В большинстве своем генералы вермахта, да и средний командный состав, не считая фанатиков из СС, оставались людьми практичными. К 1943-му стало ясно, что война затягивается. Но о последствиях поражения думать было рано. Нужно было добиться удобных условий заключения мира. Никто всерьёз не рассчитывал, что “союзники” (читай Америка, Англию уже воспринималась страной второстепенной) всерьез вступит в войну за интересы СССР.
Нужно было отодвинуть линию фронта на удобные рубежи, поубивать побольше русских, и заморозить ситуацию лет на 10-20.
Всерьез генералы вермахта задумались о последствиях поражения в 1944-м, когда стало ясно, что идея “безоговорочной капитуляции”, озвученная Рузвельтом еще в январе 1943 в Касабланке, вовсе не политическое заигрывание с электоратом, а реальная программа. Черчилль истекал от этой идеи ядом, но не мог ослушаться бывшей заморской колонии — тайные сношения с Германией через друзей и родственников, призванные подготовить почву к миру, и в самом деле оставались и тайными, и сношениями. Английская сторона не только не выставляла сколько ни будь заметные фигуры в переговорщики, но и отказывалась обсуждать хоть какие-то условия сдачи. Даже личные гарантии.
Вполне возможно, что за весь двадцатый век это было единственное время, когда элитарная группа впервые оказалась перед лицом страха за будущее. Вот как это описывает один из генералов вермахта:
Мысль о перспективах поражения Германии меня ужасает. Я верю, что после этого Германия перестанет существовать как самостоятельное государство, будет поделена между победителями и большинство мужчин будет угнано в рабство. Кроме того, Германия лишится нацистской системы управления, а это, я считаю, будет для нее большим несчастьем. Это — наиболее подходящая для немецкого народа система, выражающая его интересы. Основной заслугой этой системы являются политика поддержания чистоты расы и вытекающее отсюда признание прав германской расы на господство.
ИЗ ПРОТОКОЛА ПОЛИТИЧЕСКОГО ОПРОСА КОМАНДИРА ПЕХОТНОЙ ДИВИЗИИ «БЕРВАЛЬДЕ» ГЕНЕРАЛ-ЛЕЙТЕНАНТА В. РАЙТЕЛЯ*. 14 марта 1945 г.
Но все это будет впереди. Прямо сейчас вермахт получил тяжелый удар под Сталинградом. Но это лишь значит, что надо ударить в ответ. И ударить в десять раз сильнее.
Для этого Гитлер дал генералам технику и оружие. Много и не хуже чем у врагов. Сама Германия — преданных и безжалостных солдат. Много и свирепее чем у врага. Генералам оставалось лишь соединить эти ингредиенты в философский камень войны — неудержимую, неотразимую мощь. И они с этим безусловно справились. Обкатали стремительные передвижения механизированных войск в Чехословакии. Закалили в огне и крови стальные клинья танковых дивизий в Польше. Отточили искусство владениями ими во Франции.
Конечно в России были некоторые заминки. Огромные просторы, сложные погодные условия. Не очень правильные приказы вождя… Но все эти стихии были преодолимы.
В самом начале войны, в мемуарах, генералы еще писали, вдобавок к вышеперечисленным проблемам, и про стойкость русских. Даже некоторые комплименты, вроде “первый достойный враг”.
К 1943-му все эти признаки хорошего тона исчезли. Время заигрываний кончилось вместе с легкими успехами. Русские превратились в темную, зловещую силу. Немецкие генералы никогда не оскорбляли свои мемуары рассказами об “ордах русских, живыми волнами захлестывающих наши позиции”. В конце концов, генералы писали мемуары намереваясь читать их вслух в обществе, или оставить детям. А писать про то, что их враги якобы настолько нелепы что идут толпой на пулеметы — удел идиотов, пишущих для идиотов. А это уже профессиональная область Геббельса.
В 1943-м впервые немецкие генералы стали интересоваться своим врагом. И чем больше они узнавали о военачальниках красной армии, тем больше они укреплялись в своем превосходстве. И тем скупее становились записи в мемуарах.
Дело не в русских солдатах, которые в подавляющем большинстве были крестьяне, со всеми вытекающими. И даже не в верховном командовании вроде Жукове, который успел походить в учениках сапожника, или Рокоссовского, побывавшем дорожным рабочим. Да, эти люди никогда не смогли бы в Германии даже ночной горшок за Манштейном вынести, (буквально, их происхождение было бы недостаточным для получения места в штате прислуги поместья Манштейнов) а теперь ведут в бой армии, и даже иногда побеждают. Но это даже хорошо — какой же подвиг без достойного врага. Посмотрите вон на Наполеона, выскочка, а как талантлив. После войны, вне всяких сомнений, Ватутин, попади он в плен, наверняка бы удостоился перед смертью аудиенции у Манштейна. Для того чтобы позже, в мемуарах, появился красивый диалог. В котором Манштейн, с присущей ему солдатской прямотой, (к сожалению так и не обнаруженной мной в его насквозь лживых мемуарах, но почему то многие именно за это его хвалят, я не литератор, так что доверюсь профессионалам) наверняка проницательно укажет Ватутину на его ошибки, сможет мудро разбить оковы иудо-коммунистической пропаганды, и Ватутин прозреет. Возможно, даже раскается.
И станет красивым персонажем, колоритным поверженным врагом, в истории семьи Манштейнов.
Но вот у командира 78-го гвардейского полка, Кондратия Васильевича Билютина, шансов на признание не было никаких. Родившийся в нищей семье, одиннадцатым — он должен был умереть от голода, от холода, сгинуть к своим 44-м годам, или превратиться в немощного старца от тяжелой работы. Три года церковной школы, чтобы уметь поставить крестик напротив суммы заработка в копейках — вот граница его возможностей. А если недоволен, пусть к матери своей пойдет и спросит, зачем эта дура его рожала?
Местные Цапки и Цеповязы помогали семье Билютина как могли. Отняв землю, опутав долгами, свели всех в могилу. А маленького Кондратия пожалели, пригрели, и стали кормить. За службу малую — пастухом. Жить бы Билютину младшему, да радоваться. Но вместо этого Кондрашка лучшей доли захотел, и пошел по пути кривому. Начал с того, что вступил в местное ополчение, и воевал с бандитами. Цапки и Цеповязы тогда, прямо как и сейчас, очень любили порассуждать о твердой руке, у кого где место, кто волк а кто барашек. Оттого, наверное, очень удивлялись, когда получали от семнадцатилетнего Кондратия пулю. Этнические и организованные преступные группировки могут существовать только в сплаве с государством — кулаки убедились в этом на собственном неприятном опыте.
Уже через два года Билютин, теперь уже грамотный, вступил в Красную Армию. За три года его помотало по всей стране — от Сибири, где в боях у безлюдных, вырезанных колчаковцами деревень, он заслужил уважение за быстрый ум и мужество, и был удостоен солдатским комитетом звания командира взвода. Потом дороги Украины, где в жестоком бою принял Кондратий в тело шесть пуль, и на одном только крестьянском упрямстве выжил, выкарабкался.
В 22 года поступил в Высшую Тактическо-Стрелковую школу, и после этого снова принял под командование взвод.
Дальше можно продолжать и продолжать — человек побывал даже в Туркестане. В википедии последовательно расписано как Билютин медленно, по ступенечке, поднимается по карьерной лестнице. С перерывами на обучение, с откатами назад после ранений. Не иначе как в силу крестьянского происхождения способностями не вышел, в званиях рос медленно, то и дело тратя годы на обучение. И к 1941 он был майором. Проявив себя в боях под Москвой, только в 1943-м Кондратий Васильевич наконец получил новое звание и полк.
Прямо скажем, не сравнится его карьера по стремительности ни с Манштейном, не с Хюнерсдорффом. Вот что значит, экстерьером не вышел.
Трудно заподозрить в Билютине разностороннего собеседника, который мог бы обсудить перипетии Пелопонесской войны, или высказать веское мнение о современном балете. Сомнительно, чтобы читал он литературу, хоть бы и то, что сейчас презрительно называется “из школьной программы”. Даже если и было у Кондратия чем поделиться, ведь видел он и бесконечную снежно белую тундру, и черные пески Кара-Кума — разве смог бы он облечь это в выразительные слова интересного рассказа?
Скорее всего нет.
Ну и как из такого врага то лепить? Хоть бы инженер и врач какой завалящий в роду Билютиных — так ведь нет, 300 лет его предки грязь ковыряли. В вермахте Билютин, со всем его опытом, максимум до командира роты бы дослужился. Поскольку даже для звания капитана стоило бы иметь отцом, ну хотя бы врача.
В глазах генералов вермахта, такие как Билютин были просто оттенками грязи. Чернь, быдло, тупые крестьяне. Победой над такими людьми трудно хвастаться в гостиных приличных прусских домов. Вот и смешиваются русские в уныло-серую, бездарно давящую массой орду. А суровые и профессиональные солдаты вермахта в героической борьбе со стихией, просто захлестываются бесконечными волнами уродливых тридцатьчеверток и вопящими от ужаса недолюдьми, которых гонят в бой изверги-комиссары.
"Йохены" докладывают о своих удивительных рейдах по тылам врага, где их боевые группы истребляют русских тысячами. Но мы смотрим на силы противостоящие таким "Йохена", и видим близнецов 25-й гвардейской дивизии — и одной тысячи человек в них нет.
Отчеты "фон Хюнерсдорффов", а именно командиров отступающих из под Харькова танковых дивизий СС полны драматизма и накала. В течении всего двух дней оборонительных боев они уничтожили 178 русских танков. И в самом деле удивительное достижение, учитывая что к тому времени, во всей советской 3-й танковой армии, действовавшей на огромном фронте и не только против танкового корпуса СС, исправных танков было в пять раз меньше.
Ну и конечно Манштейн разворачивал перед Гитлером картину бесконечной красной орды, которую он, Манштейн, другие генералы, и стойкие немецкие солдаты все еще удерживают, несмотря ни на то, ни на это. И надо бы их за такое похвалить, и медальку дать.
И в самом деле, на бумаге силы были по меньшей мере равны. 78-й полк, против примерно полка 6-й танковой вермахта. Но так ведь у русских еще 179 танковая бригада. В соседнем селе дивизия кавкорпуса в силах тяжких (около сотни человек). А если еще посчитать отдельные пулеметные и артиллерийские части — можно на карте десяток значков нарисовать. Политруков правда не было — к тому времени все они в 78-м гвардейском полку и 179 гвардейской танковой бригаде уже погибли или ранены.
И опытные и профессиональные солдаты и офицеры регулярной армии у немцев — были. А у русских нет.
В 1924-м году численность Красной Армии была меньше 500 000. Конечно, к концу 1930-х руководству СССР стало ясно что грядет война, и численность войск стали наращивать. Но откуда было взять хороших командиров? Да еще и в нищей, крестьянской стране? Да вот взять хоть бы и лейтенанта, командующего усиленным взводом 8-й роты, что должен был принять на себя удар первым.
Будущей лейтенант проучился всего несколько лет в педагогическом техникуме. Он был учителем. Учителем в школе при фабрике. А в 1942-м, в возрасте 33 лет, Петр Николаевич был призван в армию. И этого техникума хватило, чтобы попасть в Пехотное Училище, где учили на офицеров. Еще полгода, и он лейтенант.
Я смотрю на черносерые фотографии этого человека. У него высокий лоб, ясный открытый взгляд, и плотно сжатые губы. Он похож на строгого завуча. Я смотрю на групповые фотографии Петра Николаича, где он в форме — и как же она на нем не сидит. Он совсем не похож на таких ладных офицеров вермахта, с ледокольными челюстями, на лицах как у Джейсона Стетхема, с широкими плечами, спортивных, подтянутых, в мундирах сидящих на них так же естественно, как шерсть на зверях.
Да и солдаты в красной армии, если уж без затей говорить, и солдатами то не были.
Вермахт обучал по призыву сотни тысяч человек в год, оставляя в постоянной армии только унтер офицеров. Немец мог проводить на сборах за всю жизнь довольно много времени, и к 20-30 годам имел весьма неплохие навыки бойца. Особенно те, кто потом станет хребтом танковых дивизий. Немецкая армия воевала с 1939, два года военного опыта. Германия выставила к 1941-му году против СССР не просто хорошо обученную армию, а действительно профессионалов и ветеранов. Вермахт обладал подавляющим превосходством на уровне рядового состава. Просто представьте профессионализм унтер-офицеров, которые имели опыт штурма позиций врага еще в первую мировую, и с тех пор почти не прекращали совершенствоваться.
А вот бойцы Петра Николаича — сплошной колхоз. Четверо из них были вообще моряками — 25-я гвардейская начинала как бригада морской пехоты. Пройдя почти два года боев, из первоначального состава осталось только четверо. Они же и были самыми опытными. Двадцатилетние ветераны, с юношескими лицами и глазами стариков. Остальные были старше, и ни одного из тех, кого немецкий унтер-офицер признал бы за солдата. Рабочие, колхозники, грузчики. Самым старым был 49-ти летний Андрей Аркадьевич Скворцов. До мобилизации он был председателем колхоза, и до сих пор сохранил привычку лезть во все дела, и за всех беспокоиться. В роте его называли “Папаша”.
Можно много еще рассказывать. Но к чему рассусоливать, суть то одна. Не ровня Билютин для Хюнерсдорффа. Куда там Петру Николаичу до матерого волка “Йохена”. И уж совсем не сравнить пожилого Андрей Аркадьевича, со всеми его премудростями про то, как за коровами ухаживать, с тренированным и откормленным мотострелком танковой дивизии вермахта, что два года в училище, в поту и грязи армейскую науку познавал, а потом еще три года на поле боя экзамены сдавал.
Манштейн, уверенно и спокойно, провел на карте линию наступления вдоль железной дороги. Хюнерсдорфф спокойно и последовательно исполнял этот приказ, двигая 6-тую танковую вперед, и лишь досадливо поморщившись от известия о очередном очаге русского сопротивления, отдал приказ на атаку. Йохен готовил атаку, уверенно, спокойно и деловито, как и подобает профессионалу. А некий Ганс, вполне возможно с железным крестом еще за Первую Мировую, поведет сыгранные и отлично вооруженные подразделения в бой
.
Они все были спокойны, несмотря на то, что крайний срок занятия города, назначенного Манштейном как цель для 6-й дивизии, истекал через пять часов. Надо было просто смять русских, и вырваться на оперативный простор — и тогда Хюнерсдорфф вполне успевал по срокам, если пошлет вперед мобильную боевую группу. Внезапно обнаруженный промежуточный оборонительный рубеж русских не нарушил их спокойствия, ведь они знали:
Русские не могут победить.
(это отрывок из книги "Пылающая Сталь", автор Владислав Добрый)