Публикую по просьбе @AfterThat, рассказ его. К сожалению, он в бане на месяц. Первая версия не соответствовала требованиям, предъявляемым к постам с тегом "политика".

Все имена, фамилии и позывные изменены. События - творчески переосмыслены.

Лёха Сергеев не любил собак. Как-то, еще школьником, встречая мелкую сестру из садика, решил срезать через гаражи. На захламлённой территории гаражного кооператива вечно крутилась стая в семь-десять здоровенных кудлатых зверюг, которую сторожа подкармливали больше из страха, чем из любви к братьям нашим меньшим. Окружили они пацана, кидаться начали. Оттеснили к высоченному, увитому колючкой двухметровому забору и сожрали бы, как пить дать сожрали, если б на адреналине не перемахнул он этот самый забор. Прыжок был олимпийский, жаль никто не видел.В клочья изорвав джинсы, оставив кровожадным тварям портфель с учебниками и бесценной коллекцией вкладышей «Турбо», парень, пробежав два километра через пустырь и заброшки, успел-таки в сад за сестрой. Возвращались окружным путём, затемно. Дома еще от матери получил на орехи: за то, что поздно, и за джинсы, и за портфель тоже. В общем, были у Лёхи причины собак не любить.

***

…Когда в начале марта 22-го заходили на Херсонщину – шли быстро, по несколько десятков километров в день делали. Арта, что наша, что вражеская, шмаляла с поразительной частотой – удивительно как снаряды в воздухе не сталкивались. Остановился – считай самому себе и всему подразделению приговор подписал. Мы и не останавливались. Каждый раз в новом селе ночевали, а когда и просто в поле. Вокруг дороги пейзаж лунный, всё в воронках от разрывов, глинозём, перемешанный танковыми гусеницами, чуть припорошен снежком. Грязища, сырость, безнадёга. Потом уже, когда закрепились в дачном посёлке под Г…ском, стало полегче, быт наладили, баню. Да и весна нормальная пришла. Вот тогда и появился Рыжий.

***

Впервые Лёха его увидел 12 апреля, ровнёхонько на День космонавтики. Возвращались с адресных, поздно вечером. Усталые, пыльные все, мы высыпались из двух «Тигров» и молча побрели в сторону располаги – старого овощехранилища с толстенными перекрытиями. Не бомбоубежище, конечно, но, на случай прилёта, всё же лучше, чем карточный домик какой-нибудь хрущобы.

До полуоткрытой двери оставалось пару метров, когда под ноги шедшему впереди Денисычу (позывной – «Гризли») метнулась бурая тень. Матюкнувшись, тот схватился за рукоятку АПСа, но тень, взвизгнув и крутанувшись волчком, сиганула в посадки на второй космической скорости. Мы нервно заржали.

– Тьфу на вас, демоны! – Лёха Сергеев (теперь уже капитан, командир группы, позывной – «Серый») досадливо передёрнул плечами. – Собак нам ещё не хватало!

Отодвинув Денисыча плечом, он первым шагнул в расположение и остановился в дверном проёме, оглядывая освещённое дежурной керосинкой помещение. Пустая оружейная пирамида, два ряда свёрнутых спальников вдоль стен, в головах – вещмешки. Самый ближний из них лежит на боку. Лёхин мешок. Вокруг – ошмётки раздербаненного сухого пайка.

– Блин, серьёзно?! Это, вообще, как? Суточный наряд – живо в погоню! Догнать, вернуть награбленное, предать негодяя в руки закона!

Посмеялись, разошлись, забыли.

А через пару дней сидим после обеда за автопарком – наспех сколоченным из кругляка навесом, затянутым по верху масксетью. Кто курящий – курит, остальные – оружие в сотый раз проверяют. Командир обозначил к вечеру выезд. Разведка армейцев на хвосте принесла, что в Заводском районе ночами собираются недобитки местные. Из тех, что, когда мы пришли – форму попрятали и теперь по гражданке гадят. Сидим, значит, осуществляем стратегическое планирование специальных адресных мероприятий – решаем, как мы этих отважных партизан за жабры брать будем.

А тут наглая рыжая морда из-за БТРа высовывается. И смотрит так вопросительно, мол: «Что за сборище, граждане? Не банкет, случаем?». Крупный такой рыжий пёсель, габаритами почти с ротвейлера. Только худющий как смерть, все рёбра наружу.

Ну, Лёха закипел, за камнем потянулся даже, шугануть чтоб. Еле остановили. А пёс будто и не заметил ничего. Выходит из-за бэтра, хвост из стороны в сторону – пыль клубится. Подошёл на пару метров, сел. Язык сбоку свисает широченный, алый. Ждёт.

– Чего тебе, бедолага? – это наш пулемётчик Жека (позывной – Калмык) расчувствовался. У самого дома, под Новосибом две лайки. – Жрать, небось, хочешь? Ща.

Он распотрошил сухпай и начал перебирать банки из фольги.

– Так, что у нас тут… Жаркое, гуляш, икра заморская, баклажановая… Эй, волчара, будешь икру?

Два раза предлагать не пришлось. В секунду заглотнув содержимое всех трёх банок, пёс улёгся и, уже не торопясь, степенно захрустел галетами. Так и познакомились.

***

В тот вечер в Заводском никого не взяли, зря только прокатались. Командир ворчал, что местные, из сочувствующих, информацию слили.

А пёс прижился. Ходил по территории отряда на правах приёмыша, выпрашивал у бойцов ништяки и вид имел как положено – лихой и придурковатый. И все его любили и баловали, потому что кого еще тут баловать?

Он и сам ко всем относился одинаково дружелюбно. За исключением разве что Командира и Лехи. Первому старался на глаза не попадаться, сходу понял кто тут главный и судьбу не искушал. А Серого сторонился, потому что чувствовал, видать, что этот не погладит. Спасибо если по носу не щелкнет.

И капитан его не замечал, или делал вид, что не замечает. До одного дня.

***

Отряд, как уже писалось выше, стоял тогда на окраине СНТ, в пригороде Г....ска. В прежние, позднесоветские времена здесь была овощебаза и теперь мы с парнями потихоньку обживали то, что от неё осталось. Неправильный четырехугольник территории, обнесённый бетонным забором, упирался западной своей границей в невысокий покатый холм, поросший густым орешником.

Командир с первого же дня зарядил нас прочесать эти заросли на предмет недружественных аборигенов. Ничего мы не нашли, но забор со стороны холма нарастили и перетянули камуфляжной сетью-тридэшкой, от греха подальше. Ну и сигналок (сигнальная мина СМ-320), конечно, понатыкали.

В один из вечеров, когда Командир уехал в группировку на совещание и капитан Сергеев остался за старшего, из-за забора раздался противный (кто хоть раз слышал – подтвердит) визг эсэмки.Встревожились мы оперативно, процесс отработанный. Броню накинули, «вёсла» похватали, Лёха себя и ещё четверых назначил за забор прогуляться, посмотреть кто безобразит. И Рыжий за нами увязался. Кэп посмотрел было исподлобья, но не сказал ничего, хмыкнул только.

Вышли. Идём осторожно, след в след. Впереди сапёр Гарик с клюшкой-миноискателем, за ним Серый, потом мы с Денисычем и Калмык замыкающим.

Рыжий сначала сзади трусИл, потом, проникнувшись важностью происходящего, переместился во главу колонны. Носом в землю уткнулся, уши торчком, ну прям пограничный пёс Алый из фильма. Полпути до места сработки так и шли. Когда оставалось метров двадцать, он вдруг встал посреди тропы и поднял морду к вечернему небу, принюхиваясь. Мы тоже застыли. Минута, полторы – ничего. Первым не выдержал Лёха.

– Слышь, блохастый! Мы сюда не белок наблюдать пришли. Или вперёд топай, или в сторону свали!

Он сделал пару шагов вперёд и попытался коленом отодвинуть собаку с узкой тропинки. Безуспешно. Рыжий, не удостоив его поворотом головы, тихонько заворчал.

– Кэп, погоди, – Гарик придержал старшего за плечо, посветил фонарём в траву слева от дорожки, и, аккуратно ступая, шагнул к невысокому раздвоенному дереву. От него, на высоте метра полтора, серебряной паутинкой тянулась поперёк нашей тропы тонкая проволока. Пробежав взглядом к месту, откуда она начиналась, сапёр осторожно отодвинул в сторону гибкие густые ветки и тихонько присвистнул:

– МОНка... Блин… мы теперь этому желтопузому по гроб жизни. С такого расстояния – всех бы в решето.

В том месте, где расходился рогаткой ствол дерева, сливаясь темно-зелёным корпусом с листвой, присобачена была на струбцине мина осколочная направленная, она же МОН-50. Штука страшная и страшно же эффективная. 700 грамм гексогена, 540 стальных шариков и более пятидесяти метров эффективная дальность поражения.

Кто-то из парней громко сглотнул, видно представив, что было бы если... А капитан долгим внимательным взглядом посмотрел на собаку. Потом, будто что-то для себя решив, коротко кивнул и жестом показал продолжить движение. МОНку оставили на потом. Неуправляемую её всё равно не обезвредить, только дёргать, а на это времени нет, да и шороху на всю округу наведём.

Дальше шли ещё внимательней.

Место, где сработала сигнальная мина, располагалось почти на вершине холма. Тропинка выводила к небольшой, метра два в диаметре, площадке. Трава на ней порядочно вытоптана, кусты, закрывающие обзор в сторону нашего лагеря, примяты.

– Лёжка тут у него была, – осмотрев следы, заявил Калмык, охотник со стажем. – С комфортом устроился, каремат даже кинул, чтоб тушку свою не морозить. Вот тут, видите? – он ткнул пальцем в два углубления во мху. – Это от локтей. Лежал, в бинокль смотрел.

– Да толку ему с бинокля, – вмешался капитан. – У нас там сетка, все равно не увидишь нихрена. В теплак он смотрел. Посчитал нас, примерно прикинул сколько человек по тревоге за забор пойдут, тропу заминировал. А потом сигналку сорвал специально. Возвращаться надо. Искать бесполезно, минут через десять стемнеет. Да и нет его здесь, сквозанул сразу, если не совсем отбитый.

Обратно шагали молча. А по возвращению в лагерь нас ждал подарочек.

***

Оставшиеся на базе парни в наше отсутствие не курили бамбук, а совсем даже наоборот – инициативно подняли квадрик. Взлетев, он почти сразу выцепил камерой припаркованную на обочине огибающей холм грунтовки подозрительную машину. Пока ломали голову какого рожна ей в нашей глуши на ночь глядя нужно, из подлеска выбежал крепкий бритый мужичок в камуфляже и устремился к загадочному автомобилю. Тут уж долго не думали, прыгнули в дежурного "Тигра" и втопили огородами наперерез. Благо недалеко было, метров двести от КПП. Выскочили перед самым его носом как чёрт из табакерки. Он как раз скорость набирал, хотел на асфальт выбраться и утечь в направлении города. А тут из темноты шесть тонн бронированного железа. Будучи, мягко говоря, немного озадачен, гражданин съехал в кювет.

Пацаны сначала за головы схватились – а ну как «злодей» и не злодей вовсе, а, скажем, припозднившийся дачник?

Вышли, вежливо поинтересовались у дачника о самочувствии и как это вообще, нормально, с выключенными фарами ночью ездить? А тот сидит, глаза на них пучит, рацию под сиденье запихать пытается. Дальше, конечно, были уже не так дипломатичны. Уложили его лицом вниз землю изучать, машину наизнанку вывернули. Кроме рации достали пару гранат ещё, тепловизор, и штатную брезентовую сумку от МОН-50. В общем, наш это клиент оказался, дураку понятно.

Привезли его ребята на базу, маякнули по связи местным операм и особистам. Пока суть да дело – стали расспрашивать. Откуда, мол, дровишки? Дядя сначала слюной гневно брызгал, рвал рубашку на груди – не моё и всё тут! Нашёл, говорит, и сдать хотел! В этот момент заходим мы. Злые как черти, но живые, не взорванные. И Рыжий с нами. Как увидел он мужика этого – губу задрал, зубища в полпальца, слюна капает! Зарычал и медленно так на него пошёл. Побледнел вражеский диверсант, с лица спал, и колоться начал. А тут и контрразведчики подоспели, взяли дядю в оборот. Что дальше было – не знаю, спать пошёл.

Ближе к утру вернулся Командир и сказал, что по готовности снимаемся и идём на запад. На совещании ему довели, что небратья за последние двое суток на нашем направлении закинули чуть ли не месячную норму "птичек". Вывод такой, что пакость какую-то готовят, мониторят обстановку. Наш ночной наблюдатель, опять же, неспроста нарисовался. В общем, сегодня не уйдём – завтра пряники полетят. Но русские, как известно, не сдаются, поэтому отступать решили вперёд.

***

Уходили с рассветом. Пока собирались, Рыжий метался от машины к машине. Бойцы смущённо отворачивались, старались не смотреть ему в глаза. Одно дело консервами поделиться, другое – тащить с собой несчастную животину неизвестно куда. Не ровён час, попадёт под фейерверк, жалко ведь…

Наконец пёс всё понял. Улёгся рядом с настежь открытыми воротами, положил голову на лапы и уставился безразличным взглядом в одну точку, смирившись с неизбежным. Не повернулся он даже когда колонна, рыча и чихая дизелями, потянулась к КПП. В этот момент просевшая под тяжестью брони «Газелька» чуть притормозила и на ходу зевнула приоткрытой дверью.

– Эй, чупакабра, как там тебя? Ты с нами, или остаёшься?

Рыжий, не веря своим ушам, вскинул голову. Лёха смотрел хмуро и вопросительно:

– Второй раз не предлагаю.

Собака взвилась в воздух, будто подброшенная пружиной. В два гигантских прыжка Рыжий догнал машину и шмыгнул в проём. Бронированная дверь с лязгом захлопнулась. Забившись под сиденье рядом с лёхиными ногами, пёс свернулся калачом, и, как истинный воин, сразу же преспокойно уснул.

– С Командиром решу, – непонятно к кому обращаясь буркнул кэп, глядя в мутное окошко над бойницей.

***

Нет, Лёха Сергеев с того дня не полюбил вдруг собак. Он просто стал относиться к Рыжему не как к псу, а как к боевому товарищу. Молодому и бестолковому, которого много ещё чему надо учить, но всё-таки не совсем потерянному.

У них установился негласный договор. Рыжий лишний раз не отсвечивает, под ногами не путается, а капитан его за это подкармливает, не прогоняет и позволяет считать себя хозяином. А с Командиром и правда удалось решить. Он, как оказалось,не особо-то и против был.

– Ты только, Алексей, смотри. Привяжешься к нему, а он – к тебе. И что потом? Ротация, домой полетим, а его куда? На борт с собой потащишь?

Сергеев на все вопросы отмалчивался. Да и не до этого было. Ближе к лету европейские благодетели понавезли всушникам допомогу в виде крупнокалиберной дальнобойной арты и специальная военная операция окончательно перестала быть томной. Быстро привыкли к дальним разрывам. Как это не прискорбно – начали привыкать и к прилётам. Спали в броне, ели в броне, мылись пока без неё, но всё к этому шло.

С задач вообще не вылазили. Адресные, сопровождение, охрана гуманитарки, разведка, арткорректировка… Командир, уж на что аккуратист, даже мягче стал спрашивать с бойцов за небритость. Когда тут бриться, если на сон-то не всегда удаётся время выкроить? Серый, воспользовавшись моментом отпустил бороду и стал похож на здоровенного, вечно чем-то недовольного викинга.

Пёс везде хвостом ходил за Лёхой. Одно время стояли рядом с днровскими ополченцами. Так кэп откопал среди них бывшего таможенника-кинолога и они провели Рыжему ускоренный курс введения в минно-розыскное дело. Тот оказался неожиданно талантливым и нюхастым. Несмотря на то, что всё вокруг было буквально захламлено запахами взрывчатки, он с полуслова понимал, что конкретно требуется искать и в восьми случаев из десяти находил это. Если первое время его брали на выезды с неохотой, думали, толку не будет, то после пары откопанных схронов официально признали штатным сапёром и поставили на довольствие. А Денисыч даже сварганил ему что-то напоминающее защитное пончо, наковыряв кевлара из трофейного бундесверовского броника.


В общем, всё шло своим чередом, если это выражение вообще применимо к войне.

***

Приближалось лето, а с ним и конец командировки, замена. Противник, будто хапанув чего для храбрости, пёр на нас день и ночь. Командир шутил, что иногда железа в небе больше чем птиц. Кстати говоря, птиц и правда почти не видно было, зато «птичек» – хоть отбавляй.

Однажды утром Серый уводил группу на задачу. Накануне мы выбили какой-то очередной нацбат из большого, плотно застроенного ПГТ. Выбить-то выбили, но сами занять посёлок покамест не смогли. Уходя, чтоб нам жизнь мёдом не казалась, противник обстрелял его из «Ураганов» снарядами с ПФМ-1С – печально известными противопехотными «лепестками». Благо хоть гражданских сначала эвакуировали, а то с них станется.

Мы было сунулись, но оказалось, что в посёлке, помимо множества обезумевших от канонады кошек и собак, еще и «кукушка» осталась. Не успели и двадцати метров пройти как попали под снайперский огонь. Откуда бьёт – непонятно. Почти сразу слегка затрёхсотили шедшего впереди Гарика, пуля чиркнула по неприкрытому бронёй предплечью. Крови много, но рана не опасная. Перевязали, отошли, доложили. Решили повторить попытку рано утром, до восхода. Зайти малой группой, без техники, попытаться вычислить засидку снайпера. Вскроется – расстрелять без церемоний из РПГ.

Собирались ещё затемно. Сунувшемуся было Рыжему было отказано с формулировкой:

– Сиди дома, лови мышей, мы ненадолго.

Пёс непонимающе посмотрел на Лёху, но безропотно дал прицепить себя карабином за ошейник и привязать толстым паракордом к бамперу «Урала».


***

Шли, стараясь держаться в тени придорожных тополей. Ступали осторожно, «лепестков» под ногами – что по дороге к свадебному алтарю. Миновали поваленную табличку с названием населённого пункта. На обочине раздолбанной танковыми траками автострады лежало на боку порождение сумрачного украинского гения – пикап Тойота Хайлюкс со спаренной ЗУшкой в кузове. Завидев это чудо-юдо, Денисыч подошёл поближе, с интересом оглядел, хохотнул:

– В Сирии на таких бармалеи тамошние гоняют, а здесь – эти. Интересная какая параллель.

Внезапно от обгоревшей рамы внедорожника с визгом срекошетила пуля, мгновением позже раздался звук выстрела. Мы спрыгнули с дороги в зелёнку на обочине, залегли.

– Гризли, цел?! – подал голос Серый. – Остальные в порядке?

Все по очереди обозначились, никого не задело.

– Видел кто-нибудь откуда стреляли?

Оказалось, никто не видел, но вариантов было не то чтобы много. В конце улицы, метрах в восьмистах, торчала обломанным клыком грязно-серая башня элеватора. Идеальное место для снайпера. Кэп вышел по рации на Командира, доложил ситуацию. Приняли решение подходить ближе и выкуривать. Дальше шли дворами. Пусть так медленнее, зато пулю не словишь.

В паре сотен шагов от цели закончился частный сектор. Перед зернохранилищем лежало обширное открытое пространство. Вероятно, некогда здесь располагалась площадка для грузовой техники. Нынче же вокруг было пусто, не считая нескольких собачьих трупиков, валяющихся тут и там по всему периметру парковки.

– Пристреливался, урод, – процедил Лёха и повернулся к Калмыку, у которого из-за спины торчала труба РПГ. – Жень, что скажешь? Попадёшь отсюда?

– Да попаду, чего тут, метров двести. Только куда стрелять-то? – он кивнул на массивное бетонное здание, высотой с девятиэтажку. – Такую дуру выстрелом не сложишь. Надо бы хоть примерно понимать, где этот Соколиный Глаз засел.

В верхней части монолитной постройки зияли два ряда технических окон. Всего восемь. Снайпер мог быть в любом из них.

Несколько минут посовещавшись, решили ждать.Поделили окна для наблюдения, вышло по паре на каждого. Прошло минут сорок. Солнце поднялось уже достаточно высоко и светило прямо на стену элеватора – здание удачно для нас смотрело на восток. Калмык отметил, что это, в теории, должно помешать снайперу целиться.

Внезапно, наискосок от нас в невысоких посадках, послышалась какая-то возня и показалась из кустов знакомая морда. Шерсть в рассветных лучах светилось апельсиново-оранжевым, одно ухо поднято, нос жадно втягивает воздух, пытаясь определить, откуда пахнет хозяином. Собака вышла на открытое пространство и остановилась, озираясь.

– Куда?! Дурень, убьют же! Уйди! – зашипел Лёха. – Уйди, кому говорю!

Собака повернулась на голос и, радостно виляя хвостом, порысила в нашу сторону. От ошейника тянулся перегрызенный паракорд. Капитан сдавленно застонал и дёрнулся навстречу псу, но Денисыч остановил его, схватив сзади за разгрузку. Хлестанул выстрел. Рыжий как будто споткнулся и, по инерции пробежав ещё пару шагов, ткнулся мордой в асфальт. И почти сразу же за спиной у Лёхи оглушительно выдохнула шайтан-труба. На стене элеватора в двух соседних окнах, видимо объединенных изнутри одним помещением, расцвел огненный цветок. Капитан рванулся из-за спасительной стены, подбежал к Рыжему, подхватил его на руки и, пригибаясь, понёсся назад. Мы неотрывно держали элеватор под прицелом, но снайпер молчал.

– Кажись, попал, – Жека удовлетворённо посмотрел на ещё дымящуюся трубу гранатомёта. – Вещь! Простая и надёжная, как автомат Калашникова. Только проще и надёжней.

– Проверить бы, – с сомнением буркнул Денисыч. – Вдруг только ранил?

– Ну проверь. Если там осталось, что проверять, – Калмык пожал плечами. – Я термобаром запульнул. Не уверен, что тебе понравится зрелище.

Мы, конечно, проверили. И всё оказалось в точности так, как сказал Жека. Как бы то ни было, путь в посёлок теперь был свободен.

***

Назад Рыжего несли на лёхиной куртке, приспособив её вместо носилок. Голова его безвольно свисала и болталась в такт нашим торопливым шагам, задние лапы иногда подёргивались, будто мышцы сводило спазмом. Пуля попала в правый бок и между слипшимися от крови клочьями шерсти проглядывали белые обломки рёбер.

На полпути, сразу за границей посёлка, нас уже встречала вызванная Серым «таблетка». Никто не задавал дурацких вопросов, не удивлялся, что такая суета из-за какой-то псины.

Рыжего оперировали почти три часа. Ранение оказалось сквозным – пуля прошла навылет, попутно сломав два ребра и пробив лёгкое. Когда, уже к вечеру, доктор появился наконец из палатки, стащил резиновые перчатки и с наслаждением закурил, к нему тут же подошёл дежуривший рядом Лёха. Остальные тоже стояли неподалёку, ждали вердикт. В ответ на вопросительный взгляд капитана док устало улыбнулся и кивнул в сторону операционной:

– Чего сопли развести, герои. Всё с ним нормально будет. Через две-три недели заживёт всё как на собаке.

Мы с облегчением загоготали. Даже Серый улыбнулся уголком рта. Собаку перенесли в расположение, где её уже ждала удобная лежанка из старого спальника. Перебинтованный как мумия, Рыжий лежал на боку, тяжело и горячо дышал, кося глазом на сидевшего рядом Лёху. Тот, положив руку псу на загривок, тихонько отчитывал его:

– Ну и куда ты полез, дурья твоя башка? Повезло ещё, что снайпер криворукий попался. А то прикопали бы тебя прямо там, так и не увидел бы Хабаровска. А у нас знаешь летом как красиво? Ты давай поправляйся быстрее. Говорят, дней через десять поменяют нас, домой поедем. Я с летунами договорюсь, возьмём тебя. Ты ж не против?


Пёс, уловив вопросительную интонацию, слабо вильнул хвостом.

– Вот и славно, а то нас уже заждались там.

***

Самолёт откинул аппарель, выпуская нас наружу. Многочасовой перелёт никому не показался таким уж долгим – последние четыре месяца научили ценить возможность просто посидеть в безопасности, пообщаться с друзьями, не ожидая в любой момент прилёта, выспаться, наконец.

Мы шагнули навстречу слепящему дальневосточному солнцу и оркестр грянул гимн. Потом какие-то люди с большими погонами говорили нам проникновенные слова, жали руки и вручали награды. А мы, все как один, смотрели в сторону стеклянных дверей аэропорта, за которыми смутными силуэтами виднелись наши близкие, ожидая окончания церемонии.

– Разойдись!

Два людских потока слились, перемешались… Худенькая светловолосая девушка рыдая кинулась Лёхе на шею. Её точная маленька копия лет пяти-шести стояла, уткнувшись ему в китель и тоже хлюпала носом.

– Знакомьтесь, семья, это Рыжий. Знакомься Рыжий. Это – семья.

Пёс прыгал вокруг, обалдело и восторженно лаял. Он пока не понимал, что происходит, но был уверен, уж теперь-то всё будет хорошо.

Один мой друг подбирает бездомных кошек,
Несёт их домой, отмывает, ласкает, кормит.
Они у него в квартире пускают корни:
Любой подходящий ящичек, коврик, ковшик,
Конечно, уже оккупирован, не осталось
Такого угла, где не жили бы эти черти.
Мой друг говорит, они спасают от смерти.
Я молча включаю скепсис, киваю, скалюсь.

Он тратит все деньги на корм и лекарства кошкам,
И я удивляюсь, как он ещё сам не съеден.
Он дарит котят прохожим, друзьям, соседям.
Мне тоже всучил какого-то хромоножку
С ободранным ухом и золотыми глазами,
Тогда ещё умещавшегося в ладони…

Я, кстати, заботливый сын и почетный донор,
Я честно тружусь, не пью, возвращаю займы.
Но все эти ценные качества бесполезны,
Они не идут в зачет, ничего не стоят,
Когда по ночам за окнами кто-то стонет,
И в пении проводов слышен посвист лезвий,
Когда потолок опускается, тьмы бездонней,
И смерть затекает в стоки, сочится в щели,
Когда она садится на край постели
И гладит меня по щеке ледяной ладонью,
Всё тело сводит, к нёбу язык припаян,
Смотрю ей в глаза, не могу отвести взгляда.

Мой кот Хромоножка подходит, ложится рядом.
Она отступает.

Дана Сидерос