anf770

В 1740 году француженка Габриэль де Вильнев написала историю о всепобеждающей любви «Красавицы и Чудовища»: «La Belle et la Bte».

В 1755 году писательница умерла, а спустя год в английском детском журнале «Magasin des Enfants ou Dialogues d’une sage gouvernante avec ses eleves de la premier distinction» вышла сказка «Красавица и Чудовище» переработанная талантливой Лепренс де Бомон, прабабушкой Проспера Мериме, умнейшего французского литератора, выучившего русский язык только для того чтобы читать в подлиннике Пушкина и Гоголя.

За три века жизни «Красавицы и Чудовища»: историки и филологи составили список из 23 вариантов этой истории, которая как, оказалось, имела место быть в реальной жизни, но обо всем по порядку.

В 1537 году на испанском острове Тенерифе родился Петрус Гонсалвус, у которого была врожденная «болезнь оборотня», в современных медицинских справочниках ее описывают как «гипертрихоз». Чрезмерная волосатость поражает преимущественно мужчин, так как ее наследование связано с Y-хромосомой.

Родители мальчика отказались от «урода», отдав «чудовище» в благотворительный приют.

Весной 1547 года 10-летнего «оборотня» преподнесли в качестве диковинного подарка французскому королю Генриху II Валуа в честь его коронации. Заросший густыми волосами маленький «монстр» забившийся в угол позолоченной клетки вызвал у короля и его свиты неподдельный восторг.

После окончания торжеств диковинную зверушку бросили в королевскую темницу, где оборотня изучали лучшие французские лекари и инквизиторы. Среди маститых докторов нашелся порядочный человек, убедивший коллег, что перед ними маленький мальчик страдающий редкой формой заболевания.

Новую королевскую забаву нарекли Петрусом Гонсалвусом.

Воспользовавшись расположением к нему Генриха II добрый лекарь уговорил, сира, освободить и обучить смышленого мальчугана.

В 1559 году король погиб от раны полученной на рыцарском турнире, и власть в стране перешла к «Черной королеве» его супруге Екатерине Медичи, женщине готовой на любое преступление ради благоденствия семьи.

Жестокосердная правительница имела на Гонсалвуса свои виды. Когда ему исполнилось 22 года, Медичи решила его женить, да не абы на какой дурнушке, а на одной из красивейших девушек королевства.

Словно играя в злую волшебницу, королева запретила говорить невесте, кого она получит себе в женихи.

Неожиданно для всех прекрасная Катрин Рафеллин предназначенная в жены «оборотню» не просто стойко перенесла свою свадьбу, даже не упав в обморок, но и полюбила выбранного для нее королевой мужа.

Медичи пришла в ярость, узнав что двое первых детей «красавицы» не получили звериный облик своего «отца-чудовища».

В отместку правительница Франции отправила диковинную пару в европейские турне, а их четырех последующих детей унаследовавших от отца «гипертрихоз» раздарила дружественным французской короне монархам.

До наших дней сохранился полноростовой портрет Петруса Гонсалвуса, хранящийся сегодня в коллекции австрийского замка-музея «Амбрас».

Джон Уинстон Леннон родился 9 октября 1940 года в Оксфордском родильном доме Ливерпуля. Его отец Альфред — моряк на торговых судах — покинул семью вскоре после рождения сына. Мать Джулия оставила Джона на попечение своих сестёр.

Леннон был трудным ребёнком — сообразительным, самостоятельным, непослушным. Джон с ранних лет научился играть на пианино, аккордеоне и гитаре. Успех пришёл к нему после знакомства с Полом Маккартни и образования ансамбля «Битлз».

У Леннона было много поклонниц. Фортуна улыбнулась Синтии Пауэлл: в нужный момент она забеременела и превратилась в миссис Леннон. Несмотря на рождение сына Джулиана счастья в семье не было. Преданная жена Синтия была глубоко несчастна. «Наш разрыв начался тогда, когда разрушительное действие конопли и ЛСД вторглось в нашу жизнь», — вспоминала она. Синтия готовила еду, к которой Джон не притрагивался, пыталась говорить с ним, хотя и не получала ответа.

9 ноября 1966 года, как раз в тот день, когда продюсер Брайан Эпстайн публично заявил о том, что «Битлз» прекращают свою гастрольную деятельность, Джон Леннон познакомился с японкой, одетой во всё чёрное. Её звали Йоко Оно (Дитя океана), и была она художницей-модернисткой. Их встреча стала началом самой яркой и самой шумной любовной истории эпохи рок-н-ролла.

Йоко была на семь лет старше Леннона. Её отец — преуспевающий японский банкир, мать происходила из очень знатной семьи. Йоко окончила один из лучших американских колледжей и занималась современным искусством. В двадцать три года она вышла замуж за композитора Тоси Итиянаги, но сделала это против воли родителей, за что была лишена наследства. Брак продлился семь лет. Её вторым мужем стал художник Тони Кокс. У них родилась дочь Киоко. В 1966 году Коксы прибыли в Лондон.

Йоко Оно, тщетно пытавшаяся добиться признания в артистических кругах, устроила в лондонской галерее «Индика» претенциозную выставку «Картины и предметы». Джон Леннон получил приглашение на предварительный просмотр.

Словесная пикировка в «Индике» длилась считанные минуты, но и Йоко, и Джон почему-то долго вспоминали мимолётное знакомство: «Это было так славно!»

Йоко попыталась снова увидеть Джона и убедить его финансировать другую выставку, но ей не удалось проскочить мимо охраны. Другой её шаг оказался более удачным. Она послала Леннону книгу «Грейпфрут», написанную три года назад. Почти каждый день Йоко отправляла Джону открытки с шутливыми наставлениями: «Дыши» или «Смейся целую неделю», или «Стукнись головой об стену». Она считала себя равной Джону во всём и требовала равных с ним прав.

В апреле 1968 года Леннон, воспользовавшись отъездом жены на отдых в Грецию, пригласил Йоко Оно к себе в гости.

Когда Синтия вернулась в Уэйбридж, она обнаружила, что Джон и Йоко удобно устроились в её доме и в её постели. «Как будто меня больше не существовало», — возмущалась Синтия.

После апрельской ночи Оно и Леннон стали неразлучны. Когда Пол, Джордж и Ринго собрались в студии для работы, то в изумлении обнаружили Йоко, которая сидела за пультом, слушала, наблюдала, отпускала нелестные замечания. Джон, уверовав, что прежняя жизнь душит его, уже не мыслил будущего без японки. Стоило ей приболеть, как он требовал, чтобы её кровать перенесли в студию, где он записывался.

Леннон развёлся с Синтией на основании своей супружеской измены, выплатив ей сто тысяч фунтов.

В декабре 1968 года Джон и Йоко выпускают пластинку «Двое девственников». Разыгрывается грандиозный скандал. На конверте Джон и Йоко изображены нагими.

Маккартни страшно возмутился. Мало того что альбом нарушал правила приличия, он мог ещё нанести значительный вред новой пластинке «Битлз» под названием «Белый альбом». Но это вовсе не трогало Леннона. Маккартни пришёл в ужас, но он был бессилен помешать этому. Пол попытался поговорить с Ленноном, но у него ничего не вышло. С самого начала Пол отнёсся к этой странной японке как к обычному очередному чудачеству Леннона. Он даже не особо возражал, когда Джон, нарушив основное правило «Битлз», привёл её в студию звукозаписи на Эбби-роуд. Но Йоко надолго вошла в жизнь Джона.

Леннон искал подходящее место для женитьбы на Йоко с февраля 1969 года, с того момента, когда с Виргинских островов пришло от Кокса свидетельство о разводе. В марте в Гибралтаре Джон и Йоко оформляют свои отношения. Шафером у них был Питер Браун.

Молодожёны начинают знаменитую кампанию под названием «В постели против агрессии во Вьетнаме», сначала в Амстердамском отеле «Хилтон», затем перед кафедральными соборами Англии и наконец снова в «Хилтоне», но на сей раз в канадском городе Торонто.

Они решили превратить свой медовый месяц в «паблисити за мир», как говорил Леннон. «Генри Форд знал, как продавать автомобили с помощью рекламы. Я и Йоко „продавали“ мир. Многим это казалось смешным, но многие начинали задумываться», — вспоминал впоследствии Леннон.

В 1970 году «Битлз» выпускают свой последний альбом — «Эбби-роуд». Он был записан в рекордно короткий срок. Работа спорилась, как в далёкие годы гармонии и расцвета. Но как только работа над «Эбби-роуд» закончилась, Джон Леннон объявил потрясённым друзьям: «Мне скучно. Я подаю на развод». Вместе с Йоко он собирался обосноваться в США.

Но администрация президента Никсона рассматривала Джона Леннона как внутреннего врага. Приближалась очередная избирательная кампания, а в администрации знали, что вскоре Леннон отправится в антивоенное турне, в том, что оно станет антипрезидентским, не сомневался никто. Против певца и его подруги было затеяно дело о депортации.

Йоко Оно была жёсткой женщиной. Лучшие адвокаты страны, бесконечные судебные заседания, участие в респектабельных благотворительных концертах… В течение четырёх лет Леннон и Оно вели изнурительную борьбу против насильственной депортации из Америки. Шум, поднятый в мировой печати, грандиозная популярность Леннона и виртуозное искусство его адвоката Леона Уайлдса помешали иммиграционным властям депортировать певца из Америки.

На вопрос, стоило ли бороться с иммиграционными властями, Джон Леннон отвечал, что стоило, и в качестве оправдания кивал на сына. Шон Леннон родился 9 октября 1975 года — в тот же день, что и его знаменитый отец. «Мы с ним близнецы», — говорил Леннон-старший. Потом Джон с улыбкой скажет, что именно так он и планировал.

Иметь сына было навязчивой идеей Джона и Йоко. Врачи говорили им, что это невозможно, что частые преждевременные роды и аборты Йоко и увлечение Джона наркотиками и алкоголем подорвали их здоровье. Долгое время все их усилия оказывались тщетными, пока судьба наконец не смилостивилась над ними.

Супруги хотели, чтобы малыш родился дома, на глазах у Леннона, но жизнь распорядилась иначе — ослабевшую Йоко забрали в больницу, сделали кесарево сечение и почти две недели продержали в палате.

В течение пяти лет — с рождения сына и почти до самой смерти — Леннон полностью отошёл от всяких дел. Как писал ведущий американский музыкальный критик Джим Миллер, «Леннон стал первой и пока что последней, единственной суперзвездой, которая добровольно отказалась от своего звёздного статуса».

Ленноны были странной семьёй: с присущим ей напором Йоко вращалась в деловых кругах, а молодой отец вёл домашнее хозяйство. Для сына Джон купил ферму в часе полёта от Нью-Йорка: «Мальчик должен расти в естественных условиях среди животных».

Йоко вела его дела, руководила граммофонными и издательскими компаниями «Эппл» и «Маклин», занималась помещением капитала и приобретением недвижимости, участвовала в скотоводческих торгах и в совещаниях с юристами…

В 1980 году Леннон вышел из своего заточения. У него было много творческих планов. 9 октября Джон говорил: «Мой новый альбом о сегодня и завтра. Я как бы веду беседу с поколением, выросшим и мужавшим вместе со мной. Я как бы окликаю его: я — о’кэй, а как идут ваши дела? Как вы прошли сквозь всё это? Да, тяжёлыми были семидесятые, как отрава. Но ничего, мы выжили. Давайте же сделаем восьмидесятые прекрасными! В конце концов это от нас зависит, какими они будут…»

«Я никогда не видел Джона таким счастливым, как в последний день его жизни», — вспоминает продюсер Леннона Дэвид Геффен. Работа спорилась в этот декабрьский день на «Фабрике пластинок», где Леннон и Оно записывали свой второй диск — «Молоко и мёд». Джон был в приподнятом настроении, строил планы на будущее. Он говорил, что собирается совершить кругосветное путешествие с «Двойной фантазией», а затем записать «с натуры» ещё один альбом песен и передать весь гонорар от него в пользу престарелых граждан.

На следующий день Джон и Йоко собирались лететь в Сан-Франциско, чтобы принять участие в демонстрации протеста, которую должны были провести рабочие азиатского происхождения, требующие равной оплаты труда.

Последняя песня, которую записали в тот декабрьский день Джон и Йоко на «Фабрике пластинок», прежде чем отправиться домой в готическую «Дакоту», называлась «Тонкий лёд»…

Жена предложила поужинать где-нибудь в городе, но усталый Леннон решил ехать прямо домой. Лимузин студии подвёз их к «Дакоте», старому роскошному дому в пересечении 72-й стрит и авеню Сентрал-парк Вест, где живут многие известные представители артистического мира Нью-Йорка.

Леннон вышел из машины и направился к подъезду — массивным витым железным воротам, когда кто-то окликнул его: «Мистер Леннон!».

Джон оглянулся. Раздались выстрелы. Первый пробил навылет грудную клетку и левое лёгкое жертвы. Затем последовало ещё три выстрела.

Вызванные швейцаром полицейские не стали дожидаться «скорой помощи», уложили в свой автомобиль истекающего кровью Леннона, усадили рядом с ним бившуюся в истерике Йоко Оно и помчались в госпиталь имени Рузвельта. Но Леннон скончался по дороге.

Ровно два месяца назад — 9 октября 1980 года Джону Леннону исполнилось сорок лет…

Суд установил имя покушавшегося. Им оказался некто Марк Дэвид Чэпмен, двадцатипятилетний частный детектив.

На шестой день после кремации Джона Леннона его почитатели по всему миру объявили в память о погибшем музыканте десять минут молчания. Певец и композитор Элтон Джон дал концерт в Мэдисон-сквер-гардене, посвящённый Леннону.

После смерти всё состояние Леннона досталось Йоко Оно. Арт-галереи проводили выставки Йоко, но интерес к ним падал с каждым годом. Йоко утешала себя, покупая меха от Фенди (а ведь когда-то Оно заставила Джона стать активистом движения «зелёных») и драгоценности от Картье (в своё время «дети цветов» восставали против буржуазности). Когда расходы выходят за рамки запланированных, Оно распродаёт вещи Джона…

Игорь Анатольевич Мусский, «100 великих супружеских пар», 2008г.

Трудно найти в мировой литературе героев, кто бы столь противоположно воспринимался разными кругами читателей, как Эсмеральда и Квазимодо из «Собора Парижской Богоматери» Виктора Гюго.

Для одних они предстают несправедливым контрастом между ангелом чистой красоты во всех отношениях – и внешне, и душевно – и ангелом красоты душевной, волей судьбы заключенной в уродливое тело. Молодые люди преследуемы роком, и только трагическая гибель, после которой не остается ни телесной красоты, ни телесного уродства, объединяет их. Так считают сентиментальные люди, более склоняющиеся к либерально-демократическим и абстрактно-гуманистическим воззрениям, либо просто чуждые историческому пониманию бытия.

Для других Гюго представил в идеальном и безобразном обликах гремучую антихристианскую смесь цыганки-колдуньи, козлища, нежно именуемого козочкой Джали, а на деле являющегося одной из ипостасей дьявола, и урода-нехристя, которого по законам Средневековья считали отмеченным клеймом дьявола и потому, разрешая жить при церкви, не крестили, ибо рожденный в уродстве должен был проводить свою жизнь в покаянии. И даже при этом условии все равно он нес на себе печать злодейства.

Чтобы понять причины столь противоположных и далеко не неоправданных суждений, надо четко понять следующее: Виктор Гюго – один из самых политизированных писателей в истории, всю свою жизнь и весь свой гений он публично поставил на службу мировому масонству и идее всеразрушающей мировой революции (не в марксистском, а именно в масонском понимании). Поэтому нельзя, да и невозможно разобраться почти ни в одном произведении и ни в одном художественном образе, созданном Гюго, отказавшись принимать их прежде всего как порождение политических воззрений автора, и вне его масонской деятельности. Любая попытка представить творчество писателя нейтральным или общечеловеческим несерьезна, и рассматривать героев Гюго как сентиментальные символы или, еще смешнее, – как реальных людей, чревата самообманом идеалиста, ищущего ограненные бриллианты в куче прожженного шлака.

Виктор Мари Гюго родился 26 февраля 1802 г. в Безансоне. Его отец Жозеф Леопольд Сижисбер Гюго был лотарингским крестьянином, но в годы революции и империи Наполеона выслужился до чина генерала. Незадолго до рождения Виктора он был назначен в Безансон командиром 20-й армейской полубригады. Мать писателя – урожденная Софи Франсуаз Требюше – происходила из рода бретонских мореходов и судейских чиновников. Виктор стал третьим ребенком в семье, у него были старшие братья – Абель и Эжен.

Родители не ладили между собой и развелись вскоре после рождения Виктора. Мать почти сразу сошлась гражданским браком с генералом Виктором Лагори, жестким противником Наполеона. Дальнейшая жизнь семьи Гюго сложилась таким образом, что родители то сходились, то вновь расходились, а дети кочевали между отцом и матерью и никак не могли осесть на одном месте. Только в 1810 г. в Мадриде, где тогда служил отец, мальчики смогли какое-то время учиться в коллеже Сан-Антонио Абад.

Но уже в 1812 г. мать увезла сыновей в Париж, поручив их образование домашнему преподавателю. Только после падения Наполеона вернувшийся в 1815 г. во Францию генерал Гюго определил мальчиков в пансион Кордье, где они и учились до 1818 г.

Несмотря на неустроенную жизнь, уже в коллеже Виктор начал серьезно заниматься литературой и пристрастился к поэзии. Здесь необходимо оговориться: во Франции Виктор Гюго по сей день считается прежде всего гениальным национальным поэтом, писавшим интересную прозу.

В 1817 г. юноша получил на свои стихи поощрительный отзыв Французской академии, а в 1819 г. за оду «Восстановление статуи Генриха IV» ему присудили Золотую лилию – награду Академии цветочных игр в Тулузе.

Отец был против литературных занятий Виктора, мать же его всячески поддерживала. Окончив коллеж, Виктор переехал жить к матери и с декабря 1819 г. начал выпускать монархический журнал «Литературный консерватор». В 1820 г. вышел его первый поэтический сборник «Оды».

Далее события развивались весьма стремительно. В 1820 г. был опубликован первый роман писателя «Бюг Жаргаль», в июне 1821 г. умерла его мать, ровно через год Гюго получил ежемесячную королевскую пенсию в 1000 франков и осенью того же года женился…

Видимо, к этому времени относится появление интереса к Гюго у масонов, которых он привлек своим выдающимся талантом и полным хаосом идей в голове. По крайней мере, именно этим интересом обычно объясняют образование в 1826 г. кружка писателей-романтиков «Сенакль», который и возглавил Виктор. В кружок вошли такие выдающиеся и очень разные по своим талантам люди, как Ш.О. Сент-Бёв, А. Мюссе, П. Мериме, А. Дюма-отец и другие. Как раз в это время Гюго резко перешел на антимонархические и атеистические позиции. Наверное, стоит упомянуть одну характерную деталь: в результате бесконечной тяжбы между родителями Виктора Гюго не крестили, и всю жизнь он относился к вере, мягко говоря, с пренебрежением.

Как бы там ни было, уже с 1826 г. Гюго стал убежденным и активным борцом за демократию. Не зря с 1844 г. и до кончины в 1885 г. он являлся великим магистром «приората Сиона», которому ныне приписывают знаменитые «Протоколы собраний Сионских мудрецов». Правда, если принимать этот документ за подлинник, то создан он был уже при преемнике Гюго на посту великого магистра – композиторе Клоде Дебюсси.

В последующие годы Виктор Гюго сочинил ряд поэтических сборников, повесть «Последний день приговоренного к смерти» (она стала одним из главных литературных аргументов в борьбе гуманистов за отмену смертной казни в Европе), драмы «Кромвель», «Марион Делорм», «Эрнани».

Одновременно Гюго собирал материалы для большого исторического романа из времен французского Средневековья. Знаменательно, что писать «Собор Парижской Богоматери» он начал 25 июля 1830 г., за два дня до начала Июльской революции, когда была во второй раз и окончательно свергнута династия Бурбонов и на престол взошел Луи-Филипп Орлеанский, ставленник масонов и крупного капитала. Книга вышла в свет 16 марта 1831 г., в тревожные дни холерных бунтов и разгрома парижанами архиепископского дворца.

События романа происходят в Париже конца XV в., в последний год правления короля Людовика XI. Центральной же идеей его стала борьба противоположностей – добра и зла, милосердия и жестокости, сострадания и нетерпимости…

Все положительные качества, разумеется, с отступлениями для придания образам правдоподобности, сосредоточены в Эсмеральде и двадцатилетнем уроде Квазимодо, все отрицательные с теми же допущениями – в архидьяконе собора Парижской Богоматери Клоде Фроло, в его младшем брате красавчике-школяре Жеане (юношу можно рассматривать как антипода Квазимодо – приемыша того же Клода Фроло и почти ровесника школяра) и аристократе капитане Фебе де Шатопере.

И Квазимодо, и Эсмеральда – люди, живущие зовом сердца и неосознанным стремлением к добру. Им противостоит главное зло мира – рациональный, но бессердечный ум Клода Фроло. И все они подвержены единому року, который олицетворяет в романе собор Парижской Богоматери – вселенская церковь как идеология догм, причем возведена она не кем-то, а самим народом, его рабским трудом.

Прототипом горбуна стал живший в Париже в XV в. звонарь церкви Сен-Жак, построенной на деньги гильдии мясников, Шарль Иар по прозвищу Квазимодо. Само прозвище происходит от названия первого воскресенья после Пасхи – этот день у католиков начинается мессой «Quasi modo».[190]

Виктор Николаевич Еремин, «100 великих литературных героев», 2009г.

После того как в Ленинграде наладили производство мотоциклов Л-300, пришла очередь тяжелых машин, оснащенных двигателями с рабочим объёмом 750 см3 и более. Еще в 1928 году специалисты из Ижевска побывали на американской фирме «Харлей-Дэвидсон», чья продукция пользовалась популярностью в нашей стране. Кое-кто поговаривал, что ижевцы будут делать копию этой машины. Однако они пошли своим путем – конструкторская группа П. В. Можарова создала весьма удачный ИЖ-4. Теперь уже трудно понять, почему ВСНХ СССР отдал все же предпочтение ленинградскому тресту «Тремасс», который начал серийно выпускать мотоцикл, аналогичный немецкому ДКВ «Люкс-300».

Но члены Центрального совета Ав-тодора продолжали бороться за ИЖ, потому что считали – «Люкс» не для наших ухабистых проселков. Вместе с руководством ижевских заводов они обратились в ВСНХ СССР с просьбой разрешить строительство специализированного мотоциклетного завода в их городе.

В 1930 году Можарова командировали в Германию для изучения опыта на предприятиях фирмы БМВ. Надо сказать, что если в вопросах организации производства ему было чему поучиться, то в конструировании Можаров оказался ничуть не слабее немецких инженеров. Больше того, там даже воспользовались его советами, касающимися нового мотоцикла БМВ-Р-16, и в знак признательности подарили ему одну из моделей и контейнер запасных частей к ней.

Тогда же Научному автомоторному институту (НАМИ), входившему в те годы в состав Научного автотракторного института (НАТИ), Главмашпром ВСНХ СССР поручил спроектировать первый советский тяжелый мотоцикл, взяв за образец «Харлей-Давидсон». Будущую машину предполагалось оснастить V-образным, четырехтактным двухцилиндровым двигателем рабочим объемом 750 см3.

Для этого в Москву вызвали только что вернувшегося из зарубежной командировки Можарова, который возглавил небольшую группу молодых инженеров. Один из них, ныне доктор технических наук Б. М. Фиттерман, вспоминает:«Делали много вариантов компоновки, из которых Можаров выбирал лучшие. А сам Петр Владимирович работал очень своеобразно. Примерно два с половиной месяца он, что называется, просидел у пустой доски, время от времени делая какие-то пометки в блокноте. А на ватмане-ничего, у нас даже зародились сомнения в том, что он способен профессионально работать карандашом. Но в одну из суббот Петр Владимирович не пошел со всеми домой, остался в бюро, а придя на работу в понедельник, мы с удивлением увидели полностью завершенную компоновку двигателя со всеми деталями. Только тут мы поняли, что эти два месяца Можаров прорабатывал все варианты мысленно, чтобы сразу показать результат на бумаге…»

Кроме того, Можаров в совершенстве владел системным подходом к делу. Так, занимаясь тяжелым двухцилиндровым мотоциклом НАТИ-А-750, он одновременно, по заданию Главмашпрома, разработал проект унифицированного с ним НАТИ-Б-375 (цифры обозначают рабочий объем двигателя). Тип А предназначался для езды с коляской по дорогам с твердым покрытием и хорошему проселку, а без коляски – по любым дорогам; Б – машина среднего класса для любых дорог, но без коляски. У того и другого были одинаковыми цилиндры, поршни, шатуны, коробки передач, сухое многодисковое сцепление, защищенная от пыли и грязи приводная цепь на заднее колесо, прессованная рама и передняя вилка с рессорой, взаимозаменяемые колеса. Разными были двигатели, диски колес, рули и багажники, а также другие узлы и детали.

Предполагалось, что в недалеком будущем мотоцикл Б заменит в серийном производстве Л-300. Можаров тем временем подумывал о следующем этапе: как бы у машин А и Б увеличить объем двигателей соответственно до 850 и 425 см3, заменить цепную передачу, на заднее колесо карданом, применить автомобильную систему смазки двигателя, увеличить клиренс до 140 мм, а базу до 1450 мм,- тогда появились бы оригинальные, мощные мотоциклы нового поколения… Увы, обстоятельства сложились так, что эти идеи применили в конструкциях советских мотоциклов гораздо позже.

…В то время, как в Москве шло проектирование тяжелого мотоцикла, комиссия ВСНХ СССР, которую возглавлял В. В. Куйбышев, приняла наконец решение построить в Ижевске мотоциклетный завод-гигант, рассчитанный на выпуск не менее 120 тыс. машин в год.

Исполком Удмуртской автономной области взял шефство над строительством Опытного мотоциклетного завода (на базе старой оружейной фабрики Берзина), присвоил ему название «имени Автодора», выделил 200 тыс. рублей и объявил стройку внеочередной и ударной. Вскоре Иж-стальзавод передал новому предприятию 40 станков, а дирекция ОМЗ заключила с другими заводами договоры на поставки сырья и инструментов, а также на использование их лабораторий для исследований и испытаний мотоциклетной техники.

Работы шли быстро – к 1 мая 1933 года на ОМЗ собрали первые четыре мотоцикла НАТИ-А-750, которые, по заведенной традиции, отправили в испытательный пробег по маршруту Ижевск – Нижний Новгород – Москва. Вместе с ними шли американский мотоцикл «Харлей-Давидсон» последней модели, немецкий БМВ-Р-16 и мотоцикл ижевской конструкции ИЖ-7, также собранный на ОМЗ.

В столице участников пробега торжественно встречали председатель Центрального совета Автодора С. С. Каменев, представители общественности, мотоциклисты спортивного общества «Динамо» и московского автомотоклуба.

Потом НАТИ-А-750 испытывали в различных дорожных условиях, зимой и летом под Москвой и Ленинградом. Машина произвела на водителей и специалистов очень хорошее впечатление. Особенно им понравилась система батарейного, с аккумулятором и генератором постоянного тока, зажигания.

Итак, мотоциклы успешно выдержали суровую проверку. А вот инженеры не успели подготовить необходимую для их серийного выпуска документацию. Поэтому производственники, не теряя времени даром, поспешили загрузить мощности ОМЗ массовым изготовлением полностью подготовленного к серийному выпуску ИЖ-7.

Тогда Наркомат тяжелой промышленности принял решение передать всю документацию на НАТИ-А-750 Подольскому механическому заводу (ПМЗ), в цехах которого уже в марте 1934 года начали делать первую десятку тяжелых мотоциклов. В июле девять из них продемонстрировали наркому Серго Орджоникидзе. Узнав, что в следующем году работники подольского завода собираются изготовить 500 таких машин, он возразил: «Таких мотоциклов необходимо выпустить не менее полутора тысяч!»

Вскоре НАТИ-А-750 стали производить и на другом заводе. Эти машины быстро завоевали популярность в стране, их охотно приобретали горожане и сельские жители, их применяли, например, для перевозки почты, использовали их и в Красной Армии. А выпускали ПМЗ-А-750 (такое обозначение получил тяжелый мотоцикл) до конца 1938 года.

Сейчас сохранилось лишь с десяток таких машин, одну из них можно увидеть в московском Политехническом музее.

Олег КУРИХИН, кандидат технических наук

«Мотоциклы», Историческая серия «Техника Молодежи», 1989 год