Горный Туризм

В случае переизбытка кислорода и обнаружения желания снова пойти в спортивный горный поход - медленно и вдумчиво перечитать.

Вступление с конца.

…Автобус 817 прибыл на конечную – на метро Планерная.

Я выгружаю себя на тротуар, иду в сторону вестибюля станции. Меня слегка качает из стороны в сторону – тяжелые альпинистские ботинки не предназначены для перемещения по московскому вылизанному асфальту. Кислород тоже опьяняет – в голове какой-то гул, куда ни кинь взгляд – ты будто смотришь сквозь предмет. И все кажется каким-то нереальным.

Автомобили, раздетые люди (последние несколько недель ты видел лишь друзей в нескольких слоях термобелья и мембранной одежды), обилие рекламы, какой-то шум диалогов – ты невольно задаешься вопросом, насколько это вообще мелочно и суетно на фоне того, что с тобой приключилось. После гор всегда так: жизнь в походных условиях сильно упрощает привычную картину реальности и об этом знает каждый турист.

Я несколько переживаю, что забуду какие-то важные детали повествования, не подберу нужных аллегорий, вероятно, перегну палку в изложении своей позиции, но сейчас главное – удержать все в голове. Я не понимаю, как люди отмахиваются «напишу, когда время будет» - а этого времени никогда нет. Или желания. Или чего-то еще. Хорошая привычка – писать по горячим следам.

В прошлом году приключилась история, которая как раз пойдет зачином для этой летописи. Я проклинал все и вся, что происходило в Сванетии – зелень, броды, летающие камни, вечный дождь, низкую высоту. Спасение просматривалось лишь в Памире – высоком, солнечном и одновременно холодном районе, где не было ни бродов, ни растений выше щиколотки, да и камни летали не так часто (скорее уж лавину можно встретить). Уже позже, когда я всех отсылал к своей летописи по походу 2021 года, мне ряд ребят указали на коллизию между красочным устным описанием Памира, и тем, что читалось непосредственно в тексте. Тяжесть быстро ушла из памяти, оставив яркое послевкусие. И лишь чернила снова придают горечи.

Но тогда, в Грузии, с  общим воодушевлением Памир на 2025 год удалось продать – несмотря на то, что район подходит скорее для походов 5-6 категории сложности (к.с.), а не для «четверок». Учитывая абсолютную техническую бедность нашего сванского похода (полторы веревки за 16 ходовых дней – о таком вслух не говорят), соваться в высокий район, пусть и технически не нагруженный (Памир бьет высотой, техника тут вторична, по крайней мере, в рамках нашего маршрута) все равно отдавало авантюрой. Катя Б. приложила усилия, чтобы поход снова имел серьезную исследовательскую, а не спортивную составляющую. Так из всего многообразия «крыши мира» выбор пал на юго-запад горной системы, а конкретно – на Шахдаринский хребет.

Катя поправляет:

"Изначально были мысли в сторону Заалая, но смущало потенциальное количество снега в наши сроки (кто же знал, что год будет настолько малоснежным), поэтому взгляд упал на Юго-Западный Памир. Для 4 к.с. и по высотам, и по препятствиям больше подходит Рушанский хребет, однако Шахдаринский настолько притянул видами и колоритом (Ошомская стена, пики Маркса и Энгельса, виды на перевалы Рига и Рига С., долина широкой р.Пяндж с Афганистаном на другом берегу, белые вершины семитысячников Гиндукуша на горизонте), что я не смогла устоять. Таким образом родилась идея нашего путешествия."

Мне выпала участь стать логистом и заниматься вопросами транспортировки наших душ и багажа от Душанбе до непосредственного места похода. Должность хронометриста по итогу, я не уступил, хотя и не настаивал на сохранении своей персоны на подобном амплуа. Ну а летописцем меня быть никто не обязывал, кроме патологической тяги к рефлексии и фиксации всего происходящего вокруг.

Уже вечером, в день прилета, я кратко, минут за 40, пересказал хронологию нашего похода, щедро приправив своими эмоциями, комментариями и оценкой действий. Лиза, Рома и Алена практически единогласно заявили:

-Влад, а когда было такое, чтобы ты пришел с похода и сказал, что все было просто?

Пройдет неделя и желание распродать снарягу и заняться чем-то более равнинным, цивильным, распространенным снова улетучится. Разреженный горный воздух словно отравляет разум и манит снова и снова – наверное поэтому многие и застревают в турклубе на десятилетия, пока обременения непреодолимой силы не «заземлят» окончательно.

Некоторые из космонавтов говорили, что на Земле им часто снится невесомость и они хотели бы еще раз испытать это невероятное чувство. Что если у тех, кто ходит в большие горы, развивается нечто подобное? Еще один пункт в копилку параллелей между высокогорьем и космосом.

А тем вечером я мог бы возразить ребятам, что «единичка» на Архызе или «двойка» в Фанах были относительно простыми. Но шутка постмодерна заключается в том, что самые тяжелые походы и запоминаются лучше всего. Памир врезается в память точно также как его шеститысячники сверлят небеса, а ледобуры – ввинчиваются в поганый летний лед на очередном пятитысячном перевале.

Прежде чем перейдем к описанию, список и фото участников.

Самый долгий день==>

Зачем люди мечтают о полете? О том, чтобы достичь центра Земли или забуриться в самую морскую бездну? Объективной причины нет. Для одних - это спорт и погоня за адреналином, для других - бегство от обыденности. Многие альпинисты живут горами и проводят в городах/селах крайне мало времени. Им чуждо общество, наши ценности, нормы, устои и порядки. Они дикие и им нужна свобода. Эдакие бенгальские кошки от мира людей. Для кого-то альпинизм - это философия, поиск себя, попытка осознать мир и свое место в нем. Для кого-то эксперимент - где предел возможности для человека. Каждому свое.

Месснер, Мацкевич (помянем) и Кукучка - философы. Револь, Моро, Урубко - спортсмены. Николя Жеже - эксперементатор. Абрамов, Фишер, Робб - бизнесмены. Каждому свое.

Собери 7 восьмитысячников (самые высокие горы мира) и тебя высоко оценит альпинистское сообщество. Собери 14 - станешь звездой. Проложи новый, сложный маршрут - и твоё имя остнется в истории. Фактически, тот же Хиллари - бессмертен. В честь него названа ступень на Эвересте. Месснер тоже бессмертен. Он совершил революцию в гималайском альпинизме, привнеся туда "альпийский стиль" восхождения (скоростной подъем без лишнего груза, рассчитаный на 1-3 суток, пришёл на смену традиционному "осадному стилю", предполагавшему большие риски из-за длительного нахождения на горе). Это, кстати, тоже немаловажно.

Для сспортсменов такие восхождения - большие деньги. Они лезут не только классическими маршрута ми, но и повышенной сложности (например, со стороны Тибета и Китая, а не Непала, как обычно). Попутно с ними заключают контракты производители одежды и оборудования. Одним реклама, вторым качественная снаряга и деньги.

+ все альпинисты (советские точно) военообязанные. Их готовили с прицелом на то, что во время войны альпинистские группы смогут вести военные действия в высокогорье. Для этого нужна была быстрая акклиматизация, выносливость и цепкость.

Наконец, на горы часто лазят профессионалы-ученые: геологии, метеорологи (возможно), врачи, географы и хрен его знает кто ещё. С одной единственной целью - собрать материал для исследований.

Это навскидку, что в голову пришло. Если вы про коммерческие туристические экспедиции, где лазатели - домохозяйки и клерки, то это попытка стать частью элиты, войти в закрытую тусовку. Либо побывать на грани смерти, чтобы обрести вкус к жизни. О пресыщенности жизнью писали ещё Пушкин и Лермонтов, так, что проблема не нова.

Я бы полезла на горы просто затем, чтобы увидеть эту красоту. Это не Париж, тут реально можно умереть от того насколько это прекрасно. Томек Мацкевич лез на Нинга-Парбат больше 9 раз лишь затем, чтобы прикоснуться к прекрасному, увидеть вершину и поговорить со своей богиней, в которую верил (горой). Вообразите его потрясение, когда он смог (!!!) и стоя на вершине понял, что... ослеп. Я когда читала, почти плакала на этом моменте. Высшая несправедливость.


P. S. А, да, про Томека...для кого-то это способ исцелить свои раны. Душевные и физические. Томек употреблял наркотики и нашел в горах исцеление от зависимости. Болезнь горами оказалась сильнее.

Польский альпинист и лыжник Анджей Баргель (Andrzej Bargiel) открыл новую страницу в летописи «Первых».

После двух неудачных попыток в предыдущие годы он совершил первый в истории полный лыжный спуск с Эвереста (без дополнительного кислорода, от вершины до базового лагеря).

Вечером 21 сентября Баргель вместе с Пасангом Ринзи Шерпа вышли на штурм, 22 сентября они были вершине.
Оттуда Анджей спустился на лыжах по узкому предвершинному гребню и крутым склонам выше и ниже Южного седла, до лагеря II.

На следующий день он продолжил спуск, пройдя ледопад Кхумбу с его лабиринтом трещин.

Таким образом, Анджей Баргель стал единственным человеком, которому удалось совершить лыжные спуски с вершин Эвереста и К2.

Стоит вспомнить, что в 2000 году словенец Даворин Карничар совершил первый полноценный лыжный спуск с вершины Эвереста до базового лагеря с использованием кислородного баллона.

Источник: Mountain.RU