Как полюбить поэзию по приказу
То что стихи не моя стихия, я понял ещё в школе. Ухватив главную идею темы урока и запомнив основные тезисы, я мог забить на домашнюю зубрежку. Вызванный к доске, при минимуме знаний, я так мастерски лил воду, что выплывал на четверку, а то и на пятерку. Со стихами такой трюк не проходил. Их приходилось тупо учить. И к концу одиннадцатого класса школа сумела сформировать у меня стойкое неприятие поэзии.
Распрощавшись с учебой, с легкой душой простился и со стихами.
Я так думал.
Где-то на третьем месяце службы, комполка проводил очередной обход подразделений: нарушений не выявлено, полковник доволен, но тут сопровождающий его замполит вопрошает - А почему я не вижу в тумбочках у солдат книг? Ротный: - Ну, как же? Вот Устав караульной службы, Устав гарнизонной службы, Дисциплинарный устав. - А художественная литература? Советский солдат должен читать, расти духовно. Ротный берет под козырек.
Но думать, что нас просто обязали записаться в полковую библиотеку, это значит плохо думать про армию.
Роту привели туда строем.
Перед входом уже стояло несколько столов с писарями. Ротный объясняет задачу: справа, в колонну по одному, бегом, залетаете в библиотеку, хватаете книгу и на выход, записываетесь, и бегом в строй. На все про все - полчаса. Некогда мне тут с вами, охламонами, вожжаться.
Еще стоя в строю, я прикинул, что книга должна быть не особо толстой, но большого формата - чтобы можно было хранить в ней бумагу для писем и конверты, и использовать её как подставку при письме.
Отдышавшись, вновь стоя в строю, разглядываю свой улов: Ё-моё, - Блок. Сборник стихотворений.
Но особо то не расстроился. Читать я её не собирался, будь она даже детективом. На первом году службы как-то, знаете ли, не до чтения. И Александр Александрович благополучно отправился на полку моей тумбочки.
Служил сборник, как и намечалось, канцелярской принадлежностью. Но в последние месяцы, когда время приобретает тягучесть резины, альманах все же открылся.
Не помню как называлось стихотворение, но там было про то, что если ночью в снегопад встать под фонарем, и долго смотреть вверх, начинает казаться, что это не снег опускается на тебя, а ты летишь сквозь пространство.
Я оторопел. Как же так? Это же я! Я летел в открытый космос раскинув руки с болтающимися варежками на резинках. Это же была моя детская тайна! И вдруг какой то дядька, за сто лет до меня, нагло крадет мой полёт.
Я даже немного расстроился. Поэт вновь был отправлен в компанию к своим друзьям-уставам, но занозу в душе, все же, оставил. И через неделю был открыт вновь.
"Есть игра: осторожно войти,
Чтоб вниманье людей усыпить,
И глазами добычу найти,
И за ней незаметно следить"
И вновь пошли флешбеки. Я и мой друг Жорик, два здоровенных балбесА, вперившись взглядами с задней парты в спину Таньки Охохониной, отличницы, красавицы, и т.д. и т.п. шепчем: - Вот я расстегиваю верхнюю пуговку на её платье, расстегиваю вторую, третью... - Погоди, погоди... Вот показывается лифчик. Я отстегиваю первый крючок...
И тут Танька резким движением закидывает руку себе за спину, пробегается пальчиками по пуговкам, проверяя застегнуты ли они, и вновь возвращается к конспектированию.
Мы прифигели: как она могла почувствовать? Слышать то она нас , через весь класс, точно не могла.
С этих двух откровений возник мой интерес к Блоку, а затем и к поэзии в целом.
Спасибо тебе, замполит, за приказ.