С утра меня просто вывело из себя, что мне-таки пихнули один баллон газа. Мне показалось, что Ваня решил меня разгрузить на весь поход ввиду “гуляющего” веса шатра (от 5200 до 7300). Стабильно он был с конденсатом после сна, пожалуй, в районе 5700-5900. В итоге помимо еды мне пихнули еще баллон.

-Да вы че поокуевали все что ли?

В общем, я все сразу понял и просто пошел в сторону перевала. Сегодня предстояло набрать до обеда 800 метров, забравшись на Хацак и спуститься с него. Я почему-то предполагал, что второе кольцо будет проще - по крайней мере, оно короче, да и акклиматизация присутствовала.

Я ошибался.

Сначала шли по разливам, а затем, увидев ледник, ушли на боковую морену, по которой шли практически до 5000.

Несмотря на нагрузку, я шел очень бодро.

Ближе к 10 утра Катя Б. выбралась на вершину боковой морены, оглядела ледник и сказала, чтобы мы все поднимались.

Я надеялся, что связок раньше времени не будет - собственно, так и получилось. Мы надели кошки и просто пошли по леднику, периодически распутывая трещины.

Виды были просто фантастические - очень похоже на Безенгийскую стену на Кавказе, только гораздо выше (мы стояли на высоте больше 5000, а перевалы и вершины - как минимум, на полкилометра выше).

-Вот теперь похоже на Памир. Высоко, снежно и очень солнечно.

На одном из привалов мы уселись практически на трещине. Ледник зловеще начал трещать под нами, поэтому мы ретировались.

Перевал приближался. На седловине мы видели одиноко стоящий камень, который издалека похож на стоунфейс (эмодзи, взятое с голов рапануйских истуканов на о.Пасхи) и казалось, что до перевала уже рукой подать.

Однако счастье должно было когда-то закончиться. Буквально в полукилометре от перевального скального взлета началась закрытая часть ледника. Под палящим солнцем снег превратился в кашу.

Миша попробовал пройти без связки. На третий “протык” палка ушла в снег почти по рукоять.

-Не, Миш, фигня. Надо связываться.

Шутка что ли - мы связались за 13 (!!!) минут. Для моих походов - это очень быстро.

И увязли на час в этих сотнях метров. По итогу на перевальный взлет мы шкрябались уже в сырых ботах. Я даже кошек не снимал - Катя сказала, что с другой стороны точно потребуются связки.

Гребаные связки. Хуже только камнепад, гроза или лавина. Или бастурма на обед.

Пообедали на седловине. Все, опять же, достаточно оперативно - надо было сбрасывать после седловины.

Я посмотрел по сторонам. Кому-то было плохо в тот момент? 

Первую веревку повесили почти… из трещины. Мы как-то интересно пристроились, что в итоге почти на каждой веревке были сюрпризы - то бергшрунд, то просто какой-то провал, то глубокий снег. Спасибо, что веревок было не 6, а всего 3.

Катя Б. снова применила тактику оперативного сваливания с последней станции - мы ждем веревку, вяжемся большой толпой и сваливаем вниз. По итогу в связке оказалась достаточно разносортная компания: спринтеры в лице меня и Кати Б., умеренная Таня и стаеры в лице Вероники и Полины.

В общем, одна из худших ходок за поход.

Я не могу спорить с Катей - она все делает почему-то по своему. Я не понял, зачем мы шли двадцать минут по открытому, но достаточно крутому леднику в связках, да еще траверсировали склон при этом. (Катя Б. отвечает, что непонятно было, насколько он разорван впереди) Не знаю, насколько круто ходят мои друзья, но мне кошку ставить крайне неудобно на 10-15 градусном ледовом склоне. Да и, кажется что это явно небезопасно - идти связкой по открытому леднику (Катя не согласна)

Ложку меда в бочку дегтя добавил техничный спуск с ледника - по крутому скату я спустился бодрым прусским шагом. Я уже даже забыл, как там правильно шагать, но, как говорится, навыки - не ржавеют. Кошки - сила.

Катю раздражал мой ход (и, видимо, кого-то еще сзади), я шел позади нее. Таню раздажал тоже мой ход - он немонотонный, рваный (с ее слов). Таня шла сзади.

-Вывод очень простой - не надо брать меня в связку.
-Надо тебе идти последним.
-Видимо.

В общем, женская связка - не женская баня. Соваться не стоит. Так и порешали, поэтому до конца похода я ходил только с парнями в связках.

Зато почти сразу после схода с ледника мы нашли отличные песчаные площадки в моренной куче и встали там.

Очередное дежурство нас с Таней. По моим расчетам - последнее в этом походе. Хотя бы одним головняком меньше.

К слову, несмотря на выход на 5300 и ночевка на 4800 - высота потеряла какую-либо роль. Уже не горнило. И даже Акба не пугала своей высотой - я был свято уверен, что плохо может стать лишь на пике Ленина.

На которой я уже точно не собирался по доброй воле.

<==День 14. Реванш сатурации День 16. Игра на понижение==>

Часть 3. ЯМы - Диакарб (второе кольцо)

-Стас, тебе понравилось?
-Да, вообще классно. Сейчас главное не блевануть.
© из диалога Вани и Стаса.

День 14. Реванш сатурации.

Шансов не пойти за заброской у меня не было - в лагере оставались Ваня, Полина и Катя Е., остальные же 8 участников с утра пораньше выдвинулись за едой. Ужин вчера был чуть урезаннее, но честно - это было сложно заметить невооруженным глазом.

Поднимался я как-то тяжело. Несмотря на то, что рюкзак максимум весил 7-8 кг, шлось неприятно. Я понимал, что он собран как попало: там лежали пару теплых вещей и кошки с ледорубом на случай, если придется передвигаться по снежникам, но не настолько же все должно быть плохо!

Из-за легких рюкзаков и уменьшенного состава коллектива, шли мы не ходками 20/10, а скорее просто приваливались раз в час. Катя Б. очень хотела побыстрее разобраться, чтобы доставить еду в лагерь и уже после обеда рвануть дальше по маршруту - на второе кольцо. Рвению командира можно было лишь позавидовать, ибо у меня сил для удовлетворения подобных амбиций не было.

На первом привале, через час от начала ходьбы, я чуть не завалился спать. Сильно клонило в сон, слегка болела голова. Как будто горняжка снова испытывала меня на прочность. Хотя высота была всего 4800 (это против 5600 на Марко Поло).

Таня настояла на том, чтобы я снова выпил таблетки.

С борта речной долины Внукута мы ушли в боковой цирк, который развалился перед перевалом Ходаш - самый первый наш перевал, до/от которого мы шлепали первые три дня в горах. Путь лежал рядом с ручьем, который преодолевая многочисленные осыпи, упирался в остатки снежника под перевальным взлетом.

Через 3 часа после старта мы достигли наконец седловины. Виды открываются фантастические.

-Даже самый низкий перевал - и тот 5000. Ну и поход.

С седловины спустился за “хвостом”. Там не очень бодро шагали Вероника и Таня. Последняя вообще сегодня шла медленнее обычного - Танюша обычно идет 4-5-ой по счету. Я уточнил, что с самочувствием, она сослалась на голод - карманное питание для перемещения у нее было в заброске, поэтому следовало просто быстрее добраться до заветных сумок в камнях.

Вероника, хоть и вечно на позитиве, от помощи в переноске рюкзака не отказалась.

Пока писали записку на седловине, Катя оглядела место, где мы приблизительно кинули заброску и сказала, что можно, в принципе, скинуть теплые вещи и железо - путь относительно простой. Рюкзаки облегчились окончательно.

Достаточно весело мы начали глиссировать по снежнику и очень быстро, за 25 минут, скинули 300 метров и проскочили остаток пути до нашей заброски. Аккуратно раскидали камни, встряхнули от красного перца и начали потрошить клетчатые сумки.

Минут за 15 рассовали все пакеты с едой, газовые баллоны. Кто-то получил свое карманное питание и уже начал его употреблять.

Погода выдалась благостная - снова солнце, но на высоте 4700 оно уже не было столь беспощадным.

Обратная дорога пошла медленнее - нам нужно было снова набирать на Ходаш, рюкзаки уже весили около 20 кг, т.е. “сцепление с землей” чувствовалось.

Уже на перевальном взлете обратно я шел четвертым. Миша усвистал далеко вверх, впереди меня шли две Кати. Я потолкался за ними, а затем обогнал, пока девчонки переводили дыхание. Что-то внутри меня перемкнуло в тот момент, но что - я еще до конца не осознавал.

Будто за секунду картина переменилась - дыхание восстановилось, мышцы работали как на равнине, шлось медленно, но уверенно. Головная боль пропала, все неприятные симптомы тоже.

-Диакарб что ли заработал?

Когда я вылез на седловину, Миша ел какие-то цукаты и угощал всех новоприбывших. Подождали остальных. В конце концов я снова спустился вниз, к излюбленному на сегодня дуэту из Тани и Вероники и взял рюкзак уже у Тани.

На седловине мы добавили к нашей поклаже оставленные железяки и теплые вещи. Можно было смело сбрасывать вниз, тем более время приближалось к 12 часам.

Я предложил Тане разгрузить ее еще будучи на перевале, но она отказалась. Хорошо, на спуск идти гораздо проще, может и не понадобится разгрузка. Но она понадобилась.

Мы с Федей и Мишей очень быстро улетели вниз метров на 200, на зачехленную часть ледника. Когда я обернулся назад, увидел, что Таня опять где-то в аръергарде. Проходящая мимо Катя Б. посоветовала ее разгрузить, на что я сказал, что уже пытался сделать это на перевале.

-Тогда скажи, что я попросила, чтобы ты ее разгрузил.

Посмотрим, насколько добавка из авторитета руковода подействует на медика. Я вспомнил как Н.Каманин говорил про С.Королева: “ему бы полежать, отдохнуть, да только уложишь ли его?!” Параллели между ракетным конструктором и Таней для меня были очевидны.

Мы всех отпустили далеко вперед, пока решали, насколько я буду разгружать. Таня упиралась, но я настаивал, давя не только своим мнением, но и советом руководителя. Всю критику направлял в адрес “начальства”.

Тане удалось отвоевать баллоны с газом, которая она тащила в изрядном количестве. А вот еду я все-таки забрал.

На привале Таня долго пыталась обратно вытащить из моего рюкзака еду, но Катя Б. была непреклонна - Влад тебя разгружает и все.

В общем, Таня все равно шла сегодня небыстро и постоянно сетовала, что Ходаш - это какой-то проклятый перевал. Меня периодически срывало до “головы”, потом я задерживался, ожидая Таню. Во время перемещений в наушниках грохотали шедевры Коты Ямамото, а я себя чувствовал просто идеально.

Неужели акклиматизация окончательно завершилась? Забегая вперед скажу, что да - после у меня уже не было проблем с высотой, только с расходниками в виде суставов.

По дороге рассказывал Тане как много у меня футболок, а я ношу лишь парочку.

Мы вернулись в лагерь последними. Уже вовсю шло распределение еды и снаряги, дербанился пакет, доставались супы, колбаса, сухари, персональное карманное питание. Вереница газовых баллонов выстроилась в шеренгу. Стас и Ваня задумчиво суетились вокруг общественного скарба, который кратно увеличился.

Стоит сказать, что второе кольцо у нас предстоит гораздо короче - всего 6 дней. Надеюсь, рюкзак будет чуть легче завтра.

-В общем, сегодня стоим здесь, набираемся сил. Думаю, нам всем будет полезно.

Руковод ушла по своим делам. Я опешил - внезапно полудневка. А у “карантинного блока” - полноценная дневка за весь поход. Конечно, пойдет на пользу!

Остаток дня провел со сканвордами и книжкой. После тяжелого дня на Марко Поло шло два дня, когда состояние было близко к идеальному. Сегодняшнее “реле” я запомню надолго - не припомню, чтобы мое состояние менялось так быстро, практически единомоментно.

<==День 13. Терпеливым воздается. День 15. Неприятный сюрприз==>

История покорения Эвереста – это приключенческий роман, полный разбитых надежд, смертей и соревнования за лидерство в восхождении на самую высокую вершину мира. На сегодня считается, что первыми ступили на вершину новозеландец Эдмунд Хиллари и непальский шерп Тенцинг Норгей в 1953 году.

– Well, George, we knocked the bastard off! – первое, что сказал Хиллари своему другу, когда спустился в лагерь.

Но слухи о том, что и до этой экспедиции Джомолунгма уже покорялась человеку, ходили и ходят до сих пор. Так существует версия о секретной советской экспедиции 1952 года под началом некоего Павла Дачноляна, но ее категорически опровергали как советские, так и китайские источники. По слухам, в восхождении принимали участие 35 человек (в некоторых источниках – до 120!), но из опубликованного перечня штурмовой команды из пяти человек не находится ни одной фамилии, которая была бы хоть в одном списке известных советских альпинистов. И было бы странно, что восхождение по сложному северному склону доверили бы каким-то ноунеймам. Никаких документов или вещественных доказательств экспедиции не найдено, имеется только загадочная палатка на высоте 8500, о которой еще пойдет речь. Чья она – по сей день остается загадкой. Ну и не заметить группу даже в 35 человек не могли ни в одном из монастырей у подножия Эвереста.

Но есть еще один человек, который теоретически мог побывать на самом пике Джомолунгмы почти за 20 лет до экспедиции Ханта – Морис Уилсон.

Родился это неординарный человек в 1898 году, в 18 лет добровольцем ушел на фронт, где отличился в третьей битве при Ипре, не став покидать свою пулеметную позицию при наступлении немцев. Находясь под постоянным артиллерийским и пулеметным огнем, он фактически сдержал атаку противника, остался единственным живым из батальона. И это, как пишут, был его первый день на войне, не знаю, насколько уж правдива эта информация. За это сумасшествие Уилсон получил Военный крест, а через некоторое время там же под Ипром – пулеметную очередь в организм, от которой полностью не оправился до конца жизни.

В 1919 году по ранению его комиссовали, не выплатив даже положенных денег за ранение. В общем ряду персонажей "потерянного поколения" Уилсон разочаровался и в правительстве, и в жизни, укатил в Штаты, где искал себя в самых разных сферах, но постепенно терял смысл жизни. Два брака, два развода, длинное резюме из-за постоянной смены работы, поездки в Новую Зеландию и Южную Африку – и вот Морис возвращается в Англию, везя с собой депрессию и туберкулез. Лекарства он не принимал принципиально, но однажды исчез. А когда объявился перед знакомыми снова, то был полностью здоров, не считая поврежденной пулями под Ипром руки. Свое чудесное исцеление Уилсон объяснял тем, что в поездках познакомился с практикой йоги, модифицировал их в соответствии со своими христианскими убеждениями, а излечиться помогли длительная медитация и пост на протяжении тридцати пяти дней, во время которых он позволял себе лишь изредка пить воду.

Решив, что ему открылась истина, Уилсон решил, что должен донести ее до всего мира, но сделать это можно только тогда, когда ему удастся стать известным на весь белый свет. Как раз в это время в газетах началась истерия по поводу покорения высочайшей вершины мира. Закончившаяся война, результаты которой были спорными даже для победителей, вывела на новый виток межнациональное соперничество: тут и спортивные противостояния, и покорение чего-либо. Но весь земной шар уже исследован, но были места, куда нога человека еще не ступала. Штурмовать джунгли Амазонии было бы глупо и медийно бесперспективно, а вот самая высокая точка планеты...

Попытки покорения Эвереста начались в 1921 году с разведывательной экспедиции Чарльза Говорда-Бьюи. На следующий год был предпринят штурм отрядом Чарльза Гранвиля Брюса, но безуспешный, хотя впервые в истории человек забрался выше чем на 8000 метров над уровнем моря. Потом был 1924 год – снова неудачно. Примечательно, что все три экспедиции возглавляли военные. Потому как альпинизм – дело государственной важности!

Идея забраться на Эверест пришла в голову Уилсону в 1932 году во Фрайбурге, где Морис проходил лечение. К 1933 году в Англии готовились два мероприятия, связанные с Джомолунгмой: экспедиция Хью Руттледжа и полет над вершиной двух бипланов. Присоединиться к Руттледжу не было никакой возможности, и Уилсон попытался вписаться в команду летчиков с целью спрыгнуть на гору с парашютом. Ему мягко посоветовали лечить голову и не отсвечивать в приличном обществе.

Почему он не мог войти в состав официальной экспедиции? Причины тут две. Во-первых, об альпинизме Уилсон имел самые общие представления, которые повлияют на его подготовку. Во-вторых, официальной альпинистской организацией в Англии был Горный клуб при Географическом обществе. Вход туда не аристократам был заказан, а Морис не был даже джентри. Поэтому у него родился ПЛАН!

Подготовка. Зачем брать уроки у швейцарцев и немцев в Альпах? В Англии ведь тоже есть горы, и Уилсон принялся наматывать пешком мили по холмам в Уэльсе. Ледорубы, кошки на ботинки? О том, что такие предметы существуют, Морис, наверное, знал, но их предназначение для него оставалось загадкой.

Ощущая себя готовым к подвигу, Уилсон задумался о доставке себя в Тибет. Гражданская авиация только делала первые шаги, поэтому будущий покоритель Эвереста... покупает самолет. Да, нищебродом он не был, как вы можете понять, Морис вполне смог приобрести подержанный, но свежий биплан "Gipsy Moth" и записаться в авиашколу. Инструктор был не в восторге от летных навыков ученика, но отмечал его одержимость и упорство, так что удостоверение пилота выдал.

Морис назначил дату вылета, оповестил журналистов, но путешествие пришлось отложить. Потому как его стаж пилотирования насчитывал всего несколько месяцев, что привело к закономерному итогу:

Это героя не остановило. Отремонтировав разбитый самолет, написав на его борту "EVER WREST", Уилсон отправился в сторону Тибета. Авиационные власти Англии запретили ему вылет, но Морис порвал телеграмму об этом на мелкие клочки и прыгнул в кабину. Несмотря на то, что официальные институты были категорически против авантюры Уилсона, обществом он воспринимался как герой.

За перелетом Уилсона следила вся Англия, да и не только. Он перелетает во Фрайбург, где у английских властей "наши полномочия все", оттуда лишь со второй попытки смог пересечь Альпы. Сложности с полетом в горах – еще один звоночек, но к тому моменту Морис плотно сидел на самопальных идеях, в которых намешались христианство, буддизм, йога и фатализм, поэтому критическое восприятие уже отключились начисто. Из Италии он пересекает Средиземное море, дотянув до Туниса, где впервые пробует посадку при низкой облачности. Уилсону везет и тут, он не рвсколошматил машину, а вполне удачно сел. Из Туниса – в Каир. Тут опомнившиеся английские авиационные чиновники, подзуживаемые сэрами из Горного клуба, наконец-то заметили, что сто миль назад под ними убило лошадь, и присылают телеграмму о том, что пролет через Персию этому дебилу запретить. Уилсон пожал плечами, открыл карту из школьного атласа (факт, нормальных карт у него не было) и улетел в Бахрейн. Но и тут джентльмены доказали, что руки у них длинные: британский консул запретил продавать Уилсону топливо. Шах и мат.

Морис покаянно склонил голову и заявил, что возвращается домой. Только после этого его самолет заправили, Уилсон взлетел, качнул крылом и взял курс на восток. Естественно, летел он не на Альбион, а в Индию – в Гвадар, где находился самый западный аэродром страны. Потом уже считали, что керосина Уилсону могло хватить только при изрядной доле везения – только при попутном ветре и с одной попыткой на посадку. Но и тут Христос с Буддой подсобили: Морис приземлился, но без шансов на взлет. Обложили его на этот качественно. Поэтому самолет приходится продать.

Уилсон уже посуху переезжает в Дарджлинг, где безуспешно пытается получить разрешение на переход границы с Тибетом. Приходится зимовать, но здесь Морис хотя бы получает представление о реальных трудностях в восхождении на высокие горы. Он знакомится с шерпом Полом Кармой, который принимал участие в экспедициях 1922, 1924 годов и только что ходил с Раттледжем. Неудача официально одобреного восхождения Уилсона вдохновила – господь до сих пор с ним! Карма сначала вдохновился идеями Мориса, но быстро понял, что с этим сумасшедшим даже поход на пикник смертельно опасен, и сбежал. Зато объявились три других помогатора: непальцы Теванг, Ринцинг и Тзеринг. С их помощью Уилсон проворачивает очередную аферу.

Представьте себе пограничный КПП высоко в горах, к которому подходят четверо буддийских монахов, один из которых глухонемой и очень болен. Солдаты машут рукой – проходите, блаженные.

Так Морис Уилсон оказался в Тибете.

Штурм вершины он начал из монастыря Ронгбук.

Монахи Уилсоном искренне восхищались, но от авантюры его отговаривали. Тем более что представления Мориса о вкусной и здоровой пище тоже были особенными: подниматься на 8848 метров он собирался на финиковой диете. Но хотя бы им удалось всучить ему что-то из снаряжения, оставшегося от экспедиции Раттледжа. Правда, от ледоруба и кошек Уилсон отказался.

Ну да, зачем эти странные штуки.

Первый поход он начал в таком виде, что Остап Ибрагимович позавидовал бы.

Синяя мантия из парчи, с золотыми пуговицами, шелковый шарф более трех метров длинной, розовый джемпер, фланелевые брюки.

Ледоруб ему все же всучили.

Дальнейшее известно только из дневников самого Уилсона и рассказов шерпов.

В этот выход Уилсон не добрался даже до третьего лагеря Раттледжа, на одной из нижележащих стоянок Морис нашел альпинистские кошки, но, покрутив в руках, выкинул их за незнанием, что это и для чего.

Здесь надо отметить, что альпинисты тех времен были людьми особенными. Они словно противопоставляли себя мемуаристам конца 19 века, описывавших происходящее через собственные страдания, вернулись к стилю времен Тридцатилетней войны, когда краткое изложение в стиле "еретики атаковали большими силами, был бой, потеряли треть состава банды, ели дохлого коня, подпалили ноги старосте – ничем не примечательный день". Поэтому все то, что читал Уилсон об опыте своих предшественников, не отражало и доли тех трудностей, с которыми те сталкивались.

После очередной ночевки в палатке под вьюгой, Морис принял решение спускаться. До монастыря он добре полуослепший, старые раны ныли, из новых – несколько ребер сломано.

"Не повезло с погодой" – написал он в дневнике.

Восстанавливался он месяц и... принял решение подниматься вновь. Ибо бог сказал, что теперь точно получится.

Он взял с собой Теванга и Ринзинга и с шерпами быстро достиг третьего лагеря. Остатки припасов четвертой экспедиции были за праздник, от финиковой диеты Уилсон к тому времени отказался. Снова испортилась погода, зато во время пережидания вьюги Ринзинг научил Мориса вырубать ледорубом ступеньки. Тот, как вы понимаете, даже не знал, что так можно было.

Но кошек у него все равно не было.

Морис вновь ушел на штурм, однако через четыре дня вернулся: он уперся в ледник Ронгбук, преодолеть который не смог. Ледяная стена высотой в 12 метров.

Шерпы уговаривали Уилсона вернуться в монастырь, но тот был категоричен: теперь точно получится, о чем и написал в дневнике. И 29 мая 1934 года ушел.

Последнее пристанище Мориса Уилсона обнаружила в 1935 году экспедиция Эрика Шиптона. Тело этого бесстрашного, но излишне уверенного в своих силах человека лежало на высоте в 7500 метров, всего в 800 метрах от лагеря, в котором его еще десять дней ждали шерпы. Возле трупа был обнаружен рюкзак, где и был найден дневник в зеленой кожаной обложке. Последняя запись от 30 мая:

"Великолепный день! Вперед!"

И касаемо палатки на высоте 8500. Возле тела Уилсона палатки не было, и до сих пор жива версия, что Морису удалось покорить Эверест, а умер он уже на обратном пути. Вероятность того, что это является истиной, ничтожно мала: по утверждениям шерпов Уилсон в день выхода был слаб, они уговаривали его спускаться, но бесполезно. Первое же одиночное восхождение состоялось только в 1980 году – итальянец Райнхольд Месснер, причем без кислорода, но он был опытнейшим альпинистом.

Морис Уилсон по сей день в официальной английской альпинистской истории представляется как сумасброд и умалишенный, традиция эта тянется со времен аристократического Горного клуба. Не могли почтенные джентльмены позволить "дикарю" первым покорить Эверест. Однако при всей... эээ... блаженности этого персонажа, дураком он не был точно. Не осознавал всей серьезность предприятия – да. Пользовался ненадежными источниками – ну так интернета не было, а описания действующих альпинистов были в стиле "нас ребут, а мы крепчаем". Однако это был человек, который в первый день на войне под артобстрелом не бросил пулемет и выжил там, где полегли остальные, не бросив позицию, человек, объездивший весь мир, человек, купивший себе самолет и навострившийся летать на нем, да так, что через несколько месяцев от первого касания штурвала за две недели преодолел 8000 километров от Англии до Индии. На продуваемой всеми ветрами табуретке-биплане. И в Дарджлинге он все же перенимал чужой опыт, пусть и фрагментарно.

Так что делать мы так не будем, но Морис Уилсон достоин изрядной доли восхищения.