Очередной вагон встретил привычной духотой, густым неприятным запахом и сонными лицами, но что-то всё-таки было по-другому. Освещение странно мерцало и казалось чересчур тёплым. А ещё мухи. Слишком много мух, летающих под потолком, садившихся на грязные стёкла и лица людей. Одна из женщин отрешённо уставилась в окно, и насекомое ползало прямо по склере глаза, не вызывая никакой реакции. Сквозь звуки поезда в воздухе пробивалось тихое монотонное жужжание. Вот оно!
Богдан остановился, издали осматривая контролёра. Невероятно полная женщина дремала на краю одного из сидений в самом центре вагона. Вместо положенной формы она была одета в старомодное пальто и необъятных размеров меховую шапку. Пухлые пальцы сжимали здоровенную угловатую железяку, которая должна была изображать… Старый советский компостер? Богдан ухмыльнулся. За тысячи лет в памяти поневоле спутаются все возможные эпохи и реальности. На этом Тёмная Сила попадалась не раз. Он и сам после «пробуждения» чувствовал себя не в своей тарелке. Но такой маскарад был уж совсем ни к чёрту.
Парень осторожно, не отрывая взгляда от сомкнутых век «контролёра», двинулся мимо, в сторону следующего вагона. Медлить было нельзя, сзади уже подступала настоящая проверка билетов.
«Настоящая ли?»
Жужжание усилилось, заполняя собой всё пространство, заглушая мерное гудение и перестуки старой электрички. Между вторым и третьим подбородками дородного «контролёра» мелькнул раздвоенный кончик языка. Если настоящая пасть этой твари там, то и настоящие глаза могут быть где угодно… Богдан резко рванул по проходу и, пригнувшись, дёрнул дверь. Совсем рядом с его головой о стену оглушительно грохнул компостер.
Не оборачиваясь, парень бежал из вагона в вагон, удивляясь длине этой чёртовой электрички. Освещение мигало всё чаще, а жужжание стало настолько оглушительным, что распирало голову изнутри и грозилось взорвать череп миллионами назойливых мух. Так не могло продолжаться, ловушка вот-вот захлопнется…
Богдан остановился посреди очередного вагона. Ближайший к нему спящий пассажир на лавке выглядел актёром провинциального театра. Память подкинула забытые словечки «жабо», «крылатка» и «хорохориться». Значит, вагон был мороком. Зато следующий мог оказаться настоящим. Если морок сейчас развеется, и человек упадёт на рельсы… Почувствовав ускользающую твёрдость под ногами, мозг моментально принял решение. Беглец развернулся и посмотрел прямо в огромную пасть своего преследователя. Страха хватило ровно настолько, чтобы поддержать тающую иллюзию, но и не дать ей снова окрепнуть. Как раз то, что нужно – плотность фанеры или тонкого льда. Богдан метнулся в сторону и, пробив хрупкую оболочку, покатился по насыпи в овражек, ломая кусты и кости.
Когда поезд затих вдали, парень открыл глаза и увидел рассветное небо. Вдохи отзывались огнём – несколько рёбер явно сломаны. Наливалась и пульсировала болью правая нога. Но дорожить этим телом было некогда, слишком важная миссия требовала торопиться. Богдан с трудом поднялся, отряхнул с куртки землю и снег. Нащупав во внутреннем кармане флешку, он порадовался, что не сунул её в рюкзак, и с улыбкой заковылял вверх по насыпи.
***
Даша выбросила в корзину очередную салфетку, пропитанную кровью и грязью. С укоризной уставилась на поцарапанную физиономию столичного гостя:
– Теперь будешь думать, что у нас тут одни гопники живут.
– Да не было никаких гопников! – не поддался на уловку Богдан. – Говорю же, перрон скользкий. А к доктору схожу, как только дела обсудим. Вот те крест!
Пострадавший неловко перекрестился двумя пальцами. Журналистка странно посмотрела на приезжего коллегу и покачала головой. Она села в продавленное редакторское кресло и уткнулась в экран, изучая привезённые из Москвы материалы. Гость невольно залюбовался веснушками на её щеках под маленькими изящными очками. Девушка выделялась ярким огоньком посреди заваленного бумагами и съёмочной аппаратурой кабинета, вызывая невероятно тёплое ощущение. Словно напоминала, что весна уже подходит к дверям, вытирая красивые ножки о свернувшийся на пороге последний зимний день. Лишний день февраля. Чёрт бы побрал эти високосные годы…
«Он и побрал», – подумал Богдан, устало прикрывая глаза. Будто и не было долгих лет отдыха и забвения… Ведь ещё вчера он был заурядным маленьким человеком… Ещё вчера, сломав ребро или вывихнув ногу, он бы тихо скулил на больничной койке, требуя жалости, апельсинов и вай-фая… А сегодня выпал из поезда на ходу и улыбается… Из навалившейся тяжёлой дремоты его выдернул голос Даши:
– Толково! А чего по почте-то не прислал?
– Покататься люблю, – улыбнулся парень. – Красоты разные посмотреть.
Девушка почему-то покраснела и неловко поправила очки, снова уткнувшись в документы на экране.
– Думаешь, прокатит?
– Уверен. Шумиха сработала, губернатор созрел, осталось дело за малым. Решающий аргумент. Подписи настоящие, я все возможные связи в Москве задействовал. Комар носа не подточит. По-другому нельзя, наш оппонент – воробей стреляный…
Даша невольно перебила собеседника задорным смехом.
– Прости. Не удержалась. Просто ты чудно говоришь. Все эти «комары», «воробьи»… Так и кажется, что мы этого типа собираемся не дискредитировать, а «подкузьмить».
Даша снова прыснула, закрыв рот ладонью, а Богдан добродушно пожал плечами:
– И подкузьмим. А поторопимся – ещё и объегорим!
***
Старое двухэтажное здание, углом выходившее на площадь, не выделялось ничем особенным на фоне тысяч подобных построек в сотнях подобных городков. Максимум середина девятнадцатого века. Пришлось немного слукавить и прибавить строению возраста, но всё ради благой цели.
Богдан осмотрел фасад архитектурного памятника, пестревший вывесками магазинов и контор. Взгляд остановился на башенке, венчавшей тот самый вонзившийся в площадь угол. Явный новодел, хоть и с попыткой соблюсти архитектурный стиль. Пластиковые окна толково закруглены, но вот с яркой черепицей и вычурным позолоченным шпилем точно перемудрили.
Внутри было не слишком людно. Часть офисов уже закрылась, в некоторых ещё вяло кипела скучная и монотонная работа. То же самое было на втором этаже, куда Богдан не без труда прихромал по старым бетонным ступеням. Дальше лестницы не было, но одна из дверей по соседству явно скрывала небольшой лифт. Таким путём в башенку не попасть, понял журналист, оценив габариты охранника, методично двигавшего челюстями. Вся его внешность и повадки напоминали «братка» из уже подзабытых девяностых. Жвачка, короткая кожанка, гротескный «ёжик» с чёлочкой на голове, даже застывшее в глазах извечное «Чё?!»… Впрочем, вспоминая советскую контролёршу и пассажира пушкинских времён, можно было ожидать охранника в кимоно или в римских латах. Время и место очень относительны для тех, кто считает тысячелетиями. Тяжело вздохнув, журналист захромал обратно вниз.
Забраться по пожарной лестнице, предусмотрительно отпиленной метрах в двух над землёй, было нелегко и для здорового сильного человека. Тело Богдана с рождения не отличалось крепостью, а сломанные рёбра и рваные связки на ноге не добавляли ловкости. Но в «пробуждении» было немало плюсов. Невольно вспоминались герои боевиков из далёкого детства, которые с переломанными рёбрами скакали по крышам и били с разворота, а самые отчаянные могли задушить противника своими кишками. В голове колоколом звенело одно: дело нужно довести до конца и, непременно, сегодня! Поправив рюкзак за спиной, парень схватился за нижнюю ржавую ступеньку и зашоркал подошвами ботинок по стене, осыпая штукатурку и элементы старинной лепнины.
Примерно через час, тяжело дыша и хватаясь руками за конёк покатой крыши, Богдан скользил по обледеневшему железу. Стремительно вечерело. Карабкаться по свежим бетонным выпуклостям башенки оказалось легче. Тёмные силы никогда не экономили на пафосе, так что опасаться встретить под ногой хрупкий пластик не стоило.
Уже повиснув на крыше башни и чувствуя скорую победу, парень услышал за спиной какую-то возню. Раздался выстрел, потом ещё один. Черепица в руке раскололась, и парень сорвался вниз, ударившись спиной о железную кровлю основного здания. Рюкзак несколько смягчил падение, но то, что было внутри… Богдан зажмурился. Стоявший рядом охранник, что-то сообразил и тоже зажмурился, по-боксёрски закрыв голову, словно это могло защитить от возможного взрыва. «Хлопка», – мысленно подметил журналист, но усмехнуться не успел, потому что резко скользнул по железу вниз и чудом зацепился за красно-белую вывеску сотового оператора, повиснув на приличной высоте. Было бы глупо вот так свернуть себе шею в самом финале…
– Куда?! – рявкнули над ухом.
Сильная рука схватила за шиворот, выволокла обратно на крышу и обрушилась на голову диверсанта всей своей мощью.
***
Вопреки ожиданиям, хилое тело выдержало и на этот раз. Молодой человек с трудом приходил в себя, сидя на стуле посреди незнакомого помещения. По виду это напоминало нечто среднее между президентским кабинетом и гостиной цыганского барона. Максимально вычурно, безвкусно и аляповато. Богдан понял, что проник-таки в логово.
Бесформенный рюкзак лежал на дорогом письменном столе, сам владелец кабинета сидел рядом, в удобном кожаном кресле. Чья это могла быть кожа, парень предпочёл не задумываться, но сидящий выглядел на удивление миролюбиво, даже забавно. Невысокий пухлый мужичок в строгом чёрном костюме с тёмной бородой и тёмными кудряшками, обрамляющими блестящую лысину. Больше всего субъект походил не на воплощение Вселенского Зла, а на некую смесь Лучано Паваротти и Денни Де Вито. Или на провинциального олигарха, коим формально и являлся. Мужичок долго ехидно смотрел на помятого незваного гостя и, наконец, нарушил молчание:
– Как же ты меня нашёл? Да и себя заодно?
Превозмогая боль от многочисленных ушибов и переломов, Богдан улыбнулся:
– Когда начали командировки распределять, предложили мне Сундуковку. Спрашиваю: «Где такая?» Отвечают: «Под Дубовском где-то». И – как обухом по голове! «Пробудился». Понял вдруг, кто я и что надо делать. Ну а дальше…
– Дальше – всё по канону, – перебил пухлый, уважительно кивая головой.
– Приехал «зайцем», опубликовал «утку». Даже «яйцо» отыскал.
Он вдруг, с неожиданной для комплекции стремительностью, подскочил из-за стола прямо к Богдану и ухмыльнулся ему в лицо:
– Вот только иглу не успел сломать! Готовил слом, а вышел облом! Или, как сказали бы наши соседи снизу: «Не облом, а обломище!»
Пухлый запрокинул голову и развёл руки в сторону, напоминая лысого комика из рекламы МТС. Постояв так с минуту, он стряхнул с себя образ и вернулся к столу, на котором лежал замызганный рюкзак.
– Чего там у тебя? Динамит?
Парень пожал плечами:
– Одежда. И щи в банке. Хотя, пожалуй, уже не в банке…
Хозяин кабинета порылся в утробе сумки и выдернул руку, брезгливо морщась. С пальцев свисала варёная капуста и капала маслянистая рыжая влага. Он вытер кисть платком и снова уставился на Богдана:
– Отвлекал, значит. Интересно, от чего… Странно, что мы каждый раз «пробуждаемся» недалеко друг от друга, не находишь? Вот было бы здорово, если я в Москве, а ты – в Антарктиде! А то не эпично как-то… Будто не Добро со Злом бьются, а хулиган в подъезде ссыт, а его дворник – метлой по заднице… И почему в этот раз не Иван, кстати?
– Батя евреев недолюбливал. Наверное, всю воду в кране выпили. Для алкоголика это большая проблема с утра. Мама хотела Ваней назвать, а он выяснил, что это имя значит, и «перевёл» на русский. Всякое бывает… В прошлом веке как-то раз «пробудился» Иваном. Только чёрным. У того мама в РУДН училась, вот и «научилась»… Да помните, конечно. Вас ведь тоже всегда по-разному зовут. Хотя над златом чахнете по старинке.
Называть человека в строгом деловом костюме на «ты» Богдану не позволяла вежливость. Будь тот хоть трижды извечным супостатом. Журналист окинул взглядом богатую отделку кабинета, пафосные картины и дорогую мебель и не удержался от вопроса:
– Унитаз-то золотой?
Кощей укоризненно посмотрел на противника исподлобья:
– Журналист, а такими банальностями сыплешь. Про яйцо, украденное МТС-ом, ещё пошути. Весь интернет шутил лет пятнадцать назад. Но теперь шутки кончились…
В глазах Бессмертного просквозил недобрый холодок. Он как-то весь приосанился и перестал напоминать круглого и комичного оперного певца. За маскарадом чувствовалась древняя и неумолимая сила, которая вот-вот победит. Впервые за тысячи лет. Словно заколачивая крышку гроба этого мира, стилизованные под старину часы начали отбивать восемь вечера. Пухлые короткие пальцы стали вытягиваться, превращаясь в хищные узловатые костяные когти. Освещение кабинета сделалось желтоватым и замигало.
– А последнее желание? – тихо спросил Богдан.
Кощей молча сжал и разжал кулаки, возвращая им прежний безобидный вид. Его переполняло нарастающее чувство триумфа. И что с ним делать, он толком не знал, потому что никогда раньше не выигрывал.
– Валяй! – снисходительно бросил злодей.
– Телек включите. Местные новости.
На стене ожил большой экран. Отзвенела простенькая заставка, и появилась весьма необычная картина. Вместо студии ведущую окружала толпа народа на улице. Позади маячил знакомый фасад с немного покосившейся красно-белой вывеской. В углу кадра появились редкие для провинциального телевидения буквы «Прямой эфир». Лица собравшихся были, на удивление, радостными. Даже единственный полицейский в кадре застенчиво улыбался. Ведущая заговорила в микрофон приятным поставленным голосом:
«Сегодня сундуковцы празднуют маленькую, но очень значимую для них победу. Губернатор области, рассмотрев обращения жителей, местных краеведов и столичных учёных, постановил вернуть офисному зданию на Старой площади исторический облик восемнадцатого века. Несогласованная надстройка со шпилем, прозванным в народе «иглой в яйце», будет демонтирована в ближайшее время. Прокуратура займётся выяснением обстоятельств самовольного…»
Экран потух, в кабинете воцарилась тишина. Кощей медленно прошёл к своему столу и опустился в кресло, задумчиво сложив руки на груди.
– Дарья Кладенец, – неожиданно сказал Богдан.
Его собеседник вопросительно поднял брови.
– Девушка, – пояснил журналист. – Ведущая и редактор новостей. Вместе мы с ней ту «утку» собрали. Про историческую ценность здания. Последний аргумент для губернатора.
– Не стыдно? – прищурился Бессмертный.
– Когда честные методы не работают, приходится использовать ваши. Добро должно быть с кулаками.
– Думаешь, я с этим не разберусь? – усмехнулся Кощей.
– Уверен, – твёрдо ответил Богдан. – Власти любят избирателям такие «косточки» бросать.
– Беда… – грустно сказал Бессмертный. – Я-то надеялся, хоть в провинции тихо будет.
– Тихо и вышло, – улыбнулся парень. – Без жертв. Не то, что в столицах обычно бывало.
– Это да, масштабы не те. Знаешь, хоть я бессмертный, а каждый раз как-то волнительно.
Последняя фраза прозвучала так искренне, словно Кощей обращался к старому другу. Он надолго задумался, уставившись в пространство.
– Может, инфаркт? – подсказал Богдан.
– Было. Уже много раз…
Бессмертный вдруг радостно хлопнул в ладоши:
– Степан!
В помещение тут же ввалился дюжий охранник, карауливший под дверью. Хозяин кабинета поёрзал в кресле, располагаясь поудобнее.
– Стёпа, стреляй.
Хищно перекосив квадрат челюсти, охранник прицелился в Богдана.
– Да не в него, дубина! – рявкнул Кощей. – В меня!
Стёпа вытаращился на работодателя с немым вопросом. Воплощение Зла устало закатило глаза, сделало глубокий вдох и на секунду явило окружающим своё истинное лицо. Богдан зажмурился и закрыл уши от оглушительной канонады выстрелов. Степан ещё несколько раз щёлкнул разряженным пистолетом, перекрестился и выдохнул:
– Ёптвоюмать… Не, ну ты видел?!..
Он уставился обалдевшим взглядом на журналиста, но тот лишь пожал плечами. Охранник дрожащей рукой сунул пистолет в кобуру под мышкой и, шатаясь, вышел из кабинета. Стёпа не был похож на нечисть, но в тюрьме, скорее всего, уже бывал. Сдюжит. А вот родители Богдана не сдюжат, если он сейчас сломается от навалившихся нагрузок. Эффекты от «пробуждения» начинали ослабевать, боль понемногу захватывала тело целиком, сознание путалось. Богатырь медленно поднялся, похромал к столу, вынул из кармана рюкзака чудом уцелевший телефон и набрал 112. В дорогом директорском кресле, вместо подходящей к ситуации чёрной жижи, булькал кровью подстреленный толстяк. Он снова дёрнулся и затих окончательно. До следующего раза.
