Взбунтовалися кастраты,
Входят в папины палаты:
«Отчего мы не женаты?
Чем мы виноваты?»
Говорит им папа строго:
«Это что за синагога?
Не боитеся вы бога?
Прочь! Долой с порога!»
Те к нему: «Тебе-то ладно,
Ты живешь себе прохладно,
А вот нам так безотрадно,
Очень уж досадно!
Ты живешь себе по воле,
Чай, натер себе мозоли,
А скажи-ка: таково ли
В нашей горькой доле?»
Говорит им папа: «Дети,
Было прежде вам глядети,
Потеряв же вещи эти,
Надобно терпети!
Жалко вашей мне утраты;
Я, пожалуй, в виде платы,
Прикажу из лучшей ваты
Вставить вам заплаты!»
Те к нему: «На что нам вата?
Это годно для халата!
Не мягка, а жестковата
Вещь, что нам нужна-то!»
Папа к ним: «В раю дам местo,
Будет каждому невеста,
В месяц по два пуда теста.
Посудите: вес-то!»
Те к нему: «Да что нам в тесте,
Будь его пудов хоть двести,
С ним не вылепишь невесте
Tо, чем жить с ней вместе!»
«Эх, нелегкая пристала!-
Молвил папа с пьедестала,-
Уж коль с воза что упало,
Так пиши: пропало!
Эта вещь,- прибавил папа,-
Пропади хоть у Приапа,
Нет на это эскулапа,
Эта вещь — не шляпа!
Да и что вы в самом деле?
Жили б вы в моей капелле,
Под начальством Антонелли,
Да кантаты пели!»
«Нет,- ответствуют кастраты,-
Пий ты этакий девятый,
Мы уж стали сиповаты,
Поючи кантаты!
А не хочешь ли для дива
Сам пропеть нам «Casta diva»?
Да не грубо, а пискливо,
Тонко особливо!»
Испугался папа: «Дети,
Для чего ж мне тонко пети?
Да и как мне разумети
Предложенья эти?»
Те к нему: «Проста наука,
В этом мы тебе порука,
Чикнул раз, и вся тут штука —
Вот и бритва! Ну-ка!»
Папа ж думает: «Оно-де
Было б даже не по моде
Щеголять мне в среднем роде!»
Шлет за Де-Мероде.
Де-Мероде ж той порою,
С королем готовясь к бою,
Занимался под горою
Папской пехтурою:
Все в подрясниках шелковых,
Ранцы их из шкурок новых,
Шишек полные еловых,
Сам в чулках лиловых.
Подбегает Венерати:
«Вам,- кричит,- уж не до рати!
Там хотят, совсем некстати,
Папу холощати!»
Искушенный в ратном строе,
Де-Мерод согнулся втрое,
Видит, дело-то плохое,
Молвит: «Что такое?»
Повторяет Венерати:
«Вам теперь уж не до рати,
Там хотят, совсем некстати,
Папу холощати!»
Вновь услышав эту фразу,
Де-Мероде понял сразу,
Говорит: «Оно-де с глазу;
Слушаться приказу!»
Затрубили тотчас трубы,
В войске вспыхнул жар сугубый,
Так и смотрят все, кому бы
Дать прикладом в зубы?
Де-Мероде, в треуголке,
В рясе только что с иголки,
Всех везет их в одноколке
К папиной светелке.
Лишь вошли в нее солдаты,
Испугалися кастраты,
Говорят: «Мы виноваты!
Будем петь без платы!»
Добрый папа на свободе
Вновь печется о народе,
А кастратам Де-Мероде
Молвит в этом роде:
«Погодите вы, злодеи!
Всех повешу за муде я!»
Папа ж рек, слегка краснея:
«Надо быть умнее!»
И конец настал всем спорам;
Прежний при дворе декорум,
И пищат кастраты хором
Вплоть ad finem seculorum!..

По русскому славному царству,

На кляче разбитой верхом,

Один богатырь разъезжает

И взад, и вперед, и кругом.

Покрыт он дырявой рогожей,

Мочалы вокруг сапогов,

На брови надвинута шапка,

За пазухой пеннику штоф.

"Ко мне, горемычные люди,

Ко мне, молодцы, поскорей!

Ко мне, молодицы и девки, -

Отведайте водки моей!"

Он потчует всех без разбору,

Гроша ни с кого не берет,

Встречает его с хлебом-солью,

Честит его русский народ.

Красив ли он, стар или молод -

Никто не заметил того;

Но ссоры, болезни и голод

Плетутся за клячей его.

И кто его водки отведал,

От ней не отстанет никак,

И всадник его провожает

Услужливо в ближний кабак.

Стучат и расходятся чарки,

Трехпробное льется вино,

В кабак, до последней рубахи,

Добро мужика снесено.

Стучат и расходятся чарки,

Питейное дело растет,

Жиды богатеют, жиреют,

Беднеет, худеет народ.

Со службы домой воротился

В деревню усталый солдат;

Его угощают родные,

Вкруг штофа горелки сидят.

Приходу его они рады,

Но вот уж играет вино,

По жилам бежит и струится

И головы кружит оно.

"Да что, - говорят ему братья, -

Уж нешто ты нам и старшой?

Ведь мы-то трудились, пахали,

Не станем делиться с тобой!"

И ссора меж них закипела,

И подняли бабы содом,

Солдат их ружейным прикладом,

А братья его топором!

Сидел над картиной художник,

Он божию матерь писал,

Любил как дитя он картину,

Он ею и жил и дышал;

Вперед подвигалося дело,

Порой на него с полотна

С улыбкой святая глядела,

Его ободряла она.

Сгрустнулося раз живописцу,

Он с горя горелки хватил -

Забыл он свою мастерскую,

Свою богоматерь забыл.

Весь день он валяется пьяный

И в руки кистей не берет -

Меж тем, под рогожею, всадник

На кляче плетется вперед.

Работают в поле ребята,

И градом с них катится пот,

И им, в умилении, всадник

Орленый свой штоф отдает

Пошла между ними потеха!

Трехпробное льется вино,

По жилам бежит и струится

И головы кружит оно.

Бросают они свои сохи,

Готовят себе кистени,

Идут на большую, дорогу,

Купцов поджидают они.

Был сын у родителей бедных;

Любовью к науке влеком,

Семью он свою оставляет

И в город приходит пешком.

Он трудится денно и нощно,

Покою себе не дает,

Он терпит и голод и холод,

Но движется быстро вперед.

Однажды, в дождливую осень,

В одном переулке глухом,

Ему попадается всадник

На кляче разбитой верхом.

"Здорово, товарищ, дай руку!

Никак, ты, бедняга, продрог?

Что ж, выпьем за Русь и науку!

Я сам им служу, видит бог!"

От стужи иль от голодухи

Прельстился на водку и ты -

И вот потонули в сивухе

Родные, святые мечты!

За пьянство из судной управы

Повытчика выгнали раз;

Теперь он крестьянам на сходке

Читает подложный указ.

Лукаво толкует свободу

И бочками водку сулит:

"Нет боле оброков, ни барщин;

Того-де закон не велит.

Теперь, вишь, другие порядки.

Знай пей, молодец, не тужи!

А лучше чтоб спорилось дело,

На то топоры и ножи!"

А всадник на кляче не дремлет,

Он едет и свищет в кулак;

Где кляча ударит копытом,

Там тотчас стоит и кабак.

За двести мильонов Россия

Жидами на откуп взята -

За тридцать серебряных денег

Они же купили Христа.

И много Понтийских Пилатов,

И много лукавых Иуд

Отчизну свою распинают,

Христа своего продают.

Стучат и расходятся чарки,

Рекою бушует вино,

Уносит деревни и села

И Русь затопляет оно.

Дерутся и режутся братья,

И мать дочерей продает,

Плач, песни, и вой, и проклятья

Питейное дело растет!

И гордо на кляче гарцует

Теперь богатырь удалой;

Уж сбросил с себя он рогожу,

Он шапку сымает долой:

Гарцует оглоданный остов,

Венец на плешивом челе,

Венец из разбитых бутылок

Блестит и сверкает во мгле.

И череп безглазый смеется:

"Призванье мое свершено!

Недаром же им достается

Мое даровое вино!"

1849

В романе Алексея Толстого «Гиперболоид инженера Гарина» я прочитал забавный пример, который меня впечатлил. В книге есть героиня по имени Зоя — молодая женщина, которая предпочитает общество богатых мужчин, но не отказывается и от более простых вариантов, таких как капитан нанятого судна.

Не буду пересказывать сюжет, но суть в том, что Зоя и капитан провели целый день в городе, ходили по барам и танцевали. При этом она явно давала понять, что хочет продолжения отношений. Капитан даже спросил, может ли он быть полезен ей ночью, и она не отказала прямо, а сказала: «Жди, позвоню». Но звонка так и не последовало, и капитан вернулся на судно.

Когда он вернулся на корабль, то приказал матросам драить палубу, ссылаясь на беспорядок. Можно предположить, что капитан расстроился, как ребёнок, которому не дали ожидаемое лакомство, хотя ему было недвусмысленно обещано нечто большее.

На судне капитан отыгрался на своих подчинённых, заставив их работать всю ночь. После этого он, вероятно, почувствовал себя лучше и уснул, не думая о Зое.

Подобное поведение, вероятно, не раз наблюдали работники офисов и предприятий от начальствующего состава. Также такое происходит и в семьях, когда взрослые начинают скандалить по пустякам, не объясняя причину своего поведения.

Возникает интересный вопрос: стоит ли детям или работникам подчиняться этому? Если не подчиниться, то в нашем случае капитан будет выражать недовольство до тех пор, пока приказ не будет выполнен. Только тогда он успокоится и уснёт или отпустит.

Однако подчинившиеся матросы, которые всю ночь драили палубу, могут потерять бдительность и где-нибудь напортачить.

В такой сложной ситуации, вероятно, есть выход, но какой? Поразмыслив, я пришёл к выводу, что нужно рассказать кому-нибудь о своих намерениях. Например, можно обратиться к священнику или, на худой конец, к матросу. Пока что это всё, о чём я могу думать.

Спасибо за внимание к этому рассуждению. Теперь мне понятны причины недовольства некоторых людей.