Мама
Маша угрюмо стояла в углу. Она водила глазами по маленьким розовым цветочкам, рассыпавшимся по полотну обоев. Почему мама рассердилась, когда она нарисовала красками точно такие же, еще и поставила за это в угол? Её цветы были ничуть не хуже. А зеленая полянка на линолеуме идеально завершила композицию. Небольшая лужица и акварельные зеленые краски. Макнуть кисточку в краску, макнуть следом в водичку – и вот прямо на глазах распускается идеальный пушистый кустик, краше некуда.
– Вот же шкодница, – донеслось до нее ворчание мамы, – теперь на обоях сиреневое пятно. Тебя в детском садике научили рисовать, где вздумается?
– Нет, – буркнула Маша. – Я хотела красиво.
Девочка надулась и обиженно потерла пальцем обои на стыке. Мама совершенно не ценит ее усилия. Ничего она не понимает в искусстве. Обои под пальчиком шелохнулись, чуть надорвавшись, и Маша увидела черное пятнышко под ними. Она подцепила цветную бумагу и оторвала до конца маленький кусочек, рассматривая черноту под ним. Пятно блестело, как речной влажный камешек, и девочке показалось, что она видит, как по нему продолжает течь вода.
– Мама, тут черное.
– Что у тебя там черное? – отозвалась та. – Ты что, обои отрывать вздумала?! – она отогнала девочку в сторону и наклонилась к ее росту, разглядывая пятно на стене. – Сережа, иди сюда, тут, кажется, плесень!
– Ну какая еще плесень, Нин, скажешь тоже, – парень подошел к ней, и они вдвоем уставились на злосчастное пятно. – Может, штукатурка отпала, и это цвет бетона такой, дом же старый…
– Какая штукатурка, Сережа, я же говорила, что надо съезжать с этой однушки и искать другую квартиру! Теперь еще и плесень!
– Это не плесень!
– Мама, оно шевелится! – заявила Маша, пробравшаяся мимо ссорящихся родителей и оторвавшая от обоев еще один маленький кусочек. Чернота на стене дернулась и будто подобралась повыше, оставив видимой лишь свой крошечный кусочек, и успев это сделать до того, как заметили взрослые.
– Машка! – прикрикнула на нее Нина и слегка хлопнула по ладоням. – Не отрывай обои, что же ты делаешь! А ну марш чистить зубы и спать!
Маша нарочито громко потопала в ванну, "как слон", как говаривала мама, чтобы та поняла, как сильно девочка обижена за сегодняшний вечер. Было бы намного лучше, если мама хотя бы раз разрешила не чистить зубы, а просто сразу лечь спать. А еще лучше – смотреть мультики, сколько хочется. Но мама была неумолима, особенно после того, как совершенно зря пыталась отмыть чудесные рисунки, которые Маша так старательно рисовала целый час, делая сюрприз, пока мама готовила на кухне.
Поплевавшись пеной от зубной пасты на зеркало, натянув любимую пижамку и укутавшись в теплое одеяло, заботливо подоткнутое мамой под матрас, Маша наконец-то была готова уснуть. Мама щелкнула выключателем, и комната погрузилась в темноту. Все привычные предметы сразу же потеряли свой облик, что имели при дневном свете. Стул, на который Маша складывала одежду, выглядел большим черным камнем, приткнувшимся в углу. Или скорее большим страшным монстром, который притаился и выжидает, пока Маша закроет глаза и уснет, чтобы подобраться к ней и сцапать. И если смотреть на него долго-долго, или лежать тихо-тихо, то можно будет увидеть, как он сначала задышит, выдав себя, а потом, наконец, и развернется, уставившись на того, кто его заметил. Маша вздрогнула, в очередной раз, как и каждую ночь, живо представив, как это произойдет, и посмотрела на любимого большого мишку, сидевшего рядом со злым стулом. Мишка был слишком далеко, а Маше хотелось бы спать вместе с ним, но мама отчего-то не разрешала, хотя с мишкой она бы чувствовала себя намного надежнее.
Маша перевела взгляд на дверной проем. В стекле отблескивал свет уличного фонаря, давая хоть крошечную каплю света в непроглядной темноте. Девочка посмотрела выше и уставилась на черное пятно, висящее прямо у потолка. Будто кто-то замер, выглядывая из-за угла, кто-то очень высокий. Маша выпучила глаза, затаив дыхание, и попыталась вспомнить, чем же это могло оказаться при дневном свете. Папина шапка на полке в прихожей? Обои отклеились где-то еще? Неужели совершенно беззвучно отломился светильник и повис на проводочке? Чем дольше Маша на него смотрела, тем больше ей казалось, что его там не должно быть. Страх начал жечь в груди, перебираясь куда-то в живот и одновременно стукнув в голову. И тогда пятно качнулось. Оно медленно поползло вниз, заставив Машу выдохнуть от ужаса.
– Мама, мама, там на двери что-то черное, – громким шепотом сказала она, боясь разбудить папу.
– Спи, Маша, ничего там нет, – сонно пробормотала Нина с дивана в другом конце комнаты, очевидно, даже не открыв глаз, чтобы посмотреть на дверь.
– Мама, мне страшно, – пролепетала девочка, внезапно потеряв пятно из виду в темноте. Может, оно переползло на пол и теперь медленно подкрадывалось к ней по ковру?
– Маш, тебе просто приснился плохой сон, перевернись на другой бочок и спи дальше, – вздохнула Нина в ответ.
Но Маша не рискнула поворачиваться спиной к тому, что ей привиделось, как бы ни хотелось. Она натянула одеяло еще повыше на макушку, оставив снаружи только глаза и нос. Девочка уставилась на свой стол в углу. Днем она любила за ним сидеть, рисовать, читать большие книжки с красивыми картинками. Ночью стол спал, так же глубоко, как стоило бы Маше, не заметь она случайную тень посреди ночи. На столе стоял ее любимый ночничок. Он был маленький, понуро согнувший металлическую шею и склонивший большую стеклянную голову, чтобы получше видеть кнопочку в своем круглом основании, которая его включала. Он напоминал Маше Люмьера из ее любимого мультика «Красавица и Чудовище», если бы тот был не подсвечником в замке, а старым электрическим ночником в однокомнатной квартире, доставшимся маме по наследству.
– Мне так жаль, Машенька, – сказал светильник, поднимая стеклянную голову. – Хотел бы я тебе сейчас помочь.
Маша не поверила своим ушам. Ее любимый светильник заговорил с ней!
– Тебе нужно было бы включить меня. Я бы и сам… но я не могу, Машенька.
Девочка открыла рот, чтобы успокоить светильник, что он ни в чем не виноват, но изо рта не донеслось ни звука. Она тихо засипела, пытаясь выдавить из себя хоть слово, позвать маму, но получался только жалобный, едва различимый писк. Ее мягкое одеяло стало таким тяжелым, придавливая к кровати и не позволяя выбраться из-под него, чтобы сбежать. Перед кроватью медленно начала подниматься тень, заслонив ночник, и мишку, и стол. Она была непроглядно-черная, у нее не было формы, и казалось, что она бесконечно огромная, заполняющая собой всё вокруг, всю комнату, переливаясь через край кровати, подбираясь к Маше. Девочка закрыла глаза, но тень так и не исчезла, захлестнув Машу с головой.
***
Сергей смотрел на бесконечно огромную массу грязно-розового цвета, отливающую тем сиреневым пятном, что Машка сегодня оставила на обоях. Эта масса колыхалась и переливалась, как фарш в очень медленном блендере, затягивая его внутрь себя, обволакивая, вызывая чувство гадливости и острое желание вымыться, натереться мылом, хотя наверно даже хлором, чтобы избавиться от ощущения склизких обрывков этой бездны с темными прожилками, напоминающими тухлое мясо. Масса выпростала из себя длинную мягкую плеть и обвила Сергея за пояс, дернув на себя, увлекая в свои недра, не давая шанса на сопротивление. Парень вяло попытался ухватиться за нее, с удивлением понимая, что в его руках словно не осталось ни капли силы. Будто он скреб ногтями по бетонной стене, которой было совершенно безразлично, что он с ней делает. И чем больше и отчаяннее он сопротивлялся, чем сильнее становился его страх, тем больше плетей появлялось из этого потока, обвивающихся вокруг его конечностей, пока окончательно не обездвижили его, лишив малейшего шанса на сопротивление.
– Что это за чертовщина… – едва слышно прошептал Сергей, отчего-то утратив возможность громко воскликнуть, позвать на помощь, отпугнуть тварь своим криком.
Мягкие плети затвердели все разом, дернулись в разные стороны, и Сергей почувствовал, как одна из них сломала ему руку. Он услышал хруст своей кости, и волна боли захлестнула его, нагнетая бушующую в душе панику.
Его конечность превратилась в месиво, сливающееся по цвету с той уродливой массой, что его окружала, засасывая все глубже в свою утробу. Следом отросток обвил его ногу, выломав ее, прокрутив по своей оси в бедре и оторвав. В голове мелькнула мысль, что он отчего-то не теряет сознание, как ему было бы должно, как это случалось с людьми, попавшими в мясорубку, из которой не выбраться. Самая большая плеть сжала его грудную клетку, выдавливая из него воздух, будто остатки зубной пасты из тюбика.
– Мама… – выдохнул Сергей в последний раз, и больше уже не смог вдохнуть. Легкие горели кислотным пламенем, перед глазами качалась пурпурная пелена, ребра хрустели, и ожидание неизбежного ослепляло хуже боли и страха.
Розоватая переплетающаяся сама с собой масса резко расступилась. Она подобрала все щупальца, высвобождая свою покалеченную жертву, посерела, а следом скукожилась и почернела, как обугливающийся лист бумаги с рисунком, который подожгли из середины. Ее рваные края метнулись в стороны, открывая Сергею вид на его квартиру, погруженную в тихую и безмятежную ночь. Сергей помотал головой, прогоняя остатки кошмара, которые отзывались у него в голове неприятным звоном, а все тело до сих пор было слегка онемевшим, будто на нем лежал огромный камень, и его наконец-то сдвинули. Отголоски увиденного развеялись из воспоминаний так же легко, как дым от сигареты, оставив лишь отвратительное послевкусие, которое спустя несколько часов уже будет и не разобрать.
Сергей скользнул взглядом по стене, и ему на мгновение показалось, что та чернота, окутывавшая его, до сих пор шевелится где-то там, в самом темном углу квартиры. Дрожащей рукой он схватил телефон, лежащий рядом с диваном, и посветил на стену, где чернота была особенно густой. Ему отчего-то привиделось, что он совершенно четко увидел, как эта чернота поспешила вверх по стене и влилась внутрь висевшей там картины. Сергей уставился туда, не веря своим глазам, и часто заморгал, стараясь как можно скорее избавиться от кошмара, очевидно, частично перенесшегося в реальность. Едва он окончательно отдышался, как услышал странный сиплый звук, доносящийся с дивана, стоявшего в углублении комнаты.
– Маша? – окликнул он. – Нинка, просыпайся, Маша хрипит! – он с ужасом подскочил с дивана, перелезая через сонную жену, и рванул к выключателю.
– М-м-что? – пробормотала Нина, путаясь в одеяле и пытаясь проснуться.
Сергей щелкнул выключателем, мгновенно залив комнату светом и ослепив самого себя. Он подбежал к Маше, высвободил ее из одеяла, в котором девочка вяло шевелилась и постанывала, и подхватил ее на руки.
– Маша, Маш, ну что ты, что с тобой такое? – затараторил он, поддерживая маленькую головку с пушистыми каштановыми волосами. Девочка громко всхлипнула и распахнула большие испуганные глаза.
– Папа! – воскликнула она и залилась горькими слезами, тут же обхватив его за шею. – Мне приснился плохой сон, очень плохой сон!
– Мне тоже, Машенька. Мне тоже, – пробормотал Сергей, уставившись стеклянным взглядом сквозь подошедшую к ним сонную щурящуюся жену на стену, на жизнерадостный сельский пейзаж, изображенный на картине.
***
Черное существо, усыпанное отростками всевозможных размеров, протискивалось через узкую червоточину, таща за собой похожее создание размерами поменьше. Крошечный проход не имел однородной формы и не нуждался в каком-либо цвете. Он лишь объединял два мира и позволял перемещаться между ними.
– Я что тебе говорила! Я говорила не ходить туда одному! Что ты наделал, зачем туда понесся! – злобно пробулькало большое существо, резко дернув маленькое и заставив его пискнуть. – Из-за тебя человек подпалил мне бок своим маленьким светильником, пока мне пришлось тебя вытаскивать!
– Ну мам, я просто кушать хотел, – проплакали в ответ.
– Так «удушающий страх» не буквально же «душащий»! Не надо мучить человека физически до смерти, такой страх того не стоит! Что мы будем делать, если станем убивать людей? Кто тогда будет нас кормить – животные? Ты хоть раз пробовал страх собак, недоросль? А мне вот в голодные годы пришлось, и ты понятия не имеешь, что это такое!
– Мам, я правда не хотел, – прохныкал малыш.
– Вот же вы, мелюзга безголовая, света люстр не видели.
Существо протиснулось в узкую трещину в конце прохода и вырвалось в свободу своего мира. Оно растянулось в пространстве, раскатывая конечности во все стороны и вздыхая с облегчением. Выдернув следом за собой маленького спутника, оно аккуратно поправило и его, придав более-менее правильный вид, такой, каким оно должно было выглядеть в понимании старшего.
– Значит так, – постановило оно. – Раз ты так себя ведешь, значит, тебе еще рано быть таким самостоятельным. – Существо начало ловко и быстро обрывать маленькие недоразвитые щупальца своего жалобно пищащего отпрыска, пока не осталась лишь бесформенная однородная масса, не способная сдвинуться с места. Удовлетворившись полученным результатом, оно прилепило этот шар на себя и крепко обвило его своими щупальцами с той агрессивной нежностью, свойственной только матерям-монстрам. Закончив, существо одним размашистым движением, преисполненным гневом и недовольством, устремилось вдаль, в полумрак своего мира.
– Мам, – донесся тихий виноватый голос с его спины.
– Ну что такое у тебя опять?
– Я все еще хочу кушать…
***********************************
Благодарю за прочтение!
История написана для октябрьского конкурса сообщества CreepyStory.
