femme.kira

Родственники - это такая вещь, которою очень хорошо обрисовал Александр Яковлевич Аронов в песне «Если у вас нету тети». Не спорю, существуют семьи в которых царит мир и взаимопонимание, где приходят друг к другу на выручку и всю жизнь поддерживают добрососедские отношения. Это присказка.

Было у меня в жизни приключение по имени Рома. Рома был из тех парней, с которым можно съездить по грибы на дачу, пойти в поход на неделю, но категорически нельзя вместе жить. Адова помесь армянской крови по матери и казаков по отцу выдала взрывоопасный темперамент, несовместимый с домашней рутиной. Поэтому, мой принцип «котлеты отдельно, мухи отдельно» работал, как никогда лучше.

Семья у Ромы была большая: братья-сестры, замечательная мама, которая одна за всех, и отчим. С отчимом они были давно в разводе, но но активно принимал участие в жизни семьи, помогал, в частности, вывозил пасынков к себе на дачу, и они там ходили на ушах сколько вздумается. Замечательный дядька с небольшим собственным бизнесом и сварочным аппаратом. Естественно, когда у меня было время свободное от воспитания дочери, то и меня прихватывали.

У этого отчима был двоюродный брат. Фигура во многом примечательная. Дядя Ян получил погоны вместо бирки в роддоме. В его семье маршировали все. Окруженный ореденоносными родственниками Яник всегда ощущал себя чужим на этом празднике жизни. Поэтому, постаравшись закончить все что только можно с золотыми медалями, он отбыл на место службы в дружественную СССР Африку. Где и застрял до полного развала Союза.

На момент нашего знакомства, дядя Ян был немногим выше моих ста шестидесяти сантиметров вверх. Но, в отличие от меня, был в несколько слоев покрыт мясцом и салом, особенно в районе талии.

Перестройку Ян встретил во всеоружии в прямом смысле. За пару лет сколотил капителец и был таков в дружественную Финляндию, где открыл бизнес, на широкую ногу занимаясь перевозками. Но каждое лето, стандартно, с июля по август, он проводил в Комарово вместе с двоюродным братом, его пасынками, любовницами, детьми любовниц и пассиями пасынков. Он был дядей для всех. Меня он поразил в самое сердце еще в первый приезд, когда вручил упаковку нижнего белья идеально по фигуре, хотя до этого не видел меня ни разу и знал только по рассказам Ромы.

- Ну что я, Ромку не знаю, что ли? Дистанционно на руках вырос.

Яник кормил и поил всех, особенно поил. Трезвым его никто не видел до самого августа. Естественно, по этому делу он попадал во всякие веселые истории, из которых его приходилось вызволять всем семейством.

Например, как-то дядя Ян пошел до ветру, а вернулся с будкой из под электрического щитка. Естественно, во всем поселке отключился свет. Но как в одиночку разобрал, снял все приборы и приволок ее, он на утро не помнил. Будку убрали в самый торец заросшего бурьяном сада и сделали в ней туалет типа «сортир». В ней было не видно ни зги, приходилось все нащупывать, дабы взгромоздится на табурет с дырой под которым стояло ведро.

Дядя Ян собирал со мной грибы. Все. Я потом сидела и перебирала ведра и корзины, сортируя мухоморы и поганки в одну сторону, сыроежки и белые в другую. Потому что дядя же их потом и готовил на противне, сразу на все семейство. Чувствовала себя ответственной за мор, потому что объяснить этому человеку, чем белый отличается от ложного, было нереально.

Виски глушили — ящиками. Увидев кругленького Яна, который выруливал из-за угла в тигровых боксерах, ватнике и с золотой цепью на всю шею, народ спрыгивал с дороги в кусты и сидел там, боясь шевельнуться. Этот человек никогда не мог напиться вхлам, хотя очень старался.

Старый домик ремонтировался, рассыпался за зиму и снова ремонтировался. Они перебирали с Ромкой, туберкулезно чихающую выхлопной трубой, Яву и гоняли на ней по поселку под завывание пленочного магнитофона, который подпрыгивая на всех ямах и ухабах, издавал предсмертные звуки и жевал кассеты.

Я эту Яву называла ромкиной девушкой, столько внимания и любви уделялось этому музейному экспонату :) Что я, не понимаю что ли, первая машина как-никак.

Однажды мы с ромкиным отчимом курили неподалеку от туалета, сидя на бревнах, и разговаривая о вечном. То есть, отчим курил, а я разговаривала. Мимо, на нетвердых ногах провальсировал Ян, по изящной дуге войдя в будку и притих там. Через некоторое время раздается привычный городской звук сливаемой воды и наши с отчимом глаза округляются. Из будки слышна ветвистая строевая брань.

- Ну что? Дельфин. Не нашел свою русалку? - начинает дико хохотать отчим. - Убирай давай, а я пошел баньку топить, засранец.

Баня - это отдельный рассказ о четырех ногах. Несуразное строение с отличным паром и огромным котлом, в который можно было залезть, как в ванну, а под тобой шумело пламя. Входить в парную надо было на четвереньках.

- Это такая дверка для банника, он махонький, вот мы его уважаем, кланяемся.

Особенно хорошо было зимой выбегать из парной и нырять в снег.

Как то перед Новым годом, намылись мы с Ромой и ушли в свою комнату на втором этаже. Ее как раз отремонтировали прошлым летом, и от ремонта осталась большая груда битого кирпича. Ее присыпало снежком, и перед мытьем каждый представитель семьи подвел к ней Яна, который приехал поздравить всех с праздниками, и сказал:

- Дядь, Ян, это - кирпичи, не прыгни!

И вот, сижу я у окна, вся вальяжная и сонная. Вижу как выбегает отчим и с криком «э-ээх!» ныряет в сугроб, являя миру все свои задние прелести, и как за ним выкатывается вишневого цвета Ян и тоже делает «э-ээх!»

На лицо ему наложили шесть швов. Зубы Яника мы потом находили еще три лета после этого, пока Ромка не женился наконец-то. А поскольку, у меня железное правило не встречаться с семейными, то тихо слилась и поменяла телефоны. Но дядю Яна запомнила на всю жизнь.

Про леса Псковщины придумано столько небылиц в лицах, что только диву даешься. От саморазогревающихся могил, до инопланетян. Народные предания укутывают природу в такую затейливую вязь баек и побасенок, что просто глаза разбегаются.

В тех краях леса капитальные, проникаешься к ним уважением. Людей мало, деревьев много. Это ощущается по-особенному. Чувствуешь себя муравьишкой в траве: кто хочет склюнет, а порыв ветра унесет.

Что действительно есть в окрестностях Пскова, так это хроно-миражи. Причем, не только монахи и монахини. На запасных путях железнодорожных веток люди видят призрачный вагон, и людей в военной форме, на фоне которых выделяется статный бородач.

Именно под Псковом Николая Второго заставили подписать отречение от престола. Никто не знает, что там было на самом деле, отрекся, или это все было подделкой, но, видимо, воспоминание оказалось таким ярким, что навсегда осталось во времени.

Во времена Великой Отечественной, Торошино было полностью оккупировано и превратилось в глубокий немецкий тыл. Захватчики полностью перекроили карту этих мест, потому что занялись массовой мелиорацией. Осушали болота, прокладывали дороги. Что-то мне подсказывает, что несмотря на весь ужас и кошмар войны для местных это было из серии «не было бы счастья, да несчастье помогло». Иначе не видать им родных дорог до центра, как своих ушей. Так бы и передвигались до скончания века на лодках по болотам.

Местные, кто был полояльней к комендатуре, предупреждали, что болота трогать не стоит. Дурное место, народ пропадает.

Ну что могут сказать толкового эти русские свиньи? Темный, суеверный народ,

недочеловеки, одним словом. Включили на громкую трансляцию пропаганду борьбы с предрассудками и пошли искать первую команду мелиораторов, которая естественно пропала.

Торошинцы затаили недовольство, потому что грубой рабочей силой были как раз люди из деревни. Поисковая группа с собаками нашла инструменты, телеги, лошадей, мотоцикл, костер и казан, с насмерть пригоревшими остатками каши... и все. Ни полчеловека.

Естественно списали все на то, что русиш швайнен коммунистиш убили инженеров и охрану, забрали оружие и подались в леса.

Показательно повесили несколько особо подозрительных пророков, кто громче всех про поганую гать говорил, и собрали вторую группу уже исключительно из своих, политически правильных и арийски-настроенных на величие германской нации.

Те работали пару дней в штатном режиме, а потом прибежали, теряя тапки, посредине рабочего дня. Причем, лидировали в колонне марафонцев как раз конвоиры с автоматами.

В комендатуре, русская обслуга раскрыла пошире ушки, и уже к вечеру вся деревня знала, что во время работы земля разверзлась и поглотила немецкого солдата целиком. Даже каски не оставила. И ладно бы это рассказывали только испуганные автоматчики, но эту же ахинею несли проверенные лица высшего руководящего звена, которые проезжали в этот день с проверкой и нагрянувшие на место осушительных работ лично.

Немцы поскребли затылки, но работы не свернули. Просто пригнали еще народу и строго предупредили: шаг вправо, шаг влево будет считаться бегством, прыжок и подкоп тоже.

Кого забрали на работы, оплакивали при жизни как мертвых, потому что дня не проходило, что бы люди не исчезали. Но работа двигалась, осушенные пространства стали разрабатывать под прокладку автомобильной и железнодорожной ветки. Тогда наткнулись на первое тело.

Выглядел покойный так, будто пролежал в трясине не одну сотню лет, опознали только по жетону. Срочно вызвали дополнительные силы охраны, но копая дальше, нашли уже русского, из числа рабочих первой группы. Пулевых ранений ни на первой, ни на второй мумии не было, от чего умели не понятно. Деревенские ходили в подвал смотреть на эти тела, для захоронения их так и не выдали, увезли в Германию.

Так бы и продолжалась эта чертовщина, если бы сын повешенного не пришел в комендатуру и сказал, что надо из болота идола каменного выкопать да на твердую землю поставить. Желательно подальше от болот. Место, где идол утоплен, показал. Вытащили на поверхность камень грубо обтесанный, подняли в грузовик и увезли. Все прекратилось, дороги достроили и сделали образцовый уголок натурального хозяйства. Местные рыдали потом, когда фрицев обратно вышибли.

А идол тот со временем опять в землю врастает, болота ползут, и кто знает, что начнется в псковских лесах, кто знает…

На этом топ-пять лесов заканчивается. Псковские леса - самые замечательные, в этом отношении. И на монахов призрачных полюбуетесь, и земляники от пуза наедитесь :)

Там ее много и она здоровенная.

Славка колупал носком стоптанного сандалия бетонную обливку моста. Бок Славки горел так сильно, что он почти не ощущал душной летней жары. На нос давили очки из толстого сиреневого пластика с непомерными стеклами. Как очкарик, Славка ни капельки не комплексовал, потому что с его минус восемь либо с очками, либо «пассажиром с белой тростью». Он пинал крошащийся бетон и ждал.

Наконец, с другой стороны моста показался сутулый темноволосый Геда. Если Славке постоянно доставалось за окуляры, то Гедеону нередко прилетало за его канонически никанианское имя. Хотя он тоже носил очки и даже почти в такой же оправе как у Славки.

Геда страдальчески прижимал к колену маленький лист лопуха, из-под которого капала кровь. Они молча ткнулись кулаками и, воровато оглянувшись, стали спускаться под мост.

Район, где они жили, назывался «Веселый поселок». И действительно, печалью он не отличался. На его долю приходились химические захоронения - Курган, куда мальчишки бегали летом, чтобы покидать горящие спички в трубы, вкопанные в вершины холмов. Если повезет, то оттуда вылетал пятиметровый факел зеленого пламени.

Райончик постоянно делили дагестанские группировки: дня не проходило, чтобы не слышались выстрелы, которые были так похожи на пистонные взрывы. А главное, он был весь пронизан гнилостной рекой под названием Оккервиль. Та была широка и грязна, как барная стойка общепита. Из-за незаконных выбросов канализации, ее берега всегда покрывали метровые отложения с характерным запахом.

В народе Оккервиль звали не иначе, как «Речка-говнотечка». Аромат от этих вод был особенно силен весной и в жару, но мальчишки уже принюхались и не обращали внимания на такую мелочь. Подумаешь, воняет! Вот у Славки лиловый синяк на пол бока, а у Геды коленку до кости разбили. Вот это - проблема.

Они спрятались в густые кусты лозняка и вынули из земляной ямки стянутый откуда-то почтовый ящик. Там лежала закрытая бутылка Балтики-девятки, не очень чистые бинты, пузырек зеленки, вкладыши и первые, такие дорогие сердцу, капсы.

- Давай! – Геда, отбросил в сторону окровавленный лопух и страдальчески закусил губу, смаргивая непрошеные слезы. Славка вылил на рану зеленку так, что вся красная нога стала зеленой, чуть ли не от середины бедра и до серых от пыли кед. Славка не спрашивал, что произошло. Потому что знал, что мама Геды, тетя Оля, вчера пришла с работы пьяная и запустила в них ведром и грязной малярной кистью.

Славка-то успел через балкон сигануть. Второй этаж, внизу крапива: не страшно. Но судя по всему «разговор» продолжился и сегодня сутра, когда Геда гонял ей за пивом... иначе, откуда у них в Почтарке пиво?

Геда молчал, размазывая по лицу грязь пополам со слезами, пока Славка туго бинтовал ему колено. Потому что видел вчера, что Славка побежал не по «беличьей», а по «волчьей» дороге. И что как раз вчера Волчары там были. Именно поэтому, наверно, Славка так кривится и дышит сквозь зубы.

От реки было хоть не свежо, но прохладно. Пока закончили перебинтовывать друг друга, устали. Руки-ноги тряслись. Пацаны легли прямо на рыжую от глины землю. На осколки и окурки, усыпавшие берега, но прикрытые широким покрывалом зелени, потому не так шокирующие взгляд прохожих.

М-да-а…- выдал наконец Геда, доставая из-под спины особенно неудобный бутылочный осколок. Он смотрел сквозь него на солнце, ослепительно светившее через зеленые кусты ивняка.

- Ага-а, – согласился с ним Славка, у которого боль в забинтованном боке стала понемногу утихать.

- Волчары?

- Не. Дома, – Славка отвернулся. Геда прикусил язык. Он-то был в курсе, что Славка сейчас живет с теткой, сестрой матери. А мать у Славки немного того, головой тронулась. А вместе с теткой живет и теткин муж, дядька значит. И вот у них со Славкой «особенные» отношения, как тот выражался. Если Славик был «хорошим», когда засыпала тетка Вера, то у них с Гедой были деньги и на шоколад с жвачками, и на ЦПКиО. А если Славик «артачился», то был бит и все равно «обласкан». Так что выбор был небольшой.

- Тикать надо, – после долгого молчания сказал Славка.- Не он убьёт, так тетка, если узнает.

- А мать?

- А что... мать? Я ей: - Ма… и язык сказать не поворачивается. Она по голове погладит и снова в стенку пялится. Ей хорошо с ними. Пока лето, буду жить тут, – Славка похлопал по мусору ладонью. – Ты мне пожрать таскать будешь.

- Хорошо.

Геде даже как-то стыдно стало. Мать хоть и пила, и била, но никогда мужиков домой не водила, и еда всегда была. Да и жили они в разных комнатах.

- А когда тётя Оля в ночь уходить будет, ты ночевать у меня будешь.

- Лады. Пивка?

- Можно.

Геде было восемь лет, а Славке шел десятый год. Второй день лил проливной дождь, жара наконец-то разродилась влагой, которая теперь щедро поливала потрескавшуюся от сухости землю. Геда, оскальзываясь на размокшей глине, натянув капюшон дождевика на самый нос, искал по берегам Славку, но никак не мог его найти. Домой тот вернуться не мог. Его бы просто не пустили. Мать забрали в больницу, и тетка с дядькой остались в трехкомнатной кооперативке полными хозяевами. Естественно, что замки поменяли в тот же день. Славка остался на улице в чем был: футболке, трениках и сандалиях.

Наконец, под мостом Геду тихонько окликнули. Берега тут с двух сторон были не зацементированы, а выложены квадратными плитами. Одна из плит отодвинулась, и оттуда выглянул совершенно сухой, хоть и дрожащий от сырости Славка.

- Чума… - тихо выругался Геда. - Я тебя битых два часа ищу, - он залез в отверстие под плитой, и они снова ее прикрыли.

Пещерка была довольно просторной и явно имела естественное происхождение. Когда строили мост, поленились заливать ее бетоном, понадеявшись на авось. Тогда многое строилось как-то так. Посредине пещерки сильно коптила жестянка, от которой воняло керосином. В жестянку было воткнуто отбитое бутылочное горлышко, а в него подожженная тряпица. Света такая лампа Алладина давала мало, но его было достаточно.

У земляной стены была навалена куча веток с увядшими листьями. Видимо, они служили Славке постелью. Геда достал из-под дождевика пакет.

- А где керосин взял?

Дрожащий Славка протянул к огоньку руки.

- С трактора слил. Я ж немного. Там и не заметят.

- Понятно. На, ешь.

Пока Славка с жадностью поглощал хлеб и вареные яйца, Геда морщил лоб.

- Надо сюда свечей принести. От свечей, знаешь как тепло?

- Мне б матрац какой. Надо на помойке посмотреть.

- Не, не надо. Там клопов знаешь сколько?

Геда снял свои носки и кроссовки, потом подумал и, скрывшись в дождевике с головой, сунул в руки Славке байковую ветровку.

- На. У меня еще есть. Только сандалии дай, до дому добежать.

Потом они сидели под дождевиком и курили одну сигарету на двоих. Слышно было, как шуршит снаружи дождь. Плита прилегала неплотно, сквозняк телепал огонек керосинки.

- Надо сюда почтарик принести, - выдохнул Геда, бережно передавая окурок Славке.

- Не надо. Его вчера Волчары уперли. Я от них бежал и дырку эту приметил. Залез и закрылся, они и не увидели.

Геда грязно выругался своим звонким детским голоском.

- Ну ничего. Зато теперь у нас есть настоящая пещера.

- Я спать днем буду. Так им вообще на глаза не попадусь.

- Да, так лучше.

Геда натаскал в пещеру разного барахла, и они чувствовали себя в ней необыкновенно хорошо. Тут никто не запрещал им курить, пить пиво и ругаться матом. Правда, как целыми днями Славка может сидеть взаперти, Геда не понимал. А Славка говорил, что спит, а во сне он может гулять, где хочет и даже читает одну и ту же книгу, если очень сильно сосредоточится. Только вот ни автора, ни названия не помнит. Они играли в капсы и вкладыши, Геда пересказывал новости и слухи о том, что, мол, опять введут талоны.

- Брешут, - тоном взрослого возражал Славка. - Перестройка уже. Живем по-новому.

- Да уж…- Геда протянул Славке новенькую тысячерублевку.

- Глянь, матери такими теперь дают.

- Ого!

- Да ниче не «ого»! Только на «Бумер» и хватает... на, – он протянул маленький прямоугольник жевательной резинки.

Иногда, когда тётя Оля уходила в ночную смену, ребята тоже ходили в Ночное. Просто погулять и размяться. Чаще всего уходили в заброшенный Есенинский парк, а если сил хватало, то и в Кудрово. Но Славка не любил эту деревню.

- Смотри, - он раздвигал тощими руками кусты так, чтоб Геда видел спящую деревенскую улицу.

- Видишь, почти над каждыми воротами прибит череп. То лошади, то коровы.

- Ну и что?

- Языческая деревня. Я пацана знал, он пошел туда хлебушка попросить.

- И чего?

- Вошел вон в те ворота... и все. Сгинул!

- Да ну? - Геда толкнул Славку, и тот кубарем улетел обратно в кусты. После непродолжительной потасовки они лежали на траве, слушая журчание ручья, который начинал свой путь из водохранилища. В широком галичном русле, сухом и почти заросшем, поток воды был мелкий и очень чистый.

- Странно, да? - Славка поднялся и подошел к ручью отмыть грязные ладони и лицо.

- Что?

- Ну, вот это - Оккервиль. Его самое начало.

- Брешешь?

- Хочешь, обратно по руслу пойдем? Точно тебе говорю.

Славка был знатным сказочником. Причем таким, который выдумывал вдохновенно, достоверно и на лету. Геда уже знал эту особенность друга и часто пропускал его байки мимо ушей. Но они шли, заедаемые тучами гнуса и комарья, проваливаясь в заболоченные участки под автомобильным мостом, соскальзывая и ловя друг друга.

- Слушай, а ведь и правда, - Геда отплевывался от паутины. В нос ударила привычная вонь.

- Давай я тебя провожу, потом домой.

На востоке светлело. Они оглядели друг друга и расхохотались. Грязные, все в листьях и мелких веточках. Что твои лешие, право слово.

- Ложись, я по дому все сделаю и вечером тебе похавать принесу.

Геда уткнулся в замершего почти у самого моста Славку. В грязи, лицом вверх, раскинув руки и открыв рот, лежал человек. Мертвый человек.

- Это что?

- Жмурик. Ну-ка, помоги мне... - Славка уцепился за штанину и попытался вытащить тело на берег.

- Ты что!? Брось сейчас же! Надо милицию звать.

- Какая милиция, ты что?! – Славка напрягся так, что аж жилки на тоненьких руках вздулись. - Они же сразу найдут пещеру.

- И что?

- И то. Ты в детдоме был?

Геда сразу заткнулся и потащил за вторую штанину. Потому что он был в детдоме. Оттуда его забрала тетя Оля. Она тогда не пила и не была такой толстой. И даже смеялась. Поэтому он совершенно не хотел, чтобы беспризорного Славку, перемолов через комнату милиции да медицинское освидетельствование, поместили в это милое место.

Они тащили, упорно сопя и проклиная солнце, которое так быстро всходило в эти короткие белые ночи. Молча.

Грязь, хоть и засасывала все, что в нее попадало, но на это уходило много времени.

В прошлом году у них со Славкой развлечение было: кидать с моста что ни попадя. От старых великов и кирпичей, до радиаторов и оконных рам. И как апогей, они швырнули в бездонные недра клоачной грязи холодильник «Зил». Тот ржавел и уходил на дно три месяца, пока не вмерз в лед. Они раскатали горку и тормозили об его несломленную макушку, чтобы не рухнуть в не замерзающий, испускающий зловонные пары, поток.

Это значило, что труп, который весил по прикидкам Геды кило восемьдесят, мог валяться в грязи еще дня два. И это еще не страшно. Редко кто внимательно рассматривал берега Оккервиля, переходя через эти узкие пешеходные мостки и скривив носы.

Но вонь вони рознь. Сладковатый запах тлена быстро бы привлек внимание к телу. И к Славке.

Они возились больше часа, прежде чем втащили тело в пещерку и тщательно затерли следы.

- Господи... -Геда зажал нос. - Ну и запах.

- Да-а.

Славку, казалось, ничего не трогало. Ни «благоухание», ни сам факт появления трупа в его укромном жилище. Мальчик сел на корточки и деловито обыскал мертвого мужчину. Тому, навскидку, было лет двадцать или двадцать пять. Некто прострелил ему грудь в шести местах и только потом одел на него пиджак. Из соображений конспирации, не иначе. Запястья и лодыжки, которые мелькали из под задранных брючин, были сильно изрезанны.

- Его связывали проволокой. Помнишь… как тебя тогда Волчары поймали?

Геда испуганно потер запястья. Шрамики стали тонкими, но память о боли и унижении так и не ушла.

- Бизнесмен, – Славка выудил из карманов трупа бумажник, визитницу, початую пачку сигарет, снял наручные часы и обувь.

- Ботинки хорошие. Их можно продать сейчас. А с часами хуже. Смотри… - Славка поднес находку поближе к свечному пламени. Внутри браслета явно читалась гравировка: «Лопатину Сергею Викторовичу от экономического отдела». Геда взял сигарету из пачки и закурил, сразу стало легче, и перестало мутить.

- Слав. У нас тут жмурик. Тебе не страшно?

- Мне? - Славка перестал шарить по карманам Лопатина и обернулся.

- Ну да.

- Нет, – мальчик погладил Лопатина по волосам. – Он же мертвый.

- Давай его закопаем? - Геда потянул из угла ржавую саперную лопатку, которую они нашли, шарясь по Курганам.

Когда пацаны вырыли ямку глубиной около восьмидесяти сантиметров, ее стала стремительно заполнять, тут же хлынувшая, вода. Пришлось срочно закапывать обратно, и все равно в пещере сразу стало очень сыро.

- Что ж делать? - Славка поскреб затылок с длинными, свалявшимися в куль волосами.

- Я знаю, – Геда встал и потер глаза, красные от недосыпа. – Пошли сегодня ко мне. Мама спать будет, авось не заметит. А потом провернем кое-какое дельце.

Кое-какое дельце заключалось в том, чтобы ночью незаметно вскрыть гараж, который принадлежал приемной матери Гедеона. Славка курил на стреме. Хотя во втором часу ночи мало кто заглядывал в этот тупик между стеной дома и помойкой. Под ногами спокойно шныряли толстые крысы. Значит, опасаться было нечего. Мальчишек они как опасность в упор не воспринимали, а появится кто-то покрупней - моментом исчезнут.

В совершенно темном гараже возился и погрохатывал чем-то Геда.

- Слыш? Чего ты возишься-то долго так?

- Да не видно ж нихера. Оно все белое, – в клубах пыли, Геда с кряхтением поставил на порог два бумажных мешка. Каждый килограмм на двадцать. - От просил же мать - подпиши. Как теперь понять, где тут мел, а где известь?

- А зачем тебе мел-то?

- Мне - известь. Умный ты, Славка, но темный, – Гедеон достал из-за пояса шорт журнал «Вокруг света». - Будешь читать больше и не астральные книги, вообще можно в школу не ходить. Я там тебе страницу загнул.

Славка раскрыл журнал и по слогам начал читать:

«В культуре погребений было много нь…нью…короче, чего то там…

- Нюансов, - Гедеон понюхал содержимое одного из мешков. - Ага, - чихнул, - точно. Вот она. Сейчас тачку вытащу. Ты читай-читай.

-Так ты говоришь надо внутренности… - Сергей Викторович вонял уже просто непереносимо, по его лицу ползали толстые зеленые мухи. Мальчишки, завязав себе лица тряпками, отмахивались от них, стоя при трепыхающемся свечном освещении.

- Да. Тут сказано, что удаляли все внутренности и засыпали известью.

Уж чего-чего, а извести у них было столько, что в пещерке ни развернуться, ни продохнуть толком. Пришлось даже рискнуть и приоткрыть лаз.

- Негашеной известью, – Славка принялся расстегивать на Лопатине рубашку и пояс. - Слушай, а пояс-то хороший, я его себе оставлю, – он переложил из руки в руку кухонный нож с облезлой пластиковой ручкой и оглянулся на Геду. - От горла до пояса или от пояса до горла? – Геда, зажав рот двумя руками, выбежал из пещерки. Славка пожал плечами и подвинул к себе оброненный журнал. - Здесь, вроде как, показано, что от горла до пояса, – и высоко занеся нож, с силой падая всем своим тощим телом, он погрузил его в плоть.

- Чем гасят известь?

- А хрен его знает.

Они сидели на берегу, в кустах ивняка, перемазанные землей и известью, как черти преисподней, и курили по очереди. Устали так, что уже положили на конспирацию. На мосту и стали появляться первые, не выспавшиеся пешеходы. Но что людям, которые годами не смотрят на небо над головой, до вони и двух узлов с камнями, с каждой минутой всё глубже уходящих в булькающую прибрежную грязь?

- С тоннелем это ты хорошо придумал, – задумчиво выдал Славка, разглядывая содранные в кровь мозоли на руках.

Когда они выпотрошили тело и связали внутренности в узлы с камнями, снова встал вопрос о том, чтобы всё-таки как-то закопать его - если не вниз, то хотя бы в бок.

Копалось на удивление легко, и ни один, ни второй не думали о том, что земля, зажатая в бетонном саркофаге, может обрушиться им на головы в любой момент.

Часа за три выкопался тоннельчик ровно в длину Сергея Викторовича, и в высоту примерно такую, чтобы там можно было поместиться одному щуплому мальчишке, сидящему на корточках. Земля была сухая, и они предварительно засыпали ее толстым слоем извести.

- Чтоб ему мягче лежалось, - хихикнул Славка

Потом мальчики с трудом втащили окоченевший, будто деревянный труп внутрь и засыпали оставшейся известью. Получилось красиво. Славка еще на помойку сбегал, кусок стекла приволок. Как раз дырку закрыть, чтоб известь по всей пещерке не растаскивать.

- Свечку ты ему зря оставил. Их беречь надо, – Гедеон засыпал уже на ходу. Сигарета выпала из уголка рта на землю.

-Ты это… оставайся сегодня у меня.

Они вернулись в пещеру и задвинули за собой плиту, оставив только небольшую щель для воздуха.

- Странно. Уже и не пахнет ничем, - искренне удивился Славка. Геда упал на импровизированное ложе из пластиковых ящиков и нескольких досок - широкое, но жесткое.

- Пахнет. Просто мы уже принюхались. Но скоро и правда перестанет.

Славка положил ему под голову сложенный дождевик. Под ногами хрустели пакеты

из-под извести, он выстлал ими весь пол, как ковром. Что добру пропадать? А бумага ниче так, толстая, да в два слоя.

Гедеон уже спал, повернувшись лицом к земляной стене. Славка сел на край «постели», чтобы разуться. Прямо напротив, за неровным куском оконного стекла мерцал небольшой огарочек в литровой банке. Свет бросал причудливые блики на тело и казалось, что Лопатин тоже шевелится, устраиваясь поудобнее.

- Спокойной ночи, Сергей Викторович, – Славка лег и сразу заснул глубоким и светлым детским сном, где не было места ужасам реальности.

Прошло две недели, Славка совсем обжился со своим мертвецом. Геда приносил другу еду и книги про путешествия, они часами болтали про затерянные города, обряды забытых племен. А в спорные моменты Славка теперь задавал вопрос: «Давай у Лопатина спросим?» И они оба смеялись до колик. Мальчишки купались в водохранилище, ездили попеременно на стареньком и ржавом Гедином велике. Даже в кино один раз сходили на деньги, вырученные с продажи туфель бизнесмена. Жизнь текла своим чередом.

Но как-то Геда не пришел один день. И второй. И третий. Славка уже извелся. Не столько от голода, потому что он на второй день поймал несколько крыс и съел их, обжарив на костерке, сколько от беспокойства за самого Геду. Наконец, искупавшись и обстиравшись

худо-бедно в чистом ручейке Кудрово, он рискнул позвонить в дверь квартиры Гедеона.

Открыла ему заплаканная и совершенно трезвая тетя Оля.

- Славик… А горе-то у меня…

Потом уже, сидя на кухне, жуя и не чувствуя вкуса еды, Славка слушал, что Геду избил Митя из шестой парадной. Так избил, что лежит сейчас Геда в больнице со сломанной рукой и сотрясением мозга.

- Что им, ублюдкам, надо-то от вас? – тетя Оля накладывала Славке в тарелку подогретые котлеты и плакала, размазывая слезы по красивому, еще не старому лицу. – Что за игры такие звериные?

- Так, теть Оль, они и есть звери. Волчары. Рвут, кого помельче. Геда их так назвал, потому что где-то вычитал, что в Арктике полярные волки только мышами и питаются.

- Да. Он у меня умный. Приполз домой, весь в крови, белый уже. И только твердит: «Ты Славку моего не гони - корми...» Так не гоню. Ты ему так и скажи.

Тут она как в первый раз посмотрела на мальчика. На его почти скелетную худобу, запавшие в темные провалы глаза, истлевшую в дырах футболку.

- Слав, а мама-то у тебя… как?

Тут уж не выдержал Славка и зарыдал, уронив вилку и уткнувшись лицом в собственные колени. Все прозрачное тело мальчика тряслось.

- Ну-ну…Тише, – тетя Оля подсела рядом и положила его голову себе не колени, туго обтянутые фартуком в мелкую красно-белую клетку. – Тише, мой хороший. Это бывает.

Что бывает, Славка, которого душили боль и ярость, не понимал. И только наплакавшись так, что разболелась голова, понял, что тетя Оля подумала, будто мама его умерла, вот он и убивается. И на улице. Потому что тетке с дядькой лишний рот не нужен.

Вымытому, остриженному на лысо и уложенному в чистую Гедину постель, ему это было уже не важно. Умерла, так умерла. Но Геда… Его Геда, друг, который мог запросто сунуть руку в свечное пламя, прийти ночью, не боясь выстрелов и дурных людей, кормивший его, деливший хлеб и одежду...

Засыпая, Славка твердо решил. Мстить.

Гедеона выписали через месяц, и он не узнал Славку, который за этот месяц на харчах тети Оли вымахал и набрал «наверно, кило двадцать». По крайней мере, он сам повторял постоянно, улыбаясь и тормоша, чуть прибалдело хлопавшего глазами, друга.

- А я так решила, - совершенно трезвая, тетя Оля резала на кухне салат и звучным голосом разговаривала на всю двушку, балкон и двор в придачу: - Где двое прокормятся, там и третий. А что? Гед, ты бы видел, как этот твой кистью машет! Прирожденный маляр, сам он и на обновки себе заработал, и в копилку семейную кладет.

- И пить не даю…- шепотом добавил Славка. Поудобнее укладывая Гедеона на диванчике.

- Как? - удивился Геда, которого преображения квартиры и приемной матери поразили до глубины души.

- Ха… ты бы видел этот спектакль: «мама, мамочка, одна меня кинула, и ты туда же…» Тьху! Самому противно, но работает же.

- Ну ты манипулятор.

- Кто?

- Молоток, говорю.

- А… так и говори, нечего ругаться, – и добродушно ворчащий Славка ушел помогать матери по хозяйству.

А вечером, когда тетя Оля ушла в смену, Славка помог Гедеону раздеться и сказал, усевшись на законную раскладушку:

- Когда гипс снимут, я тебе сюрприз покажу.

- Какой? - Гедеон знал, Славка был мастер на всякие штуки. Из битого стекла, жести, проволоки он делал такие игрушки, которые никто повторить не мог.

- Робота?

- Ну… лучше. Ты давай, срастайся. Сюрприз… он не убежит. Точно тебе говорю.

Пока снимали гипс, Геда извелся уже, ну что за сюрприз? И к своей потайной пещерке они бежали.

- Я Лопатина каждый день навещал, так что он ухоженный.

- Да? А в пещерке, небось, бардак страшный.

- Обижаешь, я даже там новую почтарку завел.

В августовских сумерках они спустились под мост, и Славка, поднатужившись, сдвинул плиту. Им под ноги, горкой, высыпалась земля….

Славка, с остекленевшим взглядом, опустился на колени. Под плитой была только земля. В какой-то момент он бросился раскапывать лаз, но Геда оттащил его.

-Ты что? Да что ты?! Ну, рухнула пещера. Видимо, пласты сдвинулись, когда стройку начали, - и мальчик пальцем показал на противоположный берег, где за деревянным строительным забором стоял башенный кран. Славка ухватился за волосы и несколько раз ударился головой о плиту.

- Да ладно тебе. Нашел из-за чего убиваться. Ну сделаешь ты мне другого робота. Тем более, что сейчас это и удобнее... и…

Славка в ярости распинал все окурки и банки. Потом успокоился и осторожно, почти благоговейно, положил плиту на место так, чтоб она легла ровно, и земля не выпучивалась из швов.

- Ты прав.

- Ну? Пойдем в кино, что ли?

-А, пойдем!

Когда мальчики собирались утром в школу, тетя Оля как раз пришла с ночной смены. Чуть уставшая, но зато с двумя громадными букетами гладиолусов каждому.

- Ах, что за сынки у меня, красавцы. Все в маму. Один черненький, другой беленький.

- Два веселых гуся, - хором подтвердили «сынки». Славка, уже в пальто, забежал на кухню и поставил на газ чайник. Матери чаю попить.

Тетя Оля разулась и сидела в передней.

- Вы до вечера сегодня не шастайте, ладно?

Мальчишки даже остановились в движении, каждый в своем. Кто над ботинком, кто над портфелем.

- А с чего такое недоверие у властей? - поинтересовался Геда.- Не курим, не пьем, по бабам не ходим.

- От дурачек!- рассмеялась тетя Оля, обуваясь в домашние тапочки. - Митька пропал. Который месяц ищут. Главное вещички-то его нашли в Оккервиле, как обмелел, а сам - как туда же канул. Так мне неспокойно, ща мать его встретила, ох и жалко мне ее. Один Митька-то был у нее, и то непутевый. А вы у меня - тож, сорви головы. Так что после школы домой.

- Хорошо, мам, - Славка рассеянно поцеловал ее в щеку и выволок Геду за дверь.

До школы шли молча. Молча выстояли линейку и пошли в класс. И только на второй перемене, в туалете, Геда посмотрел на Славку вмиг повзрослевшими глазами и ласково, как маленького спросил:

- Слав. Что ж ты наделал-то?

Но Славка ничего не ответил, вытер руки об штанины, и они вместе вышли в коридор. Плечо к плечу.

Эта история началась одним дождливым летним вечером, когда, разбирая рекламные листки из почтового ящика, в мои руки попал небольшой кусок картона на котором емко отпечатались слова «Вечная жизнь» и ниже ссылка 'www.altairegion22.ru/Kadassi.htm'

Пройдя по ссылке, обнаружился довольно толково сделанный сайт. Kadassi, Алтайский край... крио-йога.

- Что за крио-йога? - спросила я мужа, но тот только недоуменно развел руками. Мол, крийя-йогу знаю, а вот это что-то новенькое.

Этим же вечером я написала письмо, в котором представилась и объяснила, что мы, вольные журналисты из Санкт-Петербурга, интересующиеся различными тантрическими техниками и, для написания очередной работы, были бы рады посетить Кадасси и узнать подробнее о таком явлении как «Холодная Йога».

На следующее утро меня ждал очень душевный и позитивный ответ Джамала, гуру Кадасси. Он очень подробно описал путь к затерянной деревеньке, предупредив, что он будет нелегким и даже приложил список вещей, которые нам будут необходимы. Мы обменялись номерами телефонов и, через неделю, самолет увозил нас с мужем, нашу фото- и видеотехнику в неизведанный Алтай.

На плоскогорье Укок, как и было оговорено, нас встретил проводник из Кадасси. Мальчик лет двенадцати, голубоглазый, классический европеец. Очень живой и вежливый, он представился как Лаомай. Наш проводник спокойно разговаривал как на русском, так и на английском, отвечая на телефонные звонки. Так же свободно разговаривал с нашими носильщиками-казахами.

Через три дня пути, казахов заменили люди из Кадасси. Разговаривали они по-русски, но было видно, что все приезжие. Дорога нас сильно вымотала, поэтому, когда путешествие закончилось, мы были счастливы, как никогда. Не буду описывать всю красоту Алтайских гор, но плоскогорье, где расположилась Кадасси заслуживает отдельного рассказа.

Дома и хозяйственные постройки раскинулись по обеим сторонам крохотного серповидного озера. Первое, что бросилось нам в глаза - это вскопанные огороды. В траншеях метровой глубины цвели и плодоносили кусты и травы, совершенно не свойственные данной климатической зоне.

- Или это кислородная болезнь, или это действительно дыни! - я не могла поверить своим глазам. Мы находились на три тысячи километров над уровнем моря, было просто адски, не человечески холодно. Постоянно дул, пробирающий до костей, ветер, а дышать можно было через раз. От этого кружилась голова, в глазах плясали черные мушки. А передо мной, в длинной траншее золотились румяными бочками дыни, а между грядок бегали дети, одетые как для прогулки на пляже.

Нас разместили в чистом домике с одной комнатой, где находился очаг для готовки, и оставили в покое на три дня. Мы отдыхали и отсыпались, совершенно измученные. Приходила к нам готовить женщина средних лет по имени Ника. Из ее слов следовало, что приехала она в общину давно, чуть ли не первая после гуру Джамала.

- Все болела и болела, сил просто никаких не было. А как сюда переехала, что такое насморк и думать забыла. Замуж вышла, деток трое прижили. В городе где их поднять? А тут все натуральное, свое. Молоко, мед.

- Как мед? - подавился лапшой мой супруг - У вас есть пчелы???

- Конечно есть. Пасека чуть выше. Мы там для них и жасмин посадили, и сирень, и клевер. А коровки у нас какие мохнатенькие, смешные. Отлежитесь немножко, потом сами посмотрите.

Как только мы встали на ноги, нас сразу же отвели к Джамалу. Гуру, на вид, было лет тридцать пять, сорок. Он выглядел вполне здоровым, если бы не одно «но»: гуру Джамал сидел в инвалидном кресле. Через пару минут общения казалось, что мы с ним знакомы всю свою жизнь. В первую очередь, нам повстречался очень образованный и разносторонний человек с великим миром в душе. А потом уже руководитель своей немаленькой паствы.

- Джамал, расскажите нашим читателям о Кадасси. Как вам пришло в голову поселиться в горах? Что думают власти о вашей многонациональной группе?

- Ничего они не думают. Кадасси остается в голове только у тех, кто этого достоин. Вот вы, например, не выбросили всю стопку рекламных листовок, как обычно. А решили перебрать. Так было надо, нить судьбы должна была привести вас двоих сюда. Кто-то находит послание, выцарапанное на стекле в метро, кто-то натыкается на ссылку в интернете. Мы зовем это: «кому надо, тот услышит»

- Хорошо, что такое «крио-йога»?

- Это то, что вы видите вокруг. Образ жизни. Я с ранней юности изучал труды Владимира Гребенюка, Туммо, Ринада Минвалеева. Но потом мне стало мало этой информации, и я начал искать свой путь. Путь растворения в мире, слияния с ним. Но оказалось, что для этого мало применять духовные практики, надо найти еще и нужное место. Определенную чакру земли. Срединное между ней и небом.

- Вы вдохновлялись Шамбалой?

- Не без этого. Посмотрите сами. - Джамал показал на великолепный вид, открывавшийся с веранды его уютного дома. - Здесь каждый сам делает свою Шамбалу.

- Как вы добились того, что в горах растут и плодоносят такие нежные к холоду растения? У вас есть даже пчелы. Это же прорыв в науке.

- Я тоже так думал. В Кадасси живут очень умные люди, которые любят и хотят учится. Мы работали над сортами, экспериментировали с почвой, вы же видите результат этой кропотливой работы. Больше вам скажу, овощи и фрукты, выращенные здесь, не портятся. Я могу потом показать вам облачный погреб.

- Облачный?

- Его так назвали дети. Но есть и обратная сторона медали. Растения и животные Кадасси - эндемики. Мы пробовали перенести некоторые виды ниже, хотя бы на Укок, но увы... дело все-таки в этом месте. Энергия Кадасси. Междумирье.

- Вы применяете к людям методики закаливания? Я видела детей, они бегают при минусовой температуре почти голые и не ощущают никакого дискомфорта. Они здоровы.

- Дело даже не в том, что они привыкли к холоду. Если с детства заниматься комплексом наших упражнений, употреблять в пищу здешнее мясо и растения, то понятие температур растворяется. Им одинаково хорошо и в жару, и в холод. А одежду мы носим только из морально-этических соображений.

- Вы сказали мясо? Крио-йоги не вегатарианцы?

- Нет. Я не вижу смысла отказывать животным в перерождении. Вот моя дочь Молла уверена, что в прошлом своем воплощении она была нашей коровой. Она с точностью до дня рассказала, когда и на какой праздник ее зарезали, но мы так хорошо заботились о ней при жизни, что она и дальше решила жить в нашей семье. Только уже человеком.

- Удивительно.

- Мир полон нового. Ему нравится нас удивлять. Наверное, вам будет интересно погулять по Кадасси, давайте пройдемся.

Люди занимались своими делами. Работала прачечная, шлепала водяным колесом мельница. Косматые коровки, отдаленно напоминающие шотландскую породу, щипали кочки и лежали на пастбище. На нас никто особо не обращал внимания, но окружающие с удовольствием оставляли свои дела, чтобы сфотографироваться. Муж сделал множество превосходных снимков.

- А на какие деньги построен поселок. Все это выглядит недешево. В школе дети занимаются, используя не книги, а планшеты.

- Изначальный капитал, конечно, мой. Я родом из Индии. Когда пришло время, я нашел управляющего своей кампании и построил тут первые дома.

- Просто пришли и построили? Не согласовываясь с администрацией, не купив землю?

- Да. Я что-то не заметил, что она тут кому-то нужна. До нашего прихода тут были камни и… ну и все, собственно. Место, где живет человек, делает раем сам человек.

- А вы не боитесь, что после того, как мы опубликуем интервью, в Кадасси нагрянет полиция, чиновники, сотрудники миграционной службы?

Джамал рассмеялся: «Нет. Оползни, лавины - это страшит и случается. Но все люди, которых ты перечислила, они не увидят Кадасси, даже если мы все вместе выйдем поприветствовать их. Я сам до конца не понимаю, как это работает. Иногда достаточно просто принять, не докапываясь до сути.

- Люди вкладываются финансово в общину?

- Конечно. У нас есть спутниковый интернет и рации. Телефоны, правда, тут не работают: ловят значительно ниже. Люди работают удаленно и перечисляют, кто сколько считает нужным. Мы решаем, как и что построить и купить на эти деньги. Вы сами видели, все живут скромно, но добротно. В каждом доме есть биотуалет, а баня у нас общая. Много денег тут не надо.

- А если кто-то захочет покинуть общину?

- Рано или поздно дети вырастают и им приходится покинуть общину. Это необходимый момент формирования, подготовки для завершающего этапа. Никто никого не неволит. Но я не припомню ни одного случая, когда отучившись, они не возвращались домой. В 2005 году у нас было 50 пустых домов и всего одна семья. Сейчас у нас 50 семей и ни одного пустого дома. Мы полностью автономны.

Мы шли по не широкой, но ровной улице, любовно вымощенной гладкими плитами. В лицо бил ветер, слезились глаза, и мы с мужем чувствовали себя лишними на этом празднике жизни. Джамал обратил наше внимание на площадку справа от нас: «Вот здесь у нас стадион. Тут мы собираемся на утренние медитации и дыхательные упражнения. А вообще, кому когда удобно, тот так сюда и приходит. Вот, смотрите: сейчас мальчики пришли размяться перед работами в огороде.

- К вам, я смотрю, приходят люди со всего света.

- Да. Видите того смуглого парнишку с краю. Это Санти, он из Гонолулу. Услышал зов, ему потребовалось почти десять лет, чтобы добраться сюда. Или Джон, он жил на Сомали. Кевин приехал с родителями, он родился не здесь, а в США. Дима с Костей уже родились тут, а их родители из Иркутска.

- Наверно поэтому тут так поразительно много билингвиков?

Джамал улыбнулся: «У них полно времени, выучить те языки, которые им нужны и нравятся»

В последующих беседах нам с мужем удалось узнать следующее: "Крио-йога" - это методика, помогающая если не достигнуть полного бессмертия, то продлить жизнь почти до бесконечности. Поселок почти никогда не спал, люди не испытывали потребности в отдыхе. Они крайне умеренно ели, совсем не употребляли алкоголя и не курили. Асаны, обливания и окунание в озере, дыхательные практики на площадках, расположенных строго по расположению определенных звезд творили чудеса. Нам с мужем стало совсем неловко, когда случайно выяснилось сколько лет нашему мальчику-проводнику Лаомаю. Стало понятно, почему дети в Кадасси отличаются от обычных.

- Наш год идет за ваши десять. Это очень удобно.

- Наверное, много пар кроссовок можно сносить за это время? - попытался пошутить мой муж.

- Дядя Миша, какие в горах кроссовки? В них же ноги переломать не долго.

Лаомай подошел к общинному дому, на втором этаже которого располагались разные мастерские и рабочие помещения:

- Вот тут наш облачный подвал. Спускаться вам в него нельзя. Я лаз открою, залезу и свет включу. А вы заглядывайте быстренько, если сможете.

Хоть мы и готовились тщательно к этому посещению, укутываясь по самые глаза, но когда мальчик поднял крышку обжимного люка, от холода, сковавшего все тело, стало невозможно дышать. Фотоаппарат мужа, специальный, рассчитанный на работу при низких температурах, стал угрожающе потрескивать. Только профессиональное любопытство не дало нам бросить всю аппаратуру и бежать отсюда к чертовой матери, поглубже в теплое пекло. Подвал был огромен. Полки и шкафы перегораживали его, сколько хватало глазу. Заиндевевшие светильники давали ровный дневной свет. Лаомай покрутил головой, потом вытянул руку и крикнул нам:

- Вот там! Видите!? Это облако!

И действительно, между рядов двигалось нечто белое бесформенное, поглощающее в себя все, что встречалось на пути, и оставляющее все покрытым тоненькой корочкой кристаллической изморози.

- Вот там, еще одно! Снимайте, смотрите какое красивое!

Но я оттащила мычащего мужа от края, потому что он уже не мог двигаться. Пришлось разбить съемку на несколько заходов, после которых нас еще неделю всем поселком лечили от жесточайшей простуды.

- Я одного не могу понять. Если тут все такое целебное и благодатное, почему Джамал в инвалидной коляске? - спросила я в один из вечеров у Ники, которая пришла к нам со своим домашним шитьем, развлечь беседой и накормить ужином.

- Он на пути к перерождению. Кто готов, тот уходит из этого мира постепенно, ожидая приемника.

- Значит смерть все-таки не обходит Кадасси?

- Сказали тоже. Разве ж это смерть. Это полное слияние с космосом. Давайте, лечите ваши сопли, и я покажу вам чертоги предков. Только вот там фотографировать не хорошо. Не уважительно.

Чертоги оказались небольшой пещерой, до которой было долго и неудобно добираться. В некоторых местах приходилось идти, согнувшись в три погибели. То, что мы увидели, повергло в шок.

Три человека, совершенно обнаженных, лежали на каменных насыпях пребывая, казалось, в глубочайшем сне. Одна женщина и двое мужчин.

- Это Яра. Мы с ней пришли вместе в сорок третьем. Акушерка от Бога. Но столько повидала за войну... ох, прости Господи! Отдохнуть легла в восемьдесят восьмом. Но велела будить, если деток принять надо. Справа Саввелий Евгеньевич, он самого Гребенкина знал очень хорошо. Так переживал после его смерти, что ему тоже нужен отдых. А это Димочка, самый молодой. Он свою жену ждет.

- Как это?

- Понимаете, мы все тут знаем, когда появится наш человек. Так вот, его человек придет, но так нескоро, что даже нам это кажется мучительно долгим. Зачем страдать? Пусть отдыхает и общается с миром. Поучится пока. Проснется и выйдет к людям. Вот так и Джамала скоро сюда принесем и уложим. А когда-нибудь он снова выйдет к людям, когда будет нужна его мудрость и помощь.

Не буду врать, нам предлагали вернуться в Кадасси. И я знаю, нас там будут ждать всегда, но мы с мужем не торопимся. Слишком много еще хочется увидеть, узнать и записать. Вечно жить можно только в Кадасси, но мне кажется, что и невечно вполне себе нормально жить на нашей старушке Земле. Джамал ушел на покой в сентябре 2015 года, теперь на посту гуру стоит его старший сын, Абай. Он перенял от отца все тонкости холодной жизни и продолжает изучать и совершенствовать технику. Так что всем, кто услышал зов, добро пожаловать на Алтай. Страну золотых гор и холодных людей.

Это уже третье в нашем хит-параде место. Ознакомиться с предыдущими можно по ссылочкам ниже:

Первое место

Второе место

Не люблю интриги, поэтому хит-парад идет задом-наперед. И на следующей неделе традиционно тоже начнем с самого жуткого и закончим более обыденным :)

Приозерские леса похожи друг на друга как родственники одной семьи, но при этом у каждого свой характер. В основном, это конечно сосновые леса, с характерными ребрами на стволах, которые оставляют сборщики смолы. В жару кровь деревьев источает духмяный аромат, и золотые слезы капают на мхи и опавшую хвою.

В лесу и по обочинам дорог лежат огромные гранитные валуны, некоторые такой занятной формы, что не верится в их естественное происхождение. «Столы» и «Стулья», «Избы», «Лодки». Будто кто-то, играя чудил с камнем, оставляя в чащобе такую диковину. Карельские леса, в принципе, состоят из камней и воды.

Недалеко от поселка «Отрадное» располагается огромное озеро «Комсомольское». На его берегах раскиданы базы отдыха еще советской закваски. И вот, между ними, на склоне дороги, в кустах стоит круглый «стол»-камень и камешки поменьше вокруг: «стулья».

Рассказывали, что до изгнания из этих мест финнов (а вывозили коренное население спешно и по-варварски) до того, как была проложена эта дорога, на этом месте было молитвенное место. Женщины молились за здоровье детей, приносили дары, пели песни. До сих пор туристы, которые идут к «Балтийцу» и дальше спускаются к «Столу», чтобы положить на него печенье или конфету. Пройдешь мимо, не почтишь - обязательно какая-нибудь неприятность произойдет. Вроде мелочь, а всю поездку испортит. У кого-то металлические колышки для палатки пропадают, кто-то обнаруживает, что потерял топор или открывашку.

Само озеро покрыто островами. Большими и маленькими. Выступающими из воды каменными насыпями, поросшими тростником и рогозом. С ним связано предание о доме водяного. Мол, есть такой остров – «Дом водяного». Не большой и не маленький, березками порос, только листья у тех берез не зеленые, а в синеву. И змей на том острове видимо невидимо. Но на человека не нападают, расползаются. Посредине острова лежит валун. Если постучать в него три раза, то он расколется, и откроется лаз под землю. Там-то и живет Водяной. А ходили к нему, чтобы помог утопленников найти. Хороший такой Водяной, добрый, иногда даже людей обратно отпускал.

Рассказывали еще про Смоляную Бабу, жену Лешака. Суровая дама. Спереди красавица, косы золотые, глаза зеленые, а сзади вся вареной черной смолой покрыта. Дотронешься и прилипнешь. Очень эта женщина детей приманивать любит. Липнут, она их в лес и тащит. Кто говорит, что она их ест, а кто, что в своих лешанят превращает. Одинокий персонаж: муж ее не любит, чурается. Вот и ходит она между сосенками, ищет с кем бы поговорить.

В Горелом лесу, который после пожара двадцатилетней давности уже давно вырос заново, есть Собачьи камни. Они бывают как маленькие, так и большие, метра два в холке… в высоту, то есть :)

Вроде ничего такого плохого не делают, просто двигаются за тобой. Отойдешь от него на метр, отвернешься: оп, а он перекатился, и след от него на земле остается. Если уж человек им приглянется, привяжутся как собаки. Кто-то рассказывал, как мужику одному надо было насыпь каменную сделать, так он вместо того чтобы ближайшие валуны перекатывать, сходил в Горелый лес и принес один Собачий камушек, забетонировал его и стал ждать. Через три дня насыпь была что надо. А через год — исчезла. Плохо бетон замешал, от дождей и погоды тот потрескался, все камни домой и «ушли».

Еще из озера раз в пять лет выходит огненный след. Рыбаки рассказывали, что поднимается струйка пламени, как от газовой горелки и выходит из воды на берег, прожигает полукруг и снова уходит в воду. Кто видит такую метку на земле - уходит, потому что рыбы в этом месте нет, потому что дно мертвое. Местные придумали лукавить: выжигают полукруглую полянку в прикормленном месте, чтоб никто кроме них в это место не ходил. Но такие подделки сразу видно. Озерное пламя прожигает почву и камни, а людское только коптит. Поэтому человеческие полукружья зарастают быстро, а озерные стоят черными года по три, а то и дольше.

В самой глубине леса где-то затерялась деревня староверов. Лет пятнадцать назад на нее наткнулся случайный турист. Рассказывал потом деревенским, что место очень странное, одним боком в болото уходит и, вроде как, из того болота крыши торчат. Дома брошенные, все старое, разваленное, но все равно ощущение, что были люди и пропали внезапно. Икон даже не взяли. Потом охочие до икон ходили к болоту, все облазили и прозвали бы того туриста брехуном, если бы он икону одну не взял. На камне была та икона высечена, в медном окладе. Глаза, говорили, у нее страшные были. Прямо в нутро смотрели. Может и стоит то поселение в глуши, разваливаясь потихоньку со всеми староверческими сундуками и добром.

Над водой звуки далеко разносятся. Есть около «Балтийца» Валун-Говорун. Если спустится от базы к озеру и пройти в право метров десять-двадцать, то прямо на него наткнетесь. Прижмитесь к нему ухом и прислушайтесь. Говорят, если никто не мешает, то можно услышать то, что говорили в округе много-много лет назад. Как кто-то зовет Марьюшку, песни, ауканья.

Со мной камушек не поговорил к сожалению, то ли нашла не тот, хотя по описанию подходил, наполовину на суше, наполовину в воде. А то ли крики людей, потерявших какого-то Василича, мешали. Мистика - дело тонкое, она не происходит, когда вокруг кричат и лодку смолят.

В целом, Приозерские края занимают третье место хит-парада по стремности. Заблудится там невозможно, особенно сейчас: поселок разросся, и массовое строительство скоро совсем загубит трескучую красоту мест. Водяной Комсомольского не шалит, людей почем зря не губит. Леший семейными разборками занят, так что рекомендую. Может Собачьему камушку понравитесь, привезете домой гранитного любимца килограмм под восемьдесят. Или найдете избушки староверов. На крайняк, там полно развалин и фундаментов финских построек, так что без впечатлений и красивых кадров не останетесь.

Обязательно, помимо хлебушка Лешему и Водяному, конфет и печенья на Жертвенный стол, возьмите с собой репелленты. Более злющих мистических комаров вы нигде не встретите: сожрут, и даже до лагеря дойти не успеете.