user9696797

Понятно, что наводнения связывали с опасной близостью моря. Поговорки: «Жди горя с моря, беды от воды»; «Где вода там и беда» и «Царь воды не уймет» — явно петербургского происхождения. Если верить легендам, в былые времена во время наводнений Нева затопляла устье реки Охты, а в отдельные годы доходила даже до Пулковских высот. Известно предание о том, что Петр I после одного из наводнений посетил крестьян на склоне Пулковской горы. «Пулкову вода не угрожает», — шутя, сказал он. Услышав это, живший неподалеку чухонец ответил царю, что его дед хорошо помнит наводнение, когда вода доходила до ветвей дуба у подошвы горы. И хотя Петр, как об этом рассказывает предание, сошел к тому дубу и топором отсек его нижние ветви, спокойствия от этого не прибавилось. Царю было хорошо известно первое документальное свидетельство о наводнении 1691 года, когда вода в Неве поднялась на 3 метра 29 сантиметров. При этом  сегодняшним петербуржцам, при всяком подобном экскурсе в историю наводнений надо учитывать, что в XX веке для того, чтобы Нева вышла из берегов, ее уровень должен был повыситься более чем на полтора метра. В XIX веке этот уровень составлял около метра, а в начале XVIII столетия достаточно было сорока сантиметрам подъема воды, чтобы вся территория исторического Петербурга превратилась в одно сплошное болото.

Но и это еще не все. Казалось, природа попыталась сделать последнее предупреждение. В августе 1703 года на Петербург обрушилось страшное по тем временам наводнение. Воды Невы поднялись на 2 метра над уровнем ординара. Практически весь город был затоплен. Но ужас случившегося состоял даже не в этом, а в том, что наводнение неизбежно. Но в августе?! Такого старожилы не помнили. В августе наводнений быть не должно. Это можно было расценить только как Божий знак, предупреждение. И тогда заговорили о конце Петербурга, о его гибели от воды. И в дальнейшем природа Петербурга напоминала о себе разрушительными наводнениями, каждое из которых становилось опаснее предыдущего. В 1752 году уровень воды достиг 269 сантиметров, в 1777 — 310 сантиметров, в 1824 — 410 сантиметров. Такие наводнения в фольклоре называются «Петербургскими потопами». Еще в XVIII веке в Петербурге сложилась зловещая поговорка-предсказание: «и будет великий потоп».

Наибольшую опасность при наводнениях вызывала их непредсказуемость и бешеная стремительность распространения воды по всему городу. Спасались от разбушевавшейся стихии, как от живого противника, бегством, перепрыгивая через заборы и другие препятствия. Сохранился анекдот о неком купце, который, опасаясь воровства, бил несчастных людей палкой по рукам, когда они бросились спасаться от воды через ограду его дома. Узнав об этом, Петр I приказал повесить купцу на всю жизнь на шею медаль из чугуна, весом в два пуда, с надписью: «За спасение погибавших». Впрочем, для некоторых такие наводнения считались «счастливыми». Известны случаи, когда иностранные купцы приписывали количество погибших от наводнения товаров, чтобы извлечь из этого выгоду у государства. Один из иностранных наблюдателей писал на родину, что «в Петербурге говорят, что если в какой год не случится большого пожара или очень высокой воды, то наверняка некоторые из тамошних иностранных факторов обанкротятся».

Не обошлось без курьезов и во время наводнения 1824 года, о котором в мемуарной литературе осталось особенно много свидетельств очевидцев. Известен анекдот о графе Варфоломее Васильевиче Толстом, жившем в то время на Большой Морской улице. Проснувшись утром 7 ноября, он подошел к окну и, к ужасу своему, увидел, что перед окнами его дома на 12-весельном катере разъезжает граф Милорадович – генерал-губернатор Петербурга. Толстой отпрянул от окна и закричал камердинеру, чтоб тот тоже взглянул в окно. И когда слуга подтвердил увиденное графом, тот едва вымолвил: «Как на катере?» — «Так-с, ваше сиятельство: в городе страшное наводнение». — И только тогда Толстой облегченно перекрестился: «Ну, слава Богу, что так, а я думал, что на меня дурь нашла».
Граф М.А. Милорадович и в самом деле разъезжал по улицам города на катере, спасая утопающих. В тот день в Петербурге можно было увидеть и не такое. Рассказывают, что перед Зимним дворцом в какой-то момент проплыла сторожевая будка, в которой находился часовой. Увидев стоявшего у окна государя, часовой вытянулся и сделал «на караул», за что будто бы и был спасен.

Не менее страшным было и наводнение 1924 года, когда многие улицы Ленинграда вдруг остались без дорожного покрытия. В то время оно было торцовым, то есть выложенным из специальных шестигранных деревянных торцовых шашек. Видимо, изобретатели этого остроумного способа одевать городские дороги не рассчитывали на подобные стихийные бедствия. С тех пор торцовые мостовые исчезли с улиц города навсегда. Память о них сохранилась разве что в фольклоре. Известна детская загадка с ответом «Наводнение»:

Как звали то, которое с Дворцовой
Украло кладку с мостовой торцовой?

Надо сказать, наводнения сегодня уже не вызывают такого страха. В фольклоре даже отмечена некоторая путаница с причинно-следственными связями, которая появилась в детских головках. На вопрос: «Придумайте сложноподчиненное предложение из двух простых: «Наступила угроза наводнения» и «Нева вышла из берегов», следует ответ: «Нева вышла из берегов, потому что наступила угроза наводнения».

Между тем угроза на самом деле не исчезла. В апреле 1992 года по городу ходил некий Юрий Плеханов, на груди которого висел плакатик с коротким, но категоричным пророчеством: «13 апреля — наводнение!». В редакцию газеты «Смена» Плеханов принес «две странички текста, в которых на основании Священного писания предсказывалось наводнение в Санкт-Петербурге 13 апреля». Как ни странно, но прогноз гидрометеоцентра на этот день был весьма схож с расчетами «христианина» Юрия Плеханова. Однако никакого наводнения не произошло.

Памятные доски с отметкой уровня воды во время того или иного наводнения укреплены на многих петербургских фасадах. Петербуржцы относятся к ним достаточно ревностно, не без оснований считая их памятниками истории. В городе живет легенда об одной из таких досок, которая вдруг оказалась на уровне второго этажа, что никак не соответствовало значению подъема воды в сантиметрах, указанной на самой доске. На вопросы любопытных дворник с удовольствием объяснял: «Так ведь доска историческая, памятная, а ее мальчишки царапают постоянно».

Есть в Петербурге и общая для всех наводнений памятная доска. Она находится у Невских ворот Петропавловской крепости, у причала Комендантской пристани (оттуда на парад в День ВМФ выходят президент России и главком ВМФ). Ее в Петербурге называют «Летопись наводнений». Еще один указатель уровня наводнений — Шкала Нептуна — установлен у Синего моста на Мойке – самого широкого автодорожного моста города.

Если статья вызовет интерес у читателей, следующая будет о грандиозном комплексе защитных сооружений нашего города от наводнений.

« …Герой очень не хотел, чтобы человек Эры Справедливости был похож  на существо, напоминающее какого-то киборга, неоднократно описанного в  произведениях утопистов прошлого, писателей-фантастов и, тем более, современных провозвестников мрачного будущего человечества. В том числе, и ненужности в этом будущем большинства людей.
Неприемлемым он считал также изображение земной цивилизации, как идеализированного сообщества, напоминавшего выдуманный, нежизненный рай, о котором Герой говорил на заседании Совбеза России, или что-то механистическое, где гаджеты почти заслонили живого человека, его эмоции и страсти.

С чем он был действительно согласен, так это с мечтой некоторых фантастов о сообществе людей-творцов.
Но Героя категорически не удовлетворял подход фантастов к вопросу о деторождении, их отношение к детям. Эта тема в их произведениях или не упоминается вообще, или это опять-таки схема, в соответствии с которой дети находятся в каких-то интернатах, воспитание в которых сглаживает их индивидуальность, их уникальное собственное «Я».
Воспитание детей в семье, постоянное общение с ними - один из важнейших для человека вопросов, который касается самых дорогих и близких ему людей – его потомков. Поэтому ни о каких интернатах или чём-либо подобном в обществе Справедливости не может быть и речи, в том числе, и потому, что в мире больше не существует понятий «неблагополучная семья», «мать (отец) одиночка», ребёнок - сирота, откуда детей в основном и отправляли раньше в интернаты и детские дома. Дети будут воспитываться в семье, в атмосфере любви и заботы, где будет всячески поощряться их индивидуальность.

На Заседании Совбеза России Герой объявил, что никогда не будет вторгаться в человеческую психику, разве, что в случае возникновения каких-то чрезвычайных ситуаций. Что вносить изменения в психологию человека (речь идёт о нормальном, адекватном человеке) он собирается методом убеждения, стимуляцией альтруистического мировоззрения, наделением каждого человека внешним информационным полем (как приложением к его духовной сущности), но ни в коем случае не принуждением.

Для нормального человека не может существовать понятие «Абсолютное счастье», оно может быть присуще только идиоту. Ещё в 4-м веке н.э. Блаженный Августин говорил, что именно из совокупности добра и зла состоит удивительная красота Вселенной. Эти слова несут глубочайший философский смысл. Так уж устроена психика человека, что она не может существовать без того, чтобы время от времени не быть обуреваемой страстями. Если же человек превратится в какое-то бесстрастное существо, он перестанет существовать как полноценная личность.

Как говорил ещё Карл Юнг: «Грустная правда в том, что человеческая жизнь состоит из набора неумолимых противоположностей — рождения и смерти, счастья и страдания, добра и зла. Мы не уверены даже в том, что одно будет сильнее другого, что добро победит зло, или радость — боль. Жизнь — это поле битвы».

В мире все устроено как единство противоположностей – это то, что мы называем дуализмом природы. Моральная сущность человека тоже бинарна.

В результате мы имеем различные качества личности, в которой доброе и злое перемешано порой самым причудливыми образом.  Зло и добро - неразрывная парочка, такая же, как и все другие противоположности в мире.

Но Герой предлагает свой подход к природе зла, который считает наиболее логичным. Тут зло предстаёт как результат чисто человеческих пороков, недостатков духовного устройства человека. То есть причиной зла является сам человек.

Подобное понимание природы зла имеет то рациональное зерно, что мораль действительно связана исключительно с людьми. Это явление неизвестно больше никому, ведь только люди оценивают мир с точки зрения добра и зла. В этом смысле зло - явное порождение людей, часть их сознательной деятельности. Именно поэтому Герой решил возродить в каждом человеке полузабытое чувство стыда.

Вместе с тем, сознание – это высший уровень развития человеческой психики, позволяющий познавать окружающую действительность во всей её сложности и многогранности, открывающий способность к мышлению, а также к воспроизведению чувственных и умственных образов. Это удивительный дар природы, которым обладает только человек. В понятие сознания включаются все формы психической активности личности – ощущения, восприятие, мышление, чувства и воля.

Сознание - это продукт высокоорганизованной материи – мозга индивидуума и духовной сущности человека, о которой мы говорили в первых двух частях книги. Благодаря такому симбиозу человек контактирует с окружающим миром. Этот симбиоз – сложная многоуровневая энергоинформационная, частотно-волновая  биосистема. Можно говорить (несколько механистически) о том, что человеческий мозг – это идеальный квантовый компьютер, а духовная сущность – его программное обеспечение и память, накопленная на квантовом уровне.

С древнейших времён человек пытался понять себя, изучить своё строение, предназначение различных органов, а также узнать, что собой представляет окружающий мир, который был очень непонятным и во многих случаях враждебным.
Человек не знал абсолютного большинства законов природы (не знает большинства из них и сегодня), но наблюдаемые им явления надо было как-то объяснять. Отсюда возникло понятие чуда. Этот термин объяснял, не объясняя, всё, что находилось вне понимания человека. Чудеса приписывались действию разных потусторонних сил, добрых и злых (злых – гораздо чаще).
На невежестве человека, на его страхах перед этими силами стали паразитировать так называемые жрецы, а затем и власти, грозившие человеку страшными карами этих сил, если он не будет исполнять их повелений, передаваемых через жрецов, как посредников между этими силами и человеком.

Учёные и мыслители в разные времена задавали себе вопрос, каким должен быть критерий оценки нормальной психологии человека? Творческий экстаз, фанатичная увлеченность любимым делом, одержимость гениальной идеей, - где здесь грань между нормальностью и психопатией? К сожалению, до наступления Эры Справедливости, с научной точки зрения было невозможно объяснить такие явления как интуиция, внезапные творческие озарения, глубинную суть гипнотических воздействий, и другие, подобные им, способности психики. Да и о само́й духовной сущности индивидуума человечеству было неизвестно.

Герой принял, как аксиому, что единственным объективным критерием оценки человека, как носителя добра, является его забота о близких, о других людях, о животном и растительном мире Земли, о её природе. Доброта человека по отношению ко всему этому и является сутью альтруизма.

Вместе с процессом познания истины, созерцанием красоты, любовью к другому человеку, к детям, вообще к человечеству, к природе, участие в создании гармонично развивающегося общества на Земле, а затем и в масштабах Нашей Вселенной, доброта составляет смысл существования человечества Эры Справедливости.

Всё другое, не связанное с человеколюбием, - более или менее замаскированные честолюбивые устремления, завуалированный практицизм, растворённый в красивых словах эгоизм.
Собственно, это и представляет из себя смысл жизни человека. Конечно, «смысл жизни» - понятие очень сложное и неоднозначное. Для каждого человека оно может быть несколько отличным от его смысла  для других людей в силу различных обстоятельств личного характера. Это касается и целиком различных общественных групп. Но главным, по мнению Героя Повествования является альтруистичное мировоззрение в самом широком смысле этого слова…»

Над озером скрипят уключины,
И раздается женский визг,
А в небе, ко всему приученный,
Бессмысленно кривится диск.

И каждый вечер друг единственный
В моем стакане отражен
И влагой терпкой и таинственной,
Как я, смирен и оглушен.

А рядом у соседних столиков
Лакеи сонные торчат,
И пьяницы с глазами кроликов
«In víno veritas!»* кричат.

И каждый вечер, в час назначенный,
(Иль это только снится мне?)
Девичий стан, шелками схваченный,
В туманном движется окне.

И медленно, пройдя меж пьяными,
Всегда без спутников, одна,
Дыша духами и туманами,
Она садится у окна.

И веют древними поверьями
Ее упругие шелка,
И шляпа с траурными перьями,
И в кольцах узкая рука.

И странной близостью закованный,
Смотрю за темную вуаль,
И вижу берег очарованный
И очарованную даль.

Глухие тайны мне поручены,
Мне чье-то солнце вручено,
И все души моей излучины
Пронзило терпкое вино.

И перья страуса склоненные
В моем качаются мозгу,
И очи синие бездонные
Цветут на дальнем берегу.

В моей душе лежит сокровище,
И ключ поручен только мне!
Ты право, пьяное чудовище!
Я знаю: истина в вине.

Борис Пастернак

Гамлет

Гул затих. Я вышел на подмостки.
Прислонясь к дверному косяку,
Я ловлю в далеком отголоске,
Что случится на моем веку.

На меня наставлен сумрак ночи
Тысячью биноклей на оси.
Если только можно, Aвва Oтче,
Чашу эту мимо пронеси.

Я люблю Твой замысел упрямый
И играть согласен эту роль.
Но сейчас идет другая драма,
И на этот раз меня уволь.

Но продуман распорядок действий,
И неотвратим конец пути.
Я один, все тонет в фарисействе.
Жизнь прожить – не поле перейти.

Зимняя ночь

Мело, мело по всей земле
Во все пределы.
Свеча горела на столе,
Свеча горела.

Как летом роем мошкара
Летит на пламя,
Слетались хлопья со двора
К оконной раме.

Метель лепила на стекле
Кружки и стрелы.
Свеча горела на столе,
Свеча горела.

На озаренный потолок
Ложились тени,
Скрещенья рук, скрещенья ног,
Судьбы скрещенья.

И падали два башмачка
Со стуком на пол
И воск слезами с ночника
На платье капал.

И все терялось в снежной мгле
Седой и белой.
Свеча горела на столе,
Свеча горела.

На свечку дуло из угла,
И жар соблазна
Вздымал, как ангел, два крыла
Крестообразно.

Мело весь месяц в феврале,
И то и дело
Свеча горела на столе,
Свеча горела.

Игорь Северянин

Классические розы 

В те времена, когда роились грезы
В сердцах людей, прозрачны и ясны,
Как хороши, как свежи были розы
Моей любви, и славы, и весны!

Прошли лета, и всюду льются слезы...
Нет ни страны, ни тех, кто жил в стране...
Как хороши, как свежи ныне розы
Воспоминаний о минувшем дне!

Но дни идут – уже стихают грозы.
Вернуться в дом Россия ищет троп...
Как хороши, как свежи будут розы,
Моей страной мне брошенные в гроб!

Марина Цветаева

Генералам двенадцатого года

Вы, чьи широкие шинели
Напоминали паруса,
Чьи шпоры весело звенели
И голоса,

И чьи глаза, как бриллианты,
На сердце вырезали след, –
Очаровательные франты
Минувших лет!

Одним ожесточеньем воли
Вы брали сердце и скалу, –
Цари на каждом бранном поле
И на балу.

Вас охраняла длань Господня
И сердце матери. Вчера –
Малютки-мальчики, сегодня –
Офицера!

Вам все вершины были малы
И мягок – самый черствый хлеб,
О, молодые генералы
Своих судеб!

***

Мне нравится, что Вы больны не мной,
Мне нравится, что я больна не Вами,
Что никогда тяжелый шар земной
Не уплывет под нашими ногами.

Мне нравится, что можно быть смешной –
Распущенной – и не играть словами,
И не краснеть удушливой волной,
Слегка соприкоснувшись рукавами.

Мне нравится еще, что Вы при мне
Спокойно обнимаете другую,
Не прочите мне в адовом огне
Гореть за то, что я не Вас целую.

Что имя нежное мое, мой нежный, не
Упоминаете ни днем ни ночью – всуе?
Что никогда в церковной тишине
Не пропоют над нами: аллилуйя!

Спасибо Вам и сердцем и рукой
За то, что Вы меня – не зная сами! –
Так любите: за мой ночной покой,
За редкость встреч закатными часами,

За наши не-гулянья под луной,
За солнце не у нас над головами, –
За то, что Вы больны – увы! – не мной,
За то, что я больна – увы! – не Вами.

Сергей Есенин
«Мне осталась одна забава...»

Мне осталась одна забава:
Пальцы в рот – и веселый свист.
Прокатилась дурная слава,
Что похабник я и скандалист.

Ах! какая смешная потеря!
Много в жизни смешных потерь.
Стыдно мне, что я в бога верил.
Горько мне, что не верю теперь.

Золотые, далекие дали!
Все сжигает житейская мреть.
И похабничал я и скандалил
Для того, чтобы ярче гореть.

Дар поэта – ласкать и карябать,
Роковая на нем печать.
Розу белую с черною жабой
Я хотел на земле повенчать.

Пусть не сладились, пусть не сбылись
Эти помыслы розовых дней.
Но коль черти в душе гнездились –
Значит, ангелы жили в ней.

Вот за это веселие мути,
Отправляясь с ней в край иной,
Я хочу при последней минуте
Попросить тех, кто будет со мной,–

Чтоб за все за грехи мои тяжкие,
За неверие в благодать
Положили меня в русской рубашке
Под иконами умирать.

Сергей Городецкий

***

О тебе, о тебе, о тебе
Я тоскую, мое ликованье.
Самой страшной отдамся судьбе,
Только б ты позабыла страданье.

Плачет небо слезами тоски,
Звон дождя по садам пролетает.
С яблонь снегом текут лепестки.
Скорбь моя, как огонь, вырастает.

Вот она охватила сады,
И зарю у озер погасила,
Оборвала лучи у звезды,
У вечерней звезды белокрылой.

Ало-черным огнем озарён,
Страшен свод. Но, смеясь и сияя,
В высоте, как спасительный сон,
Ты стоишь надо мной, дорогая.

Я к тебе из томленья, из тьмы
Простираю безумные руки.
О, когда же увидимся мы
И сольемся, как в пении звуки?

Тревога

Напрасно ищешь тишины:
В живой природе нет покоя.
Цветенье трав и смерть героя,
Восторг грозы и вой луны.

Туч электронных табуны,
Из улья вешний вылет роя,
Вулкана взрыв и всплеск прибоя
В тебе таинственно равны́.

Нирваны нет. Везде тревога!
Ревет у твоего порога
Полночных хаосов прилив.

Не бойся никакой Голгофы.
Весь мир пленённой бурей жив,
Как твоего сонета строфы.

Николай Заболоцкий

***

Не позволяй душе лениться!
Чтоб в ступе воду не толочь,
Душа обязана трудиться
И день и ночь, и день и ночь!

Гони ее от дома к дому,
Тащи с этапа на этап,
По пустырю, по бурелому,
Через сугроб, через ухаб!

Не разрешай ей спать в постели
При свете утренней звезды,
Держи лентяйку в черном теле
И не снимай с нее узды!

Коль дать ей вздумаешь поблажку,
Освобождая от работ,
Она последнюю рубашку
С тебя без жалости сорвет.

А ты хватай ее за плечи,
Учи и мучай дотемна,
Чтоб жить с тобой по-человечьи
Училась заново она.

Она рабыня и царица,
Она работница и дочь,
Она обязана трудиться
И день и ночь, и день и ночь!

***

Разве ты объяснишь мне — откуда
Эти странные образы дум?
Отвлеки мою волю от чуда,
Обреки на бездействие ум.

Я боюсь, что наступит мгновенье,
И, не зная дороги к словам,
Мысль, возникшая в муках творенья,
Разорвет мою грудь пополам.

Промышляя искусством на свете,
Услаждая слепые умы,
Словно малые глупые дети,
Веселимся над пропастью мы.

Но лишь только черед наступает,
Обожженные крылья влача,
Мотылёк у свечи умирает,
Чтобы вечно пылала свеча!

Признание

Зацелована, околдована,
С ветром в поле когда-то обвенчана,
Вся ты словно в оковы закована,
Драгоценная моя женщина!

Не веселая, не печальная,
Словно с темного неба сошедшая,
Ты и песнь моя обручальная,
И звезда моя сумасшедшая.

Я склонюсь над твоими коленями,
Обниму их с неистовой силою,
И слезами и стихотвореньями
Обожгу тебя, горькую, милую.

Отвори мне лицо полуночное,
Дай войти в эти очи тяжелые,
В эти черные брови восточные,
В эти руки твои полуголые.

Что прибавится — не убавится,
Что не сбудется — позабудется…
Отчего же ты плачешь, красавица?
Или это мне только чудится?

***

При первом наступлении зимы,
Блуждая над просторною Невою,
Сиянье лета сравниваем мы
С разбросанной по берегу листвою.

Но я любитель старых тополей,
Которые до первой зимней вьюги
Пытаются не сбрасывать с ветвей
Своей сухой заржавленной кольчуги.

Как между нами сходство описать?
И я, подобно тополю, не молод,
И мне бы нужно в панцире встречать
Приход зимы, ее смертельный холод.

***

Облетают последние маки,
Журавли улетают, трубя,
И природа в болезненном мраке
Не похожа сама на себя.

По пустынной и голой алее
Шелестя облетевшей листвой,
Отчего ты, себя не жалея,
С непокрытой бредешь головой?

Жизнь растений теперь затаилась
В этих странных обрубках ветвей,
Ну, а что же с тобой приключилось,
Что с душой приключилось твоей?

Как посмел ты красавицу эту,
Драгоценную душу твою,
Отпустить, чтоб скиталась по свету,
Чтоб погибла в далеком краю?

Пусть непрочны домашние стены,
Пусть дорога уводит во тьму,-
Нет на свете печальней измены,
Чем измена себе самому.

***

Кто мне откликнулся в чаще лесной?
Старый ли дуб зашептался с сосной,
Или вдали заскрипела рябина,
Или запела щегла окари́на,
Или малиновка, маленький друг,
Мне на закате ответила вдруг?

Кто мне откликнулся в чаще лесной?
Ты ли, которая снова весной
Вспомнила наши прошедшие годы,
Наши заботы и наши невзгоды,
Наши скитанья в далеком краю,—
Ты, опалившая душу мою?

Кто мне откликнулся в чаще лесной?
Утром и вечером, в холод и зной,
Вечно мне слышится отзвук невнятный,
Словно дыханье любви необъятной,
Ради которой мой трепетный стих
Рвался к тебе из ладоней моих…

«…На заседании Совбеза России Герой повествования уже говорил вкратце об искусственном интеллекте, о взаимодействии ИИ и человеческого разума. Здесь мы более подробно объясним его планы об этом взаимодействии, поскольку тема имеет исключительно важное значение для будущего развития человечества.

В «Краткой истории будущего» Юваля Аттали говорится, что мнение людей о невозможности искусственному интеллекту (неорганическим алгоритмам) угнаться за гениальной человеческой мыслью, – не что иное, как самообман. Что научный ответ на эту пустую мечту может быть сведен к трем простым положениям:

1. Организмы суть алгоритмы. Каждое животное, включая Homo Sapiens, – это собрание органических алгоритмов, сформированных естественным отбором за миллионы лет эволюции.

2. Алгоритмические вычисления не зависят от материалов, из которых сделан калькулятор. На каких бы счетах вы ни считали – деревянных, железных или пластмассовых, – если к двум прибавить еще два, получится четыре.

3. Аттали заключает - нет оснований полагать, что органические алгоритмы могут что-то такое, чего неорганические алгоритмы никогда не смогут повторить или превзойти. И если вычисления правильны, то нет разницы, где работают алгоритмы – в углеродной (органической) или кремниевой (неорганической) среде на Земле!

Согласно другому, но также невесёлому сценарию этой книги, на Земле появятся так называемые «усовершенствованные люди» (высший класс, элита), которые в результате изменений, внесённых в деятельность их ЦНС, смогут претендовать на обретение бессмертия, счастья и своего рода божественности.

Речь идёт при этом об очень узком круге людей, до остальных жителей планеты этой группе нет никакого дела, они ей вообще не нужны, они лишние на планете, поскольку всё выполняется неорганическими алгоритмами (т.е., роботами, наделёнными высокоразвитым искусственным интеллектом).

В отличие от этих идей, то, что делается на Земле Героем, касается каждого человека, если он придерживается альтруистического мировоззрения. И такого носителя мысли никогда не догнать по интеллекту ни одному сборищу неорганических алгоритмов.

В противовес идеям Юваля Аттали, по мысли Героя искусственный интеллект никогда не возобладает над человеческим разумом по четырём основным причинам:

1. Компьютерная мощь никогда не разовьётся в человеческий разум, потому что они фундаментально различны. Человеческое мышление во многом неалгоритмично. Это относится к важнейшим качествам разума: благоразумию — способности принимать правильные решения в конкретных ситуациях, и мудрости — способности видеть целое.

2. Важной частью человеческих знаний являются неявные (невербализуемые ) знания. Эти знания не могут быть сформулированы в компьютерной программе. Надежды на то, что обучение нейронных сетей, позволяющее им учиться без явных инструкций, решит проблему неалгоритмических способностей и неявных знаний, — ошибочны. В равной степени можно пытаться научить ребенка кататься на велосипеде, не имея его, и лишь используя инструкцию.

3. Вера в обретение бессмертия путем создания супер-ИИ (речь идёт о техносингулярности и т.п.), является поклонением новой религии, датаизму, выраженной через инженерную культуру. Зачастую утверждения, что компьютеры способны дублировать человеческую деятельность, крайне упрощены и искажены. Мышление человека при решении каких-то сложных, нестандартных проблем может быть вообще парадоксальным, что недоступно искусственному интеллекту.

4. Попытки строить ИИ лишь на основе корреляций, а не причинно-следственных связей, являются  тупиковыми. Причинность - важнейшая часть человеческого мышления. Компьютеры не могут справиться с причинностью, потому что они не могут вмешиваться в мир. Ведь они просто не существуют в материальном мире человека, потому что они в нём не воплощены.

Они не являются агентами, способными своими действиями что-либо менять в своем окружении. До тех пор, пока компьютеры не станут действующими агентами, принадлежащими к определенной культуре, они не приобретут человекоподобный интеллект. Что, впрочем, не мешает использовать их в решении огромного объёма самых серьёзных задач.

Только мы, люди, являемся телесными и социальными существами, живущими (чувствующими, думающими и действующими) в материальном и социальном мире. А наш разум — основной механизм, позволяющий это.
Поэтому ИИ будет не противостоять человеку, а тесно сотрудничать с ним, принимая на себя те функции, которые он может выполнять быстрее и лучше, чем человек, ни в коем случае не посягая при этом на прерогативу в принятии решений по стратегическим направлениям развития цивилизации.

В дальнейшем развитии человечеству обязательно поможет находящийся в стадии активного формирования Героем альтруистичный коллективный разум! Этот разум - итог межличностных отношений, которые необходимы, чтобы создавать нечто новое, уникальное, обязательно доброе! При этом коллективный разум отличается от умственных способностей каждой личности, от группового и национального сознания.

Универсальный разум, в котором, правда, альтруизм был представлен лишь узконаправленно на самый близкий круг общения человека, существовал всегда, но в зачаточном состоянии. Превратив его в одного из самых важных помощников человечества, Герой решает одну из  важнейших задач времени.

Есть в действиях Героя и ещё одно принципиальное отличие от мира «усовершенствованных» эксплуататоров. Как уже говорилось ранее, Герой ни у кого, кроме отъявленных негодяев, ничего не отнимает даже в пользу общества,  ему ничего ни от кого не нужно, кроме того, чтобы каждый человек стал, наконец, соответствовать понятию «Гуманист» в самом высоком и широком смысле этого слова…»