abeliakov

Уже писал не так давно, как российский «Арбидол» сам себя объявил лекарством от коронавируса в радиорекламе. Вопросы эта реклама вызвала, была снята, однако никакого разбирательства не последовало. Дальше больше: 19 февраля многие российские СМИ запестрели примерно одинаковыми заголовками: «Китай официально признал российский препарат «Арбидол» эффективным в борьбе с коронавирусом» или «Китай включил «Арбидол» в список препаратов для лечения коронавируса» (в данном случае заголовок вообще-то «Ведомостей»). Считай, прорыв российской фарминдустрии. Никто не смог, а мы смогли. Да и вообще потрясающая новость, что наконец-то вирус будет побежден. Только уже спустя полдня, начали одно за другим появляться опровержения и поправки. Сначала российские СМИ уточнили, что вообще-то речь шла об «Абидоле», а не об «Арбидоле», потом - что все-таки об «Арбидоле». Кто-то пояснял, что всё это фейк, ну и т.д..

Прежде всего хочу тут внести ясность: НИКАКОЙ препарат не признан КНР сейчас эффективным в борьбе с новым вирусом. Пока этот вопрос, увы, не решен. Идет тестирование всех возможных «претендентов». Тестирование- вопрос не одного дня и проводится с огромным количеством препаратов. Если дословно переводить информацию на сайте Минздрава КНР, за которую ухватились российские СМИ, то «Арбидол» среди прочих включен в пробную версию уже шестого плана лечения коронавируса. Это означает, что он будет тестироваться. И ни о каком «признании» речи быть не может.

Что касается «Абидола», то ошибка вызвана автопереводом китайского сайта Минздрава, действительно указывающего на этот препарат, казалось бы, не имеющий отношение к противовирусному лечению.

Но ошибка ли? -Являясь опиоидным обезболивающим, «Абидол» также может оказывать депрессивное действие на кашлевой центр и применяется для борьбы с трудно поддающимся лечению кашлем, связанным с терминальной стадией рака легких. Если обратиться к тексту Минздрава КНР, то этот препарат будет тестироваться совместно с рядом других, то есть может выступать как вспомогательный.

Таким образом, вариантов предостаточно. Только не один из них не подтверждает эффективность нашего «Арбидола» в борьбе с коронавирусом.

Но, как говорится, ложки нашлись, а осадок остался. До сих пор точного обстоятельного опровержения даже федеральные издания не дали (или не захотели давать?). А за путаницей с поправками и уточнениями пока остаются четкими только первые заголовки, что российский «Арбидол» победит китайский коронавирус. Фактически препарат получил весьма мощную рекламную компанию, даже если отойти от коронавируса.

Как мне кажется, слишком уж много ошибок за все время эпидемии вокруг одного и того же российского препарата, с до сих пор неподтвержденным действием вообще на какие-либо вирусные инфекции. Между тем хорошо помню историю с лечением «свиного гриппа», когда в 2009-2010 году панацей от нового штамма был объявлен препарат «Тамифлю», причем объявлен самой ВОЗ. Только в РФ продажи недешёвого и не самого популярного ЛС выросли на 100 процентов за месяц. Эпидемия спала, а ряд чиновников ВОЗ, занимавших руководящие посты в организации, со скандалом ушли в отставку в связи с выявлением фактов коррупции как раз по факту продвижение «Тамифлю» для борьбы с новой пандемией . Как официально объявила ВОЗ, расследование показало, что эффективности «Тамифлю» в лечении «свиного гриппа» была обоснована не более, чем эффективность других препаратов, а заключение стало следствием сговора компаний-производителей с чиновниками. Тем не менее, с тех пор «Тамифлю» заметно нарастил продажи…

Пока для коронавируса не найден тот единственный препарат, который сможет предупреждать заражение или повысить эффективность лечения. Но, как и со всеми эпидемиями XXI века, во всем мире создано огромное поле для спекуляций совершенно в различных областях. Фармакология – самая очевидная из них. В нашей фарминдустрии есть свои препараты-лидеры, часто с весьма сомнительной репутацией, но при этом с очень прочными позициями. Не берусь утверждать, что на мировом уровне повторится ситуация с «Тамифлю» во время «свиного гриппа», но для меня совершенно очевидно, что уже сейчас в России некоторые «гиганты» противовирусного сегмента активно пытаются использовать сложившееся положение в своих интересах. И у них для этого есть весьма сильная поддержка. Достаточно сказать, что с 2009 года «Арбидол» включен в перечень ЖНВЛП (Жизненно необходимые и важнейшие лекарственные препараты), не будучи рекомендованным в борьбе с вирусными инфекциями ни в одной стране мира. Другое дело, что, получив таким образом гарантированный рынок сбыта, «Арбидол» попал под ценовые ограничения. И дальнейшее удерживание лидерства препарата во многом зависит от роста физических продаж.

А так ли принципиальны «мелкие» ошибки СМИ и оплошности рекламы, когда появляется столь уникальный шанс дополнительно повысить уже замедляющееся потребление весьма неоднозначного, но мощно поддерживаемого на госуровне препарата?

Оригинал публикации: https://www.facebook.com/100002206496386/posts/2692049670878556/?d=n

✔️«Радиоактивная хорда» Москвы: стоит ли игра свеч ?

После многочисленных протестов Сергей Собянин пообещал до лета вывезти весь радиоактивный грунт из зоны строительства Юго-Восточной хорды.

Если прежний мэр Москвы, покойный Юрий Лужков, за любовь к строительству транспортных колец даже получил прозвище властелин колец, то нынешний мэр Сергей Собянин, на мой взгляд, вполне по праву может провозгласить себя повелителем хорд.

Идея разгрузить транспортные кольца за счет соединения наиболее значимых участков хордами, анонсированная еще в 2012 году, последовательно реализовывается. Всего планируется строительство четырех хорд: Северо-Западной, Северо-Восточной, Юго-Восточной хорды и Южной рокады, которые образуют новое транспортное кольцо вокруг Москвы. Как ожидается, все хордовые магистрали будут иметь выходы на МКАД и обеспечивать между собой съезды и выезд транспорта в местах пересечения. Таким образом удастся отчасти разгрузить основные транспортные маршруты. А еще, конечно, строительство хорд – это огромный финансово-экономический проект. Но сейчас не об этом…

Основным же противоречием новой транспортной стратегии является то, что улучшить экологию и без того «тяжелого» города врезанные в него новые автомагистрали явно не смогут. И тут весь вопрос в том, до какой степени одни «неудобства» можно покрывать за счет других.

Разгружать уже «обросшие», в том числе жилищной застройкой, кольцевые магистрали будут за счет огромных новых магистралей, идущих по уже заселенным «старым» районам. Части домов пообещали звукоизоляционные системы (тем, которым особенно «повезло»), другим придется просто смириться. Но как быть с экосистемой? Понятно, что не везде городу дороги бульвары, пусть даже весьма условные, и зеленые насаждения, но в ряде случаев есть уже и прямые угрозы здоровью граждан. Не случайно с 2018 года, то есть с момента внесения в градостроительный план Юго-Восточной хорды ((новая 36-километровая трасса через десять районов Москвы между шоссе Энтузиастов и магистралью Солнцево—Бутово), не прекращаются акции протеста жителей прилегающих районов. Казалось бы, не они первые, не они последние. Позиция протестующих понятна: например, по части «спального» Бутово под окнами жилых домов пройдет фактически дублер МКАД.

Только в данном случае я бы все-таки задумался о цене вопроса очередной стройки для всего населения Москвы. И это не только вопрос покоя ряда микрорайонов.

Изначально стройка получила разрешение «с оговоркой». И этой оговоркой было проведение работ в зоне так называемых «пятен радиоактивного заражения» Москвы. Однако столичные власти проблемой это почему-то не посчитали. В 2019 году в Москомархитектуре подтверждали наличие участков «с особыми экологическими условиями» всего в 250 м от предполагаемой зоны застройки, но заверяли, что через них Юго-Восточная хорда не пройдет. На проведенных общественных слушаниях жителей такие заверения не успокоили. Не устроили они и экологов. Тем не менее официально сам факт зараженных участков в зоне строительства мэрия признала только в январе этого года, о чем лично сообщил Сергей Собянин. И это при том, что вообще-то новостью такая ситуация для властей не была и до митингов.

Радиоактивные захоронения в зоне склонов Москвы-реки в Москворечье-Сабурово, в нескольких десятков метрах от которых пройдет новая хорда, достались Москве еще с советских времен от Московского завода полиметаллов (МЗП). Более того, проблема хотя и «не всплывала» в СМИ, но вообще-то осознавалась уже давно. Для ее разрешения в 1999–2002 годах с завода начали вывозиться радиоактивные отходы. Только вывезти их полностью оказалось невозможно. Особенности грунта на склоне реки создавали огромные риски для «сползания» радиоактивных захоронений в русло. Обсуждался вариант «запечатывания», но реализован не был.

Что же теперь? Данные об уровне радиационной активности в зоне строительства разнятся: от пятикратного до пятидесятикратного превышения нормы. Официально датчик, который измеряет радиацию, поставили только 7 февраля на склоне рядом с платформой Москворечье в месте круглосуточного дежурства местных жителей. «Официально», так как с учетом выделенных 20 млн на мониторинг радиоактивной обстановки говорить о том, что Правительство Москвы этим вопросом не интересовалось, было б нелепо.

Сразу после установки датчика дежурные засняли табличку, которая показывала цифру 18,06 микрозиверта, то есть примерно в 60 раз выше допустимой нормы. Похожую картину зафиксировали еще четыре раза на следующий день (показатели разнились от 18,04 до 18,08 микрозиверта в час). Позже сообщалось, что датчик был установлен с нарушениями, что и вызвало неверное отображение.

Не берусь давать здесь точные оценки ситуации с радиационным фоном, хотя они подтверждались сразу несколькими экспертными группами. Но обещание Сергея Собянина, что радиоактивный грунт с участков строительства Юго-Восточной хорды (ЮВХ) Москвы в районе Москворечье-Сабурово вывезут до лета, мне кажется по меньшей мере рискованным. Тот самый подрядчик, ФГУП «Радон», который сейчас обеспечит вывоз радиоактивного грунта, еще в нулевых утверждал, что вывезти весь грунт с территории у МЗП нереально и даже без учета риска оползней это может занять годы. Отдельный вопрос: а куда собираются вывезти весь этот объём? В какой регион? - Моя родная Владимирская область, которая может логистически показаться кому-то наиболее удобной, например, митингует уже более года из-за ввоза столичных ТБО. Примерная оценка Роспотребнадзора объемов радиоактивных отходов на склоне у МЗП - 60 тыс. тонн...

Наличие всех этих вопросов свидетельствует, что строительству должна предшествовать согласованная детальная программа рекультивации, которой в реальности нет, а её грубые наброски в спешке разрабатываются только сейчас (до этого утверждалось, что хорда и вовсе не затронет могильник отходов).

А уже через пару месяцев Правительство Москвы обещает полностью «закрыть» проблему радиации и начать полномасштабное строительство новой хорды . Только вот закроется ли она? До сих пор ввод новых станций метро, участков магистралей в Москве шел строго по плану.

Но стоит ли в данном случае реализовывать проект такой ценой? И если шум «новых колец» является частной проблемой отдельных микрорайонов, то нарушение изоляции радиационного захоронения может иметь весьма тяжелые последствия уже в масштабах всего города, а в случае проникновения радиоактивного грунта в русло реки, и соседних регионов...

📍Спекуляция на панике: поможет ли Законопроект против завышения цен в аптеках?

5 февраля на совещании с членами правительства президент заявил, что нужно отбирать лицензии у аптек, завышающих цены на противовирусные лекарства и маски на волне борьбы с коронавирусом. Причиной заявления послужило сообщение о многократном росте цен на маски на фоне информации о распространении эпидемии.

В Екатеринбурге цены выросли на треть, а в Курске защитные маски подорожали в 35 раз. Самый быстрый рост ожидаемо произошел в Дальневосточном ФО, но «в стороне» не остался ни один регион, включая ЦФО и СЗФО. Лидером роста, по данным ФАС, стала Адыгея, где маски подорожали в 15 раз. Но и в Санкт-Петербурге нашлись производители, поднявшие в январе цены на трехслойные маски в 10 раз.

По данным DSM Group, с 20 по 26 января число медицинских масок, проданных в российских аптеках, выросло почти втрое по сравнению с предыдущей неделей и составило 1,385 млн штук. Многие сети Москвы сообщили, что за минувшие выходные (1-2 февраля) все маски были раскуплены. В свете этого сейчас даже обсуждается вопрос о введение ограничения количества масок, продаваемых в одни руки.

Как врач, не могу не отметить, что те самые маски по 2-3 рубля (и уже достигающие 30-100 рублей после подорожания) в действительности не являются надежной защитой как в случае с коронавирусом, так и в случае с гриппом.

Кратко про маски.

►Важно понимать, что в случае передачи вируса воздушно-капельным путем речь идет не о каплях слюны или мокроты, а о частицах микроскопического размера. Как правило, люди покупают маски самого низкого класса защиты — FFP1 (есть еще FFP2 и FFP3), то есть те самые, на которые сейчас взлетели цены. Такие маски легко пропускают зараженные частицы через саму материю и с боков — там, где защитный слой плохо прилегает к лицу.

►Маски не закрывают глаза. Соответственно, для вирусов остается доступным один из наиболее любимых многими из них путей передачи.

Не хочу никого призывать отказываться от этого средства защиты, но не могу не отметить, что спрос и сопутствующий рост цен на них носит чисто спекулятивный характер. И сама ситуация с попытками «нажиться» на панике действительно показательна.

Кроме производителей самих масок, в безусловном выигрыше пока остаются фармацевтические компании, у которых за несколько дней выросли продажи противовирусных препаратов. И это при том, что достоверно известно, что пока препаратов от нового вируса нет. Но спрос рождает предложение. И некоторые компании предлагают даже то, чего у них нет. Так, например, как в интернете, так и по радио один из бессменных лидеров (сейчас на втором месте) противовирусных препаратов, «Арбидол», запустил весьма «интересный» рекламный ролик. Привожу дословно: «В мире увеличивается количество заболевших новым коронавирусом, вызывающим опасную пневмонию. Вирус передаётся от человека к человеку. Риск заражения высок. Исследования доказали: «Арбидол» активен даже против коронавируса». И это при том, что даже, не устану это повторять, способность борьбы с вирусами «Арбидола», «Оциллококцинума» и пр. по сути своей гомеопатических средств остается не признанной официальной медициной. По одним данным, ФАС заинтересовалась рекламой, вводящей потребителя в заблуждение, по другим – агентство не подтверждает рассмотрение дела.

А тем временем в ответ на поручение президента разобраться с ситуацией буквально за пару дней в ГосДуме был разработан проект закона против тех самых аптек, которые завышают цены.

Как пояснил один из авторов А.Исаев, документ вводит понятия «аптечная сеть», «некоммерческая аптечная организация» и «некоммерческая аптечная ассоциация». Регулирование деятельности аптечных сетей, по словам Исаева, позволит избегать картельного сговора. Так, законопроект предусматривает ряд антимонопольных ограничений, например по числу организаций, которое может иметь аптечная сеть в стране и в отдельном субъекте федерации. Кроме того, планируется ряд мер, направленных на защиту отечественных производителей.

Также проект закона вводит новое понятие — «передвижной аптечный пункт», что позволит привозить лекарства в удаленные населенные пункты.

Пока не обнародован текст документа, не могу дать точные комментарии. Со своей стороны, я поддерживаю ограничения аптечных сетей, накручивающих цены на продукцию. Уверен, что не я один сталкивался с ситуацией, когда, пройдя улицу в несколько домов, можно встретить 4 – 5 аптек с одинаково высокими ценами, а на другой улице увидеть этот же препарат дешевле, иногда даже в несколько раз. Тем не менее «перевод стрелок» только на аптеки, причем только на «аптечные сети», выглядит весьма популистской мерой. Прежде всего обходятся вниманием те самые производители, которые взвинтили цены на продукцию, увидев возможность легкой наживы на выросшем спросе. В стороне оказалось и звено дистрибьюторов, которые также играют на рынке, увеличивая наценки на продаваемые лекарства и медицинские препараты. И это при том, что во многих регионах происходит монополизация дистрибьюторского звена в фармпоставках. Если говорить о регулировании розничного фармрынка «вообще», то, как я это вижу, надо создавать перечни лекарственных средств и медицинских средств с отдельной системой контроля. Сейчас такая система действует в отношении ЖНВЛП. При этом надо избежать ситуации, когда, боясь жесткого контроля и убытков, бизнес просто откажется от работы с определенной продукцией, повышая цены в нерегулируемом сегменте.

Внесенный же проект уж очень мне напоминает по логике широко обсуждаемый уже год проект закона об ограничении деятельности аптечных сетей, направленный исключительно против конкретных игроков, но не влияющий на общую ситуацию на рынке. Не могу, не увидев текста, быть категоричным, но не хотелось бы, чтобы паника с новым вирусом была использована в очередных корпоративных войнах на российском фармрынке.

Еще больше опасений вызывает то, что демонстративные меры заменят реальные. И пока будет решаться вопрос с ограничением работы сетей, производители и дистрибьюторы продолжат увеличивать цены на лекарственные средства и «гнать» недостоверную рекламу.

✔️Цена импортозамещения для российской онкологии.

4 февраля прошёл всемирный день борьбы с раком. Не осталась в стороне и Россия. По крайней мере в крупных городах, особенно в «двух столицах», гражданам предложили бесплатные скрининги на 6 самых распространённых онкозаболеваний. В частности, в Москве акция будет проводиться даже в течении всего февраля. Но как быть более бедным регионам? А вед ь ситуация с обеспечением лекарствами в стране остается катастрофической. И проблема, о которой я уже писал раньше, призывая всех по возможности принять участие в ее разрешении, никуда не исчезла . И именно в онкологии она становится острее с каждым днем.

Вне связи с «памятными днями», когда мы вспоминаем о заболевании, занимающее второе место среди причин смертности россиян, в российских клиниках забили тревогу: заканчивается запас самых необходимых и эффективных препаратов для лечения рака у детей. Самая большая проблема возникла с онкаспаром и цитарабином (цитозаром), которые применяются при терапии лейкозов — их не могут закупить уже несколько месяцев. При этом на фоне активного расширения программы импортозамещения остается проблема неэффективности дженериков, призванных заменить оригиналы. Онкологи говорят о низкой эффективности отечественных аналогов этих лекарств. Как сообщил директор Института гематологии, иммунологии и клеточных технологий ННПЦ ДГОИ имени Дмитрия Рогачева, профессор Алексей Масчан, Цитарабин (требуется для лечения острого миелолейкоза) и онкаспар (применяется при терапии острого лимфобластного лейкоза) — импортные препараты, имеющие аналоги российского производства. Но врачам нужны именно оригиналы, поскольку дженерики подходят и помогают далеко не всем.

Онкаспар (специальная фармакологическая форма аспарагиназы), который необходим для лечения опухоли, чаще всего выявляемой у детей, не поставляют в Россию уже полгода — в августе 2019 года он был исключен из госреестра лекарственных средств. Так как препарат потерял регистрацию, он может быть ввезен только по решению правительства в особом порядке (как в ситуации с фризиумом) и с выделением отдельного финансирования.

По данным Масчана, количество рецидивов заболевания лимфобластным лейкозом поле перехода на отечественные дженерики в последние два года в России выросло с 4 до 15%, «а в масштабах страны это означает 80 детских смертей в год». (Для сравнения: в соседней Белоруссии, где пока применяют оригинальный препарат, количество рецидивов остается на уровне 4 процента в год). Эти данные подтвердили и медики из других регионов. Главный научный сотрудник НПЦ специализированной медицинской помощи детям им. В.Ф. Войно-Ясенецкого департамента здравоохранения Москвы, доктор медицинских наук Ольга Желудкова сообщает, что регионы испытывают дефицит препаратов для лечения онкозаболеваний у детей, хотя в Москве проблема так остро не стоит. При этом, по данным специалиста, перечень дефицитных препаратов для лечения онкозаболеваний весьма широкий и не ограничивается названными двумя. Примечательно, что хотя медучреждения обращаются в Минздрав с декабря еще 2019 года, само Министерство не подтверждает наличие проблемы. Если следовать официальному ответу, то в России все необходимые онкопрепараты заменены аналогами и дефицит нигде не зафиксирован. Более того, в Минздраве отрицают и факт получения обращений о нехватке лекарств. Халатность или намеренное игнорирование?

Как объясняют ситуацию врачи, нехватка импортных лекарств и неудачные попытки их замены отечественными во многом связаны с тем самым принципом «третий лишний». Для тех, кто не читал мой предыдущий пост по теме, напомню, что суть данной законодательной нормы в том, что при наличии двух российских претендентов на поставку отечественного ЛС иностранные заявки автоматически отметаются. Кстати, касается это не только онкопрепаратов, да и вообще не только ЛС. В результате этих протекционистских мер многие необходимые лекарства иностранного производств остались «за бортом», а в медучреждения возник дефицит.

Сейчас, должен отметить, новый премьер-министр Михаил Мишустин пытается решить проблему «в ручном режиме». 3 февраля было поручено за 10 дней подготовить документы о порядке ввоза в Россию незарегистрированных лекарств, чтобы избежать повторения ситуации с «Фризиумом». И есть надежда, что по этому препарату вопрос будет решен. Но как быть со всеми остальными лекарствами, и, повторюсь, не только в онкологии? Правило «третий лишний» не только не будет отменено, но, по всей видимости, может быть заменено новым порядком, еще более ограничивающим участие иностранных производителей в конкурсах на поставку продукции. Весь вопрос в том, в какой мере новые меры затронут лекарственно обеспечение.

Как стало известно, в ответ на критику недавно назначенного вице-премьера Юрия Борисова о недостаточности объемов госзакупок отечественной продукции Минфин и ФАС подготовили перечень новых протекционистских мер. Предлагается:

►Расширит список товаров, при запрете которых и вовсе будет запрещен допуск иностранцев.

►Переход с принципа «третий лишний» (если есть два предложения от российских производителей, то заявка на поставку иностранных товаров исключается) на «второй лишний» (исключается иностранная заявка при наличии хотя бы одной российской).

►Установление дополнительных преференций по цене.

Могу высказать предположение, что, скорее всего, первое требование, если его согласуют, коснется ВПК и ТЭКа, но не фармпродукции. А вот превратится ли принцип «третий лишний» в принцип «второй лишний» при госзакупках лекарств, предсказывать не берусь. Могу сказать точно только одно: никакого даже временного смягчения для обеспечения отечественного рынка лекарствами в рамках новой стратегии не предусматривается. Как новые протекционистские меры согласуются с реальными потребностями отечественной медицины, пока не вполне ясно. Продолжаем следить за ситуацией...

📍В июле этого года в профильном департаменте Минздрава и думском комитете по охране здоровья нам подтвердили информацию о том, что 700 лекарственных препаратов находятся в заявке на вывод с российского рынка. Тогда же я впервые написал об этом. В частности, об уходе из РФ предупредили японские компании.

Чуть позже первый замруководителя фракции «ЕР» в Госдуме Андрей Исаев сообщил уже о 900 лекарственных средствах иностранного производства, покидающих российский рынок.

Несмотря на все опровержения Росздравнадзора и Минздрава, по состоянию на ноябрь 2019 года в перечень импортных ЛС, которые исчезли из РФ, эксперты включают от 700 до 900 позиций. Но точных цифр нет ни у кого, так как учет препаратов, исчезнувших с фармацевтического рынка России не ведется (или скрывается?). Если обратиться к официальному сайту Росздравнадзора, то на каждый месяц значится от 3 до 5 препаратов, о прекращении поставок которых сообщали иностранные производители. Только вот в сообщениях часто значатся препараты, скажем прямо, далеко не всегда критичные для российского фармрынка. А тем временем дефицит возникает по лекарствам жизненно необходимым. И маловероятно, чтобы Росздравнадзор не был осведомлен об этом.

О совершенно безвыходных ситуациях становится известно уже из сообщений СМИ, куда просачиваются массовые жалобы населения, петиции родителей и врачей не с просьбой - с мольбой вернуть то или иное лекарство на российский рынок. И если до сих пор проблемой было получение препаратов по системе льготного обеспечения, то после вывода препаратов с российского рынка их нельзя уже купить и за свой счет. Их просто больше нет и, видимо, не будет. Со временем, наверное, будут новые, аналоговые, но есть ли это время, да и смогут ли пациенты перестроиться на новые препараты? За что они платят такую высокую цену, пока производители разбираются между собой?

Ни для кого уже не секрет, что последние несколько лет у нас совершенно катастрофическое положение с препаратами для лечения онкозаболеваний. Проблема заключается не только в массовом выводе проверенных иностранных препаратов, к которым, кстати, адаптируется организм весьма уязвимых пациентов, но и в том, что даже зачастую отторгающимися организмом дженериками (препараты-аналоги, содержащие то же действующее вещество, но вовсе не обязательно аналогичные оригиналу по действию) в полной мере все регионы не обеспечиваются. Я цитирую врачей–онкологов, сообщающих, что они теперь «лечат вслепую», так как на все жалобы о нехватке препаратов для онкобольных получают ответ «лечите тем, что есть».

Так, летом этого года ко мне (и не только) массово обращались мамы детей с онкозаболеваниями: с июля в Россию перестал завозиться препарат «Винкристин Тева», который производят в Западной Европе. Заменивший же его российский аналог «Веро-Винкристин» в 50-70 процентов случаев вызывает серьезные побочные действия –вплоть до отказа ног.

Еще до этого катастрофой для российской онкологии стал вывод с российского рынка в 2017 году онкологических препаратов «Медак» («Medac GmbH», Германия). Компания поставляла в Россию «Аспарагиназу» — основной препарат для лечения лимфобластного лейкоза. Заменить его российским аналогом пока не выходит - слишком сложная технология выращивания нужной кульуры. С таким объемом российский производитель пока просто не справляется и снижает качество. И это не единственный препарат, который «Медак» вывел из России. С 2017 по 2018 год хоть как-то эту «дыру» закрывала «Трела», но и она с 2018 года прекратила работу в России. Большие проблемы с поставками цитозара (цитарабина) швейцарской Sandoz (дочерняя структура Novartis) — основной препарат для лечения острого миелобластного лейкоза. Снизила поставки цитарабина и Pfizer.

Давно в России нет онкаспара — препарата, который назначается при остром лимфобластном лейкозе, если у пациента непереносимость аспарагиназы.

Для кардиологов шоком стал вывод с российского рынка препарата «Атенолол Никомед». Японская фармацевтическая компания Takeda после апреля 2019 года сообщила о прекращении поставки его на российский рынок. Казалось бы, есть российские аналоги, но «Атенолол Никомед» Takeda занимал почти 60% российского рынка в упаковках. В 2018 году россияне приобрели в общей сложности 2,9 млн упаковок атенолола. Из них 1,6 млн произвела именно Takeda. Кстати, лекарство было доступное: самая большая пачка стоила в ценах производителя 36 рублей 30 копеек. Минздрав тут же сообщил, что уже видит замену и проблем не будет, но, видимо, «увидел не сразу», не говоря о том, что массовый переход на аналог всегда имеет свои риски. Не говорится об этом и в программе импортозамещения. Зато теперь врачи выписывают рецепты только по действующему веществу, что заметно упрощает «подбор» лекарств «из того, что есть».

Перечень потерянных для России лекарств огромен и, наверное, не очень понятен, может, и не очень интересен читателю, если его эта проблема не затрагивает.Но массовое бегство иностранных фармпроизводителей из страны касается очень многих сегментов лекарственного обеспечения. В частности, с рынка вымываются многие импортные антибиотики, препараты для лечения бронхиальной астмы. Это не означает, что их замены нет, но при таком уровне воздействия «детали» имеют значение.

Если заболевание менее тяжелое и прием ЛС не носит постоянного характера, то замена дженериком (часто менее качественным, но более дешёвым) ощущается в меньшей степени. В случаях с диабетом, онкозаболевниями, рядом хронических заболеваний иммунной системы, всеми орфанными заболеваниями, заболеваниями сердечно-сосудистой системы и т.д. обвал импортных поставок ЛС - это вопрос именно жизни и смерти. Но и с заменой пока справляются не всегда: более провального года по госзакупкам ЛС, чем 2019, боюсь, что и не вспомнить. В то время как иностранные компании снижали поставки или вовсе выводили препараты из России, судя по приведенным ниже данным, российские производители тоже не стремились покрывать все потребности рынка.

За первое полугодие по 47 тысячам тендеров госучреждений на закупку лекарств не подано ни одной заявки. Это каждый четвертый тендер в стране. В последний год количество сорванных аукционов, на которые не вышел ни один поставщик, выросло вдвое.

Больше всего тендеров не удалось разыграть, как ни странно, больницам Москвы: поставщики не стали участвовать в 4,3 тыс. из 13 тыс. объявленных аукционов. Например, полностью сорван контракт на поставку вакцин против папилломавируса человека: участвовать в нем не захотел ни один поставщик. Провалилась также половина тендеров в Саратовской области. В Дагестане и Псковской области было сорвано по 45% аукционов. Еще в 24 регионах более трети тендеров не заинтересовали потенциальных поставщиков.

Эксперты отмечают, что чаще всего срывались аукционы на инсулин и вакцины против бешенства. По данным сайта госзакупок, сорвано 692 из 2,8 тысячи тендеров на поставку инсулина (дефицит этого жизненно важного препарата уже ощутили в разных уголках страны). Но с вакциной от бешенства все значительно хуже: сорвано 429 из 573 объявленных тендеров. В дефиците скоро будет и иммуноглобулин человека против клещевого энцефалита (сорвано 144 тендера), а также препарат антипсихотического действия хлорпромазин (251).

Даже по физраствору было сорвано 683 тендера из 1840 объявленных. Тревожная ситуация и с жизненно важными лекарствами для онкобольных: сорвано 162 тендера на закупку биопрепарата от рака легких, почки и кожи ниволумаба; 140 тендеров — на закупку ритуксимаба, средства от неходжкинской лимфомы и ряда ревматоидных заболеваний; в больницах будет дефицит циклофосфамида, который применяют при раке легкого, молочной железы, яичек.

Росздравнадзор, кстати, уже опроверг эти данные: дескать, «несостоявшийся конкурс» можно понимать по-разному, скажем, в «несостоявшиеся» попадают конкурсы с одним участником. Положим так, но тогда, получается, дефицита препаратов нет?

Есть и другой вопрос: почему ранее столь привлекательный российский рынок стал не интересен иностранным компаниям? Ни один производитель никогда не захочет терять покупателя. И даже в отраслях, напрямую попавших под санкции, к которым никоим образом не имеет отношение фармпроизводство, мы видим множество примеров попыток обхода санкционных ограничений, если рынок действительно интересен производителю. Но с лекарствами так не выходит: занимая львиную долю в отдельных сегментах рынка ЛС, не США, а Япония, Франция, Швейцария и даже Израиль уходят из России. Одной из причин сами компании называют снижение прибыли. И тут стоит им поверить. Как ни печально, производство лекарств – это такой же бизнес, как и любой другой. И моральный аспект тут почти никого не волнует. Необоснованно низкая начальная максимальная цена контракта, установленная новыми правилами, привела к тому, что многим иностранным производителям и провайдерам стало просто невыгодно ввозить в страну препараты по фиксированным ценам. В ряде случаев это признали и сами компании.

Но есть и другая сторона медали: для иностранных компаний-производителей лекарственных средств и субстанций наиболее привлекателен, безусловно, сегмент госзакупок. «Розница», за счет которой хоть как-то выкручивались граждане, доставая лекарства, выведенные из льготного обеспечения, далеко не так маржинальна, чтобы ради нее сохранять поставки. Только вот из госзакупок даже многие «киты» мирового фармпроизводства были в России выброшены.

Конечно, соглашусь с тем фактом, что производители отказывались поставлять лекарства в рамках госзакупок по демпинговым ценам, в соответствии с новой методикой расчета цены для ЖНВЛП по госконтрактам. Но новые правила вступили в силу только с 1 января 2019 года, а иностранные лекарства исчезают из России уже несколько лет. И тут, как мне видится, свой вклад внесла и весьма непродуманная, иногда коррумпированная, система импортозамещения. Мы провозглашаем программу импортозамещения, ставим ограничения в госзакупках для иностранных компаний, но какой ценой даются итоговые показатели? И готова ли сейчас Россия к массовому уходу иностранных лекарств?

Система госзакупок для обеспечения государственных и муниципальных нужд лекарственными препаратами из перечня ЖНВЛП с принципом, известным как «третий лишний», очевидно, не работает. Принятое в 2015 году Правительством России Постановление №1289 «Об установлении ограничений допуска иностранных лекарственных препаратов при государственных закупках» предусматривает, что государственный заказчик должен отклонять все заявки, содержащие предложения о поставке лекарственных препаратов, происходящих из иностранных государств (за исключением государств — членов Евразийского экономического союза (ЕАЭС)), при условии, что на участие в определении поставщика подано не менее двух заявок, которые удовлетворяют требованиям документации о закупке и содержат предложения о поставке лекарственных препаратов, страной происхождения которых являются государства — члены Евразийского экономического союза (Россия, Беларусь, Казахстан, Армения и Кыргызская Республика). Грубо говоря, если есть 2 российских претендента, то иностранного производителя, кроме производителей из перечисленных стран, даже не допускают к участию в тендере.

Данная мера была принята в рамках программы по импортозамещению. В результате многие западные компании действительно стали уходить с российского рынка, более того, сокращать производства данных ЛС с учетом потерянной доли в России. А это означает, что резко нарастить поставку будет не так легко при всем желании. О тупиковости созданной ситуации говорит и тот факт, что, несмотря на столь активную политику импортозамещния в сфере лекарств, в сентябре этого года официальные представители Минздрава сообщали о намерении обратиться к руководству компаний Sandoz и Bayer, чтобы обсудить обращение на рынке некоторых лекарственных препаратов, в том числе онкологических. И это, опять же, только информация, обнародованная в прессе.

Сейчас в спешке принимаются законы, направленные на возможность ручного регулирования ситуации на рынке ЛС в случае возникновения дефицита (например, госдума рассматривает законопроект о выпуске лекарств без согласия обладателя патента). Упрощаются правила регистрации, для возможности более оперативного ввода лекарства в обращение, причем с замыканием на Росздравнадзоре. К чему приведут эти меры, пока не ясно, но склонен оценивать их скептически. Очевидно, что все предложенные новеллы далеки от взвешенной стратегии развития фармотрасли и реформирования системы лекарственного обеспечения «в новых условиях». Это не более чем меры «экстренного реагирования», а не решения проблемы.

Между тем некая стратегия все-таки просматривается: расширяя перечень «льготных лекарств», Россия бешеными темпами наращивает поставку и производство аналогов. И сейчас мы являемся абсолютными лидерами по потреблению дженериков среди развитых стран, в 2,5 раза превосходя по этому показателю средний уровень по ЕС. Только вот, как показывает практика, даже при таких темпах генерические препараты пока не покрывают растущий дефицит на лекарственном рынке. И заложниками данной ситуации становятся как пациенты, так и медики, вынужденные работать в условиях дефицита лекарств со всеми сопутствующими рисками.
Источники:
http://www.medargo.ru/news.php?id=2320
https://www.eg.ru/society/789029-lekarstvennyy-apokalipsis-t...
https://oprf.ru/press/news/2019/newsitem/51756?fbclid=IwAR02...

📍В июле этого года в профильном департаменте Минздрава и думском комитете по охране здоровья нам подтвердили информацию о том, что 700 лекарственных препаратов находятся в заявке на вывод с российского рынка. Тогда же я впервые написал об этом. В частности, об уходе из РФ предупредили японские компании.

Чуть позже первый замруководителя фракции «ЕР» в Госдуме Андрей Исаев сообщил уже о 900 лекарственных средствах иностранного производства, покидающих российский рынок.

Несмотря на все опровержения Росздравнадзора и Минздрава, по состоянию на ноябрь 2019 года в перечень импортных ЛС, которые исчезли из РФ, эксперты включают от 700 до 900 позиций. Но точных цифр нет ни у кого, так как учет препаратов, исчезнувших с фармацевтического рынка России не ведется (или скрывается?). Если обратиться к официальному сайту Росздравнадзора, то на каждый месяц значится от 3 до 5 препаратов, о прекращении поставок которых сообщали иностранные производители. Только вот в сообщениях часто значатся препараты, скажем прямо, далеко не всегда критичные для российского фармрынка. А тем временем дефицит возникает по лекарствам жизненно необходимым. И маловероятно, чтобы Росздравнадзор не был осведомлен об этом.

О совершенно безвыходных ситуациях становится известно уже из сообщений СМИ, куда просачиваются массовые жалобы населения, петиции родителей и врачей не с просьбой - с мольбой вернуть то или иное лекарство на российский рынок. И если до сих пор проблемой было получение препаратов по системе льготного обеспечения, то после вывода препаратов с российского рынка их нельзя уже купить и за свой счет. Их просто больше нет и, видимо, не будет. Со временем, наверное, будут новые, аналоговые, но есть ли это время, да и смогут ли пациенты перестроиться на новые препараты? За что они платят такую высокую цену, пока производители разбираются между собой?

Ни для кого уже не секрет, что последние несколько лет у нас совершенно катастрофическое положение с препаратами для лечения онкозаболеваний. Проблема заключается не только в массовом выводе проверенных иностранных препаратов, к которым, кстати, адаптируется организм весьма уязвимых пациентов, но и в том, что даже зачастую отторгающимися организмом дженериками (препараты-аналоги, содержащие то же действующее вещество, но вовсе не обязательно аналогичные оригиналу по действию) в полной мере все регионы не обеспечиваются. Я цитирую врачей–онкологов, сообщающих, что они теперь «лечат вслепую», так как на все жалобы о нехватке препаратов для онкобольных получают ответ «лечите тем, что есть».

Так, летом этого года ко мне (и не только) массово обращались мамы детей с онкозаболеваниями: с июля в Россию перестал завозиться препарат «Винкристин Тева», который производят в Западной Европе. Заменивший же его российский аналог «Веро-Винкристин» в 50-70 процентов случаев вызывает серьезные побочные действия –вплоть до отказа ног.

Еще до этого катастрофой для российской онкологии стал вывод с российского рынка в 2017 году онкологических препаратов «Медак» («Medac GmbH», Германия). Компания поставляла в Россию «Аспарагиназу» — основной препарат для лечения лимфобластного лейкоза. Заменить его российским аналогом пока не выходит - слишком сложная технология выращивания нужной кульуры. С таким объемом российский производитель пока просто не справляется и снижает качество. И это не единственный препарат, который «Медак» вывел из России. С 2017 по 2018 год хоть как-то эту «дыру» закрывала «Трела», но и она с 2018 года прекратила работу в России. Большие проблемы с поставками цитозара (цитарабина) швейцарской Sandoz (дочерняя структура Novartis) — основной препарат для лечения острого миелобластного лейкоза. Снизила поставки цитарабина и Pfizer.

Давно в России нет онкаспара — препарата, который назначается при остром лимфобластном лейкозе, если у пациента непереносимость аспарагиназы.

Для кардиологов шоком стал вывод с российского рынка препарата «Атенолол Никомед». Японская фармацевтическая компания Takeda после апреля 2019 года сообщила о прекращении поставки его на российский рынок. Казалось бы, есть российские аналоги, но «Атенолол Никомед» Takeda занимал почти 60% российского рынка в упаковках. В 2018 году россияне приобрели в общей сложности 2,9 млн упаковок атенолола. Из них 1,6 млн произвела именно Takeda. Кстати, лекарство было доступное: самая большая пачка стоила в ценах производителя 36 рублей 30 копеек. Минздрав тут же сообщил, что уже видит замену и проблем не будет, но, видимо, «увидел не сразу», не говоря о том, что массовый переход на аналог всегда имеет свои риски. Не говорится об этом и в программе импортозамещения. Зато теперь врачи выписывают рецепты только по действующему веществу, что заметно упрощает «подбор» лекарств «из того, что есть».

Перечень потерянных для России лекарств огромен и, наверное, не очень понятен, может, и не очень интересен читателю, если его эта проблема не затрагивает.Но массовое бегство иностранных фармпроизводителей из страны касается очень многих сегментов лекарственного обеспечения. В частности, с рынка вымываются многие импортные антибиотики, препараты для лечения бронхиальной астмы. Это не означает, что их замены нет, но при таком уровне воздействия «детали» имеют значение.

Если заболевание менее тяжелое и прием ЛС не носит постоянного характера, то замена дженериком (часто менее качественным, но более дешёвым) ощущается в меньшей степени. В случаях с диабетом, онкозаболевниями, рядом хронических заболеваний иммунной системы, всеми орфанными заболеваниями, заболеваниями сердечно-сосудистой системы и т.д. обвал импортных поставок ЛС - это вопрос именно жизни и смерти. Но и с заменой пока справляются не всегда: более провального года по госзакупкам ЛС, чем 2019, боюсь, что и не вспомнить. В то время как иностранные компании снижали поставки или вовсе выводили препараты из России, судя по приведенным ниже данным, российские производители тоже не стремились покрывать все потребности рынка.

За первое полугодие по 47 тысячам тендеров госучреждений на закупку лекарств не подано ни одной заявки. Это каждый четвертый тендер в стране. В последний год количество сорванных аукционов, на которые не вышел ни один поставщик, выросло вдвое.

Больше всего тендеров не удалось разыграть, как ни странно, больницам Москвы: поставщики не стали участвовать в 4,3 тыс. из 13 тыс. объявленных аукционов. Например, полностью сорван контракт на поставку вакцин против папилломавируса человека: участвовать в нем не захотел ни один поставщик. Провалилась также половина тендеров в Саратовской области. В Дагестане и Псковской области было сорвано по 45% аукционов. Еще в 24 регионах более трети тендеров не заинтересовали потенциальных поставщиков.

Эксперты отмечают, что чаще всего срывались аукционы на инсулин и вакцины против бешенства. По данным сайта госзакупок, сорвано 692 из 2,8 тысячи тендеров на поставку инсулина (дефицит этого жизненно важного препарата уже ощутили в разных уголках страны). Но с вакциной от бешенства все значительно хуже: сорвано 429 из 573 объявленных тендеров. В дефиците скоро будет и иммуноглобулин человека против клещевого энцефалита (сорвано 144 тендера), а также препарат антипсихотического действия хлорпромазин (251).

Даже по физраствору было сорвано 683 тендера из 1840 объявленных. Тревожная ситуация и с жизненно важными лекарствами для онкобольных: сорвано 162 тендера на закупку биопрепарата от рака легких, почки и кожи ниволумаба; 140 тендеров — на закупку ритуксимаба, средства от неходжкинской лимфомы и ряда ревматоидных заболеваний; в больницах будет дефицит циклофосфамида, который применяют при раке легкого, молочной железы, яичек.

Росздравнадзор, кстати, уже опроверг эти данные: дескать, «несостоявшийся конкурс» можно понимать по-разному, скажем, в «несостоявшиеся» попадают конкурсы с одним участником. Положим так, но тогда, получается, дефицита препаратов нет?

Есть и другой вопрос: почему ранее столь привлекательный российский рынок стал не интересен иностранным компаниям? Ни один производитель никогда не захочет терять покупателя. И даже в отраслях, напрямую попавших под санкции, к которым никоим образом не имеет отношение фармпроизводство, мы видим множество примеров попыток обхода санкционных ограничений, если рынок действительно интересен производителю. Но с лекарствами так не выходит: занимая львиную долю в отдельных сегментах рынка ЛС, не США, а Япония, Франция, Швейцария и даже Израиль уходят из России. Одной из причин сами компании называют снижение прибыли. И тут стоит им поверить. Как ни печально, производство лекарств – это такой же бизнес, как и любой другой. И моральный аспект тут почти никого не волнует. Необоснованно низкая начальная максимальная цена контракта, установленная новыми правилами, привела к тому, что многим иностранным производителям и провайдерам стало просто невыгодно ввозить в страну препараты по фиксированным ценам. В ряде случаев это признали и сами компании.

Но есть и другая сторона медали: для иностранных компаний-производителей лекарственных средств и субстанций наиболее привлекателен, безусловно, сегмент госзакупок. «Розница», за счет которой хоть как-то выкручивались граждане, доставая лекарства, выведенные из льготного обеспечения, далеко не так маржинальна, чтобы ради нее сохранять поставки. Только вот из госзакупок даже многие «киты» мирового фармпроизводства были в России выброшены.

Конечно, соглашусь с тем фактом, что производители отказывались поставлять лекарства в рамках госзакупок по демпинговым ценам, в соответствии с новой методикой расчета цены для ЖНВЛП по госконтрактам. Но новые правила вступили в силу только с 1 января 2019 года, а иностранные лекарства исчезают из России уже несколько лет. И тут, как мне видится, свой вклад внесла и весьма непродуманная, иногда коррумпированная, система импортозамещения. Мы провозглашаем программу импортозамещения, ставим ограничения в госзакупках для иностранных компаний, но какой ценой даются итоговые показатели? И готова ли сейчас Россия к массовому уходу иностранных лекарств?

Система госзакупок для обеспечения государственных и муниципальных нужд лекарственными препаратами из перечня ЖНВЛП с принципом, известным как «третий лишний», очевидно, не работает. Принятое в 2015 году Правительством России Постановление №1289 «Об установлении ограничений допуска иностранных лекарственных препаратов при государственных закупках» предусматривает, что государственный заказчик должен отклонять все заявки, содержащие предложения о поставке лекарственных препаратов, происходящих из иностранных государств (за исключением государств — членов Евразийского экономического союза (ЕАЭС)), при условии, что на участие в определении поставщика подано не менее двух заявок, которые удовлетворяют требованиям документации о закупке и содержат предложения о поставке лекарственных препаратов, страной происхождения которых являются государства — члены Евразийского экономического союза (Россия, Беларусь, Казахстан, Армения и Кыргызская Республика). Грубо говоря, если есть 2 российских претендента, то иностранного производителя, кроме производителей из перечисленных стран, даже не допускают к участию в тендере.

Данная мера была принята в рамках программы по импортозамещению. В результате многие западные компании действительно стали уходить с российского рынка, более того, сокращать производства данных ЛС с учетом потерянной доли в России. А это означает, что резко нарастить поставку будет не так легко при всем желании. О тупиковости созданной ситуации говорит и тот факт, что, несмотря на столь активную политику импортозамещния в сфере лекарств, в сентябре этого года официальные представители Минздрава сообщали о намерении обратиться к руководству компаний Sandoz и Bayer, чтобы обсудить обращение на рынке некоторых лекарственных препаратов, в том числе онкологических. И это, опять же, только информация, обнародованная в прессе.

Сейчас в спешке принимаются законы, направленные на возможность ручного регулирования ситуации на рынке ЛС в случае возникновения дефицита (например, госдума рассматривает законопроект о выпуске лекарств без согласия обладателя патента). Упрощаются правила регистрации, для возможности более оперативного ввода лекарства в обращение, причем с замыканием на Росздравнадзоре. К чему приведут эти меры, пока не ясно, но склонен оценивать их скептически. Очевидно, что все предложенные новеллы далеки от взвешенной стратегии развития фармотрасли и реформирования системы лекарственного обеспечения «в новых условиях». Это не более чем меры «экстренного реагирования», а не решения проблемы.

Между тем некая стратегия все-таки просматривается: расширяя перечень «льготных лекарств», Россия бешеными темпами наращивает поставку и производство аналогов. И сейчас мы являемся абсолютными лидерами по потреблению дженериков среди развитых стран, в 2,5 раза превосходя по этому показателю средний уровень по ЕС. Только вот, как показывает практика, даже при таких темпах генерические препараты пока не покрывают растущий дефицит на лекарственном рынке. И заложниками данной ситуации становятся как пациенты, так и медики, вынужденные работать в условиях дефицита лекарств со всеми сопутствующими рисками.

Оригинал публикации: https://www.facebook.com/100002206496386/posts/2527124430704415/?d=n

Очередная новость из тех, на которые большинство читателей и внимания уже не обращают: в Сибири задержали двух подозреваемых в контрабанде леса на 600 млн руб., хвойный лес, как указывает СК, незаконно переправляли через российскую границу на грузовых автомобилях, ну и т.д. А сколько таких дел было в других регионах и сколько, увы, «не было»…

Лес – российское богатство и заметная статья доходов бюджета. Вклад лесного сектора в ВВП страны - 1,47%, что немало, если учесть, что суммарно на нефть и газ приходится 15 процентов. Но сейчас речь даже не о госдоходах.

Страшные пожары этого лета уничтожили 9 млн гектаров сибирских лесов. Мировое сообщество бросилось с сочувствием на помощь. Безумный урон, на восполнение которого уйдут десятилетия.

📍Но есть и другая цифра. И её никто не цитирует: коррупция, покрываемая, как правило, местными властями, уничтожила более 50 млн гектаров за последние 10 лет. - Как вам?

Так посчитать – по 5 млн га в год в среднем. Сейчас по показателю вырубки леса Россия занимает грустное первое место в мире. С большим отрывом идет Бразилия, где непролазные леса вырубались под массовую застройку. Леса, считавшиеся гордостью России, массово идут на черный экспорт. Только по официальным данным Генпрокуратуры РФ, общий ущерб от экологических преступлений в стране исчисляется миллиардами. Только в 2018 году зафиксировано 12 миллиардов ущерба от совершенных экологических преступлений, подавляющая часть которых приходится на незаконную вырубку и экспорт леса, причем речь идет об ущербе, который практически не может быть возмещен.

Первое место, безусловно, у Сибири, Дальнего Востока. Как показала, например, разгромная проверка Счетной палаты, в 2018 году из Красноярского края древесины вывезли на 48 миллиардов рублей, а в бюджет региона поступило всего 1,6 миллиарда. При этом СП открыто указывала на семейный характер «черного бизнеса». Тогда ответ на обвинения местных властей был весьма прост: «Да, мы знаем, что отрасль имеет большой теневой оборот. Но большая часть этих претензий носит непрофессиональный характер. Счетная палата выходит далеко за пределы своей компетенции». Тогда, параллельно со скандалом в Красноярске, в московском аэропорту Шереметьево был задержан министр лесного хозяйства Иркутской области Сергей Шеверда по делу о незаконной вырубке леса в природном заповеднике «Туколонь». Как указывала Байкальская межрегиональная природоохранная прокуратура, 116 гектаров реликтового леса из особо охраняемой территории ушли на древесину. Еще 500 гектаров вот-вот должны были начать рубить под видом санитарной вырубки.

Но «в стороне» не оказывается и Центральная Россия. С «завидной» (хотя о какой уж зависти тут можно говорить) регулярностью получаю оперативную информацию о незаконных вырубках в родной Владимирской области. За 2018 год на землях лесного фонда Владимирской области зарегистрировали 149 незаконных рубок леса объёмом 8 тысяч кубометров. Ущерб, который нанесли браконьеры, достиг почти 90 миллионов рублей. Больше всего случаев незаконной заготовки древесины происходит в Селивановском районе (41 случай на сумму ущерба 27,3 миллиона рублей). Нередко правонарушителей ловят и в Меленковском, Судогодском, Собинском, Камешковском, Гусь-Хрустальном и Вязниковском районах. По 2019 году пока сводной статистики нет, но случаи продолжают фиксироваться. Иной раз тревогу бьют лесничие, но часто они и сами оказываются частью преступной цепочки.

В Смоленской области (казалось бы, не сибирские бескрайние просторы) как-то между делом за год вырубили 450 га леса (объём вырубленной древесины - около ста тысяч кубометров). Кстати, леса находились в зоне водосборного бассейна верховьев реки Москвы — главного источника питьевой воды для столицы, то есть вырубленный лес относился к категории защитности («запретные полосы лесов, расположенные вдоль водных объектов»). В данном случае древесина шла не на экспорт, а по «удобным» ценам мебельным заводам страны. Можете «забить» в интернете свой регион, и при всей закрытости информации все равно без труда найдете по нему факты масштабных незаконных вырубок леса. Что еще более интересно, как сообщают эксперты, в ряде случаев даже незначительные возгорания леса (случайные?) тушить никто не спешит, чтоб перевести поврежденный лес в категорию для вырубки. Со стихии взятки гладки…

В результате вся система так называемых «лесных защитных поясов» для городов, которая трепетно сохранялась в СССР, покрылась огромными дырами.

На восполнение загубленного леса, даже без учета ценности пород, нужно не менее 30- 50 лет.  Но в реальности проблемой восстановления лесных ресурсов особенно никто не занимается. Как таковых программ в этой области мало, и они пробуксовывают. Зато массово создаются во всех тех ранее «зеленых полосах» многочисленные мусоросжигательные заводы, в них выносятся, по возможности, промпредприятия (такой политики давно придерживается Москва). Что удивляет при этом больше всего, несмотря на регулярные «облавы» со стороны «силовиков», реально скоординированной работы по борьбе с воровством леса в России нет. Нет, видимо, и никакого желания совершенствовать систему контроля вырубок и ужесточать законодательство. Более того, занимаясь проблемой долгие годы, я не раз встречал весьма интересные статьи «экспертов», на цифрах доказывающих, что со времен СССР лесов у нас стало больше, да и вырубки снизились. Зато мы явно отстаем по официальному экспорту древесины в Китай, если сравнивать с США, то есть еще есть что рубить? И вообще, собственно, кому интересен лес, у нас же в России полно этого добра! - Как в Бразилии, диких обезьян и Педров...

Фото: Гринпис

Оригинал публикации: https://www.facebook.com/100002206496386/posts/2504148979668627?d=n&sfns=mo

Как и обещал, несколько недель назад инициировал проверку авиакомпании «Победа». Поводом для моего обращения в надзорное ведомство стали участившиеся жалобы граждан на повсеместное и регулярное нарушение перевозчиком Федеральных авиационных правил.

По моему запросу Минтранс России и Ространснадзор РФ оперативно провели внеплановую проверку деятельности АК "Победа".

📍Внимание: в результате проведённой проверки было выявлено, что АК "Победа" -нарушает нормы бесплатного провоза багажа, в том числе вещей, находящихся при пассажире;

-взимает дополнительную плату за вещи, разрешенные к перевозке сверх установленной нормы бесплатного провоза багажа и без взимания платы с пассажира;

-необоснованно, в одностороннем порядке отказывает пассажирам в перевозке;

-устанавливает тарифы, не соответствующие требованиям воздушного законодательства и ухудшающие уровень обслуживания пассажиров, установленный действующим законодательством.

-правила перевозки ручной клади вещей (ограничение максимальных суммарных габаритов), установленные данной авиакомпанией, не соответствуют требованиям воздушного законодательства и ухудшают уровень обслуживания пассажиров.

Для устранения указанных нарушений Ространснадзор выдал АК "Победа" соответствующие инспекторские предписания, обязательные для исполнения. В настоящее время авиакомпания, несмотря на очевидную неправомерность своих действий, пытается обжаловать предписания в Арбитражном суде города Москвы.
https://www.facebook.com/abeliakov/posts/1652978728118994