, как похожи между собой Фарамир и Дэнетор. Но при этом видна и разница между ними.
Денэтор.— Безумием была бы гордыня, отринувшая помощь и совет в трудный час; но ты предлагаешь эти дары, осуществляя свои замыслы. А Правитель Гондора никогда не станет орудием в чужих руках, даже самых благородных. В его глазах ни одна цель в мире не может быть выше блага Гондорского Королевства.
Фарамир - Я не подобрал бы этот талисман и на большой дороге. Если б даже Минас-Тирит погибал на моих глазах и я один мог бы его спасти с помощью вражеского колдовского орудья, возвеличить Гондор и прославиться, то и тогда - нет! Такою ценой не нужны мне ни победы, ни слава, о Фродо, сын Дрого.
Кстати, когда Фарамир, решает добиться любви Эовин, он действует ровно также, как ппривык поступать при решении неких политических задач. А именно, сначала допрашивает всех, кто хоть что то знает о будущей жене, анализирует информацию и строит диалог с будущей женой так, чтобы она сделала " свободный выбор" в его пользу.
Именно это делает персонажей профессора настолько живыми. Не их "доброта" , а именно логичность выбора и свобода воли. Магия, конечно, может на нее повлиять, но именно повлиять, а не заставить делать то, что нужно волшебнику.
Сможете найти на картинке цифру среди букв?
Справились? Тогда попробуйте пройти нашу новую игру на внимательность. Приз — награда в профиль на Пикабу: https://pikabu.ru/link/-oD8sjtmAi
Философия поп-культуры или популярная философия?
Пространство популярной культуры все более и более расширяется в массовом обществе. Практически все формы культуры подвергаются действию культурной индустрии с ее стратегиями стандартизации и выпуска прибыльного продукта для массового потребления. До невиданных ранее масштабов расширяется и область образования, «высшее» образование становится самым обычным явлением, диплом о его получении – бумагой, необходимой для получения далеко не самой квалифицированной работы. Поток вчерашних школьников, имеющих самый разный уровень знания даже по базовым предметам, заполняет аудитории университетов, где преподаватели сталкиваются зачастую с абсолютно неподготовленной для усвоения какого-либо теоретического знания молодежью. В этих условиях упрощение становится обычным явлением при широком распространении преподавания ряда дисциплин, в том числе и философии. Актуальной становится кажущаяся доступность философских текстов, возможность изложить их за короткое время простым языком.
В качестве примера можно привести серию брошюр, излагающих идеи известных философов за 90 минут. В аннотации содержатся заманчивые обещания: «Серия “Вся мировая философия за 90 минут” дарит нам возможность быстро и без напряжения познакомиться с самыми знаковыми носителями философской мысли за всю историю человечества». В своей книге «Платон за 90 минут» [1] Пол Стретерн предлагает краткий обзор жизни и идей Платона, которые помогли человечеству осознать смысл своего существования. Книга также включает в себя выдержки из диалогов Платона, краткий список литературы для тех, кто желает углубиться в тему, а также даты важнейших событий, произошедших как в судьбе самого Платона, так и в истории его эпохи.
Таким образом, утверждается доступность философии для совершенно неподготовленного человека. Это подтверждается весьма распространенной релятивистской позицией среди современных исследователей, которые критикуют желание философов-универсалистов не просто «оградить пространство собственно философии от интервенции со стороны прикладных направлений, развивающихся на стыке с социологией, психологией, историей», но и сохранить «характерный оттенок превосходства, способствовавший формированию стереотипа об отстраненности философской дисциплины от смысловых вопросов и проблем, связанных с житейскими – частными, конкретными – ситуациями. Человек с улицы при этом предстает неспособным ставить и достойно решать проблемы бытия» [2].
Одним из способов сопряжения философии и проблем повседневной жизни является косвенное использование философских подходов к повседневным жизненным ситуациям. Такая стратегия используется известным направлением «Философия для детей», основанном на американском прагматизме и получившем распространение во многих странах. «Философия для детей» не прибегает к текстам философов или к историческому материалу. Напротив, в качестве основы для совместного чтения в классе берутся рассказы, основанные на событиях, близких жизненному миру и соответствующих опыту той или иной возрастной группы. В основе этих незамысловатых на первый взгляд историй лежат базовые философские проблемы, которые предлагаются в качестве проблемы, решить которую и обосновать свой выбор предлагается детям [3].
Еще одним способом популяризации философии является постмодернистское «цитирование», включение философских текстов наряду с другими культурными текстами в популярные жанры, что «уравнивает» их с литературными, кинематографическими, научно-популярными текстами всех видов и жанров и вполне соответствует подходу к изучению культуры, разработанному в рамках такого влиятельного во второй половине ХХ века направления как «культурные исследования» (cultural studies). Поскольку тексты, к которым мы обратимся в данной статье, могут быть вполне включены в русло этого направления, обратимся к некоторым положениям «культурных исследований».
На формирование «культурных исследований» большое влияние оказали идеи выдающегося исследователя культуры Р. Уильямса, который рассматривал культуру как динамический процесс. Уильямс отказывается от идеи культуры как «суммы достижений человеческого разума и духа», эстетических и интеллектуальных шедевров. Эта идея господствовала в культурологических исследованиях конца XIX – начала XX века и нашла наиболее яркое выражение в работе М. Арнольда «Культура и анархия» (1869). В понимании культуры как образа жизни, как суммы практик Уильямс и его последователи близки к позиции культурных антропологов. Представители школы «культурных исследований» приняли на вооружение утверждение Уильямса – «культура обычна» и уравняли все культурные тексты, от сложнейших философских работ до популярных комиксов.
«Культурные исследования» работают с расширенным понятием культуры, отрицая бинаризм высокой/низкой культуры и любые попытки установить культурную стратификацию. Они более склонны к антропологическому взгляду на культуру как на «весь образ жизни людей», хотя и не поддерживают определение культуры как тотальности. Соответственно, этот подход к культуре легитимизирует, оправдывает и восхваляет все аспекты популярной культуры. Последняя рассматривается как ценность сама по себе, а не как «теневой феномен» или средство идеологической мистификации.
«Культурные исследования» придают большое значение исследованию популярной культуры. Они, по сути дела, являются ведущим направлением в ее изучении на сегодняшний день и наиболее далеко отстоят от критического пафоса первых серьезных исследований массовой культуры (культурный модернизм, Франкфуртская школа). Согласно «культурным исследованиям», создание (производство) различных форм и текстов популярной культуры может давать власть тем, кто находится в подчиненном положении и может оказывать сопротивление доминантному пониманию мира. Это положение в корне отличается от мнения многочисленных критиков популярной культуры, которые упрекают ее в том, что она создает пассивного потребителя. Это не означает, что популярная культура всегда придает силу и сопротивление. Отрицать пассивность потребления не значит отрицать то, что потребление иногда бывает пассивным [4].
Получившие большое распространения на Западе и все чаще издающиеся в русском переводе книги серии «Популярная культура и философия» (в русском языке название серии звучит «Философия поп-культуры», что меняет замысел и смысл всей серии) стали востребованными, на наш взгляд, именно по причине успеха «культурных исследований» как подхода к анализу культуры.
Обратимся вначале к самим книгам. В них рассмотрены многочисленные тексты современной культуры, причем критерием отбора является коммерческий успех, означающий популярность среди самых широких кругов аудитории.
Перечислим некоторые темы и названия:
«Симпсоны и философия».
«“Властелин колец” и философия».
«Гарри Поттер и философия».
«Звездные войны и философия».
«Джеймс Бонд и философия».
«Битлз и философия».
Всего в серии более 30 книг, они активно переводятся на русский язык. В поле внимания издателей попали доктор Хаус и вампирская сага «Сумерки», «Властелин колец» и «Гарри Поттер».
Что же представляют собой эти книги? Задача их двойственна. С одной стороны, они стремятся найти философский смысл в текстах популярной культуры. С другой – изложить идеи философов различных времен и народов в доступной форме. Обосновывая тематику своих очерков, создатели «Философии и поп-культуры» задаются вопросом: «Закономерно ли писать философские очерки о поп-культуре? Стандартный ответ на этот вопрос таков – и Софокл, и Шекспир были представителями популярной культуры в свое время, но никто не ставит под вопрос закономерность философских размышлений о их произведениях». Это ни в коем случае не означает, что авторы уравнивают Симпсонов с великими творениями культуры (хотя, по логике «культурных исследований», это вполне возможно). Тем не менее, популярный телесериал, по мнению авторов книги о Симпсонах, «достаточно глубок и, несомненно, достаточно забавен, чтобы привлечь серьезное внимание. Кроме того, его популярность означает, что мы можем использовать «Симпсонов» как иллюстрацию традиционных философских проблем для того, чтобы эффективно привлечь читателей, находящихся вне академической сферы» [5]. Поскольку большинство авторов является преподавателями философии в различных американских университетах, последняя задача не составляет для них особого труда, так как «доступность» давно стала требованием к преподаванию философии и других «трудных» предметов на уровне бакалавриата в области гуманитарных дисциплин, особенно в небольших провинциальных университетах. Эта тенденция все больше присутствует и в нашей стране, где изучение философии происходит в основном «за 90 минут».
Поскольку все книги серии имеют одинаковую структуру, мы выбрали для анализа две книги, которые основаны на совершенно различных, хотя и входящих в сложное пространство современной популярной культуры текста – мультсериале «Симпсоны» («Симпсоны и философия») и книге Толкиена «Властелин колец» и его кинематографической версии (книга «“Властелин колец” и философия»). Столь разнородные тексты выбраны нами для того, чтобы попытаться понять, есть ли разница в подходе авторов или же эти тексты абсолютно уравнены в полиморфном культурном поле, следуя идеям «культурных исследований».
Авторы серии подчеркивают, что они вовсе не пытаются найти некий философский смысл, намеренно заложенный авторами (или создателями) в текст. Этим объясняется и название серии – «Поп-культура и философия». Между этими феноменами нет никакой причинно-следственной связи, они рядоположены. «Мэтт Грейнинг изучал философию в колледже, но ни один из авторов этого тома не считает, что в мультсериале Грейнинг существует какая-то глубокая подлежащая философия. Мы не пытаемся передать значения, намеренно заложенные Грейнингом и легионом писателей и художников, которые работают над сериалом. Скорее, мы освещаем философское значение “Симпсонов” так, как мы его видим» [6].
Что же происходит с текстом, который имеет больше притязаний на философскую глубину, чем «Симпсоны», с «Властелином колец» Толкиена? В этом случае авторы также не пытаются «вычитать» философскую проблематику из текста. «Конечно, Сам Толкин был профессором англосаксонского языка в Оксфорде, а не профессиональным философом. Однако в своей области он был ведущим ученым и дружил со многими интеллектуалами того времени, например, с К.С. Льюисом, Оуэном Барфильдом… Более того, как приверженца римского католичества, его интересовали вечные философские вопросы о борьбе добра и зла, о судьбе и свободе, о сознании и теле, о жизни после смерти, о служении природе. Все эти и многие другие философские вопросы поднимаются в произведении Толкина и исследуются в настоящем сборнике. Конечно, мы не утверждаем, что Толкин особым образом размышлял или намеревался предложить нам различные теории и проблемы, обсуждаемые в этой книге. Наша главная цель – обозначить философское значение “Властелина колец”, не задевая его скрытых смыслов и посланий» [7]. Поверхностность становится принципом подхода к тексту, что вполне соответствует положениям постмодернистской теории.
Тексты популярной культуры становятся отправным пунктом для авторов серии, и, согласно «культурным исследованиям», это вполне оправданно, поскольку это направление отказывается от ценностной иерархии произведений искусства и литературы, воспринимая их как открытую форму текста, означиваемую читателем. То, как читают эти книги профессиональные философы – авторы серии – несомненно, отличается от того, как их читает неподготовленная аудитория. Если эта аудитория прочтет книги серии, ее отношение к любимым текстам обогатится новыми смыслами. Но есть и еще один момент в замысле авторов – они осознают, что сегодняшний читатель вырос в эпоху «посткультуры», в период «размывания» всех традиционных представлений и ценностей. Фрагментарность этой культуры признается и авторами серии, которые как бы реплицируют ту философскую мешанину, которая столь характерна для представлений современных студентов: «Все под одной обложкой: Сартр и Ницше, Сократ и Аристотель, логика, удача, любовь, дружба и даже дзен. Странноватый набор, но, как выражается Хаус, “мне нравится абсурд”», пишет Генри Джейкоби в предисловии к еще одной из книг серии – «Хаус и философия», вышедшей по следам небывалого успеха телесериала «Доктор Хаус» [8].
С этой точки зрения стремление найти в популярных текстах связь с идеями классической философии показывает возможность снова вернуться к универсальным ценностям человеческой культуры, выти из ризомообразного пространства в темпоральные и пространственные структуры, основанные на фундаменте, который человеческий интеллект закладывал в течение тысячелетий. «Соприкосновение исторических и экзистенциальных граней человеческого опыта дает нам понимание новых задач современных философов: заглянуть за край бездны постмодернистской культуры и найти там значение и ценность» [9].
Обратимся к философским идеям и к персоналиям, наиболее востребованным в книгах серии. Неизменными в них (и тех, которые мы рассматриваем, и в большинстве других, имеющих сходную структуру) является обращение к древнегреческим философам Платону и Аристотелю. Философия Платона становится предметом внимания в связи с проблемами власти, нравственности, красоты. Но чаще всего на страницах серии встречается имя Аристотеля. Так, аристотелевская теория добродетели и порока рассматривается с помощью примеров из «Властелина колец» [10]. Учение Аристотеля о разуме применяется к жизненным проблемам доктора Хауса [11]. Проблемам этики вообще уделяется значительное место в книгах серии. Не удивительно, что одной из излюбленных фигур стал Кант с его этическим учением. В его свете рассматриваются взаимоотношения семьи Симпсонов со своими соседями и их понимания любви к ближнему [12]. На кантианскую этику ссылаются авторы и при анализе ответственности человека перед самим собой на примере эпизода попытки Мардж Симпсон выйти за пределы традиционной роли жены и матери и стать социально значимым человеком [13]. Этика Канта становится отправным пунктом и при анализе нравственных проблем героев «Властелина колец». «По Канту, нравственность состоит в следовании правилам и обязанностям, которые названы универсальными для всех без исключения. Например, ложь порочна, поскольку имеет дурные последствия. Но в таком случае каждый был бы обязан сказать правду Саруману и проинформировать Черных Всадников. К тому же это обесценивает саму способность мыслить: преданность Сэма или Арагорна по отношению к Фродо была бы не менее и не более достойна похвалы, чем преданность кольценосцев Саруману». Отсюда делается релятивистский вывод: «Мы способны стать лучше или хуже в зависимости от пристрастий и выбора, поскольку наши пристрастия влияют на выбор, а выбор корректирует пристрастия» [14].
Еще одним именем, часто встречающимся на страницах «Философии поп-культуры» является Ницше. Во «“Властелине колец” и философии» идеи Ницше обсуждаются в связи с проблемой воли к власти и стремлением завладеть кольцом Всевластья. В данном случае проблематика Толкина действительно весьма близка концепции Ницше, который назван «философом власти», поскольку могущество, достигаемое владельцем кольца ставит его в положение хозяина мира, а овладение им представляет сложную моральную проблему. В своем очерке «Сверххоббиты» Д. Блаунт дает краткое изложение концепции Ницше, а затем анализирует образы Фродо и Сэма как кандидатов в «сверхчеловека», от роли которого они отказываются, ставя приверженность традиционным ценностям своей культуры выше неограниченного могущества. Они преодолевают искушение властью, преодолевают свои слабости, но не властью, которая стремится все подчинить се6бе, а скромностью и самопожертвованием. Сила, по Толкину, заявляет о себе очевиднее всего не в проявлениях своей власти, но в готовности от нее отказаться. «Величайшие примеры движения духа и разума, – пишет он, – в самопожертвовании». Самопожертвование, подчинение собственной воли благу других – вот что, согласно представленной Толкином реальности, характеризует правильную жизнь и придает ей столь очевидную красоту, что никаких других доказательств этой истины не требуется» [15]. Таким образом, Толкин полемизирует с Ницше, если не явно, то в конструкции автора очерка. Для «Философии поп-культуры» идеи философов не обязательно становятся основой прочтения популярных текстов, они могут идти «от противного», давая, таким образом, оценку той или иной концепции. В данном случае, идеи Ницше опровергаются, деконструируются текстом Толкина.
Использование идей Ницше в анализе Барта Симпсона Марком Конрадом представляется весьма спорным – слишком трудно сопоставить трагический облик немецкого мыслителя с «трудным ребенком» Бартом Симпсоном, хотя автор смело называет обоих «плохими мальчиками», только одного – в масштабах мировой философии, а другого – американского городка Гринфилд. Тем не менее, именно этот ввод мировых идей в анализ популярных текстов показателен для книг серии, где и сами мыслители лишаются ауры величия и становятся такими же фикциональными персонажами как семейка Симпсонов, доктор Хаус или герои Поттерианы. Размышляя на тему добра и зла, автор очерка пишет об идеале, который создал для себя Ницше – «Свободный дух, человек, который отрицает традиционную мораль, традиционные добродетели, человек, который охватывает хаос мира и придает стиль своему характеру» [16]. Но это на первый взгляд грубое сравнение заставляет задуматься о нашей оценке персонажей Симпсонов и реабилитирует Барта – в ницшеанском свете он, с его жизнеутверждением, а не его «правильная» сестра Лиза может считаться идеалом. Возникает только вопрос – а надо ли было использовать Ницше, чтобы доказать амбивалентность текста «Симпсонов»?
Еще одна философская тема, которая часто звучит в серии – восточные учения. Так, бессловесный персонаж Симпсонов, маленькая Мэгги, пробуждает у авторов очерка ассоциации с «Бхагават Гитой», с ее идеей о невысказанности творящего начала мира. «Восточное просвещение часто предполагает мистическую связь с природным миром, что редко выражается в словах» [17]. Во «Властелине колец» обнаруживаются буддийские и даосистские импликации. Среди них – «способность нечеловеческих существ мыслить, отношение человека к природе, важность отношений учителя и ученика и отношение между добром и злом» [18]. Несомненно, авторы не постулируют влияния восточных идей на Толкина, но находят в этих столь далеких друг от друга культурах общие черты (как и различия), которые проявляются, в основном, в отношении к природе.
«Доктор Хаус» анализируется в свете учения дзен, как с точки зрения поисков смысла жизни, так и отношений ученика и учителя. «Для Хауса действие настолько важнее мысли, что его вообще мало заботит смысл, и это сильно напоминает дзенскую риторику… Просветление возможно, только если человек меняет свое восприятие мира и переоценивает свое место в нем. Хаусовское раздражающее поведение имеет сходный эффект» [19].
Кроме этих, авторы серии касаются еще многих философских проблем, а на страницах мелькают имена мыслителей разных эпох и культур. Размышления о добре и зле, красоте и счастье, религии, проблем окружающей среды, гендера, постмодернистской иронии, марксизм и общество потребления – все это нашло место на страницах «Философии поп-культуры».
Если в первых книгах серии содержались целые параграфы, излагающие в популярной форме то или иное философское учение, то постепенно такая форма уступила место кратким отсылкам к философским персоналиям, предшествующим разбору того или иного эпизода или фрагмента текста. Так, хотя в книгах «Хаус и философия» и «Гарри Поттер и философия» содержатся упоминания большого количества философов, их идеи лишь вкраплены в обсуждение проблем героев. Таким образом, сложности философских построений сводятся к минимуму. Что показывает эта тенденция? Тотальную примитивизацию, о которой так много говорят сейчас в области образования? Или слияние проблематики философии с жизненными (или в данном случае фикциональными, но схожими с жизненными) ситуациями, в которые попадают люди в повседневной жизни? Мы имеем дело с репрезентациями, которые, тем не менее, даже в самой фантазийной форме, моделируют реальные жизненные ситуации, и отсылка к их философскому наполнению ставит повседневность не уровень философской рефлексии. Это вполне соответствует доминации повседневности как динамического пространства, занимающего все большее место в нашей культуре.
Может быть, мы слишком серьезно отнеслись к философствованию на темы популярной культуры, может быть, это лишь шутка философов? Во Введении к «Симпсонам и философии» авторы рассказывают, что именно такой и была первоначальная идея – почему не издать собрание философских очерков по поводу «передачи о ничем»? Так родилась первая книга серии «Сайнфельд и философия: Книга обо всем и ничем» (2000), которая имела большой успех, как среди интеллектуалов, так и широкой публики. Но вызывает опасения именно то, что публика, не разделяющая юмора философов, совсем этого не поймет, а философские вопросы останутся прочно связанными у читателей серии (весьма многочисленных, судя по тиражам и количеству переизданий) с Симпсонами, Гарри Поттером и вампирами из «Сумеречной саги», как это произошло с поколениями детей, насмотревшихся «Черепашек Ниндзя» и прочно связавших имена Рафаэля и Донателло с образами черепашек-мутантов. А учитывая тотальное упрощение, которое происходит в нашем супермассовом высшем образовании, не является ли «Философия поп-культуры» прообразом учебника очередного нового поколения? До какой степени можно популяризировать философию, если это нужно вообще? Вопрос остается открытым.
Шапинская Е.Н., 2016
http://cult-cult.ru/philosophy-of-pop-culture-or-popular-phi...