Елена Гусева — рекордсменка, переплывшая Берингов пролив.
Этим летом Елена уехала на север Красноярского края, на Таймыр — поработать в вахтовом поселке, на новом угольном месторождении.
Вернуться домой оказалось непросто: чтобы добиться места в вертолете, пришлось объявлять сухую голодовку.
Несколько десятков вагончиков изо всех сил держатся за землю, хотя вьюга — тоже изо всех сил — старается унести их с собой.
Порывы ветра в 30 м/с для здешних мест — не редкость. Несмотря на сентябрь, снег уже плотно лежит и не тает. Иногда по утрам невозможно открыть двери вагончика, потому что за ночь снаружи надуло сугроб.
В вагончиках живут рабочие. Это — вахтовый городок нового угольного кластера вокруг Сырадасайского месторождения. Оно находится в 100 км от острова Диксон — самого северного населенного пункта страны.
В 80-х, после окончания университета, здесь работал метеорологом ее муж, а еще раньше, в 60-х — его отец.
Они много рассказывали о здешних суровых краях, о ветрах и вьюгах, собачьих упряжках и коварстве белых медведей. А еще — о товарищеской взаимовыручке, о танцах в клубе, о научных исследованиях и воодушевлении, с которым работали люди: край развивался, они были героями-покорителями Севера.
Увидев объявление о работе на Диксоне, Елена тут же отправила резюме.
— Вахта — это туризм по-русски! — рассуждает она. — Работодатель оплачивает билеты от дома до места.
Сначала Гусева добиралась из Перми до Красноярска, и уже оттуда 31 июля вместе с будущими коллегами стартовала на Диксон.
Шесть часов полета над Енисеем и тундрой с болотами — и самолет приземлился на острове в крохотном аэропорту. Потом — еще один перелет на вертолете «Красавиа» до вахтового городка около Сырадасая.
Останки грандиозных проектов
Поселок Диксон и его окрестности Елена видела только с высоты. Но увиденное впечатлило.
— Стальное Карское море, а вокруг — кладбище брошенного ржавого железа и развалившихся домов. Когда-то в поселке жили около 5 тысяч человек, сейчас — 200. Вся тундра вокруг тоже завалена ржавыми останками былых грандиозных проектов. В одном из таких — новых проектов — я и принимала участие.
Уголь Сырадасая
Сырадасайское месторождение — одно из крупнейших в мире.
Запасы коксующегося (металлургического) угля тут оцениваются более чем в 5 млрд тонн — на их добычу надо минимум 500 лет. Этот уголь особенно ценен, и стоит в 2-3 раза дороже обычного.
Хотя Сырадасайское месторождение открыли еще в 1844 году, оно «простаивало» больше полутора веков — из-за крайне сложных климатических условий, трудной и дорогой логистики.
С 2008 года его освоением занялась компания «Северная звезда» — дочерняя структура «Норникеля» и часть международной инвестиционной корпорации AEON.
В 2019 году стратегическим партнером проекта стал Сбербанк, а смета перешагнула рубеж в 45 млрд рублей.
Работы закипели весной 2021 года, а уже осенью 2022-го с Сардысая отгрузили первую партию угля.
Планируется, что к 2040 году в угольный кластер будут входить: разрез открытого способа добычи, обогатительная фабрика глубокой переработки, 60-километровая железнодорожная ветка, морской порт «Енисей», аэропорт «Таймыр», мини-ТЭЦ, склады и очистные сооружения. Фактически, на выходе появится новый населенный пункт.
Пока, по словам Елены, на разрезе идет довольно вялая добыча угля.
— За два месяца, которые я тут провела, уголь добывали по крохам, отправляли по 1-2 машины в сутки в накопитель на причале. Говорят, что в Архангельске накопители переполнены, и уголь не продается. Хотели в Китай гнать, но тоже что-то не получилось. На зиму собираются совсем консервировать разрез.
Как моржиха с многолетним стажем и лауреат Книги рекордов Гиннеса (за то, что переплыла Берингов пролив), Елена Гусева, конечно же, купалась в Карском море.
— Там сарайчик стоит на причале, возле него я и купалась, — вспоминает она. — Потом уже прочитала в интернете, что эта конструкция называется морским угольным терминалом «Енисей». А сам причал, который отсыпали не теми камнями и его смыло штормом — это «приоритетный инвестиционный проект развития Арктической зоны, поддержанный правительством РФ».
По словам Елены, техника и рабочие заняты в основном строительством дорог.
— Вахтовый городок стоит на подушке из камней, которые разбивают на разные фракции для прокладки дорог в тундре. А рядом бродят удивленные белые медведи, прыгают толстые зайцы, а куропатки с детенышами прятались от песцов прямо под моим крыльцом.
Рабство за Полярным кругом
В вахтовом городке живет от 200 до 250 человек: бульдозеристы, водители, взрывники, сварщики, монтажники, дорожные рабочие, инженеры, энергетики, механики, служба безопасности, кадровики, диспетчеры, коменданты, доктор.
Их жизнеобеспечением занимается аутсорсинговая компания «ОМС» (клининг, кейтеринг) — всего около 25 человек: электрик, сантехник, плотник, кухонные рабочие, горничные, менеджер и мастер.
Елена устроилась работать горничной за 80 тысяч рублей в месяц.
— Ну какие тут горницы? Делала уборку в жилых вагонах и кабинетах, — смеется она.
Работа с 7 утра до 22 вечера, без выходных. У кого-то вахта 45/45 дней, у кого-то — 60/60. Уже на месте узнала, что сроки окончания вахты и отправления домой могут сдвигаться.
— Я впервые на вахте, и меня не предупреждали о рабстве за Полярным кругом, — рассказывает Елена. — Вахта заканчивается, а выехать отсюда ты не можешь! Есть люди, которые по 3-4 месяца работают, кто-то по полгода — пока их не соблаговолят поменять. У одной женщины брат погиб на СВО, она не смогла его проводить, у другой — сначала парализовало маму, а потом сын попал в автокатастрофу, его жена тоже разбилась, а их 5-летняя дочка у родственников. Эта женщина плачет, моет вагончики и не может вырваться домой. Это где-то за гранью моего понимания.
При этом вертолеты, по ее словам, есть и летают: начальство перемещается по объектам.
— Основных рабочих тоже вывозят вовремя, у них нет такой проблемы, — продолжает Елена. — Раньше у компании „ОМС“ был свой самолет для доставки, на котором летали только ее работники. Сейчас им дают лишь места в самолетах компании, которую она обслуживает — если они есть. А мест никогда нет.
Обращения в трудовую инспекцию и прокуратуру края ничего не дают: в трудовом договоре есть пункт со ссылкой на Положение о вахтовой работе. В нем прописано, что при отсутствии смены работодатель может задержать работника до 3-х месяцев.
Когда кто-то в отчаянии позвонил в МЧС и пожаловался на незаконное удержание, ему ответили: «Вашей жизни что-то угрожает? Вас кормят? Ну и сидите».
Некоторые вахтовики пытались уходить пешком — 100 километров через тундру с болотами, медведями и росомахами. Их возвращала служба безопасности.
По просьбе «НеМосквы» трудовой договор Елены Гусевой изучила юрист Юлия Островская. Она считает, что работодатель нарушает трудовое законодательство России и нормы международного права.
Во-первых, работа с 7 утра до 22 вечера длится 15 часов подряд, в то время как закон ограничивает максимальную продолжительность смены: не более 12 часов.
Во-вторых, время отдыха между сменами должно быть не менее 12 часов. При ежедневной работе с 7 до 22 на него остается не больше 9 часов.
В-третьих, еженедельный отдых: на вахте должно быть не менее 4 выходных в месяц.
В-четвертых, продолжительность вахты: статья 299 Трудового Кодекса ограничивает ее одним месяцем. В некоторых случаях (включая природно-климатические условия и специфику использования транспортных средств) работодатель может продлевать ее до 3-х месяцев — но только с учетом мнения профсоюза.
Если профсоюза нет, работодатель может увеличить срок вахты и сам, издав распоряжение. При этом он обязан обосновать исключительность такого случая — это не должно быть обычной практикой. Если работодатель все-таки увеличивает срок вахты, то обязан предупредить работников об этом за 2 месяца.
В любом случае, продление вахты в одностороннем порядке по инициативе работодателя, в соответствии с Конвенцией № 29 Международной организации труда (МОТ), — это принудительный труд. Она ратифицирована в России и запрещает подобные практики.
Вырваться из «белого безмолвия»
За два дня до окончания срока своей вахты Елена Гусева предупредила начальство, что объявит сухую голодовку, если ее не будет в списках на вылет.
Утром 30 сентября ее в списках не было.
Она прекратила работать, сдала свою карточку на питание и объявила сухую голодовку — не ела и не пила.
Чтобы вырваться из «белого безмолвия», пришлось даже угрожать начальству уголовным делом за незаконное удержание.
В вагончике инженеров по технике безопасности
Коллеги разделились на два лагеря — одни поддерживали Елену, другие осуждали.
— Им пришлось поделить между собой мой участок работы — хотя они не обязаны были этого делать. Но, чтобы не ссориться с начальством, согласились. А я балдела: гуляла, отсыпалась, разговаривала с работягами, фоткала заснеженную технику. Соседок по вагончику спрашивали, всерьез ли я [голодаю] и не грызу ли сухари под кроватью.
Через три дня Елену включили в список на вылет.
Туда же попала женщина, у которой сын лежит в реанимации после автокатастрофы. И мужчина, которого не отпустили на похороны жены.
Следующие два дня была непогода (к ней у Елены претензий нет), еще день пришлось сидеть в машине-вахтовке, ожидая пропавший или застрявший где-то вертолет.
4 октября Гусева приземлилась (почему-то) в Норильске вместо Красноярска. Это удивило даже стюардессу. Но главное — за бортом была уже свобода.
— Хотела получить лайт-опыт жизни в тюрьме: закрытый коллектив, вынужденное общение, физический труд. Как оно, справлюсь? Получила. Поняла в очередной раз, что все у нас держится на безропотности и нищете людей. Они — как дети: «начальству виднее», «ничего не изменишь», «бывает и хуже». Относились к переработкам как к чему-то неизбежному, как к явлению природы — дождю или снегу. «Ну вот так у нас», «делать что-то бесполезно», «были уже умники, ничего не добились».
Коллеги, с которыми Гусева прилетела в вахтовый городок 31 июля, до сих пор еще там. Их обещают вывезти к концу октября.
— Но это еще бабушка надвое… — уточняет Елена.