videniaz

14 июля 1788 года, в разгар очередной русско-турецкой войны, у острова Фидониси в дельте Дуная произошло боевое крещение Севастопольской эскадры Черноморского флота. Невзирая на более чем двукратное превосходство турок в огневой мощи, эскадра контр-адмирала Марко Войновича, уроженца Черногории и родственника советско-российского писателя, автора трилогии о солдате Чонкине (фамилию писателя, кстати, правильно было бы произносить с ударением на первом слоге, как и фамилию его воинственного балканского предка), преследовала врага и, вынудив принять сражение, разгромила наголову. При этом особенно смелыми действиями отличился авангард под командованием бригадира — «капитана бригадирского ранга» — Ушакова. Господство турецкого флота в Чёрном море закончилось, угроза Крыму миновала, пора было награждать победителей. Императрица писала Потёмкину: «Действие флота Севастопольского меня много обрадовало: почти невероятно, с какою малою силою Бог помогает бить сильные Турецкие вооружения! Скажи, чем мне обрадовать Войновича? Кресты третьего класса к тебе уже посланы, не уделишь ли ему один либо шпагу?». Речь, разумеется, шла об ордене Святого Георгия третьей степени, который граф Войнович вскорости и получил от вышестоящего начальства. А вот с подчинённым герой Фидониси, чей флагманский корабль «Преображение Господне» в одиночку вывел из строя огнём корабли турецких вице- и контр-адмиралов, повёл себя некрасиво. Вместо заслуженного «Георгия» происками командира Ушаков удостоился третьестепенного «Владимира» (кавалером четвёртой степени он стал тремя годами ранее — за успешную борьбу с чумной эпидемией в Крыму и строительство кораблей, что вполне соответствовало «демократическому» статуту ордена). Но справедливость восторжествовала довольно быстро: предвзятость Войновича обнаружилась, и в том же году Ушаков получил-таки орден Святого Георгия IV степени. Любопытно, что и предыдущая награда бригадиру была оставлена. Редчайший случай: два ордена за одно сражение. А в следующем 1789 году Ушакова произвели в контр-адмиралы.

Теперь время рассказать о том, как выглядела эта награда, воспользовавшись седьмой главой второго раздела восьмой книги «Свода учреждений государственных», выпущенного в 1792 году.

«ПЕРВАЯ СТЕПЕНЬ. Крест большой золотой, покрытый с обеих сторон красной финифтью; по краям креста черные финифтяные и золотые каймы; в середине лицевой стороны, на горностаевом поле, обведенном золотою каймою, вензеловое имя Св. Владимира, под Велико-Княжескою короною (для лиц нехристианского вероисповедания в дальнейшем вензель в горностаевом поле был заменён имперским орлом. — М.Л.), а на задней стороне: день, месяц и год учреждения ордена, т.е. 22 сентября 1782 года; носится через правое плечо, на ленте шириною два с четверть вершка, о трёх полосах, из коих крайние чёрные, а средняя красная. Звезда, носимая на левой стороне груди, восьмиугольная; углы её попеременно серебряные и золотые; посреди, в чёрном круглом поле, малый золотой крест, знаменующий просвещение России Святым Крещением и Евангелием; около креста литеры: С.Р.К.В., т.е. Святой Равноапостольный Князь Владимир; а вокруг, в красной кайме, девиз ордена: ПОЛЬЗА, ЧЕСТЬ И СЛАВА».

Вообще-то кавалером «Владимира» первой степени заслуженное лицо должно было становиться постепенно, однако на практике это правило соблюдалось не слишком строго. Так, в числе первых награждённых «крестом большим золотым» было много, так сказать, «новоиспечённых»: Александр Голицын, Пётр Румянцев, Григорий Потёмкин, Никита Панин, Григорий Орлов, Николай Репнин, Захарий и Иван Чернышёвы, Иван Бецкой, Пётр Шувалов, Александр Безбородко, — не только видные военные, но и крупные администраторы. «За присоединение разных кубанских народов к Российской империи» в 1783 году сразу высшей степенью ордена был отмечен и великий Суворов. Всего же награждённых первым классом «Владимира» уже в начале царствования Александра I было столько, что живописец Дмитрий Левицкий, около двух десятков лет создававший портретную галерею первостепенных владимирских кавалеров, так и не довёл свою работу до конца. И это несмотря на временный запрет, введённый неблагодарным Павлом I на вручение георгиевских и владимирских крестов, учреждённых нелюбимой им матерью.

Массовость ордена отражена и в предметах исключительно мирных — в посуде. Когда в 1777 году Екатерина II заказала на фарфоровом заводе Гарднера в подмосковных Вербилках специальные сервизы, чтобы использовать их в дни орденских торжеств (тут уместно заметить, что капитульным храмом с момента учреждения Владимирского креста был Софийский собор в Царском Селе, а с 1845 года — более соответствующий Князь-Владимирский собор в Петербурге), то один лишь сервиз со знаками ордена Святого Владимира, обошедшийся казне в пятнадцать тысяч тогдашних рублей. Состоял он из ста сорока комплектов, в то время как Георгиевский, Александровский и Андреевский сервизы, оформленные каждый соответственно своему ордену, — из восьмидесяти, сорока и тридцати. 

«ВТОРАЯ СТЕПЕНЬ. Крест и звезда, подобно установленным для первой степени. Крест носится на шее на ленте, шириною в один с четвертью вершок, а звезда на левой стороне груди.

ТРЕТЬЯ СТЕПЕНЬ. Крест меньшей величины, нежели вторая степень, впрочем, одинаковой величины с крестами орденов Св. Анны (4,5 см, известный благодаря А.П. Чехову как «Анна на шее». — М.Л.) и Св. Станислава второй степени. Крест носится на шее на ленте шириною в один вершок.

ЧЕТВЁРТАЯ СТЕПЕНЬ. Крест такой же, но меньшей величины; носится в петлице на ленте (затем на колодке. — М.Л.) шириною в полвершка. На кресте, жалуемом за тридцатипятилетнюю службу, на поперечных концах с обеих сторон серебряная надпись: 35 летъ».

Подобно «Святому Георгию», «Святой Владимир» изначально выдавался воинам и за выслугу лет, а с 1855 года — только он один, за двадцать пять лет службы. При этом крест дополнялся (так повелось с екатерининских времен, с 1789 года) бантом из орденской ленты. За исключительно боевые заслуги с того же года орденские кресты получили скрещенные мечи, и в таком виде их могли заслужить даже чиновники, находящиеся на театре военных действий. Если же в последующем речь заходила о награждении какого-нибудь лихого рубаки более высокой степенью ордена, но уже за сугубо мирные деяния, то мечи переносились на новый крест, однако располагались не в центре, а на верхнем его луче. Выдача наград с «мечами над орденом» прекратилась в 1870-м, когда, наконец, было разрешено носить прежние кресты при пожаловании более высокими степенями.

Пенсия кавалерам полагалась довольно приличная: 600 рублей ежегодно для 1-й степени, 300 — для 2-1, 150 — для 3-й, 100 — для 4-й. Но награда ценилась, разумеется, вовсе не за это. К тому же в глазах боевого офицерства иерархия владимирских крестов одно время была обратной: «Лучше быть меньше награждену по заслугам, чем много без всяких заслуг. С каким придворным вельможею, носящим Владимира I класса, поравняю я мой Владимир 4-го с бантом?» — писал брату будущий герой Отечественной войны 1812 года Яков Кульнев. На дворе стоял 1807 год, а спустя всего пять лет дождь владимирских крестов пролился на русскую армию. Только высшей степени ордена удостоились тогда двенадцать генералов, среди которых были Коновницын и Раевский, а кавалерами II степени стали девяносто пять человек, в том числе генералы Ожаровский, Дука, Эммануэль. Их имена ныне почти забыты, лишь портреты кисти Джорджа Доу красуются в известном зале Эрмитажа, воспетом Пушкиным.

У русского царя в чертогах есть палата:

Она не золотом, не бархатом богата;

Не в ней алмаз венца хранится за стеклом;

Но сверху донизу, во всю длину, кругом,

Своей кистию свободной и широкой

Ее разрисовал художник быстроокой.

Тут нет ни сельских нимф, ни девственных мадонн,

Ни фавнов с чашами, ни полногрудых жен.

Ни плясок, ни охот, — а все плащи да шпаги,

Да лица, полные воинственной отваги.

Толпою тесною художник поместил

Сюда начальников народных наших сил,

Покрытых славою чудесного похода

И вечной памятью двенадцатого года.

В финале этого посвященного владимирскому кавалеру Барклаю стихотворения «Полководец» есть такие слова:

О люди! жалкий род, достойный слез и смеха!..

С прахом другого кавалера, упомянутого выше генерала от кавалерии Георгия Эммануэля, «жалкий род» поступил вполне в духе пушкинского высказывания: в 1922 году семейный склеп взломали, останки «царского сатрапа» извлекли из гроба и… расстреляли! Когда в конце 80-х годов прошлого века останки эти случайно нашли во время земляных работ, в черепе воина, при жизни получившего восемь ранений в сражениях, обнаружили пулевые отверстия от выстрелов, сделанных по нему 85 лет спустя после его смерти. Основанием для посмертного надругательства сочли участие генерала в суде над декабристами, многие из которых, между прочим, тоже были кавалерами Владимирского креста (например, Муравьев-Апостол, Лунин, Пестель). Понятно, что тяжкое ранение при Бородине, упомянутое в формуляре Павла Пестеля, или отличия при Люцене, Бауцене, Лейпциге и Париже в послужном списке Сергея Муравьева-Апостола не могли не вызвать сочувственного отклика в душе боевого кавалериста. С той же уверенностью можно предположить, что Петру Каховскому, зачисленному в лейб-егеря юнкером в марте 1816 года, а уже в декабре разжалованному за «шум и разные неблагопристойности в доме коллежской асессорши Ванергейм, за неплатёж денег в кондитерскую лавку и леность по службе», на особое сочувствие Эммануэля рассчитывать не приходилось. И всё-таки, по свидетельству Петра Долгорукова, Георгий Арсеньевич был в числе тех четырёх из шестидесяти восьми членов Верховного уголовного суда, которые выступили против смертной казни…

С 1845 года награждение любой степенью Владимирского ордена, как и ордена Святого Георгия, давало его обладателю право потомственного дворянства, заменённое в 1900 году на дворянство личное, так как буквально не стало прохода от новых кавалеров — купцов и разночинцев. Это уже эпоха царствования Николая II, с младенчества одарённого всеми пышными имперскими наградами, кроме двух крестиков, Владимирского и Георгиевского, как-либо дополнительно украшать которые строго воспрещалось. Только за двадцать пять лет службы в офицерских чинах (разумеется, зачисленный в армию ещё ребёнком) получил в 1890 году Николай низшую, IV степень «Владимира», а маленького «Георгия» — в военном 1915-м. Помните, у Георгия Иванова?

Эмалевый крестик в петлице,

И серой тужурки сукно.

Какие печальные лица,

И как это было давно…

Октябрьская революция ликвидировала орден Святого Владимира наряду с прочими имперскими орденами, но в 1957 году награда довольно неожиданно возродилась в СССР практически под тем же названием — «Нагрудный знак в честь Святого равноапостольного князя Владимира». Учреждён знак был Русской православной церковью к 40-летию восстановления патриаршества. Впрочем, название «знак» скоро исчезло и появилось более понятное «орден», получивший на сей раз три степени. Девиз изменился («За церковные заслуги»), однако в дизайне креста угадываются элементы его прототипа. Светский «Святой Андрей» ныне возрождён, а вот до светского «Владимира» как-то пока не дошли руки.

В то же самое время, уже без помощи крестов, генерал Паскевич ударил в левое крыло французов, а генерал Васильчиков с полками 12-й дивизии штурмовал редут справа и обошёл с тыла. Совместными усилиями 30-й линейный полк наполеоновской армии был переколот, остатки его, преследуемые эскадронами Корфа, бежали, командир, генерал Бонами, ранен и пленён.

Но довольно о битве, поговорим о кресте.

Большую часть своей вековой истории официально именовался он Знаком отличия Военного ордена Святого Георгия. Иначе — неофициально — назывался Георгиевским крестом V степени, солдатским «Егорием» и т.д.

Мысль поощрять нижних чинов армии родилась в январе 1807 года, а уже 13 (25) февраля награда была введена манифестом императора Александра I — серебряный крест на Георгиевской ленте, во всем остальном также похожий на офицерский орден Святого Георгия четвёртой степени, но не покрытый эмалью.

Так совпало, что «Егория» за «неустрашимую храбрость» первым получил Егорий же — унтер-офицер Кавалергардского полка Георгий Митрохин, отличившийся в битве под Фридландом в июне того же 1807-го. Однако первый подвиг, достойный креста, ещё в январе совершил, награждённый впоследствии, подпрапорщик 5-го егерского полка Василий Березкин в бою с французами под Морунгеном. Чтобы поддержать статус знака отличия, первых отмеченных им героев переводили из армейских полков прямо в Кавалергардский, в гвардию.

Долгое время крестообразный знак имел одну-единственную степень и выдавался лишь однажды, многократно же удостоенные не могли украшать себя новыми крестами, только жалованье их с каждым разом увеличивалось на треть. Этим последним с 1833 года, когда статут всего Георгиевского ордена был несколько изменён, разрешили носить специальный бант из орденской ленты.

На медальоне солдатского креста, как и на медальоне ордена, изображался бой христианского великомученика с драконом, пока в 1844 году не утвердили специальный дизайн для иноверцев – с двуглавым имперским орлом, чье отсутствие прежде ощущалось достаточно остро. Вот типичный пример из воспоминаний Дениса Давыдова.

«Однажды в бою у Ляхова один из уланов гнался с саблею за французским егерем. Каждый раз, когда егерь прицеливался по нём, он отъезжал прочь и преследовал снова, когда егерь обращался в бегство. Приметя сие, я закричал улану: “Улан, стыдно!” Он, не отвечав ни слова, поворотил лошадь, выдержал выстрел французского егеря, бросился на него и рассёк ему голову. После сего, подъехав ко мне, он спросил меня: “Теперь довольны ли, ваше высокоблагородие?” — и в ту же секунду охнул: какая-то бешеная пуля перебила ему правую ногу. Странность состоит в том, что сей улан, получив за свой подвиг Георгиевский знак, не носит его… Он был бердичевский еврей, завербованный в уланы. Этот случай оправдывает мнение, что нет такого рода людей, который не причастен был бы честолюбия и, следовательно, не способен был бы к военной службе».

Заключительный пассаж восходит к распространённому в дореволюционной России мнению насчёт евреев, считавшихся негодными солдатами, что зафиксировано было даже в энциклопедии Брокгауза и Ефрона!

Кроме российских иноверцев получали крест и многочисленные иностранные подданные-христиане, солдаты союзнических армий. Так, за два года Заграничного похода русской армии кавалерами солдатского «Егория» стали почти две тысячи пруссаков, около двухсот австрийцев, десятки шведов и несколько англичан. А всего за время от начала Отечественной войны до полного разгрома Наполеона «Георгий» тронул солдатскую грудь порядка двадцати пяти тысяч раз.

В ту войну практиковалось награждение и гражданских лиц, в частности командиров партизанских отрядов из числа мещан. Но ещё прежде, в 1810-м, по личному распоряжению императора солдатским крестом был отмечен мещанин Матвей Герасимов. Россия тогда, после навязанного ей Наполеоном Тильзитского мира, находилась в состоянии войны с Англией. Англичане и захватили торговое судно, шкипером которого был Герасимов, шедшее из Архангельска в Данию с грузом ржаной муки. Восемь солдат и офицер высадились на борт с военного брига. Они объявили «Эвплус 2-й» своим призом и потребовали, чтобы их везли в Англию. Через несколько дней русская команда взбунтовалась и обезоружила британцев, офицера при этом Герасимов заставил официально сдаться, вручив шкиперу свою шпагу.

Известен также случай награждения солдатским крестом генерала. В 1813 году Михаил Милорадович получил его из рук императора, собственными глазами видевшего своего полководца сражающимся под Лейпцигом в рядах русской гвардии. Думаем, этот знак боевой генерал мог ценить даже выше III и II степеней ордена Святого Георгия, коих также был удостоен. Когда на Сенатской площади Милорадовича, ни разу прежде не раненного в многочисленных сражениях, где, не задумываясь, он рисковал жизнью, сразил предательским выстрелом из пистолета в спину декабрист Каховский, умирающий герой, взглянув на извлеченную врачами пулю, воскликнул: «Слава Богу! Это пуля не солдатская! Теперь я совершенно счастлив!». И даже нашёл в себе силы пошутить: мол, жаль, что после сытного завтрака не смог переварить такого ничтожного катышка…

С 1855 года солдатский знак разрешено было продолжать носить тем, кто становился офицером и удостаивался Георгиевского ордена. А через год указом введены четыре степени креста. На оборотной стороне его теперь указывались степень и номер (с отдельной нумерацией для каждой из степеней), сами же кресты делались из золота для двух высших степеней и из серебра для низших.

Порядок ношения был таков: полные кавалеры крепили на мундиры кресты первой и третьей степени, если же солдат удостаивался только трёх степеней, то носил вторую и третью степень, а если лишь двух нижних, то тогда только третью. Впрочем, заслужить можно было и несколько одинаковых крестов, как, например, в случае с подпрапорщиком лейб-гвардии 3-го стрелкового полка Соломатиным, кавалером двух четвёртых, двух третьих, второго и двух первых «Егориев»!

Первая и третья степени креста дополнялись бантом орденских цветов, отчего обладатели всех степеней назывались «георгиевскими кавалерами» или имеющими «полный бант».

Поток золотых и серебряных крестов хлынул на русских солдат с началом Первой мировой войны (только крест IV степени выдали 1 млн 200 тыс. штук). За год до войны был утверждён новый статут награды, в котором она официально получила уже давно и прочно ассоциировавшееся с ней название: «Георгиевский крест». Тогда же ввели и пожизненные пенсии: за IV степень — 36 рублей в год, за III степень — 60, за II степень — 96 и 120 — за I степень. Для сравнения: средняя ежегодная зарплата квалифицированного рабочего в то время достигала двухсот рублей.

Началась тяжелейшая, дотоле невиданная по размаху война, в которой один лишь героизм на поле боя не мог спасти и не спас Россию. Страну сотрясала революционная смута. Жертвой её пала монархия. Как отражение раздрая и хаоса 24 июня 1917 года появился обновленный статут Георгиевского креста, изменённый деятелями Временного правительства. Согласно ему, солдаты могли отныне сами награждать своих офицеров по решению общей сходки, и по такому случаю кресты низших степеней (к тому времени они, как и высшие, уже перестали изготавливаться из драгоценных металлов) дополнялись металлической лавровой ветвью на ленту колодки.

Развернувшаяся затем гражданская бойня пополнила список кавалеров солдатского «Егория» рядовыми-белогвардейцами, особенно в Северной армии Юденича и на Восточном фронте, у Колчака. Позже вместе с остатками «белых» Георгиевский крест перекочевал за границу, где последние награждения им были осквернены в 1944 году так называемым Русским охранным корпусом, воевавшим на стороне гитлеровцев против югославских партизан.

Интересно, что в том же году наряду с учреждением ордена Славы, за основу которого взяли орден Святого Георгия, советское правительство едва не осуществило попытку восстановления исторической справедливости. В проекте постановления Совета Народных Комиссаров СССР говорилось: «В целях создания преемственности боевых традиций русских воинов и воздания должного уважения героям, громившим немецких империалистов в войну 1914–1917 гг., СНК СССР постановляет: 1. Приравнять б. георгиевских кавалеров, получивших Георгиевские кресты за боевые подвиги, совершенные в боях против немцев в войну 1914–1917 гг., к кавалерам ордена Славы со всеми вытекающими из этого льготами. 2. Разрешить б. георгиевским кавалерам ношение на груди колодки с орденской лентой установленных цветов…»

Здравая мысль, не правда ли? Но воплотить её в жизнь тогда не решились. Так что не могли до конца дней своих официально носить заслуженные кресты ни лихой наездник, бывший старший унтер-офицер 18-го драгунского Северского полка Семён Будённый, ни бравые унтеры Георгий Жуков и Константин Рокоссовский.

Знак отличия «Георгиевский крест» был восстановлен уже в Российской Федерации.

Но начнём по порядку — с возникновения награды. Орден Святого Великомученика и Победоносца Георгия был учреждён Екатериной II 26 ноября (по старому стилю) 1769 года. Вовсю шла очередная русско-турецкая война, и потребность в отличии чисто военных заслуг ощущалась особенно остро. В коротком первоначальном статуте императрицей (она же стала первым гроссмейстером ордена) чётко определено: «В числе могущих получить сей орден суть все те, кои в сухопутных и морских войсках Наших добропорядочно и действительно Штаб- и Обер-Офицерами службу отправляют, а из Генералитета те, кои, в войске служа, противу неприятеля отменную храбрость или военное отличное искусство показали».

Особые заслуги награждённых обусловили и особое положение самой награды —вне иерархии орденского старшинства, так что удостоенный «Георгия» находился как бы на отдельном счету, чем объясняется и почёт, оказывавшийся кавалерам всех без исключения степеней, а наиболее, пожалуй, искренний — самой низшей и массовой, четвёртой. Примечательно, что даже эта степень давала своему обладателю право потомственного дворянства.

Впервые в России орден был разделён на четыре степени. Соответственно, несколько менялся и облик награды. Например, размер орденского знака — равноконечного креста с расширяющимися лучами, покрытого белой эмалью. На лицевой стороне в медальоне помещался образ святого на белом коне, прободающий копьём зелёного дракона. Фон красный. На тыльной стороне креста имелся другой медальон, с вензелевыми буквами «СГ», тот есть «Святой Георгий».

Для иноверцев в XIX столетии разработали специальный толерантный дизайн — вместо конной фигуры в медальоне двуглавый имперский орёл. Некоторые, особенно кавказцы, негодовали: «Почему мне дали крест с птицей, а не с джигитом!»

Ко второй степени прилагалась необычной формы ромбовидная звезда, в медальоне которой по кругу шла надпись «За службу и храбрость» — орденский девиз. Крест при этом полагалось носить на шее, а звезду — на левой стороне груди. Первая степень также давала звезду, но предусматривала ещё и ленту через правое плечо — три продольных чёрных и две оранжевых полосы. Это сочетание хорошо известно нашим отцам и дедам: именно так выглядела муаровая лента на колодке советского ордена Славы.

Но то — метаморфозы будущего, сейчас же немного предыстории.

С давних времён Георгий-великомученик под именами Егория и Юрия почитался великими русскими князьями (сохранились монеты и великокняжеские печати с его изображением), а ещё более — всем православным воинством, чьим небесным покровителем он считался. Историчность его едва ли доказуема, хотя в израильском Лоде, бывшем одно время Георгиополем, до сих пор показывают гробницу этого святого. Достоверных свидетельств нет, а вот аргументов против предостаточно. В 1821 году де Планси описал несколько голов Георгия, хранившихся в храмах и монастырях Венеции, Майнца, Праги, Кельна и других европейских городов. Рассказ о казни святого по приказу римского императора Диоклетиана выглядит, скорее, попыткой очернить язычника в глазах потомков. Впрочем, этот император более известен другим своим поступком: завершив так называемый кризис третьего века в Риме, Диоклетиан сначала установил твёрдое правление, отменив давно уже ставший фикцией институт принципата, а затем, в 305 году новой эры, отрёкся от власти и сделался частным лицом. Знаменит ответ бывшего императора о преимуществах выращиваемых им овощей, данный на предложение вернуться и вновь встать во главе Рима. Это, конечно, походит на исторический анекдот, но уж точно не было у Диоклетиана жены Александры, которой якобы отсекли голову заодно с Георгием, когда она стала совестить мужа. То есть жена, конечно, была, но не Александра, а Приска, одно время действительно христианка, но она своего супруга пережила и погибла позднее. Что же касается Георгия, то нам он знаком главным образом благодаря убийству им дракона, опустошавшего древний Левант. Этот подвиг церковными источниками уверенно относится к посмертным деяниям святого.

Продолжим о степенях высших. По традиции первой возложила на себя орденские знаки (первой степени, разумеется) сама госпожа гроссмейстер. Надо заметить, что преемники Екатерины, понимая всю в хорошем смысле слова неформальность «Святого Георгия», всё-таки не баловали себя им — в отличие от некоторых других российских наград эта не стала династической. Правда, Александр II не отказался от креста с белой эмалью, однако тут дело было в дате: в 1869 году отмечалось столетие ордена. Простим царю-освободителю эту маленькую слабость. Что касается полных кавалеров, то их за всю историю было четыре.

Генерал-фельдмаршал светлейший князь Голенищев-Кутузов-Смоленский. Своего первого «Георгия» будущий победитель Наполеона получил в 1775 году «за мужество и храбрость, оказанные при атаке турецких войск, сделавших десант на Крымские берега при Алуште. Будучи отряжён для завладения неприятельским ретранжаментом, к которому вёл свой баталион с такою неустрашимостию, что многочисленный неприятель спасался бегством, где он получил весьма опасную рану». Не неприятель, конечно, получил рану, а Кутузов — ту самую рану, повредившую ему глаз. В 1791 и 1792 годах Михаил Илларионович последовательно был пожалован третьей и второй степенями «во уважение на усердную службу». В первом случае он отличился при штурме Измаила. Ну и, наконец, в декабре 1812-го светлейший удостоился Георгиевского ордена первой степени — тут уж не надо объяснять за что.

На волковском портрете, в отличие от более известной работы Джорджа Доу, где фельдмаршал украшен голубой Андреевской лентой, присутствуют звезда, полосатая лента и белый крест на ней, почти незаметный за эфесом шпаги, но нет других георгиевских наград. Это объясняется просто: в те времена ещё полагалось при каждом новом награждении сдавать предыдущие знаки в орденский капитул. Позднее порядок изменился, так что нередко на живописных изображениях российских героев можно встретить, например, два белых креста на шее — третьей и второй степеней.

Генерал-фельдмаршал князь Барклай-де-Толли. Михаил Богданович, как известно, является автором гениального стратегического хода — отступления русской армии вглубь собственной территории. Не будь его, где-нибудь перед Смоленском Великая армия Наполеона, ещё довольно свежая и многочисленная, раздавила бы русское войско, чего и при Бородино-то едва не случилось. Кстати, вторую степень Барклай получил именно за это сражение, в котором он командовал правым флангом. А первую — в 1813-м за Кульм. Две же низших степени — за личное мужество, проявленное в боях с французами и поляками.

Генерал-фельдмаршалы Паскевич-Эриванский и Дибич-Забалканский. Оба они несправедливо забыты. Оно вроде бы и понятно: тот и другой усмиряли «свободолюбивых» поляков, а последний ещё и донес Николаю I о заговоре декабристов. Но разве это отменяет взятие Эривани и кровавый урок, преподанный туркам при Кулевче?

Ещё трое были награждены орденом Святого Георгия с третьей по первую степень. Светлейшего князя Потёмкина-Таврического и генерала Беннигсена пропустим — ещё представится подходящий случай рассказать о них. А вот генералиссимус граф Суворов-Рымникский, — другое дело. Великий полководец заслужил своего «Георгия» сразу третьей степени в Польше «за храбрость и мужественные подвиги, оказанные 779 и 771 годов с вверенным ему деташаментом против польских возмутителей, когда он благоразумными распоряжениями в случившихся сражениях, поражая все их партии, одержал над ними победы». Четвёртую степень решено было «пропустить» так как герой уже находился в генеральском чине. Уже через два года «за храбрость и мужественное дело с вверенным его руководству деташаментом при атаке на Туртукай» он получил вторую степень ордена. А первую доставил ему в 1789 году «11 день сентября на реке Рымник».

В ноябре того года Суворов сообщал дочери: «Получил знаки Св. Андрея тысяч в пятьдесят, да выше всего, голубушка, Первый класс Св. Георгия. Вот каков твой папенька. За доброе сердце, чуть, право, от радости не умер». Эмоции полководца легко понять (заметим, кстати, что драгоценные украшения к «Св. Георгию» в отличие от «Св. Андрея» не полагались — ценность награды и без того была велика). Труднее разобраться в чувстве, обуревавшем партизана и поэта Дениса Давыдова, когда в «Дневнике партизанских действий 1812 года» он писал по поводу своего награждения четвёртой степенью того же ордена: «Уверяли меня, что если бы я тогда (сразу после изгнания Наполеона из России. — М.Л.) потребовал Георгия 3-го класса, то, без сомнения, получил бы его так же легко, как и вышеозначенные награждения. Поистине я сделал ошибку, но ошибке сей причиною было высокое мнение, которое я тогда (курсив автора. — М.Л.) имел о сем ордене: я думал, что я еще не достоин третьего класса оного!». Четвёртый класс — это, разумеется, не третий, а уж тем более не первый, но как могло случиться, что высокое мнение прославленного героя об этой награде оказалось поколеблено? Попробуем разобраться.

До весны 1813-го, то есть ещё в то время, когда наш партизан гордо носил на своём гусарском доломане свежий белый крестик, кавалерами четвёртой степени «Георгия» за сорок три года (считая от февраля 1770-го, после того как именно этой степенью был отмечен премьер-майор Рейнгольд Людвиг фон Паткуль) стали 1195 человек. Позднейшая статистика отсутствует. Но получить низшую степень ордена было возможно и за выслугу лет, прослужив четверть века в офицерском чине. А для морских офицеров необходимым условием являлось участие в восемнадцати кампаниях. Вот тут-то и обнаруживалась лазейка для тех, кто мечтал украсить свой мундир, чистенький и от пороха и от наград, орденом, дававшимся другим за проявленную в боях исключительную храбрость.

По приблизительному подсчёту, в Российской империи из 10 500 (по другим сведениям — около 15 000) георгиевских кавалеров четвёртой степени порядка восьми тысяч получили орден именно за пресловутую выслугу, по сути равнявшую храбреца с расчётливым трусом. Недовольство боевых офицеров росло, и выслуженные кресты с 1816 года стали помечать специальной надписью. В 1833-м царское правительство внесло довольно показательную (показательную скорее по нежеланию навести реальный порядок) поправку в статут: на низшего «Георгия» ветеран мог рассчитывать лишь в том случае, если за весь долгий срок службы побывал хотя бы в одном (!) сражении. Понятное дело, эта оговорка никоим образом не могла удовлетворить людей вроде Давыдова, не раз рисковавшего жизнью под неприятельскими пулями. Однако прошло ещё более двадцати лет, пока в 1855 году такое награждение не отменили вовсе. Но так как служба после четвертьвекового юбилея часто не заканчивалась, а получивший «Георгия» за выслугу мог позднее отличиться и на бранном поле, то с февраля по май того же года действовала промежуточная схема, в соответствии с которой кавалер, уже имевший эмалевый крестик, получал к нему особый бант из Георгиевской ленты. Впрочем, и это не решало проблему, и порядок награждения окончательно ужесточили. Правда, по инерции поощрение крестом за выслугу и дополнительным Георгиевским бантом продолжалось ещё несколько лет после выхода указа, а единичные случаи — аж до 1870 года.

В 1856 году произошло важнейшее для георгиевских кавалеров событие: наконец-то разрешили при получении следующей степени ордена оставлять при себе и носить предыдущую.

Что же давал орден Святого Георгия помимо потомственного дворянства и всеобщего уважения? Награждённый получал пенсию. Так, в 1843 году выплаты кавалерам низшей степени увеличили в полтора раза, что составило по сто пятьдесят рублей каждому ежегодно. Сумма, конечно, небольшая, но при умеренной жизни (а какой она могла быть среди бесконечных походов!) можно было как-то протянуть. Кавалеры второй и третьей степени продолжали получать свои 400 и 200 рублей, а вот кавалеры первой степени (их на тот год в живых насчитывалось всего шесть) тоже почувствовали высочайшее внимание на собственном кармане: ежегодная выплата им с 700 рублей увеличилась до 1000. К слову, «накопить» Георгиевскую пенсию было нельзя — двух- и более кратным кавалерам выдавалась сумма, соответствующая последней из полученных степеней.

В капитуле, казалось бы, чисто мужского «Георгия» числились и кавалерственные дамы. Хотя, в отличие от учредительницы и гроссмейстера Екатерины II, возложившей на себя высшую орденскую степень, обе другие представительницы прекрасной половины человечества удостоились лишь последней. Зато какой ценой!

Принцесса Мария София Амелия Баварская из рода Виттельсбахов, родная сестра австрийской императрицы Елизаветы, знаменитой Сисси, ставшая супругой Франциска II, недолговременного и последнего короля Обеих Сицилий, была в отличие от скорбного душой и телом мужа личностью выдающейся. Когда в 1860 году революционная армия Гарибальди, подошедшая к Неаполю, вынудила королевское семейство покинуть город и укрыться в восьмидесяти километрах к северу, в прибрежной крепости Гаэта, Мария София в числе других руководителей обороны выказала недюжинную стойкость, за что получила в монархически настроенной европейской прессе прозвище «Королева воинов» (задолго до телесериальной Зены), а от восхищённого её подвигом русского императора Александра II — «боевую» четвёртую степень ордена Святого Георгия. После падения крепости королева отправилась в изгнание в Рим, где без памяти влюбилась в офицера папской гвардии, забеременела от него и тайком от мужа родила дочь. Поступок, конечно, не героический, но и недюжинный по тому времени.

Третьей и последней кавалерственной дамой ордена в 1915 году стала 21-летняя сестра милосердия Римма Иванова. Но не за помощь раненым, а «за мужество и самоотвержение, оказанное в бою, когда после гибели всех командиров приняла командование ротой на себя». Римма отправилась в январе 1915-го на фронт добровольно, причем сначала выдавала себя за мужчину. В рядах 83-го Самурского, а затем 105-го пехотного Оренбургского полка она вскоре отличилась так, что ей, уже как женщине, были пожалованы две Георгиевские медали и четвёртой степени Георгиевский солдатский крест (об этих наградах поговорим отдельно). 9 (22) сентября близ деревни Мокрая Дубрава Пинского уезда Минской губернии произошёл бой, ставший для неё последним. Иванова, как обычно, занималась перевязкой, когда вдруг выяснилось, что все офицеры выбыли из строя. Тогда медсестра сама подняла рядовых в атаку и повела их на германские позиции. Немцы, не сумевшие бежать, были переколоты в окопах, но пуля раздробила девушке бедро. Она умерла от кровопотери на руках солдат, успев, передавали, прошептать: «Господи, спаси Россию…».

Иллюстрированный журнал «Искра» (не путать с одноименной газетой) писал: «Государю императору было угодно за беспримерный подвиг, увенчавшийся полным успехом, содеянный сестрой милосердия Риммой Михайловной Ивановой и запечатленный её смертью, наградить доблестно погибшую офицерским орденом святого великомученика и победоносца Георгия 4-й степени». На родине, в Ставрополе, гроб с телом Ивановой опустили в землю под ружейный салют. О ней был немедленно снят пропагандистский фильм, в котором экранная медсестричка передвигалась по полю боя на высоких каблуках, размахивая при этом саблей. «Фильма» так возмутила однополчан Ивановой, офицеров-оренбуржцев, что те пообещали «отловить антрепренёра и заставить его съесть плёнку». Вскоре особым циркуляром товарища министра внутренних дел картина была снята с проката.

Не забыта Иванова и в наше время: памятник героям Великой войны в Вязьме, где Римма числилась среди других достойных, давно снесён, но на месте гибели сестры милосердия в Беларуси совсем недавно, в 2014 году, установили памятный знак. А в России, о спасении которой Римма молила Бога, имя её носит одна из ставропольских улиц.

В июне 1917-го, уже при новой либерально-демократической власти, появилась модификация «Георгия» четвёртой степени — крест с лавровой ветвью. Предназначался такой орден для нижних чинов, выполнявших в бою, как Римма Иванова, офицерские обязанности. Эта разновидность просуществовала недолго, до декабря, причём второй и последний из кавалеров, подпрапорщик Осетинского конного полка Сокаев, получил своей крест с ветвью уже после формального упразднения награды. Через год, в декабре 1918-го, адмирал Колчак возобновил награждения офицеров — «за борьбу с большевиками». Но вот что интересно и показательно: в жестокие годы гражданской смуты никто из русских офицеров не получил высшие степени «Георгия». Десять человек на Восточном фронте были отмечены третьей степенью (в том числе и сам Колчак — за успешное наступление под Пермью), ещё семьдесят четыре офицера — низшей, а двадцать из этих последних — Георгиевским оружием, носитель которого (оно украшалось специальной Георгиевской лентой, так называемым темляком на эфесе) с 1807 года приравнивался к орденскому кавалеру. У Антона Деникина в его Добровольческой армии офицеров этим орденом не награждали вообще, но рядовые за отличие в бою по обычаю поощрялись солдатскими Георгиевскими крестами.

В 1992 году указом Президиума Верховного Совета от 2 марта за № 2424–I «О государственных наградах Российской Федерации» постановлено было «вернуть российский военный орден Святого Георгия» и знак «Георгиевский крест». Награждения «Святым Георгием» вновь начались в 2000-х годах.

За время правления «матушки Екатерины» общее число кавалеров приблизилось к шести сотням. Некоторые награждались за вполне конкретные дела, как Суворов — за усмирение польских конфедератов, или Ушаков — за победы над турецким флотом (в 1791 году, а ещё через семь лет добавились бриллиантовые знаки), другие — «дабы против прочих в ранге не понёс обиды». Сложилась даже практика требовать себе «Александра» за выслугу лет. Но в случае со светлейшим князем Кутузовым или, допустим, с Мусиным-Пушкиным, известным историком и собирателем старинных рукописей, всё, разумеется, совершилось по справедливости.

Иной раз награды можно было и лишиться — хорошо, если не заодно с головой. Так, у Александра Ивановича Румянцева, отца Румянцева-Задунайского, позднее также ставшего кавалером — за Кунерсдорф, с воцарением Анны Иоанновны орден отобрали. В разное время принуждены были вернуть его Бирон с братьями, фельдмаршал Миних. Хотя и не навсегда — всем поименованным награду возвратили со временем, с переменой правителя.

В павловском «Установлении для Кавалерских Российских орденов» (1797) приводится подробное описание награды: «Крест красный, имеющий в промежутках двуглавых орлов, а в середине изображение Святого Александра на коне. На другой стороне в белом поле его вензель с Княжеской Короною. Звезда серебряная, в середине которой в серебряном поле вензеловое имя Святого Александра Невского под Княжескою короною». Вокруг вензеля с короной надпись: «За труды и Отечество». Крест носили на красной ленте, перекинутой через левое плечо, звезду — на груди слева. Старшие кавалеры получали доход с определённого числа крепостных душ, однако и сами принуждены были раскошеливаться: в кассу ордена требовалось единовременно внести 200 (при Павле), а затем 600 (при Александре I) рублей. Деньги эти шли на благотворительность.

Капитульным храмом ордену определили Троицкий собор Александро-Невской лавры, где в многопудовой серебряной раке, что ныне занимает целый зал Эрмитажа, хранились мощи благоверного князя (у ордена Святого апостола Андрея Первозванного капитульным был Андреевский собор на Васильевском острове, а у ордена Святой великомученицы Екатерины — Екатерининская церковь при Училище для воспитания благородных девиц).

В царствование Александра Благословенного к орденскому кресту добавили между четырёх его лучей «четырёх золотых же двуглавых орлов под Императорскую Короною с распущенными крыльями, коими они на поверхности лицевой стороны креста и соединяются между собою, имея в когтях перуны и лавровые венки». Такими крестами в Отечественную войну были награждены сорок восемь кавалеров, и в числе их генералы Остерман, Раевский и Коновницын — за Бородинское сражение. Дохтуров, Милорадович, Уваров и бравый казак Платов, уже имевшие орден Святого Александра, получили к нему алмазные знаки.

Кстати, фактически этой награды, всегда одной-единственной степени, можно было удостоиться четыре раза. Например, отличившись на гражданском поприще, затем проявить себя на военном и за это оказаться пожалованным «мечами к имеющемуся ордену св. Александра». Если же награждённый достигал генеральского чина, то мог претендовать и на бриллиантовые знаки, а после того — на специальные бриллиантовые мечи к ним. Впрочем, чаще «Александра» давали сановникам, а не военным.

С середины позапрошлого века и вплоть до 1917 года Александровский крест покрывали чёрной эмалью. Общее число награждённых перевалило за три с половиной тысячи, причём особенно часто — более сотни раз — жаловали «Святого Александра» в суровом 1916 году, предшествовавшем двум революциям. Сразу после второй из них, Октябрьской, на основании принятого одним из первых совнаркомовского декрета «Об уничтожении сословий и гражданских чинов» возникла иная, уже советская наградная система, в которой царским крестам и звездам не нашлось места. Не помогло и «размонаршествление» орденского дизайна Временным правительством.

История данного ордена на этом, однако, не закончилась. В июле 1942 года, когда на южном фланге советско-германского фронта происходило, казалось, безостановочное летнее наступление вермахта, кремлёвское руководство озаботилось поднятием боевого духа красноармейцев и учредило новые награды. Так, наряду с орденами Суворова и Кутузова снова возник орден Александра Невского, уже без всяких титулов. Дизайн, разумеется, существенно изменился, но под алой звездой легко угадывалась прежняя серебряная орденская звезда, ставшая из восьми- десятилучевой. Исчезли девиз и княжеский вензель из медальона. В круге теперь был изображён профиль древнерусского князя с пояснительной надписью. Поскольку исторически достоверных изображений Александра Ярославича не сохранилось, старший архитектор института «Центрвоенпроект» Игорь Телятников взял за основу для своего эскиза профиль актёра Николая Черкасова, удачно воплотившего на киноэкране образ грозы немецких рыцарей.

Хотя ценность ордена Александра Невского в новой формальной иерархии оказалась относительно невелика и на китель его полагалось крепить после ордена Богдана Хмельницкого III степени, зато теперь он стал исключительно боевой наградой. Его удостаивались командиры среднего и низшего командного звена, от комдива до комвзвода, «за проявление, в соответствии с боевым заданием, инициативы по выбору удачного момента для внезапного, смелого и стремительного нападения на врага и нанесение ему крупного поражения с малыми потерями для своих войск; за выполнение боевого задания, настойчивую и чёткую организацию взаимодействия родов войск и уничтожение полностью или большей части действующих превосходящих сил противника…». И т.д. Читая пространный орденский статут, не удивляешься тому, что при общей численности награждённых (более 40 тыс.) встретить после войны живого орденоносца было непросто. Тем более интересны судьбы тех, кто удостаивался этой награды не однажды.

Вот, например, в списке троекратных кавалеров бросается в глаза фамилия Невский. Удивительное, но совершенно случайное совпадение. Командир 818-го артиллерийского полка 223-й стрелковой дивизии 3-го Украинского фронта Николай Леонтьевич Невский неоднократно поощрялся за мужество и героизм. Орден Красной Звезды, два ордена Красного Знамени, два — Отечественной войны I степени, не считая множества медалей и других наград, в том числе иностранных. «Четырежды Невский» — так в шутку называли Николая боевые товарищи. Родился он на Украине, окончил пединститут в Киеве и работал учителем. Воевал с сентября 1941-го. Отличился в битве за Сталинград, при форсировании Днепра, в Ясско-Кишиневской операции. Освобождал Югославию, брал штурмом Будапешт. После войны остался в армии, служил в Рязани. Когда при Хрущеве началось масштабное сокращение Вооруженных сил, Невский был уволен в запас в звании полковника и работал на заводе «Ленинец» в Свердловске, а потом переехал в Ригу, где и умер, окруженный почётом, в 1990 году, немного не дожив до развала страны и парадов латышских легионеров СС.

Отгремели последние залпы в Берлине, завершилась Великая Отечественная, и орден Александра Невского сделался «спящим» — его перестали вручать, так как по статуту это предусмотрено только в случае официально объявленной войны.

В 1992 году новая власть сохранила награду, а указом президента от 7 сентября 2010 года за № 1099 «О мерах по совершенствованию государственной наградной системы Российской Федерации» ордену Александра Невского возвращён дореволюционный облик, только слова «святой благоверный князь» так и остались в прошлом.

Два дня с переменным успехом продолжаются схватки в отдельных пунктах оборонительной позиции. Время румянцевских и суворовских побед малым числом ещё не пришло. И всё-таки русские гренадеры показали, на что способны недавние победители шведов под Полтавой. Когда вечером 20 июля после канонады толпы янычар бросились в атаку, их сначала остановили ружейными залпами и заставили залечь под огнём, а затем забросали гранатами. Турки бежали с поля боя сломя голову. Польский генерал Станислав Понятовский, служивший у султана военным советником (через 100 лет его внук, маршал Франции Юзеф Понятовский, будет «по наследству» на Бородинском поле командовать корпусом Великой армии Наполеона), вспоминал: «Кегая (помощник великого визиря. — М.Л.) и начальник янычар рубили саблями беглецов и старались остановить их и привести в порядок».

Однако положение окружённой русской армии всё ещё оставалось отчаянным: помощи ждать неоткуда, за спиной река – почти непреодолимое препятствие в виду неприятельских масс, вот-вот начнётся голод. Русским грозила участь древних римлян Красса, некогда уничтоженных парфянами в Месопотамии. И Пётр, как прежде римский триумвир, готов был попытать счастья оружием – в том случае, если дипломатия окажется бессильной. Вице-канцлер Шафиров отправился в турецкий лагерь на переговоры. Россия была готова лишиться в пользу Швеции, союзницы султана, даже древнего Пскова, чтобы не отдавать недавно рождённый в муках на берегах Невы Петербург, но в итоге утратила лишь Азов (правда, надолго). Кроме того, пришлось собственными руками срыть новенькие укрепления Таганрога — шедевр тогдашней фортификации.

Столь мягкие условия объяснялись не только полученной накануне янычарами взбучкой (прискакавший в расположение турок шведский король Карл, недовольный миром с русскими, получил такой ответ от Мехмед-паши: «Ты уже их испытал, и мы их знаем. Коли хочешь, нападай на них со своими людьми, а мы заключённого мира не нарушим») — существенную роль сыграла крупная взятка. До сих пор у нас любят повторять историю о том, как невенчанная супруга Петра Марта Скавронская — будущая императрица Екатерина I — пожертвовала свои драгоценности на подкуп турецкого визиря.

Придётся в очередной раз разочаровать романтиков: это всего лишь исторический миф. Несомненно, в критической обстановке петровская «Катенька» повела себя мужественно. Наверное, иного и не следовало ожидать от бывшей жены драгуна — Марта в первом замужестве была драгуншей Крузе. Непонятно только, зачем вообще её, беременную, потащил герр Питер за собой на войну…

Да, не хуже гвардейца держалась боевая подруга, не ударила в грязь лицом, а вот с побрякушками поступила как настоящая женщина: не желая лишиться их, раздала на хранение офицерам, а потом, когда опасность миновала, настоятельно попросила вернуть. Благо в драгоценностях этих особой нужды у Питера не было: взятку — 150 тыс. рублей — он выдал из собственной походной казны. Так, во всяком случае, записал в своём дневнике датский посланник Юст Юль, насмотревшийся всякого при царском дворе. Когда года через три король Дании предложил Юлю снова отправиться в Россию, тот предпочёл командовать эскадрой в качестве адмирала, исходатайствовав себе «всемилостивейшее избавление от столь важного поручения».

Походные заслуги экс-драгунши оценило главное действующее лицо — российский самодержец. Пётр и раньше требовал считать Марту своей женой, а теперь впрямь решил жениться. В феврале 1712 года молодые венчались в петербургской церкви Исаакия Далматского, и уже в следующем, 1713-м, царь учредил для своей второй половины специальный орден, следующий по старшинству после ордена Святого Андрея.

«…Наша любезнейшая супруга государыня императрица Екатерина великою помощницею была, и не точию в сём, но и во многих воинских действах, отложа немочь женскую, волею с нами присутствовала и елико возможно вспомогала, а наипаче в Прутской кампании с турки, почитай отчаянном времени, как мужески, а не женски поступала, о том ведомо всей нашей армии…»

Выбор небесной покровительницы для ордена связан с новым именем, а не с подвигом Марты. Хотя первоначально автор идеи намеревался назвать его орденом Освобождения, однако, по причинам политическим решение своё изменил. Согласно житию, Святая Екатерина «изучила творения всех языческих писателей и всех древних стихотворцев и философов, хорошо знала сочинения мудрецов древности, но она изучила также сочинения знаменитейших врачей, как например: Асклепия и Гиппократа и Галина; кроме того, она научилась всему ораторскому и диалектическому искусству и знала также многие языки и наречия». По легенде, римского императора Максенция святая привлекла красотой. Однако, не сумев поколебать в ней веры, он повелел отрубить ей голову.

Что же особенного нашёл Пётр в Марте Скавронской? «Царица была мала ростом, толста и черна; вся её внешность не производила выгодного впечатления. Стоило на неё взглянуть, чтобы тотчас заметить, что она была низкого происхождения. Платье, которое было на ней, по всей вероятности, было куплено в лавке на рынке; оно было старомодного фасона и всё обшито серебром и блестками. По её наряду можно было принять её за немецкую странствующую артистку. На ней был пояс, украшенный спереди вышивкой из драгоценных камней, очень оригинального рисунка в виде двуглавого орла, крылья которого были усеяны маленькими драгоценными камнями в скверной оправе. На царице было навешано около дюжины орденов и столько же образков и амулетов, и, когда она шла, всё звенело, словно прошёл наряженный мул».

Это отзыв современницы. Чересчур пристрастный, наверное.

Теперь подробнее о самом ордене.

Согласно третьей главе второго раздела восьмой книги «Свода учреждений государственных», «Орден Св. Великомученицы Екатерины имеет два разделения или степени: первая – дам большого креста; вторая – дам меньшего креста или кавалерственных.

Знаки сего ордена суть следующие:

1) Лента красная с серебряной каймою, носимая чрез правое плечо.

2) Белый крест в руках Св. Екатерины, в самом же центре его другой меньший крест, украшенный лучами; между спицами креста четыре латинские буквы D. S. F. R., означающие Domine Salvum Fac Regem [“Господи, спаси царя” (Начало стиха в 19-м псалме Псалтири. – М.Л.)]; на банте, к которому сей крест привязан, серебряными словами изображён орденский девиз: “За любовь и Отечество”.

3) Звезда серебряная, в середине которой на красном поле серебряный крест на таком же полукружии, а в окружности изображён золотыми буквами орденский девиз. Крест дам большого креста отличается величиною от меньшего креста кавалерственных дам, носимого на левой стороне… В первой степени или дам большого креста, исключая особ Императорского Дома или других Государских фамилий, сею почестью украшаемых, имеет быть двенадцать, во второй же девяносто четыре».

Более десяти лет орден Святой Екатерины существовал в единственном экземпляре. Затем вдова Петра, взошедшая на престол, наградила им дочерей, в том числе и будущую императрицу Елизавету. Так орден стали выдавать не только за многие воинские действа. В список кавалерственных дам затесался было мужчина – 14-летний обер-камергер Саша Меншиков, отпрыск петровского сподвижника, в то время, пусть и недолго, фактически правившего Россией. Курьёз вскоре исправили: всё семейство попавшего в опалу Александра Даниловича, лишённое богатств и почестей, выслали в Березов, где сын пережил смерть отца от оспы. Возвращённый из ссылки Анной Иоанновной, Меншиков-младший участвовал в штурме Очакова и Хотина, верой и правдой дослужился до генерал-поручика, и в 1757 году был пожалован более соответствующим орденом Святого Александра Невского.

Орден же Святой Екатерины продолжили получать дамы, чаще всего во внимание к заслугам их супругов. Именно так достался он Софье-Августе-Фредерике фон Ангальт-Цербстской, приехавшей в Россию, обвенчавшейся здесь с наследником престола и перешедшей в православие под именем Екатерины (между прочим, в память перекрещённой Марты Скавронской, что никого тогда не насторожило).

В день июньского переворота 1762 года Екатерина Дашкова, близкая подруга и соратница новоиспечённой самодержицы, увидев на её плече белую ленту Екатерининского ордена («покраснела» она уже в царствование Павла), возмутилась и, сняв с графа Панина голубую Андреевскую ленту, произвела с государственной точки зрения весьма символичную замену, за что, разумеется, была незамедлительно вознаграждена. Догадайтесь, каким орденом.

Иной раз, по традиции же, отмечались «Святой Екатериной» и воинские действа слабого пола. Когда 21 мая 1789 года русский парусно-гребной катер (коттер) «Меркурий» атаковал и захватил шведский фрегат, вдвое превосходивший его огневой мощью, командир «Меркурия» Кроун удостоился ордена Святого Георгия IV степени, в то время как его жену за помощь раненным в бою императрица Екатерина пожаловала Екатерининской звездой.

В целом, повторимся, орден этот присуждали не совсем за собственные заслуги. На тыльной стороне орденского знака имелась даже соответствующая смыслу латинская надпись: Aquat Munia Comparis («Трудами сравнивается с супругом»).

Сомневаемся насчёт Екатерины Голенищевой-Кутузовой, жены не самого привлекательного внешне фельдмаршала, но уж точно хороша была кавалерственная дама Екатерина Долгорукова в орденском платье из серебряного глазета с золотым шитьём, с бархатным зелёным шлейфом и в зелёной же бархатной шляпе, украшенной драгоценными камнями! Что интересно, обе они, наряду с другими русскими женщинами, являлись именно кавалерственными дамами (довольно странное словосочетание), то есть обладательницами ордена второй степени, тогда как первую степень «за любовь и Отечество» получали в основном иностранки да новорождённые великие княжны.

Указом президента новой России Дмитрия Медведева № 573 от 3 мая 2012 года орден Святой великомученицы Екатерины восстановлен под новым девизом: «За милосердие». Его место в иерархии российских наград, конечно, уже не то, что прежде. Кавалеров пока всего четверо, и среди них снова оказался мужчина — 100-летний лихтенштейнский барон Фальц-Фейн, известнейший благотворитель. Эдуард Александрович — личность легендарная, он приложил руку к восстановлению Янтарной комнаты в Царском Селе, основал в швейцарском Гларусе музей, посвящённый Суворову, и вообще славно послужил России. Впрочем, о нём вы уж справьтесь сами.

Однако «золотой» относится более к истории медалей, а что же собственно ордена? Их появление в России связано с преобразовательной деятельностью другого выдающегося самодержца — Петра Великого.

Возвратившись в 1698 году из европейского турне, царь (урядник Преображенского полка Пётр Михайлов, как он пожелал называться в путешествии) привёз из Туманного Альбиона, помимо всего прочего, идею высшей государственной награды. Не любивший откладывать задуманное в долгий ящик, в том же году он учредил орден Святого апостола Андрея Первозванного — первый в своём роде и некоторое время единственный. Выбор очевиден: согласно популярной легенде, апостол Андрей занимался распространением христианства в будущих славянских землях, на основании чего по сей день считается нашим небесным покровителем. Впоследствии апостол был распят на необычном Х-образном кресте, что и отражено в дизайне орденского знака. Кроме фигуры распятого, крест с четырёх сторон снабжён латинскими буквами S. A. P. R. (Sanctus Andreas Patronus Russiae — «Святой Андрей — покровитель России»).

Вид орденского знака постепенно менялся и усложнялся. Окончательно утвердился знак-крест, который полагалось носить возле бедра на перекинутой через плечо голубой муаровой ленте. Восьмилучевая орденская звезда всегда крепилась на левой стороне груди выше всех прочих наград, учреждённых позднее. Внутри звезды, сперва матерчатой, а не металлической, изображался Андреевский крест, заменявшийся при Павле I на двуглавого императорского орла, и девиз по кругу: «За веру и верность».

Поначалу живых и здравствующих кавалеров ордена из россиян должно было быть не более двенадцати, по числу апостолов, а с кавалерами-иностранцами — двадцать четыре, но уже при Петре это правило не соблюдалось. Кто же вошёл в узкий круг избранных? Вспомним двух первых кавалеров, чей пример показателен для всей истории ордена Святого Андрея.

Граф Фёдор Головин. Ближайший сподвижник Петра, родовитый боярин (это он, подавая пример другим боярам, первый сбрил себе бороду), игравший при царе поначалу гораздо более важную роль, чем безродный «полудержавный властелин» Алексашка Меншиков (тоже, конечно, впоследствии андреевский кавалер). Именно Головин, руководя Посольским приказом, отвечал за внешнюю политику России — прорубал окно в Европу. Первый русский фельдмаршал. Первый генерал-адмирал флота, созданного при его непосредственном участии. Справедливо, что первым он удостоился и ордена с милым сердцу русского моряка голубым Андреевским крестом.

А вот вторым кавалером стал небезызвестный малороссийский гетман Иван Мазепа. Личность противоречивая и сумбурная, в координатах нашей истории — злодей и предатель. Хотя на «незалэжной» Украине его всячески оправдывают и выставляют напоказ, тиражируя изображение на денежных купюрах — мелкого, как и сам гетман, достоинства. Так или иначе, но кавалерство Мазепы оказалось недолгим: Андреевскую звезду демонстративно сорвали с кафтана, в который, за недосягаемостью оригинала, был обряжён изображавший гетмана манекен. С тех пор так и повелось: за веру и верность России нет-нет да и наградят какого-нибудь её врага. Но к этим случаям ещё вернёмся.

Гораздо позднее, в 1720 году, появился проект орденского статута — точное описание награды, порядка награждения и ношения. Вот характерный отрывок из этого, так и не утверждённого Петром, документа: «…одним за верность, храбрость и разные нам и отечеству оказанные заслуги, а другим для ободрения ко всяким благородным и геройским добродетелям; ибо ничто столько не поощряет и не воспламеняет человеческого любочестия и славолюбия, как явственные знаки и видимое за добродетель воздаяние».

Любопытно, что Пётр, автор статута, стал лишь седьмым, удостоившимся ордена Святого Андрея. Причём за боевые заслуги: царь руководил захватом шведских кораблей в устье Невы. Скромно держался «урядник Преображенского полка» — у его тщеславных наследников вошло в привычку украшать себя высшей государственной наградой сразу по восшествии на престол.

Заодно не забывали ободрить особо приближённых. Так, императрица Анна Иоанновна пожаловала орденом своего фаворита, пресловутого Бирона. Елизавета Петровна отличила Алексея Разумовского — по-семейному, если верить преданию об их тайном браке. Екатерина Алексеевна точно так же облагодетельствовала Григория Потёмкина и Платона Зубова (тоже понятно, за какие услуги). Особняком в этом будуарном мирке стоит законный супруг Екатерины. Сумасброд Пётр III начал своё недолгое и бесславное правление с возложения голубой ленты на графа Воронцова, Романа Илларионовича, отца императорской любовницы. После цареубийства (официально было объявлено о смерти от геморроидальных колик) Воронцов, конечно, попал в опалу, но через некоторое время снова вошёл в милость и, служа в разных местах губернатором, остался в истории под красноречивым прозвищем Роман Большой Карман.

Были, разумеется, и другие кавалеры, несравненно более достойные Андреевского ордена. Прежде всего, это герои-полководцы Румянцев-Задунайский и Суворов-Рымникский. Последний награждён в 1787-м за сражение под Кинбурном, а ещё через два года получил к ордену бриллиантовые знаки — за Рымник. Выделяются в наградном списке боевые адмиралы — Грейг, Чичагов, Сенявин.

Как явствует из орденского статута, «никакие точные заслуги не определяются законом для достижения сего ордена, и удостоение оным зависит единственно от Монаршего внимания к службе и отличиям высших чиновников государственных». А раз так, наградить в принципе можно было кого и за что угодно. Даже смертельного врага. В 1807 году Александр I после поражения русских войск под Фридландом и заключения унизительного Тильзитского мира наградил орденом, носящим имя святого покровителя России, Наполеона Бонапарта и его брата Жерома, маршалов Бертье и Мюрата, политического авантюриста и прохвоста Талейрана. Узнав об этом, возмущённый шведский король Густав IV свой Андреевский орден снял и вернул, за что вскоре поплатился Финляндией. Интересно, французские маршалы и по Бородинскому полю разъезжали с русской звездой на мундире?

Кстати, в Отечественную войну с её обилием наград «Святого Андрея» выслужил только генерал Александр Тормасов – за победоносное сражение под Красным.

С эпохи Павла I, утвердившего, наконец, правила награждения апостольским крестом, орденом наделялись все великие князья (по факту рождения) и князья императорской крови (по достижении совершеннолетия). Всем известный обычай перевязывать новорождённых мальчиков голубой лентой, а девочек — розовой восходит именно к павловскому времени: красной тогда стала лента «женского» ордена Святой великомученицы Екатерины, второго по старшинству в истории русских наград, его автоматически удостаивались все великие княжны.

Логично, что в этом «детском саду» следовало навести орднунг, а посему с 1855 года к Андреевскому ордену начали добавлять мечи – за военные подвиги. Вообще, в XIX веке орденская звезда стала важным элементом полковых значков гвардейских частей, а затем и некоторых армейских полков, что несколько оживило саму награду. Солдаты крепили звезду на головные уборы, патронташи-лядунки и даже на конские попоны.

Последним Андреевским кавалером в Российской империи (за всю историю их было чуть более тысячи, о некоторых мы поговорим в связи с другими наградами, менее пафосными) стал князь императорской крови Роман Петрович Романов. Пришедшее к власти в феврале 1917-го Временное правительство удалило с ордена короны (правда, «Андреем» с республиканским орлом, созданным по эскизу известного художника Ивана Билибина, никого наградить не успели), а вскоре большевики ликвидировали и сам орден. Сохранился он только за рубежом — как династическая награда рода Романовых, которую выдают редко и только по мирным поводам, например по случаю очередного морганатического брака.

Указом первого президента России №757 от 1 июля 1998 года орден Святого апостола Андрея Первозванного был восстановлен в ранге высшей награды Российской Федерации. Почти за два десятилетия, прошедшие с той поры, кавалеров не так уж много — шестнадцать. Среди них — бывший президент СССР Михаил Горбачев (о традиции подобных награждений уже говорилось выше). Орденоносцев могло быть и больше, но в том же году, когда реабилитировали «Святого Андрея», лауреат Нобелевской премии по литературе Александр Солженицын, всю жизнь боровшийся против репрессивной системы, отказался принять награду из рук Бориса Ельцина.

А в 2014-м Сергей Шойгу, в ту пору министр обороны РФ, получил единственную в новейшее время воинскую разновидность ордена, «с мечами». Сами догадайтесь, за что.