videniaz

(с) Максим Лаврентьев

Но пока до победы пролетариата ещё далеко. Поболтав с разговорчивым пожилым барином и, вероятно, поблагодарив его близких за помощь (ведь он только что благополучно сдал экзамен на аттестат зрелости), Василий отправляется осуществлять свою мечту. Согласно легенде, Панюшкин поступил в Морское инженерное училище императора Николая I в Кронштадте, откуда был выпущен во флот мичманом. И дальше всё как в популярном советском фильме «Мичман Панин» (1960), для которого он послужил прототипом главного героя, великолепно сыгранного Вячеславом Тихоновым.

В реальности призывник начал морскую службу машинистом 2-й, а затем 1-й статьи на учебном судне «Океан».

Но вот что вполне достоверно, так это бегство в 1913-м году за границу на отправившемся в дальний поход русском корабле тринадцати политзаключённых. По заданию партии Панюшкин укрыл их у себя в машинном отделении. Смелая и опасная для всех её участников акция прошла без сучка и задоринки (в отличие от фильма, где персонаж Тихонова выкинул за борт перебдевшего на свою голову офицера). В египетской Александрии «зайцы» вместе с радушным машинистом втихаря покинули судно.

Панюшкин перебрался в Париж и свёл знакомство с большевистской элитой, мирно фланировавшей в тенистых аллеях Люксембургского сада и подготавливавшей в кафешке на авеню д'Орлеан мировую революцию. В виду бесполезности морского волка на суше, Ленин и Луначарский предлагают ему очередной дерзкий план. Блудный «братишка» возвращается в Россию с повинной. Мол, отстал от судна «по личным мотивам». Дело молодое, с кем не бывает! Наказание легкое – Панюшкина отправляют на прежнее место службы электриком.

Но в 1914-м он всё-таки арестован за организацию митинга. Приговор военного суда – смертная казнь, заменённая пожизненным заключением. Проведя два года в одиночной камере, расположенной, как в замке Ив, глубоко под землей, в бывшем пороховом погребе, Василий ухитрился сбежать, симулировав смерть, подобно Эдмону Дантесу.

Февральскую революцию он встретил инкогнито в бушующем Кронштадте и тут же сделался членом местного Совета рабочих и солдатских депутатов. А в первые послеоктябрьские дни был командирован в качестве пропагандиста во Псков, через который двигались с Северного фронта на Петроград казачьи части 3-го конного корпуса генерала Краснова. Казаки, как известно, до «колыбели трёх революций» тогда не дошли.

Из Пскова Панюшкина перебросили в родную Тульскую губернию – изымать у крестьян хлеб для красногвардейцев и голодающих рабочих (остальные не в счёт). Несознательные землепашцы, конечно, отдавать ничего не хотели, отстреливались.

Пуля в ноге не помешала красному балтийцу успешно командовать в дальнейшем 1-ым Социалистическим рабоче-крестьянским партизанским отрядом ВЦИКа. Отряд охранял вождей революции сначала в Смольном, а затем в Кремле. Зорко берёг от любой «контры», даже, на первый взгляд, безобидной. Однажды панюшкинские воины схватили семерых питерских юнцов, из которых трое были родными братьями. То ли студенты решили поиграть в «золотопогонников», то ли собрались дать дёру за границу. Накрыли их в какой-то квартире, якобы во время застолья по случаю скорого отъезда (интересно, откуда в голодавшем городе недорезанные буржуи достали всё необходимое для дружеской пирушки). И поставили к стенке. И никаких тебе пожизненных заключений.

Впрочем, до официального объявления «красного террора» власти ещё иногда либеральничали. В январе 1918-го за зверское убийство в Мариинской больнице двух содержавшихся там под арестом членов объявленной вне закона партии конституционных демократов, Андрея Шингарёва и Федора Кокошкина, преступников, таких же балтийских «братишек» как Панюшкин, разыскивали. Кое-кого даже нашли. И в виде наказания отправили на фронт.

В конце мая взбунтовались части Чехословацкого корпуса, составленного из военнопленных австро-венгерской армии. 25-го июля они захватили Екатеринбург, а в ночь на 7-е августа – Казань, куда был вывезен из Петрограда золотой запас бывшей Российской империи. Большевики отбили город слишком поздно: драгметалл успели вывезти на восток.

Но в боях под Свияжском и при освобождении Казани впервые показала свою возросшую мощь Красная армия. Отличился и прибывший из Питера отряд Василия Панюшкина. В постановлении ВЦИКа от 28-го сентября говорилось: «Первым по времени знак отличия Ордена Красного Знамени РСФСР присудить тов. Блюхеру, второй — тов. Панюшкину…» Так Василий Лукич стал вторым кавалером первого советского ордена.

Когда непосредственная угроза большевистской власти со стороны белогвардейцев и интервентов миновала, судьба этого незаурядного человека заложила очередной крутой вираж. Балтийца снова перебросили – теперь уже окончательно – на фронт народнохозяйственный. Однако новую экономическую политику, провозглашённую на Десятом съезде РКП(б) и подразумевавшую возрождение частного предпринимательства и рыночных отношений, а в части касающейся крестьянства заменявшую продразверстку (изъятие у хлебороба 70% зерна) продналогом (30%) он принял в штыки: в сердцах порвал с родной партией и решил создать собственную – Рабоче-крестьянскую социалистическую. В 1921 году за такое уже сажали.

Правда, ещё был жив Ленин. Панюшкина амнистировали через четыре месяца и после профилактической беседы лично с вождём в партии восстановили. Но в сентябре 1937-го, конечно, припомнили былое отступничество. Обычно такие дела следователи на Лубянке заканчивали в течении полутора-двух месяцев. Так произошло, например, с моим дедом, некоторое время работавшим вместе с Панюшкиным в советском торгпредстве в Берлине и арестованным неделей позже – в конце ноября его уже расстреляли за «шпионскую работу и связи с антисоветской организацией правых». Но дело Панюшкина почему-то забуксовало и обошлось ему сравнительно дешево: в 1940-м впаяли восемь лет, а в 1944-м добавили ещё десять.

На сей раз Панюшкин тянул срок «от звонка до звонка». Был в авторитете у политических зэков. Сохранились воспоминания о нём, «спокойном и проницательном старике», другого лагерника. По его словам, Василия Лукича выбрали членом подпольного лагерного «политбюро». Чего-чего, а такого опыта машинисту с «Океана» было не занимать.

Освободившись, Панюшкин дожил до развенчания «культа личности», успел опубликовать лаконичные воспоминания в журнале «Октябрь» и увидеть художественный фильм о себе самом, снятый режиссёром Михаилом Швейцером. Он даже поучаствовал во встречах съёмочной группы со зрителями.

Сценарист картины вспоминал о первом показе в присутствии уже очень больного, полуслепого «прототипа»: «Погас свет, застрекотал проекционный аппарат. “Где там я?” – раздался вдруг его шёпот, чересчур громкий от волнения. “Вон-вон, – показали ему, – справа”. Старик даже подался вперёд, пристально вглядываясь в лицо Вячеслава Тихонова. “Я и есть”, – сказал он и успокоился. Дальше он следил за историей мичмана Панина с явным интересом, спрашивая время от времени: “Что это я?” – и когда ему отвечали, решительно кивал и говорил: “Правильно!..”»

В том же 1960- м году старый большевик умер и был посмертно произведён в мичманы. Во всяком случае, на его надгробии на Новодевичьем кладбище под выбитом в камне изображением лихого матроса в бескозырке написано:

«Мичман Панюшкин Василий Лукич. 1888 – 1960. Член РСДРП(б) с 1907 г. Герой гражданской войны».

И чуть ниже:

«23 года провёл в тюрьмах и лагерях».

В общем, памятуя о дневнике Толстого, к худу или к добру, но кое-что из «прекрасного юноши» всё-таки вышло. И уж бесспорно по количеству лет в заключении –

не выдуманных, а настоящих, –  он оставил далеко за кормой другого знаменитого моряка – Эдмона Дантеса, графа де Монте-Кристо.

В 1916-м Блюхер трудится слесарем на знаменитом нижегородском Сормовском судостроительном заводе, откуда переводится на механический завод Остермана в Казань. В июне вступает в партию большевиков.

После Февральской революции он знакомится в Саратове с Валерианом Куйбышевым и по заданию партии направляется на революционную работу в армию, с трудом попав добровольцем на нестроевую должность писаря 102-го запасного полка, а в августе 1917-го избирается председателем полкового комитета.

В ноябре Блюхер во главе сводного красногвардейского отряда прибыл в Челябинск, где возглавил местный ревком. Он эффективно противодействовал казачьим отрядам атамана Дутова, даже временно занял столицу станичников, Оренбург, и прогнал казаков в Тургайскую степь.

Но, пожалуй, самым известным эпизодом в военной биографии Василия Блюхера стал 1500-километровый поход предводительствуемой им 10-тысячной Уральской партизанской армии, отрезанной от основных сил красных мятежом Чехословацкого корпуса. Победоносный рейд по белогвардейским тылам в августе-сентябре 1918-го сопровождался почти непрерывными авангардными и арьергардными боями. За этот выдающийся успех командующий первым был удостоен республиканского ордена, только что учрежденного Президиумом ВЦИКа.

Правда, с вручением награды вышла заминка. Дело в том, что качество уже отчеканенных экземпляров ордена Красного Знамени не устроило щепетильного Льва Троцкого. Пришлось выпускать новую партию. Прошло более полугода, прежде чем занятый на колчаковских фронтах Блюхер смог получить орденский знак, но уже за номером 114. Лишь в 1937 году ему передали специально изготовленный дубликат ордена № 1.

В дальнейшем в качестве начдива сформированной им 51-й стрелковой дивизии Василий Блюхер принимал участие в разгроме Колчака, в оборонительных боях с Врангелем под Каховкой, завершившихся Перекопско-Чонгарской наступательной операцией, в которой его дивизия предприняла частью сил штурм укреплений Турецкого вала, а двумя бригадами форсировала Сиваш совместно с махновцами.

В 1921 году Блюхер назначается министром Дальневосточной республики. Это экзотическое и недолговечное государственное образование со столицей сначала в Верхнеудинске (Улан-Удэ), а затем в Чите, буржуазно-демократическое по форме, но с большевистским правительством, возникло как «буфер» между РСФСР и Японией, хозяйничавшей в то время в Приморье и на Сахалине. В задачу военного министра входило и противостояние японцам на дипломатическом фронте, и вооружённая борьба с разномастными противниками советской власти, вроде авантюриста-мистика барона Унгерна фон Штернберга.

Отличившийся при взятии хорошо укреплённых белогвардейских позиций в районе Волочаевки, на Дальний Восток Блюхер командировался впоследствии неоднократно. В частности, в 1929 году он служил здесь в должности командующего Особой дальневосточной армией, участвовавшей в скоротечном конфликте с марионеточной Маньчжурией за контроль над Китайско-Восточной железной дорогой (КВЖД). Хотя командарм так и не получил высшего образования, в том числе ни по одной военной специальности, действия армии под его руководством завершились быстрой и убедительной победой на поле боя.

За заслуги перед коммунистической родиной Блюхер неоднократно награждался. В середине тридцатых он уже был четырежды кавалером ордена Красного Знамени, первым получил учреждённый в 1930 году орден Красной Звезды, а затем и орден Ленина – новую высшую государственную награду. Авторитет его как военачальника в ту пору не подвергался сомнению, а наивысшим признанием полководческого таланта стало производство в 1935-м в маршалы Советского Союза. Василий Блюхер оказался в первой «пятерке» вместе с Климентом Ворошиловым, Семёном Буденным, Александром Егоровым и Михаилом Тухачевским.

Георгий Константинович Жуков в книге «Воспоминания и размышления» признаётся: «Я был очарован душевностью этого человека. Бесстрашный боец с врагами Советской республики, легендарный герой, В. К. Блюхер был идеалом для многих. Не скрою, я всегда мечтал быть похожим на этого замечательного большевика, чудесного товарища и талантливого полководца».

«Кто мог бы тогда подумать, – продолжает Жуков, – что… этот прославленный и безгранично преданный всеми фибрами своей души нашей Родине и партии знаменитый Блюхер будет оклеветан и бездоказательно обвинён во вражеской деятельности, а затем и уничтожен».

Закат Блюхера связан с началом политической чистки в РККА. Летом 1937 года он по настоянию Сталина включился в работу Специального судебного присутствия Верховного суда СССР, отправившего на казнь группу высокопоставленных военных во главе с маршалом Тухачевским (пятеро из девяти членов судебного присутствия были осуждены и погибли в течение следующего года).

Формальным предлогом к устранению самого Блюхера стало неудачное, сопровождавшееся неоправданно большими людскими (3:1) и материальными потерями командование им Дальневосточным Краснознамённым фронтом в столкновении с японцами у озера Хасан. По мнению маршала Ивана Конева, зафиксированному гораздо позднее писателем Константином Симоновым, «Блюхер… был к тридцать седьмому году человеком с прошлым, но без будущего, человеком, который по уровню своих знаний, представлений недалеко ушёл от гражданской войны и принадлежал к той категории, которую представляли собой к началу войны Ворошилов, Будённый и некоторые другие бывшие конармейцы, жившие несовременными, прошлыми взглядами. Представить себе, что Блюхер справился бы в современной войне с фронтом, невозможно. Видимо, он с этим справился бы не лучше Ворошилова или Будённого. Во всяком случае, такую небольшую операцию, как хасанские события, Блюхер провалил. А, кроме того, последнее время он вообще был в тяжёлом моральном состоянии, сильно пил, опустился».

Согласно другим свидетельствам, маршал, прекрасно знавший реалии и специфику дальневосточного региона, до последнего пытался урегулировать конфликт мирным путём, что не входило в планы советского политического руководства.
Как бы то ни было, в августе 1938 года Блюхер был отозван в Москву, где состоялось заседание Главного военного совета РККА, пришедшего к следующим основным выводам:

«1. Боевые операции у озера Хасан явились всесторонней проверкой мобилизационной и боевой готовности не только частей, которые непосредственно принимали в них участие, но и всех без исключения войск ДКФронта.

2. События этих немногих дней обнаружили огромные недочёты в состоянии ДКФронта... Обнаружено, что Дальневосточный театр к войне плохо подготовлен. В результате такого недопустимого состояния войск фронта мы в этом сравнительно небольшом столкновении понесли значительные потери…»

По итогам заседания Управление ДКФ было расформировано, а Блюхер, окруживший себя, по мнению наркома обороны, «врагами народа», смещён с должности командующего, обвинён во всех неудачах и отправлен с женой на сочинскую дачу Ворошилова «Бочаров речей», где вскоре и был арестован.

Жить ему после этого оставалось совсем недолго. За восемнадцать дней на Лубянке и в Лефортовской тюрьме его, некогда комиссованного из царской армии с инвалидностью, допрашивали более двадцати раз. Допросы, половина из которых проводилась лично Л. Берия, сопровождались избиениями, в результате чего опальный маршал лишился глаза. 9 ноября 1938 года «японский шпион» Василий Блюхер, не выдержав пыток, скончался в кабинете тюремного врача.

Его семья и близкие подверглись репрессиям. Были убиты первая жена, Галина Покровская, вторая жена, Галина Кольчугина, а третью, Глафиру Безверхову, Особое совещание при НКВД СССР приговорило к восьми годам лагерей. Брата-лётчика, капитана Павла Блюхера, то ли расстреляли сразу, то ли он погиб уже в лагере весной 1943 года. Пострадали и дети – старшая дочь Зоя (5 лет ссылки) и младший сын Василин, которому на момент ареста отца было всего 8 месяцев. Судьба последнего до сих пор остаётся тайной. По словам матери, «сын исчез, скорее всего его кто-то забрал, усыновил…».

Но автору этой книги больше импонирует естественнонаучный подход, предложенный основоположником гелиобиологии Александром Чижевским. 21-однолетий ветеран Первой мировой, награждённый солдатским Георгиевским крестом, в 1918 году Чижевский успешно защитил на историко-филологическом факультете Московского университета диссертацию на степень доктора всеобщей истории по теме «Исследование периодичности всемирно-исторического процесса». Изучая солнечную активность, молодой русский учёный решил сопоставить известные к тому времени точные данные о ней, в основном содержавшиеся в таблицах солнцедеятельности Вольфа – Вольфера, с исторической хронологией, и пришёл к поразительному выводу: периоды активизации светила многообразно отражаются на всех без исключения элементах земной биосферы, равно влияя на урожайность и рождаемость, на климатические аномалии и сдвиги в психофизическом состоянии человечества. Моровые поветрия, экономические кризисы, войны и революции («революционные и политические эпидемии», по определению Чижевского), – всё это явления одного порядка.

И впрямь, не является ли гражданская междоусобица в России стихийным бедствием, своего рода психической эпидемией? Многочисленные мемуары сохранили разнообразные картины хаоса, начавшегося уже с первых дней Февральского переворота, когда демократический энтузиазм бесконечно митинговавших толп соседствовал с уличными избиениями и казнями без суда, и в то же время на дворце одного из великих князей, представителей только что свергнутой династии, развевалось красное полотнище, выставленное там по желанию хозяина.

Страна оказалась неподготовленной к «солнечному удару». Но неужели колоссальные жертвы, понесённые ею, были напрасными? При взгляде на тридцатилетней давности крушение СССР такое впечатление, увы, возникает. И всё-таки хочется верить, что грядущие катаклизмы обойдутся нашей родине не столь дорогой ценой. Для этого снова и снова нужно обращаться к прошлому, не забывать его жестоких уроков.

Окончилась ли гражданская война? По существу – нет. Мы и сейчас живём среди её обломков и символов. Вспоминается парадоксальное утверждение русского поэта Велимира Хлебникова. За пять лет до 1917-го назвавший эту дату годом «падения государства», позднее он с полным на то правом утверждал, что смысл некогда предсказанного и теперь совершающегося станет окончательно ясен в будущем, ибо как раз оттуда «дует ветер богов слóва», ибо там и только там у всего существует некая, пока неразличимая, но основная причина, применительно к искусству названная поэтом «родиной творчества».

Вот почему тема гражданской войны не отпускает нас: удаляясь во времени от событий той поры, мы всё ближе подходим к её истоку.

ПЕРВЫЙ СОВЕТСКИЙ ОРДЕН

Попытку ликвидировать возникшую в эпоху Петра Великого и установившуюся в общих чертах при Павле I российскую наградную систему предприняло ещё Временное правительство: в августе-сентябре 1917 года Министерство юстиции подготовило проект постановления «Об отмене гражданских чинов, орденов и других знаков отличия». Однако проект, сочтённый чересчур уж радикальным, так и не был утверждён.

В отличие от нерешительных «временщиков», большевики сразу взялись за дело всерьёз. Уже на другой день после захвата власти в столице Всероссийский Центральный Исполнительный Комитет (ВЦИК) и Совет Народных Комиссаров (СНК) начали разработку основополагающего декрета об уничтожении сословий и гражданских чинов, 11 ноября подписанного Лениным и Свердловым. Статья вторая этого документа гласила: «Всякие звания (дворянина, купца, мешанина, крестьянина и пр.), титулы (княжеские, графские и пр.) и наименования гражданских чинов (тайные, статские и пр. советники) уничтожаются и устанавливается одно общее для всего населения России наименование граждан Российской Республики».

В тексте декрета ничего не говорилось о старорежимных наградах, но судьба их, напрямую связанных с чинами и сословиями, читалась между строк.

30 ноября прапорщик 13-го Финляндского полка Николай Крыленко, несколькими днями ранее ворвавшийся с ватагой балтийских «братишек» в могилёвскую Ставку и расправившийся там с непокорным генералом Духониным, разослал в войска телеграмму, в которой «впредь до разработки и утверждения положения об армии центральной властью» всем армейским частям и военным учреждениям надлежало руководствоваться «обязательными началами». Согласно этим самым «началам» «офицерские и классные чины, звания и ордена» упразднялись. А 3 декабря приказом Петроградскому военному округу было предписано немедленно снять с мундиров все наружные знаки отличия — погоны, кокарды, аксельбанты и ордена.

16 декабря СНК издал новый декрет – «Об уравнении всех военнослужащих в правах». В преамбуле к нему говорилось о необходимости осуществить волю «революционного народа о скорейшем и решительном уничтожении всех остатков прежнего неравенства в армии». С этого дня в новой России не могло существовать ни ефрейтора, ни генерала, отменялось обращение к вышестоящему «господин», а заодно уже ясно указывалось, что «все ордена» и «прочие знаки отличия» ликвидируются окончательно и бесповоротно.

Развернувшаяся вскоре гражданская война вынудила большевиков пересмотреть некоторые скоропалительные решения. Дисциплина в красноармейских частях, мягко говоря, оставляла желать лучшего. Вновь возникла необходимость в чёткой структуре, иерархии, субординации. Немалое значение для поддержания боевого духа, как всегда в ситуации братоубийственной междоусобицы, имело и материальное поощрение. Вот почему первыми, неофициальными наградами в Красной армии стали экспроприируемые в широких масштабах у буржуазии и прочей «контры» золотые часы, серебряные портсигары, личное оружие.

Проблема с наградами заключалась и в том, что новая власть, методично разрушая символы русского государства, не обзавелась ещё собственной символикой.

Характерна в этом смысле история появления скрещенных серпа и молота – эмблемы единения рабочих и крестьян. В январе 1918 года, в то самое время, когда нарком имуществ РСФСР левый эсер Владимир Карелин распорядился прекратить деятельность Капитула российских орденов – организации ведавшей награждениями при старом режиме, Совнаркому для его нужд срочно потребовалась гербовая печать. По воспоминаниям скульптора Николая Андреева, делавшего с натуры зарисовки пролетарского вождя в его рабочем кабинете, Ленин рассматривал при нём всевозможные проекты герба. На одном из представленных эскизов «был взят тот же самый двуглавый орел, причём у орла повыщипаны перья, вместо маленьких корон на головах поставлены красные звёзды, а вместо большой короны, которая высится над двумя головами орла, надета шапка красноармейца. В лапах вместо скипетра и державы камень и палка».

К весне стал постепенно вырисовываться окончательный вариант. Управделами СНК Владимир Бонч-Бруевич вспоминал: «Внешне герб был сделан хорошо. На красном фоне сияли лучи восходящего солнца, обрамлённые полукругом снопами пшеницы, внутри которых отчётливо виднелись серп и молот, а над гербом главенствовал отточенный булатный меч...» Из уже одобренного проекта Ленин распорядился изъять меч, так как, по его словам, «завоевательная политика нам совершенно чужда; мы не нападаем, а отбиваемся от внутренних и внешних врагов: война наша оборонительная, и меч — не наша эмблема». Однако, прекрасно осведомлённый во всём подпольном, Ильич почему-то оставил на месте молот – характерный символ «вольных каменщиков», масонов.

Невостребованным в тот раз оказался символ крестьянства — плуг, так же фигурировавший в эскизах герба. Но ему вскоре нашли применение. 11 мая 1918-го вышло официальное постановление, согласно которому «каждый вступающий в Красную Армию должен снабжаться... красноармейским значком: марсовой звездой с плугом и молотом» на околыше фуражки. Позднее был установлен значок для красных командиров – та же звезда с плугом и молотом, только положенная на венок из лавровых и дубовых листьев и носимая на груди. С 1919 года красноармейская эмблема прикалывалась в центр нашивной звезды остроконечного шлема – «будёновки».

Любопытно, что у бойцов калмыцкой конной бригады из состава 11-й армии вместо звезды была нашита свастика. Оно и понятно, ведь свастика у исповедующих буддизм народов – символ благоденствия. А в революционном семнадцатом её можно было встретить на денежных купюрах Временного правительства – тысячерублёвых «керенках». Только в 1922 году на страницах «Известий», официального органа ЦИК и Московского совета рабочих и солдатских депутатов, появилось «Предупреждение» наркома просвещения Анатолия Луначарского: «На многих украшениях и плакатах в дни последнего празднества, как и вообще на разного рода изданиях и так далее, по недоразумению беспрестанно употребляется орнамент, который называется свастикой... Так как свастика... в последнее время приобретает характер символического знака всего фашистского реакционного движения, то предупреждаю, что художники ни в коем случае не должны пользоваться этим орнаментом». После этого употребление «орнамента» прекратилось.

Но вернёмся к первой советской награде. Ею летом 1918 года стал не орден, а флаг – Почётное Революционное Красное Знамя для частей Красной армии, введённое по предложению члена Коллегии Народного комиссариата по военным и морским делам РСФСР Николая Подвойского. Он же в телеграмме от 13 августа на имя председателя ВЦИК Якова Свердлова впервые артикулировал то, что к тому моменту было на уме у многих: «Лучшие революционные солдаты и все связавшие свою судьбу с Советской Республикой командиры жаждут республиканских отличий. Настоятельно высказываюсь за установление “Знака героя” и “Знака героизма”».

Мнение учли. Опыт со знаменем тоже. На том же заседании ВЦИК 2 сентября 1918 года, где после убийства главного петроградского чекиста Моисея Урицкого и покушения на жизнь Ленина обсуждалось введение «красного террора», а республика объявлялась военным лагерем и учреждался Реввоенсовет, Свердлов вспомнил о телеграмме Подвойского: «Мы нашли возможным согласиться с предложением выдавать знаки отличия в виде знамён отдельным войсковым частям. Что касается индивидуальных знаков, то Президиум оставил этот вопрос открытым. У нас не будет больших разногласий по вопросу об отдельных знаках отличия для отдельных товарищей. Если мы принуждены прибегать к репрессиям по отношению к малодушным, то мы можем отличать и наиболее храбрых товарищей. Я бы предложил знаки отличия для отдельных частей и для отдельных товарищей принять, а что касается характера, формы и порядка, я предложил бы избрать комиссию из трёх лиц, которой поручить к следующему заседанию ЦИК представить соответствующий проект».

Комиссия во главе с Авелем Енукидзе предложила вскоре два варианта — кроме ордена «Красное Знамя» фигурировала ещё и «Красная Гвоздика». Предпочтение, как известно, было отдано первому. Но «гвоздика» пригодилась для оформления: первоначально орденский знак носили не на колодке, а в гвоздикообразной розетке из алого муара. Правда, в походах и боях (а кавалеры ордена, рассказ о которых впереди, любили выставлять его напоказ, то и дело перевешивая с френча на шинель и обратно) ткань быстро обтрёпывалась.

16 сентября 1918 года правительство в Москве подписало декрет «О знаках отличия», положивший начало советской наградной системе.

Эскизы «Красного Знамени» на безальтернативной, то есть внеконкурсной (за неимением времени) основе фактически выполнил сын довольно известного художника-символиста Василия Денисова, которому собственно и была поручена эта работа, Владимир Денисов, служивший в ту пору в Коллегии по делам музеев и охраны памятников искусства и старины при Наркомпросе.

Развёрнутое вправо Красное Знамя, пятиконечная Красная Звезда, обращённая, что интересно, одним из лучей строго вниз, подобно сатанинскому пентаклю, а также лемех плуга, всё тот же двусмысленный молот, штык, факел и венок из дубовых листьев по краям овала… На знамени красовался лозунг «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!», а в нижней части аверса по красной ленте были пущены буквы с точками: «Р.С.Ф.С.Р.». В таком виде 4 октября орденский знак был утверждён Президиумом ВЦИК.

В статуте ордена говорилось:

«1. Знак отличия присуждается всем гражданам РСФСР, проявившим особую храбрость и мужество при непосредственной боевой деятельности.

2. Знаком отличия устанавливается орден Красного Знамени с изображением на нём Красного Знамени, развёрнутого, свёрнутого или усечённого в форме треугольника.

3. Вместе с орденом Красного Знамени гражданам РСФСР вручается особая грамота, текст которой должен быть следующим: “Всероссийский Центральный Исполнительный Комитет Советов Рабочих, Крестьянских, Казачьих и Красноармейских депутатов в ознаменование исполнения гражданином (таким-то) своего долга перед социалистическим отечеством в бою против его врагов (там-то и при таких-то обстоятельствах) вручает ему знак ордена Красное Знамя — символ Мировой социалистической Революции. Знак ордена Красное Знамя гражданин (такой-то) имеет право носить на груди”.

4. Право утверждения и присуждения принадлежит только Всероссийскому Центральному Исполнительному Комитету.

5. Правом представления на награды пользуются все командиры и комиссары отдельных частей Красной Армии, Флота и добровольческих отрядов».

Иногда можно прочитать, что «Красное Знамя» являлся единственным советским орденом времён гражданской войны. Это не совсем верно. Собственные ордена учредили молодые советские республики Закавказья, а так же среднеазиатская Хорезмская народная советская республика, существовавшая с 1920-го по 1924-й год на месте бывшего Хивинского ханства. Эти национально-территориальные награды, одноимённые с орденом РСФСР, были во многом схожи с ним внешне, но имели и специфические отличия в дизайне.

Так, изящный орден «Красное Знамя» Азербайджанской ССР (1920) снабжён помимо красной звезды в центре ещё и красным полумесяцем, а девиз на знамени «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» продублирован по-азербайджански, арабской вязью. Аналогичный орден Грузинской ССР (1921) содержит тот же девиз, но уже исключительно на грузинском, Армянской ССР (1921) – только на армянском. На ордене Хорезмской НСР (1921) арабская надпись гласит вообще удивительное: «Трудящиеся мусульмане, всей планеты, объединяйтесь!».

Награждённых республиканскими орденами было не там много, по нескольку десятков на каждый, и только у армянского больше – 182 кавалера.

Кроме того, в декабре 1920 года появился орден Трудового Красного Знамени РСФСР, дававшийся не только за подвиги у станка. Первым орденоносцем стал крестьянин Никита Менчуков, героически защищавший мост от ледохода. Вскоре возникли и аналогичные награды союзных республик.

Военный же орден «Красное Знамя» РСФСР просуществовал в неизменном виде до 1924 года, когда возникла общесоюзная награда (Союз Советских Социалистических Республик, напомню, был образован 30 декабря 1922-го). Кавалеры его, наряду с кавалерами других упразднённых военных республиканских орденов, сохранили все права и льготы.

Даже внешний вид у награды остался прежний. Правда, о том, что новый орден не рассматривался вначале как копия старого, говорит факт объявления конкурса на его дизайн. Однако поданным 393 художниками 683 эскизам в конце концов предпочли проверенный – денисовский, только буквы внизу заменили соответственно духу времени на более масштабное: «СССР».

Вплоть до 1930 года, до учреждения ордена Ленина, орден Красного Знамени оставался высшей наградой Советского Союза.

(с) Максим Лаврентьев

(с) Максим Лаврентьев